Сильфур

      Несколько дней прошло с тех пор. Проснулся юноша сильно позже обеда… Многие дурные виденья посещали его этой ночью. Он с трудом смог бы назвать себя отдохнувшим. Грязные сны оставили его, однако тени и неприятные воспоминанья тревожили до самого рассвета. Ох… Он так устал…       Юноша лишь открыл нехотя глаза, окинув комнату взглядом. Хотелось заснуть вновь, но никак не выходило. Тело ныло, устав от бездействия и долгого лежанья. Он вздохнул, повернувшись к окну. Данте старался лежать на животе или боку. Ожоги, хоть и не занимали большой площади, болели лишь пуще от давления, а бинты, порой, прилипали к влажной ране. Всё это было совершенно неприятно…       Господин всё так же, уже привычно, сидел в старом тёмном кресле. Он читал, покручивая в руках тонконогий узорчатый бокал с алым вином. Чёрно-белые глаза быстро и внимательно бегали по строкам. Молодой человек знал, что все исфы очень грамотны и умны. Неумение читать, писать и считать — величайший позор для них. Однако… Юноша с трудом мог сказать, что сам лишён этого позора. Он с трудом обращался с большими числами, медленно читал, не знал многих слов, что никогда не слышал… Опыт его в книгах ограничен был лишь азбукой и несколькими старыми лёгкими романами. М, в отрочестве те романы невероятно ему нравились.       Сейчас мысль о том, чтобы когда-то, в будущем, выйти в город пугала его. Не будет ли он слишком выделяться? Не будет ли он слишком глуп? Он не мог назвать себя начитанным, не мог посчитать себя хоть сколько-то достойным… — Доброго дня, юноша, — господин кивнул, не поднимая глаз, и перелистнул пожелтевшую страницу. Голос его был всё так же бархатист и тягуч, но юноша, кажется, уловил нотки недовольства, тут же отвлекаясь от своих мыслей, — Вы почти не спали сегодня, так ведь? — Прошу меня простить, — юноша кивнул, боясь поглядеть на господина. — Дурные наважденья не дают мне заснуть, — юноша не желал говорить господину, о чём же были эти наважденья. Данте считал это грубым и ужасно неприятным чужому слуху. Он всё ещё боялся разочаровать, расстроить нового господина. Однако… Господин уже недоволен. — Вам необходимо хорошо спать, чтобы выздороветь, — мужчина окинул юношу беглым взглядом, вновь вернувшись к книге. Сегодня человек казался не столь бледным. Должно быть, он чувствует себя лучше. — Ешьте, пока горячо. К ночи я поищу трав, что успокоят Ваш разум.       Данте благодарно кивнул, не став ничего отвечать. Завтрак действительно уже ждал на столе, у кровати… Юношу удивляло то, как господин каждый раз столь умело угадывал момент его пробужденья. Тарелка была очень даже горяча, как и кружка с травяным отваром, однако господин совершенно не выглядел так, будто бы только что готовил в спешке… Спокоен, невозмутим и сосредоточен. Диво. — К слову, юноша, Вам приятны звёзды? — Господин наконец поднял взгляд на гостя, захлопнув тяжёлый том в тёмной обложке с теснением и отложив его в сторону. От пронзительного взгляда не скрылось то, как восхищённо и заворожённо смотрел юноша на блестящее небо и невероятные луны там, наверху. Пожалуй, не было в этих краях того, кому не нравились бы снежно-белый Сильмар и огненно-рыжий Галлар. Два небесных брата, огненный лик одного из коих был расколот и обезображен третьим, погибшим братом, чьи осколки сложились в каменную гряду в небесах. Люди говорят о том, что Боги строят свои сияющие чертоги на той гряде. Романтично, однако, это — лишь красивая выдумка. — Вы долго глядели на небо сегодня. — Да… Они чудесны, — коротко ответил юноша, покручивая в руках деревянную ложку и еле заметно улыбаясь. Действительно чудесны… Он любил звёзды и раньше, но сейчас… Он был столь счастлив увидеть их вновь, что совершенно не мог выкинуть из головы мысли о том. Он не верил, что вновь сможет их увидеть, давно приняв то, что, возможно, он так