Иван-дурак

Поздний вечер с 7 на 8 декабря 2014       Российская Империя тихо прошёл в коридор, аккуратно закрывая входную дверь и ставя на пол пакет с продуктами. Он устало скинул с себя пальто, а затем и обувь. Как бы ему не хотелось задержаться, чтобы приехать уже глубокой ночью и не встречаться с сыном, но желание наконец оказаться дома и чувствовать себя в безопасности на российских территориях взяло верх. Взяв пакет, бывший Император направился в сторону кухни, где, к его сожалению, находился Союз, не спеша пивший чай. Зачем он сидел здесь и поджидал отца — одному Богу известно. — Ваше Вашество, как думаешь, что скажет Россия, когда узнает, что в его отсутствие ты мотаешься на территории враждебного Государства? — пока СССР задавал свой вопрос (по большей части риторический), РИ успел расположить пакет на поверхности кухонного гарнитура и выложить продукты.       Старшее Воплощение тяжело вздохнул — спокойно они по своим углам сегодня точно не разойдутся. Однако он постарается сделать всё, чтоб их вечерняя, точнее уже ночная беседа не окончилась скандалом, как изредка это происходит. — Я всего лишь хотел поздравить сына с днём рождения, — Российская Империя продолжал спокойно стоять спиной к советскому Воплощению до тех пор, пока до его ушей не донёсся ехидный короткий смешок. — Так себе оправдание. — Он был один, — тихо произнёс бывший Император, пропуская насмешку мимо ушей и складывая аккуратно пакет, а после убирая его к другим пакетам.       РИ всё продолжал вспоминать те противоречивые чувства, которые возникли у него в тот момент, когда узнал, что он единственный, кто лично явился и поздравил Финляндию. — Неужели? — Пока настроение бывшего монарха неуклонно скатывалось в бездну, у Советского Союза, по всей видимости, от полученной новости оно только улучшилось. — Как же так вышло? Неужели скандинавская родня его не жалует? Кто бы мог подумать…       РИ не спешил отвечать на колкие слова. То, что родной отец не изменит своего отношения к сыну даже спустя века, для него не было новостью. Раньше Финляндия относился к этому спокойно, как-то нейтрально. Ведь Страны в основной своей массе не придают значения родственным связям. Но Российская Империя всех своих детей искренне любил, со смирением относился к мысли о том, что однажды придёт их время и они заменят его. Поэтому, когда он впервые увидел своё новое Генерал-губернаторство, то сразу же испытал боль в родительском сердце — несмотря на новую и дорогую одежду, которой будто пытались замаскировать нелицеприятную действительность, мальчишка выглядел откровенно жалко. Худой до жути, без естественного яркого сияния глаз, а стоявший рядом в тот момент Королевство Швеция со всеми своими напыщенностью и высокомерием лишь ухудшал картину.       Российская Империя ожидал увидеть страх во взоре сына шведского Воплощения, всё-таки его отдают в другую семью, другому Государству. Глаза цвета морозного неба не выражали ничего, кроме равнодушия к происходящему.       После обмена ратификационными грамотами РИ совершил попытку поговорить с уже приёмным сыном. Стоило ли ему вновь недоумевать, когда он понял, что Финляндия может изъясняться только по-шведски и по-фински, а французского и не знает вовсе? С одной стороны, удивляться тут было уже нечему, но, с другой, российское Воплощение не мог понять, почему Швеция нисколько не вкладывался в образование бывшего своего Герцогства. Императору в тот момент стало невыносимо обидно за мальчика, который до сих пор не испытывал на себе и капли родительской любви.       Тогда РИ загорелся желанием непременно это исправить, дать Великому Княжеству Финляндии всё, что он только мог, включая отцовскую заботу. И, по всей видимости, настолько забылся в своём стремлении, что упустил из виду зарождавшуюся в сердце старшего сына ревность. — Он хотя бы додумался поблагодарить тебя за то, что ты навестил его?       Низкий голос СССР заставил бывшего Императора вернуться в настоящую действительность. Он наконец обернулся к сыну и устремил взор прямо в его золотые глаза. — Разумеется.       