Don't let my ignorance prevail

      Подготовка к концерту – дело весьма многогранное. Репетиции и прогоны материала по кругу со всеми вытекающими – самая простая и очевидная часть из всех, которые можно вообразить. Нужно еще разобраться с технической частью, почти полностью зависящей от нас, с «медийной» стороной и с транспортом, и последнее вроде уже было решено: у отца Яски была машина, и он любезно согласился нам помочь и отвезти наши инструменты и прочую технику на площадку. По части того, что касалось игры, я был полностью уверен, как в своих силах, так и в ребятах, которые отдавались делу на сто процентов, несмотря на все наши мелкие пререкания. Радовала меня и отдача Янне: да, я, пожалуй, слишком много иронизирую в своих мыслях на тему его появления и его школьных привычек «делать домашние задания», но это та черта, которая совершенно точно необходима для работоспособности группы, которой мы хотим стать. Я много говорил с ребятами на тему того, что очень серьезно отношусь к этому занятию, так что «мы» в данной ситуации – не королевское. Все любят полениться и попинать балду, но все-таки, понятие ответственности знакомо каждому из нас, и каждый, как может, вкладывается в общее дело.       Меня немного задевает, когда меня зовут «лидером». В силу своего с детства бесноватого характера, я недолюбливал авторитарный надзор, господство влиятельных мнений и любое начальство, ну а стоило немного вырасти – тут же начал всем расписывать свои свободолюбивые взгляды на жизнь. Поэтому я так быстро свалил из школы, где мне никогда не было особо интересно, и пусть министры образования визжат о том, какая наша школа прогрессивная и либеральная, пусть они будут убирать систему оценивания, превращая все это в акт тотальной уравниловки, пусть запихивают школьников на эти тупые часы «обслуживания кафе» вместо отдельной экономики, обществознания и математики – мне все равно это место казалось постылым и немного лицемерным. Слово «лидер» ассоциировалось у меня с высокомерностью, гадким поведением и необходимостью лебезить и лизать зад какому-нибудь подлому придурку при серьезных щах. Таким «лидером» становиться совсем не хотелось, но некоторая власть не могла не соблазнять, и каждый раз, когда мне случайно напоминали о моей мало-мальской харизме или каких-нибудь лидерских задатках, то лицо у меня слегка кривилось: с одной стороны, потому что я не хотел быть сволочью, а с другой – потому что отчетливо понимал, что определенное высокомерие – вполне присущая мне черта, которую я не могу отрицать, но которую пытаюсь всеми силами держать в узде. Короче говоря, как бы там ни было, мне нравилось быть инициатором, нравилось иметь контроль, но при этом хотелось оставаться хорошим человеком. Не уверен, что я таковым был, но, по крайней мере, к этому стремился.       В некотором роде, именно из-за таких убеждений между мной и Янне и происходило то, что происходило. Ну, точнее, между нами не особо что-то и происходило, оно все бурлило исключительно внутри меня, а вырывалось в итоге прямо на него – и он в этом ни капли не был виноват, стоит признать. Стоило мне про него вспомнить, как внутри сразу же сгущался плотный туман из неясных опасений, и я не прикалываюсь, когда говорю, что мыслей у меня на его счет много, и все они – как запутавшийся клубок материи неизвестного происхождения, распутывание которого вызывает у меня мощнейший когнитивный диссонанс. Когда со мной такое происходит – а я, черт возьми, ненавижу, когда со мной такое происходит – мне хочется подойти к стене и несколько раз посильнее удариться об нее головой, чтобы вытрясти из себя всю эту неразбериху, всю чушь, все свои конфликтные желания и мотивы, потому что я хочу быть понятен хотя бы самому себе. И чем дольше я из себя вытряхиваю все это дерьмо, тем длиннее становится путь к поиску ответов. Стараясь не думать о проблемах, которые нарастали во мне одна за другой, я только вставлял себе палки в колеса на извилистой дорожке к их решению. Достаточно ли я хорошо осознавал необходимость свои приколы решать, а не затыкать им рот? Возможно. Но от этого моя стратегия по отношению к своему мозгу и мышлению не слишком-то и менялась.       Взять хотя бы Янне. Проблема? Сам по себе – нет. А для меня – пиздец какая проблема. Какого она характера – хрен разберешь, но угрозы он для меня не представляет... Постойте, угрозы чему? Лидерству, что ли? Да ни хрена. Лидерство меня не печет – мы все тут собрались чтобы делать свою работу, и пинать никого не нужно, просто так уж вышло, что никто кроме меня не светился желанием надрывать связки перед микрофоном. В этом смысле я лидер только потому, что стою впереди, и меня, типа, лучше видно. Остальное меня не волнует. Банальное стечение обстоятельств. Тогда, получается, угроза таланту? Как вообще таланту может хоть что-нибудь угрожать? Просто бред, мотивированный завистью. Да и про зависть говорить, кажется, неуместно, ведь нам не в чем соревноваться, у нас разные задачи. Остается что-то другое... что-то личное. И здесь – совсем слепое пятно. Ведь он хороший мальчик. Кстати, надо прекратить его так называть. А еще надо прекратить из него эту проблему делать.       О Янне и его «хорошести» можно было бы говорить, если бы я чувствовал в этом хотя бы каплю лицемерия, но и в данном случае проблема заключалась не в этом: уж не знаю, что он за человек, но я совершенно не верю в его актерские способности. То, что я вижу в нем – это его исключительная честность и естественность в проявлениях кротости. Сомневаюсь, что он умеет настолько убедительно врать. Он раздражал бы меня, как могут раздражать лживые люди, если бы я смог хоть на мгновение уловить в нем неискренность. Но этого не было. Мне кажется, Янне мог быть каким угодно, но точно не фальшивым.       Попробую все же сформулировать. Основная, пожалуй, хрень в том, что он у меня вызывает неоднозначные чувства. Я знаю, как это звучит! Но черт возьми, это правда. Он будто лезет мне в самое нутро, мать его, не могу назвать это иными словами. Мы с ним ни в чем не похожи. И не должны быть. Но стоит мне его увидеть, почувствовать вот эту его покорную сущность хотя бы в радиусе километра около себя – все. Я слетаю с катушек.       Это как приступ аллергии. Которыми я, между прочим, не страдаю – в прямом смысле. А вот на этого человека у меня прямо какое-то обострение. Я не знаю, что со мной не так, и может быть, если я начну наконец-то с ним нормально разговаривать, регулярно, то все это быстро забудется и потом будет казаться глупостью. Но сейчас он мощно мое и без того нестабильное спокойствие подрывает, и причина тому – его вот эта вот... ну, мягкость, что ли. И послушность. Ладно, был не прав, когда сказал, что он мне уж слишком ясен. Хуясен. Ни черта подобного. А ведь это совсем не плохо, что он такой неженка. IneartheD, парадоксально, функционирует с ним даже лучше, чем без него. Тогда в чем же дело? Видимо, во мне, потому что я не хочу быть для него мерилом правильности. Не хочу ему никаким образом шаблон менять.       Но он ведь и не подстраивается. Ставит меня на место так, как умеет, при этом умудряется все равно оставаться весьма милым, и не сочиться говном по моему образу и подобию. А я его задеваю. Как будто бы даже сильно. Причем, я совершенно точно не хочу быть его головной болью.       Значит, и правда что-то личное. Видимо, он мне просто по каким-то моим тупым меркам не нравится. Но... и тут не совсем правда. Не могу сказать, что прямо-таки охуенно нравится, но и не не-нравится. Вы поняли. Хотя, я сам ничего не понял. Лучше бы кролика на клавишные взяли. Прославились бы быстрее, и мне всю эту дрянь не пришлось бы разгребать.       Просто аллергия на странных тихих пацанов. Откуда бы ей взяться, да... По реакции остальных тоже трудно судить. Яска с Хенккой прикалываются насчет меня с ним, а вот Але обеспокоен. Не знаю, чего он так со мной возится. Он говорит – «тебе надо с ним на связь выходить». Так я и не морожусь! Я сам только рад был бы избавиться от этого напряжения. Янне мне как-никак даже импонирует, по тому, что я успел в нем разглядеть. То есть, можно было бы и корешами стать. Когда-нибудь. Але говорит – «концентрируйся на положительных моментах». О, твою же в душу. Ну да, я все это знаю. Банальщина, от которой тошнота к горлу подступает. Хотя, может, в чем-то он и прав.       