и сгнил бы заживо в молчаливых жестоких стенах маленького поместья. Разговоры с господином давались туго, Данте чувствовал себя совершенно неуклюжим в беседе и с трудом находил, порой, что ответить Господину. — Что же… Раз так, я мог бы попробовать сделать для Вас кое-что… — задумчиво протянул господин, покачивая носком начищенного до блеска сапога. Должно быть, господин размышлял, стоит ли баловать юношу… Ранее он думал о том, чтобы давать ему лишь самое необходимое. Всё же, исф совершенно не ожидал подобного гостя и не желал хлопот, однако, хм… Почему бы не подарить что-то мальчишке? Трудно было сказать, отчего подобное желанье. Пожалуй, человечек неплохо рассеивал вечную скуку. Должно быть… хотелось привлечь его вниманье, любопытно посмотреть на его реакцию. Господин чувствовал себя котом с крошечным мышонком. Он способен был дать мальчишке что угодно, от сущей глупости до невероятной роскоши, заставить чувствовать себя настоящим принцем. Однако, мог бы и отобрать всё до последней крошки. М… Должно быть, человек считает его «хорошим» господином. Исф не желал разрушать столь стройный образ. Ведь так? Благосклонность друг к другу всё значительно упрощала. — Дорогие краски из-за моря. Баночка подобной давно пылится у меня на полке. Мне подобное ни к чему, но я бы мог нарисовать для Вас звёзды, что светиться будут даже в ту ночь, когда небо затянут тучи. — Светиться? — юноша с интересом склонил голову на бок, приподнявшись на локтях. Казалось, что он был всё так же невозмутим. Даже мрачен. Впалые глаза и острые скулы печалили молодое личико. Он совершенно не улыбнулся, однако что-то заблестело где-то в глубине, казалось, давно поблёкших глаз. Дорогие картинки никогда не заменят ему настоящих звёзд, как золотая клеть роскоши и ласки не заменит свободы думать и решать, однако… Должно быть, подобный вид тоже будет красив. — Верно. Невероятная роскошь, порошок люминофор, — Господин Адольф улыбнулся, хмыкнув и взмахнув хвостом. Пожалуй, было неуместно кичиться своими деньгами и знаниями, однако исф не мог от того избавиться. Он слишком любил удивлять, восхищать тем, сколь редкие и невероятные вещи мог себе позволить, тем, сколь много он знает. — Прошу меня подождать мгновенье.       Длинная тонкая фигура вытянулась над креслом и господин скользнул к лестнице, глухо выстукивая каблуками по затёртым ступеням.       Он вернулся действительно быстро, неся в руках маленькую, богато расписанную растительными орнаментами, жестяную коробочку. Не больше ладони Данте. При ближайшем рассмотрении светлый, чуть желтоватый, порошок внутри совершенно не светился, лишь чуть поблёскивал, отливая светлым золотом.       Хм… Юноша понял слова господина неверно? Что же значило его «светиться»? Ох, возможно стоит дождаться темноты… Он, пожалуй, чувствовал себя глупо и растерянно. Он не знал столь умных слов и вещей. Люминофор… Что же это? Камень, растение? Данте не желал казаться глупым в глазах господина, однако действительно совершенно ничего о подобном не слышал.       Юноша не отказал, когда господин протянул кисть и ему. Человек лишь придвинулся ближе к стене напротив, задумчиво размешивая разведённый порошок, потемневший от воды и походивший теперь по цвету на жёлтую глину. Это не выглядело так уж красиво…       Господин без труда доставал до потолка — не было нужды и на носки вставать, что уж говорить о табурете или чём-то ещё сподручном. Исф был действительно огромен… Говорят, иные исфы живут и до двадцати веков. Шутят ли? Совсем ещё юный ум не мог представить себе, как ощущается подобное количество времени. Не мог понять, как жить подобную жизнь. Должно быть… Господин видел в десятки раз больше вещей… Самому юноше чуть больше двадцати. Что же может видеть тот, кто старше него почти в сотню раз… — Господин Адольф, позвольте спросить… — юноша осмелился