Советский Союз хмыкнул и вернулся к недопитому, уже остывшему чаю. Продолжать разговор не представлялось возможным, чему РИ был даже чуточку рад. Без России играть в семью становилось сложнее.       Российская Империя вернулся к сортировке купленных продуктов: кое-что скрылось за дверками шкафчиков, а что-то осталось дожидаться своей очереди быть отправленным в холодильник. Но при открытии дверцы старшее Воплощение ждал неприятный сюрприз. Банки пива. Точь-в-точь как та, что он некогда выхватил из рук внука. Последовал разочарованный вздох. — Союз, — названный лениво перевёл взгляд со стены на спину отца, — неужели ты меня тогда не услышал?       Советское Воплощение ничего не ответил, хоть и понял, о чём речь. Он также продолжал смотреть на РИ, словно находился в цирке и ожидал от него начала представления. Бывший монарх продолжил, чувствуя, как растёт внутри раздражение. — Я же по-хорошему просил, чтоб ты не смел покупать ничего из вредного, включая алкоголь! Ты ведь знаешь, что Россия с дурости тянет это всё в рот, хотя сейчас ему нельзя. — Думаешь, это действительно как-то ему навредит? — без особого интереса произнёс Союз. — Он пропил весь свой переходный период и ничего, жив-здоров.       В этот раз старшее Воплощение не смог сдержать своего неудовольствия во взгляде, который он, внезапно развернувшись, направил на Союза. — Ну, что ты так уставился на меня? — Я не понимаю, как ты можешь так о нём говорить, — голос бывшего Императора стал звонче от негодования, — несмотря на обилие внуков, которыми наградили его потомки, Россия был самым любимым, в связи с чем слова, которые позволил себе небрежно обронить Союз в сторону РФ, не могли оставить РИ равнодушным. — Отец, прекращай лукавить, — СССР расплылся в такой самодовольной улыбке, словно поймал его на лжи. — Не делай вид, будто ты не стыдился его. Как будто для тебя было нормой всё то, что он творил в девяностые. — Такого не было, — уже спокойно произнёс Российская Империя, — он смог взять себя в руки, а вот сын его заметно начал распаляться. — Да что ты говоришь! — крикнув, советское Воплощение почти что вскочил из-за стола и быстрыми шагами преодолел расстояние межу собой и отцом. — Ты, как Великая Держава, не мог бы просто смотреть на это без разочарования. — Союз, прошу тебя, успокойся! — Российская Империя аккуратно обхватил того за плечи, однако Советы вырвался, по всей видимости не желая чувствовать прикосновения бывшего Императора. — Он был убит горем, как ты этого не можешь понять? — Не нужно его оправдывать! — чётко и с расстановкой ударения на каждое слово произнёс Советский Союз.       Вдох-выдох. РИ на секунду прикрыл глаза. Временами упрямство старшего сына изрядно действовало на нервы. Однако он понимал, что пора этот разговор сворачивать, пока СССР на эмоциях не сказал чего-то такого, о чём, уверен бывший монарх, тот впоследствии будет жалеть. — Союз, — тихо, но отчётливо проговорил Российская Империя, — ты и сам прекрасно понимаешь и осознаёшь, что нам нельзя ссориться. Мы должны быть сплочёнными. Должны поддерживать Россию и по возможности помогать ему. — Он пригрозил отправить нас в ссылку! — всё ещё с возмущением, но уже не так рьяно произнёс Советы; было похоже на отчаянную попытку отстоять своё, даже несмотря на то, что её провал был очевиден. — Это из-за того, что ты навязчиво выговаривал ему. — Но ведь он… — советское Воплощение глубоко вздохнул, прикрывая глаза, золото которых уже не разливалось подобно лаве, а потихоньку замирало. Самоконтроль Союза возвращался. — Отец, ты и сам видишь, какая ситуация. Её нужно решать сейчас! А он не только медлит, но вдобавок ещё и полагается на помощь Германии. — Вот как, — РИ задумался — про последнее он не знал, но раз всё действительно так, то политическая обстановка для них неблагоприятная. Но свои переживания он предпочёл оставить при себе. — Я уверен, что у него есть план. Прошу тебя, верь в него.       