Множество шагов

Путь до дома Петровых проходил в, мягко сказать, неловкой атмосфере. Рома молчал и только шел за Антоном, пялясь в снег. А снега было много. Видимо, снегоуборочный трактор после снегопада накануне еще не успел добраться до лесной тропы, которая вела к дому на отшибе, так что приходилось пробираться через сугробы по колено, да еще и в темноте. Только неглубокие колеи колес машины Антонова отца показывали, что среди деревьев вообще кто-то когда-то появлялся. Рома шел, наступая на следы Петрова, чтобы не проваливаться слишком сильно, но это все равно не помогало — ноги утопали в снегу, и штанины спортивок уже давно были сырыми, как и носки вместе с ботинками. По пути в Ромкиной голове была целая карусель из мыслей, а в груди — водоворот из чувств. Но больше всего, наверное, преобладало волнение, которое даже заставляло почти полностью забывать о холоде в конечностях. Пятифан не мог представить, как он снова окажется с Антоном наедине. Казалось бы — вроде помирились, а стыд, чувство вины и трепета все равно кусали где-то под ребрами и заставляли дыхание сбиваться еще больше. Хотя вздохи и так были рваными из-за тяжелого пути. В какой-то момент Роме даже показалось, что он скоро потеряет спину Антона из виду, — настолько было темно, — так что он очень пытался не отрывать взгляда от белеющего пятна его шапки и капюшона. И единственное, что он позволил себе произнести, это недовольное: «И как только ты в школу по этим сугробам ходишь?» Антон только тихо усмехнулся, пожал плечами и буркнул: «Привык». На крыльце дома они оба встали молча и с полминуты просто тяжело дышали, пытаясь прийти в себя. Отряхнув ноги от снега, насколько это было возможно, Антон, наконец, открыл дверь дома и вошел первый. Только Рома переступил порог, как в нос ударил уже знакомый и успевший стать родным и близким запах дома Петровых. Пятифан не замечал его, когда ходил в гости на постоянной основе, но сейчас, после долгого перерыва, он почувствовал терпкий аромат слегка отсыревшего дерева и недавно затопленной печки. И это в очередной раз пробудило воспоминания о всех светлых днях и моментах, проведенных в стенах этого дома, что заставило Рому приподнять уголки губ, пока он снимал куртку. — Сейчас давай сразу в ванную. Если Оля увидит, что ты пришел, то не даст нам ничего сделать, — бросил Антон, пока раздевался, а после сразу ускользнул на кухню. Пятифан проводил его быстрым взглядом и послушно взбежал по лестнице на второй этаж.        Из комнаты Оли доносился гнусавый голос актера озвучки со старых неофициальных кассет, со стороны двери в комнату, кажется, родителей, слышались разговоры. Роме не хотелось пересекаться со взрослыми, так что он быстро вошел в ванную и встал возле раковины. Еще раз посмотрел на свое отражение, поправил челку, которая спуталась от пота и ветра на улице, и вздохнул, оставшись недовольным результатом. Выглядел он не то что бы презентабельно, и показалось, что при свете яркой лампы в помещении Антон увидит все его недостатки. Рома только потянулся к крану, чтобы умыться, как дверь отворилась, и вошел Петров. Пятифан тут же встал по струнке и рывком повернулся к нему, чувствуя, как волна адреналина снова пробегает по телу.        Как себя вести? Что делать и говорить? Рома будто начинал общение с Антоном с нуля, только в этот раз вел себя не как мудак, а как влюбленная девчушка. Петров же выглядел чересчур спокойным, как и всегда, будто ничего не произошло. Не поднимая взгляда, он подошел к Роме и встал напротив, вытянув руку ладонью вверх. Пятифан понял немую просьбу и шлепнул свою руку поверх, вторя чужому жесту. Его потянуло машинально сжать руку в кулак, потому что дрожали пальцы и потому что все еще было стыдно, что Антон снова увидит ожог. Петров молча смотрел на ладонь Ромы пару секунд, потом поднес вторую руку к своему лицу, сжимая в руках тюбик какой-то мази, и зубами открутил крышку. Он выдавил немного вязкой прозрачной субстанции на край ожога и откинул тюбик на тумбочку в углу, после чего коснулся кожи своими длинными прохладными пальцами. И тогда Рома снова поплыл. Он немного опустил веки, концентрируясь только на ощущении Тошиных касаний, которые отодвигали на задний план покалывания на поврежденной коже, и пытался дышать ровно, хотя вздохи и получались через раз. Ровно так же, как и удары сердца. Но сильнее всего моторчик в груди Ромки подскочил, когда Антон вдруг тихо спросил: — Ну и