Я видела Дьявола. Он был мил

Грехи юности моей ... не вспоминай ... Господи! (Пс. 24)

— Не забывай, перед кем стоишь. Мужчина, будто получив отрезвляющий удар, опустил голову в молчаливом извинении и сделал шаг в сторону, чтобы не заслонять вид на миловидную девушку. Чон к своим годам повидал много девушек и женщин, но эту, стоящую в чёрном пиджаке, накинутом на плечи поверх блузки и, кажется, совсем не имеющем смысла, и в юбке длиной до середины голени, с глазами совсем ещё детскими, блестящими страхом и неуверенностью, с утончёнными чертами лица - безусловно красивыми, но такими далёкими от зрелости… он не мог охарактеризовать никак. Её невозможно было описать простыми словами, она будто находится выше этого. Чон, смотря на её миловидное личико, осознал, что его настиг ступор. Таким он становился только перед одной женщиной, такого невольника сотворить из него могла она одна. И гнев, неподвластный и неумолимый, будто испарился, подобно мареве. — Прошу прощения за неудобства, которые мы вам доставили, - голос, словно мёд, лился медленно, заставляя утопать в некой неге. Чон будто видел себя со стороны, невольно замершего из-за чар этой девчонки. Но поделать со своей участью ничего не мог. — Этот поздний визит никак не поднимет меня в ваших глазах, однако, к сожалению, я не нашла другого варианта, кроме как явиться сейчас с просьбой о личной встрече, — девушка неловко удерживала лацкан пиджака одной кистью, заглядывала в безжалостные чёрные глаза и, видимо, наивно полагала сыскать в них милость? Чонгук точно не скажет, он плох в распознавании человеческих чувств. В том, что девочка за душой имела нечто невероятно светлое и крайне глупое, у Чона не было сомнений. Мгла, которая прочно поглотила его, всегда чутко отзывалась на свет. — Ким Мирэ, дочь Главы Третьего округа, Ким Минсо, — коротко представилась она, и внутри Чона нечто сильно кольнуло. Он осознал, что убьёт эту заблудшую душу, так ярко запечатлевшуюся в его, полумёртвой и гнилой. Именно сейчас Чонгук понял, что свой свет он потеряет дважды. В номере стояла тишина. Верный слуга Беса стоял рядом с боссом, восседавшим на диване с вышивкой на дорогом шёлке и накинувшим для приличия лёгкий халат на плечи, оставив при этом голым изрисованный чернилами торс. Он курил с прищуром, не спуская цепкого взгляда с тонкой фигуры, скромно занявшей противоположный диван. Внутри бурлило тёмное, всепоглощающее зло, готовое запачкать эту невинную жертву обстоятельств. Чонгуку приходилось прикладывать неимоверное количество усилий, чтобы не сорваться. — Папа не оценит мой визит к вам, — искренне поделилась она. Чон через силу прислушивался к словам, чтобы оценить простоту души, напротив сидящей. Сложно проникаться чужим присутствием, когда в голове лишь одно животное желание — растерзать. — Я рискую не только собой, но и человеком, сопровождающим меня. По правилам такта и этикета Чонгук, уловив скрытый между слов смысл, должен был кинуться обещать, что этот визит останется их личной тайной. Но Бес, с лёгкостью отодвинув совесть, к которой обращалась Мирэ, молчал в ответ. Чужая горестная судьба его не волновала. Или он делал вид, будто так оно и было. — Мой приход обусловлен тем, что я хотела лично дать свой ответ насчёт предстоящего союза наших Домов, — Чон в меру своих скованных возможностей в спектре чувств оценил холодную расчётливость девушки, которая верно истолковывала суть их брака. Там о светлой и вечной любви речь не шла и подавно, обе стороны стремились лишь к выгоде партнёрства. — Вопреки моему уважению к вашей семье и фамилии, которую хотела бы носить любая девушка, я вынуждена отказаться от предполагаемого брака с вами. Свой отказ я хотела преподнести лично, чтобы он не оставил никакого осадка во взаимоотношениях наших семейств, — девушка, подобрав маленькую сумку, встала с места и, коротко склонив голову на прощание, собралась уходить, но её остановил пропитанный недовольством и холодом голос: — Эту глупость я прощу, она обусловлена твоим возрастом, — сам