Союз тяжело вздохнул полной грудью — бывшему Императору даже показалось, что он смог пристыдить сына. Последний запрокинул голову. Российская Империя смотрел на него и хорошо понимал его чувства, ведь сам так же хотел оградить внука от ошибок. Но вслед за этим на ум приходила мысль, что если Россия сумел на протяжении стольких лет водить за нос даже их, опытных Великих Держав, то значит, что не так уж он и прост. РИ искренне верил, что Федерация справится со всеми препятствиями, что Бог пошлёт на его путь. Дело лишь в том, что решает он проблемы долго, даже как-то нерасторопно, словно боясь. А ведь действительно ему есть чего бояться. — Ладно, — наконец полностью унявшись произнёс СССР. — Я пошёл спать. — Спокойной ночи, — с мягкой улыбкой пожелал бывший монарх.       Советский Союз в ответ лишь промычал нечто похожее на «угу» и собрался было уже покинуть кухню, но резко остановился и, круто развернувшись, направился к столу, на котором одиноко стояла кружка из-под чая, рядом же с ней покоился расписанный лист бумаги. Советы, взяв его в левую руку, быстро всучил его отцу, так как намеревался как можно скорее покинуть помещение, несмотря на то, что в этот раз скандала удалось избежать. Однако теперь препятствием к осуществлению желаемого оказался РИ. — Напиши России. Сделай шаг к примирению первым.       Некоторое время СССР не отвечал, продолжая стоять в дверном проёме, будто специально действуя на нервы Российской Империи своим молчанием. А последний был полностью уверен, что так и есть. — Хорошо, — Союз-таки соизволил ответить и повернуться к отцу. — Я помирюсь с ним, но только после того, как ты приготовишь это, — младшее Воплощение кивнул на бумажку в руках бывшего Императора. Тот не задумываясь опустил взгляд голубых глаз на лист, а Советы наконец смог ретироваться к себе, кинув напоследок тихо, — спокойной ночи.       Российская Империя взглянул на то место, где буквально секунду назад стоял его сын. «Ну что за детское поведение?» — покачал устало он головой и вновь вернулся к небольшому листку, на котором был написан рецепт лимонного пирога.

* * *

      Государства Западной и Центральной Европы договорились о встрече рядом со зданием Ведомства федерального канцлера во время перерыва, который Германия смог выкроить из своего плотного рабочего графика, — настолько ему нравилась работа, что он мог даже не замечать, как день проходил, сменяясь на поздний вечер. Но вот уже почти год его сосредоточенность и концентрацию на делах государственной важности разрушали мысли о России, который теперь не так приветлив, как это было раньше. И нет больше того безграничного доверия, которым русский одаривал ФРГ так долго, что это стало привычным и чем-то совершенно естественным. Но резко Федерация лишил его своего расположения, разрушив хрупкую надежду на то, что, возможно, в будущем у них могло бы что-то получиться. И сейчас Германия должен бросить все свои силы на то, чтобы вернуть расположение российского Воплощения.       И вот тот, кто мог бы помочь в этом, сейчас опаздывает. По телефону такую тему Германия не решился обсуждать, мало ли кому это станет известно. Немец начинал заметно нервничать, Франция не отвечал даже на сообщения, а всё, что оставалось ФРГ, так это выравнивать дыхание, чтоб унять раздражение. Он написал французскому Воплощению, что если тот всë-таки собирается явиться на встречу, то пусть ищет его в парке Тиргартен, что находился к югу от места работы Германии и Рейхстага.       