зачем? Пятифан поджал губы и поднял взгляд на лицо Антона. Его глаза были опущены и сосредоточены на том, чем он сейчас занимался, а именно — на распределении мази по ожогу. Губы и нос были покрасневшими после мороза и буквально горели цветом на фоне бледной кожи. И тут Роме бросилось в глаза то, что контур лица Антона стал немного уже — скулы более выразительные, щеки впали… Тогда Пятифан опустил взгляд снова на руки, но теперь внимательнее смотрел на запястья Петрова, выглядывающие из-под рубашки, которая еще более свободно сидела на теле, чем до этого. «Похудел», — подумал Рома как-то грустно и почувствовал вину, хотя сам пока не понял, за что именно. — Надо было, — наконец ответил он так же тихо, как Антон задал свой вопрос.        Рома подумывал сказать какую-нибудь отмазку, вроде: «Сигарета на руку упала», но человеческие рефлексы при случайном повреждении не позволили бы угольку оставить настолько глубокий ожог. И Антон не настолько тупой, чтобы этого не понять. Но и правду рассказать Пятифан ни за что бы не решился, хотя в какой-то момент при особенно нежном — как Роме показалось — прикосновении, захотелось. Рома откинул эти мысли, потому что Антон и так узнал слишком большую правду о хулиганской слабости в виде следа на теле. На самом деле, с открытой перед Антоном рукой Пятифан чувствовал себя куда более откровенно и обнаженно, чем если бы взял и признался в своих чувствах.        На ответ парня Петров лишь неопределенно искривил губы и посмотрел Роме в глаза. Пронзительно, как умеет. Иногда ему вообще не нужно говорить, чтобы Пятифан понял, что тот хочет донести. И сейчас он тоже понял. На поверхности, конечно: «Рома, ты балбес, и я бы тебе голову открутил», но сейчас Ромка не отводил взгляд довольно долго и смотрел достаточно глубоко, чтобы разглядеть еще и нотки сильного переживания. Настолько сильного, что Пятифану стало совестно ровно настолько, насколько и приятно. Антон все-таки отвел взгляд первым и отпустил руку Ромы, кивая на тумбочку. — Забери с собой. Три раза в день мажь. Пластырем не заклеивай, — отчеканил он строго и отвернулся к двери. Рома вслепую забрал с тумбочки тюбик и сунул в карман спортивок, пока его глаза все так же были прилеплены к Антону, точнее, теперь к его затылку, — Ну, пошли уже, — сказал тот неопределенным тоном, но Роме хотелось бы верить, что голос прозвучал мягко и ему не показалось. Он выдохнул чуть более свободно и вышел за Антоном в коридор.        Почувствовав себя чуть более смело, Пятифан уже сам прошел к двери Олиной комнаты и, стукнув пару раз, вошел внутрь. Свет был приглушен — лишь ночник возле кровати озарял помещение. Телевизор уже чуть более тихо воспроизводил какой-то мультик на фоне, а сама Оля валялась на кровати, мыча что-то себе под нос и держа какой-то альбом в руках над лицом. Она приподняла голову и сощурилась, пытаясь разглядеть силуэт в дверях. Всего пару секунд ей понадобилось, чтобы после подскочить на ноги и броситься к Роме с пронзительными визгами. — Рома! — заорала она, в своей привычной манере повиснув на парне. Пятифан радостно улыбнулся и приобнял за плечи, тихо хихикая над тем, как Олька пыталась сжать его в объятиях как можно сильнее. — Тихо ты. Родителей перепугаешь, подумают, что режут тут кого-то, — сквозь усмешку сказал Антон, прикрывая за собой дверь. Он прошел вглубь комнаты и с тяжелым вздохом сел на кровать, опираясь спиной о стену. — Тоша, почему ты не сказал мне, что Рома придет в гости? У меня такой беспорядок в комнате! — возмущенным тоном спросила Оля, выглядывая из складок Ромкиной олимпийки. — У тебя здесь всегда беспорядок, — сказал Пятифан, похлопывая мелкую по макушке. — А я и сам не знал, что он придет, — сразу ответил Антон, невинно разводя руки в стороны, а потом кинул на Рому короткий взгляд, который тот словил и немного сглотнул. — Чай? — Оля запрокинула голову назад и посмотрела на Рому своими светящимися глазищами. Рома взвесил «за» и «против» и медленно помотал головой. — Я, на самом деле, уже собирался идти… — сказал он негромко, виновато приподнимая уголки губ. Как бы сильно ему сейчас ни было здорово, он чувствовал себя слегка измотанным после всего, что произошло. Внутренний узел напряжения развязался, как только Рома понял, что Антон его простил, и вместе с тем напала какая-то сонливость. Будто тело в последний месяц все время было начеку, а теперь посчитало, что хозяин задолжал ему отдых. Да и подумать