Исход 0.1: черепа, обрамленные кровью.

«Мне смерть представляется ныне…

исходом из плена страданий».

      Гоуст спит плохо. Гоуст спит просто отвратительно, если бесконечное ворочание до спазма в висках и сжатые веки можно назвать сном. После очередного кошмара кожу холодит, ветер с приоткрытого окна проходится по ней штрихами ледяного языка, и даже тёплое армейское одеяло не спасает. В голове — мутно-мутно, так эфирно и непонятно, что он, непривыкший к самокопанию, сам себя сомнениями терзает о том, не сон ли это. Не очередной ли кошмар, взятый из больной головы, не глас ли разума, беспечно сводящий с ума с каждым новым годом службы. О, война, армия, служба — это маленькая сублимация, его личная и очень «необходимая», помогающая чёрному нечто не свести с ума танцующий разум окончательно.       Гоуст выдыхает сдавленно, так, словно на его грудную клетку положили что-то тяжёлое, и переворачивается на бок, подминая тёплую поверхность подушки под не менее горячую голову. Глаза, бликами-пересветами явившиеся в темноте, так похожи на его собственные — смотрят с украдкой, ненапыщенным интересом и секундой позже, словно в довершение, — с равнодушием. Он бы протёр свои, размазал бы смолистую краску под бровями и у носа, только вот пошевелиться не может. Это сон?       Да, точно он. Эта встреча ведь действительно произошла восемь лет назад, правда? Эфирные руки подталкивают ближе, так, словно это Суд Божий, но в Бога Райли не верит. Здесь он чувствует себя обнажённым — что значит без маски, — но терпеливо шагает вперёд по коридору. Тут тебе и Прайс, и Соуп, неприветливо хмурящий две тёмные полоски брови. Он что-то бормочет на фоне, но Саймон даже не реагирует — нет, попросту не слышит, занятый изучением неприятного вида коридоров и, в конце концов, маленького алтаря, у которого стоит он, приглашающе разводя руки в стороны.       Когда человек в золотой маске черепа — полной, в отличие от Гоуста, — смотрит сквозь неё так, когда пропитывает своей энергетикой каждый атом, становится понятно, почему здесь так тихо. «Шэдоу компани» по сравнению с этим местом — нечто другое, другое и тихое, спокойное. Мирное. Даже Грейвз с его изощрёнными методами и планами.       Зачем они здесь? Райли отвлекается — восемь лет клокочут на затворках сознания, мешая сосредоточиться на звуках. Он убеждается в том, что это сон, когда вместо речи слышит только хмыканье — вот Соуп действительно открывает рот и, как тогда, пытается договориться с Порчей о перемирии, потому что единственная их цель — это убить его. И когда, по воспоминаниям, Шепард приказывает оставить того в покое и вернуться в штаб, Саймон не испытывает колкого раздражения от невозможности взять то, что лежит на поверхности.       Он только смотрит за его спину — как и тогда — и от его прыткого взгляда ни одна деталь уйти не способна. Только не эта пара глаз, совсем потерянная, выцветшая, как старая картина на солнце. Восемь лет назад ни Соуп, ни уж тем более Гоуст знать не знали, кто там стоял за спиной Порчи и так многозначно изучал военных. Гоусту не было жаль — он, скорее, просто не думал, что такое бывает. Взросление, служба — резкий прыжок в детство — лишили его любого чувства сострадания и эмпатии, а неподдельное беспокойство касалось лишь самых важных и близких, но здесь, в эту самую минуту, дети — не иначе — за спиной Порчи казались пленниками. Как те, что погибали от его терактов, как те, что толпами были захоронены под остатками зданий и прочих построек.       Гоуст шумно выдыхает, когда слышит треск. Там, где-то далеко, его собственная маска рассыпается на тысячи осколков. Он знает — такие сны снятся людям, когда они сходят с ума.