Он медленно прогуливался по парковым дорожкам, меланхолично разглядывая окружающую обстановку: проходящих мимо людей, голубей, что рыскали в поисках пищи, деревья, с кронами которых играл зимний ветер. Германия вздрогнул и натянул чëрный шарф повыше, закрывая нижнюю часть лица. Он успел дойти до Мемориала павшим советским воинам, по сторонам которого стояли по паре танков и гаубиц. Мемориал был грандиозен, представляя из себя небольшую площадь с двумя клумбами, после которых следовали два уровня ступеней, ведущих к вогнутому ряду колонн с центральной и более крупной посередине, на которой находилась бронзовая статуя солдата. Он рассматривал эту композицию так, словно видел в первый раз. Странное дело — Россия, если прилетает к нему, то не упускает возможности посетить этот памятник. Ещё ни разу он не изменил своей традиции. Он мог стоять так по несколько десятков минут, почти не шевелясь, в то время как сам немец стоял поодаль под фонарëм, считая этот момент интимным для Федерации и не желая ему мешать.       ФРГ всегда было интересно узнать, о чëм думает РФ, когда вот так бездвижно стоит перед памятником. Но он всё никак не находил в себе силы и смелости спросить, так как боялся услышать вполне логичный ответ. Тот день, когда Союз достиг Берлина, был радостным для русского — он наконец был свободен. А вот Германию лишили всего: отца, брата, друга и единой территории, отправив на попечение к Британии, США и Франции. Временами эгоистичная мысль, что если бы не этот проигрыш, то они всё ещё были бы вместе. Россия бы стал Рейхскомиссариатом, частью их семьи, а немецкое Воплощение смог бы с помощью брата уговорить отца ничего плохого не делать с русским. И тот бы согласился, ведь Рейх любил своих детей и порой ему было сложно отказать им в просьбе.       Эта мечта является тайной и тëмной для Германии, и узнай бы русский о ней, его бы мигом прошибло дрожью, а сердце сковалось отчаянием. — Bonjour Allemagne! Désolé d'être en retard! — Внезапно рядом появился француз, который и остановил поток мыслей ФРГ, чему тот в глубине души был даже отчасти благодарен, ведь то, куда это всё вело... пугало немца. — Стой так, не шевелись!       Французская Республика засунул руку, которую пару секунд назад вскинул в жесте «стоп», в карман бежевого пальто и тут же достал телефон. Пока немецкое Воплощение наблюдал за Францией и исполнял его просьбу не двигаться, тот сделал пару фото и опустил смартфон, чтобы получше разглядеть полученный результат.       Германия же вновь обратил взор к Мемориалу, теперь в воспоминаниях всплыл момент, когда по инициативе французской стороны в день празднования годовщины высадки союзников были приглашены главы Германии, России и Украины в Шато-де-Бенувиль для того, чтобы наконец принять меры по урегулированию ситуации на востоке последнего. Вместе с главами прибыли и сами Государства. Страны Западной и Центральной Европы беспокоились, так как не знали, каковой может быть реакция двух некогда дружных братьев друг на друга. Украина заметно нервничал, словно в этот день примут некое судьбоносное решение, Россия же напротив выглядел уже по-обычному холодным. Французское Воплощение тогда притянул немца поближе к себе и прошептал: — До последнего не верил, что он согласится приехать! — Почему же? — быстро спросил ФРГ, переводя взгляд с француза в сторону славян и боясь хотя бы на миг упустить одного из них из виду. — Когда я ему звонил, чтобы поставить в известность о моём приглашении Украины, — Франция так же наблюдал за этими двумя, которые находились по разные стороны помещения, — то он в ответ сказал: «Означает ли это, что я не должен приезжать, что ты не хочешь меня видеть?» — А ты ему что ответил? — немецкому Воплощению казалось, что оба брата держатся настороженно, словно ожидая какого-то подвоха. — Что всё совсем не так! Я сказал ему, что пригласил Украину, но планируются обед и встреча. Возможно, даже контакт с Украиной... — Ты его обедом решил завлечь? — нахмурившись, воскликнул немец. — Франция, неужели ты серьёзно? — Ты меня совсем за дурака держишь? — недовольно шепнул француз, на что Германия лишь вздёрнул правую бровь, мол, сам-то как думаешь? — Германия, относись к этому со всей серьëзностью, с какой только ты умеешь! Без вашей поддержки мы бы так и не решились на эту миротворческую миссию! — Французская Республика уже было хотел отойти, но внезапно решил добавить, — ты обещал помочь! — Даже если американцы вряд ли будут довольны... — едва слышно прошептал немец, отстраняясь от французского Воплощения, а после и вовсе тяжело вздохнул.       