Попала

Малфой корчился в кресле, сжимал пальцами метку, царапая ее короткими ногтями, и мне казалось, что он сейчас завоет от боли. — Надо было думать, прежде чем делать себя чьим-то рабом, — буркнула я. — Ты точно не знаешь, как именно ее пробовали убрать? Ну там… руку отрезать. Люциус на секунду прервал страдания, чтобы посмотреть в мое лицо круглыми глазами, в которых читалось, что лишаться руки даже ради избавления от метки он не собирается, и не пошла бы я нахер со своими предложениями. — Выжечь? Зря спросила, потому что теперь Малфой выглядел совсем перекошенным. Он явно будет сопротивляться до последнего, чтобы не допустить меня с моими радикальными решениями проблем к своей руке. — Никто не пытался? Серьезно? — возмутилась я. — До войны я шел за ним относительно добровольно, после надеялся, что он мертв, потом… знаешь, не хотелось рисковать. Ну, весьма логично. Вряд ли бы Темный Лорд сказал: «Это всего лишь подростковый бунт, перебесится», — если бы увидел у кого-то из Пожирателей поехавшую от кислоты или сотни заклинаний метку. Но теперь Малфою терять было нечего, потому что Волдеморт явно возжелал прибить его в любом случае. — А вот сейчас самое время, — подсказала я. — Я не позволю отрубить себе руку! — взвизгнул Малфой. Его глаза забегали по комнате, наверно, чтобы вспомнить, где хранится что-то острое, что можно загнать мне в глаз, при этом мужчину не переставало колотить от боли. Очень страшное зрелище. Было ощущение, что я осталась с безнадежно больным человеком, который дня через три, если не меньше, сойдет с ума. — Рубить я и не собирался, потому что ты умрешь от потери крови, а мне грех на душу брать не хочется. И так с ней не лады. Конечно, я преувеличила. Грех, не грех, душа, не душа, кого-то убивать мне совершенно не хотелось из-за пресловутой морали, которая была взрощена родителями с самого детства. — В смысле «не лады»?! — быстро спросил Люциус. — Забей. Лучше скажи, где мы… Малфой замычал, сжимая зубы, согнулся. Я не видела лица, только волосы на макушке, и слышала, как он с каждым выдохом стонет от боли. — Малфой! Эй! Я подбежала ближе и пыталась привести Люциуса в порядок, но он сжимал больную руку и не особо реагировал на то, что я трясла его за плечи и орала в ухо. Он дрожал всем телом и иногда громче обычного вскрикивал, царапая ногтями кожу. В такие моменты внутри что-то переворачивалось и начинало сосать под ложечкой. Чертова эмпатия! Чувство абсолютной беспомощности уничтожало, я металась, что-то говорила, гладила сгорбленную спину, со слезами на глазах пытаясь сделать хоть что-то, но вот прошло около минуты, а перемен не предвиделось. — Нужно попробовать удалить это, — горячо сказала я, уже совсем паникуя, — другого выхода просто нет. Малфой не ответил, он вообще ничего не слышал, не реагировал на внешние раздражители. Личный ад в виде черепа и змеи, слившихся с организмом, захватил мужчину с головой. Я схватила его руку, сжимающую предплечье, пытаясь оторвать, но Люциус вцепился намертво настолько сильно, что ранил себя. Он пытался содрать кожу, но, увы, это не помогало, только оставило вмятины и царапины. Я старалась что-то сделать, но мышцы Малфоя были в абсолютном напряжении, не хотели двигаться, я даже не могла поднять его голову, почти прижатую к груди, чтобы посмотреть в глаза в надежде вызвать минимальное узнавание. Как Каркаров вообще чисто теоретически мог протянуть полгода? Что ж, вот и пригодилась маечка. Я вытащила ее из кармана и начала рвать руками и тупым кинжалом, чтобы потом превратить в подобие веревки. Огонь Люмоса от стресса постоянно потухал, приходилось отвлекаться и обновлять его. Как так получилось? Еще недавно Люциус пытался забрать мою палочку, а теперь сидит в кресле полутрупом! — Спокуха, все разрулим, — сказала я скорее себе. — Поттер, — послышался слабый голос. — Малфой! Я почувствовала облегчение, подлетела к Люциусу, помогла ему разогнуться, откинуть