***

— Ваша цель — один из промышленных складов на юге Касабланки, — привычно спокойно сообщает Ласвелл, и на экране позади неё демонстрируется всё необходимое. Здесь редко собиралась такая толпа, ведь обычно хватало только Прайса, но теперь — Кейт сама не знала почему — весь отряд Браво едва помещался в узкий кабинет. — Разведка не принесла никаких результатов. Все сигналы внутри глушатся, а снаружи практически невозможно разглядеть посты охраны, поэтому и действовать вам придётся вслепую. Особая пометка: оружие, хранящееся на этом складе, взрывоопасно, поэтому вам придётся быть аккуратными с выстрелами, если не хотите подлететь в воздух. В идеале нужно узнать, какой серьёзности оружие.       Капитан Прайс поджимает тонкие губы. Выдох получается особенно тяжёлый, почти неприятный, когда на экране появляется знакомые черты лица Макарова. О, Макаров… — На складе русские? Его люди, верно? — переспрашивает он, едва склоняя голову вбок, и его чудаковатая панама демонстрирует новые складки. — И он, — Кейт кивком указывает на появившийся позади экрана портрет в маске. О, Гоуст впервые натурально вздрагивает, решая, что сон вещий. — Что за херня? — неподдельно возмущается Мактавиш, вскидывая тёмные брови. — Мы пристрелили его три года назад.       Ласвелл пожимает плечами, кривит губы в непонятной улыбке и снова возвращается к экрану. Обстановка, если честно, донельзя напряжённая, и Кейт толком не понимает, из-за чего больше — из-за вновь объявившегося Макарова или из-за воскресшего из ниоткуда Порчи, от которого все эти три года ни слуху ни духу. — Даже если это не он, мы уверены в том, что нашли кое-кого важного. Потому, Браво, — пауза, — вам придётся доставить его сюда живым. Лишние сведения от прямого поставщика Макарова нам не помешают.       Гоуст отмахивает наваждение, выходя из кабинета первым. Холод его крови сопровождается равнодушным взглядом — когда дело касается работы, снам и прочему нет места. От их базы до Касабланки — восемь с половиной часов, но Соуп, приободряющий лейтенанта, явно уверен, что доберутся они быстрее. А Гоуст искренне надеется на то, что это произойдёт к вечеру. Тогда штурм склада пройдёт удачнее.

***

      С порта они выходят к нескольким внедорожникам — такой транспорт, в общем-то, для Марокко вовсе не новинка, потому и внимания будет не так много. Да и что может быть лучше тёмного транспорта на улицах, где по ночам вылезают пьяные монстры и любители чужих кошельков? Это тебе, конечно, не Мексика, где на улицах у каждого по пушке, но Соуп сухо посмеивается, когда удаётся разглядеть местное население. — Странно это всё, — начинает он, когда внедорожник под управлением Прайса трогается. Поглядывает на Гоуста, удобно расположившегося на соседнем заднем сиденье.       Череп, едва сверкнувший в темноте салона машины, поворачивается, явно намекая на то, что Соуп, наконец, получил заслуженное внимание. Половина дня в полной тишине, проведённая за обдумыванием всей этой ситуации. Нет, они, конечно, пытались так долго выследить Макарова, что после неудачи пустился в бега по всему миру, и теперь найти его было просто нереально, но то, что в этот раз судьба преподнесла всё на блюдечке с золотой каёмочкой и припиской «особо опасно», смущало. И Джон искренне надеялся на то, что не он один испытывал такие эмоции. — Объясни, — подаёт голос Гоуст. Бинго! — Я про Порчу, — Мактавиш едва склоняет голову, чтобы всмотреться в машинное окно. — Я точно помню, как после теракта пустил пулю в грудь этому гаду, а теперь Ласвелл вдруг сообщает, что он жив, да ещё и — какое совпадение! — находится как раз там же, где и русские. Вам не кажется это странным, лейтенант?       Сержант слышит, как Гоуст выдыхает сквозь маску. Интересно, ему что, совсем не жарко? Соупу даже в футболке как в аду. — Ласвелл не сказала, что это один и тот же человек. У террориста, что вечно прячется под маской, могут быть двойники, — равнодушным басом отзывается мужчина, даже не поворачивая головы, чтобы рассмотреть здания, что попадаются на пути. — Я пошучу, лейтенант? — Не смей.       Соупу потребовалось с минуту, чтобы действительно остыть от глупой шутки, которая наверняка испортила бы атмосферу их «очень важного задания». Но а как иначе? На службе без абсурдного юмора никак — смех продлевает жизнь. И… о нет, в его голове возникла ещё одна идиотская шутка, которую Джон молча проглотил. — Что, твоя хвалёная интуиция ничего не говорит? — Говорит, — бурчит Гоуст, только теперь склоняясь пониже. Как раз тогда, когда Прайс тормозит в одном из проулков. — Что тебе нужно стать серьёзнее, Джонни.       Капитан хлопает дверью машины первым. За ним и Гас, поправляя ремень с карабином у шеи. Гоуст и Соуп покидают внедорожник последними. — Пойдём отсюда, — кивает мужчина, разворачиваясь к остальным. — На позиции.       Гоусту, ещё с самого начала изучившему карту местности и ближайших зданий, дважды повторять было не нужно, и пока Прайс ещё раз повторял план действий, который Райли и с первого раза заучил наизусть, мужчина развернулся, оглядывая ближайшие здания. Было кое-что, о чём он смолчал: вечное чувство слежки, будто бы кто-то нарочно прячется в тени его спины.       Улицы были пусты: в такой час все собирались либо в центре, либо находились дома. А здесь, почти на окраине города, там, где начинались склады, всё было ещё проще. Но одна фигура, что стояла у здания напротив, прижавшись к тому спиной, сильно напрягала. Гоуст специально занял позицию удобнее — шёл так, чтобы не упускать ту из вида и при этом добраться до места, которое заприметил ещё в штабе.       Он повернулся. Одной секунды пересечения взглядами хватило для того, чтобы заставить Райли замедлить шаг, но не остановиться. Никогда и ничего не выводило его из себя. Гоуст был идеально сложенным механизмом. Как часы, в котором все детали друг другу подходят. Но, в отличие от них, Саймона ничего не могло выбить из колеи настолько.       Только сейчас он вдруг стал задумываться, пока перешагивал ступени недостроенного здания и заходил с другой стороны, желая как можно поскорее разобраться с охраной и закончить чёртово задание.       Глаза были как во сне. И сейчас этот холод вперемешку с равнодушием обрастал поверх целого айсберга самого Гоуста.

