Фруктовая корзинка

Скай открыл глаза на рассвете. Немного болела голова, саднило горло и очень пересохли губы. Когда он попытался повернуться к тумбочке и поискать воду, выяснилось, что он совершенно без сил. Их не хватило даже на то, чтобы выпутаться из одеяла. Зато сразу же подскочил лежавший рядом Пи Пай. — Маленький, проснулся? Ты как? Пить хочешь? Скай кивнул, а потом разглядел лицо альфы и ахнул. На лице справа красовались три длинные кровавые полосы, со щеки переходящие на шею. — Я сейчас! — Пай встал с постели и поспешил напоить Ская. Но тот оттолкнул воду и дотронулся до царапин: — Кто? — говорить было больно, отчего, он и сам не знал. — Ты попей сперва, потом со всем разберёмся. — Пай настоял на том, чтобы Скай взял бутылочку и начал, морщась, пить. А сам пошёл в ванную, чтобы принести бальзам для губ. Смотреть на искусанные после вчерашнего губы омеги было просто невозможно. Там-то, решив заодно умыться, он и обнаружил своё новое «украшение». Охнул и захватил заодно и аптечку. — Кто тебя? — Скай допил воду и звучал теперь немного громче и живее. — Неважно, маленький, давай, я тебе губы пока намажу. А то вчера… — Пай осёкся, не зная, стоит ли об этом говорить. — Я… Я не помню, что было вчера. Что мы делали? Почему я такой… Измученный. Это… Это я тебя поцарапал, да? — в глазах омеги плеснула паника вперемешку с неверием. Он снова протянул руку к лицу Прапая, и тот, стараясь не бередить пощипывающие после умывания царапины, потёрся ласково щекой о прохладную ладонь. — Поможешь намазать их, хорошо? — Пи Пай! — Скай умолял его. — Маленький, я всё расскажу сейчас. Намажь меня, пожалуйста. — он достал из аптечки ватные палочки, пластырь и заживляющий крем. Скай, продолжая тревожно на него поглядывать, осторожно и бережно смазал длинные борозды, и на щеке закрыл их квадратной нашлёпкой пластыря. — Это… Это был я? — Послушай меня. — Пай отложил аптечку и очень осторожно сел ближе к Скаю, а тот тут же прижался к нему, всё ещё замотанный в плед. — Вчера вечером у тебя случился нервный срыв. Из-за меня. Ты очень испугался и перестал понимать, что делаешь. И… — Я ударил тебя. — Дело не в этом. Это ерунда, мне совсем не больно, ты же видел. Я вызвал доктора Конгсакула и доктора Йима. Они приехали и помогли тебе. — Я… Я сошёл с ума? — Нет-нет, мой хороший. Но я не знаю, как правильно тебе рассказать. Ты можешь позже позвонить доктору Йиму и поговорить с ним. — Пай очень хотел обнять Ская и прижать его к себе, но… боялся. До скрученного в спираль живота боялся снова напугать омегу. — Ты лучше скажи, у тебя ничего не болит? — Ты боишься меня, Пи Пай? — Скай внезапно заглянул ему в глаза, переполненный душевной болью и страхом. Что, если он и правда сошёл с ума? — Нет, мой хороший. — Пай решился и обнял омегу, целуя в висок. — За тебя я переживаю, но тебя бояться не стану никогда. Вы же мои самые дорогие на свете персики. — У меня всё хорошо. — Скай тоже покрепче обнял альфу, только сейчас поняв, что оба они во вчерашней одежде. В памяти отрывками стал всплывать минувший вечер. — Как думаешь, тебе нужно к врачу? — Нет… Да… Наверное, я не знаю. Немного болит голова. — Тогда мы попозже съездим. Пусть тебя посмотрят. Док вчера сказал, чтобы я тебя привёз, если будут жалобы… — Пи. — Скай отстранился и внимательно посмотрел на Прапая, положив ладони на обе его щеки и чуть поглаживая кожу кончиками пальцев. — Ты спал? — Да. Немного. — Прапай старался отвести глаза. Такой пристальный взгляд… Как он раньше его ни разу не видел? — Пи. Ты меня не обманываешь? — Скай испугался, что вчерашнее что-то сломало в них обоих. И за Прапая он боялся куда больше. — Хочешь поесть? — Нет. Пи. Скажи, ты в порядке? — Я не в порядке. — Пай интуитивно понял, что сейчас врать нельзя. — Но я буду в порядке, когда перестану переживать за тебя. И за наших друзей. — Рейн? Пи Пхаю? — Пхаю ночью увезли в клинику, Рейн с ним. Что случилось — я пока не знаю, но позже мы всё узнаем с тобой. Не переживай. — Хорошо. — всё ещё напряжённый, Скай снова прижался к альфе, дыша озоном. Было страшно. Пока они говорили, он вспомнил. «Покричи для меня» — вот