голову на спинку кресла сквозь судороги. Вены на лице и шее повздувались, из-за дрожи лицо сиятельного лорда выглядело так, будто изо рта сейчас пойдет пена. — Рука! Открой метку! Я с усилием отняла пальцы Малфоя от татуировки, исполосованной ногтями, и поняла, что не знаю, что делать. Отрезать? Так он же реально истечет кровью и помрет! Плюс, самое элементарное, я не знала заклинания, которым возможно отрубить конечность. Но просто бездействовать тоже было нельзя: я действительно не знала, как долго Волдеморт может пытать своих Пожирателей через связь и как много нужно Малфою, чтобы сойти с ума, умереть или трансгрессировать. Единственное, что я могла попробовать сделать, — выжечь метку нахуй. Только вот шансов, что это сработает, было немного, а в противном случае я просто усилю Люциусу мучения. Мужчина не выдержал, снова пытаясь ухватиться за татуировку, мне пришлось ловить его руку, но она все равно извивалась, тянулась к источнику боли, чтобы попытаться его уничтожить. — Хватит, Малфой… так ничего… не решишь… Удерживая мужчину, я пыхтела от натуги, нужно было сделать хоть что-то, да побыстрее. Попробовать нагреть кочергу или нож и прижечь или попытаться сразу напрямую действовать магией. Хотя вряд ли последнее возможно, иначе бы злодеи направо и налево сжигали врагов заживо. Малфой извивался. Я встала, удерживая его правое запястье, потянула все тело наверх, с трудом поднимая. В серебристых глазах мелькнула осознанность, но искра исчезла, потому что Люмос снова потух, оставив нас во тьме. На ковре между креслами было неудобно, но выбирать не приходилось — под тяжестью взрослого человека, пытающегося вырваться, мы шлепнулись на пол. Люциус завалился на бок, снова царапая метку, и я перевернула его лицом вниз. Я не испытывала приятных ощущений от того, что сейчас контролирую мудака-Пожирателя и могу пару раз припечатать носом об пол, было наоборот очень неприятно от власти над другим человеком и его беспомощности. — Поттер, — опять позвал Люциус совсем жалобно, так, что аж сердце сжалось. Видимо, Волдеморт на некоторое время ослаблял действие, чтобы жертва немного пришла в себя и протянула подольше. Это было так бесчеловечно, что я ответила свое: «Да, Малфой», — очень тихо. Отчасти еще потому, что сейчас сама скрутила Люциуса в неудобной позе и собиралась сделать что-то еще более неприятное. Пришлось набрать в легкие воздуха, чтобы немного успокоиться, протолкнуть под мужчину импровизированную веревку из майки и обвязать ей талию вместе с правой рукой, которая все так же оставалась беспокойной и тянулась к метке. Я села на Малфоевский копчик и заломала левую руку с рисунком за спину. Теперь метка выглядела действительно жутко, она стала совсем черной и пульсировала, это было видно даже в темноте. Отталкивающе, страшновато, внутри скопились неприятные ощущения от того, что такая маленькая фигнюшка может причинять столько боли. — Поттер, — забрыкался Люциус во время очередного просветления, когда понял, что я примеряюсь, как поудобнее лишить его татуировки. — Что ты делаешь? — Избавиться от нее — единственный выход, понимаешь? — дрожащим голосом ответила я. — Ее заколдовал сам Темный Лорд, — простонал Малфой, предупреждая, что ничего не выйдет. На удивление, мужчина не сопротивлялся, он просто лежал и очень тихо дышал, даже не пытаясь двигаться. Видимо, считал, что нашел позу, в которой болит меньше, прямо как я во время месячных. А еще его уже перестало смущать то, что Поттер сейчас может использовать непростительное или просто придушить, наверно, Малфой просто отдал свою жизнь в руки героя. Мда, у Волдеморта явно были проблемы с последователями. Это потому что универов в магическом мире нет со всякими философиями, психологиями! Вот зачем нужны общие предметы! Черная клякса под кожей, кажется, жила, я видела, как она, будто существо, переливается, течет. Касаться этой мерзости вообще не хотелось, потому