***

— Матео, — хрипит она в динамик, когда жмёт на кнопку у плеча, — убирайся оттуда, слышишь? Сейчас же. Бросай заряды и уходи, я закончу всё самостоятельно.       Шаг в сторону — как раз тогда, когда игра в прятки кончается и приходится добраться до склада тем же путем, что и раньше: подтянуться на ящиках, а затем юркнуть в приоткрытое окно. С охраной у русских всё было хорошо, но Матео метал ножи просто замечательно — его навыков как раз хватало для того, чтобы оставить коридор чистым. — Но почему? — Делай, что говорю, — она ловко перемахивает через поваленные доски, наблюдая брошенные самодельные заряды. Чувствует спиной — времени не так много, но благо сейчас секунды тянутся особенно медленно. — Возвращайся на корабль.       Девушка даже не позволяет Матео договорить, заканчивая его работу, и уходит отсюда тем же путем, которым и пришла.

***

      Соуп ныряет за ближайший угол, выпуская очередь в чужую грудь, и мазком ладони утирает пот со лба, секундно прикрывая глаза. Для склада с оружием здесь действительно слишком мало охраны — какие-то десять человек у него, пять — у Прайса, и совсем тишина у Гаса. Может быть, оно и к лучшему, но собственная интуиция бьётся под грудной клеткой дикой птицей и просится наружу предостережением. Соуп покорно терпит, перемещая палец на курок винтовки, и медленно шагает по коридору.       До тех самых пор, пока в глаза не бросаются трупы, аккуратной последовательностью лежащие до самого складского помещения. Мактавиш опускается ниже, поднимает лежащий рядом метательный нож и вскидывает брови почти удивлённо. — Гоуст, — зовёт мужчина в рацию, пока предчувствие всё больше даёт понять, что здесь что-то не так. — Ты ножи не терял? — Нет, — шипит Райли в ответ, и, судя по смазанному ответу Прайса, они совсем близко. — Что такое, Джонни?       Мактавиш не отвечает. Прячет метательный нож в один из набедренных ремней и перебежкой шагает дальше, явно готовый встретить «кого угодно», но не находит ничего, кроме паллетов с прикрытыми тканью патронами, винтовками, даже глоками. И чем-то раздражающе пикающим. Только потом взгляд уставших глаз перемещается на самодельное взрывное, ловко прикреплённое на липучку к соседним ящикам. И к топливным бакам — к десятку, не меньше. — Чёрт… — тихо выдыхает Соуп, когда всё встаёт на свои места. Вот оно, блять! Вот, о чём ёбаное предчувствие ему твердило, вот чего Гоуст так и не пронюхал. — Чёрт! — громче, когда он замечает стремительно приближающийся к нулю таймер и, опуская винтовку, скользит прочь отсюда. — Прайс, Гоуст! — кричит-хрипит Мактавиш в рацию, искренне надеясь, что подружки-ноги не предадут в такой ситуации и не откажут в самый ответственный момент. Если честно, превратиться в обугленный остаток человека ему не хотелось. Ну не так он видел ближайшие пять лет службы. — Здесь бомба, лейтенант! Убирайтесь из здания!       Он выбегает один из первых и только потом видит взволнованного Прайса и Гаса, а за их спинами — и Гоуста. Как раз тогда, когда в ушах становится оглушительно тихо, а ударная волна от, казалось бы, малого взрыва подталкивает в спину, вынуждая пригнуться.       