Ни слова о магии

      Люциус с отвращением жевал безвкусное вяленое мясо. Каждый кусок застревал в горле напоминанием об изысканных блюдах, к которым он так привык, и рассчитывать на которые не приходилось. Геральт молча наблюдал за ним, время от времени прикладываясь к бутылке с самогоном. В хижине стояла тишина, лишь потрескивали поленья в очаге, да снаружи доносились редкие звуки леса.       — Итак, — произнес волшебник, с трудом проглотив последний кусок, — вы упомянули какого-то специалиста в Оксенфурте. И кто же этот… гений?       Геральт хмыкнул, покрутив бутылку в руках. Его янтарные глаза блеснули в полумраке хижины. Возможно, то был порыв интереса, а может быть, самогон.       — Его зовут Альгернон. Чудак, каких поискать, но в своем деле — настоящий мастер. Изучает пространство, время и прочую дребедень, которую я и выговорить-то не могу.       — И как, позвольте узнать, этот ваш… чудак может помочь мне вернуться домой? Или вы предлагаете мне довериться очередному шарлатану? — Люциус старался сохранять скептический тон, хотя внутри уже разгоралось любопытство.       — Не спеши с выводами, Малфой, — Геральт усмехнулся, но в его глазах мелькнуло раздражение. — Альгернон может и странный, но его теории о множественных мирах — это не пустая болтовня.       — Множественные миры? — Люциус подался вперед, его глаза блеснули интересом, но он тут же откинулся назад, напустив на себя безразличный вид. — Занятно.       — Еще бы. Но я не то чтобы сильно разбираюсь в этом. Знаю только о Сопряжении сфер. А вот Альгернон… — Геральт на мгновение замолчал, подбирая слова. — Представь на минуту человека, который живет одной идеей. Его комната — это бардак из книг, свитков и каких-то странных штуковин. Он может не спать сутками, бормоча что-то о «пространственно-временных аномалиях».       Люциус слушал, затаив дыхание, но его лицо оставалось невозмутимым.       — Ладно, — наконец произнес он, — допустим, мы найдем этого вашего Альгернона. Но как, скажите на милость, мы объясним мое появление? И не привлечем ли внимание… нежелательных лиц? Как вышло с госпожой Йеннифэр.       — Вот об этом нам и нужно подумать, — Геральт нахмурился. — Там мы промахнулись, да, но тут… В целом, он достоин доверия, но все равно будем держать ухо востро. Да и одного тебя я уже не оставлю. Если он распустит руки — защищу.       — Звучит обнадеживающе. Были бы вы так осмотрительны сразу же, мы бы обошлись без помощи чародеек. А впрочем, учитывая вашу связь с самой несносной из них…       — Так, лучше расскажи-ка мне подробнее, что ты там подслушал у Йен. И не упусти ни единой детали!       Люциус глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. На мгновение ему показалось, что он снова стоит в темном коридоре дома Йеннифэр, прижавшись ухом к двери, даже запах пыли и старого дерева ощутил. Та еще была ночка! Особенно интересно она закончилась — прыжком из окна. Впрочем, уж что-что, а разговор он запомнил почти дословно.       — Они говорили о каком-то Капитуле, — начал он. — Йеннифэр, похоже, спит и видит, как бы туда попасть. И не без моего участия. Ее якобы «помощь» имела вполне корыстные мотивы. Да чего уж там, она лишь из корыстных мотивов и состоит! Вы не подумайте, я ее не осуждаю, однако уговор есть уговор. А я очень не люблю тех, кто не держит слова. Еще там упоминался двимерит и то, что я на него не реагирую. Это им показалось едва ли не самым важным. Хотя было еще кое-что… — он запнулся, — имя. Вильгефорц. Кажется, он тоже метит в этот их Капитул.       — Вильгефорц?       — Кажется, именно так его звали, — Люциус нахмурился, припоминая. — А что, вы его знаете?       — Кажется, я где-то слышал это имя, — пробормотал Геральт. — Но точно не скажу. В любом случае, в Капитул метят в основном те чародеи, для которых власть важнее исследований. И они туда пойдут по трупам даже так называемых друзей, не говоря уже о трупе какого-то залетного никому неизвестного волшебника.       Ведьмак задумчиво посмотрел в окно, за которым потихоньку нарастали сумерки. Ветер снаружи усилился, и ветви деревьев заскребли по крыше хижины.       — Нам нужно добраться до Альгернона раньше, чем Вильгефорц или Йеннифэр доберутся до тебя, — произнес, наконец Геральт, поворачиваясь к Люциусу. — Завтра на рассвете мы выдвигаемся в Оксенфурт.       — Вы думаете, он уже знает о моем существовании? Насколько я помню, мисс Йеннифэр не упоминала ничего подобного.              — Уж поверь, я уверен, что он знает, — хмыкнул Геральт. — Если дело касается Капитула, слухи распространяются со скоростью мысли. Думаю, так или иначе, о тебе уже знают все претенденты на вакантное место.       Люциус кивнул, чувствуя, как адреналин начинает пульсировать в его венах. Он прекрасно понимал, что сейчас не в лучшей форме для противостояния могущественным чародеям. У него даже не было достойной волшебной палочки. Однако Малфой был уверен, что сможет что-нибудь придумать. В конце концов, у него была Филиппа — козырь в рукаве, о котором никто не знал.       — Что ж, — сказал он, расправляя плечи, — полагаю, мне стоит хорошенько отдохнуть перед нашим… путешествием. Нужно быть готовым к любым неожиданностям.       Геральт кивнул, указывая на подстилку в углу хижины:       — Да, отдохни вон там. Завтра нам понадобятся все силы.       Люциус скривился, окинув презрительным взглядом предложенное ложе:       — Вы серьезно? Это… это даже не кровать! Вы ожидаете, что я буду спать на каком-то тряпье?       — А ты видишь тут кровать? И я не вижу. Выбор невелик, Малфой, — усмехнулся Геральт. — Либо это, либо голый пол.       Волшебник тяжело вздохнул, но, понимая безвыходность ситуации, направился к подстилке. Ворча себе под нос что-то о «варварских условиях» и «неподобающем обращении», он все же улегся, стараясь устроиться поудобнее. Ворочался долго, но когда он наконец замер, сложив руки на груди и уставившись в потолок, его поглотили размышления. Сложившаяся ситуация была далека от идеальной, но Люциус Малфой был полон решимости не просто выжить в этой игре, а и выйти из нее победителем. В конце концов, адаптироваться к новым обстоятельствам — это то, в чем его семья всегда преуспевала.       Вместе с тем, несмотря на вопиюще неподобающие условия, усталость все же взяла свое. Люциус провалился в беспокойный сон и тут же оказался в плену кошмаров. Перед его внутренним взором проносились искаженные образы: родное поместье, окруженное зловещим лесом из мира ведьмака; Нарцисса, протягивающая руки сквозь портал, из которого веяло холодом; Драко, сидящий за партой в Хогвартсе, а вокруг него вместо учеников — жуткие создания с клыками и когтями. Он метался во сне, пытаясь укрыться от этих видений. Но куда бы ни бежал, его преследовали то мерзкие маглы с лицами пьяниц из таверны, то хитрые чародейки с глазами, полными жадного интереса, то ужасающие монстры с чешуей и крыльями, почему-то все как один с лицом ведьмака. Геральт то появлялся, то исчезал, каждый раз с новым чудовищным обличьем, и Люциус не мог понять — друг он или враг. Это был не просто сон, а настоящий лабиринт ужаса, из которого не было выхода, и где Малфой чувствовал себя как никогда беспомощным.       Проснулся он резко, словно выброшеный из сновидения неведомой силой. Сердце колотилось как безумное, а на лбу выступил холодный пот. И еще несколько секунд он лежал неподвижно, пытаясь сообразить, где находится. Хижина тонула во мраке, лишь догорающие угли в очаге отбрасывали слабые дрожащие отсветы на стены. Малфой медленно приподнялся на локте, щурясь и вглядываясь в темноту. Постепенно глаза привыкли, и он начал различать очертания предметов: грубо сколоченный стол, какие-то мешки в углу, свисающие с потолка пучки трав.       Внезапно его взгляд наткнулся на фигуру, лежащую совсем рядом. Геральт спал, повернувшись к нему лицом. В неверном свете он без труда мог разглядеть его резкие черты, сейчас непривычно расслабленные. Белые волосы разметались по грубой подстилке, контрастируя с темной тканью. Люциус заметил, что даже во сне рука Геральта лежит на рукояти меча, в любой момент готовая сжать ее и вступить в бой. От этого он невольно поежился и осторожно повернулся на бок, стараясь не шуметь. Жезл, который предусмотрительно лежал рядом, оказался под рукой. Люциус сжал его, чувствуя, как по пальцам пробежала легкая дрожь магии. Что ж, самое время побеседовать с Филиппой, решил волшебник.       