что казалось, что она заразит и меня за компанию, но все же пришлось провести по ней кончиками пальцев, надавить. Татуировка в этом месте посветлела, будто чернила расступились под касанием, но потом налилась черным с новой силой под болезненный вдох Малфоя. — Тихо, — погладила мужчину по плечу я, чтобы как-то успокоить. К счастью, пик личных пыток от Володи уже прошел, поэтому теперь Люциус был хоть и не в здравом, но хотя бы в своем уме. Я зажгла под пальцем огонек, маленький, со спичечную головку, выдохнула и немного приблизила к чужой коже. Яркое свечение казалось тусклее на фоне черных пятен, хотя должно было быть наоборот, и это пугало. Но хуже всего я чувствовала себя из-за того, что никогда не хотела причинять кому-то боль, тем более такую сильную, какую придется, а выбора просто не было. Я в уме посчитала до трех, потом до четырех, потом поняла, что только нервирую Малфоя, и резко опустила огонек на линию метки. Мужчина дернулся, огонь прожег его кожу и исчез в черноте. — Что там? — Люциус вывернул голову, чтобы увидеть мой силуэт. — Оно поглотило огонь, — сказала я, разглядывая все еще движущийся рисунок. — Продолжай. Я была ошарашена. Не думала, что Малфой так быстро смирится с положением. Хотя да, точно, приспособление у него в крови, мозг тоже присутствует, пораскинуть им, и придешь к выводу, что с меткой будешь существовать, и любая боль стоит того, чтобы вытравить этот символ принадлежности. Видимо, Люциус даже понял, что при следующем желании Волдеморта помучить предателя, он снова начнет дергаться, поэтому не возражал против того, что я его связала и села сверху. Мерлин, он просит попробовать уничтожить эту хуйню. Какой-то новый уровень для слизеринца. Я присмотрелась к маленькой ране. Под ней что-то блестело, переливалось. — У маглов краска вбивается иглой и как бы впитывается, — чтобы немного развеять напряжение, начала я, — здесь же такое ощущение, что она образовала свои сосуды под кожей и течет по ним, как подземная река. По идее, нужно просто все вылить. Я надавила на рану, чтобы попробовать, но наружу не вышло ни капли жидкости, она будто убежала от прикосновений. Наверно, стоило вскрыть всю кожу над рисунком. От этой мысли я содрогнулась. Одно дело — просто оставить маленький ожог, будто от сигареты, другое — палить кожу, как каким-нибудь выжигателем по дереву. Я представила, как бы делала это на своей руке, и поняла, что, блин, не смогу провернуть подобное с другим человеком. Люциус снова выгнулся, открывая рот, но не издавая и звука, и я поняла, что идет новая волна. Мне было нужно это сделать. Да, Малфою будет больно, мне противно и страшно, но это единственный выход, и я не могу себе позволить его проигнорировать, поэтому пришлось зажечь огонек и коснуться им кожи. Вначале Люциус завозился, через секунду замычал, а потом начал биться в истерике и брыкаться. Удерживать взрослого мужчину, пусть даже он был меньше тебя, было непросто. Я изо всех сил сжимала Малфоя ногами и держала руку с меткой, одновременно надавливая на спину, чтобы прижать его тушку к полу. Но даже в подобном положении Люциус извивался и разок мотнул головой так, что послышался звук столкновения челюсти с полом. Сама магия будто утекала сквозь пальцы: она поглощалась от любого касания к метке, растворялась в ней. Как только я прекратила, пройдясь огнем по небольшому участку метки, Люциус расслабился, безвольно бухнулся на пол. Я немного ослабила хватку, чтобы дать ему передышку, снова поглаживала плечо, будто это чем-то поможет, и, наконец, спросила: — Ты как, Малфой? — Больно, — только ответил мужчина. Я сжала зубы, чувствуя себя монстром похлеще Володи, но самая большая проблема заключалась в том, что нужно было продолжать. Я зажгла Люмос и поняла, что зря это сделала, потому что перед глазами встали ужасные раны, от которых воротило. — Еще немного, Малфой, — сказала я, заранее зная, что это ложь, потому что вряд