о многом хотелось в одиночестве, чтобы следующая встреча с Антоном прошла нормально и без излишней неловкости. В ответ на слова Ромы Оля выпятила вперед нижнюю губу и нахмурила брови. — Посиди пять минут… Я тебе альбом покажу! — сказала она завлекающим тоном и, не дождавшись ответа, потащила Рому за запястье. Она почти толкнула его на кровать, отчего Пятифан чуть не свалился на Антона, а потом втиснулась между ними. Рома теперь почему-то боялся смотреть на Петрова даже искоса, будто все это снова могло все сломать, так что наблюдал за тем, как Оля устраивает небольшой альбом в мягкой обложке на своих коленях. — Это что? — спросил он, когда мелкая перевернула пару страниц. — Это — коллекция фантиков, — гордо ответила Оля и чуть сместила альбом на одно колено Ромы. Тот хмыкнул, рассматривая страницы, усеянные разными цветными бумажками. Фантики от «Кукуруку», «Белочки», «Барбариса», «Ромашки», «Турбо» и прочих были наклеены немного криво, но, судя по всему, в какой-то определенной, ведомой только самой хозяйке альбома, последовательности. — А вот это, почему рисунком вниз приклеено? — спросил Ромка, тыкнув на один из фантиков. В полумраке было плохо видно, но, кажется, на фантике с обратной стороны было что-то написано.        — А там загадки написаны. Это такие конфеты, — сказала Оля, немного меняя позу и подминая ноги под себя. Она поднесла альбом к лицу и сощурилась, пытаясь прочитать, — «Может ли страус назвать себя птицей»? Отгадывай, — она подняла хитрый взгляд от альбома обратно на Ромку, который от неожиданности слегка застыл. Он таращился сначала на Олю, потом на Антона, которого все это заметно забавляло. Как и раньше, когда он наблюдал за взаимодействием друга и сестры до ссоры — взгляд такой же, теплый и чуть прищуренный. — Так, ну… — начал Ромка, прокашлявшись. Он чуть наклонился в сторону, пытаясь заглянуть в альбом, но Оля захлопнула его с тихим хихиканьем и возгласом: «Не подглядывай!», — Страус — это че? Крылья у него есть вообще? — Есть, конечно, — хмыкнул Антон снисходительно и поправил очки, претенциозно тыкнув указательным пальцем в дужку между линз. Рома цокнул языком, сложив руки на груди. — Да я не помню, как вообще эти ваши страусы-хуяусы выглядят. — Отвечай уже, — выпалила Оля и прикусила губу, видимо, пытаясь не смеяться. — Ну, допустим, может, — выдохнул Рома с улыбкой, после чего Оля и Антон хитро переглянулись. — То есть страус может назвать себя птицей? — протянул Петров, приподняв бровь, пока Оля уже начала хвататься за рот, чтобы не хохотать раньше времени. — Я это и сказал, придурок, — фыркнул Рома в своей привычной манере, не понимая, почему эти двое над ним издеваются. После его слов Оля разразилась смехом и завалилась на плечо брата, дрыгая ногами и роняя альбом куда-то в руки Пятифана, а Антон лишь тихо хихикал в унисон, заражаясь хохотом мелкой. И сам Ромка ухмыльнулся, не в силах не поддаться общему веселью, которое он, впрочем, не вполне себе понимал до конца, — Какая разгадка-то, ну? — спросил Пятифан, не скрывая любопытства, и даже позволил себе немного пихнуть Антона кулаком в плечо. — Нет, не может, — ответил Петров, чуть запыхавшись, и с искрой в глазах кинул на Рому почти прямой взгляд. — Чавой-то? — Птицы не умеют разговаривать, — выдала Оля, уже немного успокоившись и садясь снова ровно. — Дебилизм какой-то, — хохотнул Ромка, морща нос. — А вот это мы, кстати, в городе купили, — сказала мелкая, возвращая и свое внимание, и Ромкино к альбому. Она указывала на небольшие фантики желтых, красных и синих цветов с английской надписью, — Прикольные жвачки. Там еще и вкладыши есть. — Как в «Турбо», типа? — Не-е-е, «Турбо» — это для мальчишек. А «Лавыз» — для девочек. — Как, прости? — усмехнулся Рома, чуть склоняя голову вбок от смешного произношения Ольки. — «Love is» правильно, — вставил Антон на своем почти чистом английском, тоже всматриваясь в расклеенные по странице вкладыши с рисунками. — Я такие не видел еще, — тихо ответил Рома, опуская взгляд вниз. «Любовь — это прощать, даже когда очень разозлился», — прочитал Пятифан на одном из вкладышей и продолжил рассматривать рисунки, мельком пробегаясь по остальным надписям, — А ты чего вдруг решила их собирать? — В «Смешариках» увидела, вот и захотелось, — ответила Оля, бережно разглаживая загнувшийся край странички, которую потом и перевернула, — А вот эти тоже из города. И счастливый билетик. Рома устремил свой взгляд в