I'll wait for you

      Вечная память, бесконечный круговорот одних и тех же событий, что повторялись раз за разом, каждый день. Все даже маленькие радостные события, включая праздники и легкие победы, превращались в одно густое месиво противно-серого цвета. Мир растерял свои цвета и в нем не осталось ничего, что запросто смогло бы уйти от его взора. Он видел каждую маленькую деталь. Видел и знал то, о чем его братья и сестры могли догадаться лишь спустя много-много лет, достигнув определенного возраста и уже научившись на собственных ошибках. За всю свою жизнь Килби понял, что бесполезно пытаться их отгородить от тех проблем, что совершали элиатропы ранее. Может, тысячу лет назад. А может и еще в то время, когда на их родной планете даже не было мехазмов.       Что может научить людей лучше, чем их собственный опыт и ошибки? Мудрый совет от взрослого? Нет, конечно же нет. Едва ли к ним когда-либо прислушивались дети, что познавали мир самостоятельно. Маленькими шажками они переходили из уровня «бестолковой обезьяны» к уровню «среднестатического взрослого». А может, так и оставались обезьянами. Это уже зависит от многих факторов, включающих даже не столько учебу, сколько общее развитие и тягу к познаниям, к чему-то совершенному, необычному…       «Авантюристов становится все меньше, а элиатропы просто-напросто забывают о том, кем были изначально», — как бы не грустно было это признавать, Килби не видел в них тот народ, что срывался в путешествие, к необъятному и неизвестному. От тех смельчаков, от извечных скитальцев, от детей созидателей… осталась лишь маленькая оболочка, говорящая о том, кто они есть на самом деле. Мужчина не видел больше той жажды знаний в их глазах, не видел и прогресса, которого, к слову, не наблюдалось с зарождения и цивилизации на новой планете. На такой же, как и остальные… простой и скучной планете, что, в целом, немногим отличалась от их дома. Одна лишь мысль об этом претила и вызывала отторжение.       Возможно, Килби не был против прожить здесь пару десятков лет и, наконец, сделать перерыв от постоянных скитаний. Вот только задерживаться на «пожизненно» в столь гиблом и отсталом месте было одной из главных ошибок его народа. Чем им не нравилось на корабле? Почему они не могут воспринимать Зинит как дом? Да в каком месте в нем ощущался дискомфорт или «скованность», если они бороздили по кросмозу и преодолевали такие расстояния, какие раньше и не снились? Лишь им, элиатропам, была дана такая превосходная возможность. Дети Богини и Великого дракона, самих воплощений вакфу и стазиса…       Казалось бы, они были просто созданы для того, чтобы изучать владения родителей, чтобы перескакивать с одной планеты на другую, открывать неизведанное, постигать целые миры и, не привязываясь к ним, всегда быть готовыми к новым свершениям. Что же касается народа? Эти бараны были убеждены, что все делается лишь ради одной заветной цели. «Найти свой новый дом» — ну не смешно ли? Чего им не хватает? Травки зеленой под ногами? Скота? Голубого неба? Чушь…       — Килби? — дверь в его лабораторию открылась и мужчина тяжело вздохнул, не скрывая своего раздражения. Он ведь просил, ясно просил не беспокоить его ближайшие хотя бы часов пять. А что в итоге? В итоге он имел сейчас непутевого шушу, что напрочь игнорировала любые его слова о личном пространстве или желании уединиться с самим собой. Ну серьезно, чего в этом сложного? — Прости… ты не занят?       — Нет, чего уже там, — более спокойно ответил мужчина, так и не обернувшись к шушу, безразлично пожав плечами. — Так ты что-то хотела? — бросил элиатроп, только сейчас начиная делать вид работы, словно тем самым пытаясь поставить ее в неловкое положение, но, опять же… это ведь шушу. Она и неловкость — две противоположные вещи, хотя, казалось бы, порой у него получалось застать и такие дни, когда Лилит напрочь теряла всякий контроль над своими действиями и больше походила на неуклюжего Боу Мяу, в лапки которого ничего важного лучше было не доверять.       — Да… нет, ничего серьезного, — все же сделав шаг внутрь, девушка с непроглядным любопытством рассматривала все, что только попадется на глаза, но при этом старалась сделать озадаченный вид, будто еще пытается в чем-то разобраться.       И вот, стоя над, казалось бы, какой-то мелочью, которая не представляла собой совершенно ничего интересного, Килби лишь закатил глаза, когда все же мельком взглянул на этого ужасно странного шушу, и тихо рассмеялся. Обычно к нему не подходят настолько издалека, как бы странно не звучало, а если есть конкретный вопрос, то обычно его задают чуть ли не сразу… наверно, после таких банальных фраз, как «Здравствуй» или «Как дела?».       