Я видела Дьявола. Он был мил

Кто родится чистым от нечистого? Ни один. 

Иов.14,3

Гости отклонились ближе к полуночи. Последними остались Минсо и Мун Ен. Мирэ в паре с подругой стояли у края искусственного пруда, в прохладе ночи вслушиваясь в живую музыку. Обе были порядком были пьяны, хотя не отказались от поданного официантом вина. Алкоголь нежно согревал продрогших и смывал тяжесть напряжённого вечера. — Почему ты не изводишь мою душу разговорами о ночи? — Мирэ прекрасно знающая характер подруги задавалась этим вопросом весь вечер. Мун Ен была далекой от традиционных норм и всегда находила дразнить младшую разговорами о сексе веселым занятием. Но в моменте, когда сама Мирэ возжелала раскрыться, та стала молчаливым наблюдателем. — Что? — Мун, как и полагалось актрисе, убедительно играла дурочку. — Я о первом сексе — Мирэ медленно отпила вина, смотря на гладь воды. То ли вино ударила в кровь, то ли разговор пришел выше ее сил, румянец коснулся ее скулу. — Тебя разве не обучали в твоем старомодном училище… — Учениц ограждают от этой темы. Поддаваться плотским утехам — это козни Сатаны. И к тому же, девственность наша более ценна, чем мы сами, — тихо поделилась Мирэ. Она медленно обернулась к саду, где за столом сидели главы, Чонгук и Минсо, тихим голосом обсуждающие дела округов. — Мы ведь живем в угоду тех, кто выше нас. — И никаких уроков по половому воспитанию? — по дрожащему голосу было ясно уровень шока Мун. — Я встречусь с главной наставницей сегодня, — тихо поделилась Мирэ. — Даже гадать не стоит, что она скажет. Быть послушной, скромной и действовать в угоду брака, а не себя. Мне с онни поговорить хотелось. — Прости, я думала… Нет, черт, — Мун стала нервно теребить кольцо на пальце. Попытка ее успокоиться провалилась, оттого голос совсем стих: — Я думала, что вы давно переспали. Мне не хотелось напоминать об этом. Прости, вышло как-то глупо… — Вот как, — Мирэ разочарованно вздохнула. В ней до сих пор таилась надежда, наивная и детская, что позорная ночь проверки осталась в тайне. Но раз новости достигли Мун, далекой от криминальных кругов, то вся знать ведала об этом позоре. — Так вы выходит… еще нет? — Еще нет. — Твою же мать, ты выскочила замуж даже не зная его размера члена, — воскликнула Мун. Такая онни была знакома Мирэ. — Будь тише, — Мирэ стыдливо отвернулась к пруду, стоило Чонгуку взглянуть в их сторону. Почему именно в этот момент? Он их услышал? — Мун, ты меня в гроб сведешь, — одной губой прошептала она. — К черту гроб. Моя маленькая девочка впервые вкусит прелости мужского… — Ради всех святых поубавь голос, — торопливо сказала Мирэ, потянув за тонкую кисть подругу. Отходя дальше от взора Чона. — Моя маленькая, онни тебя всему научит, — игриво продолжила Мун, ведомая идя вдоль пруда. — Но я смотрю на твоего и понятно, — загадочно сказала она. — Что понятно? — сверкая наивными глазами в полутьме, в нетерпении спросила Мирэ. Впервые за долгие годы отпустив маску взрослости и бесстрашия. — Он с роду был в рядах ведущих. У этого свои плюсы и минусы. Хорошо то, что он научен ответственности. Скорее всего он будет учтив, — голосом знающего человека сказала Мун. Она поддавшись порыву приобняла Мирэ за открытые плечи. Застать такую уязвимую Мирэ было делом сложным. — Знаешь, Ми. Не позволяй ему много власти, выставляй слабости только, чтобы урвать побольше денег, заботы или чего твоей душе будет угодно. И никогда, я сейчас серьёзно, Мирэ. Никогда не допускай никакого насилия. Кажется, его ведет от крови и боли других. — Мне сейчас не до твоих запугиваний, Мун Ен, — испуганно, поддавшись ближе к подруге сказала Мирэ. — Знаешь, когда человек стремиться контролировать все вокруг? — заданный вопрос в лоб, погрузил Мир в глубокие раздумья. Ка так уверенно излагающая предположения редко была неправа в суждениях. Оттого холодок испуга слизью прошел по голой коже. Тишина затянулась, тогда Ка заговорила вновь. — Человек жаден до власти, когда над собой не властен. Тишина стала мертвой. — Поняла? Мирэ лишь кивнула головой. Коротко. Лживо. — Госпожа, — девушки напугано от внезапного голоса подошедшего Юн, взглянули на него. — Пожаловала ваша гостья. — Проводите ее в мой номер. Я, проводив отца, поднимусь. Сообщи ей об этом. Юн отклонился. — Этот придурок меня так выводит, — в след широкоплечему Юну кинула Мун. Достаточно громко, чтобы тот услышал. — Ты ведь знаешь, да? Он правая рука Чона, — устало от вечно ищущей проблемы Мун, спросила Мирэ. — От его положения сое мнение не поменяется. Как был высокомерной сучкой, таким остался. — Ох, Лорд, прошу дай терпения. На эти слова Мун лишь залилась нежным смехом. — Так, обратно к разговору о членах… — Мун Ен, — устало произнесла Мирэ.