угол странички на небольшую бумажку с разными надписями и цифрами посередине. — Почему счастливый? — Смотри, если разделить цифры на две части и сложить каждую из них, то получится одинаковое число. И здесь одиннадцать, — Оля показала на одну сторону билетика, — И здесь, — а потом перевела палец на другую, — Это мы на автобусе в городе катались! — гордо завершила она, приподняв подбородок. Рома же, улыбаясь, хмыкнул и посмотрел в горящие восторгом глаза мелкой. — Классно там, в городе? — Очень. Р-о-о-ома, тебе бы там жуть как понравилось! Мы еще хотели сходить в кино, но не успели, — протянула Оля мечтательно и прижала альбом к груди. — Да, мы сейчас часто туда ездим, — добавил Антон немного задумчиво и немного нахмурил брови, а потом перевел взгляд на Олю, которая как-то подозрительно таращилась на него, — Чего глаза лупишь? — Тоша… А помнишь, ты однажды сказал, что мы можем спросить у родителей и взять Рому с собой в город? — тихонько протянула Оля, дергая брата за рукав рубашки. После этих слов парни одновременно сцепились взглядами: Антон — удивленным, Рома — неловким.        С другой стороны, у Пятифана сразу екнуло в груди сразу от двух вещей — можно было наконец-то побывать в городе, куда он так рвался из любопытства, и побыть с Антоном рядом и подольше, причем без страха быть пойманным лишними взглядами на улицах поселка. Петров же поджал губы, а потом едва заметно приподнял уголок губ, отчего Роме стало немного теплее. — Попробуем, — сказал Антон и посмотрел на Олю уже с нормальной широкой улыбкой. Та радостно подскочила, повиснув на шее брата и сбив с его лица очки на пол, снова завизжав. Пока Антон пытался просить сестру быть потише, а сама мелкая буквально стискивала парня в объятиях, Рома сполз на край кровати и поднял очки, протягивая их обратно хозяину.        — Ну, я пойду? — сказал Пятифан чуть дрогнувшим голосом, когда Антон принял очки из его рук с тихим «спасибо» и задел пальцы Ромки своими. Он натянул на лицо окуляры и встал, поправляя рубашку. — Провожу, — шепнул он и направился на выход из комнаты, а Ромка засеменил за ним, как только попрощался с Олей, дав ей пять. И снова воцарилось слегка неловкое молчание, пока парни спускались по лестнице и пока Пятифан надевал свои все еще сырые ботинки. — У тебя фонаря нет? Мне так стремно возвращаться по этой тропе обоссанной в темноте, — пробубнил Рома, кое-как натягивая шапку. — М-м-м… — Антон задумчиво промычал и стал рыться в небольшом комоде у зеркала возле выхода. Что-то внутри ящика сильно загремело и зазвенело, после чего Петров извлек небольшой фонарик, — Только на ручной тяге — он на пробу сжал рычаг пару раз и лампочка загорелась на пару секунд, а потом потухла, — Другого нет, это надо в кладовке искать. Прости. — За что? — Рома выхватил из руки Антона фонарь и тоже сжал пару раз, пробуя упругость пружины. Она была тугая, видимо, из-за долгого неиспользования, так что Пятифан сразу морально подготовился к тому, что придется применить все свои навыки жима рукой. — Ну… Ладонь, — произнес Антон тихо, открывая входную дверь и впуская холодный воздух в прихожую. — Забей, — ответил Рома со вздохом неведомой вины, которая снова напала на него из-за факта, что Тоша знает, — Вторая же есть, — с этими словами Пятифан обернулся, после того, как вышел на крыльцо, и успокаивающе улыбнулся, выкидывая вперед здоровую правую ладонь. Он набрал побольше воздуха в легкие и все-таки сказал, превозмогая смущение: — Поморосим завтра? — Что поделаем? — Антон тихо рассмеялся и пожал руку Ромы, но отпустил не сразу, точнее, пока вообще не отпустил, и Пятифан воспользовался этим, вцепившись покрепче. — Тфу… Дерёвня, — усмехнулся Рома, чувствуя, что уже очень хочется вернуться к прежним дружеским подколам, — Погуляем, то есть.        — А… Ну, погуляем, да, — ответил Петров, покачав головой в снисходительном жесте от насмешливого тона друга. Он все-таки отпустил руку Пятифана и приобнял себя от нахлынувшего ветра, — Иди давай. Не потеряйся. — А ты жопу не морозь, — кинул Ромка, сбегая с крыльца дома в темноту зимнего вечера, — Я зайду! — добавил он весело и спешно направился к линии леса, в последний раз обернувшись. Антон стоял, уже прикрывая за собой дверь, но на слова Ромы махнул рукой и слабо улыбнулся, что Пятифан смог увидеть даже с расстояния. На душе было хорошо, легко и свободно, когда он отдалялся от дома на поляне, который стал ему уже роднее дома.       