Прикрыв глаза, он сосредоточился, пытаясь погрузиться в транс. Сердце билось чаще от волнения и страха быть обнаруженным. Он знал, что разговор с чародейкой необходим — ему нужна была информация об этом Вильгефорце, но риск был велик. Если Геральт проснется и застанет его за этим занятием… Что ж, придется юлить и придумывать приличные отговорки, чтобы у ведьмака не появились ненужные вопросы. Их связь с Филиппой — тайна, так пусть она таковой и останется.       И он все перебирал в голове разного рода оправдания, многие из которых были абсурднее некуда, и не заметил, как реальность вокруг него начала постепенно меняться. Запах дыма и сырого дерева отступил, сменяясь тонким ароматом духов и свечей. Шум ветра за стенами хижины превратился в тихое потрескивание камина. А когда открыл глаза, то обнаружил себя в изысканно обставленной комнате. Мягкий свет свечей отражался в многочисленных зеркалах и хрустальных бокалах, создавая атмосферу интимной роскоши. А напротив него в изящном кресле сидела Филиппа Эйльхарт.       Малфой окинул Филиппу внимательным взглядом. Она предстала перед ним в тонком шелковом халате. Его легкая ткань, небрежно распахнутая, скорее подчеркивала, чем скрывала изгибы тела. Длинные темные локоны каскадом ниспадали на плечи, обрамляя лицо живыми волнами. Люциус невольно сравнил ее с Нарциссой. Там, где его жена была холодной и сдержанной, Филиппа излучала жар и страсть. Острые черты лица чародейки — хищный нос, пронзительные глаза, высокие скулы — придавали ее красоте ощущение опасности. Эта странная смесь женственности и птичьей грации была, несомненно, привлекательна.       Филиппа улыбнулась, явно пытаясь произвести впечатление, но Люциус лишь слегка приподнял бровь, сохраняя маску холодного интереса. Он прекрасно понимал игру, которую вела чародейка, и не собирался поддаваться на ее уловки. В конце концов, он пришел сюда за информацией, а не за сомнительными удовольствиями.       — А, это ты, мой дорогой волшебник, — промурлыкала Филиппа, слегка подавшись вперед. — Вижу, наш маленький трюк с левитацией прошел успешно. Надеюсь, приземление было… мягким? — В ее голосе слышалась смесь насмешки и любопытства. — Признаться, после того эффектного побега от Йеннифэр я уже начала думать, что ты забыл о моем существовании. Так чем же я обязана столь… неожиданному визиту?       — Ваша помощь была… весьма кстати, — сухо ответил он, слегка поморщившись от тона чародейки. — Что касается моего визита, у меня есть несколько вопросов.       Филиппа лениво потянулась в кресле, и Люциус невольно проследил за ней взглядом. Шелковый халат медленно соскользнул с ее плеча. В мягком свете свечей тень от ключицы создавала манящую ложбинку, а изгиб шеи казался почти скульптурным. Малфой заметил, как по ее коже пробежала легкая дрожь — то ли от прохлады, то ли от предвкушения. Филиппа, казалось, наслаждалась его взглядом, но в ее глазах читался вызов, она испытывала его самоконтроль.       — Вопросы? — промурлыкала чародейка. — Как скучно, Люциус. Неужели ты пришел сюда только ради разговоров?       Она грациозно поднялась, и халат заскользил по ее телу, едва удерживаясь на бедрах. Филиппа двинулась к нему плавно и уверенно, пока не оказалась совсем близко, на расстоянии вытянутой руки. Воздух вокруг нее полнился тонким, но настойчивым ароматом жасмина и амбры. Этот запах окутал Малфоя, пробуждая воспоминания о их прошлых встречах, пусть и слегка кружил, дурманил голову.       — Знаешь, — прошептала она, наклоняясь к его лицу, заставив хмуриться, — есть куда более приятные способы провести время.       