***

Отца Мирэ проводила с глубоким поклоном. В знак благодарности за все те годы под его крылом. Чонгук лишь похлопал Минсо по плечу и назначил новую встречу. После поглощения третьего округа у этих двоих стало много тем для обсуждения. Чем Чон ближе становился к отцу, тем она отдалялась от собственной фамилии. — Не забывай про защиту. Я еще не знаю, как ухаживать за ребенком. Смилуйся, и дай мне время, — дразняще прошептала Мун, обнимая на прощание. Мирэ сохранила молчание, хотя со спокойствием так не вышло. — Ты готова? — тихий голос Чонгука застал Мирэ врасплох. Девушка от холода приобняла себя за голые плечи. Усталые глаза взглянули наверх. — Вертолёт уже на взлетной площадке отеля. — Вы планируете полететь на остров на вертолёте? В такую погоду? — темные глаза с поволокой смотрели прямо в глаза Чона. Девочка эта была на пределе возможностей и пьяна. Подобная картина перед взором Чону пришла по душе. — Немного туманно, никаких проблем не возникнет. — У меня гость… — Мне о ней доложили. — У нас назначена беседа. Спущусь в течение часа. Была бы благодарна, если за это время вы организуете яхту до острова, — девушка сделала шаг, поистине неудачный шаг, Нога, облеченная в туфлю, немного подвернулась, что во избежания падения пришлось опереться об Чона. Тот без раздумий положил руки на тонкую талию, помяв шелк платья. — Кажется, шоты эспрессо тоже необходимы, — скромно улыбнувшись сказала она, взглянув наверх. Но виделось ей только сухая ухмылка на суровом лице Чона. — Договорились, по воде так по воде. Девушка хотела было отстраниться от массивного тела Чона, что явно не сошлось с планом последнего. Тот лишь ближе притянул тонкий стан к себе. Вульгарная хватка Чона на талии, девушка нашла крайне неуместной. Под взорами персонала вытворять подобное было выше всяких снисхождений этикета. — На нас смотрят, — в тихом возмущении выдала Мирэ. Кисти костлявые легли на Чона, в отталкивающей манере. Девушка, запрокинув голову всматривалась в чернящие глаза Чонгука, которого, казалось, никак не волновали взоры персонала на лобби отеля. Что послужило очередным подтверждением неотесанности столичных в сравнении фамилии Ким. — С кем у тебя беседа? — С наставницей из академии, — девушка в очередной раз попытала судьбу, но вырваться из хватки не вышло. — Ваш разговор не может подождать? — К сожалению, не может — Мирэ медленно убрала руку Чона с талии, медленно отстраняясь. Отказ ее еще никогда не был столь явным. Голова ее шла кругом от количества выпитого вина, от невыносимой усталости, оттого самообладания почти не стало. Ступая высокими каблуками по лощенному мрамору, девушка поплелась в сторону лифтов. Чонгук долгим взглядом проводил ее. На удивление шагала она уверенно, выставив стан правильно. Эта картина в очередной раз послужила напоминанием о том, что насколько Мирэ упряма в своих попытках замаскировать слабости. Чонгук почти восхитился. Привкус фальши претил, но наивность девушки пересиливала оного. Когда стан девушки в сопровождении швейцара скрылся за поворотом, Чон вальяжно кивнул Вону, что стоял в ряду персонала поодаль. Тот без промедления последовал за Мирэ. — Отмени вылет, на остров поплывем, — густой баритон раздался по лобби. Юн стоящий за спиной мужчины внимательно вслушивался. — Организую яхту на Инчонском причале, — мерный голос секретаря раздался в ответ. Ожидаемого одобрения от мужчины не последовало, что оставило Юна в подвешенном состоянии. Чонгук хмурился, вальяжным движением руки убрав волосы назад. Взор его был нечетким, и виной тому не ниспадавшие волосы. К превеликому удивлению. Девушка эта, что теперь называлась его супругой по праву, лишь единой просьбой поменяла планы. Менять транспортировку в последнюю минуту было и хлопотно, и рискованно. Всегда строгий разум Чона мигом померк стоило милому голосу сложено высказать просьбу, стоит признать далекую от легкой. Чонгук даже не моргнув согласился в обход поджидавшему вертолёту на крыше отеля воспользоваться яхтой. О местонахождении последнего он даже не ведал, но был непоколебим в своем рвении выслужить прихоти этой девушки. Подобное осознание сотрясло всю сущность мужчины. «Она еще мала» он уверял себя, «вырастит, все изменится». — Ступай, — сдержанно наконец-то нашелся ответом он. Секретарь зашагал в сторону выхода, с телефоном в руке. Ночь эта предстояла быть долгой.