Внезапно взлетели голуби, поднимая шум и возвращая Федеративную Республику Германию в настоящую действительность. Франция, который как раз и спугнул вездесущих птиц, подбежал к немцу, встал сбоку, приобняв за плечо, и тут же чуть ли не вплотную к лицу приставил телефон, чтобы показать сделанные фото. — Жаль, что нет фотоаппарата, получилось бы гораздо лучше. Но ведь и так неплохо, скажи? — Он убрал руку с плеча младшего Воплощения, но лишь для того, чтобы пролистнуть один снимок на другой. Некоторые из них были сделаны вертикально, другие — горизонтально, с добавлением разных фильтров для создания меланхоличной и грустной атмосферы с соответствующим ей молодым человеком, чьи чёрные волосы слегка отросли и лезли на лоб. — Вот если бы ещё и глаза светились, м-м-м...       Он даже зажмурился на секунду, воображая лишь ему известную картину, которая наверняка значительно отличалась от реальности. Германии было хорошо известно, что Франция любил время от времени смотреть на мир через розовые очки или жить в своей фантазии. В детстве ему казалось это даже жутким. — Тебе нравится? — с нетерпением спросил француз, всё ещё держа смартфон перед лицом ФРГ. — Да, — он рассматривал своё изображение, свою одинокую фигуру, что стояла посреди огромного парка рядом с фонарным столбом. Так уныло.       Солнце постепенно скрывалось за сгущающимися светло-серыми тучами, а ветер, что до этого дул удивительно мягко для декабря, начал неприятно колоть кожу. Французская Республика не мог не заметить этих природных изменений и настороженно глянул на немца, убрав телефон обратно в карман. — Давай уже перейдём к делу, — Германия двинулся ниже по улице, пряча замёрзшие руки в карманы тёплого пальто. — Твоё правительство уже разговаривало с моим? — Да, — французское Воплощение шёл по левую сторону в такт с ним, — они имели диалог, который мне позже любезно пересказал Президент. — Ясно, — сухо произнёс младший. — Тебя не устраивает их решение? — Франция вопросительно склонил голову вбок, в его голосе нельзя было не подметить удивление. — А тебя разве устраивает? — немец приподнял правую бровь. — Не надо врать, Франция. Нам в очередной раз путают все карты, а ты ведёшь себя так, будто вообще ничего вокруг не замечаешь, — с раздражением заключил Германия. — О, Allemagne, — француз показательно отвернулся, надув губы и состроив из себя смертельно обиженного. — Интересно, чьи это происки, хм… — задумчиво протянул он и глянул на немецкое Воплощение, который в ответ одарил его лишь холодным взглядом, явно не имея никакого рвения принимать участие в этом спектакле. — Точно! Кто же, кроме Британии, может отзываться обо мне не самым лучшим образом?       Федеративная Республика Германия не сдержался и насмешливо хмыкнул, чем заставил Францию полностью перемениться в настроении, отбрасывая все остатки беззаботности. — Это касается не только моей личности, Allemagne, но и решения наших правительств. Ни мне, ни тебе не выгодно портить отношения с Россией. — Я об этом и говорю. Очередные палки от правительства в мои колёса. — Он глубоко вздохнул, чем привлёк внимание Французской Республики, который плавно повернул голову в сторону собеседника. — Если авантюра, в которую влезли наши главы, станет известна России, то…       Конец предложения Германия так и не озвучил. Он опустил глаза, в которых француз успел рассмотреть нарастающую грусть. И это не могло оставить его равнодушным. Отметив данную реакцию, Франция заговорил: — Но он может об этом и не узнать, если мы будем действовать осторожно и сыграем так, что он ничего и не заметит. — И, недолго думая, беспечно добавил, — а если и заметит, то будет слишком поздно.       