* * *

Рома проснулся до неприличного рано, но специально оттягивал время, занимаясь всем, чем попало. Он размышлял обо всем, что произошло в пятницу — проигрывал в голове каждый взгляд Антона, каждое касание и слово, а потом и голос, которым это слово было сказано. И когда закончил, стал анализировать уже себя самого. Не спизданул ли чего лишнего, не слишком ли сильно пялился? Все-таки несмотря на примирение, не хотелось бы как-то выдать себя и свои чувства, с которыми Ромка уже почти свыкся. Он понял, что если искоренить в себе это не получится, то нужно научиться как-то с этим жить. Живут же люди с астмой или с аллергией всю жизнь? Живут. Вот и Пятифан будет жить, только без возможности хоть как-то загасить свои чувства и желания медикаментозно, посему очень аккуратно. Ему это все еще не нравилось, как и то, что он испытывает, но бороться сил не осталось. Пришло смирение, пускай на задворках разума так и вились мысли, словно змеи в клубке, что все это ненормально и отвратительно.        Как итог: Рома решил дружить с Антоном, но без преувеличений. Он ведь не узнает, что Пятифану нравятся его касания, а значит, можно оставить рукопожатия. А к взглядам вообще прикопаться сложно — что, смотреть уже запрещено? Так что Рома подумал, что он справится, главное не вести себя странно и навязчиво. Именно поэтому ему не хотелось заявиться к Петрову слишком рано, чтобы не показаться чересчур заинтересованным. После обеда Рома все-таки выполз на улицу, перед этим вылив на себя чуть ли не тонну отцовского парфюма, и даже причесался. Рукой, правда, но все же. Он и сам не понимал, что им движет, если он решил особо не выделяться, но задумываться об этом не хотелось. Снега на тропе в лесу значительно поубавилось, так что у Пятифана даже почти не замерзли ноги, когда он выходил из леса. Издалека сразу было заметно, что и вокруг дома расчищено. Где-то за углом мелькнула фигура Антонова отца с большой деревянной лопатой, Рома решил с ним не пересекаться и подбежал к дому, будто собирался проникнуть внутрь тайно.        Он остановился возле окна на кухню и прищурился, видя за ним копошение. Холод украсил стекла толщей морозных рисунков так сильно, что разглядеть почти ничего не удалось, но Рома все-таки рискнул, приподнялся на носочки и аккуратно постучал по стеклу пару раз костяшкой указательного пальца. Сразу силуэт за окном зашевелился, и послышалось тихое скрипение изнутри кухни. Спустя пару мгновений Антон стер немного изморози со стекла, формируя маленькое окошко, в которое сразу и выглянул своими удивленными глазами-изумрудами. Рома прикусил щеку изнутри, стараясь не рассмеяться и умиляясь при этом одновременно, потому что лицо Петрова в этом небольшом кружке из чистого стекла выглядело забавно. Он посмотрел Антону прямо в глаза, собираясь с духом, и кивнул в сторону крыльца. Петров коротко тряхнул головой в согласительном жесте, и его рожа тут же пропала из окна.        Рома выдохнул, сжал кулаки и сразу же разжал, снова волнуясь. Ладони опять потели, пальцы подрагивали, а щеки розовели — хорошо, что это можно списать на мороз. «Если я каждый раз перед встречей с ним буду так волноваться, то получу сердечный приступ», — подумал Рома и уже порывался отвернуться и зашагать к крыльцу, как заметил на окне со стороны кухни едва заметный отпечаток Антоновых пальцев. Видимо, он опирался о стекло, пока выглядывал наружу. Сам не понимая зачем, Рома снова приподнялся на носочки и с тихим шлепком прижался к холодной поверхности стекла, прямо аккурат на отпечаток ладони Петрова. Даже несмотря на нечеткий силуэт руки последнего, было видно, что пальцы у Антона длиннее, хотя ладонь гораздо уже. Почувствовав себя как-то странно, Пятифан оторвал ладонь от стекла и хмуро зашагал к крыльцу, на ходу прикуриваясь.        