Рукой она легко коснулась плеча волшебника, скользнула ладонью по его груди. Он же оставался неподвижным, не позволяя себе никак отреагировать на это прикосновение. Все сохранял маску холодного безразличия, хотя внутренне не мог не отметить умилительную настойчивость Филиппы.       — Мисс Эйльхарт, я ценю ваше… гостеприимство. И понимаю, насколько вам здесь тоскливо, но сейчас не время для развлечений. Мне нужно как можно больше узнать о Вильгефорце.       Филиппа на мгновение замерла. Ее глаза сузились, превратившись в две темные щели. Люциус заметил, как она напряглась всем телом, прежде чем медленно отстраниться в вернуться в кресло. Игривость тут же улетучилась, уступив место настороженности с толикой раздражения, а халат снова плотно окутал ее фигуру.       — Вильгефорц? — произнесла — нет, выплюнула она. — Интересно, откуда ты узнал это имя?       Малфой лишь пожал плечами, стараясь выглядеть непринужденно:       — Скажем так, оно всплыло в одном занимательном разговоре.       В комнате повисла тишина. Филиппа не спешила с ответом, а лишь покачала головой, и ее длинные волосы мягко колыхнулись. Люциус заметил, как она интуитивно коснулась пальцами шеи, словно защищаясь.       — Люциус, Люциус… — проговорила чародейка. — Ты играешь с огнем, даже не подозревая об этом. Вильгефорц — не тот человек, о котором стоит спрашивать… необдуманно.       Она сделала паузу, явно взвешивая слова и Малфой наблюдал, как менялось выражение ее лица: от настороженности к раздражению, а затем к чему-то, в чем он с удивлением узнал страх. Занимательная картина, стоит признать. Такую гамму чувств он привык видеть на лицах последователей Темного Лорда, тех, кто умудрился навлечь на себя немилость или запятнать свою преданность. Видеть подобное у обычно невозмутимой и властной Филиппы было… неожиданно.       — Он чародей, и очень могущественный, — наконец продолжила она. — Амбициозный, хитрый и безжалостный. Вильгефорц не остановится ни перед чем, чтобы достичь своих целей. И если ты встанешь у него на пути…       — Продолжайте, — подтолкнул ее волшебник, подавшись вперед. Он заметил, как дрогнули пальцы Филиппы, сжимающие подлокотник кресла.       — Если ты не хочешь закончить свои дни в качестве подопытного кролика в его экспериментах или того хуже, держись от него подальше, — жестко ответила она. — Вильгефорц опасен. Смертельно опасен. И если он узнает о твоем… особом происхождении, ты станешь его главной целью.       Люциус слегка наклонил голову, обдумывая услышанное. Его пальцы рассеянно поглаживали рукоять жезла, который он держал. Отчего-то это движение странным образом успокаивало.       — Понимаю ваше беспокойство, мисс Эйльхарт, — произнес он с легкой улыбкой, которая не коснулась его серых глаз. — Однако я привык действовать на опережение. Мне нужно знать о его слабостях, связях, ближайшем окружении. Чем больше я узнаю, тем лучше смогу… защититься.       Громко фыркнув, чародейка закинула ногу на ногу, совсем не заботясь о том, что обнажилась больше чем нужно, и внимательно посмотрела на волшебника. Настолько, что ему показалось, будто прямо сейчас она практикует легилименцию. И без того душный воздух в комнате сгустился еще больше.       — Ты не понимаешь, во что ввязываешься, наглец, — покачала она головой, нервно теребя пальцами край халата. — Вильгефорц не тот противник, которого можно просто перехитрить или обойти. Он как ядовитая змея. Одно неверное движение, и ты мертв.       Филиппа на мгновение замолчала, ее взгляд стал отстраненным, а затем снова посмотрела на Люциуса, теперь уже резко и решительно.       — Но если ты действительно настроен серьезно… — она вдруг подалась вперед, понизив голос, — есть один способ обезопасить себя и, возможно, получить то, что ты ищешь.       Люциус вопросительно поднял бровь, его интерес явно возрос.       — Что вы имеете в виду?       — Убей Вильгефорца, — тихо, но уверенно сказала она. — Если ты действительно решишься, я не буду сопротивляться, не стану мешать твоей магии. Более того — буду содействовать. Наш уговор, конечно же, останется неизменным: освобождение — это не предмет торга. Ты же понимаешь. Как и понимаешь то, что с моей силой твои шансы на возвращение значительно возрастут, а взамен ты сделаешь лишь пустячок — избавишь меня от этого ублюдка.       