Сладкая месть.

«Я не мог этого сделать».       Арсений замер, боясь шелохнуться. Лежал на своей половине, на своей пропитанной запахом алкоголя подушке, и испуганно посматривал направо. Одеяло было отброшено в самый дальний угол кровати, оно скатилось на пол. На голой кровати лежало такое же голое тело. Скукожившееся, скрученное в позу эмбриона голое тело парня. Оно жалось к самому краю, лишь бы быть подальше от спящего убийцы-насильника.       Юноша тихо всхлипывал, боясь разбудить человека. Только в полной тишине можно было услышать, как горькие слезы стекают по щекам и капают на матрас. Как они падают и впитываются в черную ткань.       Антон всю ночь пролежал в одном положении, обнимая себя, защищая себя. Даже боялся потянуться за одеялом и укрыть себя голого, укрыть ноги, закрыться с головой, погрузиться в тепло. Нет… Антон просто лежал. Ждал… Только чего? Смерти?       Всю ночь, пока за спиной находился насильник, пока сзади лежал и похрапывал пьяный человек, парень смотрел на дверь сквозь мокрые глаза. Она была закрыта, а ключ лежал в кармане брюк Арсения. Понимая, что Антон не выйдет из комнаты до того момента, пока его не захотят выпустить, мальчишка снова и снова тихо раздирал свою душу рвущимися из глаз слезами.       Это была ловушка. Клетка, куда бросили живую овечку только с одной целью, чтобы лев смог сытно позавтракать. Вот и разорвали бедную овечку. Когти вцепились в шкурку, нежно-белая шерсть окрасилась в кровавый, а зубки воткнулись в шейку. Можно было только слушать жалостливые блеяния, потихонечку угасающие крики.       Вот она, овечка, лежит и помирает от боли, стыда, страха. Лежит и истекает в крови страданиях.       — Черт…       Арсений видит голую молочную спинку, каждый позвонок, выглядывающий и рвущий кожу. Спина дрожала, ребра подрагивали, а ноги поджали, пряча свой живот за коленями. Неужто мужчина на пьяную голову…       — Нет-нет-нет, — Попов начал медленно привставать с подушки, игнорируя мучительную головную боль и ужасное головокружение. Сейчас на все это было наплевать, сейчас важно только одно… — Боже, — начинал молиться убийца, понимая что натворил.       Еще косые глазки начали бегать по комнате, не понимая что делать и как себя вести. В голове будто пустота, не приходило ни одной мысли, была только паника и ужасная тошнота. Только они разрывали убийцу.       Встав на колени, продавливая под собой матрас, дергающиеся руки пытались ухватиться за собачку и потянуть ее вверх, застегивая ширинку на брюках. Дрожащие длинные пальцы чудом просовывают пуговицу в петельку. Вот только… «Где ремень?»       Глаза начали метаться по кровати в поиске ремня. Он был сейчас не так важен. Сейчас убийца мог обойтись и без него, но одна мысль о том, что кожаный ремень мог пойти против Антона… Что ночью он мог превратиться в кнут и проходиться по бледной коже молодого парнишки… Эти мысли убивали.       Со страхом в глазах Арсений просто замер в одном положении и посмотрел на дрожащего мальчишку. Самое отвратительное, самое страшное — это то, что мужчина даже не помнит, что творил. Не помнил ничего после последнего глотка. Ладонь закрывает рот, понимая что испортил это тело. Испохабил, залил с головой Антона своей похотью, растерзал чистое тело и привязал мальчика к себе навсегда.       Растлил человека, который младше аж на одиннадцать лет.       Похотливый мужик и чистый душой мальчик.       Да Арсению противно на самого себя в зеркало смотреть.       Перед ним лежало беззащитное голое тело мальчишки. Оно не сопротивлялось, не рвалось, оно просто дрожало и лежало на самом краю. Попов так хотел притронуться к его руке, почувствовать тепло… извиниться.       — Антон, — тихо позвал мужчина.       Дрожащая ладонь медленно потянулась вперед, дыхание остановилось, а сердце только сильнее забилось. Только холодные пальцы смогли лечь на плечо, как мальчика пронзает будто током. Он неожиданно дернулся, замычал от неистовой боли, пронзающей грудь насквозь.       Вместе с мальчиком дернулся и сам убийца, отдергивая от плеча свою руку и прижимая к себе. Вдруг своими прикосновениями брюнет делает только хуже, вдруг он положил руку на больное место, которое появилось после прошедшей ночи.       Антон тотчас оживился, начал отползать от насильника подальше, пытаясь ногами прикрывать свои голые участки тела, а руками помогать отползать по матрасу выше. И только сейчас убийца смог увидеть это изуродованное лицо, эти стекшие в небытие изумрудики, которые уже вряд ли вернутся на свои места. Это красное лицо, опухшие глаза, обкусанные до крови губы. Тот острый подбородок стал еще острее, те синяки под глазами стали еще чернее, а и так впалые щеки стали еще худее.       Во что же превратилось это чистое тельце, на что стал похож шатен?       Антон отползал все дальше, посматривая пустыми глазами сквозь человека, перегораживая ему путь к себе. Попов не видит в них ни страха, ни боли, ни отчаяния… а все потому, что это все вылилось наружу и выливается до сих пор. Лопнул тот сосуд, который был переполнен эмоциями: как негативными, так и положительными. Теперь молодой организм опустошен. Пропала та чистота, пропала та вера, пропало желание…       Шастун лишь посмотрел на закрытую дверь, подавая знаки, что он хочет выйти. Арсений заметил резкий переведенный взгляд мальчишки на дверь, и лишь потом развернулся. Дверь.       На дрожащих ногах встав с кровати, дрожащими пальцами нащупав в кармане брюк ключ, Арсений не с первого раза попадает в чертов замок в двери. Рука так и продолжала трястись и не давала попасть в замочную скважину. И спустя попыток десять мужчине все же дается эта дверь.       Открыв ее, в комнату сразу ворвался свежий воздух, перемешиваясь с запахом перегара. Стало дышать куда проще и приятней. Но вот только Антон не торопился выбегать прочь отсюда и бежать в гостиную или ванну, куда угодно лишь бы спрятаться и побыть одному. Он так и продолжал сидеть и испуганно пялиться на насильника, стоящего около открытой двери. Антон даже боялся к нему приближаться, поэтому просто ждал, пока тот выйдет или отойдет подальше. И Арсений отходил, пятясь вглубь своей комнаты, давая проход, разрешая бежать, прятаться, побыть одному.       Сейчас Попов готов на все, лишь бы загладить свою вину. Он готов рвать самого себя на части, готов провалиться в ад. Готов погружаться в море кипятка, вариться заживо, вечно мучиться и орать. Готов отдать себя на истязания псам и гарпиям. Лишь бы плохо было ему, а не Антону.       Отойдя от двери, пропуская напуганного и истощенного парня, Арсений гипнотизировал того взглядом. А Антон до сих пор не мог встать и уйти. Не хотел, чтобы его видели голым снова. Не хотел стоять перед Поповым беззащитным как этой ночью. Но делать было нечего.       Пытаясь закрыть себя руками, попутно пытаясь высмотреть на полу свои вещи и закрыться хоть какими-то тряпками, Антон просто срывается с места и бежит в открытую дверь. Но в последний момент с места срывается и задумчивый Арсений. Был только один волнующий вопрос.       Этот вопрос грыз и прогрызал дырки в организме. Поэтому мужчина сорвался следом за Антоном, пока тот не спрятался и не закрылся. Иначе ответа убийца уже не услышит.       — Подожди, Антон, — крикнул вслед брюнет, но мальчик лишь испуганно обернулся и ускорился, пробегая прихожую, добегая до двери в ванную.       Арсений успевает только стукнуться всем телом в закрывающуюся дверь и услышать щелчок. Антон закрылся в ванне.       — Антон, открой дверь. Мне нужно с тобой поговорить. Я клянусь, что не буду тебя трогать. Слышишь? Клянусь. Просто открой дверь. Мне нужно знать, если у тебя что-то болит. Не молчи, пожалуйста. Антон? — Попов постучался, заставляя открыть дверь и впустить мужчину внутрь. — Открой. Прошу тебя, — но в ответ никто даже не пискнул, не промямлил и не послал. Будто в ванне было пусто. Вот только Попов чувствовал человека за стенкой, чувствовал его боль и нежелание отвечать.       Под дверью брюнет простоял еще минут пять, надеясь, что юноша все же выйдет.       — Антон, мне нужно вызывать человека, который посмотрит тебя? Тебе нужна скорая? Слышь? Я могу вызвать, если тебе плохо. Ты только скажи, — но в ответ снова тишина. — Ты открой дверь, я только поговорю с тобой. Клянусь, что трогать и прикасаться не буду. Ну? — за дверью не слышалось никаких шебуршений, видимо мальчишка даже не собирался открывать. Не хотел, боялся, просто хотел остаться наедине с собой и со своей болью. Выплеснуть свои слезы, разорвать свое сердце, порвать на более мелкие части. Или просто тихо сидеть и умирать от подкатывающих воспоминаний.       За дверью сидел Антон, облокачиваясь спиной о ванную, поджимая к себе ближе острые коленки. Он смотрел в пустоту, возможно в пол, но ничего перед собой не видел. Темная плитка на полу и какой-то жалкий коврик. На этот коврик голыми бедрами и уселся мальчик, обвивая себя руками.       