ли все окажется так просто. Я набралась смелости коснуться кожи и сжала ожог, снова пытаясь выдавить черную воду. При этом все нутро передергивало от мысли, что под пальцами свежая рана, которая дико болит даже просто так, что уж говорить о физическом воздействии. Жидкость будто приклеилась, не хотела выниматься, даже когда я пыталась ухватить ее пальцами — удавалось зацепится только за остатки поджаренной кожи. Я перевела дыхание, чтобы собраться с мыслями, Малфой затих, пытаясь отдышаться. — Ты просто монстр, — устало выдал он. По интонации было ясно, что это не осуждение или ненависть, просто Люциус конкретно заебался. Будь я на его месте, уже орала бы благим матом, а он пока даже не оскорбил толком. Удивительно. Вроде мы оба трусы, а Люциус реагирует на боль совсем иначе, умудряется еще о чем-то думать, в то время как мой мыслительный процесс останавливается, только где-то извилина с производством ненависти и неадекватности такая: «Сейчас самое время!» Но слова Малфоя резанули по живому: было очень противно осознавать, что человек орет из-за моих действий, что я причиняю кому-то жуткую боль. В другой ситуации я бы на подобное не решилась, но сейчас выбора не было. Мы застряли непонятно где в бурю, разыскиваемые Пожирателями, мне нужна была информация о том, как отсюда выбраться, продумать хоть какой-то план, и в этом плане две головы лучше одной. Плюс ко всему, я просто не знала, что делать, если Малфой будет корчится от боли в метке и дальше. Просто бросить его я не могла, но и тащиться куда-то с мертвым грузом тоже не хотелось. Я вдохнула, стараясь абстрагироваться от того, что смотрю на темнейшую магию, исполненную Волдемортом, и на раны, нанесенные собственными руками. Нужно было пошевелить мозгами, а не ныть, чтобы после всего пиздеца Малфой хотя бы выжил. Метка определенно поглощала магию, но не могла же она делать это вечно. В конце концов, это всего-лишь заклинание с определенной силой, наложенное бог весть когда, а я неполноценный маг здесь и сейчас. По идее, заклинание — это хорошо, но оно не сравнится по гибкости с чистой магией. В любом случае, вариантов особо не было. Попробовать выжечь саму черную жидкость, а не кожу, было единственным доступным моей фантазии решением. Зато эта самая фантазия с удовольствием транслировала мозгу, как больно будет Малфою от более глубокого ожога или от столкновения магии Волдеморта с моей. Меня передернуло от картинок в голове, но не вечно же держать Люциуса на холодном полу. Уж либо что-то делать, либо хотя бы в кресло посадить. Я приблизила палец к метке. Дыхание было тихим, но ощущалось очень явно из-за холода, который за всеми событиями просто не замечался. Главное собраться, сосредоточится, чтобы огонь загорелся прямо под кожей, внутри текучей черной жидкости. Посреди линии рисунка появилась оранжево-красная точка, метка, кажется, завибрировала, Малфой взвыл, выгибаясь дугой, и моя магия потухла, а чернота снова заполнила кожу. Видимо, эта гадость очень быстро восстанавливалась, поэтому нужно было уничтожить ее целиком за раз. Я поудобнее зафиксировала Люциуса и снова быстро зажгла огонек, пока не передумала; провела пальцем дальше. Черная клякса текла, как горная быстрая река, нападала, пытаясь сбить магию, я сжала зубы, чувствуя, как внутри начинает мутить, и стала продвигаться по татуировке вверх. Это казалось дофига легко, но приходилось удерживать магию под кожей, направлять ее только на метку, бороться с магией Волдеморта и еще просчитывать, в какую сторону дернется Люциус следующий раз. Наверно, стоило использовать Остолбеней, но уже было поздно, да и не факт, что он бы сработал с нынешней палочкой. Черная жижа бурлила под кожей, сопротивлялась, Малфой извивался и кричал, я чувствовала себя настоящим монстром, но эти мысли приглушились, когда стало понятно, что для избавления от метки одной маленькой красной точки мало. Нужно расширяться, потому что