Корги по имени Батон

***

  Ночь с пятницы на субботу стала для Арсения величайшим облегчением. Когда под утро он услышал звук ключей в дверном замке, он как и сидел в одеяле на подоконнике окна, выходящего на улицу, так и встал и пошел на звук, даже не допуская мысли, что это грабители вломились в дом.    Он вышел из комнаты и увидел силуэт в темноте. Арсений протер глаза, не в силах поверить, что его несчастный мозг, пребывающий без продолжительного сна уже долго, не играл с ним.    Высокая фигура в сумрачной темноте, тяжелое дыхание от подъема на четвертый этаж, звуки шагов — все выдавало в пришедшем Антона. Но только когда в прихожей загорелся свет, Арсений увидел родные черты.    Он с места бросился навстречу и запрыгнул на Шастуна, прижимаясь изо всех сил, не смея все еще поверить, что это не сон, что Антон не растворится сейчас в утренней дымке. И только убедившись, что теплое уставшее тело обнимало его в ответ, ласково гладило от затылка вниз по спине, только тогда до него дошло, что все это было реальностью.   Его Антон, его лучик вернулся к нему, вернулся домой.    Эта мысль, это ощущение было таким огромным, что не могло уместиться в груди, и вырвалось невольным всхлипом и пролилось слезами.   Но на этот раз это были слезы счастья.   — Ты дома, — прошептал Арсений, разорвав крепкие объятия и заглядывая в зеленые глаза. Только сейчас он рассмотрел тени, залегшие под ними, ссадины и запекшуюся кровь на щетинистом лице.   Он медленно слез с Антона и оглядел его внимательнее, замечая тут и там синяки, порванную и грязную одежду. Он перевел взгляд на лицо, отзеркаливая абсолютно уставшую хоть и счастливую улыбку Антона, и поцеловал его.    Аккуратно, чтобы не сделать нечаянно больно, Арсений втянул его верхнюю губу, разрывая длительное касание на множество мелких поцелуев, словно зацеловывая каждую клеточку, снова приник к губам слитным движением и робко коснулся языком кромки верхних зубов Антона, не торопясь и заглаживая свою поспешность.    Антон ответил ему, жарким широким касанием языка и перенял инициативу на себя, притянув Арсения к себе ближе, положив ладони на лопатки. И теперь уже Арсений чувствовал, как его обсыпали мелкими поцелуями, которые постепенно перебрались с губ на все лицо.   — Я так соскучился, — прошептал Антон, оставляя последнее касание губ возле чувствительного местечка над ухом.   — Я тоже, — вторил ему Арсений, притягивая голову Антона к себе и пропуская пальцы сквозь чуть отросшие кудряшки. —  Люблю тебя. Всем сердцем люблю, — прошептал он, отрывая от себя наконец голову Антона и удерживая ее так, чтобы смотреть в его глаза.    — И я тебя. Всем своим существом люблю.   — Теперь я это знаю, — Арсений устало улыбнулся. — Меня никто и никогда так не защищал, как ты, но это того не стоило…   — Не надо, Арс, — мягко прервал его Антон и поцеловал в лоб. — Я бы не позволил себе стоять и смотреть, как самого дорогого, самого близкого мне человека обижают. Я не жалею об этом и ты не жалей. И к тому же — все уже позади, все закончилось.   — Тебя отпустили? Насовсем? — Арсений обеспокоенно забегал взглядом по его лицу. — Тебе больше не нужно туда возвращаться?   — Нет, Лапушка, не переживай. У меня остался только штраф кинотеатру, но все остальные обвинения, благодаря Журавлю, сняли.   — А тот... — Арсений не смог заставить себя произнести имя Славы — страх, что он каким-то образом вернется в их жизнь и испортит ее, все так же сохранялся.   — Если вкратце, то, по словам Димы, он больше не выйдет на свободу, — у Арсения от изумления брови поползли вверх. — Но давай я тебе завтра все в подробностях расскажу, сейчас и я, и ты — мы оба валимся с ног от усталости.   — Точно, — спохватился Арсений. — Тебе нужно отдохнуть и восстановиться после ареста. А еще обработать раны.   — Ага, — Антон продолжал гипнотизировать его взглядом. — А тебе нужно поспать, мой маленький, — он ласково погладил большим пальцами скулы Арсения, которые за последние дни заострились, и провел подушечками пальцев под глазами, словно стараясь стереть под ними темные круги от недосыпа. — Ты как будто трое суток не спал, Лапушка. Нельзя так себя доводить, — добавил он мягко.   — Посплю, — кивнул Арсений, улыбаясь тому, как Антон его назвал, и позволяя и дальше Шастуну гладить его лицо. — Вот мы с тобой вместе и поспим.    — Хорошо, тогда я пока в душ, — сказал Антон, отстраняясь от Арсения, но не разрывая до конца касание рук.   — А я — аптечку поищу, — ответил Попов и, улыбнувшись, отошел на пару шагов, позволяя Антону развернуться и отправиться в ванную. — Сейчас вещи тебе принесу, — добавил он вдогонку, получив от Антона благодарный кивок через плечо.   Пока Антон был в душе, Арсений зашел в спальню, за вещами и полотенцем, и, как только он открыл дверь, Батон и Булочка оба сонные выскочили в коридор, обнюхивая все углы. Кошка нашла кроссовки Антона и терлась об них, а Батон прошел следом за Арсением до ванны, где парень оставил стопку вещей на стиральной машинке. Корги уселся на пол и, поскуливая, уставился на Арсения, который не пустил его в ванную.   — Скоро он выйдет, потерпи чуть-чуть, Батоша, — он ласково погладил пса по макушке. — Я знаю, что ты соскучился, — он бросил взгляд на кошку, зарывавшуюся мордочкой в кроссовки. — Вы оба соскучились. И я соскучился, — он грустно улыбнулся и из последних сил поплелся в гостиную, где в тумбе под плазмой стояла аптечка.    Булочка пошла вслед за ним проверить, чем там Арсений будет заниматься, а Батон остался сторожить дверь в ванную, где был его человек.    На мгновение Арсению вспомнилось, как он попал в эту квартиру в первый раз и в первый раз тогда пригодилась аптечка. Антон обрабатывал ему ожог от горячей воды на руке — столько осторожности и заботы о комфорте от незнакомого человека он не получал никогда.    Арсений улыбнулся воспоминаниям и вытащил коробку с медикаментами, раскладывая то, что ему может пригодиться: перекись, бинты, заживляющая мазь и мазь от синяков, которую он предварительно достал из холодильника.   Антон вышел из ванной, уже одетый в домашние штаны и спальную футболку, вытер волосы полотенцем и чуть не споткнулся о пса, лежавшего на полу.   Батон тут же вскочил на лапы, закрутился вокруг Антона и пару раз звонко гавкнул, всем своим видом показывая, как он рад встрече.   — Тише, Батоша, всех соседей разбудишь, — Антон тоже был рад видеть своего четвероногого друга, который так искренне выражал свою радость от встречи.    Арсений с счастливой улыбкой наблюдал за этим воссоединением, не переставая радоваться тому, с каким же удивительным человеком его свела судьба, и, когда Антон надурачился с Батоном, позвал его из гостиной:   — Иди сюда, — он похлопал по месту рядом с собой на диване. — Надо обработать раны.   Антон послушно уселся рядом и позволил провести необходимые процедуры. На деле оказалось, что повреждений было не так много — больше всего следов драки было на лице и руках, а на теле осталось несколько синяков, но Арсению определенно не понравилось, когда Антон упомянул о боли в ребрах.   — Давай завтра сходим к врачу? Там же может быть трещина или перелом, — предложил он, заканчивая накладывать повязку на плечо.   — Болит не так уж сильно, уже почти прошло, — ответил Антон, но уловив обеспокоенный взгляд Арсения, исправился. — Но если тебе так будет спокойнее, то давай сходим. Хотя, — продолжил он немного погодя, — ты сам даже с ещё большими травмами не захотел ехать к врачу.   Арсений посмотрел на него со смесью вины, раскаяния и усталости — теперь-то он понимал, что почувствовал тогда Антон, когда он не хотел показываться врачу, и даже несмотря на свои переживания, Шастун не стал настаивать.   — Прости, — Арсений убрал аптечку и подсел ближе. — Я тогда не понимал, что ты за меня переживаешь. Но сейчас я это сам чувствую. Если ты считаешь, что тебе не нужно к врачу, то не пойдем, — он опустил голову, смирено отдавая право решать Антону.   — Арс, я не хотел тебя задеть, извини. И я знаю, что ты прав и нужно показаться и сделать рентген, — Антон вложил в раскрытую ладонь Арсения свою. — Знаешь, главное ведь учиться на своих ошибках. И теперь мы с тобой будем умнее и сделаем все как надо, да?  — второй рукой Антон приподнял лицо Арсения за подбородок, заглядывая в глаза.   — Да, сделаем, — Арсений покивал, соглашаясь. — А сейчас, пойдем спать?    — Пойдем, — они вместе поднялись с дивана и, не разрывая сплетенных рук, направились в спальню.   Арсений улегся на свою сторону кровати и, как только Антон лег, прижался к нему всем телом, обнимая руками и ногами. Он уложил голову на плечо Антону, притираясь макушкой к его подбородку. Арсению хотелось погладиться об Антона всем телом, хотелось выразить всю нежность, всю любовь, что били из него ключом, но сам он был очень уставшим, и понимал, что Антон тоже был полностью вымотан, чтобы перейти к чему-то большему, поэтому слепившись в огромный клубок и переплетя конечности, они оба постепенно уснули, не задумываясь, что к утру, которое должно было наступить уже совсем скоро, отлежат друг другу все.   Проснулся Арсений от тихого поскуливания и, выбравшись из осминожьих объятий Антона, увидел, что это Батон, тихо скулил, глядя на кровать, где спали парни.    Антон заворочался и в полусне пробормотал:   — Сейчас, Батоша, я уже встаю.   Арсений взглянул на время на телефоне и увидел, что был уже первый час дня — конечно Батон скулил, ему уже давно пора было на улицу.   — Лежи-лежи, Антош. Поспи подольше. Я сам схожу с ним и быстренько вернусь, — Арсений погладил парня по спине, и Антон, кивнув с благодарностью, дальше заснул.   Арсений встал настолько проворно, насколько смог, натянул на себя вещи, которые буквально первые выпали из шкафа и, застегнув поводок на ошейнике Батона, повел его на улицу.   Пес, только выйдя из парадной, моментально метнулся на газон, где ему можно было сделать свои дела.    Арсений прошел с Батоном по небольшому маршруту, заглянул в ближайший Перекресток за продуктами и в пекарню за кофе и выпечкой — ведь дома ничего из еды толком не было — и направился домой.    Он зашел в квартиру, где по-прежнему царила тишина, только Булочка выбежала на встречу и стала мурчать и активно тереться об его ноги.   «Бедняжки, оба голодные», — подумал Арсений и, оставив продукты в прихожей, повел пса сначала в ванную для водных процедур, а потом и на кухню, где их ждала кошка, чтобы уже наконец позавтракать.   Насыпав корма животным, Арсений заглянул в спальню, где сонный Антон позвал его обратно в кровать. Плюхнувшись в постель, Арсений обнял еще дремавшего парня и полежал так с ним несколько минут.   — Антош, будешь вставать завтракать или еще хочешь спать? — спросил он, целуя Антона в растрепанную макушку. Нежность приливала волнами, и Арсению хотелось, чтобы Антон почувствовал ее в полной мере.    — Не хочу вставать, но надо поесть. Я не ел нормально все эти дни, и ты, я уверен, тоже, — Антон перевернулся на бок, увлекая Арсения за собой.    — Я там как раз купил немного продуктов на завтрак, а еще свежей выпечки и кофе.    — Ну раз так, то придется вставать, — Антон улыбнулся и поцеловал Арсения в висок. — Батона и Булочку тоже покормить надо.   — Я уже дал им еды, сейчас наедятся и сюда прибегут с нами валяться, — Арсений перекинул руку через грудь Антона, обнимая.   — Арс, ну тогда нам придется тоже вставать, чтобы позавтракать и валяться сытыми и довольными, — Антон гусеничкой сполз с кровати и потянул за собой Арсения.   Они позавтракали вместе, записались к врачу на вечер и вернулись в постель. Почти весь день они лежали в кровати, периодически засыпая, просыпаясь и обнимаясь, а к вечеру поехали в платную клинику, чтобы проверить ребра Антона.   На приеме травматолог покачал недовольно головой, осматривая Антона, а когда сделали рентген, выдал неутешительный вердикт — в одном ребре была трещина. Но, к счастью, внутренние органы не пострадали, поэтому Антону выписали покой и, при необходимости, болеутоляющие.    Парни вернулись домой на такси, и Арсений приобнял Антона, чтобы облегчить ему подъем по лестнице.   Вечером после ужина Арсений наконец услышал историю о том, что произошло после того, как он дал показания Журавлеву.   Он понимал, что скорее всего то, что рассказал Антон, была не самая подробная версия событий, но страшно было подумать, какие зверства творил этот человек, и как Арсению вообще удалось от него сбежать, и если бы не случай, то Слава бы так и продолжал издеваться над беззащитными людьми.   Узнав без подробностей историю бедных мальчиков, которые угодили в еще более ужасные условия, чем те, в которых был сам Арсений, он наконец понял, о чем говорил Журавлев, что жертва иногда даже не имеет возможности выбраться сама и ей нужна помощь. Но честно признать, что сам он был такой же жертвой, может только в чуть более смягченной ситуации, Арсений пока не мог. Он бесконечно сочувствовал подросткам, но к себе проявить такого же сочувствия у него почему-то не получалось.   Антон внимательно следил за ним, пока рассказывал про то, что нашли в квартире Славы, Арсений это понимал и был благодарен за такую заботу и поддержку.   — Поэтому, Арс, — подвел итог Антон, закончив свой рассказ, — ты очень помог своими показаниями, видишь? Благодаря тебе спасли невинных людей, и теперь у следствия достаточно оснований, что закрыть этого ублюдка надолго.   — Тут скорее стоит благодарить Журавлева, — смущенно пробормотал Арсений. — Без него бы никто даже не взялся за это дело.   — Это правда, — кивнул Антон, — но это не отменяет твоего мужества дать показания и честно рассказать о том, что с тобой происходило. Ты большой молодец, Арсень. Я очень горжусь тобой, — Антон обнял его, и Арсений удобно положил подбородок на родное плечо.    — Я даже не думал, что такое могло быть на самом деле. Я дал показания только, чтобы хоть как-то помочь тебе, — проговорил он, чуть краснея, но сейчас Антон не мог его видеть.   — И я очень благодарен тебе. Это действительно помогло, но не только мне, а еще нескольким людям. Спасибо тебе за твою храбрость, Лапушка, — он поцеловал Арсения куда-то в волосы, и Попов рассыпался на атомы от этой нежности, от всех добрых слов, что Антон сказал ему.   В тот вечер они легли спать рано, обняв друг друга крепко, но не настолько, чтобы навредить Антону, с которым теперь нужно было обращаться бережно.   Засыпая Арсений пообещал самому себе, что он постарается и проявит всю свою заботу и нежность к своему любимому, ведь теперь он нуждался в этом намного сильнее, а Арсению пришло время не только получать, но и отдавать.    