Палец к курку — адреналин в крови не позволяет думать трезво, и останавливает разве что Гоуст, так бесцеремонно хватающий ствол винтовки и отводящий его в сторону. Взгляд фокусируется на силуэте. Мактавиш злится натурально, неподдельно, но спокойная аура Райли рядом словно подавляет всю агрессию и желание кинуться вперёд.       И пока на заднем плане, за силуэтом, мальчишка скользит меж машин и растворяется в проулке, языки огня танцуют в отражении золотой маски. Его [её] плечи не были широкими, но высокий рост и жилистость вместе с тёмными штанами, заправленными в берцы, позволяли найти силуэт мужским. Накидка на плечах, подобная одеждам фараонов, переходила на макушку капюшоном, и только маска, что всё ещё снилась Гоусту во снах, оставалась с неизменным выражением.       Порча [Жнец] поднял указательный палец, прислоняя его к зубам на голом черепе, и Мактавиш почувствовал, что одной ауры Гоуста для того, чтобы сдержаться от выстрела, кажется, недостаточно. Нет, у этой агрессии были причины — он ненавидел теракты. Но, с другой стороны, Порча ведь не объявлялся три года. Три года без новостей и взрывов, а тут — бомба, заложенная прямиком на складе своего бывшего союзника.       Снова не сходилось. Соуп даже брови к переносице свёл в недоумении, но каждое в идеале скопированное движение возвращало в тот самый день, когда он был рад, что не промахнулся. — Не стрелять! — крик Прайса возвращает в реальность, и Мактавиш приходит в себя. — Руки!       И Порча слушается — поднимает руки в тёмных перчатках так, что накидка едва приподнимается. Никаких резких движений — только добровольный жест, который Прайс глушит наручниками и сцепляет чужие запястья спереди.       Соуп на Гоуста смотрит — видит, что тот пытается показать привычный холод и собранность. Нет, здесь что-то не так. Но разве выстрел — не самое худшее, что могло произойти? — Хранитель-1, это Браво-6, — хрипло басит капитан Прайс, усаживая Порчу на заднее сиденье внедорожника. Как раз туда, где Гоуст и Соуп подпирают его с двух сторон, лишая возможности показать свои фокусы. — Склад уничтожен Порчей. Взяли живым. Запрашиваю вертушку на побережье.       Соуп голову даже не поворачивает — только чувствует, какая чужая кожа горячая, и несильно вперёд подаётся, когда машина трогается. На всё про всё не более получаса, а значит, за это время нужно успеть добраться до побережья. В голове не укладывается. Какой же это всё… бред. Ещё сильнее раздражает факт того, что никто, кроме Соупа, этого не замечает, но с Гоустом говорить нужно наедине. Пальцы подцепляют метательный нож, вытягивая его из набедренного ремня, и демонстрируют на собственной ладони. — Твоё? — тихо спрашивает Соуп и только наблюдает за тем, как Порча поворачивает голову. Раньше Мактавиш шутил, мол, мы обнаружили второго Гоуста, только полноценного, но когда дело коснулось терактов, стало несмешно.       Не отвечает. Соуп негромко хмыкает, отдавая нож Гоусту, что с удовольствием его принимает. Он не решается заговорить о собственных сомнениях с капитаном и Гасом — Соуп чувствует напряжение золотой маски рядом, и ему кажется, что болтать лишний раз нет необходимости.