не догадываясь о том, что, начиная с этого момента и за всё время, пока они будут состоять в браке, эта оговорка о возрасте Мирэ будет элементом, разглаживающим острые углы в их отношениях, которых без сомнений будет множество, благодаря буйному нраву Чона. Девушка застыла на месте, в удивлении опустив глаза на спокойно тушащего окурок на дне пепельницы Чона. — Переговоры считаются завершёнными только в том случае, если удовлетворёнными оказались обе стороны. — Вести переговоры не входило в мои намерения, я хотела лишь красиво преподнести свой ответ. Если вам есть чем поделиться, то я выслушаю вас, — Мирэ неуверенно замолчала, оставив тишину висеть в воздухе. Чон потянулся за новой сигаретой, больше ни в чём не находя покоя для своей души. Эта девушка одним своим приходом перевернула все планы, смешала мысли в голове. Теперь Бес не был уверен в точности своих догадок о Главе Киме. Главным элементом в предполагаемом плане Минсо был его брак с Мирэ, в противном случае мотивы путались и не совпадали. Чон что-то упускал. Снова. — Вам есть, что сказать? — неловко, скованно поинтересовалась Мирэ. — Напротив, я бы хотел услышать от тебя, чем моя кандидатура в мужья не угодила? — бросил, чтобы просто заговорить зубы, пока не доберётся до оголённой истины. Под чутким надзором стоящих у входа в номер охранников и самого Чона девушка опустилась обратно на твёрдо набитый диван. — Вопрос не в вашей силе, а в моей слабости, — подняв глубокий, чувственный взгляд на дымящего сигаретой Чона, сказала она. От сидящего напротив сносило все барьеры; надменность и сила девушки, которую она показывала перед всем миром, в присутствии Чона оказывалась напускной игрой. Земля крошилась под ногами от этого властного, холодного не по человеческим меркам мужчины. Каждый миг, проведённый с ним, Мирэ утопала в непреодолимом иррациональном страхе. Трусость, на которую никогда не была падка девушка, до кончиков подрагивающих пальцев овладела ею. Мирэ не терпелось броситься в бегство и спастись. В этом порыве её нельзя отменить. — Столь сильная личность, подобно вашей, не ровня моей скромной воле. — Мне смешно, — выждав долгие тягучие минуты, сквозь дым изо рта и без доли смеха поделился он. — Выходит, мне понадобиться опуститься, чтобы соответствовать твоим убогим стандартам? Девушка вся подобралась, готовясь поплатиться за чужие умозаключения. Чонгук, внимательно следящий за ней, уловил все изменения, и угрюмое, присущее ему блаженство, разошлось по всему усталому телу от осознания того, что удалось задеть. Причём за самое больное. Ему даже не потребовалось прилагать усилия. Какая жалость, вопреки красивому виду, фарфор был уязвим до безобразия. Поистине жалкое зрелище. — Дай угадаю, кого ты видишь в роли жалкого мужа, раздавленного твоей скромной волей, – сладко затянувшись в последний раз. — Ки? Вопрос, не подразумевающий ответа. Мирэ совсем побледнела в лице, глаза обернулись тусклыми. Кажется, даже непосильный страх, наведённый усилиями Чона, не мог привести её в чувства. — Верно, — холодно, подобно ему самому. В отчаянных попытках выжить, стерпеть и продолжить свой путь. — Наследник Пятого округа близок ко мне по возрасту, схож по статусу и не обделён элементарной милостью. Став его супругой, я могу вести с ним разговор, будучи уверенной быть услышанной, в отличие от вас. Молча, без вмешательств, он выслушал её нелепый лепет, чтобы следом сразу же отвергнуть каждый сказанный ей довод. Таков был Чонгук, такова была судьба Мирэ. — Будь мы хотя бы малость связаны, может быть помолвкой, — буднично, будто не приговор озвучивал вовсе. — Я приказал бы вырвать тебе язык, — Мирэ заметно дрогнула напряжённым телом, её охранник у двери даже сделал шаг в сторону гостиной, но, не успела его тень зашевелиться, люди Чона уже удерживали его на месте. — Чтобы передо мной больше не смела мечтать о другом. Сегодня урок преподать не удастся, но совсем-совсем скоро… — сорвав судорожный вздох из груди девушки, Чонгук произнёс тише обычного. — Я возьму