Исход 0.1: черепа, обрамленные кровью.

      Селина скользнула взглядом к мелькнувшей в потёмках комнаты маске Ка — это была почти такая же золотая, как и её собственная — та была сокрыта под тонким стеклом, которое Исход разбила рукоятью пистолета, что ей дал Сол. Не было времени разбираться с тем, что стекло попадёт на кожу или в глаза — она просто выхватила маску с небольшой подставки и удержала ту в руках, стараясь как можно быстрее оценить ситуацию.       Не выходило: отовсюду шумело, гремело. Селина неприятно поморщилась, хмуря брови, и пожалела о том, что её собственная маска так и осталась лежать у прикроватной тумбы комнаты в особняке Альберта. Потребовалось с несколько минут, чтобы окончательно прийти в себя, осознать, что происходит, и вернуть себя к первостепенной задаче. Эскиль.       Селина покинула комнату достаточно быстро. Всё происходящее едва ли напоминало обычную бойню: здесь было страшнее, неприятнее. Запах крови потихоньку распространялся по всему помещению, а убитых тел становилось всё больше и больше. Исходу не требовалось защищать себя — на удивление, люди воспринимали её лишь фоном, но не основой — потому игнорировали её так, будто бы Селины здесь и не было.       Перебежками она добралась до нескольких тёмных коридоров. Это была небольшая развилка, в коридорах которой едва ли моргал свет. Селина снова нахмурила брови, подняла нож, на который по неосторожности ступила босой ногой. Вдалеке послышался голос Эскиля: чуть хрипловатый, он эхом разнёсся по коридору, вынуждая её пойти прямиком по своему же следу.

***

      Эту небольшую миссию едва ли можно было назвать штурмом: убрать, на самом деле, пришлось лишь нескольких человек, максимум — десяток — пока до тех не дошла новость о предательстве Эскиля. Разбирать людей не приходилось, и на самом деле Соуп успел пожалеть о том, что действительно влез в нечто подобное.       Полутёмные коридоры вдоволь были наполнены людьми, и только по характерным чертам лица и особо агрессивному поведению можно было понять, где люди Эскиля, а где — картель. Картель, как сказал Гоуст, тоже можно было бы убрать, но Эскиль — намного важнее. Картель зло, но меньшее зло. — Нужно найти её, — пробубнил Соуп, прижимаясь спиной к одной из стен у незачищенного участка помещения. — Исход на связь не выходит. Матео сказал, что не видел её, судя по всему, совсем скоро мы его встретим. Но Исход… — Переживаешь?       Соуп закатил глаза сразу же, когда понял, к чему клонит лейтенант: он показательно возмущённо вздохнул, прижимая приклад винтовки к собственной груди, и попытался побороть заплетающийся язык. — Мы друзья, — буркнул сержант, пряча глаза. — Заканчивай болтать.       Ещё через пару минут Селина подала голос: из приёмника у плеча она прохрипела что-то невнятное и лишь потом, спустя некоторые секунды, отозвалась снова. — Я в западной части здания, — тихо выдала рация вместе с хрипами; это заставило Мактавиша выглянуть из-за дверного проёма и несколько обеспокоенно вскинуть брови. — Иду за Эскилем. Он ведёт меня глубже. Связь оборвётся.       Ещё через некоторое время капитан Прайс передал сообщение: Эскиль был пойман, связан и обезоружен.       Гоуст осознал первый: Эскиль, частица Ка, теперь стоял с сцепленными наручниками руками прямо перед ним, так неестественно сильно улыбался, что становилось не по себе. Он нахмурился, едва наклонившись к Соупу, что, кажется, не до конца понял всю ситуацию.       Где-то у груди сжалось: Исход не выходила на связь уже пять минут и, судя по тишине коридоров, не приближалась. Беспокойство ощущалось как нечто инородное и одновременно ласково-холодное. Как остриё ножа, пронзающее брюшную полость. — Если Эскиль здесь… — тихо пробасил Райли, склоняя голову вбок, и сжал приклад винтовки посильнее. — То кто тогда ведёт Исход вглубь здания? Двойник?       Эскиль бархатно рассмеялся: было в его глазах что-то от Порчи, так, будто бы Астор Гатри был самым тяжелейшим наркотиком и заразой, что вбивали глубоко под ногти, под кожу. Его пропускали вдоль всего тела, на него становились похожи. Мужчина, в конце концов, подался чуть вперёд: в таком освещении точёные скулы стали ещё острее, и Гоусту показалось на секунду, будто бы он видит очертания его черепа безо всякого скальпа. — О-о, мой друг, — прохрипел Эскиль, сощурив бездонные глаза. — У меня нет двойника. Твою подружку ведут её же кошмары.