***

— Вы с Гоустом на вертушке, — отзывается Прайс, когда глушит мотор машины и касается берцами песка. — Его надо доставить в штаб немедленно, а по воздуху будет всяко быстрее, чем по воде.       Гоуст немногозначно кивает, сопровождая Мактавиша молчанием — тот ведёт Порчу под плечи, буквально заталкивая в вертолёт с ещё парой солдат, и залезает сам, отдавая команду пилоту.       И только спустя пять минут, когда вертолёт отрывается от земли, Соуп кашляет, прочищая горло. Всё ещё давит где-то под грудью. Что, блять, должно ещё случиться? — Гоуст, — снова зовёт сержант, отводя взгляд, — тебе не кажется это всё странным? — Что именно? — То, что Порча, будучи посредником у русских и Макарова, с ничего подрывает их склад с оружием? Который, между прочим, сам наполнил. Или то, что он просто так сдался? Здесь что-то не так, лейтенант, — Мактавиш вплетает грязные пальцы в короткий ирокез, шумно выдыхая. Чуть повышает голос, чтобы в шуме лопастей его можно было услышать.       Гоуст задумывается, лишь мельком вспоминая собственный сон. Потом — то, что видел перед зданием, но картинка упорно отказывается складываться. — Подожди, Гоуст, — Соуп хмурит тёмные брови.       Он, честно, блять, просто ненавидит моменты осознания, в которые тебя будто бы вселенная пожевала и выблевала обратно. Отвратное чувство, но сейчас оно было так необходимо, что Соуп почти обрадовался, когда ощутил нечто похожее.       Обычно поднять винтовку с грудной клетки, навести и переместить палец на курок занимает около пяти секунд. Достать из кобуры глок — около восьми. Это чертовски мало для того, чтобы вовремя успеть среагировать и потешить собственную паранойю. — Какого чёрта мы так далеко от берега?       Свистит. Соуп знает, что это, и знает, что нужно делать, когда ты на земле. Но что делать, когда наводящаяся ракета летит прямиком в вертолёт, пока ты в нём, не знает даже Бог. Шум лопастей прерывается на шумный взрыв, а перед глазами всё начинает так быстро-быстро кружиться, что Соупу кажется, будто бы он сейчас сблюёт.       Гоуст дышит торопливо, не успевая реагировать. Всё это кажется таким знакомым и одновременно далёким, что аж тошнит. До плохого привычно, до хорошего отталкивает. — Прайс! — кричит Мактавиш в рацию, надеясь успеть до того, как придёт пиздец. — Мы падаем!       Райли цепляет Джонни за локоть, придерживаясь за верхнюю балку в кабине, и тянет за цепь наручников третьего — их балласт, как самому Гоусту казалось.       Саймон готов спорить, что в его жизни ещё не было ни одного вещего сна. Но когда Порча перед погружением в воду поворачивает голову и лишь мельком жалит взглядом, Гоуст сомневается, что готов к чему-то вообще.