тебя в жёны, и избавиться от меня тогда уже не получится. Я своё сказал, теперь ты можешь уходить. Предельно раздавленная, не добившаяся первоначальной цели визита девушка, снова поднялась на ноги. Больше не став заглядывать в лицо собеседника, пленницей совсем не хороших мыслей Мирэ скромно склонила голову на прощание. Больше слов не понадобилось. Сказано было даже больше, чем нужно. Он не отрицал, что уже успел отнять её хрупкую жизнь. Девушка себя и так ощущала убитым человеком, слабыми ногами направляясь к выходу из номера. Приход её не произвёл ровным счётом никакого эффекта. Усилия были напрасны. Помимо Суёна, который на эту ночь взял ответственности за присмотр за Мирэ, её персону до самой машины проводили ещё двое верных охранников. Стояла угрюмая тишина. Как только дверь полностью затонированного джипа закрылась и девушка оказалась в салоне, Суён тронулся с места. В отражении зеркала заднего вида его чуткий взгляд зацепился за маленькое личико, бледное от страха и волнения, осунувшееся за пару часов, по сути совсем ещё ребенка, которому довелось несколько месяцев назад отметить лишь семнадцатилетние. Девочка эта повзрослела, казалось, за несколько минут разговора с Господином Чоном. А история-то только-только начиналась.

***

Проводив Мирэ, двое верных слуг вернулись в номер Чонгука, который снова дымил сигаретой, вальяжно откинувшись на спинку дивана. Люди Чона встали перед ним, увесисто сцепив руки за спинами и опустив голову в уважении – давняя привычка военных. В ярком освещении выражение угрюмого лица Беса было отлично видно, он, сильно погрузившись в коварные мысли, всё больше хмурился. С самого начала этот фарс с переговорами не сулил ничего хорошего. Чонгуку давно следовало убрать девочку и заполучить Третий округ на правах разоблачителя такой кровавой и низкой лжи. Ни одна душа не стала бы противиться его воле. Но он повременил, поосторожничал и упустил момент, из-за чего теперь должен устраивать спектакль великого торжества, выслушивая всякие претензии и притворяясь милым против своей натуры. — В срочном порядке отправь снайпера к дому Кима, девочка не должна успеть переступить ворота, — прикрыл глаза от притока крови к голове от нескончаемых проблем и курева. — Охранника её тоже уберите. Молчаливые псы, кивнув в ответ на приказ, поспешили к выходу доблестно и бесперебойно выполнить его. А Бес всё так же сидел, будто мёртвый, мысленно возвращаясь к перепуганному, далеко не наигранному лицу нынешней жертвы ситуации. К своим годам Чон откровенно переел красавиц - теперь привлекательный, притягательный вид женщин перестал приковывать взгляд. Девочка эта была невероятно красивой, хотя детство проскальзывало в милых чертах её лица, в доброте и наивности взгляда; цветок ещё не распустился, но уже лишал опоры под ногами. Однако совсем не красота привлекала в ней, хоть она и бесспорна. Чонгука отрезвила, словно поток морозной воды, вылитый на голову, эта чрезмерная сдержанность и выставленная на показ отчуждённость. Такой с ним была мать, даже находясь на смертном одре не захотевшая говорить с ним. С того дня, когда совсем маленький Чонгук, потерявший голову от переполняющего неконтролируемого гнева, стал убийцей своего родного брата, мать ни разу не заговорила с ним, в один день потеряв обоих сыновей. Резкий на эмоции, щедрый на злость Чонгук долго и трепетно держал обиду — единственную нить, что связывала его с его матерью до самой её смерти. Не было ни разговоров, ни случайных взглядов. Гробовая тишина, установившаяся между ними, не была потревожена матерью ни разу. Чонгук перегорел всеми фибрами души, варился сутками в котлах неодолимой смеси злости, обиды и нестерпимой ненависти, но никто даже не попытался остудить его. Теперь, став мужчиной, догоревший дотла в собственном горе трупом, ощутив эту родную, пронзающую до глубин несуществующей души отрешённость в повадках и напускных речах, он вдруг оказался узником привычных ему теперь чувств. Ни одна женщина, с которой он был, не возымела над