***

  Май закончился как-то совсем быстро, и наступило лето. Антон вернулся к работе на дому, тем более, что теперь у него было официальное разрешение не ездить в офис.   Его отсутствие на время задержания Стас, как понимающий мужик, списал задним числом на отгулы, и заплатив штраф по административке, Антон наконец, избавился от последствий своего задержания.    Журавлев был на связи и периодически сообщал, как продвигаются дела — у подростков взяли показания, у второго, которого все-таки смогли привести в сознание и подлечить, родителей лишили прав, и он переехал к своей тете; прокуратура вместе с Журавлевым готовили дело в суд, а Петрова и Масленникова бессрочно отстранили от службы.   Последствия от ударов постепенно сходили с тела Антона, и через пару недель на лице и руках не осталось уже заметных следов. Но ребра заживали намного медленнее, и периодически Антона накрывало болью в боку, от которой помогало только сильнодействующее обезболивающее.    Арсений вернулся к сокращенным рабочим сменам, поэтому он почти всегда был рядом, чтобы в моменты приступов боли помочь Антону дойти до кровати или дивана, принести лекарство и облегчить боль. Он часто оставался сидеть или лежать рядом, просто обнимая и поглаживая Антона, отвлекая от навязчивой боли. Для Шастуна это было лучшим лекарством — он просто нежился от заботы и ласки, которыми окружал его Арсений, и вся его боль и недомогание отходили на второй план.   Но Арсений проводил большую часть дня дома не только поэтому.    Для абитуриентов на театральное отделение в этом году был, как впрочем и всегда, повышенный конкурс, поэтому помимо результатов ЕГЭ, творческих вступительных испытаний, существовал еще один этап поступления — личное собеседование. Традиционно, это считалось одновременно самым легким и самым сложным испытанием. Ведь что может быть проще, прийти и пообщаться с членами комиссии, рассказать о себе и о своих увлечениях, но всегда именно этот этап отсеивал большую часть абитуриентов, которые уже прошли весь предыдущий путь. Ведь никто никогда не мог сказать наверняка, что именно захотят увидеть члены приемной комиссии, что сможет их впечатлить, а что только вызовет легкую усмешку.   В квартиру двух парней снова вернулись привычные нервы, подготовка днем и ночью, штудирование учебных пособий и специализированных сайтов, но при этом Антон с облегчением вздохнул, потому что лучше пусть Арсений переживает из-за поступления, а не из-за того, что Антон сидит в тюрьме.   Арсений готовился очень основательно и, когда ему, наконец, назначили дату собеседования, Антон освободил свое рабочее расписание, чтобы съездить вместе с ним и поддержать парня.   Они доехали на такси до набережной Фонтанки, чтобы не стоять в пробке, и оттуда пешком дошли до нужной улицы. Зайдя в просторный затемненный холл института, Антон увлек Арсения за собой в сторону, подальше от посторонних глаз, и обнял его, прижимая к себе теплое тело, в котором отчаянно быстро билось сердечко.   — Все будет хорошо, мой хороший, — Антон поцеловал его привычно в волосы. — Дыши со мной. Вдо-о-ох, — он медленно втянул носом воздух, наблюдая, как Арсений повторял вслед за ним. — Теперь вы-ы-ыдох, — плавно выдохнул Антон. Они повторили это несколько раз, и только когда Антон почувствовал, что пульс Арсения пришел в норму, тогда отпустил его, поглаживая по плечу. — Я с тобой, Лапушка. Я всегда с тобой.   — Мне было бы комфортнее, если бы ты сидел там, где-нибудь в зрительном зале, — пробурчал Арсений, утыкаясь носом обратно Антону в грудь.   — Тогда представь, что я там, смотрю на тебя, поддерживаю, а я буду вот здесь, — он кивнул на скамейку для ожидающих, — совсем рядом, и буду держать за тебя кулачки.   Арсений кивнул и, разомкнув с Антоном руки, пошел в сторону аудитории, где проводили собеседования. Туда не пускали не абитуриентов, и Антон остался в холле ждать своего Лапушку.   Минуты ожидания тянулись медленно, словно расплавленный на солнце мёд. Антон бессмысленно обновлял чаты в телеграмме, смотрел мемы и снова блокировал телефон. Прошло несколько часов, прежде чем Арсений вышел из дверей аудитории, и Антон сразу подскочил на ноги.   — Ну как ты? Как все прошло? — спросил нетерпеливо он, когда Арсений подошел и уселся с ним рядом. По виду парня было сложно что-то сказать: он не был рад, но и не был расстроен.   — Сказали подождать до конца собеседований, и тогда, после совещания, вывесят лист с фамилиями прошедших собеседование.   — Это сегодня уже будет?    — Сказали, что да, — Арсений поднял взгляд голубых глаз с какой-то невыразимой эмоцией в них. — Сказали, что специально раньше других вузов вывешивают списки поступивших, чтобы у тех, кто не поступил, была возможность попасть в другой вуз.   — Хорошо, Лапушка, — осторожно сказал Антон. — Ты уже сделал все, что мог, теперь нужно дождаться решения приемной комиссии. Я тобой очень горжусь, веришь? — Арсений широко открыл глаза, внимательно слушая, что Антон ему еще скажет. — Потому что ты очень талантливый. Правда-правда. Это непредвзятое мнение, — Антон улыбнулся внимательно следящему за ним парню. — Я видел тебя на выступлениях на сцене, ты настоящий актер, Арс. И ты идешь за своей мечтой, несмотря ни на что — это достойно восхищения.    — Спасибо, — Арсений глубоко выдохнул и улыбнулся в ответ. — Мне было важно услышать эти слова.   — Всегда пожалуйста, — Антон обнял его за плечо. — А теперь пойдем пообедаем? До окончания собеседований еще точно пару часов есть.   — Давай, — согласился Попов, и они направились на улицу навстречу теплому июньскому дню.   Пообедав в кафешке неподалеку с видом на Фонтанку, парни уже в более приятном и спокойном расположении духа вернулись в исторический корпус РГИСИ.   Они провели в холле еще около часа, и, наконец, на стенды с объявлениями вынесли списки поступивших.   Все находящиеся в холе люди тут же устремились именно туда, пытаясь рассмотреть свою фамилию в списке везунчиков.   Антон с Арсением медленно продвигались вперед очереди, но рост Антона помог еще издалека увидеть фамилию Попова в списках на зачисление. Но только когда они подошли ближе и сверили все данные, они убедились, что Арсений в списке будущих студентов был на пятом по баллам месте из двадцати пяти возможных мест.   