***

      В горле пересохло, и голова болит просто адски — багряная пустыня берега обжигает грудную клетку, неприятно лаская рёбра лавовой температурой, и приходится перекатиться туда, где, по ощущениям, есть тень. Слипшиеся от усталости веки удаётся разлепить только сейчас, а вот подняться — не в этот раз.       Подушечки пальцев проходятся прикосновениями по стучащему пульсу в виске и нащупывают кровь. Проходит несколько секунд, прежде чем девушка приподнимается и принимает положение сидя, смотря на догорающие остатки вертолёта у берега. Волны обсасывают сгоревший винт, где-то рядом покусывают труп пилота, разорванный на части. — Блядский курорт, — хрипит она, зажмуривая глаза, когда начинает рябить.       Рябит сильно — так, словно в гладь воды кинули камень. Прошлое преследовало видениями и нападало голодным псом на неискусанные части тела, отнимая чистую кожу со скоростью света. Даже сейчас, сидя в тени, она всё смотрела на эту печальную картину и мелко вздрагивала — как раз тогда, когда заученный больным мозгом образ демонстрировал тот же жест, что и она пару часов ранее, — прикладывал палец к золотой маске и шептал тихое, почти змеиное «тш-ш».       Она привыкла. Астор являлся в видениях слишком часто, и куда приятнее было думать, что его дух навещает ненавистную приёмную, чем осознавать, что давящее прошлым кое-как прожитое юношество вынуждает сходить с ума.       Тёмные пряди волос скатываются у корней от начинающей запекаться каплей крови. Девушка поднимается, переступает с ноги на ногу. Песок требовал привыкнуть к нему и к передвижению по этой невесомой, бархатисто-горячей нежности, с которой военные берцы справляются просто кошмарно.       Кожа на запястьях стесалась наручниками и попытками освободиться под водой, а на пальцах уже виднелись мозоли от натёрших краёв бронежилета, за который она вытаскивала будущих утопленников — таковыми они были бы, не подготовься она к подобному исходу заранее.       Вообще-то нужно было обыскать их с самого начала, пока шанс неосознанности выше, но тогда сил хватило только на то, чтобы упасть на песок и захлебнуться вздохом.       Брюнетка вздыхает, подходит ближе к, кажется, Соупу — так его называли остальные, пока они ехали в машине, — и шарит по карманам и отсекам на бронежилете. При падении не выдержала даже резинка винтовки — лопнула, бедняжка, так что теперь океан вдоволь мог наиграться с огнестрельным. Та же ситуация была и у второго в маске — ни оружия, ничего прочего, что могло бы ей угрожать. Только вот у Соупа в набедренном ремне сверкнул металлом на солнце глок, который девушка тут же и подобрала.       Он — Мактавиш — хрипит, приоткрывая глаза. Песок попал в рот, в нос, вынуждая щуриться, и только спустя несколько секунд ему повезло заметить Порчу, что незамедлительно направляет его оружие на самого Джона. Хочется возразить и как минимум после укуса интуиции не умереть, как плешивому псу — без имени и даже не на войне, но сил не остаётся.       Человек в маске склоняет голову вбок, лёгким движением руки вытягивая магазин. Сам глок почти камнем падает обратно в песок, к чужим рукам, а вот магазин оказывается аккурат в её кармане под накидкой. Так куда безопаснее, чем забирать весь пистолет полностью.       Соуп ещё с секунду позволяет себе прохрипеть что-то невнятное и снова отрубается, падая лицом в песок.       Помнится, лет десять назад Астор усиленно вбивал в её голову техники выживания. Пожалуй, он готовил ко всему — даже к ядерной зиме. Пусть его уроки и нравоучения были особенно болезненными, но в большинстве случаев пригождались даже в обычной жизни. Не каждый день ты выживаешь в крушении вертолёта с двумя вояками на борту, а потом попадаешь на необитаемый остров без возможности убраться отсюда. Да уж…       Когда солнце достигло своего пика, а температура на улице стала почти адской, девушка попыталась основать какое-никакое место ночлега. Собрать сброшенные листья пальмы во что-то однообразное, после — соорудить небольшой каркас из засохших веток, чтобы прикрыть листьями с половину метра песка и затащить туда обоих мужчин ради того, чтобы тем голову не напекло. О-о, видок ещё тот был — силы у неё достаточно, но два военных — слишком тяжёлый груз. Да и с какого чёрта вообще?       