Удел человеческий

– Что ж, могло быть и лучше – пробормотала женщина, с презрением оглядывая неказистое, неприметное сооружение. Натали скривила губы и повела взглядом вдоль разрисованных в нелепых граффити стенах. Ничего не обычного. Простой район отдалённый от центра Парижа. Без прикрас, вычурных огней. «Никогда бы не подумала, что интеллигент может жить в таком месте» – неуверенно толкнув, серую бронированную дверь, с удивлением Натали отметила, что та поддалась с характерным скрипом. Выдохнув, она почувствовала, как во рту пересохло. Длинный плохо освещённый коридор не внушал доверия. Мадам хотелось верить, что она ошиблась адресом, или Эрнандес оказался последним подлецом и завёл в ловушку, где несчастную поджидает маньяк с извращёнными желаниями. Стены покрыты прозрачной плёнкой, маленькие капли воды – конденсат. Запах сырости, глубокий, мрачный и бугристый – но в воздухе чувствуется привкус яблок и мшистого дуба. В полумраке казалось, что заветная дверь все никак не приближалась. Рука ложится на холодную потрёпанную дверную ручку, когда-то покрытая золотистой краской, сейчас в тусклом свете отливает алюминием. С щелчком дверь открылась. Мягкий, яркий свет дружелюбно приветствовал гостя, уютно озаряя книжные полки. Огромный стеллаж с гранёными бутылками занимал всю правую часть комнаты, на чёрном флоковом диване, лежала аккуратно сложенная одежда и ещё не открытая коробка сигарет. Пробковая доска увешана фотографиями различных пейзажей: песчаный берег Филиппин с пригнувшийся от урагана пальмочкой, кровавые закаты Аргентины в нескольких ракурсах, окутанный в лучах солнца Кафедральный Собор Палермо на Сицилии и многое-много других завораживающих глаз картинок-открыток. – Ого, и где Эрнандес ещё не был? – Натали зачарованно разглядывала одну карточку с подписью "La casa" – В Сербии и Албании, мир огромен, мне никогда не посетить прекрасную и горячо любимую Испанию – раздался знакомый голос. – Вижу вас заинтересовала моя коллекция? – мужчина подошёл к ней со спины, но держал приличную дистанцию, чтобы не смутить гостью, он выдержал паузу и продолжил: – Я не сержусь на вас, что вы зашли без предупреждения, не беспокойтесь, именно вас я и ждал, а при других обстоятельствах, сюда и муха не проникла. – он улыбался, перекидывая из руки в руку небольшое, крепкое желтое яблочко, взятое из корзины на столе. – Ох, мне жаль – Натали в беспокойстве обернулась, и потирая меж пальцами фотографию с видом швейцарских гор, зелёных трав и маленьких домиков. – Что это? – женщина рукой обвела стеллаж с бутылкам и с подозрением покосилась на Эрнандеса. – Я делаю кальвадос, так для себя. Ну и для друзей – он беспомощно развёл руками и обратно бросил яблоко в корзину. – Небольшое хобби, хотите попробовать? – рука потянулась к гранённой закупоренной бутылке. С гордостью Эрнандес смотрел на свое детище, с обожанием провел тыльной стороной ладони по стеклу. – Да, хороший напиток, только очень крепкий. – Очень приятно конечно, но я пожалуй откажусь. – мужчина с пониманием кивнул и откупорил бутылку. – Ну, что же, могу предложить вам что-то полегче, может вино? – наливая себе в широкий стакан кальвадос, Эрнандес с наслаждением потянул лёгкий аромат сладких груш, и слабый оттенок яблок и незаметный, но пряный привкус специй. Натали присела на диван. Красное вино игриво переливалось на свету. Небольшой глоток дал волю к жизни. Рядом с ней опустился мужчина, наслаждаясь алкоголем. Он погрузился в восхитительно пьянящее чувство эйфории, заметно расслабившись. «Пора действовать» – Натали сжала ножку бокала чуть крепче, и на ее лице мелькнула нервная гримаса. Она вдруг подумала, что все ее действия глупы и радикальны. – Расскажите о себе? – она загадочно, по театральному вздохнула. – Вы знаете обо мне многое, а я ничего о вас – тон умиротворённый, но требовательный. Эрнандес зашевелился и засопел, словно только что проснулся. Мысли – тугие канаты со свистом опускаясь на воспалённый мозг, приносили жгучую душевную боль, заставляющую по ночам переворачивать подушку на другую сторону, ведь другая мокрая от слёз. Омут памяти пульсирующий и волнующийся от каждой мысли, от каждого слова. Хватает обрывки памяти, но те скользкие и хрупкие падают и разбиваются на множество кусков. Любимые лица, такие теплые, и пахнут они карамелью, и воском прогоревших свечей. Эти загадочные, острые и колючие зигзаги эмоций вдруг возникают в его душе, пока яблочный бренди бежит по крови, даруя спокойствие. – Эрнандес? – звук доносился гулко, мужчину не покидало ощущение, что голову набили ватой, он перевел замученный туманный взгляд. – А? Всё хорошо – отпив немного, тот сморщился и печально улыбнулся. – Мне нечего о себе рассказать. Но в этот день в году. Единственный день в году. Я не хочу оставаться один. – он пристально посмотрел на Натали, и закинув левую руку на спинку дивана виновато продолжил: – Мы не в клишированной книге, чтобы рассказывать друг о друге все, чтобы потом делать какие-то сомнительные выводы, подталкивая себя к разрушению чужой жизни. – он провел пальцем по ткани дивана, вырисовывая на ней круги. – Знаете, бывает такое, что люди совершают ошибки, и есть те, кто за эту ошибку из кожи вон вылезут, но так или иначе сделают больно. Оттого-то я мягкий, что много мяли – Эрнандес невесело рассмеялся, и поставив бокал на подлокотник, учтиво спросил: – Не хотите ли груши? Они очень вкусные, сладкие, и скажем так отдают нотками далекой Нормандии. – он аккуратно сжал плод, но даже лёгкого нажатия достаточно, для того чтобы прозрачный сок брызнул мужчине на пальцы, и медленно тягуче сбегал по запястью. Натали не успела кивнуть, как Эрнандес проворно отправился к столу омывая фрукты под проточной водой. Это выглядело необычно, так, что даже ее пробрал холодок. Странный и даже пугающий. Запахло по-летнему южнои истомой. Рассматривая оранжевые плоды на столе, Натали уже ощущала их вкус. Наконец, на журнальный столик возле дивана, опустилась тарелка с нарезанными фруктами, к удивлению Санкёр, помимо обещанных груш, пестрели дольки апельсинов, с винограда скатывались крупинки воды.