***

В машине было тесно вопреки простору, и душно вопреки включенному кондиционеру. Вечер был долгим, изнывающим. Пределом мечтаний Джису была ванна с пеной и мягкая постель после. Обычно она проспала бы всю дорогу до особняка Паков на окраине города, но сейчас ей никак нельзя пренебрегать бдительностью. Потому что отпрыск вышеуказанных Паков сидел рядом. И травил душу одним фактом своего существования. Огромная кисть Пака медленно легла на ее, покоившейся на коленях. Кисть ее до побледнения сжимала металлический каркас клатча, до прикосновения Чанеля девушка не замечала собственное нервное поведение. Усталые глаза ее долго смотрели на руку в хватке мужчины и медленно взглянули на лицо Пака. На красивом, без прикрас ангелоподобном лице ее было запечатлено выражение презрения будто ей пришлось проглотить живую лягушку из сточной канавы, не меньше. Пака, как всегда, не волновало ее отторжение, потому проигнорировав явное чужое недовольство, он продолжал держать ее за кисть. Джису не выдержав мучительный контакт, аккуратно вынула тонкую кисть из-под его, оставив клатч на месте. Раз тому неймётся держаться за что-то, то клатч был малой жертвой. И если ли Джису еще сумела отложить чужую ненавистную руку со своих колен, то покоя стало бы в разы больше. — Кажется, в академии тебе пришлось нелегко. Ты никогда не упоминала об этом, — голос низкий, немного с хрипотцой тихо раздался по салону. Чанель сидел расслабленно, взглядом острым всматриваясь в профиль своей жены. Руку так и не убрал. — Так забавно, когда ты делаешь вид будто знаешь меня, — ровный голос Джису прозвучал позже. — Дата рождения, список школ, где я обучалась и конечно же резус фактор как же без него — они все ничего не значат, — иронично протянула она, рука Пака сжалась на ее бедре, помяв ткань юбки безнадежно черного цвета. — Хотя, я забыла. Тебе все же известно одно, — девушка повернула голову, тусклое освещение выставляло всю красоту ее лица. Пусть даже если оно и показывало глубокую печать на дне черных глаз. Паку вопреки огорчению стало сложно оторвать взгляд от очаровывающего лика напротив. — Рассказать? Сказать «да» означало проигрыш, потому Пак смолчал. Но глаза его заворожённо смотрели в бездонные омуты — более грустные не сыскать. И искру в его собственных от последнего слова девушки было сложно не заметить. — Ты же знаешь мою первую и единственную любовь, — с мелкой улыбкой от одного воспоминания о том человеке. И видит Бог, Чанель с трудом сдерживался, чтобы не стереть эту улыбку с любимых губ. — Пак. Бо. Гом, — глаза в глаза, по слогу, ровно и уверенно. Джису в очередной раз признавалась в своей бесконечной любви по другому мужчине. — О тебе мне многое неизвестно, — он убрал руку с нее и повернулся вперед. Голос его обернулся льдом, и слова он подбирал самые резкие. — Хотя я, в отличии от тебя, знаю какой смертью подох этот, — он даже не произносил то люто ненавистное имя. — Рассказать? На этот раз девушка смолчала в ответ, отвернувшись к окну, за которым пестрил ночной город. — Сегодня ночью уделю пару минут, чтобы утолить твой интерес, перед тем как заключу тебя в свои объятия, — как заключительные гвозди на ее гробовой крыше, жестоко чеканил он. Он говорил правду. Где похоронил Бо Гома этот нечисть с лицом человека Джису не знала. И незнание это сокрушало годами. И правдой была часть об объятиях. На правах, которых Чанель добился невинной кровью, сегодня она ляжет с ним в одну постель. Не усмирив боль под ребрами, девушка пустила сиротливую слезу, прикрыв чувственные губы маленьким кулачком. Выставлять взору этому нелюдю собственное отчаяние не хотелось, оттого она уткнувшись к окну, безмолвно лила слезу.