линий в татуировке много, как только я выйду на более сложные формы, работа превратится в напрасную трату нервов и сил: только что очищенную кожу будет заливать жидкость из соседних частей рисунка. Пришлось напрячься, увеличивая пространство огня и пытаясь контролировать его везде. Чернота плавно заливалась алым, удивительно, что не пахло жженой кожей. Рука вообще относительно оставалась целой, наверно, потому что я направляла силу только на магию Волдеморта. Напряжение ощущалось волнами, оно заползло в мою руку, застывшую над татуировкой, отчего пальцы выглядели неестественно прямыми. От всей ситуации подташнивало, но Малфою сейчас было явно намного хуже. Когда остался самый кончик метки, я напряглась сильнее, потому что провал сейчас значил бесполезные усилия и мучения. Чернота забурлила, заметалась, моя собственная магия бушевала, я боролась за каждый миллиметр татуировки и, когда последняя деталь была выжжена, даже не поверила сначала, но Люциус и так настрадался, поэтому я сквозь страх расслабилась и отступила. Малфой тут же начал хватать ртом воздух, я отпустила его руку, которая наверняка уже затекла, и начала распутывать узел из майки. Наконец, он поддался, Люциус перевернулся на бок, перетащив предплечье к лицу, он некоторое время просто лежал, всхлипывая, а потом попросил хрипло: — Люмос. — Да-да, сейчас. Колдовать после жуткого напряжения было нелегко: руки дрожали, и я все еще паниковала, что все пошло по пизде, но свет исправно зажгла. Тут же стало легче, потому что на чужой коже не было ни капли черного. — Получилось! Малфой, получилось! Люциус прижал кулак ко лбу и мелко затрясся. — Что случилось? Совсем больно? Я сейчас! Я бросилась к двери, чтобы притащить снег и охладить ожог, и только на улице поняла, что Малфой, вообще-то, то ли плакал, то ли смеялся от счастья. Я бы тоже радовалась, избавившись от хрени, которая буквально делала тебя рабом какого-то стремного тирана. В гостиной сквозь темноту было видно, что Люциус уже сидит, уперевшись спиной в кресло, и трет глаза здоровой рукой. — Как думаешь, эпискеи поможет? — спросила я, подбегая ближе и прикладывая снег к ране. — Сомнева-аюсь, — довольно простонал Малфой, кайфуя от холодка. — Как ты себя чувствуешь вообще? — В сравнении с тем, что было, прекрасно. Люциуса отпустили пытки Волдеморта и мои попытки поиграть в юного поджигателя, поэтому теперь то, что осталось на предплечье, казалось ему сущим пустяком. — Дай глянуть. Я опустилась на колени, зажгла Люмос и взяла чужую руку в свою. От татуировки остались только красноватые полосы, похожие на раздражение, но точно не на ожог. Раны были только в местах первых экспериментов. — А болит что-то, кроме этого? — спросила я, показывая на небольшой участок вздувшейся кожи. — Нет, — ответил Малфой, — только ожог печет. Что ты сделал? Как удалил метку Темного Лорда? — Вообще, я просто ее выжег. Удивительно, что кожа почти не повреждена, я был уверен, что останется огромный шрам, но, видимо, моя магия взаимодействовала только с магией Вол… этой мрази безносой. В целом… как самочувствие? — Если бы не ноющая боль, Темный Лорд, желающий моей смерти, и Гарри Поттер в полуметре, то было бы отлично, — съязвил Малфой, растирая остатки снега по ожогу. — Поттер тебя спас, — напомнила я. — Из-за тебя я здесь оказался, — парировал Люциус, — и из-за тебя моя семья в опасности. — Зато ты, наконец, понял, что бывший начальник — чмошник. Желудок заурчал — я не ела с утра, а уже была ночь, но метель не утихала, да и вряд ли зимой здесь можно было найти еду. Возможно, Малфой знал о том, что растет в окрестностях, и мог помочь. Хотя вряд ли этот холеный аристократ когда-нибудь сам собирал еду в лесу, что-то подсказывало, что он просто по определению бесполезный в работе. Рожденный для красоты, так сказать. Короче, нас ждала голодная смерть. — Помнишь, где спальня? — спросила я, ежась. — Наверху, — ответил Малфой. В доме