Положительные моменты. Они есть. Янне – крутой музыкант, у него очень хорошая техника игры, плюс он реально за все эти важные теоретические штуки шарит, а значит, есть шанс. Какие еще есть «положительные моменты»?       Характер? Ну... Мне нравится его скромность в сочетании с впечатляющими навыками. Тут правда можно искренний респект ему отдать – скромняга, и это даже очаровательно, в некоторой степени. Это хорошая черта. И шутить он пытался – даже получалось. А еще он неконфликтный, хотя мог бы мне по лицу уже дать, хоть разок. А вот из минусов – он очень нежный. Нежнючий. Само по себе это не дурно, да только со мной... я не знаю. Мне хочется... чтобы он мог мне противостоять. Не в плане каких-то там псевдо-соревнований за первенство. Просто... я не хочу, чтобы он... воспринимал меня слишком остро, что ли. Мы все друг на друга собачимся, это помогает, знаете ли, выпустить пар и не доводить мелкие недоразумения до тайфуна. Когда работаешь над чем-то в команде, невозможно обойтись без недопониманий, и высказывать свое мнение вовремя, не превращая репетиционную в ринг для борьбы без правил, оказывается очень важно. Ну и у меня есть эта странная потребность... не знаю, наверное, не вполне адекватная – просто периодически вспылить. Есть оно во мне, что я теперь могу сделать? Ничего не попишешь. Иногда хочется. Все об этом знают, и умеют меня заткнуть, если я случайно какие-то границы переступаю. И живем душа в душу дальше. А вот с Янне... черт, я не знаю, что с ним делать. С ним как будто бы нужно быть аккуратнее. Но для меня это все равно что нянчиться с маленьким ребенком – намного более энергозатратно, вы знаете. Может, он когда-нибудь научится фильтровать. Честно, я бы этого хотел. Не задевать его. Потому что он мне скорее нравится, чем нет. Общение с ним превращается для меня – и для него, как ни странно, тоже – в попытку плыть рядом с морскими минами. Заденешь, и пизда обоим. И еще я просто не хочу быть перед ним виноватым. Вина – гнусное чувство. Очень болезненное. Я много раз через него проходил. В разной степени. Вина не оставляет в тебе ничего благоразумного. Вина стирает с тебя человеческое лицо, когда ты смотришь в зеркало. Я просто не хочу опять... Не хочу, короче.       Да уж. Целый трактат про Янне. Янне, Янне, Янне, Янне. Да успокойся ты уже, боже мой.

***

      Мы все-таки собрались еще раз. Играли недолго, все действительно было отлично отработано. Однако, нужно было внимательно продумать план действий и все разжевать как следует: что делать с техникой, когда и как мы соберемся с отцом Яски, повезет ли он нас, или только инструменты – короче, мы без умолку трепались обо всех этих важных аспектах. Я также вспомнил, что нужно будет распечатать листовок: жаль, что не догадался сделать этого раньше, может, больше людей могло бы увидеть. Бар выставлял расписание мероприятий, но о них знали только регулярные посетители, а мне хотелось привлечь новую аудиторию. Я рассчитывал на некое божественное стечение обстоятельств, ведь на концерты иногда захаживают эти мужики в костюмах от звукозаписывающих компаний и выискивают тех, кого можно было бы подороже продать. Тут конфликта никогда не возникало ни с какими принципами: продавайте. Возьмите нас и продавайте так дорого, как получится, мы только спасибо скажем. Только не диктуйте нам, что и как играть.       Хенкка и Александр вызвались заняться листовками: Хенкка знал, что небольшое количество можно было бесплатно распечатать в местной библиотеке, а Але мог попросить знакомого из типографии по приемлемой цене распечатать еще хотя бы сотню. Естественно, я агитировал за то, чтобы они звали всех своих друзей – хотя бы просто ради толпы. Чем больше людей – тем проще. Самое страшное с тобой случается, когда ты пытаешься войти в сценический образ, прыгаешь по сцене, как болван, а на тебя смотрят два каких-нибудь одиноких, ужравшихся рыбака, и причем прямо в глаза. Сидят, шатаются, и глазеют на тебя, а ты различаешь, как меняются их лица, и думаешь – блять! Какие же мы все клоуны! В таком случае невозможно на своей гитаре вообще сосредоточиться. Они пялятся, выглядят как самые последние люди на планете, у которых только и осталось, что бутылка и эта их вонючая рыба, и ухмыляются тебе – давай, пизденыш патлатый, резвись. Все равно потом будешь здесь, на нашем месте. Кажется, все было решено. План был готов. Оставалось только друг другу еще раз сказать, что все пройдет отлично, и что мы справимся, что каждый из нас играет неподражаемо, и что вообще мы – машина, и работаем на диких оборотах. Взорвем мы эту сраную богадельню. В общем, по всем я мог сказать, что они были уверены. Все дышали как-то неровно по поводу этой задумки, но готовы были зубами рвать все, что встанет на пути. Мы уже даже расслабились, постепенно отходя в другие разговоры, но тут вдруг осенило Янне, и он прочистил горло, обращаясь к нам.       — Значит, все инструменты уже будут там, да? Яске не придется везти барабаны?       — Я помню, что они там были, — отозвался сам Яска. — Я могу сегодня еще раз заглянуть и проверить.       — Думаю, стоит, — согласился Але. — Чтобы полная комплектация была. Янне задумчиво помычал.       — А на чем буду играть я? Я засмеялся. Правда хотел сдержаться, но не получилось. Ну вот не могу я с него, честно.       — Янне, детка, ты же клавишник. На треугольнике, конечно. Вирман изобразил крайне кислую мину и одарил меня долгим недовольным взглядом.       — Здорово, спасибо за напоминание, Алекси. Остановлюсь на синтезаторе, пожалуй, я не мульти-инструменталист. Только откуда я его возьму?       — Блять, — тут до меня наконец-то доперло.       — Ага, — кивнул Янне. — Я говорил, что у меня его нет. Пианино притащить? Оно отлично в карман складывается.       — А вот этот, он что? — Хенкка кивнул на инструмент, стоявший в репетиционной.       — Он там со дня независимости Финляндии стоит, — вяло вставил Яска. — Аж пожелтел, погляди. Для него наступила осень.       — Может, его можно арендовать, если договориться с управлением, — добавил Куоппала.       Твою мать, вот это реально хороший вопрос, а самое главное – своевременный! Что, не сообразить пораньше было, что у тебя нет инструмента? Хорошо хоть вспомнил. Черт, я и сам мог, вообще-то, обратить на это внимание. Он ведь правда говорил. Но я же не могу за все сразу отвечать, да?       — Некоторые магазины тоже дают инструменты в аренду, — продолжил Але. — Гитары – точно, может, можно выпросить и клавишные. Янне кивнул, примиряясь с мыслью, что ему придется разбираться с этим самому.       — Чувак, послушай, — я повернулся к нему, замечая, что он поник, видимо коря себя за то, что действительно не озаботился этим вопросом раньше. — Тебе реально нужен синтезатор. Аренда – это отличный вариант, но ты же не в последний раз играешь, как бы там ни было, он тебе пригодится при любом раскладе. Может купить проще? Твой будет. И не будем откладывать в долгий ящик. Плюс, знаешь ли, если мы его покоцаем, хрен его кто назад возьмет. Это намного проще, со своим инструментом.       — Мне нужно обговорить с родителями, — задумчиво произнес он. — Это дорого. Могут быть вопросы, насколько целесообразно такое вложение именно сейчас.       — Крайне целесообразно! — уверенно подтвердил я. — Они вообще в курсе, какой ты крутой? Должны пойти тебе навстречу.       — Я поговорю, — повторил он. Есть что-то подозрительное в том, когда человек тебе отвечает только – «я поговорю», «я подумаю». Нет, надо решать. Сейчас.       — Если они будут сомневаться, у тебя есть четыре голоса в твою пользу, — подбодрил его я. — Лично буду топить за то, чтобы они тебе денег дали. Знаешь, можешь аргументировать тем, что арендовать – дороже, если вдуматься.       Янне выглядел так, будто не сильно хотел этот диалог продолжать. Я даже мог предположить, почему именно.