ним подобного влияния, но эта совсем юная, местами глупая и наивная девочка смогла. Жаль терять её, так и не заполучив. Открыв усталые глаза, Чон потянулся за мобильником на столе. Контакт был выбран среди номеров быстрого набора. После первого же гудка последовал немного растерянный ответ: — Слушаю, — грубый голос моментально произнес: — Господин. — В отеле есть крытый бассейн? — Да. На крыше президентского номера. — Прикажи приготовить его. Посторонних не хочу застать, — выдержав паузу. — Вон и Тае уехали? — Да. — Приходи к бассейну, будет поручение. — Буду, Господин. После смерти брата Чонгук, как и весь мир, понял, что он зверь. Самый настоящий, кровожадный и одичалый. Сквозь года, методом проб и множества ошибок он осознал: если зверь не поддаётся контролю, его нужно измотать в край. Ослабший от усталости и сонливый зверь не мог пустить чужую кровь. Верными помощниками в этом деле стали физические занятия, череда множества тренировок, цель которых одна — измотать. С трёх лет он ходил на групповые занятия по тхэквондо, после смерти брата они стали индивидуальными и занимали каждый вечер, вместо трёх в неделю до этого. Отец, прощупав почву и найдя правильный выход эмоциям вспыльчивого сына, добавил карате, следом и рукопашный бой. К пятнадцати годам Чонгук возымел мнимый контроль над своим гневливым нравом, по вечерам пропадая в спортивных секциях. В шестнадцать он, получив чёрный пояс по карате, и шестой степени по тхэквондо, переключился на бокс и плавание. На спаррингах он выпускал пар, изматывал куратора и своих подопечных, которым доводилось выходить с ним в паре на маты, а вода имела исключительно успокаивающий эффект. Плывя, он не избавлялся от накопившегося за день комка злости, лишь отодвигал её на задний план на короткое время, что в следствие делало его более сдержанным. Оба занятия были китами, на которых покоилась его жизнь, без них он рухнул бы на самое тёмное дно, где змеёй шипела злость на пару с гневом. Диагнозов ему ставили множество: от психопатии до проблем с гневом и сдержанностью, но ни один доктор не смог прописать нужные лекарства, от того он и топил себя в поте на спаррингах и приводил в чувства в морозной воде. Под такой водой ни один звук не доходит до слуха, в чистейшем вакууме мысли прояснялись. Вода, лишившая Чонгука всех отвлекающих факторов, оставила ему лишь одну мысль, которая теперь таранила его разум. Несколько раз начав заплыв, используя все оставшиеся силы, Чон в конце вынырнул, снимая очки. План покушения был гениален, но не лишён простоты. Жертва сама нырнула в сеть, вынудив дать подобный срочный приказ. Убив сбежавшую в темноте ночи из-под чуткого взора родителя Мирэ, к тому же застрелив у ворот фамильного особняка Кимов, никто бы не решился заподозрить будущего жениха в организации инцидента. Это ведь безумие. На этом Чонгук с уверенностью покончил бы с планом Кима, каким бы он его ни задумал. Лишняя головная боль отступила бы, навеки оставив в покое. Но, чёрт, почему-то после короткой встречи с девушкой, Бес задумался, а стоит ли игра свеч. Внутренние доводы говорили, что нет. Чонгук тяжёлыми шагами вышел из воды. К нему подошёл помощник, всё время ожидавший у шезлонгов. На развёрнутые плечи Беса опустилось полотенце с рук внимательного Юна, правой руки Чона. — Позвони ребятам, — вытерев лицо краем полотенца, тяжело сказал Чонгук. — Пусть сворачивают всё, — шокированный помощник перестал ступать по зелёному мрамору мокрого от воды из бассейна. Чонгук, всегда отличавшийся хорошим складом ума и крайней расчётливостью, никогда не отменял приказ. — Планы изменились? — Юн полез во внутренний карман солидного пиджака в поисках телефона, чтобы дозвониться до Вона или Тае до конечного выстрела. Чон, не останавливаясь, шёл к стеклянным дверям душевых кабин. — И перенеси перелёт на сегодня. Нужно домашних предупредить о скорой помолвке. Юн коротко киивнул, прикладывая мобильник к уху, и проводил сдержанным взглядом спину уходящего. — Отбой. По ту сторону стояла тишина.