Арсений молча отошел от стенда, давая возможность другим узнать результаты и, взяв Антона за руку, отвел его в тот же укромный уголок, где они стояли перед собеседованием. И только там Арсений бросился Антону на шею, осторожно прижимаясь и помня, что Антону сейчас были противопоказаны резкие движения. Он счастливо улыбался и целовал Антона непрестанно во все части лица. Шастун обнял его лицо руками, удерживая на месте, и поцеловал уже основательно, языком поглаживая язык, небо и острые клычки Арсения. Они разорвали поцелуй до того, как кому-то из них станет не хватать воздуха, и Антон прижался лбом ко лбу Арсения.   — Ты моя Звездочка, я в тебе не сомневался. Лапушка, ты такой молодец, ты со всем справился, ты смог, и я тобой очень горжусь, — прошептал Антон, глядя в любимые голубые глаза, что были очень близко.    — Я... Спасибо, — Арсений не мог подобрать слов. — Спасибо за твою поддержку, без нее, без тебя у меня бы ничего не получилось.    — Брось, Арс, ты талантливый вне зависимости от обстоятельств, но мне приятно слышать, что я помог тебе осуществить мечту. Что теперь хочешь делать?   — Наверное, нужно отдохнуть и вернуться к работе. Ведь когда я выйду на учебу, у меня останется не так много времени, чтобы работать.   — Арс, отдохнуть тебе нужно, это точно. А к работе ты еще успеешь вернуться. Как тебе идея съездить куда-нибудь вместе?   — Съездить? Я бы хотел, но надо все планировать заранее...   — А если съездить к моей маме в Воронеж? — Антон ждал ответа, не надеясь впрочем, что Арсений согласится.   — К твоей маме? А она нормально отнесется к тому что я — это я?   — Я рассказывал ей о тебе, и ей очень хотелось бы с тобой познакомиться. Можешь не переживать за нее. Но вот тебе это будет интересно — познакомиться с моей мамой?   — Конечно, ты ведь ее сын, а все, что касается тебя, мне интересно. Вот только я неуверен, что понравлюсь ей. Я не красавец, ничего из себя особо не представляю в жизни, да и… не девушка, — закончил он как-то совсем грустно.   — Арс, моя мама знает, что я гей, и не ждет, что я приведу домой девушку. Она принимает то, что я люблю тебя, даже не зная тебя лично, — Антон поцеловал смешной кончик носа и отпустил лицо Арсения. — Если тебе интересно и если тебе будет комфортно, то мы можем поехать к ней в гости. Но если нет — это вовсе не обязательно, — подытожил Антон.    Он старался не давить на парня, прекрасно осознавая, что Арсений может чувствовать себя некомфортно и беря в расчет его отношения с его родителями.   — Я хочу, правда, — ответил Арсений. — А еще я вижу, как это важно для тебя, поэтому давай поедем.    

***

  Поезд Санкт-Петербург — Воронеж шел почти сутки, и спустя этот срок парни вместе с корги вышли на перроне в Воронеже, умаявшись за все время пути. Батон выскочил из вагона самым первым, тут же осматривая окрестности. Арсений вынес их общую сумку и свой рюкзак, а Антон держал в руках только пустую переноску Батона.   Парни решили отправиться к маме Антона на несколько дней, предварительно взяв отпуска и отгулы на работе и отправив Булочку к Диме с Катей. Батона же было решено взять с собой — он и раньше ездил вместе с Антоном и на поезде, и на самолете, а маленькую кошечку никто из парней не захотел подвергать таким испытаниям.   Пока корги весело крутился возле Антона, к ним из толпы встречающих навстречу вышла светловолосая женщина выше среднего роста и с улыбкой на лице поспешила в их сторону.   — Антошенька, сынок! — женщина обняла Антона и, отстранившись, ласково погладила его по макушке. — Ты что еще подрос?   — Привет, мам, — Антон искренне улыбался, глядя на женщину. — Нет, я уже больше не расту, мы просто давно не виделись, — Антон отступил на шаг, поворачиваясь к Арсению, который притих за его спиной с вещами.  — Мам, познакомься, это мой Арсений, — Антон положил ладонь на спину парня, представляя его маме.    Как бы он ни пытался показать Арсу, что он не переживал от предстоящего знакомства, но все же в этот момент волнение разлилось по всему его телу, ведь двое из самых близких ему людей встретились впервые.   — Очень рада знакомству, Арсюш, — мама сделала шаг навстречу к Арсению и осторожно обняла его. Антон улыбнулся тому, как она назвала его, ведь даже его мама знала, как Арсению не нравится обращение «Сеня». — Антон очень много о тебе говорил, и я счастлива, наконец, познакомиться с тобой лично.   Антон заметил, как лицо парня залила краска, и он сбивчиво ответил:   — Я тоже очень рад познакомиться с вами, Майя Олеговна.   — Ой, ну что ты, можешь обращаться ко мне на ты и зови меня просто Майей, без всяких там отчеств, — она погладила Арсения по плечу. — Или можешь звать меня мамой, — подмигнула она, чем еще больше смутила Арсения.   — Ну мам, перестань вгонять Арсения в краску, — шутливо запротестовал Антон, а затем повернувшись полностью к парню, попытался взять у него хоть что-то из вещей. — Арс, тебе не тяжело? Давай я хоть рюкзак понесу?    — Не надо, — тихо ответил Арсений, следя глазами за Майей, которая наклонилась поздороваться с Батоном, затем он надел на себя рюкзак и подхватил сумку, не позволив Антону ничего нести. — Тебе пока нельзя поднимать ничего тяжелого, да и к тому же, ты Батона поведешь и переноску его понесешь.   Майя отстранилась от корги, и все вместе двинулись вперед. Женщина шла чуть впереди, а за ней шли рядом друг с другом Антон и Арсений, нагруженный всеми сумками, а в конце процессии на длинном поводке бежал Батон. Мама Антона провела парней сквозь толпу через вокзал на парковку, где стояла ее машина.    — Антош, не хочешь сам за руль сесть? — спросила она у сына, пока они складывали вещи в багажник серебристого седана и устраивали Батона на заднем сидении.    — Да, хочу, — ответил Антон, принимая у мамы ключи и усаживаясь на водительское место. — Я что-то давненько не ездил за рулем.   Арсений сел назад вместе с Батоном, а Майя устроилась на переднем сидении рядом с сыном, и они тронулись с места.   