Люциус почувствовал, как по спине пробежал холодок. Предложение было неожиданным и опасным. Но в то же время невероятно заманчивым. Сила чародейки, ее знания — это могло стать ключом к восстановлению его былого могущества. Пусть это и не гарантировало возвращения домой, но возможность вновь ощутить ту мощь, которой он обладал раньше… От одной мысли об этом перехватывало дыхание. Он внимательно посмотрел на Филиппу, пытаясь понять, что кроется за ее предложением. Почему она пошла на этот торг? Что связывает ее с Вильгефорцем? Нет, эти вопросы не могли подождать уютной атмосферы и чашки чая. Сейчас перед ним открывалась возможность, которую он не мог упустить.       — Интересное предложение, мисс Эйльхарт, — медленно произнес Малфой, тщательно подбирая слова. — Но прежде чем я соглашусь, мне нужно знать больше. О Вильгефорце, о вашей связи с ним. Похоже, тут кроется занимательнейшая история.       Филиппа вдруг взглянула на бокал, который к приходу Люциуса уже наполовину опустел и медленно провела указательным пальцем по хрустальному краю. Ее взгляд стал жестким и холодным.       — Занимательней не придумаешь. Ты хочешь знать, почему я здесь? Это история о власти, амбициях и том, что нельзя недооценивать противника.       Она сделала паузу, собираясь с мыслями, но Малфой заметил, что она просто старается подать все в выгодном ей свете. Что ж, осуждать ее он не станет.       — Это было три года назад, — начала она. — Я стояла на пороге триумфа. Место в Капитуле было практически моим — годы интриг, тщательно выстроенных союзов и устраненных препятствий наконец-то должны были принести свои плоды.       Она сделала паузу, и ее губы изогнулись в холодной усмешке.       — Оставалась лишь одна заноза. Одно несносное, самодовольное препятствие — Вильгефорц. Этот выскочка, возомнивший себя великим чародеем, стоял между мной и моим законным местом в Капитуле.       Люциус заметил, как ее пальцы сжались на подлокотнике кресла.       — О, я подготовилась основательно. Месяцы кропотливой работы, шпионы в его ближайшем окружении, подкупленные свидетели. Я собрала о нем столько грязи, от которой волосы встали бы дыбом у любого, кто хоть немного сведущ в магии. Там было все. Документы о его безумных экспериментах над людьми и эльфами. Свидетельства тех немногих, кто выжил после его «исследований». Доказательства его связей с Нильфгаардом. Я даже раскопала грязные делишки его молодости, о которых он так отчаянно пытался забыть.       Филиппа подалась вперед, и ее глаза блеснули.       — Я была уверена, что после этого ни один уважающий себя чародей не подаст ему руки. Его ждало изгнание, позор, а может, и что похуже. А я… я бы заняла свое законное место в Капитуле, устранив главного конкурента. Если бы я только знала, как жестоко ошибаюсь в своих расчетах…       В комнате повисла тишина. Люциус скрестил на груди руки, слушая внимательно, не перебивая. Филиппа сделала глубокий вдох, а затем, откинувшись на спинку кресла, продолжила:       — Я назначила Вильгефорцу встречу. Уединенное место, нейтральная территория. Хотела насладиться моментом его падения, — она горько усмехнулась. — Какой же наивной я была! — Она с силой сжала пальцами перила, да так, что Малфой услышал, как захрустела ткань. — Когда я пришла, Вильгефорц уже ждал меня. Он выглядел спокойным. Слишком спокойным для человека, которому я собиралась предъявить ультиматум. Я начала свою маленькую речь, наслаждаясь каждым словом. Рассказала ему, что у меня есть, чем это грозит ему. Предложила уйти тихо, отказаться от претензий на место в Капитуле. А потом он рассмеялся. Просто рассмеялся мне в лицо. И сказал: «О, Филиппа, неужели ты думала, что я не знаю о твоих маленьких играх?»       