задать вопрос, некоторое время собираясь с силами. Дрожь в слабых руках раздражала. Тело не поспевало за возбуждённым умом, раздражённым новыми ощущениями и знаниями. С трудом он складывал из линий звёзды, однако, кажется, занятие это пришлось ему по душе. — Как долго Вы живёте? — Спрашивайте то, что пожелаете. Я не запрещал Вам говорить. Если Вопрос будет неприятен или неудобен мне — я не стану на него отвечать, а что до Вашего вопроса… Боюсь, Вам того не понять. Однако, более тысячи лет. Намного… — мягко промурлыкал в ответ исф, не опуская глаз на мальчишку. Большие руки на удивление умело выводили крошечные россыпи звёздочек. Данте узнал несколько созвездий. Удивительно… Хм… Господин, пожалуй, любил красивые мелочи, несмотря на свои размеры. О том красноречиво говорили яркие чердачные окна из смальты, расшитые тончайшими узорами наряды, десятки мерцающих украшений и перстней. Кольца, однако, были неотъемлемой частью жизни исфов. И многих других, кто жил рядом с ними и вёл с ними дела. Хитрый язык блеска и форм перстней честно и коротко рассказывал всё, что только хотелось узнать о собеседнике. Возраст, чистоту крови, взгляды на незнакомцев, предпочтения в постели и семейное положение и многие другие вещи. Соблюдать эти традиции — банальный этикет. Невероятным невежеством было показаться «с пустыми руками». И юноше придётся к этому привыкать, раз жить ему придётся в Ярком городе. Благо, господин богат и на украшенья… В его доме сотни ящиков и шкатулочек хлама. — Могу я просить Вас поделиться со мной историей? — Юноша позволил себе нескромную просьбу. Казалось, Господин Адольф был сейчас в хорошем расположении духа. Было бы славно, если бы он согласился. М… Исф выглядел довольно… интересно. Высокий, тонкий, однако не ломкий. Он казался невероятно гибким, словно ивовый прут, скользким. Словно змей. А голос… юноша с трудом мог описать его. Низкий, бархатный, всегда столь спокойный, что вызывал от того лёгкую тревогу. — Любой. Той, что позволите мне услышать… — Прошу, будьте смелее. Я уже сказал, я не запрещал Вам говорить со мною и просить чего-то для себя. Меня не затруднит рассказать Вам о том, что я видел, — всё так же спокойно отозвался мужчина, помолчав немного после. Многое из того, что он пережил было бы трудно донести до простого быстротечного разума человека, многое было бы страшно, скучно, совершенно неясно… Есть ли у него нечто попроще? Он, пока ещё, не узнал человека настолько, чтобы судить о том, что же произведёт на него впечатление… Пока что господин был очень снисходителен к мальчишке. Пожалуй, он действительно мнил его если не милым зверьком, то ребёнком. Или кем-то не сильно старше. Пускай господин и не сказал бы о том вслух… Он умело держал образ спокойного приятного господина, пускай и довольно устрашающего, не желая оскорблять юношу. Быть может, он действительно будет неплохой компанией. — Хм, может, я мог бы рассказать что-то о моём брате. Самое простое, что я могу вспомнить. Может, я могу рассказать о том, что видел я за свою жизнь. Однако, мне трудно найти что-то, что не испугает Вас, юноша. Жизнь бывает ужасна, как Вы знаете. Я видел все грани этого ужаса. — Мне будет интересно послушать о чём угодно, лишь бы о чём-то. Не думаю, что слова смогут меня испугать сейчас… — Не поднимая взгляда ответил юноша, всё водя кисточкой по одному месту. Ему не нравилось то, что краска где-то ложилась неровно. Хотелось поправить… Он не задумывался о том сейчас, однако переживать всего лишь о том, как ложится какая-то краска, после всех пережитых тревог и ужаса было так контрастно… так смешно и, казалось, глупо. Сомнения гложели его дух, всё ещё, однако к хорошему быстро привыкаешь… Уже более недели всё просто было в порядке. Лишь зуд и боль напоминали о пережитом сейчас. Вряд-ли неприятный рассказ сможет сделать хуже… — У