Антон вырулил с привокзальной площади и поехал по давно знакомым воронежским улицам на выезд из города, чтобы добраться до дачи, где и жила летом его мама.   Они добрались до дачного дома и, оставив машину на подъездной дорожке, высыпали на улицу. Тут же началась привычная суета, какая бывает по приезду: Арсений доставал вещи, Антон показывал их комнату, где Арсений оставил сумки, а затем водил его по дому; Майя громыхала посудой на кухне, накрывая на стол для прибывших гостей; а Батон носился по двору и по дому, осваивая новую территорию.   Наконец, когда все неотложные дела и приготовления были закончены, Батон накормлен и отпущен гулять во дворе, все трое уселись за стол, уставленный аппетитными блюдами.    Мама заранее узнала у Антона, что нравится Арсению, и помимо праздничных блюд, вроде запеченной курицы и салатов, приготовила жаренную картошку. Когда Майя об этом сказала, Антон увидел, что Арсений перевел с него на его маму пронзительный взгляд, который, должно быть, означал, что он даже не думал, что что-то приготовят специально для него.   Антон от души наложил себе и Арсению в тарелки картошечки и все остального понемногу, и они, проголодавшиеся с дороги, приступили к еде.   Антон заметил, что Майя с заметным удовольствием на лице наблюдала, как они оба едят ее стряпню и, прожевав, сказал маме:   — Мамуль, все очень вкусно! Ты прям превзошла себя. А твоя картошечка как всегда самая лучшая, — Антон не мог не улыбаться глядя на маму. Такая вот она была женщина — солнечная, радостная, которая одним только своим присутствием освещала любое пространство, где бы ни находилась.   — Ой, сынок, да что там, засмущаешь прям, — отмахнулась она, но улыбка на лице красноречиво показывала, что ей приятно было это услышать.   — Да, Майя, все очень вкусно, спасибо вам, — поддержал Арсений. — И отдельное спасибо, за то, что приготовили жаренную картошку, которую я так люблю, — он смущенно опустил взгляд. Все-таки ему пока непросто давалось это знакомство с мамой Антона, и сам Шастун чтобы его поддержать, незаметно погладил парня по бедру под столом.   Когда тарелки опустели, Антон резво подскочил, убрал лишнюю посуду со стола и принес чайные чашки и уже заваренный чайник.   — Антон, — обратился Арсений, с обеспокоенным лицом, пока сам Шастун расставлял чашки и наливал в них чай, — не надо было. Я бы сам сделал.   — Ничего страшного, ты же в гостях, а у меня уже почти ничего не болит.   Лицо Майи тут же обрело озабоченное выражение — Антон уже рассказал ей о случившемся, правда еще в меньших подробностях чем Арсению, но, тем не менее, она знала и о драке, и о задержании, и о непростом жизненном пути Арсения.   — Антош, ребра все еще продолжают болеть?   Антон вздохнул, он не хотел сразу переходить на эту немного печальную тему, но, видимо, ничего не поделаешь — его окружали те, кому было небезразлично его состояние.   — Да уже почти и не напоминают о себе, — ответил он и вкратце рассказал о последнем приеме у врача, который обещал, что через пару недель или максимум месяц, он выздоровеет окончательно, и боли уйдут.   Антон почувствовал, что Арсений подсел ближе к нему и в нерешительности положил ладонь рядом с его, чуть заметно касаясь. Шастун взял его руку в свою, переплетя пальцы, и улыбнулся Арсению, меняя тему на более приятную:   — Мам, представляешь, Арсений теперь будет настоящим актером! — с жаром воскликнул он.    Майя посмотрела на Арсения и заинтересованно расспросила его о последних изменениях, о которой Антон ей еще не рассказывал, оставив их в качестве сюрприза.   Они вышли на улицу прямо с чашками. Арсения Антон усадил рядом с собой на садовые качели, Майя заняла мягкое уличное кресло из ротанга, а Батон, нагулявшийся по участку, подошел к ней, выпрашивая немного ласки.    Женщина с радостью погладила пса и почесала ему под подбородком и за ушками, отчего корги развалился на деревянном настиле на спине, блаженно раскинув лапы в стороны и запрокинув мордочку.    — Какой милаха, — Майя почесала ему животик, и Батон благодарно лизнул ей руку. Отстранившись от пса, который продолжал валяться у нее в ногах, Майя со вздохом произнесла. — Так напоминает мне Альберта.   Взгляд Антона тоже моментально стал ностальгическим — он очень любил старого пса, но все же его мама жила с ним намного дольше, чем он сам, и именно на ее глазах, верного друга не стало.   — Я тоже скучаю по нему, — тихо ответил Антон и ощутил, как Арсений, уже давно знакомый с этой историей, бережно взял его за руку и поглаживал по тыльной стороне ладони, поддерживая. — Но, мам, ты не думала еще раз взять щенка?   — Нет, сынок, — покачала головой женщина. — Мне кажется, боль от потери Альберта еще слишком сильна, и я просто не могу заменить его новой собакой.   Антон покивал, понимая. Он не мог себе представить, что когда-то переживет Батона, что когда-то его хвостатого друга не будет с ним рядом.    Но от осознания конечности жизни Антону всегда с утроенной силой хотелось жить и наслаждаться каждый моментом жизни вместе с теми, кого он любил.    — Я понимаю, это тяжело, — сказал он все же, помолчав недолго. — И новый питомец никогда не заменит старого друга. Но ты можешь стать своим человеком еще для одного хвостика и подарить ему свою любовь.   Мама с благодарностью и с каким-то еще невыразимым чувством посмотрела на Антона и, улыбнувшись с легкой грустью, ответила:   — Наверное, ты прав. Ведь многие из нас, не только животные, нуждаются в своем человеке. Я подумаю над этим, — сказала она мягко и поменяла тему разговора.   Все трое общались обо всем на свете, и постепенно Арсений перестал стесняться и разговорился, хотя, конечно, не последнюю роль в этом сыграло искусное умение Майи заинтересованно поддерживать любой разговор.   Глядя на то, как общались его мама и Арсений, Антона наконец отпустило волнение — теплота и уют, наполнившие сад, ощущались на клеточном уровне.   Они просидели на улице, пока поздняя темнота июньской ночи не опустилась на дачный поселок, а Арсений не начал засыпать прямо на плече у Антона.   — Эй, Лапушка, — ласково позвал его парень. — Ты уже совсем устал, да? — Антон поцеловал его в висок. — Пойдем, я тебе дам полотенце и покажу еще раз, где ванная, чтобы ты не заплутал спросонья, — они вместе поднялись с садовых качелей.   Когда они прошли мимо Майи, она ласково улыбнулась Арсению, прикоснувшись к его руке:   — Спокойной ночи, милый, — Арсений даже встрепенулся от такого обращения, не поверя в первые секунды, что женщина обратилась к нему.    — Спокойной ночи, Майя, — ответил он, слегка покраснев, и Антон увлек его за собой сначала в комнату, чтобы взять сменную одежду и полотенце, а затем проводил в ванную.   Вернувшись в сад, где по-прежнему сидела мама, Антон уселся рядом с ней, безмолвно ожидая, что она скажет.   Наверное, для каждого взрослого ребенка, который первый раз знакомит своих родителей со своим избранником, это один из самых нервных моментов — получить оценку того, кого он выбрал. Ведь если родители высказывают критику, от этого могут разладиться или отношения в паре, или отношения с родителями.    И вот Майя, приобняв Антона, сказала ему несколько слов:   — Сынок, я очень за тебя рада. Твой Арсений просто золото, а не мальчик. И он по-настоящему тебя любит, уж я-то знаю, как смотрят любящими глазами. И ты с ним рядом становишься счастливым.   — Спасибо, мам, мне очень важно, что ты приняла его, — Антон никогда не сомневался, что мама у него была самая лучшая, но то, как она отнеслась к его парню, совершенно согрело душу Антона, развеяв малейшие переживания, и он не сдержал в себе признания: — Я его очень люблю, и хочу, чтобы он был счастливым. Ты себе не представляешь, как он переживал из-за встречи с тобой.   — Представляю. Всегда очень непросто знакомиться с родителями своей половинки, но у Арсения еще и нет поддержки его собственных родителей. Ему тяжело, это видно, но он держится молодцом.   — Конечно, ему тяжело, — вздохнул Антон и добавил решительно: — Я хочу быть его поддержкой и семьей. С ним я готов к такой ответственности.   — Антош, ты совсем уже взрослый, — Майя привычно погладила сына по голове. — Когда у тебя были отношения с Никитой, ты о таком даже не задумывался. Да что уж там, ты его и знакомиться со мной не привозил.   — Мам, я и сам чувствую, что сейчас все по-другому. По-настоящему, понимаешь? А тогда... тогда я еще сам не знал, что от жизни хочу, не хотел ни ответственности, ни семьи. Арсений — он другой для меня — он моя родная душа.   — Сынок, это и есть любовь, — Майя улыбнулась, — когда ты не просто бросаешься в омут с головой, а когда принимаешь на себя ответственность. Это не означает, что ты не будешь ощущать остроту влюбленности, но вместе с этим ты живешь с любимым человеком, принимая и разногласия, и проблемы, которые могут возникнуть. Но решать их вместе, сообща, учитывать мнения и ценности каждого из вас, слушать друг друга и идти навстречу — вот это есть настоящее глубокое чувство.   Антон кивнул и обнял маму и, пожелав ей спокойной ночи, отправился в свою комнату, где его ждал Арсений.    Быстро ополоснувшись в душе, он переоделся в спальные шорты и майку и лег рядом с уже засыпающим парнем. Но как только Антон устроился в кровати, Арсений подкатился к нему ближе и, обняв его, почти бессознательно поцеловал в плечо, а затем затих, все глубже погружаясь в сон. Антон медленно погладил парня поверх одеяла и тоже уснул.    

***

  Утром Арсений проснулся первым и, аккуратно выбравшись из объятий Антона, чтобы не разбудить его, оделся и вышел из комнаты. Умывшись в ванной, он вышел и отправился на тихий шум, доносившийся из-за закрытой двери кухни.   Предварительно постучав, он нерешительно зашел в помещение, где Майя, уже поднявшаяся раньше всех, готовила завтрак.   — Ой, Арсюш, доброе утро, — улыбнулась женщина, увидев Арсения.   Еще вчера она показалась ему доброй, улыбчивой и заитересованной во всем, о чем бы ни говорил Арсений, но непрошенная мысль, что так она могла вести себя только, пока он был рядом с ее сыном, чтобы не огорчать Антона, упорно не хотела покидать голову Попова. Но этим утром, встретив Майю в кухне, он не увидел никакого изменения в ее поведении.   — Доброе утро, — поздоровался он в ответ. — Вам нужна какая-то помощь, может быть? — Арсений увидел, что женщина замешивала тесто для блинчиков, а на плите уже разогревались две сковороды.   — Да, нет что ты, я справлюсь, — отказалась она, выливая первую порцию теста на обе сковороды. — А ты любишь готовить?   — Да, люблю, — Арсений уселся на кухонный стул и начал наблюдать за процессом приготовления. — Мне очень нравилось готовить блины вместе с бабушкой, пока она была жива.   — Прости, милый, — Майя извиняюще погладила его по плечу. — Я не хотела затронуть такую тему.   — Да ничего, — Арсений благодарно кивнул, — я сам ее поднял, извините, что поставил в неудобное положение.   — Да чего ты, Арсюш, не извиняйся, — женщина поспешила к плите, чтобы ловко перевернуть каждый блинчик — при должном уровне мастерства и первые блины не были комом. — Хочешь, с тобой вместе попробуем готовить?   — Давайте, — Арсений встал со стула и взял в руки предложенную лопатку.    — Этот уже можешь снимать, — указала Майя на одну из сковородок, на которой уже действительно подрумянился блинчик.   Арсений послушно снял его, смазал кусочком сливочного масла края и центр, как его учила бабушка, пока Майя вылила очередную порцию теста на сковороду.   Так и заладилась и у них готовка: Арсений помогал переворачивать и снимать блины, а Майя занималась всем остальным.   — Ты с какими начинками любишь?  — поинтересовалась у Арсения мама Антона, заглядывая в холодильник.   — Со сметаной или сгущенкой, а если не сладкие, то с ветчиной и сыром.   Майя достала из холодильника продукты для начинки, и вместе они быстро начинили несколько блинчиков ветчиной и сыром, немного творогом, а остальные оставили без начинки, чтобы каждый мог положить себе, что нравится.   — Спасибо за помощь, Арсюш. Вместе мы намного быстрее справились, — и женщина приобняла его за плечо, как обнимала собственного сына.    