***

      Босые ноги начало неприятно жечь холодом, что тянулся по влажному полу. Селине потребовалось с минуту, чтобы вытащить пистолет из-за пояса и кое-как сжать тот в руках. Опыт стрельбы у неё был, но минимальный: из-за вечного тремора Исход даже не пыталась стрелять и к огнестрельным прибегала только в крайнем случае.       Сейчас же она чувствовала то, что не чувствовала никогда в своей жизни в таких количествах: страх сковывал её тело прочными цепями, не позволяя лишний раз шелохнуться. Она слышала вдалеке вкрадчивый голос Эскиля и не могла ему перечить, двигаясь медленно, украдкой.       Вдоль стены ползла её тень: глаза давно привыкли к полутьме коридоров, но в каждом углу всё равно ползали неизвестные страхи. Вот, где-то шелохнулось что-то, отчего Селина вынужденно вздрогнула и направила пистолет дрожащими руками в ту же сторону, куда и смотрела.       Порча, Порча, Порча — он повсюду, глубоко под кожей. Въелся в неё тёмным пятном, что не выводится даже самой сильной и разъедающей всё подряд химией — наркотик, а Селина, ей-богу, готова затянуть ремень на предплечье и пустить новую дозу Астора по вене. Она не скучает — она зависима.       Она боится. Страшно — до жути. Так, что её натурально потряхивает в очередном тёмном коридоре. Здесь меркнут все звуки: крики людей слышатся приглушёнными и отдаленными. Единственное, что Селина слышит наверняка, — как бьётся искалеченное Астором сердце.       Эскиль скользит ладонью по двери, в которую Селина уверенно проваливается и прижимается к стене. Страшно, страшно, страшно — маска Ка, неосторожно прикреплённая к набедренному ремню, болтается и отсвечивает на стены уродливыми силуэтами. — Пришла?       Металлические постукивания голоса о стены — как паучьими механическими лапками по клетке из ребер — эхо, эхо, эхо. Бешеное эхо где-то прямиком в голове, пока грудь сдавливает чем-то нечеловеческим, таким, отчего Селина почему-то на колени падает в каком-то бешеном бессилии, и спутанные мысли вынуждают закрыть глаза. Не видеть. Избежать. — Разве я так неприятен для тебя? — его прикосновение вынуждает зажмуриться ещё сильнее, но Селина словно видит сквозь плотно сжатые веки.       Комната, в которую она попала, — нечто схожее с комнатой для пыток. Здесь есть старый деревянный стул с пятном от крови, есть разбитое зеркало и хирургические принадлежности — сгнившие и заржавевшие. Селина открывает глаза — золото маски слепит, вынуждает обжечься и отползти назад.       За тёмные волосы хватают так, будто бы хотят сорвать те вместе с кожей — Исход цепляется за запястье и беззвучно кричит, потому что голос, кажется, будто бы отобрали за какую-то оплошность. — Посмотри на меня, — неизменным хрипом, когда цепляются за шею.       Петля, удавка — что угодно — но Селина не чувствует даже рук. На секунду ей кажется, что это всё ненастоящее. Иллюзия.       Но она смотрит, смотрит, смотрит — и не видит ничего, кроме маски, к которой тянется, чтобы стянуть. Перед ней присаживаются, опускаются на колени, чтобы поравняться. Селина пытается заглянуть в разрезы для глаз, но там пусто — и от этого становится так натурально жутко, что Исход, честное слово, позволяет себе тихо захныкать. Ведёт.       И тогда Селина осознает что-то, от чего становится первородно страшно и её тошнит, но скорее ментально — физически только желудок схватывает спазмом и скручивает в узел. — Ты не Эскиль, — девушка качает головой, упираясь ладонями в пол, чтобы удержать равновесие, и замечает, насколько близко лежит скальпель. Старый, ржавый — но Селина почему-то уверена, что острый. — И не Сол. И не Матео. Кто ты?       Бархатный смех схож со смехом Порчи — Селина только покорно ждёт, отсчитывая заветные секунды, когда руки в золотых перчатках тянутся к маске и поддевают самый её край.       Показывается неровное полотно кожи и бездонные глаза — Эскиля.       