Постепенно вечерело. Вероятнее всего, они слишком сильно ударились головой о прибрежные камни в прыжке, оттого и вырубило так надолго без возможности пробудиться хотя бы на пятнадцать минут. Радовало только одно — свой нож у того, что был в маске, она стащила.       Солнце закатывалось за горизонт жадным рыжим полукругом. Тогда девушка, сидящая на песке, позволила себе обернуться — на неё смотрело два глаза.       Соуп, как сначала ей показалось, только притворялся, что всё ещё находится без сознания, и только выжидал момента, чтобы подобраться ближе. Впрочем, умение читать людей не подвело и здесь — он достаточно быстро поднялся на ноги, пусть и пошатнулся. У военных что, особая суперсила, позволяющая восстанавливаться так быстро? Или, быть может, дело в адреналине, гуляющем по его крови, как по Эдемскому саду грешники? — Эй, Гоуст, — прошептал Мактавиш, когда Затворник отвернулся. — Ты как?       У Саймона голова болела ужасно, как, впрочем, и тело. Нет, он всё ещё оставался достаточно крепким — просто вещи, к которым ты не готов, и удар о ёбаные острые камни, приходящийся на голову и спину, звучат как хуёвое начало курортного сезона. И Гоуст едва удерживается от того, чтобы не высказаться отборным матом на всю эту ситуацию. — Порядок, — негромко выдаёт Райли, мягко кивая, и всё-таки сдерживает себя. Терпение у него — титаническое. Нечеловеческое почти.       Мактавиш вытряхивает песок с ирокеза да стягивает бронежилет, кидая тот рядом. Он пуст. Абсолютно. Нет, блять, ни патрона, ни гранаты. Ничего. — Дебильная ситуация, — отзывается Соуп, снова поворачиваясь к другу. — Нам вызвать Ласвелл? Другую помощь?       Гоуст отрицательно качает головой. — Нет рации, — цедит мужчина, щуря глаза под маской. — Кажется, сбило волнами, пока прыгали.       А Соуп только чувствует, как это всё начинает его раздражать. Эмоциональный всплеск и яростное: «Я же говорил», которое он проглатывает, проходя пару шагов. — Какого хера ты стащил у меня магазин? — загорается Джон, когда поворачивается к Порче и подходит к тому ближе.       О, Гоуст знает, что будет дальше. — Мы на ебучем острове без связи, еды и воды, блять, — говорит тот на повышенных, точно в маску смотря. А смысл? — Блять!       Ещё пара шагов из стороны в сторону, чтобы схватить Порчу под грудки за ткань, поднять с сидячего положения. — Это ведь твои прихвостни снаряд выпустили по вертушке? — почти рычит Мактавиш, пока Гоуст, поднявшись следом, едва придерживает его за плечо. — Ты, значит, в натуре неприятности приносишь? — Побереги силы, Джонни.       Но ни одного слова от Порчи так и не последовало, однако даже этого хватило для того, чтобы Мактавиш толкнул того и одновременно с этим хорошенько вдарил по маске и подбородку с одним шумным выдохом сквозь плотно сжатые губы. — Немой? — выплёвывает Соуп, нахмурившись так, что на смугловатой коже морщина меж тёмных полос бровей появляется.       Рука Порчи тянется к золотой маске, цепляя ту за острый край, и стягивает медленным движением. Первое, что бросается в глаза, когда Соуп отступает в сторону, — давно заживший шрам, тянущийся розоватой полоской от кончика брови до острой скулы. Они всей группой видели лицо Порчи на старых снимках, но то, что предстало перед ними сейчас, слишком сильно разнилось с ожидаемым.       Она сплёвывает кровь от разбитой губы и убирает тёмные пряди волос за уши, окончательно стягивая капюшон, и держит маску в одной руке. Соуп вскидывает брови от удивления — нет, он не чувствовал ничего такого даже тогда, когда свою маску стянул Гоуст. Ничего личного, лейтенант, но это намного сильнее шокирует и дезориентирует. Мактавиш даже забывает встать в защитную стойку, явно ожидая, что девушка напротив ударит в ответ, но она не бьёт.       Только смотрит из-под едва прикрытых век, но не на Соупа.       А Гоуст, честное слово, точно готов признаться самому себе в том, что сегодня ему приснился вещий и самый правдоподобный сон из всех, что снились до этого.