На удивление он ничего не чувствовал. Или просто не верил, что все что произошло ночью — это на самом деле произошло именно с ним. Будто просто посмотрел фильм для взрослых перед сном. Будто и не его заставляли имитировать половой акт, задницей шлепая о брюки пьяного убийцы. Будто и не он лежал на кровати, придавленный телом мужчины. Будто не его голову прижимали к матрасу, заставляя прогибаться в спине и оттопыривать зад. И все для того, чтобы убийца насладился видом, чтобы выпустил пар…       Да, и правда будто не Антон там был. Будто просто фильм… Фильм…       Тогда почему от такого фильма так больно на душе? Почему сердце рвется? Почему на глазах снова появилась влага? А почему она начинает стекать по щекам?       — Ты меня слышишь, Антон? — костяшки брюнета снова постучали по двери с другой стороны, привлекая к своему голосу внимание. — Мне нужно знать что было вчера. И если тебе плохо, то я готов вызвать скорую. Врача, Антон, — уточнил для чего-то Арсений, снова постукивая по двери.       Шастун повертел головой в пустой ванне, про себя отвечая мужчине и посылая куда подальше. Затем резко все затихло. Неужто убийца оставил попытки достучаться до парня и ушел? Оставил мальчишку в покое? Но и это не помогло.       Такие странные чувства. Так много страха и… Чего? Что-то было противоположное страху… Доверие? Которое порушил Арсений своими руками и приказами? Антон застыл, пытаясь понять, что чувствует. Сейчас это было сделать так сложно.       Через пять минут, которые пролетели как секунда, снова постучались и послышался знакомый голос.       — Если ты не хочешь говорить со мной, то так тому и быть. Я просто положу под дверью твою одежду. Чистую. Слышишь? Просто положу и уйду. Ладно? Не буду тебя трогать, хорошо? — снова в ответ тишина. — Ладно, — кивнул сам себе Арсений.       Шастун слышал, как шаги потихоньку стихают. Ну не может же Антон сидеть в ванной вечно. Рано или поздно ему придется выйти и пойти в гостиную, молясь не встретиться в этот момент с убийцей. А голым парень выходить не хотел. В ванне из одежды были только мокрые вещи убийцы, загруженные в стиральную машинку. И полотенца.       Раз под дверью никто не стоял, то можно было приоткрыть дверь и забрать «дары» Арсения. Так парнишка и поступил. Не вставая с пола, рука потянулась за ручку, открывая дверь. На полу в коридоре, прямо под дверью в ванную, лежала стопочка аккуратно сложенной черной одежды. Только одни пальцы поддели футболочку, боясь высовывать свою голову, затем поддели спортивные штаны, в которые были завернуты боксеры такого же черного цвета.       Рука хватает эту стопочку и медленно забирает в ванну. Дверь начали закрывать, но не успели. В самом конце, когда осталась небольшая щелочка, туда просовывают ногу, а чужая рука резко распахивает дверь. В проходе стояла темная тень.       Стопочка одежды сразу рассыпается в руках у Антона, пытаясь себя прикрыть. Вся одежда падает на пол, и приходилось закрываться только руками. Это снова ловушка, снова обман. Арсений подсунул стопку одежды лишь с целью пробраться внутрь.       Попов незамедлительно заходит в ванную комнату и закрывает за собой дверь. Закрывает на замок, чтобы Шастун не смог улизнуть от убийцы. Шаг, второй и Арсений стоит прямо около юноши, посматривая на него сверху вниз.       Антон задыхался. Неужели мужчина жаждет продолжения? Снова? Опять?       — Антон, послушай меня. Я… — но парень все мялся, сидя на месте, не мог найти удобного положения, чтобы ногами прикрыть оголенные части своего молодого тела. Чтобы его не видели и не рассматривали.       Попов потянулся за первым попавшимся полотенцем, протягивая его шатену. Вдруг это чем-то поможет и мальчишке станет чуть комфортнее, прикрываясь шершавой тканью. Но Антон даже боялся принимать ее с рук насильника, боялся отлепить руку от себя и потянуться вперед. Тогда Арсений решает сам накрыть парня, закрывая его от своих глаз.       — Я накрою тебя, — предупредил мужчина о своих намерениях и накинул ткань сверху.       Дальше Арсений забыл все. Он так хотел попасть в ванну к Антону, так хотел услышать ответ, но на какой вопрос? Моментально слова вылетели прочь из головы, а язык не мог выговорить элементарное предложение.       — Боже, скажи, что у тебя болит, — взмолился Попов, поглядывая в опущенные красные глаза. — Скажи, — рвано выдохнул. Сердце билось неимоверно быстро. Оно вырывалось из груди. — Я грубо с тобой обошелся? Я жестоко тебя…?       — Уйди, — прошипел себе под нос Антон, перебивая брюнета.       — Я заметил у тебя синяки на ребрах. Я тебя бил? Это я оставил такие синяки? — Арсений замолчал, вслушиваясь… в тишину. Мальчишка не ответил. — Да скажи ты хоть что-нибудь. Черт, если я тебя бил… Если… — брюнет схватился за голову, не понимая что делать. Как убийца смог ударить хозяина изумрудных глаз, которые напоминали мужчине о своей погибшей любимой. — Антон, встань я посмотрю, — Арсений неожиданно потянулся вперед, хватая младшего за локоть. — Повернись, — приказал брюнет тихим голосом, боясь испугать еще больше.       — Ты… Ты… — руку вырывали, пока чужая насильно тянула в сторону, пытаясь развернуть сидящего к себе спиной. Антон сопротивлялся как мог, но противостоять было сложно, особенно паникующему убийце, желающему знать что тот творил ночью.       — Давай-давай, встань, — а Попов все уговаривал, заставлял.       Под полотенце залезли, хватая за талию, пытаясь насильно поставить на ноги и наклонить. Но только Антон почувствовал, что пятая точка начал отрываться от пола, как тут же всем телом потянул себя вниз.       — Руки убери от меня! — во все горло заорал парень, кулаком сбивая чужую руку c себя. — Не трогай меня! — и все же мальчишку ставят на ноги и тут же отдергивают руки, боясь причинить боль. — Ненавижу тебя. Ненавижу!       — Скажи, что тебе нужна помощь. Скажи, если больно. Скажи, если была кровь. Пожалуйста, — шепотом просил брюнет, делая шаг вперед, прямо к парнишке, отодвигая его ближе к ванной и заставляя отклоняться назад и закрывать себя полотенцем. — Антон, прошу. Я не помню, что я творил. У меня в голове пустота. Я слышу лишь твои крики, твои мольбы. Но я не помню, что делал. Прошу… Прости меня, — одними губами произнес мужчина, разглядывая это бледное личико с заплаканными глазами. Эти впалые щеки, прилипшие к челюсти, к зубам. Эти синяки под глазами, будто мальчика били по лицу, и не кулаками, а чем-то тяжелым.       — Я тебя бил? Бил? — громче спросил Попов, вглядываясь в пустые прозрачные глаза. А ведь в них больше нет цвета. Нет тех светящихся изумрудиков. Они больше не переливаются на свету, если только от влаги и слез. Цвет выплакали.       — Уйди, — тихо проговаривал парень снова и снова, шепча это как мантру себе под нос. — Уйди-уйди, — он скукожился совсем не от холода, не от страха. Он съежился в желании остаться наедине с самим собой в этой проклятой ванне и прорыдать последние слезы в свои ладони. Лишь бы остаться одному и рвать себя. Рвать, пока хватит сил. Рвать и не останавливаться.       — Прости меня, — холодная ладонь попыталась лечь на голое плечо. — Прости, — но руку сбрасывают. — Прошу, Антон. Я знаю что натво…       — Нет! Ты не знаешь! Ты не знаешь! — Антон поднял свое лицо, пронзая «пустышками» Арсения. — Ты воспользовался мной…как игрушкой! Тебе было плевать, что я кричал. Что я рыдал. Просил и умолял. Ты этого даже не слышал. Ты не слы…шал. Не хотел слышать, — и снова горло сжало, снова неистово затошнило. Будто из парня выжимали последние слезы. А они медленно стекали по бледным щекам, перекатывались на тонкую шею, обходя стороной ключицы.       Антон просто начал сползать на пол опять, не отпуская из рук полотенце. Он снова плюхнулся попой об плитку около ног мужчины, утыкаясь своим лбом в колени. Подрагивающие ладони закрыли макушку, спасая от всего и всех. Не помогало.       Раздирающие вопли, стекающие слезы, звуки раздирающейся души рвали самого Арсения. Он попал в ад? Почему тогда так мучается? Почему уже сейчас начинает вариться в море кипятка, почему псы грызут шею, а гарпии выклевывали последние кусочки растоптанного сердца из груди?       Не выдержав такой терзающей атмосферы, не имея сил слушать рыдания и страдания мальчишки, Попов просто выходит из ванной, давая насладиться одиночеством и пустотой. На трясущихся ногах, пошатываясь из стороны в сторону, брюнет преодолевает расстояние от прихожей до своей комнаты, где стоял ужасный душный воздух с запахом перегара и горя.       Все как в тумане, мужчина просто берет первую попавшуюся кофту, не думая натягивает ее на свое тело. Ноги принесли к входной двери, но перед тем, как выбежать отсюда, рука пытается нарыть в кармане пальто пачку смявшихся сигарет.       Дверь хлопает. В подъезде было свежее, чем в квартире у убийцы. Здесь гулял прохладный ветерок. Здесь было тише и спокойней. Будто ничего ранее не происходило. Будто очередной страшный сон и ужасные фантазии. Просто нужно проснуться. Ущипнуть себя и попытаться проснуться. И все. И все встанет на прежние места. И снова Антон спит на диване, и снова лежит на подушке, укрываясь жалким пледом.       Ухватившись рукой за поручень, чтобы не потерять равновесие и не свалиться прямо около своей двери, Попов старается сделать несколько шагов вперед. Но не может. Ноги подкосились и заставили сесть на первую попавшуюся бетонную лесенку.       Теперь-то пришло все осознание произошедшего. Теперь картинки начали всплывать в этой жалкой голове.