***

От беседы с наставницей Мирэ ничего не дельного не забрала. Как и было сказано ранее, наставница настаивала на рассудительности и краткости девушки. Однообразные речи уже порядком удручали. За дверью номера, как и ожидалось поджидал Вон. Угрюмый, величественный стан его в данный момент казался больше обычного. Прошедший день порядком потрепал Мирэ, что с трудом держала осанку и свободный шаг от усталости. В ее усталом взоре Вон одетый с иголочки, ровной спиной и вольной ходьбой походил на совершенство человеческого рода. Ничего кроме восхищения это не вызывало. В просторном лифте, Мирэ подала голос. — Который час? Вон немного приподняв рукав пиджака, протянул руку к ней. На циферблате наручных часов стрелки указывали, что время половина второго. Мирэ как можно незаметнее опустила глаза на правую ногу, облеченную в туфлю. Травма голени давно стала прочным спутником жизни. В дни подобно сегодняшнего она давала о себе знать. Иссякших сил и последние крохи терпения и вовсе оставляли Мирэ лицом к лицу с неоспоримой болью. — Мои вещи уже доставили на остров? Кивок в ответ. В череде чемоданов на поездку девушка надеялась найти аптечку со всем необходимым, иначе сложно представить исход этой ночи. Боль, что физическая, что душевная порядком извели. С нечеловечьим трудом она оставалась на своих двоих и про себя неустанно повторяла стих из Библии, Рим.12,12 Припоминала себе слово Божье и верила. Верила, что терпение дороже всего после окупиться. Правда, не учла она того, что испытания на ее счету будут куда тягостнее, чем сила. Но это Божий замысел, оттого смертным не ведать. Стоило дверям лифта разойдись по сторонам, Мирэ медленным шагом вышла. Сквозь боль в огнем отдающей голени, девушка, сжав зубы пошла к выходу из холла. Хищный взгляд черных омутов моментально вцепился в ее тонкий стан. Чон до жжения в легких в последний раз затянулся сигаретой и потушив окурок подошвой обуви, двинулся к череде машин. Опередив Мирэ, подошел к черному внедорожнику и открыл ей дверь. В излюбленной манере, Мирэ усталыми глазами кинула мимолетный взгляд на него и с мелкой улыбкой села в машину. Эту тонкость чужой души и грации тела — Чонгук находил чем-то неземным. Чон мелкой ухмылкой захлопнул дверь. Обойдя машину, он занял место рядом с ней. В закрытом пространстве, в столь близости аромат цитрусово-цветочного парфюма девушки ударил в голову. Чон невольно расслабился на сидении и велел выдвигаться. Машины тронулись одна за другой. Но от Мирэ так и не последовали вопросы. Из какого порта они выдвигаются? Смог ли он выстроить маршрут по воде? Сколько займет дорога? Вопреки ожиданиям Чона, девушка сидела, молча наблюдая за ночным городом за окном. Будто уверенная, что произнесенных просьб достаточно чтобы достичь желаемого. На причале Инчона было пусто, лишь мирный звук моторов подъехавших машин сливался со звуком прибоя. Мелкой рукой держась за его, Мирэ ступая каблуками по пасарели перешла с причала на палубу. Без особой возни приветственно кивнула капитану и кажется прощебетала о безопасной поездке, и перешла на фордек. Чуть позже, распределившись приказами, Чон пошел следом за девушкой и нашел ее спящую на диване. Утомленная, обессиленная Мирэ уснула, прежде чем корабль успел отчалить от берега. — Подай мне плед, — тихо приказал Юну Чон, великой тенью возвышаясь над сипящим телом. Увидь кто его подумал бы о несчастном исходе истории, не в угоду мирно дремлющей. Только глаза этого зверя в человеческом ипостаси в темноте ночи сверкали нежностью, под стать влюбленного мужчины. И движения его были крайне осторожны, когда он прикрывал мелкое тело крупно вязанным пледом. Яхта отплыла от берега, следом за ней двинулись катера, на которых темные силуэты мужчин были видны под светом луны. Путь предстоял недолгий, но стоило морскому бризу стать морозящим, Чонгук куривший сигарету на носу палубы и говорившись с Юном решил, что девушку лучше положить в мастер-каюту. И разговор об отмывании миллиарда стал не столь важен, как мысль о продрогшей жене. К тому же, рев моторов катеров, следующих за ними явно беспокоил сон той. Положив мелкое тело девушки на постель, Чонгук снял туфли с ног ее и прикрыл одеялом. Покидая каюту, он заметил, как кисти девушки крепко прижали одеяло ко груди. — Что планируете делать с главой Минсо? — Юн как и он сам не особо придирчив в словах, оттого порой ставил вопрос ребром. Прям как сейчас. — Есть, что предложить? — с очередной сигаретой во рту, с прищуром интересовался он. Морской бриз, холодом своим безжалостным, теребил разгоряченное тело под льняной рубашкой. Чонгук находил это раздражающим элементом этой ночи. Но что больше раздражало — это заданный помощником вопрос. Потому что сам Чон задавался им с той самой встречи с девушкой в убогом отеле Пусана. — Чтобы он не задумал, лучше просто избавиться от него. Без шума и хлопот, — прямо высказался Юн. — Третьего округа уже не стало, зачем нам греть змею на груди. — Мы не знаем, кто за ним последует, — с сигаретным дымом, выдал Чон. Юн в согласии кивнул и перевел глаза на бесконечную гладь воды. Лунный блик глушил разум красотой. Как и Мирэ здравая мысль Чона. Юн ведал, с того самого злосчастного визита Мирэ в номере отеля, с той минуты, когда Чон свернул атаку на нее — от прежнего рассудительного Чонгука осталась лишь тень. Ведомый чужим очарованием Чонгук ему не был знаком, оттого Юн не знал как с подобным Чонгуком работать. — Нужно собрать эту ораву вместе и уничтожить разом. Подобное удастся провернуть лишь с терпением. — Меня терзает сомнения, что мы угадаем со временем. — До этого ведь угадывали. — И то верно. Юн протянул свой рокс с виски, Чонгук не задумываясь стукнул своим. Оба смотря в бездну впереди отпили. — Поздравляю с браком, — голос глухой, глубоко запрятавший отчаяние беспросветное, раздался после. — Еще рано решать поздравлять меня или сожалеть. — Откровенно говоря, если в этом союзе и есть сторона, которую стоит пожалеть, то она явно не ваша. На слова Чонгук лишь отпил больше виски. Правда горчила пуще алкоголя.