было, на самом деле, очень холодно, просто за всеми событиями это казалось незаметным, но сейчас начало пробирать. Зажечь камин, когда нас ищут Пожиратели, не казалось разумным, да и за хворостом в такую погоду не пойдешь: я знала, что заблужусь на раз-два в метели. Но пустая гостиная с мокрым от наших мантий и обуви полом не казалась уютной ни в коей мере. — Пошли, Малфой, надо согреться. Если заболеем, сдохнем раньше времени. Кстати, а кухня здесь где? — В подвале, — пропыхтел мужчина, поднимаясь. — Не хочешь прогуляться еще за холодным? — тонко намекнул он. — Все равно растает, а ты замерзнешь еще, — пропуская Люциуса вперед и следуя за ним на второй этаж, ответила я. — Надо найти одеяла сначала… ой, еб твою мать, дом пустой, а подставку для вазы поставили! — я зашипела, размахивая рукой с отшибленным ногтем. — Что за выражения! — воскликнул Люциус так строго, что на секунду показалось, будто меня отчитывает мать, и появилось желание начать извиняться и обещать больше никогда так не делать. — Ты с Драко меня не путай! — переборола наплыв смятения я. — Нормальное выражение эмоций! — Это нецензурная лексика! — стоял на своем Малфой. — Ой, конечно, то, что кое-какой Лорд убивал направо и налево, тебя не смущало, а нецензурная лексика прям за живое задела! Не лицемерь, Малфой. Люциус открыл тяжелую дверь, и мы зашли в большую спальню с огромной кроватью. Туда можно было уложить троих, и они бы даже не мешали друг другу спать. — Здесь есть свечи, — сказал Люциус, указывая на два темных силуэта с двух сторон от изголовья кровати. Я тут же зажгла одну, чтобы не находиться совсем уж в темноте, и задвинула шторы: не классно будет, если Пожиратели засекут нас по свету в окошке. — Давай укладывайся, Малфой, только обувь снять не забудь. — Мы будем просто лежать?! — возразил Люциус. — Нужно как-то выбираться! Рано или поздно Лорд нас обнаружит! — Ты, — я ткнула на Малфоя, — будешь лежать и не мешать мне. Все равно сейчас так метет, на улицу не выйти, так что нужно отдохнуть и исследовать территорию, а ты временно нетрудоспособный. Где мы вообще? И какой ближайший населенный пункт. Дорога? — В Уэльсе, — отозвался Люциус. — Хотя обычно здесь тепло и нет снега… А ближайшая деревня в десяти километрах, пять из которых — горы. Я специально выбирал место, которое не найдут. — Еще похвастайся этим, — застонала я, проводя по волосам пятерней. — Мы в жизни не проберемся туда по такой погоде, да даже с солнцем бы заблудились в первые полчаса… А дорога? — Я позаботился, чтобы ее не было рядом, — глядя в одну точку, признался Малфой. — Самое время нецензурной лексики. — Ебаный в рот! — отчаянно воскликнула я. — Можешь хоть чем-то порадовать? — С противоположной от гор стороны болото, при низкой температуре оно может замерзнуть, — сказал Люциус вроде невозмутимо, но в голосе слышались нотки паники от собственных слов. — Серьезно, Малфой?! Болото?! Болото!!! Да я теперь не удивлюсь, если окажется, что в озере нет рыбы, а лес полностью сухой и там даже птицы передохли! Ты что, себе тюрьму строил?! Малфой промолчал, залезая под одеяло и укладывая свою израненную руку сверху. Обычно ожоги долго болят и пульсируют, наверняка Люциусу сейчас до сих пор плохо, просто он терпит. — Ладно, проехали, — махнула я рукой. — Я пойду искать что-то съестное, натоплю тебе холодной воды для ожога и в целом обыщу дом. А ты лежи. Серьезно, Малфой, — глянула я прямо в светлые глаза, — если ты попробуешь сбежать, я… я тебя просто придушу, — прошипела я. — Больше никаких выкрутасов, мы работаем вместе. Понял? Люциус смотрел пару секунд, а потом сказал: — У тебя зрачки не расширяются в темноте. — Если ты думаешь, что я пойду на эту дешевую провокацию!.. Малфой, ты будешь сотрудничать или нет?! В конце концов, что ему не нравилось?! Я вон его от метки избавила и даже для профилактики пару раз о пол не приложила. — Я не против, — дипломатично ответил Люциус.