…в руки прилила агрессия, и Антон не побоялся ей воспользоваться. Смотря строго в возбужденные океаны, парень замахивается рукой, а следом проезжается по худой щеке убийцы.       Шлепок врезался в уши, а щека Арсения медленно начала приобретать краски. Это остановило мужчину, он и правда перестал натягивать ноги Антона и двигать бедрами в сторону желанного места на теле добычи. Пощечина была далеко не мягкой, не женской ручкой, она прошлась по коже лица, будто втыкая иголки. Голова отвернулась тут же и замерла на месте, чувствуя тот отрезвляющий шлепок.

      Пальцы вытащили одну сигаретку, сразу вставляя между своими губами и зажигая.       — А потом его ударил я, — тихо проговорил мужчина, выдыхая дым.       Трясло не по-детски, прямо как стиральную машину, и остановить это было практически невозможно. И только с третьим выдохом с голубых глаз потекли такие же голубые слезы, вымывая цвет и с этих изумительных глаз.       Сидя на лестнице, а не у себя дома на кровати, Арсений разрешил своим эмоциям выплеснуться наружу. Пусть слезы льются ручьями, пусть внутренности обливаются кровью, а голова разламывается на жалкие куски мяса.

Доверие уходит не прощаясь, В душе лишь оставляя пустоту. Порой кусок из сердца вырывая, Похоронив надежду и мечту.

      Шла сигарета за сигаретой, вдыхая в легкие опасный дым. Он не успокаивал, притуплял лишь на несколько минут, а потом снова выбрасывало в реальность. А так не хотелось. Хотелось раз и навсегда погрузиться в никотин и утонуть в дыму. Может от смерти Арсения Антону станет легче. Может когда убийца окажется в гробу, то мальчишка впервые улыбнется и посмеется? Как брюнет хотел видеть на том несчастном личике милую улыбочку. Было бы достаточно одной секунды, чтобы насладиться улыбкой Антона.

***

      Обнимая себя, парень сидит на диване, всматриваясь в одну и ту же точку в стене. Вся комната уже плыла, а мальчик так и продолжал пялиться и не моргать. Даже если его стошнит, то глаз с этой точки не уберет. Голова болела…

Попов подвигал челюстью, чувствуя как горит щека, а боль распространялась по всему лицу. Медленно раскрыв свои глаза, бурлящие желанием наказать за такое поведение, мужчина посмотрел на испуганного и задыхающегося мальчишку.       Антон видел это лицо, как оно кривилось, как убийца скалился, выдвигая нижнюю челюсть и открывал вид на острые зубки. Убрав одну руку с чужой ноги, мужчина замахивается и проходится открытой холодной ладонью по щеке мальчишки в ответ. Голова разворачивается от мощной пощечины, которая была намного грубее и сильнее. Затылок встретился со стеклом, а глаза попытались спрятаться, отворачивая от убийцы.

      Спина ныла…

— Вот так ты будешь делать, когда я окажусь в тебе. Ты меня понял? — прижавшись пахом к сладким бедрам мальчишки, Арсений надавил на плечи, заставляя того лечь одной грудью, оставляя пятую точку наверху.       Давили на лопатки так сильно, что невозможно было вздохнуть. Кислород не поступал в легкие, от чего начала кружиться голова. Или она кружилась от страха?

Ладони легли на бедро, заставляя себя хотеть эту добычу прямо сейчас. Они гладили поясницу, проминали ее под себя, чтобы увидеть что может Антон. Может ли он прогнуться, хватит ли сил самому насаживаться на мужчину, не потеряет ли сознание, когда сдавит его лицо в подушку?

      Горело бедро…

— Нет, — Антон пытался вылезти из-под брюнета, вытащить ноги на которых сидели, но по заднице сильно хлопнули ладонью.       — Не дергайся, идиот.

Арсений мигом стащил с себя футболку, отбрасывая в сторону подушек, чтобы Антон увидел снятую ткань. И Шастун увидел, и он испугался, начал пытаться ползти, но ноги зажаты. Вместо этого его шлепнули по бедру.

      Болела душа…

Юноша тихо всхлипывал, боясь разбудить человека. Только в полной тишине можно было услышать, как горькие слезы стекают по щекам и капают на матрас. Как они падают и впитываются в черную ткань.

      Антон закрывал свое лицо ладонями, пытаясь забыться в темноте, но тишина и пустота все лишь усугубляла.       — Зачем ты так со мной поступил? Зачем залил чернотой?       Юноша все не мог понять и найти ответ на эти два вопроса. Он сидел час на одном и том же месте, боясь пошевелиться. Сидел два часа, но ответы не приходили в голову. Сидел три часа, но с каждым разом версии становились все хуже и жестче.       На четвертый же час Антон задался уже иным вопросом:       — Где Арсений?       Парень не на шутку запаниковал. Видя такое состояние убийцы, который всеми способами пытался помочь и просить прощение. Но как же Попову это было сложно сделать. Как сложно сказать «Прости», когда за такое не прощают. Как сложно сказать «Извини», когда грех слишком велик. Как сложно встать на колени, когда ты имеешь такую репутацию и чувство вседозволенности.       Антон не хотел, но почему-то понимал убийцу, поэтому и боялся. В таком состоянии Попов и правда мог с легкостью расправиться с собой. После вчерашней ночи, Антон надеялся увидеть Арсения снова. Даже после всего, что убийца наделал с парнем, Антон ждал прихода Попова. Но он не приходил…