***

Сонные, расфокусированные глаза в темноте ночи распахнулись в испуге, Мирэ судорожно вцепилась за рубашку мужчины. Правда, если суждено было пасть вниз с высоты груди Чона, вряд ли кусок дорогого льна мог спасти ее. Что нельзя было сказать о сильных руках Чона, которые уверенной хваткой держали вес девушки будто нечего делать. Тот шагал уверенно, дыхание его было ровным и мерным и сердце билось размеренно под головой девушки. — Можете меня отпустить, — все также цепляясь за одежду Чона, промолвила она. Неловкость живьем съедала ее всю. За жизнь длиной в двадцати лет ее ни разу не носили на руках, при рождении мамы не стало, а с отцом отношения всегда являлись формальными, лишенных всяких нежностей. Эта близость с живым человеком, ощущая жар сильного тела, сковывала горло. — Пляж коралловый, а ты без обуви, — голос его басистый терялся в прибоях моря. За спинами гудели моторы катеров и был слышен всплеск воды от отплывающей яхты и шаги следующим за ними людей, впереди была тьма кромки тропического леса. Противовес к природе, яркие огни пляжного дома проглядывали вдали. Стройка ничем удивительным не была, в два этажа из натуральных материалов, преимущественно из темного дерева, с большими окнами и мостовой из булыжников. Около дома, Чон заговорил громко и четко: — Осмотрите округу, при обнаружении подозрительного докладывать незамедлительно. При поклонившихся Юном с телохранителями, Чон вошел в ярко освещенный дом с Мирэ в руках. — Теперь я могу сама пойти, — голос тонкий раздался по необжитому, но богато обустроенному холлу. Чонгук вопреки словами девушки уверенно шел к лестнице, ведущей на второй этаж. — Осталось не так много, — все также налегке сказал он. — Но все же, я могу сама. Носить человека в руках нелегко… — Могла бы обойтись простой благодарностью, — с полуулыбкой произнес он, легко ступая по ступенькам. Упрекающий в плохих манерах Чонгук всегда оставался чем-то незаурядным. О манерах был волен толковать принц столицы этикета, но уж точно не забитый по последнего дюйма татуировками мужчина, которому никакие границы не видны. Оттого Мирэ сохранила молчание. Дом явно был готов к встрече молодоженов, в противном случае Мирэ не могла взять в толк спальню утопающую в блеклом свете бесконечных свеч. Пусть сама комната была небольшой, окно на всю стену, выходящий на узкий балконом с видом на ночное море, делал пространство более свободным. По полу были расположены бесконечные ряды белых свеч всякой высоты и диаметра, что одна мысль тушить их всех перед сном угнетала. Мирэ истинно не хотела подобным заниматься. Кровать занимала половину комнаты и у окна было кресло с низким столиком, на котором в виннице была бутылка и бокалы рядом. Чонгук мягко опустил ее на постель, насколько высокую, что сидевшая на ней девушка при желании могла уткнуться в солнечное сплетение того лицом. Такого желания не нашлось, оттого девушка мягко оттолкнула Чона. Атмосфера накалилась, она медленно сглотнула. Нависающий над ней Чонгук всегда сулил нечто плохое. — Где мои чемоданы? — взглянув вверх, заглядывая в темные омуты явно предвещавших вещи под стать великому павшему, поинтересовалась она. — В гардеробной, — и кивнул в сторону двери в конце комнаты. Влажные пряди волос спали на лоб, глаза этого бестия отдавали блеском вожделения. Девушке доселе не доводилось заставать мужчину ведомого плотью, но определить желания Чона она смогла безошибочно. В нелепых попытках то ли отложить участь неминуемую, то ли в искренней вере спастись она спустившись с постели, шагнула прочь. Но мольба ее о спасении видимо не дошла до адресата, она осела на пол в боли и слабости. Голень, травмированная пылала огнем. Громоздкий Чон опустился рядом на корточки и беспардонно, удивив