Еще вчера Арсений растерялся по первости от такого проявления ласки в его сторону, но сегодня, он, уже немного освоившись, обнял женщину в ответ. Теперь было понятно, в кого Антон такой тактильный и так любит ласковые прозвища — его мама была абсолютно такой же. Да и глаза у них были точь-в-точь одинакового оттенка зеленого.    И именно на этом моменте в кухню вошел Антон.   — Доброе утро, а вы уже все встали и готовите с утра пораньше, один я сплю допоздна? — Антон улыбнулся маме, и повернулся к Арсению. — Арс, ты как тут?   — Хорошо, вот готовили вместе с Майей блины.   — Да, мальчики, а теперь садитесь, пока они не остыли, — и Майя легонько подтолкнула обоих к столу. — Арсюш, Антош, кофе будете? — она ловко управилась с кофемолкой и уже насыпала в турку свежемолотый кофе.   Парни покивали и сели за стол. После завтрака с вкуснейшими блинчиками и ароматным кофе, Арсений помог Антону с мытьем посуды, и Шастун потащил его на улицу.   На краю дачного поселка была неглубокая речка, ближний берег ее был усыпан мелким желтым песком, переходящим в поросшую дикой травой лужайку, и именно туда повел Антон Арсения, чтобы искупаться в нагретой солнцем воде и поваляться на песке или на траве под тенью ближайшего дерева.   В этом году не так много дачников приехало летом в свои дома, поэтому и здесь на берегу Антон с Арсением оказались единственными желающими искупаться.   Арсений первым вылез из воды, пока Антон еще остался плескаться, и с удовольствием растянулся на покрывале, которое им выдала Майя. Солнце припекало бледные плечи, которые Арсений выставил его лучам, и, похоже, успел задремать, когда Антон разбудил его и увел в тень, чтобы он не обгорел.   Перетащив покрывало под дерево, Арсений улегся рядом с Антоном, и тот тут же приобнял его, притягивая ближе к себе.   — Ну как тебе такой отдых? — спросил тихо Антон, оставляя легкий поцелуй на губах Арсения.   — Мне нравится, — честно признался парень. — Здесь так тихо и умиротворенно, а твоя мама очень добрая. Я даже не думал, что она так хорошо отнесется ко мне, даже теперь стыдно за то, что я переживал об этом.   — Тебе нечего стыдиться, неизвестность всегда заставляет переживать, — Антон погладил его по торчащему вверх плечу. — А моя мама, она и правда замечательная.    — Да, — Арсений грустно улыбнулся. — Ты знаешь, посмотрев как вы с ней здорово ладите, я задумался о своих родителях. У меня с ними совсем не так. И мне просто жаль, что у меня с ними не сложились отношения, что они не могут порадоваться за меня, что я наконец поступил на актера, что у нас нет теплоты и сердечности в общении. У нас даже общения больше нет, — закончил он тихо, опустив голову и уткнувшись носом Антону в ключицу.   — Арс, — Антон поднял его подбородок выше, чтобы Арсений посмотрел ему в глаза. — Мне тоже жаль, что все так. Лапушка, ты всего этого заслуживаешь, и я вижу, что ты нуждаешься в этом. Но так бывает, что некоторые люди просто не могут оказать тебе ту поддержку, которая тебе нужна. Особенно горько, когда такими людьми оказываются родители, но это нужно принять. Я же готов оказывать тебе всю свою поддержку и заботу, какую только могу, — Антон аккуратно заправил Арсению за ухо выбившиеся прядки волос и провел нежным касанием по его щеке.    — Ты это и так делаешь, и мне от этого становится так хорошо, — Арсений благодарно улыбнулся и потянулся за поцелуем, который передавал всю нежность, трепет и глубокую истинную привязанность, которую он испытывал к Антону.   Для недолюбленного в детстве Арсения ласковые касания, похвала и поддержка, милые прозвища были именно тем языком любви, на котором он общался и которого ему катастрофически не хватало. Его нежной, чувствительной натуре это было нужно как свет, как воздух; он жил этим и раскрывался только под воздействием доброты и ласки.   И потребность Антона постоянно касаться, гладить, обнимать, говорить смущающие милые вещи, многие могли бы назвать чрезмерной, но только не Арсений. В проявлении и потребности любви они совпадали идеально.   Арсению никогда не могло надоесть то, как Антон называл его Лапушкой, своим мальчиком, маленьким, хорошим, цветочком. Он тянулся навстречу, проявляя такую же любовь и ласку в ответ: придумал милое прозвище Антону, бесконечно обнимал его, утыкался лбом в его плечо или грудь, перебирал отросшие Антоновы кудряшки, целовал легкими, едва касающимися поцелуями его лицо, шею, и плечи и отдавался его умелым губам и рукам, когда дело приобретало более жаркий поворот.   Так они провели на берегу почти весь день, разговаривая, обнимаясь и изредка целуясь, и когда солнце уже стало клониться за верхушки деревьев на другой стороне речки, оба собрались возвращаться домой, где их уже ждала Майя и Батон, вкусный ужин, веселые разговоры и обсуждения — место, где царил уют и понимание.   К вечеру, однако, выяснилось, что плечи Арсения все же обгорели — неприятная стягивающая боль по поверхности кожи и чуть повышенная температуры были тому подтверждением. Поэтому Антон, вооружившись сметаной, оставшейся от завтрака намазал парня, исконно деревенским средством от солнечных ожогов. Они посидели вдвоем на качелях в саду, взяв к себе на руки Батона, а после отправились спать, утомленные долгим днем, солнцем и отдыхом.   Но до поздней ночи Арсений все не мог уснуть — ворочался в постели, гоняя по кругу все те же мысли о родителях.    Поездка в Воронеж, знакомство с мамой Антона и с тем простым, теплым чувством, с которым ассоциировался ее дом, взаимоотношения Майи и Антона — все это натолкнуло Арсения на размышления о его собственной семье.   Он ушел из дома и не общался с родителями вот уже год, но жизнь его за это время много раз испытывала на прочность, подарив после многих испытаний тихую и родную гавань в виде Антона, их дома, и Батона с Булочкой. И Арсений только сейчас понял, что все это время разорванная связь с родителями, какими бы они ни были, все же причиняла ему боль. А контраст того, что все могло бы быть по-другому, так, как бывает в любящих семьях, где он сейчас и оказался, заставлял его мысленно вновь возвращаться в тот день и в тот разговор, после которого отец сказал ему, что Арсений ему больше не сын, а мама окончательно холодно отстранилась от него.   