***

      Входная дверь захлопнулась так, что вся квартира содрогнулась от такого хлопка. Кто-то был явно зол на самого себя и на ситуацию в целом. Кто-то очень злился на юношу, который отказывался освежить мужчине память и рассказать об ужасных поступках.       После страшного грохота, резко распахивается дверь в гостиную. Внутрь влетает разъярённый Попов с глазами на мокром месте, надвигаясь черной тенью в сторону парня.       — Едем в больницу, — прорычал Арсений, тут же хватая Шастуна под локоть.       Холодные пальцы сжались на тонкой руке и заставили встать, но поддаваться не собирались.       — Что? Зачем? Я никуда не поеду! — брови сошлись на переносице от злости.       Арсений пришел — это успокаивало, но также его присутствие неимоверно бесило.       — В больницу поехали, — снова повторил мужчина, пытаясь поставить мальчишку на ноги и повести за собой в прихожую. — Если ты мне стесняешься показать, то тебя посмотрит врач. Понял? — снова потянули за локоть.       — Делать мне нечего, как тебя стесняться! — прокричал в ответ Антон и потянул в свою сторону, имея желание остаться на этом диване и не позориться перед врачами.       — Если ты боишься мне рассказать и пожаловаться, то…       — Я не боюсь! Особенно тебя, — прошипел с отвращением шатен, выдергивая руку из хватки. — Я тебя ненавижу. Ты воспользовался мной в грязных целях.       — Просто поехали в больницу… — Арсений дрожащими руками вновь потянулся к локтю юноши, но взяться за него так и не успевает.       — Я не поеду никуда. Тем более в больницу. Тем более с тобой, — выплевал Шастун, кривя свою морду.       — … — Попов просто всплескивает руками, отворачиваясь к Антону спиной, чтобы тот не заметил катящиеся слезы безысходности и непонимания ситуации.       Руки схватились за голову, надеясь проснуться прямо сейчас. Почему это не может оказаться сном? Просто ночным кошмаром. Почему? Спина не только подрагивала, не только билась в странных вдохах, но заставляла волноваться и самого юношу, наблюдающего за тихой истерией убийцы. Брюнет не знал как начать себя вести, как закончить этот ужас, как прекратить кричать в себя.       — Арсений… — зло позвал Антон, больше переживая и пугаясь такой реакции, чем злясь на убийцу.       — … —       — Арсений… — чуть громче прошипел в сторону отвернутого мужчины. — Я никуда не поеду и ничего никому не буду показывать. Ты не… — не успев закончить свое предложение, тут же налетел с криком на мальчишку Попов.       — «Не поедешь»? Да ты не понимаешь всей серьезности ситуации? Ты можешь хоть раз начать соображать? Ты понимаешь на какие последствия себя обрекаешь? Я даже не знаю что творил, потому что ты молчишь! Я мог сделать с тобой все что угодно, — Арсений кричал чуть ли не в лицо, заглядывая мокрыми океанами прямо в прозрачные изумрудики. — В прошлый раз, когда я насиловал человека, — резал и наслаждался чужими криками боли. Я трахал и вспарывал брюхо молодому парню! Он подо мной истекал кровью и терял сознание, а я не останавливался! — с каждым словом с глаз стекали жгучие капли воспоминаний, обжигающие не только кожу, но и душу. — Он орал, затем затыкался, а после снова орал. Вся кровать была в крови, а я в ней стоял на коленях и вдалбливался в полумертвое тело! И плевать мне тогда хотелось на его боль. Я заглушал свою! Мне тогда казалось, что все должны мучиться, что все должны кричать и умолять о смерти, как делал это я. Все тогда должны были мучаться! Все! Не только я один, — капли превращались в реки, льющиеся с глаз. — Я тогда вспорол молодого невинного парня. Вспорол своим ножом, резал ему вены с единственной целью — чтобы он перестал дергаться, когда я трахал его. Я смотрел как у него закатывались глаза. Я просто имел уже мертвого человека. А после это уже вялое тело скинул на руки Макару, — Арсений затих, боясь разораться от боли, которая поедала мужчину с того самого дня по сей день. — Это был тот самый парень. И ты видел его шрам. Макар показал тебе мою работу… Тогда я вновь увидел его глаза. Они стали чуть живыми. Илья правда спас этого мальчика, которого я чуть не убил. И тебя бы спас, если бы я просто уехал в тот день и забыл о тебе, — Арсений сжал глаза, не стыдясь выпускать слезы наружу. — А сейчас на месте этого парня ты. И я не знаю, что на этот раз делал с тобой, была ли кровь, были ли крики, терял ли ты сознание, душил ли я тебя? Ты сейчас сидишь и мучаешься от боли, боишься говорить, стыдишься, а я помочь ничем не могу. Уже не могу…       Попов закрылся в ладонях, не разрешая смотреть на его слабость, на его мокрое от слез лицо, не разрешая слушать всхлипы и рвущиеся наружу крики. Исправить уже ничего нельзя было. Ничто не может оправдать действия столь жестокого человека. Такое не сможет простить никто. До конца дней своих тот изуродованный действиями брюнета парень будет проклинать насильника до конца своей жизни.       Арсений замер на одном месте, молясь на чудо. На чудо, которое уже не случится…       — Мне не нужна ни твоя, ни медицинская помощь… Арсений, ты меня не насиловал, — тихо произнес Антон, снизу вверх посматривая на убивающего самого себя Арсения.       Вмиг настала тишина в квартире. Ладони медленно стекли по лицу Попова. Неужто чудо?.. … — Вот так ты будешь делать, когда я окажусь в тебе. Ты меня понял? — прижавшись пахом к сладким бедрам мальчишки, Арсений надавил на плечи, заставляя того лечь одной грудью, оставляя пятую точку наверху.       Давили на лопатки так сильно, что невозможно было вздохнуть. Кислород не поступал в легкие, от чего начала кружиться голова. Или она кружилась от страха?       Сзади зазвенел ремень, резко расстегнулась ширинка, и парень повернул голову, боясь отрывать ее от матраса. Ремень остался висеть на одних петельках, ширинка открывала вид на черные боксеры, а под ними скрывался возбужденные орган.       — Закрываем глазки и наслаждаемся, Антон, — с хитрой ухмылочкой произнес убийца, приспуская брюки, но не снимая их с ног. Следом пальцы подцепили резинку нижнего белья, освобождая своего хищника, выпуская Беса наружу.       Антон тут же зажмурил свои глаза, боясь увидеть член своего насильника. Он не мог. Не мог смотреть туда. Он зажмурил глаза и поджал губы, что они даже побелели. Лицо прижалось к матрасу, а пальцы сжали ткань.       Холодная ладонь легла на поясницу, затем потекла по позвоночнику вверх, пуская мурашки по телу испуганного парня. Пах прижался к сладким бедрам, чувствуя чужое тепло, а Антон чувствовал прижимающийся к нему возбужденный орган. Слезинка страха скатилась по бледной щеке и упала на матрас. Сейчас юноша боялся даже пищать. Он лишь стоял, отклячив свой зад, и ждал.       Арсений чувствовал власть над этим бедным тельцем, свысока поглядывал на худую спинку, а после прижался к ней грудью, расставляя по бокам от Антона сильные руки. Лицо ткнулось прямо в сведенные лопатки, вбирая запах сладкого мальчишки в себя. Запах манил, заставлял желать Антона еще сильнее.       Нос выводил на спине круги, иногда зубками задевая мурашистую кожицу, и смел покусывать и пробовать на вкус. Ледяная ладонь легла на впалый живот, задевая черные синяки, не замечая этого. Пальцы все продолжали наглаживать и перетекать все ниже. И в один момент шатен дернулся, чувствуя на своем органе чужую руку, пытающуюся достучаться до возбуждения с другой стороны. Но Антон лишь мучался и страдал от таких действий.       Оставив все, Арсений выпрямился, готовя себя к жадному слиянию с чистым телом. Ладонь терла себя внизу, от чего мужчина желал подрагивающее тело еще сильнее. И, наконец, настал тот момент, когда хищник может полакомиться мясом невинной овечки.       Руки хватаются за бедра Антона, когтями цепляясь за кожу, чтобы мальчишка не дернулся и не смог вырваться. Пальцы схватились за кожу, держа Антона в зоне видимости, не разрешая даже дышать.       Только орган слегка обтерся об ягодицу, принуждая Антона промычать от страха, в голове у Арсения неожиданно поплыла кровать. Поплыло все: мысли, комната, кровать, Антон. Все закружилось вокруг, а силы покинули тело. Уже не так сильно хотелось быть главным, уже не так хотелось слиться с пареньком в единой целое. Желание пропало как по щелчку пальцев.       Пьяные глазки поймали Антона, который то и делал как уплывал влево, потом вправо. Но на самом деле юноша лежал и не шевелился, все ждал и молился. Арсений крепко-крепко сжал глаза, пытаясь прийти в себя. Вот и смешанные напитки добрались до головы. Резко шлепнули по мозгам и танцевали пьяные танцы на извилинах.       Попов отпустил чужие бедра, ладонями протирая себе глаза и похлопывая по щекам, но не помогало ровным счетом ничего. В какой-то момент мужчина просто решает посмотреть на потолок, лишь бы все это не кружилось вокруг и не ушатывало самого Арсения. Вот и потолок перед глазами, а вот и темнота. С этого момента все пропало, все забылось.       Тяжелое тело падает вперед, придавливая мальчишку сверху и вжимая его в матрас.       — Ааа! — кричит парень в пододеяльник, хватаясь пальцами за ближайшие складочки ткани, пытаясь вылезти из-под тела.       Кое-как привстав на четвереньки, сбросив со своей спины отключившегося убийцу, Антона истерично перебирает ногами, отползая к самому краю кровати. Грудь трясется, судорожно вдыхая и выдыхая, глаза раскрыты. Парень смотрел на расслабленное и вялое тело. Оно не двигалось, только спина поднималась, давая понять что человек отправился в царство Морфея, а не на тот свет.       Антон закрыл ладонью рот, в надежде сдержать крики помощи и страха.       Пытались, но не изнасиловали…       — Что ты сейчас сказал? — глаза так не блестели еще никогда. Впервые в них поблескивала надежда. Неужто чудо?       — Ничего не было, — повторил Антон, поглаживая свои пальцы, не на секунду не отводя свой взгляд с мужчины.       Попов будто забыл, что такое кислород, забыл как дышать и моргать. Он будто хотел что-то сказать, открывал рот в немых предложениях, но звуки так и не лились. Уголки губ то резко стремились вверх, то так же неожиданно и резко падали вниз. Убийца не мог определиться: радоваться или хвататься за голову?       — Ты напился, а после вырубился перед… перед тем как… — Антон даже не мог договорить до конца. Боялся произносить это вслух, ведь от одного слова передергивало и тошнило.       — Антон… — шепотом позвал Арсений, поджимая губы в тонкую линию. Так осторожно произнес имя парня, вселяя доверие. Доверие?       — За что? Что я сделал такого, что ты решил меня…? Скажи что я сделал не так, — шатен кусал собственные губы, головой стремясь все ниже.       — Прости, — так же аккуратно и тихо попросил прощения мужчина, делая малюсенький шажок в сторону дивана.       — Я думал…думал, что начал понимать тебя. Признаюсь, что даже оправдывал тебя. Все твои поступки, связанные со мной, я оправдывал. Надеялся, что ты всего лишь пугаешь, что не способен на такое. Ты же обещал, говорил, что не насилуешь, что это мерзко. А сам… А я ведь поверил, идиот такой. Поверил убийце-насильнику. Поверил тебе. Никогда не ощущал себя настолько тупым и наивным человеком. Как? Просто… Как? — Антон даже слегка посмеивался, но это был лишь истерический смех, защитная реакция. Так сложно было показать настоящего себя. Было страшно показывать себя перед убийцей. Уже страшно. Уже не верит. Уже поздно.       — Антон, прости, — Арсений сделал второй шажок к дивану, продолжая аккуратно достукиваться до мальчишки, стараясь не пугать. — Пожалуйста.       — … — голова склонялась все ниже, стремясь к самым коленкам, закрывая свою макушку ладонями. Лишь бы не трогали, лишь бы не говорили с ним, пусть оставят одного. Одного.       — Прости, Антон. Пожалуйста, прости. Я не… — Арсений резко вобрал в себя воздух, надеясь успокоиться. — Просто прости. Пожалуйста, — и снова маленький шажок в сторону дивана. Теперь Арсений был в сантиметрах от самого Антона. — Прости, — рука потянулась вперед и в ту же секунду аккуратно легла на плечо, думая что парню станет лучше, когда он почувствует поддержку со стороны. Но поддержку от кого? От того, кто этой ночью пытался изнасиловать и заставлял тереться об тело убийцы? Антону должно было стать спокойнее от одной мысли, что убийца жалеет о своем вчерашнем поступке? Опять переклинило, опять сменили маску, вновь выпустили чертей наружу. А что оставалось делать остальным? Что нужно было делать юноше?       — Прости меня, прости, — ладонь несильно сжала плечо измученного парнишки, давая знать, что он рядом. — Слышишь? Слышишь меня? Антон?       — Нет, — прошептал под нос шатен, перетекая дрожащими руками к своему лицу, чтобы закрыться и не показываться на глаза убийце.       — Прости, — громче сказал мужчина, сильнее сжимая плечо.       — Нет, — выдавливая слезы, профырчал юноша.       — Прости, Антон, — еще громче произнес Попов, становясь прямо перед шатеном, сидящем на диване. — Слышишь? Прости.       — Нет-нет-нет! — юноша тут же поднял свой подбородок, чтобы заглянуть в эти жалкие океаны. Как он смел? Как он смел просить прощения, когда за такое не прощают?       Скинув со своего плеча мерзкую руку убийцы, Антон встает на подрагивающие ноги, но скрывает свое волнение и страх где-то глубоко внутри. Антон считал, что стоял уверенно, дыша прямо в помятое от вчерашнего вечера лицо Арсения. Эти океаны были омерзительны, но почему-то хотелось в них захлебнуться. Именно в океанах, а не в дегтевом болоте, заливающем глаза убийцы в агрессии.       — Никогда. Я лучше сдохну, чем приму твои извинения, — выплевал Шастун прямо в лицо мужчине, не боясь последствий.       В руки подкатила сила, обида за вчерашний вечер и сегодняшнюю ночь. Антон собирает их в один центр и толкает брюнета в грудь, чтобы тот отошел и дал пройти. И Попов правда отходит несколько шагов назад, надеясь сохранить равновесие. Парень смотрит на человека с таким отвращением, с такими прозрачными глазами, которые предали, а после быстро шагает в сторону двери…       В голове у Арсения все воспоминания всплывали обрывками…

— Если приедешь ко мне через десять минут, то заплачу в два раза больше. — Я плачу нехилую сумму для того, чтобы ты доставила мне удовольствие. — Ты не имеешь права даже решать. Я приказал, а ты исполняешь. У тебя нет другого выбора, сука. — Любой каприз за мои деньги. Так что ты намыливаешь быстро свою морду и едешь ко мне. — Шлюха!

