Подопытная крыса

      С раннего утра и до самого дня этот ребенок, вопреки всем ожиданиям и здравому смыслу, посвятил себя масштабной уборке в своём новом доме. Она начала с верхних поверхностей, переставляя вещи и стирая с них пыль, а затем перешла к зеркалам, окнам, подоконникам и, наконец, к полу. Её проворные руки стремились добраться до самых труднодоступных мест, и постепенно влажная дорожка вела к открытой двери, рядом с которой стояло ведро с ледяной водой.       Уборка помогала ей отвлечься от мрачных мыслей и сосредоточиться на дальнейших действиях. Еще недавно ее вытащили из Подземного города. План провалился, семью схватили в плен, и малышка даже не успела рассказать близким друзьям, в чем дело, как ее скрутили и в тот же самый день повели наружу.       От ярких лучей солнца она зажмурилась, привыкая к свету. Люди, находившиеся в центре города, смотрели на неё с отвращением, словно она была какой-то грязной крысой, вылезшей из тёмного угла. В какой-то мере это было правдой, но Рэт не обращала на них внимания. В тот момент её больше всего заботили её друзья, а до детей, которые показывали на неё пальцами, и презрительных взглядов взрослых ей не было дела.       Рэт не понимала, зачем её вытащили и куда везут. Сначала думала, что ее собираются убить. Она пыталась вырваться и убежать, но всё было бесполезно. Любые её попытки скрыться пресекались на корню. Если девочка делала шаг в сторону или задерживалась хотя бы на секунду, чтобы попытаться спрятаться в толпе, её тут же хватали и заставляли идти вперёд.       И лишь затем она задумалась о том, зачем же им везти ее куда-то, если в Подземном городе можно было избавиться от девочки быстро и без каких-либо улик. По крайней мере, трупы там не были такой уж редкостью, а от того и скрывать их не было необходимости. Отсюда следовало, что наказывать за помощь преступникам ее, вероятнее всего, не собирались.              Рэт смирилась с этим и стала вести себя спокойнее. Она не привлекала внимание тех, кто следил за ней, чтобы она не попыталась снова сбежать. Большую часть пути она молчала или кивала и качала головой в ответ на вопросы. Она внимательно слушала разговоры похитителей в военной форме, но это не приносило ей никакой пользы.       «По-твоему, это уборка?» — мысленно спросила она саму себя и тихо выругалась, осознав, что ей предстоит выполнить работу, которую она не хотела делать.       Преодолев отвращение, которое возникало у неё только при необходимости убирать что-то крайне неприятное или труднодоступное, девочка подошла к кухонной тумбе, где, по всей видимости, раньше хранили мусор. Увидел бы это безобразие дорогой ей человек — и, непременно, ткнул бы лицом во всю эту грязь тех, кто ее развел. Впрочем, так бы было, окажись оно в его собственном доме. А такого бы не произошло. Да и Леви был слишком брезгливым для того, чтобы даже просто дать себя коснуться, уже не говоря о том, чтобы зайти туда, откуда чистотой, так-то, и не пахло. При таком раскладе Рэт никогда не понимала того, как он со своими заморочками вообще был еще жив. А что сейчас? Его ведь тоже вывели из города те псы? Куда же? И… есть ли шанс вообще на то, что у нее получится найти его? А Фарлана с сестрицей Изабель?       — Делая уборку в доме, сделай ее и в своей голове. Ты же не хочешь всю жизнь копаться в грязи, как безмозглое животное?       — Мы сейчас говорим о моей голове или, все же, о жизни?       — А есть разница?..       «Наверно нет», — мысленно ответила девочка, вспоминая один из их разговоров. Очередная генеральная уборка, каждый занимался отдельно своим участком, и им с Изабель постоянно доставалось за то, что они просто равномерно распределяли грязь. Несколько раз Рэт получала от него по голове, всего один — решилась на то, чтобы повздорить, а услышав заветное: «Ну так уходи», все возмущения просто пропали в тот же самый миг. Поначалу она всегда обижалась на него. Сжимала руки в кулаки, поджимала губы и думала: «Какой ты идиот!», но ни разу того вслух ему еще так и не сказала. Да и, наверное, никогда больше не скажет, если не разберется до конца в произошедшем и не узнает о том, куда утащили ее близких.       Воспоминания так ярко встали у нее перед глазами, что к горлу подступил тяжелый ком, а сердце же тоскливо сжалось. И в этот самый момент девочка, вспоминая лица улыбающихся дорогих людей, просто застыла на месте, держа в руках половую тряпку. Худенькие плечи задрожали, и по щекам ее побежали слезы, стоило Рэт только подумать о том, насколько же сильно она скучает по своей семье.       — Эри? Эри, что с тобой? — мама испугалась, заметив свою плачущую девочку посреди кухни на полу. — Моя милая… — она присела рядом и нежно коснулась её плеча, притягивая к себе.       Эри послушно прижалась к маме, обнимая её за шею, и заплакала уже в голос. Поглаживания по спине не приносили облегчения, а от ощущения жалости девочке становилось только хуже. Ласковый, но обманчивый голос мамы и её тёплые объятия не могли согреть Эри в этот момент.       — Тебе не нужно было убираться, если не хотела, — в ответ она от ребенка ничего так и не услышала. Только тихий всхлип, после которого девочка уткнулась лицом в плечо своей матери, видимо, начиная понемногу уже успокаиваться. — Вот скажи, ну разве тебя кто-то просил? — Рэт отрицательно замотала головой, думая сейчас только о том, насколько же сильно ей хотелось вернуться в Подземный город. Она боялась, но желание было ее настолько велико, что страх сразу же отступал на второй план, уступая беспокойству за единственных близких ей людей.       — Я скучаю по своим друзьям, — прошептала девочка, прижимаясь к женщине всем телом, чтобы она не увидела её слёз. Не увидела той слабости, которую этот ребенок постоянно пытался в себе подавить. — Очень, очень сильно. Н-Настолько сильно, что это… просто сводит с ума, мам, — ее жалобный голосок ранит ее, подобно острому кинжалу прямо в сердце. — Я не могу… не зная, как они… просто не могу, — и новый всхлип со стороны малышки говорит о том, что она снова плачет. И желание соврать, что они уже давно мертвы, чтобы защитить единственную дочь, тесно граничит с тем, чтобы защитить ее и успокоить тем, что с ними все в порядке.       — Расскажешь мне о своих друзьях? — тихо попросила ее Эшли, подавляя в себе мысли о том, что лучше бы ее дочь Подземный город больше и не вспоминала. — Может, я их даже знаю?       — Это вряд ли… — пробормотала девочка, отстранившись наконец от матери.       — Почему? Я ведь тоже выросла на тех же улицах, что и ты, вместе со своими родителями, — Рэт молчала, не зная точно, может ли она ей довериться. С одной стороны, она знала, что что бы им не рассказала, это никак уже не навредит ее семье, и эти «родители» никогда, да и вообще ни при каких обстоятельствах не вернутся в те трущобы.       — Только у меня не было ни родителей, ни дома, — ее выкинули оттуда в следующем же месяце за неуплату, и долгое время Эри сидела рядом с оборванцами, выпрашивая деньги у тех, кто выглядел более или менее прилично. — И мы все изначально были сами по себе, — сухо ответила ее дочь, с нескрываемой обидой взглянув на женщину, что прямо сейчас стыдилась даже просто посмотреть ей в глаза. А девочка продолжала наблюдать за ней, больше ничего так и не сказав. Смотрела и не понимала, почему же родители вспомнили о ней именно сейчас? И точно ли они хотели ее забирать? — Я не знаю, что можно о них рассказать. Прости…       — Может, начнешь с того, как их зовут? Ты будешь чай? — Эри кивнула, безмолвно отвечая на последний вопрос. — Хорошо, садись тогда за стол. Так, а где он теперь тут…       — На верхней полке. Я переложила его туда, — ответила малышка, помыв по привычке руки прежде, чем послушаться наконец-то свою мать.       — Зачем?       — Потому что кружки нужно хранить вместе с остальной посудой, а не рядом с мукой и сахаром. А чай со специями, наоборот, лучше отнести туда, — поучительно сказала Эри, словно это было чем-то очень важным. — Все должно быть на своих местах.       — Что ж… ладно, возможно, ты права, — озадаченно ответила женщина, поставив чугунный чайник нагреваться. — Но почему ты занялась уборкой? — ребенок сам признался ей в том, что жил на улице. А теперь же хозяйничал и вел себя так, словно уборка — неотъемлемая часть ее жизни.       Более того, даже вчера их дочь перед обедом тщательно вымыла руки прежде, чем сесть за стол. Она не просила добавки, и не набрасывалась на еду, подобно какому-то оголодавшему зверю, что Эшли и ожидала от нее. Просто поела в тишине, поблагодарила за самый вкусный обед в ее жизни, да спокойно убрала все в раковину и начала намыливать тарелки, при этом сильно экономя воду.       — В помоях человек быстрее сдохнет, чем заработает себе на хлеб, — как-то слишком заученно и строго ответила малышка, не замечая шокированного взгляда матери.       — Кто же тебя этому научил? — спросила женщина с ужасом в голосе, боясь даже представить, с кем общалась её дочь.       — Тот, кто научил меня держать дом в чистоте, — увильнула она от точного ответа. — Соблюдая гигиену, можно избежать большинство болезней и… больше походить на человека. Если же вести себя, как грязная свинья, то и относиться к тебе будут так же, — перефразировала она слова человека, который с каменным лицом объяснял ей эту простую истину.       — То-то ты поправилась так быстро, — подловила ее Эшли, и девочка виновато опустила голову.       — Все потому, что папа очень хороший врач, — тише ответила она, неловко теребя края своей рубашки. Женщина мягко рассмеялась, глядя на своего ребёнка, который так легко ушёл от темы. — Мама, а что за крест стоит позади дома? Я… увидела его сегодня из окна, — солгала Эри, вспоминая, как выпрыгивала через то же самое окно, чтобы прогуляться вокруг небольшого сада, а уже затем вернулась обратно, принеся за собой много грязи, из-за чего и начала тогда уборку.       — Ох, это… знаешь, у нас раньше жил очень хороший пес… — неуверенно начала женщина свой рассказ, и сама не заметила, как заговорила о соседской собаке, которую они похоронили неподалёку от своего дома.       «А собаку не Эри Арнет звали?» — подумала девочка, хотя на кресте не было написано имя, но лежавшая рядом тряпичная кукла говорила сама за себя.       — Значит, его больше нет?.. — расстроенно спросила Рэт, пытаясь изобразить, что верит в эту историю. Ей было страшно, что за излишнее любопытство её могут наказать, заперев в комнате, или, что ещё хуже, даже продать в рабство…