Только завернув за угол, Рома натолкнулся на Антона, что стоял на крыльце, и разговаривал с отцом, заворачивая шею в шарф. Пятифан поддался назад, притаившись с мыслью, что подслушивать нехорошо, но очень хочется. — Давай на следующих выходных в городе поскромнее, ладно? Сейчас и так не очень-то все гладко, — говорил отец, облаченный в старую затертую куртку для работы. — Ну, я же не просил сверх меры. Мне просто нужна была кассета для фотика. Это мне вместо нового рюкзака. Мы с мамой договорились, — ответил Антон тихонько, все еще поправляя шарф, хотя он лежал и так нормально. Рома понял, что это от волнения. — Мать твоя ни черта в деньгах не понимает, — чуть грубо шикнул мужчина и отвел взгляд в лес, — Зачем тебе вообще этот фотик, а? Занялся бы чем-нибудь более полезным. Антон в ответ молчал, теребя край шарфа пальцами, и смотрел вниз. Спустя пару мгновений он на выдохе ответил:        — Понял. Тон, которым Антон это произнес, Роме не понравился и слегка уколол в сердце. Тон даже не обиженного чем-то ребенка, а скорее смиренного с тем, что по его правилам никогда ничего не будет. Ромка догадался, что в семье у Тоши снова что-то не так. Петров- старший же после этих слов похлопал Антона по плечу и вошел в дом, отряхивая снег с валенок на пороге перед этим. Только затем Пятифан выплыл из-за угла, делая вид, что на самом деле только-только подкурился, а не стоял и подслушивал. — Добрейший вечерочек, — протянул Рома как-то неловко, будто с ходу пытаясь отвести настроение Антона в положительное русло своим дебильным поведением, потому что Петров выглядел чуть понуро. — Еще не вечер, — сказал Петров, поворачиваясь на Ромку. Он первый протянул руку для приветствия и тут же зашагал прочь от дома, хрустя снегом. Пятифан не возражал и тоже молча направился следом. Поначалу Роме было жутко страшно сказать что-то обидное, да и сам Антон говорил как- то не особо активно, будто тоже остерегался. Однако оба очень быстро разговорились. Слоняясь по опустевшим от холода улицам поселка, Антон начал рассказывать про поездки его семьи в город, про обеды в больших столовых, про поездки на трамвае и разглядывание всякого барахла на полках огромных магазинов. И звучал он действительно так, будто вовсе ничего между ними и не происходило — никаких ссор, недосказанностей и игнорирования со стороны обоих. Пятифана это более чем устраивало. Не было смысла мусолить то, что уже произошло, хотелось снова окунаться в бесконечную болтовню с Антоном. И, судя по поведению Петрова, ему хотелось того же. Все были довольны, и это не могло не радовать. Спустя час прогулки начало смеркаться, но пока несильно, и именно к этому моменту парни подошли к той самой площадке, где пересеклись во время первого снега. Роме хотелось бы повисеть на турниках, но из-за ладони он этого сделать не смог бы, так что просто уселся на скамейку, чуть припорошенную снегом. Антон аккуратно опустился рядом. — Тебе от Марии Александровны тогда сильно прилетело? — спросил Петров чуть виновато, выводя на снегу полукруги носком ботинка.        — От Кудри? Да не. На самом деле, не прилетело вообще, — Рома откинулся назад, опираясь ладонями о лавку позади себя, — Она просто поговорила со мной в духе: «Я рядом, ты можешь на меня положится, доверься мне, о сын мой!» — Пятифан чуть надменно хохотнул, пискляво имитируя женский голос, — Это ведь твоя идея была ей рассказать, да? Антон кашлянул, поправил очки, сильнее фиксируя кончики дужек за ушами, и рвано кивнул. — Я просто совсем не знал, что делать. И в моменте мне это показалось хорошей идеей. — Показалось, — буркнул Рома, вспоминая, как во время разговора с Кудрей он чуть не раскололся в порыве безысходности о своем совсем немаленьком секрете. Он нервно сунул сигарету в губы и закурил, понимая, что выяснение ситуации таки настигло его в той или иной мере, и вспоминать пережитое жуть как не хотелось. — Я и сам потом понял. И снова к ней подошел, — ответил Антон, искоса наблюдая за процессом поджигания сигареты. — И что сказал? — Сказал, мол, показалось мне, все с тобой хорошо. Ну, чтобы она отстала. После этих слов Рома чуть выпрямился и округлил глаза. На самом деле, ему некогда было думать о том, почему Мария Александровна вдруг исчезла из его поля зрения и больше не пыталась завести разговор, а ведь она женщина довольно упрямая. Пятифан просто находился в потоке плохих мыслей и противоречивых чувств и, честно сказать, даже не заметил такой маленькой детали. Но теперь было понятно, что это Антон отвел ее от Ромы… при этом уже находясь в обиде. Пятифан чуть криво улыбнулся, положил локоть на колено, а подбородок на ладонь, и крепко затянулся. — Вот не пофиг тебе было, а?.. — тихо протянул Пятифан, и сам не понимая, какой ответ хотел услышать на эту фразу. Хотя нет, он все прекрасно понимал. Понимал, что хочет услышать от Антона: «Нет, не пофиг». Судя по словам Полины, так и было, но Рома очень надеялся услышать это непосредственно от Петрова.        — Нет, не пофиг, — ответил Антон, будто угадав мысли друга. И произнес он крайне серьезным тоном, еще и в глаза Роме посмотрел, но Пятифан их быстро отвел. — Ну и дурак. Все же на мази, — буркнул он, с шипением туша сигарету о край мокрой от снега лавки. — Знаю я эти твои… «на мази»… — Антон усмехнулся, но невесело, и потом встал, — Темнеет уже. Пошли в магазин, мне нужно купить конфет для очередного безумного Олиного хобби. — Она же вроде плела фенечки, не? — Вроде, ага. Я и сам за ней не поспеваю. Рома снисходительно цокнул языком и пошел за Антоном, стараясь особо не отставать. — Я этих конфет уже столько сожрал, только чтобы Оля могла фантики забрать… Тошнит, — сказал Петров уже более непринужденно и спрятал нос в шарф. — И все равно худой… — вставил Рома, как бы «к случаю». — А… Так я подрос просто. Пятифан шаркнул каблуком ботинка по снегу и вытаращился на Петрова. — Че, реально? Антон тоже остановился и с усмешкой посмотрел на друга, кивая. Рома нахмурился.        — Шапку снимай. Меряться будем, — Пятифан быстро стянул свою гандонку с головы и буквально подлетел к Антону, за плечи разворачивая его к себе спиной. Он прижался лопатками к Петрову, насколько это было возможно, и провел расправленной рукой по макушке назад и… наткнулся на бошку Петрова. Тот и правда стал выше, пусть и всего на пару сантиметров. Рома обессилено простонал, отрываясь от спины Антона, — Сука… Не смей больше расти! — А что? Твое хрупкое эго не выдержит? — Петров тоже вошел в режим прежних дружеских издевок и, натягивая шапку обратно на спутанные волосы, посмотрел на Рому с легкой усмешкой. Пятифан чуть оскалился и фыркнул. — Это дело принципа. У тебя и так взгляд ебаного аристократа иногда, а если ты еще и сверху смотреть будешь… — Господи, да что же ты несешь… — рассмеялся Тоша, согревая своим хохотом сердце Пятифана, — Пошли уже.

* * *

В магазин Пятифан решил не заходить, потому что Петров обещал вернуться быстро, да и покурить снова захотелось. Рома стоял, опираясь спиной о деревянную колонну, затягивал дым в легкие и смотрел на кружащиеся хлопья снега в воздухе. Ему было хорошо и спокойно — все наконец возвращалось на круги своя, на свое законное место, где все идет своим чередом. Пятифан понимал, что его переживания о собственных чувствах никуда не денутся, — для этого нужно время, — если вообще возможно полностью в себе это искоренить. Но рядом с Антоном было так чудесно, что даже в одиночестве после времени, проведенном с ним, грустить не хотелось. Рома радостно выдохнул и улыбнулся сам себе, когда услышал впереди шаги. — Привет, — услышал он Полинкин голос и оторвал затылок от колонны. Морозова, вся замотанная в капюшон и шарф, встала напротив на первой ступеньке крыльца и высунула покрасневший нос из складок куртки. — О, Поля. Ты чего тут? — За тортом. К нам какие-то родственники приехали, сама не поняла, откуда, — Полина встала под козырек, чтобы спрятаться от снега, и сняла капюшон, отряхивая волосы. Она облокотилась о деревянные перила возле Ромки и посмотрела на него с интересом, — Ну как, помирились? — Ага! — Пятифан звучал гордо, и ему даже показалось, что он сказал слишком радостно и громко, — Тоха щас конфеты мелкой покупает. — А я ведь говорила, что это несложно… — Ты напиздела, — хохотнул Ромка и провел рукой по лбу, убирая волосы в задумчивом жесте, — Нихуя это не просто. Но все случилось, и ебись оно конем дальше. Полина улыбнулась одним уголком губ и облегченно выдохнула. — Ну слава Богу… — Кстати про Славу. Как у тебя с твоим кучерявым? Полина заметно смутилась и замялась, и уже хотела ответить, как из дверей магазина выплыл Бабурин в своей вечно несменяемой дубленке и нагруженный пакетами с продуктами на обе руки. — О! Что за встреча одноклассников сегодня? — протянул Рома, хохотнув. Сказал он это так, будто в небольшом поселке было очень сложно потеряться. — Какими судьбами, Ромчик? — прокряхтел Семен, подходя чуть ближе. В ответ у Пятифана чуть не вырвалось: «С Антоном гуляем», но он вовремя прикусил язык и сказал немного скомкано:        — Да вот… С Полиной… гуляем… — Рома тут же посмотрел на сбитую с толку Морозову таким взглядом, который буквально орал: «Молчи!» — М… — Семен нахмурился и закинул один пакет на плечо, — Ты придешь к Бяше в Денди играть? Ты обещал. Рома прикусил губу, понимая, что он совсем забыл о тех планах на субботний вечер, которые строил вместе с друзьями накануне. Он решил как