что его сломало. «Покричи для меня» — именно это сказал ему Ган, когда впервые их секс превратился для Ская в пытку. «Покричи для меня» — говорил он всякий раз. И Скай кричал. Искренне, всей израненной душой, всем поруганным телом он кричал… Как вчера. Бедный Пи Пай, он совсем не виноват был в том, что ему достался сломанный истинный. Быть может… Нет. Скай даже мотнул головой. Он больше не совершит ошибку, он не сбежит. Иначе всё станет только хуже. — Как ты, мой персик? — Пай шумно втягивал его феромон, стараясь понять боится ли омега. Но пахло лишь нежным персиком. — Полежи со мной. — Скай повозился, укладываясь так, чтобы Паю не осталось ничего, кроме как положить голову ему на грудь. А потом, когда альфа смирился и лёг так, как он и хотел, изящные пальцы с драгоценным колечком принялись ласкать и гладить взлохмаченные волосы альфы, укачивая и успокаивая его. Удивительно, но и сам Скай тоже почувствовал себя лучше под тяжестью тела расслабившегося Прапая. Они задремали снова, уже вместе. В клинику они приехали уже после десяти утра, бессовестно проспав. Точнее, Скай до последнего терпел, не желая будить спящего альфу. Но с мочевым спорить было сложно, и обоим пришлось вставать и собираться. Поехали на такси, так как пары часов сна Прапаю на восстановление просто не хватило. Оставив Ская в кабинете доктора Конгсакула, Пай поспешил в палату к другу. Тот скучал на больничной койке, пока мужественный омежка отсыпался на гостевом диванчике. Увидев лицо Прапая, Пхаю тут же поднёс палец к губам, предупреждая, чтобы друг не разбудил спящего. — Привет, как ты? Что случилось? — Пай сел прямо на кровать к больному, который, впрочем, выглядел сейчас куда здоровее друга. — Ничего страшного, не переживай. — так же вполголоса ответил Пхаю. — У меня непереносимость глютена. И я совершенно об этом забыл. Ем одну и ту же, привычную с детства еду, ничего сложного. А тут Рейн вздумал пирог испечь… А я додумался его съесть. И ведь вкусно вышло! А потом так скрутило, что я и прадедушку вспомнил добрым словом… Хорошо, что малыш был рядом. Помог мне. Видел бы ты, как он меня на первый этаж пёр. А ты откуда узнал? — Он мне ночью позвонил. Я скорую вызвал. А утром вот приехал. — А дрался с кем? — Пхаю заметил его расцарапанное лицо. — Так, с котёнком одним. Всё нормально. Тебе нужно что? — Нет, лечение симптоматическое, пирог придётся отдать вам. Он, правда, очень вкусный. Я Рейну скажу, он отдаст. — Тебя когда выпишут? — Сегодня. Сказали — после обеда. Мы домой сразу тогда, а завтра я уже буду на работе, не переживай. — Хорошо, я рад, что ты в порядке. Твой омега — настоящий герой, так ему и передай. А я пойду, у меня Скай тут на осмотре. — Случилось что? — Потом расскажу, хорошо? Он в норме, так что потом поговорим. — Хорошо, привет ему. Когда Пай вышел из палаты, Пхаю медленно и осторожно лёг на бок. Действие обезболивающего, которое ему вкололи ночью, медленно сходило на нет. Внутри тихонечко, но изматывающе болело всё. Пхаю размышлял над тем, как бы спровадить Рейна домой, чтобы тот не узнал, из-за кого альфа угодил на больничную койку. Но все его планы рухнули в одночасье, когда в палату с ноги ворвался Витхун Митхипатхана, дорогой незванный папочка с искусно размазанной под глазами тушью будто бы от безутешных слёз. — Сыночек! Солнце моё! Где этот гнусный отравитель! Я вызову полицию! — Пап, прекрати истерику и не ори, это больница, а не сцена театра. — Но ты же! — Я в порядке. И не смей моего будущего мужа называть отравителем. — А то я и правда вас отравлю. — с дивана, потирая кулачками заспанные глаза, поднялся Рейн в любимой пижамке с корги. Он, не глядя, сунул в тапки босые ноги и пошаркал к кровати Пхаю. Сел на край и аккуратно обнял альфу. — Доброе утро, Пи. Как ты? — Всё хорошо, мятный. Спасибо, что спас. — Спас? Да он тебя чуть не убил! — взвился Витхун. Когда из клиники ему сообщили о том, что Пхаю госпитализирован из-за приступа глютеновой непереносимости, он ни секунды не сомневался, что эта диверсия — дело рук маленького негодяя. Но обнаружить его в палате сына, да ещё и быть полностью им