***

Мирэ возвратилась домой в состоянии абсолютной разбитости. Утром предстоял совместный с отцом завтрак, после которого Мирэ ждал вылет в Англию. Сна этой ночью она не отыскала для истерзанной души. Спускаясь медленно под лестницей, девушка подумывала поговорить с отцом за столом насчет кандидатуры сына Чонов в роли ее жениха. То, что он был спорной личностью, с неслыханной жестокостью в делах преступных, знали все и очевидного не скрыть, и девушка надеялась, опираясь на это отговорить отца от опрометчивого поступка. Стол был накрыт в саду, под тенью беседки. Стояла вопреки настрою в доме приятная погода. — Доброе утро, — мягко опустившись на стул с обивкой, любезно отодвинутый дворецким совсем юным в своем ремесле, но несравнимым, когда дело доходило до ведения хозяйства и хороших манер перед хозяевами. — Как вам спаслось, глава? — чинно и статно начала она разговор. Между ней и отцом всегда имелись места для вычурных манер, не пересекаемых границ и вежливости. — Ты же знаешь своего старца, — жестом приказав стоящего у стола дворецкого налить чая, начал говорить Минсу. — Сон я совсем потерял. — Как я могла забыть о вашей бессоннице, — пристыженно призналась она, от неловкости опустив глаза на голубой фарфор блюдце чая. — Жизнь в дали от дома преподносит подобные новости. Я начинаю забывать о вас, — с искренней печалью в голосе, отметила она. — Эта судьба каждой семьи, детя рано или поздно забывают о своих старших, — отпив чая, не смотря в лицо опечаленного ребёнка своего, изрёк Минсу. — Мы с тобой застали этот момент немного раньше, но что мы получили в последствии твоего отъезда? Девушка сдержала дыхание, академия отнявшая все годы юности, никогда не была отдушиной. — Мне передали, что в балете ты преуспела, — спустя минуту, приступив к французским тостам, поделился Минсу. — Я у станка ради красоты, — холодно отрезала Мирэ, сохранив ледяное безразличие на лице и в ровном голосе. — Кем бы не являлся доносчик, он сильно преувеличил мои успехи, — в том же тоне продолжала она, без особого интереса приступая к трапезе. Балет для нее был отрадой души среди сотни уроков шитья, вышивания и кулинарии. Балет любовь, к которой прививались к девочкам из знатных семей ради выставленной правильно осанки. Вопреки бесстрастному нраву девушки, стал единой отдушиной в стенах академии. Видимо, такая она любовь, когда всякие запреты теряли значения. — Раз ты в занятиях находишь покой, может мне стоит нанять преподавателя? — Не стоит. Мне осталось меньше трех лет обучения. Если сейчас возьму урок балета, на основные дисциплины не останется времени в расписании, — уводя разговор в другое русло, ответила она. — Потом настигнет меня свадьба, после которого совсем не будет минуты покоя. Не заботьте себя ненужными мыслями, глава. —Раз разговор зашел о браке... Девушка подняла проницательные глаза, замолчав в ожидании продолжения речи отца. Без особых усилий в ней читалось отчаяние в паре со страхом, но Минск предпочитал оставаться слепым для этих изменений в дочери. — Утром стала известна дата помолвки, — отложив столовые приборы в сторону, немного поддавшись вперед поделился Ким. — Разыграем скромное пиршество, известим всех о грядущем связи двух округов. Твое присутствие не обязателен, тебе лучше сосредоточиться на учебе. — Я не решалась спросить, — решив, что момент настал для признания сказала Мирэ. — Вы действительно уверены в наследнике первого округа? Он влиятелен, спору нет, но у каждой монеты два лика. Какого проку от его силы, если нам не дано ее обуздать? — Тебя не устроил мой выбор? — резко, прямолинейно поставив вопрос ребром. — Я соглашусь с любым вашим решением, глава, – понизив голос, блестящими глазами заглядывая в глаза напротив в надежде снискать милость. — Но сейчас я должна уточнить. Уверьте меня, чтобы сомнения перестали терзать. — К чему сомнения? — приподняв одну бровь спросил Минсу. - Чему суждено свершиться, тому нет управа.