Он склоняет голову так, что свет ломает острые скулы. Его лицо меняется, растягивается, перемешивается, словно детский пластелин или глина — и на неё смотрит Порча. В бесцветной радужке радость прихода от очередного укола — он склоняет голову в другую сторону, и всё снова смешивается воедино.       Селина тянется, чтобы коснуться — ведёт кончиками пальцев по острому носу, аккуратному подбородку. Подцепляет край шрама у брови, ведёт по нему через глаз до скулы.       В полутьме комнаты на неё смотрела она же — чуть улыбалась, словно дожидаясь, пока до Селины хотя бы что-то дойдет. — Скажи, кем мне быть?       И голос был чем-то неопределённым — в нём три смешались воедино, и, признаться, это стало последней каплей — Селина рванула в сторону, выцепила скальпель, которым размашисто резанула по чужой скуле. Оттолкнула вновь появившуюся фигуру за плечи, стараясь как можно быстрее добраться до брошенного у дверей пистолета.       Схватили за ноги — Селина натурально взвыла, стараясь зацепиться хотя бы за стену, и заставляла себя не оборачиваться, потому что там, сзади — застонали, закричали — сразу три голоса бились в грудной клетке, уничтожали, заполоняя собой всё остальное.       Пальцы наконец коснулись холодной стали — она обернулась, зажмурившись, — выстрелила наугад, слыша, как ломаются кости и рвётся кожа — и выпустила пистолет из рук, обхватывая собственную голову и закрывая уши.       Сердце неистово билось о рёбра, вынуждая практически задыхаться, но Селина, явно непривыкшая к таким вещам, едва ли могла что-то с этим сделать. Через пару минут — на деле же вечность — всё стихло.       Тишина эта, правда, вскоре стала куполом и вакуумом, из которого её смогли вытянуть только ледяные руки и до ненормального знакомый голос. — Уходи, слышишь? Убирайся отсюда, оставь меня, я тебя, блять, ненавижу! — сорвалось поломанным хрипом; Исход не открывала зажмуренных глаз, прекрасно зная, кто перед ней. Но только верить в то, что это истинный Гоуст, не могла — на секунду ей показалось, что нечто, увиденное ею раннее, вернулось для того, чтобы покончить с ней. — Уходи!       Он молча схватил её запястья, болезненно надавил на сухожилия так, чтобы хватка пальцев у скальпеля ослабла — хирургический инструмент звонко ударился о пол. Саймон отбросил винтовку в сторону, вместо этого притягивая Селину к себе и заключая ту в сильные объятия, из которых она бы не выбралась.       Её трясло — Саймон это чувствовал не только грудной клеткой, но и всем телом, потому позволил себе осторожно накрыть её макушку ладонью и едва опустить голову, так, чтобы Селина услышала его шёпот. — Первый раз мы встретились, когда ты была ещё ребёнком, — тихо прошептал мужчина, второй рукой поглаживая подрагивающую спину. — Это всё не по-настоящему, Селина, — Гоуст почувствовал попытку выбраться, а потому лишь усилил хватку, не отпуская Исход от себя. — Возвращайся ко мне. Тебе ничего не угрожает.       Она снова всхлипнула — от собственного бессилия перед глубокими ранами, что когда-то нанёс Порча, — и вжалась в чужую грудную клетку, первый раз позволяя себе заплакать перед кем-то кроме Астора. Вымученное спокойствие не приходило: она всё плакала и плакала, пряча лицо в тёплое плечо лейтенанта, пока, в конце концов, не сжала бронежилет у его спины. — Я схожу с ума, слышишь? — её хрип отозвался в Гоусте болезненным эхом. — Мне так страшно, Саймон, так страшно за всех нас. Я больше не хочу носить маску, я не Астор, понимаешь? Я никогда им не была. Но эти галлюцинации… Они не прекращаются. Он повсюду, даже во мне и в тебе — ты понимаешь, о чём я говорю? Я — монстр? — Нет, — Райли качнул головой, хмуря брови под маской, и позволил Селине уложить голову на своё плечо. — Мы все отчасти безумны, Селина. Я — тоже. Тебя это пугает?       Она молча качнула головой в знак отрицания. — А моё… — Твоё безумие? — он словно прочёл мысли, когда Селина беспокойно отпрянула от его груди и постаралась всмотреться в его глаза. — Мы обязательно тебе поможем. Ты мне веришь? — Верю.