Все эти мысли и воспоминания, вкупе со слегка обгоревшей на солнце кожей не давали ему найти удобное положение и уснуть.   Он встал с кровати, чтобы не потревожить уснувшего Антона, и побрел на кухню выпить воды. Через несколько минут туда же пришла еще не ложившаяся спать Майя, застав Арсения, задумавшегося о различиях их с Антоном детства.   — Арсюш? Ты чего не спишь? Все хорошо? — поинтересовалась она, наливая и себе воды.   — Не могу уснуть что-то, — пробормотал он и бессильно опустился на стул.   — Тебя что-то беспокоит? — проницательно заметила женщина.   — Да, немного плечи болят, но я уже и намазался пантенолом на ночь, — он не хотел загружать её своими мыслями.   — Да, с солнечными ожогами всегда так — неприятно спать, — согласилась она и чуть помолчала. Но потом все же решилась продолжить: — Но это же не единственное, что тебя тревожит?   Арсений вздохнул, решаясь открыться женщине, но зайдя издалека и задав вопрос про нее саму.   — Скажите, вот когда вам Антон сказал, что он по мальчикам, вы спокойно отреагировали? Он рассказывал, что вы его поддержали, и это было для него большим облегчением, — задал Арсений свой вопрос, желая услышать о мыслях женщины в тот момент. Несмотря на сегодняшний разговор с Антоном о том, что ему нужно просто принять ситуацию с родителями и жить дальше — Арсений был согласен с этим — он все-таки он пытался разобраться, каково это слышать такое от собственного ребенка и что могла в похожей ситуации думать его мама.   Майя улыбнулась и села рядом с Арсением на стул, положив ладонь на его предплечье.   — Я тогда совсем не удивилась этой новости, — ответила она. — Я же видела, что Антошку девочки интересовали только как друзья, и никакого интереса, никакого трепета он перед ними не испытывал, поэтому я вроде как была готова к этой ситуации. И даже скажу больше, когда Антон рассказал мне сам лично, было заметно, что он боится моей реакции, было видно, как ему страшно услышать неодобрение, но он смело и честно рассказал мне. Я тогда почувствовала такую гордость за своего мальчика, и, конечно, я приняла его, ведь всегда принимала, ведь люблю его и хочу, чтобы он был счастлив.   Арсений кивнул и склонил голову. Что ж примерно такой ответ он и ожидал услышать, но то, что испытала и подумала тогда Майя, явно отличалось от мыслей его мамы, и Арсений печально покачал головой от накатившего на него осознания несправедливости ситуации.    Почему его родители не интересовались им?  Почему его мама не видела, как видела Майя в Антоне, чем он живет, что ему нравится, а что не нравится?  Почему она в разговоре на ту же тему — последнем разговоре Арсения с родителями — отвернулась от него, от своего сына?  Неужели ей было на него все  равно?  Неужели она почувствовала тогда его чужим и мерзким, ведь именно так понял Арсений её поведение?    Арсений почувствовал подкативший неприятный ком в горле, который мешал ему говорить, в глазах щипало, но он держался, не позволяя себе заплакать.   — Милый, — Майя, заметив изменения, что произошли на лице Арсения, погладила его по руке, привлекая внимание, — я знаю, почему ты спросил, но позволь сказать тебе кое-что. Родителем быть непросто. Особенно, если в какой-то момент жизни ты начинаешь понимать, что с собой еще не разобрался, а тебе уже надо как-то воспитывать детей. И многие люди допускают ошибки, не потому что они плохие, не потому что, как может казаться ребенку или подростку, мир несправедлив, а потому что его населяют люди. И родители тоже могут ошибаться, могут осознанно или не очень перекладывать на своих детей свои комплексы или желания, могут накричать или наказать, основываясь на своих эмоциях, не вспоминая потом извиниться перед ребенком. Но самое главное, они могут забыть, что дети вырастут и станут взрослыми, что они сами должны учиться принимать решения и жить с их последствиями.    — А что делать, если тебя не любят собственные родители? Если бьют за любую провинность? — тихо спросил Арсений, ощущая что у него трясется подбородок и ему все сложнее сдерживать слезы, которые уже проступили, застелив ясность взора. — Это тоже какая-то ошибка?   Майя обняла его и положила голову Арсения на свое плечо, и он, наконец, дал волю слезам, душившим его, беззвучно плача в плечо этой доброй, отзывчивой женщины.   — Так не должно быть, — она утешающе погладила его по голове. — Но ты не сможешь изменить другого человека, если он сам не хочет. Ты только можешь дать ему шанс измениться, — Майя укачивала его из стороны в сторону, как ребенка, гладила по спине, позволяя выпускать слезы, которые никак не могли остановиться. — Арсюш, ты чудесный мальчик, я не представляю, как такого сына можно не любить. Если ты сможешь найти в себе силы, то попробуй еще раз поговорить с родителями, — Майя сделала паузу, — хотя бы с мамой. С отцом, как я понимаю у тебя большие сложности. Возможно, тогда при таком же разговоре, который у тебя с ними произошел, она допустила ошибку и теперь не может ее исправить без твоего участия.    Арсений не смог выдавить из себя никакой членораздельной речи и только покивал ей в плечо. Майя не торопила его, не пыталась прекратить эти потоки слез и просто продолжала его размеренно гладить по спине, пока все эмоции и тревоги не вышли таким образом из Арсения.   Он отстранился от женщины и она, улыбнувшись ему, спросила:   — Ну как ты, Арсюш?   — Спасибо, что выслушали и утешили. И за ваши слова тоже спасибо, теперь мне есть, над чем подумать.   — Посидеть еще с тобой? — спросила она.   — Не нужно, — Арсений грустно улыбнулся, вытирая мокрые щеки. — Я пойду умоюсь и лягу спать. Спокойной ночи, Майя.   — Спокойной ночи, милый.   Арсений умылся холодной водой в раковине и, стараясь не шуметь, вернулся в спальню, ложась на свою сторону кровати.   Антон заворочался и, повернувшись к нему лицом, обнял, прижимая Арсения к себе. Сквозь сон он прошептал:   — Лапушка... все хорошо?   Арсений сглотнул, утыкаясь в его плечо, и, погладив Антона по спине, честно ответил:    — Нет, но я буду в порядке.   Антон поцеловал его в висок и затих, а Арсений, уже засыпая, подумал:   «Я постараюсь».