Лицо немца тут же помрачнело, а брови сдвинулись к переносице. Сам же он даже как-то ссутулился. Произнесённые слова точно его задели, а может, даже напугали. — Это политика, Allemagne, и она должна идти впереди, быть значимее личного, понимаешь? — Он кинул быстрый взгляд на собеседника, после чего вновь перевёл его на перекрёсток, на котором они повернули налево, в сторону пруда. — Кстати, о личном! Ты ведь не только о международных делах хотел со мной поговорить, как я понимаю?       ФРГ не сразу нашёлся с ответом — некоторое время он словно в облаках летал, но ощущал он не лёгкость, а сковывающую тяжесть. Несколько секунд ему понадобилось, чтобы слова француза обработались в мозгу, но даже после этой операции он с вопросом глянул на старшего, словно совсем его не понимая. — А, да… — он положил руку на лоб, будто его одолела мигрень. — Мне нужно подступиться к России. Пробиться сквозь его глупый принцип равнозначности политических и межличностных отношений. — Вот оно что, — весело протянул Франция. — Признаюсь, я тоже об этом думал. У тебя уже есть план? — Да, я посчитал, что нужно повлиять на него через кого-то, кто раньше придерживался схожей точки зрения, но осознал всю её бесперспективность и смог разделять эти две сферы, — непривычно быстро проговорил немецкое Воплощение. — Было бы прекрасно, будь это кто-то из его окружения. — Ух ты, — с неподдельным удивлением произнёс француз, задумываясь над сказанным. — Дай-ка подумать, может, кого и вспомню…       Германия кивнул и терпеливо стал ждать ответа. Коротал он время тем, что вспоминал последующие события в рамках нормандского формата, нервно перебирая пальцами.       После данного России обещания помочь в урегулировании конфликта на территории его брата нормандская четвёрка собралась на ужине в Берлине 16 октября. Сначала в резиденцию канцлера прибыл Украина, потом Франция, и лишь за ним, спустя сорок минут, появился Россия, которого тут же поспешил встретить Германия. Однако в этот раз они обошлись без традиционных объятий, так как немец вознамерился всеми силами показать свою подчёркнутую сосредоточенность. Он искренне желал, чтоб Федерация заметил его старания и переменил своё отношение. Далее они прошли в переговорную комнату, в которой провели около пяти часов, а ведь это была только одна повестка дня, впереди их ещё ждал вопрос Сирии.       Переговоры затянулись из-за того, что из раза в раз Государства заходили в тупик. Украина настаивал, что сначала надо решить вопрос с контролем российско-украинского участка границы, а уж потом говорить про другие детали конфликта. В ответ на это в какой-то момент уже Германия, Россия и Франция, перебивая друг друга, говорили ему, что в Минских соглашениях записано совсем другое, а украинец упрямо находил в себе силы настаивать на своём. И когда в очередной раз казалось, что всё опять рухнуло и дискуссия натыкалась на очередной тупик, ФРГ вставал и, беря Украину под руку, бросал своим коллегам, что им нужно пять минут, и уводил того в угол комнаты, где с жаром что-то объяснял на протяжении оговорённого времени. Украинец возвращался за стол покладистым, разве что не шёлковым, со всеми соглашался, но ещё через несколько минут вновь начинал упрямиться, опять заводя их всех в этот порочный круг.       В какой-то момент Федеративную Республику Германию охватило, очевидно, подлинное отчаяние, и он сказал, обращаясь к французскому Воплощению: — Какими же успешными были переговоры в Париже! И насколько все не двигается с места сейчас! Почему мы говорим об одном и том же?! Париж был результативным, а Берлин все будут связывать с полным провалом! Я не могу этого допустить! Давайте договариваться!       В конце концов, переговоры окончились, и Украина их покинул, так как тема Сирии его никоим образом не касалась. Немецкое воплощение свято верил, что русский оценит его старания, увидит, что тот пытался повлиять на его строптивого брата. Однако что одни переговоры, что вторые никаких значимых результатов не принесли. Германия был расстроен. Ещё более его печалило неведение мыслей Федерации насчёт всего того, что произошло за эти долгие часы почти что откровенного словоблудия. Но где-то в глубине души он чувствовал, что Россия недоволен и устал. После переговоров берлинской тройки русский отправился в аэропорт Тегель, оставляя немца с тяжёлым сердцем. — Приём, ты меня слышишь? — внезапно непозволительно близко к лицу ФРГ возникло недоумённое лицо француза. — О чём ты так сильно задумался?       