наглостью девушку, задрал подол длинной юбки платья, будто бы ведал, где болело. — Зачем изводить себя каблуками, если ноги этого не выносят, — хмурый Чон задал вопрос, внимательно рассматривая синеву на ноге. — Даже в росте наша разница велика, — смиренно, закрыв ноги платьем, девушка болезненно поднялась на ноги. — Не стоит указывать упреком на чужие старания. В полутьме Чон тягучим взглядом проводил тонкий стан жены до двери гардеробной. Жены, которая восприняла его волнения как критику. Все также сидя на корточках у кровати, Чонгук слабой улыбкой опустил голову и прикрыл глаза. При росте под два метра его сложно было назвать низким, но мелкую комплектацию Мирэ он всегда находил милой. Правда, не ведал, что та могла думать иначе. Чон тяжело поднялся на ноги. Отошел от постели и сел на кресло, вина он не баловал особым вниманием, вопреки этому налил себе полбокала и залпом выпил. За это время Мирэ вышла из гардеробной, прошла перед ним стремясь в ванную комнату. Дверь за собой закрыла на замок. Звук щелчка пронзил не только слух, но саму душу. Чон еще минуту сидел неподвижно. Стоило его опьяневшему разуму вспомнить о прозрачных окнах в ванной, он поднялся на ноги чертыхнувшись. Одна мысль, что его люди могли созреть девушку под душем, переполошила все нутро. Под тяжелыми ногами были слышны звук от бамбуковых дощечек. Ванная дверь была по правую сторону от изголовья кровати. Встав перед ней, он спешно постучал, оперившись на косяк одной рукой. Девушка открыла дверь неспеша, он узрел взволнованное лицо ее и перевел дыхание. — Войду? Девушка молча отступила от двери, все также держась за нее. Первым на глаза бросилось обручальное кольцо, которое лежало на ставке умывальника. От осознания, что она первым делом сняла с себя кольцо, грубо кольнуло под ребром. Немедля Чонгук прошел к окнам в пол. — Они сенсорные, — он постучал по стеклу костяшками, оно обернулось темным моментально. — Благодарю. Лишь кивнув головой, он покидал ванную как тонкий голос снова раздался: — Не могли вы бы помочь с платьем, — девушка сделала шаг от двери и медленно обернулась к нему спиной. Тонкая кисть, нежно скользя убрала длинные волосы со спины, открыв вид на длинную вереницу пуговиц в петельках. Они шли прямо по позвонку и прикрепляли края корсета, под которым была фарфоровая кожа. Без слов он протянул ее ближе к себе, обхватив талию со спины и приступил расстегивать пуговицу за пуговицей. Аромат, которого он уловил еще в салоне машины, стал четче и теперь стало ясно оно исходило из девичей нежной кожи. Дюйм за дюймом показывающейся. Падкий на плотские желания Чона повело очень быстро, он даже задышал скованно. Кончик носа медленно коснулся основании шеи, девушка заметно напряглась. Инстинктивно большие руки в татуировках притянули мелкое напряженное тело ближе торсу, по мере того как сухие губы мазнули по выступающим позвонкам. Опустив голову, с глубоким вздохами Чон ведомый желанием жадным старательно покрывал открытую кожу мелкими поцелуями. Девушка под натиском пустила стон. Невинный, истинно девственный и разум Чонгука совсем померк. Он уже старательно представлял как быстро растрахает никем нетронутую девушку, как заставит забиться в оргазме в своих руках, как сотворит то, что даже ей не снилось в страшном сне. Мысли пагубные были прерваны, дрожащей рукой, что Мирэ запустила за спину и цеплялась за его бок. Потому что Ох, Дьявол, Чон был готов поспорить на чести ноги ее дрожали от бессилия. Покрасневшая до уязвимо открытых плеч, девушка непонятно сыскала спасения в руках этого искусителя. Со скрипом зубов, тяжестью на кончиках пальцев он отступил. Явственно Мирэ задышала сорвано-громко. Едва он закрыл за собой дверь, Мирэ опустилась вниз не в силах совладать собой.