***

Вечер прошёл мелодично, раскатисто, оставляя после себя приятное воспоминание. Натали смеялась искренне, рассказывала глупые истории, и в тот момент поняла, вот она настоящая жизнь. Распрощавшись у нее на душе легко, свободно и радостно, она уже чувствовала знакомую горечь сожаления том, что это день прошёл. До кровати добралась Натали быстро, заползая под одеяло, правую ногу потянуло судорогой. – Вот чёрт! – полусидя, женщина растирала и массажировала ноющую конечность. Недолго провозившись боль ушла, не оставив ни одного напоминания. Едва она легла, как сон утянул за собой в пучину беспамятства и грёз. Раздался звонок разрываясь в тишине. Облокотившись на правую руку Эрнандес, поколебавшись, принял звонок, безэмоционально глядя на потрёпанную фотографию. – Да? Я слушаю. – внезапно голос сел, и мужчине пришлось откашляться. – Здравствуйте, друг мой. Как ваши успехи? – тон властный, медленная начальственная нерасторопность сквозила от собеседника. – Я знаю, что в это день вас желательно не тревожить, но верхушке надо знать... – У меня есть достаточно информации – Эрнандес перебил названного друга и яростно ударил кулаком об журнальный столик. – Если вы во мне сомневаетесь, то просто отстраните от дела. – чуть успокоившись, добавил: – Да-да, ждите меня в отделе, думаю, скоро все встанет на свои места. – в глаза ему бросилось миниатюрное украшение. Золотая подвеска с маленьким глазком-камушком сапфиром. «Кажется, это Санкёр» – он поддел указательным пальцем цепочку, чтобы лучше рассмотреть на свету. «Однозначно её.» – Да, у меня есть множество гипотез, поэтому я и работаю на вас. Встретимся завтра.