Вас есть брат? — Есть. У меня множество братьев. Не один и не двое, даже не дюжина… Один из них — Юлайас. Может, ушей твоих коснулись те кровавые слухи, что ходили о его деяньях. Если в ваших местах говорили о том… Барды говорят и видят много, сложно скрыться от их глаз, — господин негромко усмехнулся и пожал плечами. Он давно свыкся с обыденным для многих людей невежеством и незаинтересованностью в мире вокруг, пускай эта привычка и сильно унижала людей в глазах его. Многие люди были глупы для него, независимо от того, будь это миряне или аристократия… Простые и скучные, он читал их как открытые книги. Может, им не хватало времени, чтобы раскрыть себя? Лишь артисты, как казалось господину, были достойны его вниманья. Бродячие сказители порой были мудрее «учёных», умея слушать и видеть. — Тот самый кровавый господин с востока. В народе о нём говорили «Не вижу зла», — исф покачал головой. — Но он не видит зла лишь в своих словах и деяниях. Все, кто не с ним — против него и не уйдут от кары за своё несогласие. Тот, кто не под властью его — против него. Этот мой брат слишком любил играться в солдатиков, — небрежно добавил исф. Словно война и вправду подобна лишь игре с деревянными фигурками. — Вы — брат столь важной особы, Господин? — Юношу заметно сбили с толку речи исфа. Этот факт действительно сильно врезался в мысли. Он не был знаком с аристократией раньше. Весь его опыт с богачами сводился к простому, хоть и двухэтажному, дому поодаль от деревни, старым дорогим вещам и… многими и многими неприятными гнусными происшествиями. Он не желал думать о том сейчас… — Выходит, и вы не из мирян? Не тошно ли Вам, господин Адольф, общаться с кем-то вроде меня? Я скверно выгляжу, плохо говорю, плохо знаю манеры, — юноша всё ещё говорил довольно тихо, однако проявлял интерес, хоть и робея. Взгляд его не пересекался со взглядом исфа, но юноша знал, что он точно смотрит на него и невольно выпрямил спину, всё думая о былом статусе господина. Взгляд Адольфа словно можно было почувствовать кожей… — Что Вы, милый юноша, — мужчина легко коснулся каштановых волос, тут же вновь возвращаясь к рисованью. Звёзды из-под его рук складывались в точно выверенные созвездия, словно господин знал наизусть расположенье всех их. Человек лишь дрогнул, дёрнув головой, не поднимая глаз. Господин невероятно велик по сравнению с ним… Выше на много голов. Может… на три или четыре. Исф лишь хитро улыбался, Данте был в том уверен. Он всегда улыбается, как успел заметить в эти дни человек… — Неужели Вы не видите моего жилища? Какой из меня аристократ. Однако, верно, я был им раньше, но залы, обеды и вечные празднества опротивели мне. К чему мне интриги и бесконечные танцы, к чему мне столь… мелочные и скучные склоки меж придворными, слугами. Это… Скучно. Мало что не вызывает у меня скуку. День ото дня одно и то же, так в чём смысл. Вам, должно быть, трудно меня понять? Вечная скука гложет меня. Роскошная жизнь — худшее, что я могу предложить себе. — Ясно… Вправду, я не думаю, что могу понять Вас. Однако, я никогда не жил богато. Мне не с чем сравнивать, — кивнув, отозвался человек, чувствуя слабость в подрагивающих руках. Ох, он так слаб… Он чувствовал себя совершенно жалким пред господином. Спина ныла, глаза болели, как и руки. — Должно быть, от всего можно заскучать… — Вот как? Что же, я думал, Вы сочтёте меня глупцом, юноша. Или господином с непомерными аппетитами, раз меня не удовлетворяет покой и достаток, — исф хитро сверкнул глазами, немигая уставившись на юношу. — Раз я не был доволен тем, что могу купить себе что угодно и кого угодно. — С чего бы мне так думать? — Данте пожал плечами, дрогнув, когда лопатки вновь неприятно потянуло и защипало. — Да и некоторые вещи просто… не купить. Особенно интерес. Как мне кажется… Иногда скука и горечь приходят сами, со временем, что бы ты ни делал. Я не могу судить Вас за это.       