***

      Тем же вечером мы с Яской сидели на кухне и наворачивали лапшу быстрого приготовления, слушая размеренную болтовню говорящих голов по телевизору. Каждый думал о своем, как вдруг раздался телефонный звонок. Яске было лень свою задницу туда тащить, так что трубку снял я.       Звонил Янне, и по его нервно-восторженному голосу я догадался, что разговор с родителями прошел продуктивно.       «Алекси, Алекси, они согласились,» — шепотом тараторил он, стараясь контролировать громкость своих слов. «Я завтра еду покупать синтезатор, Алекси!»       «Чувак, это охуенно! Поздравляю!» — боже мой, я его отлично понимал в этот момент. Его, наверное, трясло от радости, я даже через телефон это чувствовал. Я сам прекрасно помнил, что со мной было, когда мне подарили первую нормальную гитару. Tokai Stratocaster, довольно дешевый, но Господи, я его любил и чуть ли не спал с ним постоянно. Я едва ли на небо не взлетел. Представлял себя Джимми Хендриксом. Целовать эту гитару был готов. А тут такое!       «Алекси, это просто... черт! Ты понимаешь?!» — его голос соскочил на несколько тонов выше, когда он мне это рассказывал. Я не мог прекратить улыбаться. Как же счастливо он звучал!       Мы наперебой хохотали в трубку только лишь от того факта, что он купит себе наконец инструмент. И к чертям этот концерт, мы про него совсем забыли, а ведь именно в его честь все это было задумано. Я сам подрагивал от того, что сейчас с Янне творилось. Он был совсем невменяемый. Я его еще никогда таким не слышал, и уж тем более не видел, но это было совершенно великолепно.       Янне никак не мог успокоиться, выкрикивая мое имя, а потом снова понижая голос до шепота. Я только смеялся. Клянусь, я его вдоль и поперек понимал. Он так шумно дышал в динамик, что я боялся, не свалится ли он в обморок от перенасыщения кислородом.       «Завтра, ты слышишь?! Алекси, я завтра еду в чертов магазин!»       «Я слышу, я слышу, чувак, да, я понимаю!»       «Алекси... нет, ты ничего не понимаешь, ты... Алекси!!!»       «Янне, я понимаю, черт возьми! Хочешь, я с тобой поеду?»       «Да! Чувак! Да, твою мать, да!!!»       Я оглянулся, услышав, что Яска все же высунулся с кухни: он стоял, скрестив руки, и улыбался, смотря на меня, будто его тоже заразил наш восторг – а ведь он только меня слышал.       — Дай трубку, — кинул он мне.       «Яска щас тебе что-то скажет,» — предупредил я клавишника. Мне показалось, что тот уже едва ли не рыдал.       На Яску сразу обрушился поток эмоций Янне, которые, видимо, шли из до того глубинных недр его сути, что даже прооравшись на славу мне в уши, у него все равно оставались силы твердить то же самое. Яску зацепило точно так же – он счастливо поздравлял Вирмана, говоря ему, что тот теперь обязан совершенный фурор на концерте произвести, посносить всем, кто будет его слышать, бошки. Я стал у него вырывать трубку, а Яска уворачивался, пытаясь вывалить на Янне побольше каких-нибудь случайных восторженных слов, и отмахивался от меня рукой, а я не договорил, вообще-то! Я все-таки выцепил у Раатикайнена телефон, отпихивая его в сторону, а он стал на меня бухтеть, что я его перебил.       «Янне, тогда едем, да? Завтра едем?»       «Да! Утром! Я позвоню! Алекси, ты, блин, не представляешь! Я им все сказал! Они разрешили! У меня будет синтезатор, чувак!»

***

      Я открыл глаза ровно в семь утра – точно секунда в секунду – и резко поднялся на кровати, не понимая, что меня заставило вскочить в такую рань. Еще и уснуть прошлой ночью долго не мог, не знаю, видимо, это я так разволновался из-за Янне и его сумасшедших эмоций. Погрузиться в сон опять я так и не сумел, поэтому ходил из стороны в сторону, от кухни до комнаты и обратно, выпил кофе, который разогнал меня еще быстрее, и совсем себе дела не находил. Я шлялся, как неприкаянный, по квартире, пару раз ронял то, что неудачно стояло на кухне, но Яску так и не разбудил. Он храпел, как медведь в спячке. Даже завидно, что у него так просто это получается – спать. Поток мыслей у меня был в то утро особенно буйный. Сначала я злился, что опять не выспался, потом прыгал на месте от предвкушения покупки инструмента вместе с Янне, потом грузился, думая, с какого черта меня это так радует, потом вспоминал, что листовки уже, наверное, напечатаны, и можно было бы их забрать и убить сразу двух зайцев – пока мы катаемся, можно было бы их повесить, но Але еще наверное спал, хотя у него работа, может и не спит, а вот Янне спит, а позвонить ли Янне, а куда мы поедем, я же вообще в этих синтезаторах не разбираюсь, от слова «совсем», зачем ему моя компания, но я же хочу, он меня так порадовал, я бы хотел, правда хотел посмотреть на него сегодня, опять болит голова, зачем я выпил кофе, нужно побриться, я не хочу есть, но нужно поесть, я сам себя раздражаю, хочу курить, сколько времени, когда проснется Янне, а что, если он сейчас не спит, может позвонить ему, может мы пораньше встретимся, но в таком случае когда я поеду к Але, а не надо ли мне самому сегодня на работу, а может вообще забить на работу, может быстренько передернуть, раз-два и все, это обычно успокаивает, а может еще кофе, чтобы меня прямо реально вставило, и покурить еще, а потом еще раз передернуть? Примерно такие мысли. Я вообще много думаю, такая уж я непростая натура.       Янне позвонил только часа через полтора, и я, кинув все свои дела, сразу бросился отвечать на противно трещащий телефон. У него жутко сонный голос был, он будто сразу, как продрал глаза, меня набрал. Вообще, я уже думал, что он про меня забудет – какое ему до меня дело. Но он не забыл. Спасибо, приятно.       Он такая клуша, вот честно, зачем звонить, если сам еще толком не проснулся, и связать двух слов не можешь? Я был уже совсем готов, на низком старте, а вот он, похоже, и забыл, какой сегодня день. Ну и что это такое? Кому синтезатор покупаем, мне или ему? Мы сошлись на том, что пока он будет там маникюриться и напомаживаться, я просто приеду к нему.       Янне жил в районе с россыпью двухэтажных домов вдоль проезжей части и редкими деревьями между ними. Там вообще ничего не было, только дорога и домики, даже остановки автобусной поблизости не нашлось: от нее мне пришлось пройти пешком почти весь тот путь, которым мы возвращались из кебабной, когда я отдавал ему ноты. Удивительно, как он еще ни разу не опоздал, учитывая, как далеко ему нужно было ходить. Солнца не было видно за серыми и низкими зимними тучами, но я мог с легкостью представить, что летом тут было красиво. Сейчас же все выглядело крайне невзрачно: аномальные морозы отошли, снег под ногами превратился в рыхлую кашу и неприятно чавкал после каждого шага, местами обнаруживая гололед. Деревья были жалким напоминанием о летней роскоши, такие хлипкие, мокрые и неприятные на вид. Я погромче включил музыку и упорно стал отыскивать нужный дом среди одинаково мрачных кирпичных строений. Завернул за забор, смутно узнавая это место. Теперь оставалось только проверить, правильно ли я все помнил.       Он открыл сразу же: когда он меня увидел, я буквально отследил в его глазах самый момент «узнавания», и на лице у него отразилось что-то неясное, вроде облегчения.       — Это ты, — выдохнул он. — Привет. Я потрогал себя руками, проверил, на месте ли голова.       — Вроде я, да. Неожиданно? Янне тихо хмыкнул, впуская меня в дом.       — Родители только-только уехали. Я думал, они что-то забыли и вернулись. Мы вместе прошли дальше по коридору, и я встал посередине в нерешительности. Он принялся суетливо переставлять предметы, скрылся за дверью в ванную, потом вышел, потом ушел в кухню, а потом, будто вспомнив про меня, развернулся ко мне и спросил:       — Ты хочешь кофе или чай? Или поесть? Мне нужно еще минут пятнадцать.       — Нет, спасибо. Ты бы успокоился для начала. Чего тебя так кидает из стороны в сторону? Он ничего не ответил, только смерил меня взглядом.       — Ты разденешься, или так и будешь тут стоять? Я пожал плечами и снял куртку с ботинками.       Он провел меня в гостиную. Там было уютно, стандартная такая квартирка, фотографии в рамках, семейное все, обычное и привычное. Домашнее. Он убежал по лестнице на второй этаж, а я как-то скромно присел на диван, не зная, чем себя занять. Мне отчего-то было очень неловко. Вроде, все настолько обычно, что не может быть неловко. Но я почему-то это чувствовал.       Странно это, вот так запросто оказаться дома у человека, которого плохо знаешь. Хотя я сам напросился. Скорее всего просто случайно. Не то что бы я жалел об этом, но мне было жутковато. Долго сидеть я не смог, поэтому начал расхаживать по гостиной, рассматривая книги на полках, стремные фарфоровые статуэтки, но к ним я даже близко не подходил, ибо знал, что, если окажусь рядом, то какая-нибудь из них обязательно наебнется. Такого стресса мне точно в моей жизни не нужно. Здесь же, вдоль стены, стояло его черное пианино, судя по названию – немецкое. Оно никак не вписывалось в интерьер и мозолило глаза, как черный гроб, а по его боку были расклеены наклейки-вкладыши из жвачек, видимо для того, чтобы хоть как-то наделить его жизнью и замаскировать совершенное несоответствие другой мебели. Мне захотелось приподнять крышку и сыграть что-нибудь, что я помнил из собственных уроков фортепиано, но опять же, решил не лезть. Возможно, Янне был так же ревнив к своему инструменту, как я к своей гитаре, поэтому не стал вообще его трогать. Чем дольше я смотрел на убранство этой квартиры, тем сильнее у меня закрадывалось впечатление, что во взаимодействии между предметами была какая-то таинственная логика. Все слишком правильно было расставлено. Слишком закономерно. Даже чересчур. Я перевел взгляд на фотографии, среди которых быстро отыскал самого Янне. Куча детских фотографий, где он с семьей. Наверное, мне не нужно пока что этого знать, но любопытство во мне победило и я, чувствуя себя вором, стал разглядывать фотографии с отпусков, из деревни, там же обнаружил Янне в антураже южного приморского городка. Похоже было на Грецию, по крайней мере, как я ее себе представлял. Там он был не такой мелкий, уже лет двенадцать, и он, наряженный в футболку-поло и шорты, стоял и радостно жмурился слепящему глаза солнцу, а рядом был другой мальчишка помладше. Меня почему-то тронуло это фото, хотя я не был большим любителем ностальгических артефактов чужих жизней. Янне на этом снимке казался таким веселым, озорным пареньком, что не шло в сравнение с тем, каким привык видеть его я. Вот с этим парнем я бы с радостью погонял мяч или поиграл в кююккя. Милая фотка.       Я сел обратно, с ощущением того, что ужасно хочу сбежать. Меня какое-то неприятное ощущение одолевало. Будто я – незваный гость в сокровенной обители другого человека. Жуть.       Когда Янне наконец спустился, он уже был полностью готов, и сразу же сказал мне об этом. Мы не стали медлить, я вырвался в коридор, быстро оделся, и встал на месте, ожидая, пока оденется он.       — Ну, давай, двигайся, — мягко скомандовал он мне, как завязал шнурки, а я расставил руки пошире, не давая ему пройти к двери. — Алекси, давай уже, шевели конечностями!       — Так ты попроси нормально, — стал придуриваться я, вставая у него на пути каждый раз, когда он отходил в сторону, чтобы обойти меня. Он раздраженно запыхтел, но вполне весело, и я рассмеялся, продолжая преграждать ему путь, и тогда он уже просто вытолкал меня за дверь, явно приняв против меня крайние меры.       Мы снова повторили этот невыносимо долгий путь до остановки, болтая о чем-то, удивительно – сегодня он был немного разговорчивее. Опять же, я предполагал, что в нашей болтовне будет много всяких неясных дыр, которые захочется заполнить случайными шутками или неизвестно к чему ведущими вопросами, но Янне неожиданно просто шел на диалог. Может, сегодня вспышки на солнце, или еще какое особенное расположение звезд, что его даже раскручивать не пришлось: он просто рассуждал обо всем подряд, не слишком назойливо, и от этого было очень легко и естественно.       Только на остановке мы вдруг поняли, что не особо понимаем, куда именно нам ехать. Янне посмотрел на вывеску рядом с автобусным знаком, потом посмотрел на меня, задумался о чем-то, затем – снова на меня обернулся.       — Так, — изрек он.       — У тебя нет вариантов, да?       — Тут есть один магазин, кажется... Мне там пианино покупали, но это было давно. Там, вроде, были только акустические инструменты.       — Думаешь, стоит рискнуть? Он мотнул головой.       — Нужно что-то другое найти. Боюсь, время зря потратим.       — Может, тогда в Хельсинки? Я знаю там огромный магазин. Там однозначно есть все. Они еще ассортимент обновляют чаще, чем другие. У них хорошие инструменты.       — Можно. Но это долго получится. И как мы его оттуда попрем?       — Че-нить придумаем, — сказал я с уверенностью. — Не парься, у нас четыре руки, дотащим. Лицо Янне озарилось новой мыслью, и он как-то таинственно глянул на меня.       — Так ты разбираешься в синтезаторах?       — Ни хрена, — расхохотался я, тут же замечая, как надежда исчезла из его выражения. — Только если в гитарах и женских сердцах.       Итак, наша сомнительная процессия отправилась в Хельсинки.       Мы вскочили в первый попавшийся автобус, который ехал на юг. На остановке мы с Янне долго и бесполезно спорили, как будет дешевле добраться туда: через северную железную дорогу, которая простиралась до Хельсинки от самого Турку, или же все-таки через юг, по шоссе, однако оба сошлись потом на последнем варианте – это было намного быстрее, да и не нужно было шататься по вокзалу и покупать билеты. Может, когда я находился рядом, его автоматически подмывало пуститься со мной в эту дурацкую полемику, хотя, наверное, я сам его провоцировал: мы выкидывали друг другу фразы, тыкали друг друга словами, «а ты», «а сам», «но ты» и так далее. Пока мы сидели, я в шутку придавил ему ногу, и он сильно пихнул меня в бок. Мы заткнулись только когда нам эта хрень совсем уже надоела, и я отвернулся к окну.       — Зацени вон ту тачку, — я кивнул на уносящуюся по встречной полосе Тойоту.       — Ну и что. Ты машин никогда не видел? Мы снова замолчали.       — Смотри, дом прикольный, — Янне проводил глазами очередную постройку. — Это круто, так много стекла, много естественного света.       — В этом районе все дома такие. Везде. Ты вчера родился? Янне закатил глаза. Несколько минут мы друг другу ничего не говорили.       — Почему ты захотел поехать со мной? Я пожал плечами, безэмоционально разглядывая спинку впереди стоящего сидения.       — У меня выходной. Мне нечего делать. А почему ты мне позвонил?       — Ты же предложил купить. И вообще, я звонил Яске, изначально. Такой обмен любезностями меня вполне устроил.       