      Перед глазами стоял взволнованный паренек, вышедший из своей комнаты ради Арсения.

— Тебе плохо?.. — Я могу чем-то помочь?.. — Что-то случилось? Почему ты пьешь?.. — Может тебе лучше поспать?..

      — Он пришел ко мне. А я его…

— Такой худенький мальчик. Чистый, непорочный, невинный. Еще не испорченный похотью людей

      — А я его… Боже… — Арсений остался в гостиной один. Снова со своей проснувшейся совестью, которую вчера усыпили алкоголем.

— Почему я так долго жду? А если я не успею? Не успею насладиться твоим телом…

      — Похабное чудовище.

— Чистый-чистый мальчик. Непорочный мальчик скоро станет моим. Хочешь быть моей собственностью? Хочешь ведь. Я знаю. Я чувствую это, Антон. Сколько раз ты смотрел на меня умоляющими глазками, сколько раз засматривался на мои губки. Ты же хочешь. Я чувствую твое возбуждение.

      — Зачем…?

— Я обещаю, что ты будешь под моим контролем, когда я тебя раздену и положу под себя. Тебе ничего не останется делать как подчиниться моему приказу и посапывать от боли в подушку

      — Нет-нет-нет! Скажите, что это сон. Пусть я окажусь в аду. Пусть это будет ад. Прошу! Умоляю!

— Пожалуйста, прекрати. Я не хочу. Я не хочу этого. Я… не…хочу

      — Прости. Мне было плохо, — а сейчас стало еще хуже. Как брюнету могли прийти столь похабные мысли, если глаза мальчишки были для мужчины упокоением. Как он смог смотреть в них снова, после этой ночи?

***

      Чтобы оставить в покое себя и, в частности, Антона, Арсений ушел из своей квартиры вон, не забыв прихватить с собой сигареты. Нужно время, чтобы прийти в себя. Сколько бы не понадобилось времени, мужчина решил для себя одно: пока парень не уснет, то в свою квартиру не вернется. А на утро будет уже видно.       Под подъездом новенького дома стояла чистая скамеечка, на которой и расположился брюнет. Она была идеально расположена, что Антон с окна не сможет найти знакомый силуэт. А Арсению от этого будет только спокойнее.       Казалось, что сигареты горят вечно. Может потому, что шла сигарета за сигаретой? Пачка опустошалась, а убийца этого просто не замечал. Каждый раз он поджигал папироску, сжимал между указательным и средним пальцами и пялил вперед. Просто поджигал и просто сидел с сигаретой в руках, пытаясь разобраться в самом себе и в ужасной ситуации, которую сам и создал.       С одной стороны — опасный преступник, авторитет в отеле лучшего друга, а с другой — жалкий человечишка, неспособный справиться со своими проблемами и перекладывающий свою боль на других. Сейчас даже свежий воздух не помогал брюнету прийти в себя и найти выход из проблемы.       Достав очередную сигарету, мужчина услышал столь странные пищания. Звуки исходили снизу, будто звали на помощь или просто приманивали внимания. Арсений повертел головой, улавливая звуки, а после опустил голову вниз. По мокрому асфальту, где подтаивал, затем замерзал и снова подтаивал снег, волочился котенок. Совсем еще маленький, недавно появившийся на свет живой комочек.       Брюнет наблюдал за животинкой. За тем, как он прыгал, останавливался от страха, пугаясь снега, снова перебирал короткими лапками и пищал. Такой черный комочек, бродивший около подъезда совсем один, без мамы. Будто искал кого-то, звал, но никто не приходил на помощь.       Беспомощно сев на свой мокрый хвостик, котенок начал вопить прямо на Арсения. Такой грозный котенок хотел прогнать чужака «со своей» территории. Хотел выгнать страшного человека с этой скамейки, но тот не уходил. «Вот же кожаный ублюдок».       Черный комок мяукал, прогонял, но его так никто и не понимал. Вместо этого Попов просто посматривал на тваринку сверху вниз. Такой мокрый и беспомощный. Напуганный и холодный.       Нагнувшись к чернышу, ладонь медленно поплыла вперед, боясь спугнуть животное. Котенок и правда шуганулся, сразу встал на четыре лапки, отскочил назад на один человеческий шаг и снова сел на свой хвост, снова с интересом посматривая на странного мужика.       Арсений замер, понимая что котенок дикий и вряд ли подойдет к человеку ближе. Надо было только слегка приманить и тут же среагировать. Поэтому брюнет осторожно подсаживается к краю скамейки, готовясь напасть и победить в этом неравном поединке. Рука замерла в воздухе, считая секунды до выстрела.       «Три, два…» Попов кидается вперед, привставая со скамейки, рукой неожиданно хватая котенка. Животное начало вырываться, царапать своими маленькими, но очень острыми коготками пальцы мужчине, мяукать, зовя на помощь своих сородичей. Теперь же черный комочек сидел на ногах страшного человека, своими мокрыми лапками оставляя следы на брюках. Его придерживала теплая рука, чтобы не сбежал. А тот все продолжал шипеть, оголяя остренькие клычки. Хотелось даже подыграть и испугаться.       Попов с любопытством рассматривал этот странный мокрый комок шерсти. Посматривал на ушки, на грязную мордочку, на дергающийся хвост-палку. А глазки у этого черного котенка были голубыми…

***

      Медленно провернув в замке ключи, Арсений после оказывается в прихожей. И снова в нос ударил не выветрившийся запах перегара и алкоголя. Все в этой квартире пропахло мерзостью.       В полной темноте мужчина снимает с себя пальто, ботинки и просто наощупь идет в сторону своей двери. Как и обещал себе Арсений, пришел домой только ночью, когда Антон мог уже спать… Спать…       Вытянув руку вперед, пытаясь нащупать ручку своей двери, Арсений замечает странные шорохи. Вопли, тихо доносящиеся со стороны гостиной. Истеричные выдохи и сдерживающий кашель. Антон не спал и выдавал себя с потрохами.       Как бы сильно не хотелось Попову скрыться за дверью своей комнаты и оставить за ней все свои проблемы, это все равно не получится. Нельзя бежать, нельзя скрываться, грехи все равно тебя настигнут. Придется идти прямо напролом и встречаться со своими чертями лично лицом к лицу, морда к морде.       Пальцы отпустили ручку двери, а ноги нехотя понесли мужчину в сторону гостиной. Вечно прятаться нельзя. Этот мальчик был не только чьим-то заказом, не просто игрушкой, не просто валерьянкой для убийцы, а чем-то большим, хоть сам брюнет это пытался отрицать. Оправдывался, думал что просто привязался к человеку, просто надумал себе. Но чем дольше не хотел Арсений признаваться самому себе, тем сильнее тянуло к мальчишке.       Подслушивая под дверью тихие всхлипы, мужчина корил самого себя. Сначала творит, а потом жалеет. Может пора уже начать думать перед тем как начать действовать? Может пытаться себя хоть как-то сдерживать? Выдохнув, Арсений нажимает на ручку и отворяет дверь. Все такая же темнота, что лишь по звуку мужчина находит парня, лежащего на диване. Тот мигом заткнулся, понимая, что в комнате он уже не один. Антон мгновенно закрыл глаза и замер, притворяясь спящим.       Осторожный шажок вглубь комнаты, затем еще один. Дальше идти было страшно.       — Мы можем поговорить? — тихо спросил брюнет, с далека посматривая на личико мальчишки, который незаметно перетекал лицом в подушку, чтобы на него не смотрели.       Антон продолжал делать вид, что спит сладко и непробудно, что видит красочные сны и не слышит убийцу. До последнего отыгрывал эту роль, чтобы не разговаривать с Арсением. Не хотел говорить, потому что не знал о чем.       — Да ладно, зачем ты делаешь вид будто не слышишь меня? — спокойно обратился мужчина к измученному слезами парню. — Я же вижу, что ты не спишь. Так открой глаза и посмотри на меня, — Арсений вглядывался в молодое личико, надеясь, что его услышат.       Антон поджал губы, приоткрывая свои слипающиеся от слез пустые изумрудики. Юноша не имел смелости посмотреть прямо в сторону черной тени, поэтому смотрел на края подушки. Он дал понять, что не спит, но а что дальше?       — Антон, я не собираюсь перед тобой замаливать свои грехи. Я знаю, что не имею права заставлять, решать за тебя… пользоваться тобой в личных интересах. Я делал много ужасных поступков в своей жизни, но с тобой все инач…       — Уйди, — прошипел в подушку юноша, закрывая от лютой боли глаза.       — Антон, я многое в жизни перетерпел, но… — продолжил Арсений, не слушая просьбы парня.       — Уйди, — Шастун даже не хотел слушать как убийца выливает свою боль и открывается. Он был готов слушать это раньше. Был готов выслушивать и оправдывать жестокие поступки жестокого человека. Но это раньше. Сейчас уже было поздно. Сейчас Антон не хочет знать этого человека, не хочет его видеть и слышать этот противный голос. — Уйди, — снова повторил, чтобы до Попова, наконец, дошло.       — Ладно…       Дверь в гостиную захлопнулась, оставляя юношу наедине с самим собой, наедине со своими воспоминаниями и мыслями.