Люциус не смог сдержать легкую усмешку. Ситуация, в которой оказалась чародейка, живо напомнила ему некоторые эпизоды из его собственного прошлого. Интриги, двойные игры, манипуляции — все это было так знакомо. Он почти мог представить ее лицо в тот момент, когда она осознала, что проиграла. Эта мысль принесла ему странное удовольствие, смешанное с легким сочувствием — в конце концов, он сам не раз оказывался по обе стороны.       — Оказалось, он знал о моем плане с самого начала. Более того, половина «доказательств», которые я собрала, была подброшена мне его людьми. Он манипулировал мной, заставляя думать, что я его переигрываю. Я была в ярости, но не успела даже ответить. Вильгефорц щелкнул пальцами, и я почувствовала, как меня окружил барьер. Я не испытывала такого ранее. Наверняка этот ублюдок заранее подготовил ловушку. Он улыбнулся, будто настоящий змей, и сказал: «А теперь давай обсудим твое будущее».       Она засопела, ее глаза сверкнули гневом.       — Он достал этот проклятый жезл. Объяснил, что это артефакт невероятной силы, способный не только усилить магию, но и заключить в себя сознание чародея. И что у меня есть выбор — либо я добровольно касаюсь жезла и становлюсь его частью, либо он использует более… неприятные методы, чтобы достичь того же результата. Я пыталась найти выход, просчитать варианты. Но Вильгефорц предусмотрел все. Он дал мне понять, что если я откажусь, то лишусь не только всякой надежды на место в Капитуле и буду полностью дискредитирована в магическом сообществе, я лишусь и жизни. Я смотрела на этот проклятый жезл и понимала, что это ловушка. Но также я видела в нем возможность. Возможность выжить, сохранить хоть какое-то влияние и, может быть, однажды отомстить. В конце концов, я приняла решение. Лучше быть запертой в артефакте, чем мертвой или опозоренной без всякой надежды на возвращение. По крайней мере, так у меня оставался шанс.       Филиппа на мгновение замолчала, ее взгляд стал отстраненным.       — Знаешь, Люциус, — произнесла она тихо, — я всегда верила, что наши судьбы предначертаны. И то, что я оказалась в этом жезле, а жезл попал в твои руки… Это не случайность. Сама судьба свела нас. Ты — чужак из другого мира, обладающий силой, неподвластной нашим законам. Я — плененная чародейка, жаждущая мести и свободы. Вместе мы можем изменить ход истории.       — Какая ерунда, — усмехнулся волшебник. — Фатализм — удел глупцов. Я был о вас иного мнения.       Он и вовсе хотел рассмеяться ей в лицо, ведь большей глупости давно не слышал, но вдруг увидел в блеске ее глаз, в напряженной позе нечто знакомое. Это был азарт игрока, готового поставить все на последнюю карту.       — Это наш шанс, Люциус. Шанс свергнуть тех, кто считает себя неприкосновенными. Вместе мы можем…       Но Малфой уже едва ли слушал. Он узнавал это состояние — жажду реванша, готовность рискнуть всем ради призрачного шанса. Сколько раз он сам был в подобном положении? Сколько раз ставил на кон все, надеясь отыграться, вернуть утраченные позиции? Нет. Он всегда обдумывает все риски. Всегда думает наперед.       И все же… Сейчас ситуация была иной. На кону стояло не просто его положение или влияние. Речь шла о возможности вернуться домой, к семье. Стоит ли рисковать этим ради авантюры в чужом мире? Люциус почувствовал, как внутри него разгорелась борьба: азарт игрока, готового принять вызов судьбы, и осторожность человека, который слишком много потерял и не хочет рисковать последним шансом на возвращение. Он посмотрел на Филиппу. В ее глазах горел огонь, который мог либо осветить путь к величию, либо сжечь все дотла.       — Ваше предложение… интригует, — наконец заговорил он. — Но прежде чем я приму решение, мне нужно все обдумать.       И снова Филиппа внимательно посмотрела на него, ее глаза сузились, словно она пыталась прочесть его мысли. И вдруг Малфой осознал, что именно это она и делала все это время. Ему не показалось, совсем нет. Вдруг на губах чародейки появилась полуулыбка, от которой Люциусу стало не по себе.       — Ох не нужно вот этих взглядов, — промурлыкала она, заметив его замешательство. — Неужели ты думал, что наша связь ограничивается только разговорами? Я — часть этого жезла, а значит, часть тебя. Каждая твоя мысль, каждое воспоминание открыты для меня.              