всегда покрыть ситуацию грубостью. — Хуй, Сема, тоже обещал стоять, а пришлось пальцем. Приду, только позже. — Почему? — не унимался Бабурин, сделав полшага в сторону Пятифана и немного нависнув своей крупной фигурой. Рома подрубил свой холодный строгий взгляд, который, кажется, уже не действовал на Семена так же, как раньше. — Начнете без меня, не переломитесь. Иди, Семка, иди подобру-поздорову. Не видишь, что я с дамой? — Рома многозначительно кивнул в сторону Полины, которая все еще сохраняла на лице выражение недоумения. Семен еще пару мгновений постоял, переводя взгляд то на Морозову, то на Пятифанова, а потом пробубнил что-то себе под нос и спустился с крыльца, ковыляя в сторону проселочной дороги. Как только он отошел достаточно далеко и скрылся в темноте, Полина резко повернула голову в сторону Ромы. — Почему ты ему соврал? — Потому что он не знает, что я с Антоном дружу! — тут же выпалил Пятифан, таращясь на Полину чуть испуганно. — Но почему?.. — Морозова склонила голову вбок и подняла одну бровь вверх. Выглядела она, мягко сказать, недовольно. — Нельзя мне, — Рома посмотрел на подругу и по ее взгляду понял, что следующий вопрос будет такой же, как и предыдущий, и ответил быстрее: — Я про Тоху много нехорошего наговорить успел. Очень нехорошего. И если вдруг окажется, что я вожусь с тем, в кого чуть ли не харкался, то пизда мне и моей репутации. — Рома, тебя реально это так волнует? — Полина вздохнула, и ее лицо вытянулось от удивления, только теперь во взгляде читалась нотка отвращения. Судя по всему, к Ромкиным устоям, которым он уже не то что бы верил, но и которые не мог отпустить до конца. — Да, волнует! — почти рявкнул Пятифан и сжал рукой деревянные перила крыльца, — Ты никогда не жила в пацанском мире и даже не представляешь, какие последствия могут быть, если связаться «не с теми». Я буквально потеряю все то влияние, которое зарабатывал эти годы, и об меня будут вытирать ноги! А я, ебать того рот, этого не очень-то хочу, — Рома тяжело вздохнул, наконец закончив свою спонтанную тираду. Полина же выглядела задумчивой и чуть грустной. — Звучит так, будто ты в тюрьме находишься. — Правила похожи, согласен, — уже более спокойно ответил Пятифан, размазывая пальцами накрошившийся на перила снег, — Поэтому я тебя попрошу… никому ничего не говорить, ладно? — Рома поднял умоляющий взгляд на Полину и поджал губы. Та выглядела напряженно, даже, можно сказать, осуждающе, но спустя пару секунд ее взгляд смягчился, и она опустила плечи. — Ладно. Но, Рома… подумай о том, что тебе важнее, — сказав эту неопределенную фразу, Полина развернулась и пошла ко входу в магазин. Пятифан не обернулся, чтобы проводить ее глазами, но слышал, как девушка столкнулась в дверях с Антоном, быстро поздоровалась, и ее голос скрылся совсем. Только после этого Рома обернулся. — Ну там и очереди… Чего всех к вечеру понесло сюда?.. — сказал Петров, шумно выдыхая и держа в руках пакет с конфетами. — И не говори… — Пятифан невесело усмехнулся и оторвался от перил крыльца, — Завоз сегодня днем был.        Парни направились по дороге в сторону леса, но теперь Рома чувствовал себя куда более тревожно. Ему казалось, что за ними наблюдают юркие глаза Семена, который вот-вот да и схватит их вместе, поймав с поличным. Пятифан остерегался этого больше всего, и по дороге к дому Петровых подумал, как было бы хорошо, если бы не было всех этих «пацанских понятий». Если бы только ему не нужно было придерживаться своих первоначальных слов и поступков. «Мужик слово взял, мужик его забрал», — насмешливо подумал Рома, но такие правила не работали в социуме, где он привык выживать.        Пятифану очень не хотелось думать наперед — не то что бы он вообще делал это раньше. А что все-таки будет, если Семен его разоблачит? Авторитет Ромки и так стремительно слабеет перед Бабуриным, и он спокойно сможет дать ему отпор, хотя раньше одного взгляда боялся. И как вообще дружить с Антоном дальше? Неужели ему придется вечно с ним «прятаться» и стараться не попадать на глаза посторонних? Мысли об этом были слишком тяжелы, и они же заставили Рому понять, что все не так идеально, как он думал буквально полчаса назад. Однако свет дома Петровых среди деревьев заставил его на время отложить все эти переживания в сторону и выдохнуть более спокойно. Сейчас он с Антоном, сейчас он снова будет у него гостить, а значит большего и не нужно.