***

      Удалось заснуть только под утро. И то, сон был далеко не крепким и не глубоким, а поверхностным и изматывающим. Каждая минута была будто последней в жизни мальчишки. Так продолжалось до самого обеда, пока организм до конца не вымотал самого себя. После настали долгожданные темнота и тишина.       Открыв свои красные глаза, в голову приходит одна единственная мысль: «Где же эта смерть?». Развернувшись на другой бок, чтобы повнимательней осмотреть уже светлую гостиную, рука падает не на диван, а на что-то холодненькое. Парень нечаянно примял предмет, который чудом оказался на краю кровати около головы.       Приподняв свою голову с подушки, Антон пытался сфокусировать зрение после сна. Пальцы обхватили маленькую холодную коробочку и повертели.       — Сок? — недовольно профырчал парень, кривя свою морду в ужаснейшей гримасе. Как же было противно. — Это прикол какой-то? — громко выругался юноша, рассматривая упаковочку обычного сока с трубочкой.       Это было так по-детски, так до тошноты отвратительно. Это не милый жест, который подарит тупую улыбочку на лице. Это была будто усмешка… Так казалось Шастуну.       — Я похож на ребенка? Или на идиота?! — откинув с себя плед, Антон сел и тут же замахнулся и кинул чертову коробочку сока в стену. Упаковка не смогла выдержать удара, она лопнула и расплескала содержимое по полу, попадая даже на стены.       Не собираясь поднимать свое творение с пола, юноша просто встает с дивана, обходит сладкую липкую лужу стороной, покидая гостиную.       Как хорошо, что хозяина дома не было, и он не слышал крики возмущения и удар коробочки сока об стену, а затем об пол.

***

      Снова эта чуть ли не родная скамейка под домом, где Арсений сидел все утро, боясь застать пробуждение шатена. Боялся из своей комнаты услышать реакцию на подложенный утром небольшой знак внимания. Так же делают нормальные люди? Оказывают знаки внимания? Попов не знал что это, или знал, просто уже забыл.       Попов чуть ли не хватался за волосы. Что ж все так наваливается сверху. Будто закидывали камнями и каждый мог оказаться последним. Каждая новость для брюнета оборачивается тяжелым камнем, падающим на грудь. Хоть бы кто помог разгрести и облегчить ношу.       Как бы долго здесь не сидел бы мужчина, но рано или поздно он должен был услышать…       — Мяя, — где-то под скамейкой раздался писклявый голосок котенка. От этого «Мяя» уголки смогли подняться чуть выше, улыбаясь в пустоту. А Арсений ведь ждал эту животинку, знал, что она еще придет и будет прогонять.       Из-под скамейки и правда выпрыгнула знакомая черная морда, усаживаясь на мокром снегу прямо себе на хвост, чтоб было не так холодно. Морда смотрела снизу вверх на страшного человека, любопытно разглядывая каждую деталь на незнакомце своими косыми голубыми глазами. Он будто просился к мужчине, будто тихо умолял. Может поэтому Арсений потянулся вниз, собираясь взять котенка к себе наверх.       Только пальцы приблизились к брошенному существу, как тот сразу отскочил назад, не даваясь и ругаясь на руку мужчины.       — Ты еще боишься меня? Я думал мы вчера подружились, — резкий бросок и убийца хватает крошечное существо, поднимая к себе на скамейку. — Вот так.       Черный котенок шипел, царапал руку мужчине, пытался вырваться и убежать, но ему не давали.       — Какие мы злые, — животинка показывала свои зубки, надеясь напугать кожаного великана. — Где же твоя мама? Тоже бросила? «Тоже»?       Арсений усадил мокрый, грязный комочек себе на ноги, и плевать он хотел на стираные брюки.       — Знаешь что у меня есть? Я вчера специально для тебя купил, — рука полезла в карман, вытаскивая оттуда пачку жидкого корма. Почему бы хоть раз не сделать хорошее дело? Особенно для бездомного животного. Всегда казалось, что все эти животные намного человечнее людей. Они все так же понимают, вот только сказать в ответ ничего не могут. И в этом есть их слабость.       Разорвав пачку, наружу тут же полился аппетитный для котенка аромат долгожданной еды. Тот сразу начал перебирать лапками быстрее, надеясь успеть и ухватить кусочек еды, пока не набежали остальные. Сразу полилось жалкое мяуканье, умоляющее побыстрее накормить.       — Проголодался, да? Дядя Арсений накормит тебя, раз никто другой этого делать не собирается. Вот, держи, — длинные пальцы залезли внутрь, пачкая их в полужидкой еде, пытаясь достать кусочек паштета. — Тебе должно понравиться, — пальцы тут же потянулись к мордочке, слегка тыкая паштетом в носик.       Не собираясь ждать больше ни единой секунды, черный комочек шерсти набрасывается на аппетитный ломтик, не прожевывая сразу проглатывает и снова тянется к пальцам убийцы, надеясь найти еще один. Но зубки хватаются за края пальцев, перепутав их с паштетом.       — Будем тебя откармливать. Хоть кого-то я смогу накормить, — Арсений вспомнил Антона, который с каждым днем становился все легче и худее. — Может хоть тебя я спасу от голодной смерти? — как только голубые глазки увидели еще один ломтик, так лапки сразу рванули вперед, пытаясь успеть за добавкой.       Хвостик подрагивал, пока животное наслаждалось долгожданной едой.       — Меня тоже в детстве бросили, — Арсений собрался вылить свою душу единственному живому существу. — Тоже выкинули на улицу как никчемное животное. Я не знал что значит любовь, ласка, забота. Для меня это было чем-то чуждым. Будто не для меня. Я просто жил. Жил без эмоций, без должной любви со стороны людей, а потом я вырос. Вырос с одной агрессией, обидой на жизнь, на людей, на всех. Ну я все равно продолжил жить, пока однажды не убил человека…       Арсений погрузился в себя, вспоминая ужаснейшие картинки. Ночь, пьяная драка, крики, а затем кровавый нож и орущее тело, валяющееся на асфальте, закрывающее рану, из которой лилась кровь не переставая.       — Я был тогда так молод. Мне было страшно. Очень страшно. Но мне помогли. Тогда незнакомый мне парень помог остаться на свободе. Я до сих пор благодарен Матвиенко. Готов сделать для него все, — Попов смотрел на хрумкающего паштет котенка, продолжая изливать ему свою душу.       — Я думал, что жизнь закончена. Что это мое проклятие. Так и получилось. Я поставил крест на своей личной жизни, знакомился с мутными личностями, мог легко стать наркоманом, но все время за шкирку меня вытягивал Димка. Я пил по-страшному, а Позов, как всегда, в своем репертуаре. Он постоянно вытаскивал меня из дыры и вез прокапываться. Никогда не забуду как я блевал у него в больнице несколько часов. На следующий день мне прилетело с кулака по морде. Но я не ответил, потому что сил не было, а еще я этого заслужил, — Арсений продолжал кормить и посматривать на дрожащий хвостик.       — Начал работать, сначала где-то скрывался, боялся высунуть наружу свой нос, затем все больше стал протискиваться в грязную работу. Она засасывала как болото. Правда. Я уже не надеялся выйти живым оттуда, просто продолжал идти со словами «А будь что будет». Убьют? Ну и ладно. Останусь в живых? Значит буду брать новые заказы и ждать своей смерти. Ни о какой любви и речи не могло быть. Я никогда не любил никого. Ни друзей, ни людей. Я самого себя даже не любил. Не знаю что тогда изменилось. Может я просто вырос? Или встретил ту, которая перевернула мою жизнь? Я мог слушать ее часами, мог не спать и слушать. Я увидел жизнь и с другой стороны. Если для меня стакан был наполовину пуст, то для нее наполовину полон. Где она меня только не таскала. Я перегулял все парки с ней вдоль и поперек, гулял вдоль Невы и слушал ее смех. Он был заразительным. А ночами все было иначе. Я тогда сильно не высыпался, все наслаждался вкусом ее губ, запахом волос. Она была интересной собеседницей днем и страстной любовницей ночью.       Арсений даже улыбнулся, таким образом сдерживая ком где-то внутри.       — Я никогда не любил детей. Я их просто ненавидел. И всегда говорил, что своих иметь никогда не буду. Клялся, что заставлю сделать аборт, если узнаю о беременности. Мог сделать в порыве злости страшные вещи для будущей матери… — брюнет решил промолчать о подробностях. Время еще не пришло рассказать…       — Дальше все покатилось по наклонной. Димку судили за подделывания справок и рецептов на серьезные препараты. Матвиенко пришлось продать маленький новый отельчик, который только-только приобрел. Сережа был готов сделать все ради друга, даже заплатить немаленькую сумму судье и выкупить Позова. Я снова стал брать заказы. Затем конфликт между Сережей и Димой. Сильные обиды, пожелания смерти. Потом произошло страшное. Убили самого близкого человека, который вытащил меня из всего этого дерьма и научил жить. Она научила меня любить. Два года страшных запоев, но на этот раз Дима уже не вытаскивал меня и не вез прокапываться. Я просыпался в темных переулках с пистолетом в руках. Я набирал дома себе ванны, погружался в них и выпускал воздух. Я жал на каждом повороте педаль газа в пол, надеясь хоть сегодня съехать с дороги и остаться в кювете навсегда. Крутил в руках Глок перед сном, но так и не смог покончить с собой. Не мог, потому что боялся, потому что был слабым, потому что…       Выдохнув, Попов продолжил:       — Матвиенко постоянно вытаскивал меня из петли, а я его вечно винил во всех грехах. Может быть и выстрелил бы себе в висок, я даже наметил себе дату и место, где хочу остаться навсегда. Но в тот день появился Антон. Он выпрыгнул из окна, а после я увидел его глаза. Мне показалось бредом. Что я схожу с ума. Но все напоминало в нем ее. Я отложил дату своей смерти. Стало интересно понаблюдать за всем этим. И правда интересно. Меня ужасно переклинивает с каждым днем все сильнее. Я не могу дождаться того момента, когда пойму и себя, и Антона. Но недавно меня снова сильно переклинило. У меня умер друг детства, и я напился, а затем решил как всегда заглушить боль насилием. Если плохо мне, значит должно быть плохо всем. А я не хочу, чтобы плохо было Антону. Не знаю почему. Просто не хочу.       Арсений посмотрел вниз, уже не чувствуя действий со стороны животинки. Черный котенок просто облизывался и шатался, сохраняя равновесие, чтобы не грохнуться и не уснуть на ногах у чужака после такого плотного обеда.       Попов кивнул и облокотился назад. Хоть чуточку, но стало легче.       Здесь под домом так и сидели два черных мокрых брошенных котенка с голубыми глазками. Каждый со своей болью, со своей судьбой, со своим горем.