Она замолчала, наблюдая за реакцией Малфоя и явно наслаждаясь тем, что видит, а затем продолжила более интимным тоном:       — Видишь ли, магия связала нас крепче, чем ты можешь себе представить. Я не просто говорю с тобой — я в твоем сознании, Люциус. Все, что ты видишь сейчас, — это проекция твоего разума.       Медленно поднявшись с кресла, Филиппа двинулась к нему. Плавно, грациозно.       — И знаешь, что самое интересное? Я выгляжу именно такой, какой ты хочешь меня видеть, — она приблизилась к Люциусу, ее халат слегка распахнулся, обнажив изящную линию шеи и ключиц. — Каждая деталь моего облика, каждый изгиб… — провела рукой по своему телу, — все это создано твоим воображением, твоими желаниями. О да, я знаю, о чем ты думал, глядя на меня. Твои мысли… Они такие красочные, — усмехнулась, наблюдая, как Малфой пытается сохранить невозмутимое выражение лица. — Не стоит стесняться. В конце концов, мы оба взрослые люди, не так ли?       Глубокий вдох едва ли помог волшебнику сохранить остатки здравого рассудка. Филиппа же продолжала испытывать его на прочность, когда ее горячее дыхание коснулось его бледной щеки.       — Я чувствую твое волнение. Твое возбуждение… Не нужно его скрывать. Здесь, в твоем сознании, мы можем быть кем угодно, делать что угодно.       А затем наклонилась ближе и ее губы почти коснулись его уха:       — Подумай об этом. О возможностях, которые открываются перед нами. О власти, которую мы можем разделить. И о удовольствиях, которые ждут нас на этом пути. Представь, что ты сможешь использовать свою магию на полную мощь. Без ограничений, без препятствий. Я знаю, что у тебя в арсенале есть кое-что поинтереснее простой левитации или защитных чар. Может быть… Круциатус? Или Империо? Уверена, что там найдется пара-тройка заклинаний, от которых здешние чародеи потеряют дар речи.       Люциус сделал еще один глубокий вдох, пытаясь собраться с мыслями и понять, от чего у него закружилась голова: от удушливых духов, от глубокого дыхания или же от открывшихся перспектив. Он почувствовал, как по его телу пробежала дрожь возбуждения. Мысль о том, чтобы снова использовать Непростительные заклятия, была одновременно пугающей и невероятно соблазнительной. Малфой вдруг представил себя, возвращающегося в свой мир с такой силой, с которой больше не нужно было бы бояться никого и ничего. Он мог бы защитить себя и свою семью, оградить их от опасностей, которые неизбежно придут с возвращением Волдеморта. А может, стать настолько великим и могущественным, что больше никогда не пришлось бы пресмыкаться перед Темным Лордом. Быть не слугой, а равным. Или даже чем-то большим. Эта мысль заставила сердце Люциуса забиться чаще. Он всегда стремился к величию, но никогда еще эта перспектива не была столь близкой и осязаемой.       — Филиппа, — произнес он неожиданно охрипшим голосом, — это все очень заманчиво, но мы не должны забывать о главном. Мы говорили о Вильгефорце, о власти, о возможности вернуться домой.       Он отступил на шаг, и, кажется, так стало немного легче, но взгляд от ее лица так и не отвел. Филиппа улыбнулась, в ее глазах мелькнул огонек удовлетворения. Она видела, что Люциус уже не так яростно сопротивляется ее чарам. Да и сам Люциус это явственно ощущал.       — Конечно, дорогой, — промурлыкала она, — все это связано. Власть, которую я предлагаю, возможности, которые открываются перед нами… и удовольствие, которое мы можем разделить.       Она снова приблизилась к нему, но на этот раз не так настойчиво.       — Подумай, Люциус. С нашей силой мы сможем не только уничтожить Вильгефорца, но и открыть пути между мирами. Ты сможешь вернуться домой победителем, обладая могуществом, о котором раньше не мог и мечтать.       Люциус чувствовал, как его решимость слабеет. Образ триумфального возвращения, власть над мирами — все это было слишком соблазнительно.              — И ты требуешь за это всего лишь смерть Вильгефорца? — спросил он, уже зная ответ, но нуждаясь в подтверждении.              