***

      Пламя костра едва облизывает замёрзшие кончики пальцев. Стемнело с час назад, а сорок минут было потрачено на то, чтобы собрать все засохшие ветки, камни и сделать из этого один единый костёр. Ещё двадцать минут ушло на то, чтобы подпалить мелкие ветки и развести огонь с помощью зажигалки с минимальным количеством бензина. — Зачем? Так будет слишком много дыма, — начал Соуп, когда Порча перенесла один из каркасов с листьями пальмы и установила тот над огнём. — Так он будет распространяться равномерно и растворяться ещё до того, как поднимется над пальмами. Зажги мы костёр без него, тот, кто есть на острове, узнает о нашем существовании, — спокойно объяснил Гоуст, когда уселся поближе к пламени и, стянув перчатки, принялся греть ладони. — А есть? На острове-то. Откуда знаешь? — хмыкнул Мактавиш, когда плюхнулся на песок рядом. Отчасти его донельзя раздражал сам факт того, что за столько времени он не услышал от неё ни одного слова. — Чувствую.       Соуп тяжело выдохнул. Несмотря на отключку, тело всё ещё требовало отдыха и глаза постепенно закрывались. Но разве можно… — Гоуст? — снова позвал Джон, склоняя голову вбок. — Как мы оказались на острове? Я помню, что мы прыгали в трёх-двух метрах от него, и больше ни черта. — Камни, — объяснил мужчина, пожимая широкими плечами. — Неудачно приземлились и отключились.       Соуп уже было хотел что-то сказать, пока рассматривал стёсанные женские запястья с кровящей местами кожей, но она его перебила: — Вытащила. На берег.       Гоуст обернулся медленно, до сих пор сохраняя любое самообладание, и снова уставился на девушку. Холод, холод, холод. Энергетика сильная, но его — сильнее. Райли голову вбок склоняет, чуть сощурив глаза. — Разговариваешь, значит, — Соуп тихо усмехается, вскидывая брови. Раздражение почти прошло. Осталось место интересу. — Ты ведь не Порча. Где он? — Мёртв, — хмыкает девушка, отводя взгляд в сторону, и укладывает обе ладони на песок. — Вы подстрелили, но не добили. А я — добила. Если бы не твоя тяжёлая рука, вы бы и дальше думали, что я — это он. — Как твоё имя? — встрял Гоуст, почти нагло перебивая уже открывшего рот Соупа. Как же ему хотелось, чтобы сны оставались снами, а кошмары — кошмарами. Равносильно тому, как Мактавишу хотелось, чтобы вся эта цепочка бестолковых заданий закончилась. — Исход.       И до Соупа доходит почти моментально. Он щёлкает пальцами, подаётся вперёд несильно и оголяет ряд передних зубов. — Это ведь ты, — бурчит он, хмурясь. — Твои крысы ракеты по вертушке пустили?       Исход качает головой отрицательно, но улыбается как-то тоскливо. Наблюдать за изменениями на её лице без маски было отчасти непривычно. Особенно если учесть, что та уже как полчаса лежала рядом на песке. — В ваших рядах завёлся предатель. Он и пустил, когда узнал, что правда может всплыть.       Гоуст мелко вздрогнул. Её голос так изменился — из юношеского стал чуть грубее, но ласкающий бархат гласных, которые она изредка протягивала в словах — Асторова повадка — не изменился ни капли. Сомнений более не было: прошлое догнало ослепительно быстро, но сопротивляться, впрочем, было незачем. Особенно когда речь зашла о предателях. — Не неси чепухи, — отмахивается Соуп, пока прокручивает в голове все произошедшие за такой малый срок события. Если честно, даже громкого «охуеть» не хватит для того, чтобы описать притупленные ударом о камни эмоции. — Твои уроды решили спасти свою королеву, но какой ценой? Только вот, — он качает головой, — совсем не понимаю, на кой чёрт ты вытащила нас на берег, когда могла оставить на съедение волнам. Ты, должно быть, кошмарно глупа, раз так поступила. — Стало жалко. Вы наверняка жутко расстроитесь, если узнаете правду.       Мактавиш тихо усмехнулся, отводя взгляд. — Жалко? Что-то я не особо заметил твою тягу к жалости, когда ты взорвала заряды на складе.       От её смеха защемило грудную клетку. Неприятно. — Соуп, — Исход склонила голову вбок, но взгляд и выражение её лица оставались строгими и неизменно холодными. — Если ты узнаешь, что именно сейчас происходит, ты пожалеешь, что вообще пошёл на это задание.