***

      Следующая ночь прошла еще хуже, чем предыдущая. На этот раз парень будто чувствовал на себе прикосновения и каждый раз вскакивал, в панике осматривая темную комнату. Каждый раз боялся в темноте наткнуться на тень убийцы и понять, что это он гладит, смотрит и облизывается. Но парень так никого и не находил.       Засыпал снова и снова чувствовал на своей щеке холодные пальцы. Резко распахивал глаза и холодные пальцы с щеки пропадали. Антон смог заснуть только утром, когда солнце чуток освещало гостиную. Юноша чувствовал на себе эти холодные пальцы, но уже не придавал никого значения, успокаивая себя тем, что он сошел с ума.       И только во сне Антон почувствовал вновь чью-то ладонь на своем лице, не смог открыть глаза и посмотреть: реальность или воображение. В этот раз прикосновения были реальными. Арсений сидел на корточках около дивана, рассматривая пустыми склерами лицо мальчишки. Лицо единственного человека, который заставил жить одним своим взглядом.       Мужчина подложил к подушке ближе то, что пришло первое в голову, когда тот стоял в магазине. Ничего лучше он не мог придумать. Не знал. Не умел. Не такой, как нормальные люди. Другой. Со своей правдой. Со своей болью. Со своими страхами.

***

      Выбило из сна, как ненужную вещь. Сама голова ударила по нервам и заставила вскочить Антона на диване. Тот схватился за волосы, молясь и рыдая. Сейчас он как никогда жалел о том, что не разрешил Попову поговорить. Сейчас эти мысли, эти воспоминания грызли душу и рвались наружу.       Столько было злости и обиды. Если Антон ненавидел Арсения, значит ему не все равно.       — Жалкий ублюдок, — прошипел парень, как только увидел возле своей подушки шоколад. Обычный шоколад? — Это прикол? Ему смешно? — стало так обидно.       Это было похоже на издевательство. Убийца будто специально подкладывал это спящему мальчишке, чтобы посмеяться.       — Зачем ты это делаешь? — прошептал вопрос самому себе, хватая в руки шоколадку и рассматривая приятную упаковку. — Ненавижу, — так же тихо пробормотал Антон и отбросил подарочек на пол, чтобы не видеть больше. — Ненавижу, — юноша повалился обратно на диван, лицом падая в подушку.

***

      Что сделать еще, чтобы Антон сам вышел из гостиной и разрешил высказаться мужчине? Что сделать, чтобы заглушить его переживания? Что сделать, чтобы он забыл ту страшную ночь? Что сделать, чтобы понял убийцу и простил? Ничего…       Все, что приносил брюнет, все летело на пол, в стену, сопровождая криками и орами. Обзывательства, трехэтажные маты, сорванный голос — все это слушал мужчина из своей комнаты и боялся выходить.       Единственное, что не могло полететь в стену, что не могло быть сброшено на пол — это что-то хрупкое, милое, живое. Антон бы не смог замахнуться и кинуть живое существо в стену. Никто бы не смог. Поэтому единственным вариантом было принести в квартиру животное. Не просто животное, а определенное и уже родное. Того черного котенка с голубыми глазами, ту маленькую копию убийцы. Принести брошенный комочек сюда, чтобы животинка, наконец, обрела дом.       Арсений представил, как Антон просыпается от шебуршания над ухом, от мяуканья. Как изумрудики медленно приобретают цвет, как душа успокаивается, даже расцветает. Как ладонь ложится на хрупкую спинку и гладит беспомощное животное. Как черный котенок медленно перебирает лапками по дивану, устраиваясь на теплом пледике, скручиваясь в клубок, прижимаясь к животу парня.       Попову осталось лишь решиться на такое. И он решился. И он оделся. И он пошел на улицу, выходя из подъезда. Сразу сел на скамейку и стал ждать. Ждал десять минут, двадцать, час, полтора. Никто не приходил, никто не мяукал, никто не шипел под скамейкой. Черного пятнышка нигде не было видно на белом фоне.       — Ксс-ксс-ксс, — позвал Арсений свою маленькую копию. Но никто так и не пришел.       Ни через час, ни через два часа котенок так и не появился. На третий час Попов просто решает уйти, думая столкнуться с ним вечером или даже ночью. Но Арсений его не найдет ни вечером, ни завтра на утро, ни через день, ни через неделю и даже ни через месяц. Мужчина больше не увидит того, кому изливал душу, сидя на скамейке под своим домом. Что произошло с черным котенком с голубыми глазами можно только догадываться. Неужто этот темный мир забрал еще одну беспомощную душу?