***

      Через долгие десять минут, когда руки без перчаток стёрли её слезы и коснулись раскрасневшихся щек, Гоуст протянул руку. Селина смотрела на неё долго, с минуту точно, пока хмурила брови и расценивала это как прямое приглашение, но вовсе не для того, чтобы выйти отсюда. — У меня руки в крови, — тихо выпалила девушка, побито поглядывая на грубую ладонь, протянутую и поблёскивающую от её слез в полутьме комнаты. — Ничего, — кивнул лейтенант, пробасил слишком спокойно и указал глазами вниз. — У меня тоже.       Селина послушалась, но вовсе не потому, что их объединяло нечто общее: ей на секунду показалось, будто бы поступить так будет правильно, истинно. Поступить так нужно было давно — и в грудной клетке эхом отозвалось решение, подтолкнуло за подрагивающие лопатки ближе к Гоусту.       Она сжала его ладонь, позволила переплести пальцы и повести себя по тёмным коридорам. За его спиной было спокойно — он разрезал тьму подобно ледоколу в Арктике водоёмы, опоясывал неведомым куполом от любой заразы, которая готова была прыгнуть на её голову с углов коридоров. Вскоре показалась лестница наверх и перила, о которые Селина опёрлась, переступая с ноги на ногу. — Болят, — заключила она, когда увидела недоумевающий взгляд Гоуста, и махнула рукой. — Сначала выберемся наружу. Потом всё остальное.       Он послушался, удерживая в голове факт того, что теперь её следы окраплены кровью с порезанных ступней. Саймон не до конца понимал, что всё это реально и происходит прямо сейчас: на секунду ему показалось, будто бы это всё ещё сон, что приснился ему в самом начале. Восемь лет, Порча, взгляд поломанного ребенка, золотая маска. Заряды. Заряды?       Он брови хмурит. — Что ты сказал, Соуп? — лейтенант жмёт пальцы к рации у бронежилета, останавливает Селину и выглядывает из-за стены. — Какие ещё, блять, заряды? — Эскиль сказал… Чёрт, — бурчит Мактавиш по ту сторону, судя по звукам, находясь на улице. — Не высовывайтесь наружу, мы на безопасном расстоянии. Вы в нижних коридорах? — Да, — снова отозвался Гоуст, удерживая девушку за плечи. Не составило никакого труда заметить её реакцию: Селина рвалась наружу как птица, однажды познавшая свободу. А эти коридоры её пугали, душили — так, что пришлось склониться над ней и снова позволить уткнуться в собственную грудь, спрятать лицо и обнять за плечи. — Я ничего не понимаю, Джонни. Конкретнее.       Мактавиш шумно выдохнул, и Гоуст знал его реакцию — скорее всего, сжал переносицу. — Оставайтесь внизу, — он постарался сохранить спокойствие, но беспокойство прослеживалось в его голосе металлическим постукиванием. — Мы не смогли найти заряды, но, вероятнее всего, через пару минут верхних этажей не будет. — Нас завалит? — Селина подала голос, снова зажмурившись. Это был один из немногих разов, когда Гоуст видел её такой чувствительной, словно оголённый провод. — Мы ведь успеем выбраться, правда?       Саймон ненадолго замолчал. Мысли роились в голове пчелиным ульем: Браво так не поступят. Браво непременно решат проблему, Браво не оставят. Не оставят, так? — Джонни, — спокойно пробасил мужчина, поджимая губы. — Сколько времени уйдёт на то, чтобы разобраться с завалами? — Сутки, — отозвался Мактавиш, говоря быстро-быстро. Волновался. — Даже если дольше — я всё сделаю для того, чтобы найти вас как можно быстрее. Просто… Спуститесь ниже, слышишь, Гоуст? Не хочу, чтобы вас зацепило. У нас есть десять минут. Лучше не рисковать. — На связи? — На связи.       Через десять минут заложило уши и стало пыльно. Гоуст подтолкнул Селину ниже по лестнице, перебежками сам спустился ниже. Они вернулись в первую попавшуюся комнату спустя тридцать минут и десять попыток выбраться: тот коридор, что вёл наверх, теперь был завален, а никаких люков, тоннелей или чего-то похожего, что могло бы привести на поверхность, они не нашли.       Ещё через десять минут, когда они оба опустились на пол, Селина отключилась.