Исф хмыкнул, всё же, переведя тему. Юноша немного разговорился… За одной историей Господина шла другая, потом третья, и так далее, далее и далее… Господин Адольф быстро разговорился, рассказывая о чём-то совершенно невероятном. Юноша вслушивался в бархатистый вязкий голос, с трудом выводя ослабшими руками нечто, похожее на звёзды. Голос Господина словно гипнотизировал, усыплял. Голова тяжелела и человек, наконец, отложил кисть, придвинувшись ближе к распахнутому окну, к свежему воздуху.       Он быстро заснул, не в силах противиться «магии» дивного голоса. Удивительно приятно было вслушиваться в него, но он оказывал совершенно странное воздействие… Словно гипнотизировал.       Господин, казалось, мгновенно понял, что юный гость заснул. Исф замолчал, продолжив свою работу в тишине. Россыпи звёзд, вышедшие из-под кисти, замерцали в полумраке. «Игрушечное» звёздное небо для сломанной игрушки.       Так же молча господин отложил кисти и краски, уложив Данте в постель. Он был словно тряпичная кукла. Исф вновь сел в клесло-качалку, разжигая лампу рядом с кроватью. Человек не любит темноты. Пара глаз сияла в полумраке, разглядывая гостя. Тёмные тени залегли на измученном лице в свете трепещущего огня. Лишь еле розовые щёки и губы отличали мальчишку от мёртвого. Господин склонил голову на бок. Занятный человек. Чем-то… отличный от всех прочих. Господин чувствал.

***

      Юноша проснулся довольно скоро. С неохотой открыл он глаза, ворочаясь в кровати. Вновь заснуть не выходило… Он вздохнул, садясь в кровати. Должно быть, сейчас поздний вечер. Может, господин позволит ему отужинать?       Юноша огляделся. Господина не было. Тёмный свет дрожащего огонька фонаря выхватывал из сгущающейся темноты небольшую часть высокой комнаты. На стенах у кровати мерцали нарисованные звёзды. Вправду светились… Не так, как это делают настоящие, однако юноша был восхищён этим… Господин успел проделать подобную работу, пока юный гость спал? Этот исф был совершенно удивителен…       Стоило лишь вспомнить о Господине, как мальчишка сразу услышал глухие шаги, дрогнув и обернувшись к старой летнице. Адольф поднялся, расчёсывая резным гребнем влажные седые волосы. Сейчас господин выглядел куда проще, должно быть, только пришёл из бани. На нём была лишь свободная, наполовину расстёгнутая, белая рубаха с вышивными манжетами, тёмные штаны и сапоги с каблуком. Без лишних украшений и пафоса…       Данте отвёл взгляд, подумав на мгновенье, может ли он видеть господина в подобном положеньи. В нижней рубашке, столь простым и несобранным. Однако, невольно он вернулся взглядом обратно к груди исфа, приметив что-то необычное, ярко выделяющееся на белой коже. Ниже ключиц, меж которых красовалась аккуратная татуировка креста с пятью звёздами, средь синевато-серых шрамов, затёртых временем, чуть более к левой стороне, чернело нечто, что человек не мог объяснить для себя. Странное пятно, плавно перетекающее в кожу и поблёскивающее в свете лампы, словно застывшая смола, залитая в рану. Однако, подобного не может быть. Верно?       Исф был тонок и угловат, его пропорции казались странными, однако… что-то необычно красивое было в этом. Гибкое тело выглядело достаточно тонко, чтобы быть хрупким, однако в движениях явно чувствовалась большая сила и уменье управляться со своим телом, необычайная упругость и хищное изящество. Кости заметно выпирали, юноша мог пересчитать рёбра господина, обтянутые словно полупрозрачной пергаментной кожей, отливающей медной синевой. Господин… выглядел так, словно он уж давно не был жив. Данте не видел ранее подобных пропорций у здоровых людей. Он готов был поклясться, что господин выглядел еле-еле полнее Данте, в его-то страдальческом положеньи. Однако, юноша видел раньше лишь людей и пухлых мохнатых мурзов… Все исфы таковы? Господина, удивительным образом, это даже… Красило?       