С нормальной темой для разговора мы так и не нашлись. Не то что бы меня это сильно парило, но в дороге было всегда жутко скучно, и хотелось либо потрепаться, либо послушать музыку, ну или, если уж совсем отчаяться, хотя бы почитать. Тут я вспомнил, что музыку-то послушать я могу, так что вытащил плеер и воткнул в него наушники.       — Хочешь?       Янне с недоверием посмотрел на меня, протягивающего ему один наушник. Я, вообще, ненавижу, когда наушник только один, это ни хрена никакого впечатления не дает, так что это, между прочим, огромный жест благородства и великодушия с моей стороны, а он не ценит!       — Что там? Какие-нибудь норвежские крики? Я усмехнулся и помотал головой.       — Кое-что сильно покруче.       Он нехотя запихнул себе наушник, а я нажал кнопку воспроизведения. Янне был явно удивлен тому, что у него сразу же не взорвалось ухо. Из абсолютной тишины послышался тихий высокий напев, звук нарастал постепенно, и я наблюдал, как вместе с тем увеличиваются его глаза.       — Это что...       — Да! Ты знаешь?       — Конечно, я знаю! За кого ты меня принимаешь?       — Тогда молчи и слушай.       Секунд через тридцать до нас начали доноситься далекие удары по барабанам и появился отдаленный звук перегруженной гитары.       — Сейчас, — прошептал я. — Боже мой, эта песня – одна из лучших, что я слышал в своей чертовой жизни.       — Подписываюсь под каждым словом.       — Прямо, прямо сейчас, слушай.       Тишина разродилась взрывом, а потом гитара произвела ведущий рифф, и мы широко заулыбались друг другу. Я взмахнул руками, подражая гитаристу.       — Поверить не могу, что ты слушаешь Dire Straits.       — Да ты в своем уме? Нопфлер – мой отец, моя мать, моя жена и любовница. Черт, если бы не он, не знаю, где бы я был.       Мы стали синхронно подпевать лирике, и я уже чувствовал, как на нас недовольно смотрят остальные немногочисленные пассажиры.       — Деньги ни за что, и девчонки – бесплатно.       — Да, чувак.       — Это правда твои волосы? — Янне, вторя словам песни, несильно зацепил прядь моих волос пальцем.       — Да, да. Я тот самый пидрила со своим собственным супер-джетом. Я миллионер. Расхохотавшись во весь голос напоследок, мы все же замолкли и стали слушать саму музыку только после того, как человек, сидевший сзади, якобы случайно заехал ногой по спинке моего сидения.       Автобус проносился по длинному мосту мимо великолепного водного пейзажа. Мы быстро проехали остров Лауттасаари насквозь, не отвлекая друг друга от любования заливом. Надо записать себе где-нибудь: жить можно хотя бы ради таких видов.       Не знаю, музыка ли, или природные ландшафты, или долгая совместная дорога помогли нам в конечном счете переступить через наши мелкие придирки, но, когда мы оказались в городе, то уже могли говорить о чем-то отвлеченном, не пытаясь выходить на насмешки и иронию. Скорее всего, нам просто действительно надоело, это было скучно.       Это был очень странный день. Так или иначе, я постоянно бывал в Хельсинки, даже пожить тут успел, и, кажется, меня здесь уже ничего удивить не могло. Правда сегодня все вдруг перевернулось с ног на голову.       И нет, мир остался прежним: в центре не было никаких мероприятий, вызывающих специфическое движение людских масс, наоборот, людей было довольно мало. Все здания, изведанные мной по тысячному разу, ни капли не поменялись, не сдвинулись со своих мест, не превратились в огромных плотоядных монстров или что-то вроде того. Нет: все было ровно таким же, каким я наблюдал это место и неделю, и месяц, и полгода назад. Все было... привычным, но я не мог избавиться от ощущения, что у меня изменилась перспектива восприятия. Я будто наблюдал мир через призму зазеркалья. Странное чувство, вроде дежа-вю, только надо допустить, что тебя хлопнули по затылку чем-нибудь тяжелым и выпустили погулять – и вот ты ходишь, потерянный, в знакомых декорациях, а распознать ничего не можешь. Это не было плохим чувством. Просто странным, слишком странным.       До того странным, что даже Янне сегодня казался мне другим человеком. А ведь и с ним ничего не произошло, все тот же балбес, с которым я познакомился пару недель назад. Совершенно такой же, как и всегда. Но тем не менее, другой. Словно во сне. Я обернулся на него: он шел рядом, периодически вертел головой, запоминая, куда мы идем, думал о чем-то, как и всегда, изредка жевал губы – пиздец, как же это бесит – и никак не подавал вида, что его подменили или превратили в неигрового фонового персонажа видеоигры. Странный он парень. Хотя, совсем обычный, но все равно странный.       — Что? — спросил он, замечая мой взгляд.       — Все очень странно, тебе не кажется?       — Немного странно, может быть. Мы прошли еще пару шагов в молчании.       — Потому что, знаешь ли, я не каждый день катаюсь куда-нибудь с тобой, — продолжил он. — Это что-то сверхъестественное. Меня до сих пор удивляет, что ты здесь. А еще я поверить не могу в свое счастье.       — В то, что я с тобой? — рассмеялся я.       — Конечно, — улыбнулся он. — Нет, в синтезатор. Я не верю, что это правда.       — Это сложно было? Ну, уговорить их? Янне чуть сморщил нос, упорно смотря себе под ноги, на подмерзшую булыжную мостовую.       — Скажем... я просто редко понимаю, что мне «можно», а что – «нельзя», причем нельзя настолько, что я даже права не имею хотеть. Я нахмурился.       — Они строгие?       — Бывает, — пожав плечами, сообщил он. — Нужно быть внимательным, чтобы не нарваться.       Слова Янне запустили у меня в голове мыслительный процесс, который как будто бы уже подразумевался раньше в моем сознании, но я никогда еще не успевал туда залезть и внимательно обдумать всю всплывшую на поверхность информацию.       — И синтезатор – это какая-то запретная тема, да?       — Ну, мне давно хотелось. Не было возможности. Блять, это... — Янне вытаращил глаза, обернувшись на меня и прикрывая рот рукой, а я чуть ли не шарахнулся от него на метр. — ...это, блин, в общем, это сложно, там много всего было, всяких проблем. Я захохотал так громко и счастливо, что сам удивился тому, как звучит мой голос.       — Это что сейчас такое было? Янне покраснел до самых кончиков ушей.       — А ну, ты че сказал щас?       — Ты этого не слышал, — он сделал рукой жест, будто гипнотизирует меня. — Слуховая галлюцинация.       — Слышал, еще как, ты прям смачно и отчетливо сказанул слово «блять»! Постыдился бы хоть. Как сапожник материшься, а такой хороший мальчик, хороший-прехороший, но материшься как сапожник, я тебе так скажу.       Он будто бы покраснел еще сильнее, смеясь, и я не смог удержаться от еще парочки шуток.       — Янне, правда, это тебе прекращать нужно. Ты же воспитанный, из хороший семьи, красавец, о какой, статный, золотая молодежь, а материшься как хрен пойми кто. Как торгаш на рынке. Не позорься.       — Да замолчишь ты или нет, — он стукнул меня по руке. — Отвали.       — Постой-постой, ты че, серьезно? Тебе правда стыдно? Или ты так виртуозно прикалываешься надо мной? В его глазах отразилось неподдельное страдание.       — Ну, я себе не позволяю выражаться. Это не очень прилично. Я надул губы, изображая интеллигентного господина с моноклем.       — О, принесите мне моих королевских креветок на завтрак, обед и ужин. Блять, чувак, да забей ты хуй!       — Ну хватит, Алекси, правда, много текста.       — Тебя родители ругают за матерщину? Тебе бы дали пизды за это?       — Ну, не физически, — протянул он, крайне потерянно. — Но могли бы... вообще, я себя контролирую.       — Я думал, ты сраный робот. Такой типа: «я играю на пианино меня зовут Янне Вирман спасибо пожалуйста извините», а ты че, реальный человек? Ну ты даешь. Вот так новости.       Он пихнул меня в стену дома, а я все не мог успокоить свой ржач.       — Так что там с синтезатором?       — Пока не знаю, в магазине сориентируюсь.       — Нет, я про твою эту историю. Почему раньше не купили? Янне страдальчески вздохнул.       — Короче, просто не было возможности. Очень простая история: вон, у тебя есть инструмент, иди и играй. Зато, как весело просыпаться, если мне приспичит ночью поиграть, да! Намного проще запретить делать что-нибудь, чем подумать и решить проблему.       — Реально странная логика.       — Да не было там никакой логики. Они просто уперлись и сказали: «нет».       — А теперь, что же поменялось?       — Без понятия. Видимо, я достаточно убедительно играю роль примерного сына, что они мне, наконец, поверили.       — Мы купим тебе самый пиздатый синтезатор на свете. И обязательно без выхода на наушники. Пусть теперь по ночам слушают не рояль, а мои засемплированные вопли или отрыжку. Запишем этот звук, а потом загрузим его в память. Охуенная идея, запоминай.       Янне шумно рассмеялся, но потом снова погрузился в мрачную задумчивость.       — Алекси, мне нужно тебе кое в чем признаться, — сказал он хмуро.       — А я точно к этому готов? — настороженно уточнил я. Ненавижу я эти многозначительные фразы. Он сейчас какую-нибудь херню скажет, а я уже в боевой готовности.       — Я обманул родителей, — Янне с явным сожалением глянул мне в глаза.       — Ты у них деньги украл? — испуганно спросил я.       — Боже упаси, нет! — он вытаращился на меня, как на маньяка. — Я просто... ну, мне пришлось приврать, слегка поменять ситуацию, потому что иначе они бы меня послали.       — Тогда, о чем ты приврал?       — Насчет группы. Я сказал, что играю в джаз-бэнде от музыкального училища. Не смог признаться, что тусуюсь с панками.       — Ну, во-первых, мы не какие-нибудь там вонючие панки, — приостановил его я. — Мы металлисты. Это, между прочим, почетно.       — Им без разницы, — он звучал весьма убедительно. — Короче, я теперь в заднице. Они, думаю, только из-за этого согласились мне денег на инструмент дать. Когда обнаружится, что картинка вообще другая, не знаю, что со мной будет.       — Значит, нужно оторваться как следует до тех пор, — я с размаху зафигачил ему по спине, и он поперхнулся. — Цени каждую секунду этой сраной жизни, если тебе вкатывает. Кстати, знаешь, если тебя выгонят из дома, мы с Яской тебя всегда примем, не бойся. Тебя и твой синтезатор.       — Спасибо, — криво улыбнулся он. — Я это очень ценю.

***

      Наши разговоры, как мне показалось, совсем сбили настроение. Хоть я и пытался внушить Янне хотя бы долю того оптимизма, который я засвидетельствовал вчера по телефону, я видел, что он был скорее насторожен, чем обрадован. Теперь я мог строить догадки, с чем эти эмоции были связаны.       Тем не менее, когда мы переступили порог магазина, от его задумчивости не осталось и следа: он как будто до сих пор не мог поверить в то, что это правда случится, что он не потеряет деньги по дороге, что магазин не переедет или не сгорит, что небо не разверзнется над нами и не ударит молнией прямо в новоприобретенный инструмент. Это был огромный магазин, очень впечатляющий, и я мог бы заглянуть в гитарный отдел и залипнуть там, но после того, как я купил свою любимую стрелу, другие гитары меня вообще никак не возбуждали. Мало того, что это был самый настоящий профессиональный инструмент, выпущенный японским заводом, так еще и история у него была – закачаешься. Мне нужно было чем-то заменить уже к тому времени изрядно надоевший стратокастер, метал на них играют только крайне отчаянные люди, я хотел совсем другую форму, ну и, не могу не признаться, что красивая надпись на грифе тоже казалась мне важной. Я где-то услышал про музыкальный комиссионный магазин, и там встретил свою судьбу – это была любовь с первого взгляда, причем мне показалось, что я уже где-то видел именно ее, именно эту гитару, будто предчувствие словил. Оно оказалось правдивым: продавец сообщил мне, что ее прошлым владельцем был гитарист группы Stone, а я был большим любителем этих ребят! Они были местными, но музыку делали очень высокого уровня – от таких примеров появляется вера в то, что ты и сам в своем захолустье способен что-нибудь достойное создать. Мне очень нравился их соло-гитарист, Роопе Латвала, он охуенно играл и выглядел мировым парнем. Я бы очень хотел познакомиться с ним, когда-нибудь. Стрела принадлежала не ему, но звук самого слова «Stone» заставлял мои поджилки трепетать, так что я вывалил все свои накопления и не задумываясь взял себе эту красавицу.       Впрочем, я замечтался. Вывел меня из раздумий Янне: он пытался сдерживать свое зарождающееся восторженное безумие, и от этого выглядел еще более нелепо. Я стал мысленно вести обратный счет до того момента, когда эмоции снова его переполнят, и он начнет дергать меня и хватать руками, выражая свое ликование и шок каким-нибудь нечленораздельным криком. Не знаю, как он еще умеет, вот и посмотрим. Однако, Янне отлично держал себя в руках, хотя то и дело оборачивался на меня, сверкая огромными округлившимися глазами и явно желая увидеть во мне ответную вспышку чувств. Я ему только усмехнулся, пропуская вперед.       Мы сразу пошли в нужный отдел. В сторону гитар я даже смотреть не стал – зачем они мне, если у меня на глазах вот-вот произойдет историческое событие? За Янне наблюдать было намного интереснее. Как за зверьком в зоопарке. Отличный экспериментальный образец.       Стоило нам пересечь невидимую черту, за которой начинались самые разнообразные клавишные и неклавишные синтезаторы, секвенсоры и прочие приблуды, в которых я мало смыслил, как нас перехватила девушка-консультант. Похоже, что Янне был уже нацелен на какую-то конкретную модель, поэтому он стремительно выдвинулся прямо к объекту своего интереса, а я – за ним, не особенно желая попадаться в капкан внимания консультантов, но девушка все же проследовала за нами, в конце концов зажимая нас около стоек с инструментами, здороваясь и начиная проводить нам вводную лекцию, которую дословно можно пересказать как «я могу вам помочь, я отлично разбираюсь, я тут работаю, можете звать меня “вставить текст” и бла бла бла», мы и так это все поняли, спасибо. «Мы как-нибудь сами справимся», — очень хотелось ответить мне, но я не посмел язвить ей, да и вообще это не имеет смысла, тем более, она была милашкой. Мне-то, в целом, похер, меня инструмент интересует, хоть я и не секу в них ни черта. Но зачем грубить девушке? Тем более хорошенькой? Зачем вообще грубить, да? Я приторно улыбнулся, говоря, что мы зададим вопросы, когда они появятся, но Янне почему-то был совсем другого мнения, и заявил, что мы совсем ни хрена ни в чем не разбираемся сами, поэтому нам просто необходима пошаговая инструкция для чайников. Я кинул на него малость раздраженный взгляд, понимая, что теперь нам нужно будет проходить квест «выбери синтезатор с помощью консультанта, не слишком дорогой, но и не слишком хуевый».       — У вас есть представление о том, чего вы хотите? Цифровой инструмент или аналоговый?       — Цифра? — Янне глянул на меня.       — Цифра, — подтвердил я, как нечто само собой разумеющееся.       — И миди-клавиатура на ввод, обязательно, — добавил Вирман.       Девушка широко нам улыбнулась и буквально упорхнула вперед по залу. Мы молча переглянулись и двинулись за ней. Перед нами предстала целая стена, увешенная различными модификациями инструментов, и мы оба встали, как бараны, перед этим огроменным стендом, изучая почти идентичные на вид «Ямахи» и «Касио». А я еще думал, гитары выбирать сложно, а тут – самый настоящий непроходимый лес. Если ты не смыслишь, гитару можно по цвету подобрать, закрой глаза и возьми черную. Тут, кажется, тактика должна быть несколько более изощренной. Ладно, сдаюсь, действительно нужна помощь.       — Как тебе этот? — шепнул я в сторону Янне, вдавив пальцем клавишу одной из десятков этих махин.       Он поморщился, с явным «нет», и тут же развернулся на консультантку.       — М-м, может, что-нибудь от «Корг»? — смущенно пробормотал он, по его виду можно было сказать, что он тычет пальцем в небо, но, неожиданно, попадает прямо в невидимую цель. Девушка восторженно хлопнула руками, будто он сказал что-то охренеть какое умное, и сразу же обратила наше внимание на другую часть стены.       — Вот это, Korg N364, — она указала ладонью на нужный инструмент. — Модификация 96-го года, новая модель. Идейное продолжение Korg M1, с расширенными возможностями.       — Это легендарный синтезатор, Алекси, — сообщает мне Янне, полный благоговейного трепета, и опять поворачивается на консультантку. — Queen использовали М1. Это самая настоящая история.       — М-м, угу, — только и смог выдавить я, чтобы не прозвучать уж слишком иронично.       — Queen, да! — Восторженно подтвердила она. — У вас отличный вкус!       Янне густо покраснел и смущенно рассмеялся, на что я молча закатил глаза. Кинь собаке палку, что называется.       Девушка включила инструмент и показала несколько режимов звучания, весьма шустро наиграв пару-тройку случайных неизвестных мелодий. С хорошим усилением и микроволновка запоет как арфа, так что тут, как мне казалось, стоило ориентироваться не на звук, а на функционал. Плюс, может, у синтезаторов есть еще какие-нибудь дополнительные преобразователи, вроде педалей дисторшна... Надо будет попробовать, потыкать. Может, и гитарные подойдут? Они же преобразовывают волну, а волну что угодно может произвести... Хотя, черт его разберет. Не важно.       Она переключила очередную настройку, а я с умным видом глянул на Янне, надеясь, что хоть он-то понимает, как обстоят дела. Здесь я вынужден был удивиться: он выглядел так, словно отсутствовал в той реальности, в которой мы с ним стояли в магазине. Я проследил за его взглядом, догадываясь, что синтезатор его привлекает уже не так сильно, как наша очаровательная и слишком уж доброжелательная сахарная консультантка, которая только и делала, что заливала про новейшие технологии, воплощенные в этой модели. Я чуть толкнул его локтем, приподнимая бровь. Он только нервно усмехнулся и облизал губы, снова оборачиваясь на нее. О, черт.       — Можно... — он улыбнулся ей, робко подходя ближе к инструменту.       — Конечно! — снова рассмеялась она, вставая чуть сбоку. Мне очень захотелось курить именно в эту секунду. Блевать тянет от этих соплей. Соблазнить девственника за пять минут, или как иначе эту миссию назвать? Эта девчушка, скажу честно, очень в ней преуспела. Для справки: она правда очень хорошенькая. Милашечка. Аккуратненькая такая, светленькая, очаровательная пышечка. Ей нельзя верить! Это маркетинговый ход! Стоит только мельком посмотреть на Янне, чтобы понять, что ему и зубную щетку за тыщу марок впарить сейчас нетрудно, а он и носом не поведет, что его облапошили, как последнего олуха!       Янне принялся играть, на секунду выводя меня из этих неприятных мыслей. Слушать его – святое дело. Даже когда он не особо старается, все равно хорошо.       — Ой, я думала, вы начинающий музыкант, а вы настоящий профи, — защебетала консультантка, а лицо Янне в очередной раз изобразило крайнюю степень смущения. Она наклонилась чуть ниже к клавишам, нажимая что-то на «бортовом компьютере» опять. Я заметил, как блеснула изящная и тонкая цепочка у нее на шее, теперь свисающая вниз, и Вирман, похоже, точно так же позволил себе посмотреть на эту цепочку, хотя дело, ну уж слишком очевидно, было не в ней. Тут я раздраженно мотнул головой и сжал кулак, сильно вдавливая ногти в ладонь. Нет, ну это свинство. Так продолжать нельзя.       — Ну что, нравится тебе? Синтезатор, — я поставил руку на клавиши, и что Янне, что девушка, оба подскочили от высокого и резкого атонального свиста какой-то флейты, на которую был настроен инструмент. — Будем брать его?       — Хм, я бы, знаешь, я бы еще послушал, мне хочется убедиться, что, знаешь... во всех функциях. Я кивнул, саркастически улыбаясь ему в ответ. Он хоть понял, что сказал?       Янне стал перебирать разные настройки, пробуя их, а девушка подсказывала, что еще интересного можно здесь увидеть. Я стал нетерпеливо топать ногой. Мне вообще все это ни хрена не нравилось, вот честно! Ничего личного ни к девушке, ни к Янне, но вашу же мать, можно как-то серьезнее подходить к такому важному событию? Он стоит, меняя цвета, как хамелеон, от пунцового к известняковому белому, а та только хохочет на его комментарии по поводу отдельных звуков. Что за чертов бред! Вообще это странно, черт возьми, и это дико бесит, раз – и все, он что, реально в нее втрескался? Вот так запросто? Что за идиотизм? Какой примитивный сценарий! Мне стоило бы выдохнуть, на самом деле, потому что в мою голову иногда закрадывались такие мысли, но только один раз, одна мысль, промелькнула и исчезла в никуда, навсегда, бред сивой кобылы, да и мне вообще-то похер, меня такая херня не волнует, глупая случайная мыслишка, что он мог быть... что он с девушками не... точнее, что он не с девушками... ну, не важно, что я там думал, потому что это полная чепуха, и мне реально десять раз все равно, если бы так было, да и Янне совершенно точно все мои опасения опровергал – одной только своей глупой рожей, вновь заливающейся краской. Во-первых, мне искренне, глубоко похер, а во-вторых – слава небесам, но вашу мать! Мы по делу здесь!       — Да бери ты его уже, — пропыхтел я. — Сколько можно его насиловать?       — У нас идут скидки на эти модели, они очень быстро разлетаются, — начала вещать консультантка.       — Кстати, сколько он стоит? — впервые сообразил задать стоящий вопрос Вирман.       — Ценник внизу, — хихикнула она, мы с Янне глянули на этикетку, что висела пониже, и у меня чуть челюсть об пол не ударилась. Янне тихо и обескураженно выдохнул, а его трепет плавно стек в разочарование.       — Мы с моим коллегой перекурим эту идею, знаете ли, и вернемся через пару минут, — сказал я консультантке, за шиворот оттаскивая Янне подальше от этого проклятого места.       На улице я закурил, понимая, как сильно все это время был напряжен. Подпихнул сигарету Янне – он отказался, прокашлявшись.       — Ну?       — Что?       — Хотя бы что-нибудь скажи.       — Он дороже моей жизни стоит, — отчаянно произнес он. — Алекси, мне кажется, все провалилось.       — У тебя не хватает?       — Хватает, — пискнул он. — Но это все деньги, что у меня есть. Мне голову оторвут.       — Что-нибудь подешевле? — неуверенно продолжил я, отчего-то такой же расстроенный, как и сам Янне. Хотя, далеко ходить не надо – если мы не выкрутимся, одному из нас играть действительно придется на треугольнике. Янне вздохнул.       — Не люблю «Ямахи», — сказал он грустно. — Это совсем не то.       — Не знаю, в чем разница, но покупать нужно то, что нравится. Иначе никакого удовольствия.       — Меня четвертуют, Алекси. Я не знаю. Что нам делать?       — Неужели все так плохо? Может, жизнь с этим синтезатором стоит того, чтобы вскоре умереть страшной смертью? Янне нервно засмеялся, и этот звук очень быстро стал походить на вопль безысходности.       — Да ладно, Вирман, правда, — я хлопнул его по плечу, пытаясь хоть как-то выразить поддержку. Получилось опять слишком сильно, Янне ойкнул от этого удара. — Прости. Так, ну, что мы имеем: жоподробительный саунд, пение ангелов, раскаты грома, мелодия сфер – то есть идеальный, но очень дорогой вариант и потенциальная смерть в муках, или долгая, скучная жизнь с паршивой дешевой сопелкой-перделкой. Что ты выбираешь, рок-звезда? Ну, есть еще качественная середина, но это точно никого не интересует.       — Выбор очевиден, — Янне склонил голову.       — Не для меня, — я попытался заглянуть ему в глаза, совсем не понимая, на чем же он остановился. Он вздохнул опять и движением головы откинул мешающуюся челку назад.       — Смерть в муках.       — Вот это мой парень! — радостно рассмеялся я, снова двинув ему по плечу рукой. Меня чувства переполняли, что поделаешь! Янне поджал губы и закрыл глаза, смиряясь с болью.       — Умру я, видимо, раньше, чем планировалось.       Мы вернулись, сразу же заявляя нашей помощнице о принятом решении. Она тут же метнулась оформлять бумажки, светясь от радости, будто бы ей хотя бы на долю секунды были интересны наши душевные метания, помимо того, купим мы что-либо или нет. Продажники, ничего в них нет человеческого. Янне достал бумажник, тихонько пересчитывая деньги. С каждой новой купюрой мое сердце пропускало удар, как, наверное, и его. Нужно идти до конца – мы не только вкладываемся в свое будущее, вообще-то, мы еще и исполняем мечту человека. Она огласила цену снова, и Янне покорно выложил свои деньжата на кассу. Подсуетились другие сотрудники, и через минуту в руках у Вирмана была громадная коробка с инструментом, а у меня – коробка с подставкой, ведь жить без нее никак нельзя.       — Счастливой игры, — девушка напоследок подмигнула нам, и Янне растерянно заулыбался опять, неразборчиво благодаря ее. Мне, наоборот, показалось это пожелание зловещим.       Нагруженные этой чрезвычайно ответственной ношей, мы побрели в обратном направлении.       — Поздравляю, — сказал я, поворачиваясь на счастливого обладателя самого пиздатого по мнению нас двоих синтезатора на свете. Тот улыбнулся мне, крепче прижимая к груди тяжеленную коробку, которая почти закрывала ему обзор на все, что находилось впереди.       — Мне кажется, я никогда не смогу в это поверить, — Янне сдул лезущую в глаза челку, но она тут же упала назад. — Это не может быть так просто. Должно произойти что-то страшное.       — Давай будем волноваться о страшном тогда, когда оно случится, — предложил я. — Скажи, когда устанешь. Поменяемся.       — Ни за что.       — Не доверяешь мне? — усмехнулся я.       — Себе доверяю лучше, — отшутился он.       Уже на остановке мы сумели выдохнуть. Никаких трагических стечений обстоятельств до сих пор не произошло, метеориты не падали, и я очень надеялся на то, что так будет всю дорогу. Мы сели на лавочку, бережно располагая приобретенные вещи рядом: Янне придерживал лежащую на скамейке коробку рукой, переживая, что если он ее отпустит, то инструмент дематериализуется. Я поставил свою коробку вертикально на колени, прижимаясь к ней щекой. Стоило мне сесть, как я почувствовал усталость.       — Полчаса до следующего автобуса, — сказал я в пустоту. Янне безразлично двинул плечом, разворачиваясь ко мне.       — Спасибо, Ал-... Алекси, — тихо пробормотал он, слишком заметно затормозив на моем имени. Я зажмурился.       — Да ладно. Зови как хочешь. Я не против, если будешь меня Аллу звать.       — Тебе же не нравилось, — устало улыбнулся он, рассматривая меня.       — Передумал, — хмыкнул я. Янне рассмеялся.       — Потом снова передумаешь?       — А ты повода не давай, — я ухмыльнулся, замечая, как его взгляд смягчился, хотя он вообще грозно никогда не смотрел. — Только полегче с этим, когда остальные слышат. Это ваще меня не беспокоит, просто не перебарщивай. От тебя звучит странно.       — А я как в этом виноват, если тебя все так зовут?       — У тебя что-то со ртом, видимо. Ты произносишь не так.       — Неправда. Так же произношу, как и все.       — Ну, ты иначе говоришь. Не спорь.       — Аллу. Аллу.       — Хватит.       — Это мило, вообще-то. Аллу. Ты такой суровый, и вдруг – Аллу.       — Вот именно, бля! Так что при парнях не надо.       — Но они тебя так же называют! Почему мне нельзя?       — А ты меня бесишь больше, чем остальные. И вообще это не мило. Это просто мое сраное имя.       Янне как-то многозначительно заулыбался, но так ничего и не сказал.       — Ты попросил ее номер? — вдруг выдал я.       — Чей?       — Той девушки из магазина.       — А-а, — Янне отвел взгляд, и его щеки немного порозовели. — Нет. Зачем?       — Ты странный. То есть, как это, «зачем»?       — Ну, я просто... я даже не подумал об этом, — ответил он смущенно. — Думаешь, стоило?       — Не знаю. Мне показалось, что она тебе понравилась.       — Да так... не сказать, чтобы очень сильно... — Янне уставился прямо перед собой, начиная ковыряться в своих мыслях.       — Хочешь вернуться?       — Нет, — ответил он довольно твердо. — Мне не до этого.       — А до чего, если не секрет? — я попытался изобразить безразличие, но мне на самом деле было интересно, что у него там происходит.       — Учеба, — очень просто сказал он. — Вы, группа. Не знаю. Я не хочу думать о другом.       — Правая рука, — добавил я, ожидая получить от него подзатыльник, но он только фыркнул.       — Мне просто есть, чем заняться. Пока не думаешь об этом – не беспокоит. У меня вот, — он погладил коробку. — Не вижу смысла сейчас отвлекаться. Я закинул ногу на ногу и откинул голову назад, упираясь затылком в холодное остекление остановки.       — А ты? — спросил Янне после недолгой паузы. Я вновь повернулся на него, лениво.       — Перерыв взял, — пространно ответил я. — Я сейчас думаю только о группе. Мне тоже не до того. Девочки – это мило, но пиздец как отвлекает от действительно важных дел. Я хочу сперва научиться жить так, чтобы не хотелось себя... того, ты знаешь. А потом уже девочки.       — Наверное, в этом есть какой-то резон.       — Там его не много. Я просто не хочу сейчас еще и об этом беспокоиться.       Это стоило нам огромных усилий, но мы все-таки дотащили все купленное до дома Янне. Он предлагал ненадолго задержаться, чтобы хоть как-нибудь отпраздновать такое успешное завершение дня, но предупредил, что нужно закончить раньше, чем вернутся родители. Я не стал заставлять его нервничать лишний раз, поэтому просто помог ему все установить и быстро смылся оттуда, подгоняемый нежеланием встречаться с его предками – уж не знаю, чего он их так боится, но, раз это так, значит, на то есть причины. Я себе вообще настроение портить не хотел, так что отправился к Яске, отдыхать и морально готовиться к концерту.