***

Иран.       Знойная деревушка не сулила ничего хорошего. Астор стащил с лица золотую маску, уложил ту на то пространство, что оставалось до женских бедёр, и осторожно огладил колено. Внедорожник поднимал за собой пыль, и в ней же, казалось, скрывался — целая колонна следовала медленно, но вместе с тем слишком торопилась. — Надень, — он кивнул на маску, когда украдкой коснулся женского запястья. Селина одёрнула руку так, будто бы её обожгло огнем. — Будет хорошо, если нас спутают. — Предлагаешь словить пулю за тебя? — она обернулась через плечо, но спустя несколько секунд послушно скользнула пальцами к маске и спешно натянула ту на лицо, спрятав волосы под капюшон. — А как ещё? — он бархатно усмехнулся, откидываясь к сидению, и уставился в окно. — Не забывай, у кого в долг взяла смелость. Займёшь позицию у старого гаража.       Исход покорно кивнула. День за днём появлялись новые миссии, но эта была отличной от всех остальных: около месяца назад Осирису поступило сообщение, которое слишком сильно заинтересовало Порчу. В Иране, мол, есть сокрытое убежище с крайне интересной информацией, оружием и прочим прочим, что наверняка могло бы отслужить своё. Селина не знала, кто стал главным информатором, но ей, в общем-то, было плевать — она делала свою работу и не хотела грузить голову лишней информацией.       Спустя полчаса машина остановилась. — У нас нет чёткого местоположения, но разведка доложила, что за нами хвост, — начал объяснять Астор сразу после того, как дверь машины хлопнула, а перед ним собрался небольшой круг из людей с оружием. — Придётся занять позиции внутри домов. С местными разговаривать только на их языке, если не знаете — молчать. Они предупреждены. Все приказы исполнять. Уяснили?       Подтверждением стал один большой ответ, после которого солдаты принялись разбредаться по домам. Селина всматривалась в подрагивающий от палящего солнца горизонт, чувствуя, как дрожит земля. — Через сколько они будут здесь? — спросила Исход, не поворачивая головы к Порче и покорно дожидаясь, пока тот сам подойдёт ближе и коснётся её плеча ладонью. — Через сорок минут, — неизменно спокойно произнёс мужчина у самого уха, а потом кивком головы указал в сторону пещеры вдалеке. Точнее, пещерой это было сложно назвать: по-крайней мере, никто не знал, насколько она глубокая и длинная. — Вход должен быть либо около неё, либо в ней. Смекаешь?       Селина шумно вздохнула. — Займёшь позицию около неё. Там кустарники, тебя не должно быть видно. Если разведка не ошиблась, то американцы появятся с той стороны, — продолжил Порча, похлопывая её по плечу. — Иранцы говорят, там могут быть заряды. Будь осторожна. — Там? — У пещеры, — он кивнул. — Но ты у меня, птичка, удачливая. Я в тебя верю.       В горле стоял ком от сухого и знойного воздуха. Маска мешала дышать нормально, но скрывала лицо. Селине не нравилась идея словить пулю за Порчу, но в Осирисе иначе было нельзя — здесь за своего лидера нужно было умереть или пострадать. Вряд ли каждый из наёмных бойцов готов был встать под автоматную очередь за Астора, но она… Нет, она тоже не была готова — но у неё и выбора-то особо не было.       Астор слишком жёстко наказывал за непослушание, потому рисковать ещё раз более не хотелось. Приходилось терпеть бешено бьющееся сердце в грудной клетке, нехватку воздуха и жар палящего солнца, пока перебежками Селина добиралась до кустарников у пещеры, не забыв заглянуть и в неё.       Нужно было дождаться, пока покажутся американцы, дождаться, пока они проследуют ближе к домам, а потом вдоволь заняться пещерой и поиском входа в убежище. Но спустя некоторое время Селине вдруг показалось, что войти туда прямо сейчас и исследовать подробнее будет намного лучше, чем тратить время на ожидание.       