Адольф усмехнулся, приметив интерес в глазах человека, смешавшийся со страхом, волнением и непониманием. Господин накинул на плечи вышивное покрывало, опустившись вновь в кресло-качалку напротив кровати и зажигая ещё несколько ламп и фонарей. — Как Вам спалось, милый юноша? — господин первым разорвал неловкую тишину, всё так же улыбаясь. — Будете спать этой ночью? — Всё в порядке. Да, я… Да, конечно же буду, — человек растерялся, опустив взгляд. Словно его поймали на чём-то неприличном, однако ж он ничего не сделал. — Славно. Вы уже успели поглядеть на звёзды, что я нарисовал для вас? — пара глаз Господина замерцала в полумраке, теряясь среди тусклого свечения десятков точек, складывающихся в звёздную карту. — Да, я восхищён Вашей работой. Вы помните каждую из звёзд? — Красиво, действительно, он не мог выразить в достаточной мере своего восторга. Трудно было поверить в то, что подобные рисунки могут существовать. До этого времени на его памяти лишь светлячки способны были гореть удивительными огоньками. Эти краски словно… магия?       Господин лишь вновь усмехнулся, щурясь. Пара ярких огней вытянулась в тонкие щёлки. Человек был удивлён. Подобное произведённое впечатление приносило Господину удовольствие. — Я не могу знать, не прячутся ли от меня звёзды мельче и тусклее и нет ли на небе звёзд столь чёрных, что их свет не рассеивает мрак неба. Нет ли звезды, что прячется от меня за светом солнца, показываясь лишь на миг на самом рассвете, именуясь Сильфуром. Я не могу знать «каждую» из них, но знаю каждую, что вижу, — господин сдержанно усмехнулся, видя растерянность в людских глазах.       Господин помолчал, словно ожидая ответа от человека, и поднялся со своего места, подойдя к широкой кровати. — В любом случае, Вы проснулись как раз вовремя. Время знаяться Вашими ранами, — Адольф присел на край кровати, разжигая лампу на тяжёлом письменном столе рядом. — Как Вы чувствуете себя сейчас? Зудят ли Ваши руки? Болит ли Ваше тело? — Да, — Данте лишь кивнул, послушно вытянув обе руки. Зуд стал легче за пару дней, однако не стал менее назойливым. Постоянно напоминая о себе он медленно сводил с ума, заставляя крепче сжимать одеяло, дабы тонкие ломкие пальцы не сжались вместо него на запястьях, удовлетворяя это вопящее в голове желанье. Жар болезни оставил его, но, казалось, всё его тело от мышц до костей всё ещё ныло и болело густой тягучей болью. Господин говорил, что будет тяжело, но юноша плохо понимал, насколько. Он должен выдержать. Он хотел выдержать. — Вы молодец, Данте, — слова Господина удивили, заставили на мгновенье чувствовать себя растерянно, вырвали из мыслей. Это действительно так? — Хорошо держитесь.       Юноша промолчал в ответ, глядя на то, как цепкие длинные пальцы в мягких перчатках, сняв бинты со спины, бегают, словно пара огромных пауков, по тонким предплечьям, освобождая его руки от желтоватых повязок. Так медленно, неспешно… Время шло иначе в трезвости. Под кайфом дни смешивались друг с другом, недели с неделями, часы казались минутами. Он быстро потерял возможность вспомнить, какой нынче день и месяц. Осенью он был предан, а сейчас начинается лето… Словно всё случившееся произошло за один день, но при этом же и длилось долгие годы.       Человек дрогнул, когда ран коснулась холодная мазь. — Почему Вам кажется, что я хорошо держусь? Я делаю что-то для этого? — Ваша плоть всё ещё на Ваших костях, вы едите и пьёте, этого достаточно, — не поднимая глаз и не отрываясь от ран ответил Господин. — Больное животное отказывается от пищи и губит себя. Вы достаточно умны, чтобы не делать так. Этого сейчас достаточно. Вам достаточно просто продолжать существовать, не вредя себе ещё больше. Вы хорошо выполняете то, что я сказал Вам.