***

После теплого душа, разомлевшая девушка с осторожностью истинного олененка тихо вышла из душной ванной. На постели сиротливо лежала аптечка, Чон, как всегда, сидел на кресле. Волосы его были влажные, одежда сменилась на черную футболку и широкие хлопковые треники. На его фоне ее шелковое кимоно, скрывающий новый комплект белья со стразами (так было ей сказано) выглядело несколько неуместно. — Иди в постель, перемотаю твою ногу. Без слов Мирэ расположилась на краю кровати, уткнулась блеклым взглядом в потолок и нелепо положила руки на груди, хоть сейчас перемести в открытый гроб. Девушка нашла немного странным прелюдии в паре с мазью от спазмов мышц и плотным бандажом, но не стала перечить. Наверно, взрослые так занимаются сексом, ей откуда знать. Но вопреки ожиданиям, после перевязки Чон настежь открыл окна комнаты, от влажного ветра с моря все свечи погасли и лег на другую сторону постели. Спать. Мирэ осталась лежать в недоумении, хлопая ресницами. Это как она в одной постели в белье со стразами в первую брачную ночь и ее новоиспеченный муж подумывал спокойно поспать. «Ох, Лорд, лишь бы не гей» — думалось ей. Ведь наследника ждут не только ее округ, но и столичные. Знала бы, что Чон никогда не отказывавший собственным желаниям сейчас лежал, усиленно давя в себе любое начало похоти.