В итоге мысли все сошлись на том, что демонессе просто скучно и по этой же причине она решила достать элиатропа. А почему именно его? Ну, как-то эта девушка уже рассказывала ему о том, насколько же ей нравилось портить ему настроение. А потому с тех пор Килби всегда старался делать непринужденное выражение лица и просто игнорировать любые ее проявления внимания, скрывая все за немым вопросом: «Ну ты совсем дура или как?».       — Чего же ты ко мне тогда пришла? — только стоило ему обернуться, как перворожденный невольно шелохнулся, стоило девушке так тихо подкрасться к нему ближе.       Наверно, одна из особенностей Лилит, которая не раздражает его — так это, как раз-таки, очень тихие шаги. И мужчина совсем не отвлекается от работы, когда проводил небольшие эксперименты или же сравнивал ДНК различных монстров. Однако если она без умолку болтала, то работать в созданных ею условиях было совершенно невозможно. И, как ни странно, Лили всегда обращалась именно к нему. Со всеми вопросами, с советами, с воодушевленными рассказами о том, где она была и что же повидала. Будто ему это интересно…       — Меня… на самом деле… — и взгляд ее опустился, подобно ребенку, что отчитывался перед взрослым. Очень любопытно, что же она натворила на этот раз? Взломала что-то? Нет, без приспособлений элиатропов ей было бы это не по силам. Тогда что? Разбила, разукрасила? Решила внести свой вклад в «настенную историю»?       — Что? — в конечном результате он добился лишь ее молчания. С другой стороны, он так и планировал. — Если нечего сказать, то, пожалуйста… не беспокой меня просто так, когда я нахожусь в лаборатории, — попросил ее Килби, когда вновь отвернулся к столу, будто тем самым говоря ей, что разговор уже закончен.       — Я знаю, тебе не нравится, когда кто-то заходит в твою зону комфорта, — она подошла еще ближе, неуверенными шагами и заглянула через плечо, словно пытаясь незаметно подсмотреть за тем, чем же таким он занимается. — Прости, — очень тихо произнесла принцесса, так грустно и виновато, что на этот раз Килби свел все к тому, что у нее просто плохое настроение. Возможно даже, что из-за кого-то, ведь друзей как таковых у нее здесь еще не было. А если бы нашлись — шушу бы протараторила ему об этом раз пятьдесят, не забыв упомянуть, насколько же это здорово и замечательно.       — Лилит, — он устало вздохнул и снова развернулся к ней, аккуратно беря девушку за плечи. Такой бережный, несколько неожиданный жест поддержки с его стороны заставил девушку слабо вздрогнуть, а после «оттаять» в руках элиатропа. — Тебя что-то беспокоит? — вопрос намеренно звучал несколько тише и с беспокойством, из-за чего Лилу растерянно смотрела еще пару секунд ему в глаза, словно пытаясь сделать в своей маленькой головушке некие выводы, а затем слабо кивнула, тем самым подтверждая какие-то его догадки. — Расскажи мне, ты же знаешь, что я не стану тебя осуждать. Мне оно не нужно.       — Сегодня мы гуляли с Норой. Наверно, она меня догнала сразу же после того, как вы закончили, — начала свой рассказ девушка сначала неуверенно, а после, когда все же поняла, что за правду ей ничего не будет, а за волнение не засмеют, продолжила: — Ну и речь как-то зашла о дарах вашей Богини, — некоторое время она молчала, всматриваясь в его глаза, словно пытаясь найти ответы на образовавшиеся в тот момент вопросы. — Скажи, ты и правда помнишь все свои перерождения?       «Так значит дело только в этом?» — необоснованное раздражение нахлынуло с головой, когда мужчина уже построил последующую цепочку их разговора, в которой девушка наверняка еще не раз скажет о том, насколько же это все здорово и необычно.       — Да, это правда. Великая Богиня сделала меня ответственным за всю историю нашего народа, — на долю секунды прикрыв глаза, ровно и без колебаний произнес ученый, стараясь не вложить в это и капли тех негативных эмоций, кои испытывал на самом деле. — Я помню не только перерождения. Помню все события, войны и проблемы нашего народа. Развитие, падения, болезни, катастрофы… — перечислял Килби и сам не заметил, как от чего-то успокоился. — Так значит, у тебя есть ко мне вопрос, касаемый прошлого? О кросмозе? Или хочешь узнать больше о другой планете? Она все равно уничтожена, так что… навряд ли тебе бы сейчас там понравилось, — сразу же предупредил Килби, умолчав о невозможности больше вернуться туда. Да и не сильно-то хотелось, если честно.       — Это… просто ужасно, Килби, — растерянно произнесла девушка, на что мужчина лишь вопросительно изогнул бровь, видимо и впрямь не понимая, что же на нее нашло и что на этот раз не так. — Мне и представить сложно, насколько же это должно быть тяжело, — она обняла его в знак поддержки, от чего ученый слабо дернулся, подобно испуганной зверушке и не решался на какие-либо действия. Для него это было необычно ровно так же, как и для нее. Элиатроп не знал, что делать и как реагировать на столь внезапный порыв сострадания, коим точно не должна была обладать шушу.       «Чушь, да не могла она», — отторжение смешалось с непониманием и испугом, образуя довольно-таки неприятное чувство, что застряло в груди и заныло настолько больно, что хотелось просто крикнуть что-то вроде «убирайся», но Килби понимал, что даже для него это немного было слишком.       — Скажи, ты… никогда не пытался все забыть? — очень тихо спросила Лилит, когда совсем немного отстранилась, чтобы посмотреть на него, но встретившись с зеркальными глазами, вновь почувствовала себя не в своей тарелке. Кажется, она затронула и впрямь больную тему. И даже не столько запретную, сколько личную для самого элиатропа, что явно не хотел с ней обсуждать подобное.       — Это дар, Лилит. Богиня решила сделать меня ответственным. Думаешь, я бы смог так просто отказаться от того, что подарила мне родная мать? — горькая усмешка вырвалась сама собой, пока он смотрел на это беспокоящееся нечто и не понимал, откуда же в ней столько заботы и тепла. Почему она задается такими вопросами, какие совершенно не заботили других?       Вот только девушка, что лишь качнула головой на его вопрос, вновь прильнула к элиатропу, молча утыкаясь лицом ему в грудь, от чего внутри все неприятно сжалось, а сам мужчина так и остался стоять столбом, по-прежнему не понимая того, что должен был теперь предпринять. А точно должен ли?       Дрожащая от волнения рука сама собой потянулась к девушке, как к спасательному кругу и в следующую секунду он неловко прижал ее к себе, не проронив больше и слова. На какое-то время воцарила тишина, что ни капли не напрягала их и ни Килби, ни Лилит не собирались прерывать столь странное, но от того и спокойное для них двоих мгновение.       — Никакой это не дар, — произнесла она тихо и со свойственной уверенностью, слабо проводя пальчиками по спине элиатропа, от чего волна мурашек в ту же секунду пронеслась по всему его телу.       — Я знаю, Лит. Я это прекрасно знаю… — он опустил голову, уткнулся носом в макушку маленькой бестии и тихо вздохнул, чувствуя, как начинает расслабляться, а мысли, что все то время не давали ему покоя, постепенно обмякали и рассыпались на множество маленьких частиц, даже не успевая толком и сформироваться.       Необыкновенное ощущение какого-то безмятежного спокойствия и легкости заполняло изнутри, не оставляя негативным эмоциям и шанса. Прямо сейчас Килби чувствовал, как по крупицам восстанавливается его нервная система и облегчение накрыло с головой.       «Так значит, он и правда не сможет ничего с этим сделать?» — от новой неприятной мысли девушка довольно резко раскрыла глаза, будто внезапно просыпаясь посреди ночи. Вот только происходящее сейчас не было каким-то сном и Лилит, прижатая к груди мужчины, отчетливо могла слышать его спокойно бьющееся сердце.       — Может, выпьем чаю? — заметив, как девушка немного напряглась, учтиво поинтересовался мужчина, что развел руки и спрятал за спиной в каком-то привычном для себя жесте.       — Разве я не отвлекла тебя от работы? — совсем по-детски наклонив голову в бок, спросила девушка, невольно переводя взгляд на бумаги и какие-то пробирки, коими занимался Килби до ее прихода. Ну или же просто делал вид, что занимался. Этого она знать не могла, ведь совершенно не разбиралась в том, чем занимался здесь элиатроп.       — Сделанного назад не воротишь, — с многозначительной улыбкой произнес мужчина, как бы осторожно намекая на ее вину, а когда она надулась, подобно еще совсем маленькой девочке, Килби лишь тихо рассмеялся, мысленно подмечая под себя, что возможно… ему тоже нравится, когда она так забавно сердится.       — Что? То есть, ты хочешь сказать, что я тебе помешала? — Лилит места себе не находила от переизбытка чувств и мыслей, что начинались с «как же хочу его прибить» и заканчивались тем, насколько же добрым и красивым может быть его смех.       — А разве я сказал как-то иначе? — как можно спокойнее спросил элиатроп, словно действительно не понимая, что в его фразе конкретно ей было непонятно. Вот только теплая улыбка и нежный взгляд совершенно не говорили о том, что он был хоть как-то раздражен, чего нельзя было сказать о девушке. — Килби!