проигнорированным — это было просто ни в какие ворота! Отравил, нахамил, угрожал!!! — Папа, ты можешь идти, я в порядке. — Я тебя с ним одного не оставлю! — Что, и спать с нами будете? — то ли Рейн реально ещё не проснулся, то ли вчерашний стресс из него не выветрился, но сегодня и здесь, чувствуя спиной тепло Пхаю, он совершенно не боялся Витхуна, несмотря на спешку, тщательно уложенного, накрашенного и фальшивого во всём, кроме своего раздражения. — Да как ты смеешь! Я в полицию заявлю! — Не сможешь, папа. Иди домой. — Что значит — не смогу?! Это было покушение! — Витхун заметил, как Рейн дёрнулся, и внутренне возликовал. Он запугает это мятное недоразумение, и сын будет свободен! — Если вы о своих деньгах, кхун Витхун, то я на них не покушаюсь. — Рейн говорил спокойно и с каплей иронии, но под одеялом незаметно сжимал пальцы своего альфы. Родители — это было что-то слишком важное для него, исчезнувшее из его собственной жизни подлым образом, но в сердце оставшееся несбыточной мечтой. Рейн даже немного завидовал Скаю, внезапно обрётшему в лицах Витсарута и Вайю любящую его семью. Увы, похоже, Пи Пхаю наоборот, лишился родителей из-за него. — Ты отнимаешь у меня сына! — взвизгнул старший омега, и Пхаю поморщился от горечи в сердце и боли в ушах. — Нет. — сказал он. — Ты сам от нас отказался. Тебе не нужен сын, тебе нужна красивая картинка. Но не в этот раз, папа. Уходи. — Покиньте, пожалуйста, палату, доктор должен осмотреть пациента. — скомандовал вошедший в палату медбрат, и Рейн вышел первым, а за ним поспешил Витхун. В коридоре он вцепился пальцами в запястье будущего зятя и поволок его в большой и светлый холл с диванами. — Я дам тебе денег, сколько? Оставь моего сына в покое! — Лучше дайте денег Фангу, ему отчаянно не хватает на уколы молодости. — огрызнулся Рейн и с трудом освободился от болезненной хватки. — Мне не нужны ваши деньги. И ваши с мужем извинения тоже больше не нужны. — Извинения? Сарут? Он извинялся?! — Нет. И я их не приму. Такие извинения хуже оскорблений. Я сожалею, что по незнанию причинил вред Пи Пхаю, но больше перед вами я ни в чём не виноват. А с ним мы разберёмся сами. — Ты маленький безродный засранец! — прошипел Витхун. — У тебя даже родителей нет. — Да. — гордо вытянулся Рейн, стараясь не заплакать. — В этом мне повезло больше. ТАКИХ родителей у меня нет. Не в силах больше сдерживаться, он развернулся и ушёл в туалет, где, запершись в кабинке, немного поплакал. У него не возникло мысли бросить Пхаю. И вину он не чувствовал за собой. Ни в том, что любил Пхаю. Ни в том, что всё-таки отказался принимать извинения от Сарута. «Я не хочу сейчас говорить с твоим отцом, Пи Пхаю. Мы слишком на разных уровнях. Я хочу сначала стать тем, кого можно уважать самого по себе». — может тогда он выразился не слишком грамотно и красиво, но чувствовал именно так. Маленький и гордый — назвал его тогда Пи и поцеловал в лоб. Когда Рейн выбрался из туалета, Витхуна в холле не было. А на диване сидел Прапай. Он был какой-то пожёванный, и Рейн поспешил узнать, что всё же случилось ночью со Скаем. Прапай рассказал очень коротко и добавил, что сейчас Скай у доктора Йима, а потом они планируют заглянуть к омегологу, чтобы убедиться, что ребёнок в порядке. Телефон Рейна пискнул пришедшим сообщением, и он тут же пошёл в палату, позвав заодно и Прапая. — Рейн, меня выписывают, а где папа? — Ушёл, наверное, я не видел, в туалете был. — Рейн отвёл глаза, чтобы Пхаю не увидел, что он плакал. — Иди сюда, маленький, моего папу даже призраки боятся. Иди ко мне. — Я не боюсь. — пробурчал Рейн, садясь на кровать и падая на грудь своего альфы. — Как там Скай? — Пхаю, наконец заметил в палате друга. — Сейчас всё хорошо. Но вчера было не очень. — Держись. Кажется, выдав нам самых лучших на свете омег, карма исчерпала запас хорошего в остальном. — Пхаю криво улыбнулся. — Счастье — это по-настоящему дорого. — кивнул Прапай. — Можно, я у вас тут пока вздремну? — Ложись, конечно, Пи, я тебе сейчас плед достану. — заботливый Рейн уже поправлял подушку на подлокотнике коротковатого для альфы дивана. — Я напишу Скаю, где ты.