Филиппа нежно провела рукой по его щеке.       — Все именно так. Пустячок, не правда ли?       Малфой закрыл глаза на мгновение, взвешивая все за и против. Когда он снова посмотрел на Филиппу, в его взгляде читалось уже не столько сопротивление, сколько любопытство и скрытое желание.       — Мне нужно подумать, — сказал он наконец. — Это не то решение, которое принимается сгоряча.       Филиппа кивнула, явно довольная тем, что лед начал таять.       — Конечно. У тебя есть время. Но помни, — она снова приблизилась, ее губы почти касались его уха шепча, — я всегда здесь, в твоем сознании. И когда ты будешь готов, просто позови меня.       А затем он почувствовал как его небрежно тряхнули за плечо. Люциус резко открыл глаза, вырванный из глубин своего сознания. Над ним нависало обеспокоенное и помятое лицо Геральта. Ведьмак крепко держал его за плечо, очевидно, пытаясь разбудить.       — Малфой, ты в порядке? Ты метался во сне и бормотал что-то невнятное.       Люциус попытался взять себя в руки, но чувствовал, как бешено колотится сердце. Он был весь в поту, а дыхание оставалось прерывистым. К своему смущению, он также ощутил явное возбуждение и поспешно сел, пытаясь скрыть это от пронзительного взгляда ведьмака.       — Конечно, в порядке! — возмутился волшебник, отмахнувшись от руки Геральта. — Просто приснился… любопытный сон.       — Любопытный сон, значит? Должно быть, очень любопытный, раз ты так вспотел и дрожишь.       — Уверяю вас, мистер Геральт, ничего страшного не произошло. Просто игры подсознания, ничего более.       Ведьмак еще мгновение изучал его лицо, затем медленно кивнул, хотя в его глазах все еще читалось подозрение.       — Как скажешь, — произнес Геральт с усмешкой, но Люциус заметил, что за этой напускной веселостью скрывается настороженность. — Если тебе приснилась голая девица, это еще не повод так себя вести. Хотя, может, у вас, волшебников, это по-другому работает.       — Если вам так интересно, мне снилась чистая постель, бадья с теплой водой, комфортная одежда, комната в замке и вкусный ужин. Все то, чего я лишен в этой… ситуации. — Он окинул презрительным взглядом убогое убранство хижины. — Полагаю, вы не станете осуждать меня за столь невинные желания? А теперь, если позволите, я бы хотел еще немного отдохнуть перед нашим путешествием.       Геральт хмыкнул и вернулся на свое место, но Люциус кожей чувствовал на себе его пристальный взгляд. Волшебник прекрасно понимал, что за напускным равнодушием ведьмака скрывается острая наблюдательность. Это заставило его напрячься — он не мог позволить себе раскрыть свои истинные намерения раньше времени. Хотя, если подумать, со своими намерениями он и сам пока не определился.       Закрыв глаза, Люциус пытался привести мысли в порядок, но образ Филиппы и ее заманчивые обещания продолжали вихрем кружиться в его сознании, не давая покоя. Пришлось смириться с тем, что уснуть ему уже не удастся.       И пока Малфой ворочался на жесткой подстилке, пытаясь совладать с бурей мыслей в голове, в Венгерберг ворвался одинокий всадник, разогнав ночную тишину громким стуком копыт.       Припозднившиеся горожане в страхе жались к стенам, уступая дорогу мрачной фигуре, стремительно приближавшейся к магазинчику Йеннифэр. Всадник спешился у резной двери, его холодные глаза хищно блеснули в неверном свете факелов.       Он чувствовал — здесь произошло нечто важное, и был полон решимости разгадать эту загадку. Странный гость, неизвестная магия… Вильгефорц ненавидел тайны, ускользающие из-под его контроля. Но еще больше он презирал интриги, плетущиеся за его спиной вздорными чародейками.       Подавив желание снести дверь одним взмахом руки, он заставил себя действовать более дипломатично. В конце концов, простой разговор по душам мог оказаться не менее эффективным. Вильгефорц поднял руку и постучал — слишком резко, слишком настойчиво. Его переполняло нетерпение, ведь лишь одна мысль билась в голове: где она прячет этого чертового пришельца?