Это, кажется, чисто возрастное — характер в ней бьётся еще неподчинённым, но уже закалённым железом.       Зашла и вышла — да и дело с концом. Потому она достаточно быстро ступила внутрь пещеры, включая фонарик у бронежилета. Воздух здесь был спёртый, а солнце заступало лишь на одну десятую часть. Дальше же была полная темнота и возможность в любой момент оступиться.       Селина напоследок оглянулась на маячущие на горизонте домики: Порче вовсе необязательно знать, что она решилась поступить по-своему. Вооружившись холодным оружием в надежде на то, что не придётся сталкиваться с врагом лицом к лицу, Исход двинулась дальше: шагнула во тьму, практически полностью в ней скрывшись. Где-то далеко шумели моторы машины и даже лопасти вертолёта, но они затихали по мере отдаления от входа в пещеру.       Совсем скоро глаза обнаружили пыльную металлическую дверь, альпинистское снаряжение и скалистый спуск вглубь пещеры. Селина поёжилась: на секунду она задумалась о том, как много людей могли погибнуть, просто упав с такой высоты вниз. Смерть её не пугала: пугало лишь то, что шло после неё. Но вход был найден — пусть Исход и не была уверена в том, что он вёл в убежище, — а значит, можно было возвращаться.       Совсем рядом с ухом просвистел метательный нож. Селина проследила взглядом за его полётом и вскинула брови, когда лезвие обогнуло её ладонь и вонзилось в мягкую породу сбоку. Только спустя несколько секунд до неё дошло, что, вообще-то, ножу просто неоткуда взяться — и тогда взгляд зацепился за тёмный силуэт в двух-трёх метров впереди. — Руки, — пробасил он достаточно бесстрастно и холодно, отчего Исход повела плечами, демонстрируя раскрытые ладони.       Её обогнули, упёрлись стволом винтовки в спину. Когда белые разводы на маске показались знакомыми, Селина как-то возмущённо вздохнула. — Должно быть, самый любопытный со всего своего отряда? — спросила она после грубого толчка в спину. Они направлялись прямиком к выходу из пещеры. — Кому могло ещё прийти в голову прочесать самое очевидное место, правда?       Лейтенант хмыкнул, сцепляя её запястья за спиной.       Воспоминание было нарушено — потому в памяти остались лишь ощущения, но не события. Крики иранцев, палящее солнце, духота. Свист. Взрыв. Падение.       Она медленно приходила в себя, жмуря глаза. Её голова лежала на мужских коленях, Гоуст же сидел на полу, маска его была едва приподнята. Селина прокашлялась: в горле неприятно пересохло, а она не могла понять, сколько они находятся под землей.       Его руки выудили флягу из-за пояса: помнится, Соуп точно настаивал на том, чтобы взять её. Словно чувствовал, гадёныш, что понадобится. Вода в ней начала глухо плескаться, когда Саймон осторожно приподнял женскую голову. Селина раскрыла губы, сделала несколько крупных глотков, снова закашлялась, откинувшись обратно к его коленям.       У Саймона грубые руки: не нежные, не теплые. Холодные, как самый чистый арктический лёд, а кожа стёртая-стёртая. Убийствами стёртая, оружием стёртая. Отпечатки стёрты его прошлым — но касается он осторожно, когда стирает с ссадины на её щеке кровь. А потом еле слышно хмыкает. — Шрам останется, — тихо заключает мужчина, убирая тёмные пряди волос с белоснежного лица. — Переживу.       Грудную клетку щемит новым воспоминанием. Они вьются, вьются птицей бешеной, выклёвывают сердце.       Вот, мужская рука укладывает женскую голову на колени, выпаивает, стирает кровь с лица. Стирает грязь, обрабатывает раны из ручной аптечки. Он склоняется так, чтобы пыль с пещеры не сыпалась на её лицо, волосы и местами потёртую одежду. — У тебя всегда были такие руки, — вдруг тихой хрипотцой начинает Селина, прикрывая глаза.       