***

      Ночь была отвратительной. Все мысли активируются только в это время суток. Как назло всплывают воспоминания, дурацкие мысли, свой внутренний голос, который только и делает, что винит хозяина за его совершенные грехи.       Арсений лежал на своей половине. Он всегда лежал только на одной и не разрешал себе лечь на противоположную или строго посередине. Надеялся, что рано или поздно тут окажется еще одно теплое тело, мило посапывающее в подушку. Выдумывал себе человека, который очень будет похож на Алену. Ну не саму Алену.       Мысли… Они никогда не давали покоя. Постоянно мучили и мучили. И эта ночь не стала исключением для Попова. И снова бессонница. Снова вставать, бродить по своей квартире, смотреть в окна, просто сидеть на кухне. Просто ждать утра.       Брюнет встал, откидывая одеяло в сторону, оголяя свою грудь. Тут же потянулся за футболкой, надел и просто вышел. Босые ступни медленно шагали по прихожей, а мужчина снова и снова наворачивал круги. Следующая цель — кухня. Арсений пошел туда, опустив свою голову, рассматривая пол. И поднял ее только тогда, когда перешагнул линию, где заканчивался коридорчик и начиналась кухня.       От неожиданности Арсений остановился, даже замер, посматривая вперед. Антон, сидящий, подпирая свою голову рукой, застыл в ответ, надеясь остаться незамеченным.       Парень тоже не мог уснуть? Тоже что-то тревожило, пугало. Он был вымотан этой бессонной ночью и пришел сюда попить хотя бы воды. Надеялся посидеть в одиночестве и спокойствии, поменять обстановку и успокоиться. Но ему не дали. Не один юноша страдал сегодня.       Арсений не знал как лучше поздороваться, ведь не виделся с парнем уже два дня. То мужчина сбегал из дома, то парень прятался в гостиной. Два дня прошло, а они так и ни разу не пересеклись ни в прихожей, ни на кухне, ни в коридорчике. Поэтому брюнет решил никак не здороваться, а просто прошел внутрь, обходя стол, подходя ближе к столешнице. Не было планов, чтобы пить кофе, но в данную секунду появилось желание просто сделать вид, что мужчина проголодался или что его замучила жажда. Это было хоть каким-то оправданием для убийцы почему он находится на кухне один на один с шатеном.       Попов чувствовал чужое дыхание, дрожание теплого тела, все это убийца чувствовал стоя к Антону спиной. Дождавшись пока закипит вода, брюнет ставит на столешницу две кружки, заливает кипятком. Только в одной был кофе, а в другой — чайный пакетик.       — Тоже не можешь уснуть? — развернувшись лицом к парню, спросил мужчина, протягивая в его сторону чай и ставя кружку на стол. — Я чай тебе сделал. Лучше, чем водой давиться, — пожал плечами Арсений и уселся напротив мальчишки, подтягивая свою кружку к себе.       Антон смотрел на этот свой чай, на стол и медленно поднимал глаза выше, встречаясь взглядами с убийцей-насильником. Так было отвратительно смотреть на этого человека перед собой, отвечать не хотелось тем более.       Настала неприятная тишина, которая разрывала головы и сердца. Этого и не выдержал парень. Не смог сидеть с брюнетом в одной комнате и терпеть давящую атмосферу. Он резко встает, отодвигая стул одними ногами, и рвется в сторону коридора. Но так же резко среагировал и хищник, хватая мальчишку за локоть и не давая ему пошевелиться.       — Антон, послушай меня…       — Отпусти! — юноша всплеснул рукой и мужчина отпустил локоть, но затем вновь схватился.       — Не уходи. Давай поговорим, — Арсений слегка потянул на себя, заставляя остаться и послушать.       — Я не хочу с тобой разговаривать. Я не буду это делать. Никогда… Я не буду с тобой говорить, — вновь и вновь повторял мальчишка, потягивая в свою сторону.       — Почему? Ты можешь просто послушать? Просто, — Арсений снова потянул на себя, уговаривая присесть на стул.       — Я хочу спать, — оправдывался, опуская голову вниз, чтобы на него не смотрели.       — Если бы ты хотел спать, то давно бы спал, а не сидел здесь, — потянули чуть назад, не разрешая выйти в коридор. — Если ты не хочешь говорить…ладно…ладно. Я буду молчать, клянусь. Ты просто сядь. Я же чай тебе налил, — Арсений умоляюще посмотрел на светлую макушку. Замер, боясь услышать отрицательный ответ.       Антон сел лишь по одной причине, ему было тяжело стоять и спорить. Не было сил разговаривать, снова ругаться, снова убегать. Антон просто сел и наклонил голову, рассматривая поверхность стола.       Затем сел и сам Арсений, краем глаза следя за парнем. Снова настала тишина, разрывающая все на своем пути. А мужчина молчал. Так много он хотел сказать, но боялся. Ждал какого-то чуда, может мальчишка сам захочет начать. Лучше бы Шастун кричал, что есть мочи. Обвинял, орал, бил, поливал матом. Но тот молчал и смотрел вниз не моргая. Он тихо отпивал чай. Ушел бы, если разрешили, но он терпел и ждал.       Арсений наблюдал как с каждой секундой юноше становилось все хуже. Он подпирал свою голову рукой, кисть, держащая кружку, дрожала, а глаза закрывались.       — Я виноват перед тобой, — брюнет отставил полную кружку кофе в сторону, скрещивая свои пальцы между собой. — Я ужасно с тобой обошелся. Я даже не понял как так все произошло… Меня переклинило. Я не все помню, что творил, но…       Антон приостановил Арсения, дрожащую руку слегка приподнимая со стола, показывая ладонь. Парень тут же схватился за рот, рвано выдыхая.       — Антон, тебе плохо? — взволнованно спросил брюнет, привставая со стула. Парень качнул головой, давая понять, что ему и правда нехорошо.       Вновь настала тишина, давая человеку прийти в себя. Но вместо этого ладонь медленно тянется к лицу и закрывает свои глаза от посторонних. Только губы кривились от подкатившей истерики, стараясь тихо переждать волну эмоций, резко обрушившейся на голову. Но она не проходила, становилась боль лишь сильнее, душила и рвала.       Попов видел все это и не понимал что происходит. Как себя вести: молчать или говорить, успокоить или просто уйти. А что самое ужасное так это то, что выйти наружу ничего не могло. Боль давила, душила, но не выходила ни с криками, ни со слезами. Сейчас парень медленно терял в себе все живое и обмякал.       — Тихо-тихо, Антош, — мужчина вскочил на ноги, забирая с собой стул и ставя его рядом со стулом юноши, медленно падающим лбом о стол, продолжая закрывать мокрые глаза. — Давай. Иди сюда.       Холодная ладонь схватила за шею, заставляя повернуться к мужчине, сидящему рядом. Арсений пододвинулся чуть вперед, давя на светлую макушку, чтобы юноша уткнулся лицом прямо в грудь и спрятался от всех и от своей боли. Попов пытался высвободить тот застрявший крик, который мучил парня.       И Антон уткнулся. И Антон почувствовал запах чужого и одновременно родного тела. И Антон прижался. И Антон закрыл глаза, полностью доверяя. И Антон мычал от сильной боли, которая душила. А Арсений лишь сильнее прижимал, боясь отпускать.       — Прости меня. Прости, — шептал на ушко брюнет, пока мальчишка все сильнее кричал в грудь, закусывая свои губы. — Я не хотел. Я не понимал что творил. Я не управлял собой. За такое сложно простить, но я постоянно буду повторять это. Прости…       Руки обхватили дрожащую от слез спинку, притягивая все сильнее, чтобы спрятать от этого мира. Чтобы больше никто не видел эти слезы. Чтобы только Арсений. Только его.       — Зачем? Что я сделал? Что? — кричал в мужчину, боясь посмотреть прямо в лицо. — Ты все решил за меня, а я просил. Я умолял прекратить. Думал, что это игра, что просто пугаешь. Но ошибся. Ты говорил ужасные вещи! Ты закрыл меня в своей комнате на ключ и не давал выйти. Ты поставил мне подножку, и я упал лицом прямо на кровать. Ты заставил меня лечь, затем лег на меня сверху, пытаясь успокоить. Я не мог вдохнуть, только тихо молиться, — Антон продолжал кричать и выливать то, что застряло так глубоко внутри и резало-резало-резало. Он выговаривался, выдавал всю боль. — Ты раздел меня и приказал…       — Скажи, — прошептал Арсений. — Скажи мне.       — Двигаться вперед-назад, представлять будто я сам этого хочу, — пролепетал юноша, зарываясь носом в футболку, прячась от стыда. — Говорил, что когда ты окажешься во мне, то я сам должен буду доставлять тебе удовольствие.       Арсений поджал губы. А ведь это так было на него похоже. Картинки начали всплывать в голове.       — Я так боялся, что это окажется правдой. Что меня… именно сейчас. А потом ты упал и заснул. Я…       Антон зацепился пальцами за руки брюнета, боясь отпускать. Так хотел снова услышать его голос. Чтобы он прижал сильнее, снова извинился, носом зарылся в светлые волосы и поклялся, что такого больше никогда не повториться.       — Прости. Я… У меня не было в голове такой мысли. Я руководствовался инстинктами. Я отключился. Я будто оправдываюсь, но это так и есть. Я не хочу, чтобы ты ночами сидел на кухне и думал о том, какая я мразь. Чтобы вместо сна ты молился со слезами на глазах о моей смерти. Не хочу, чтобы тебе было плохо. Пожалуйста. Просто скажи, что ты ненавидишь меня, вцепись мне в горло и не отпускай, пока у меня не начнут закатываться глаза. Я не хочу, чтобы ты мучился так же, как и я. Ты слишком молодой, а я уже сломал тебе жизнь. Я не хочу, чтобы ты лишился сна так же, как и я в свое время. Не хочу, чтобы у тебя из эмоций была одна злость и обида на весь мир и на меня. Я такой человек. Я не буду другим. Я ужасен. Я ужасный человек, ужасный друг, отвратительный отец. И профессию не я себе выбрал. Она меня выбрала. Никогда я не смогу смыть с себя все смертные грехи, и руки всегда у меня будут в крови, и сочувствовать я не умею. Все дорогие мне люди вокруг меня подыхают. Подыхают ужасной смертью. И я боюсь, что когда-то ты… — Арсений заставил себя молчать. Если он скажет, что когда-то и Антон окажется на этом месте, то только сильнее испугает юношу.       Антон прижимался щекой к груди, внимательно слушая сердцебиение и голос брюнета. Парень перестал кричать, мычать и хвататься за футболку. Шастун так устал. Поэтому прикрыл глаза, продолжая слушать Арсения. Теперь же слезы тихо лились только от слов мужчины.

°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°

      На груди было так тепло. Попов медленно пошатывался из стороны в сторону, придерживая и закрывая голову юноши, чтобы не потревожили, чтобы никто не видел, чтобы не беспокоили. Мужчина приобнимал шатена, который затих и просто прижимался к груди, носом прячась где-то в шее.       Стало легче обоим. Особенно юноше, который медленно хлопал глазками, засыпая от плавных покачиваний мужчины. Вот-вот, и веки захлопнутся, а человек погрузится в сон. В такой сладкий, манящий сон, который раньше долго не приходил и мучил.       Чувствуя, что голова начинает съезжать в бок, соскальзывать с груди, Арсений нагнулся и заглянул в лицо мальчика. Глаза закрылись, руки потихонечку скатывались вниз, а брюнет продолжал наслаждаться личиком. Таким спокойным, расслабленным, с небольшими румянцами. Впервые лицо не выглядело таким безжизненным и бледным.       — Ты что, спишь? — прошептал мужчина, боясь потревожить, если тот погрузился глубоко.       — М? — нахмурил брови парень, не понимая ничего.       — Я говорю: «Ты спишь что ли?» — Антон приоткрыл глаза, заставляя себя прийти в реальность.       — Нет, — пробубнил парень, раскрывая свои глаза пошире. Затем веки опять захотели слипнуться.       От вида того, как юношу плющит, даже Попов улыбнулся.       — Что я могу для тебя сделать? Что ты хочешь? — тихо спросил мужчина, молясь что вообще сможет что-то сделать. Загладить вину не сможет, но сделать приятное…       — Гулять.       — Гулять? Прямо сейчас? Подышать воздухом? — брюнет растерялся.       — Нет, не сейчас. Хочу гулять. Просто ходить, смотреть. В центре погулять, по Невскому, по улочкам. Я давно там не был, — пробормотал юноша, снова закрывая свои глаза.       — «Погулять», — попробовал на вкус слово убийца. Это было будто что-то чуждым, странным и непонятным. — Я тебя отвезу. Погуляем, — согласил Арсений, прижимая парня к себе сильнее.       — По Невскому? — уточнил Антон.       — По Невскому.