Младшее Воплощение отошёл на пару шагов от собеседника, оглядываясь по сторонам. За Французской Республикой находился пруд Венеры, по берегам которого в один ряд были высажены деревья. Слева от немца, чуть поодаль, располагался зелёный фонарный столб, а рядом с ним исписанная граффити такого же цвета скамейка. — Давай присядем, — Франция заботливо взял под руку немца и повёл в сторону лавки. Правда, последнему эта идея не шибко понравилась, так как тот считал, что так они только продрогнут под усиливающимся ветром.       Германия опустился вместе со старшим Воплощением на скамейку, очередной порыв ветра заставил француза поморщиться и укутаться в вязаный шарф. — Ты же замëрз, — немецкое Воплощение повернулся в сторону собеседника. — Не беспокойся об этом, — добродушно улыбнулся Французская Республика. — У тебя что-то произошло? Мне кажется, тебя расстроили мои слова о России.       Серо-голубые глаза ФРГ чуть сощурились, казалось, что он сейчас что-то ответит, но вместо этого Германия отвернулся и стал разглядывать ствол дерева. Франция только убедился в верности своих слов. Почему же раньше он не обращал внимание на нечто столь очевидное? Сердце его маленького Allemagne обливается кровью из-за тоски по РФ, это вызвало прилив умиления, в порыве которого он стал проявлять родительскую заботу. — Германия, — впервые за всю встречу француз произнёс его имя по-немецки, чем ввёл ФРГ в смятение, заставив вновь повернуться к нему лицом. Мягкая улыбка Франции была, как и всегда, обворожительна, но немец знал, что последует за ней — правая рука тут же потянулась к волосам Германии, чтобы спустя секунду нежно их растрепать. — Вижу, как ты терзаешься. Тебе больно обманывать Россию, так ведь?       Немецкое Воплощение лишь непроизвольно тяжело вздохнул. Француз видел, что тот хочет поделиться тем, что у него на душе, но не может. Поэтому всё, что ему оставалось, так это только следовать своему видению ситуации и надеяться, что он не так уж и сильно далёк от правды. — Ты ведь прекрасно понимаешь, что своим упрямством он делает только хуже самому себе, — Французская Республика сделал паузу, чтоб немец его точно услышал и успел обработать сказанное. — Ты спрашивал у меня, нет ли кого в его окружении, кто раньше придерживался той же позиции. Так вот, я вспомнил, — как только последнее слово слетело с губ Франции, в глазах ФРГ сразу же загорелся огонёк надежды, что на секунду даже обескуражило француза, но он взял себя в руки и так же мягко продолжил. — У Финляндии были похожие мысли и достаточно долго, пока ему не пришлось столкнуться с тяжестью бытия суверенным государством и гражданской войной. — Но... как-то это не вяжется, — немец всё ещё не мог поверить, что ответ был настолько прост, что у него действительно есть шанс на улучшение отношений с Россией. — Почему же? Со Швецией у него отношения просто отвратительные, но, несмотря на это, он помогал Финляндии в гражданской войне. Тот было понадеялся, что его примут в лоно скандинавской семьи, — француз руками изобразил что-то похожее на круг, а потом резко раскинул их в стороны, — но вот незадача – он всё ещё для них чужой. — И он это принял?.. — Разумеется. Политически у них довольно хорошие отношения, там подписание плана оборонного сотрудничества. Мечтают создать оборонный союз, представляешь? С семейным ведь не сложилось.       ФРГ слушал голос Франции и слабо кивал на сказанное им. Всё складывается хорошо, такой подарок судьбы он не упустит и в ближайшее время пригласит финна к себе. — Правда, не знаю, как ты его уговоришь помочь. Упрямости ему не занимать. — О, не беспокойся, Франция, — с широкой улыбкой громко произнёс немец. — Тут он мне отказать не сможет.