Восстанавливать своё прошлое по кусочкам — всё равно что склеивать вазу из стёртых в порошок частиц. Когда всё встаёт на свои места, Селине не больно — Селина просто не знает, как правильно дышать, как правильно подняться. Не умеет будто — будто эта временная амнезия её уничтожила и опустила до состояния беспомощного калеки, но не человека.       А Гоуст такой спокойный-спокойный, что Исход жмёт огрубевшую со временем ладонь к своей щеке ближе. Она не улыбается. Она слишком серьёзная. — Я тебя вспомнила, — шепчет. — Всё в тебе вспомнила. Вспомнила, как ты не убил, а сохранил жизнь под завалом. Вспомнила, как бережно отдавал то, в чём сам нуждался.       Гоуст запрокидывает голову к стене.       Восемь лет.       Она рядом, живая, настоящая — это не кошмар, и кожа её теплая с ссадинами под его кончиками пальцев — тоже самая настоящая. И она говорит, она помнит — она его. — Я не хотел тебе говорить об этом, — он подаёт голос. Впервые — неуверенно. — Всё ждал, когда жизнь расставит всех по местам. Восемь лет, Селина… — Восемь лет, Саймон, — она повторяет, когда потирается щекой о его колено, и, вздыхая, принимает положение сидя. — Насколько тяжело держать человека в сердце восемь лет? — Ответь сама. — Очень тяжело, — Селина судорожно вздыхает, когда их лица, наконец, остаются на одном уровне. Ей ненадолго удаётся заглянуть в глаза Райли.       Это было немое признание в чувствах. Селина едва прикрыла глаза, слабо подрагивая, а Саймон снова коснулся её щеки ладонью, поглаживая. — Принимай мою помощь, — его шёпот эхом разнёсся по клетке её рёбер. — Прячься за мою спину, если в этом нуждаешься. — Мы соблюдаем наши договорённости, потому что они — фундамент доверия, — тихо подхватила Селина, касаясь чужого плеча. — Мы страхуем друг друга. — И будем страховать друг друга дальше, — кончики его пальцев скользнули к точёной линии женской челюсти. — Ты мне веришь? — Верю.       И пальцы его подхватили чужие, медленно уложив поверх края ткани. Не Селина снимала с него маску — Гоуст стягивал её самостоятельно, в конце концов обнажая лицо с парочкой шрамов и грубой кожей.       Он не хотел нарушать зрительный контакт, а потому вернулся к её глазам сразу же, когда маска оказалась сброшена куда-то на пол. Впервые Саймон не чувствовал себя обнажённым до костей — он, скорее, ощущал себя на своём месте. — Всё изменится, — тихо прошептала Селина, когда осторожно подалась вперёд, остановившись в опасной близости у чужих губ. — Ничего не будет как раньше. — Не будет, — низким шёпотом продолжил Гоуст, чуть склоняя голову вбок, и опалил её губы горячим дыханием.       Сердце пропустило удар, когда Саймон всё же сдался первым: ладони обхватили женские лопатки, прижали к себе, пока сам он, наконец, подался вперёд и накрыл её губы собственными. Ему потребовалось восемь лет для того, чтобы вдоволь осознать собственные чувства — и пара секунд, чтобы дорваться до самого желанного.       Поцелуй не распалял: он был чувственным и долгожданным. Не было в движениях Саймона ни единого пошлого намёка; он прихватил её нижнюю губу, чуть оттянул и мягко улыбнулся, когда почувствовал, как кружит голову.       Селина оторвалась спустя несколько секунд, схватила несколько глотков воздуха и попыталась отдышаться, уткнувшись кончиком носа в точёную скулу. Всё, наконец, встало на свои места.

***

      Спустя сутки, как и обещал Соуп, они увидели свет. Эскиль был пойман и отдан Солу, а координаты, указанные на маске, оказались верными. Взрыв был предотвращён.       Селина была бы рада, будь это конец — но флешка, найденная у Эскиля, стала новым посланием.       Порча снова смотрел на них с экрана мониторов.