***

После завтрака с отцом, во время которого получены были неутешительные ответы на вопросы, издергавшие все нервы Мирэ, к ней подошёл Суен напоминая о скорейшем перелете. Девушка наравне с прислугой разобралась с гардеробом, собрала чемоданы и к назначенному времени была готова к долгому отсутствию в отчем доме. Ее, как всегда, провожали с почетом, но отца в момент ее ухода в доме не было. Девушка с истинным смятением в душе покинула фамильный особняк. Суен в паре с другими телохранителями были спутниками. — Простите, госпожа, — тихим и мерным голосом сказала менеджер, вслед за недавно ушедшим. Суен уже места себе не находил от внезапной задержки, всех и вся окидывая подозрительным взглядом, выискивая опасность там, где ее в помине нет. — Боюсь, что ваши билеты были переоформлены на рейс частного вида. — Могу я узнать, кто организовал подобную операцию… — Так как правила о конфиденциальности распространяются и на частные перелеты, мы не можем озвучить имя заказчика, — опустив голову девушка в форме поклонилась, тихо выговаривая, — Просим прощения за предоставленные неудобства. Мирэ получив обратно свой паспорт, обернулась к Суен: — Нужно узнать отец ли организовал частный самолет для меня, — она стянула тренчкот с плеч, вручая его моментально к стоящему за ней мужчине из свиты. — Я не могу полететь не зная, кто за всем этим стоит, — она элегантно опустилась на жёстко набитый диван в кабинете ожидания. — Я с этим разберусь. Не успел Суен дотронуться до широких дверей комнаты ожидания, она распахнулась, впустив внутрь полдюжины мужчин в черном. Вся свита Кимов насторожилась. — Кто вы такие? — громко спросил Суен, совсем не скрывая свою неприязнь и разрежённость. Из толпы на шаг вперед вышел один солидно сложенный мужчина лет тридцати или около того, застегнув пиджак, сидящий как влитой на хорошо сложенном теле, он кивнул в сторону Мирэ в приветствии. Потом взглянул в лицо расстроенного Суен, стоящего совсем рядом с ним, и низким голосом разговорил: — Чон Юн, права рука младшего Чона из первого округа, — официально представился тот. — С этого дня за младшей госпожой Ким будут представлены люди из клана Чон, и все передвижения младшей госпожи будут курироваться ими и лично мной. Мирэ обвела взглядом прибывших, все как один выглядели устрашающе и явно будут выделяться в толпе. Она не полагала, что крышка клетки так рано захлопнется, причем так тривиально. — Об этом знает глава Ким? — Суен подобную выходку чужаков принял за свой счет. Он него волнами исходила злость, рука его все чаще тянулась к поясу брюк, где хранилось холодное оружие. Особой импульсивностью Ёнсу не отличался, просто сам факт того, что его пистолет грел бок успокаивал его. — Решение принято в одностороннем порядке, если младшая госпожа распорядится, то я сообщу о смене охраны главе Ким, — невозмутимо сказал Юн, в последствии остановив взгляд на Мирэ от которой ждал ответа. — Не стоит утруждать себя, — никак не желая уступать в формальности речи, выверено нашлась ответом она. — Суен займется этим вопросом. Юн лишь кивнул головой в ответ. — Мне обязательно распускать прежний состав? — Предпочтительно. — Суен возвращайся назад, извести отца, меня сопровождать будут эти господа, — махнув рукой в сторону стоящего Юна, спокойно приказала она. Суен всплыл словно спичка над огнем. — Но, госпожа… — Не заставляй повторяться, — опустив глаза на чашку чая, показывая для всех то, что разговор всякий подошел к концу, закончила она. Именно в этот момент третий округ потерял единственного ребенка в главенствующей семье.