Я просто закрою глаза

Цзяоцю открывает мне после продолжительного стука. Я с облегчением отмечаю, что он выглядит как обычно, но облегчение проходит через пару секунд. — Отойди. — я резко надавливаю на дверь так, что он испуганно отступает в сторону. Я захожу в номер и оглядываюсь по сторонам. Помещение явно нуждается в уборке. Раньше Цзяоцю бывал небрежен: ронял что-то на пол или забывал убирать вещи на места, а сейчас он просто не может поддерживать чистоту и порядок. Фэйсяо распорядилась, чтобы на наш этаж не заходил обслуживающий персонал, и номер Цзяоцю постепенно обрастает мусором. На полу у санитарного блока валяется несколько скомканных бумажных полотенец, у журнального столика я замечаю какие-то обрывки бумаги, а сверху на нём лежат пустые упаковки от уличной еды и рассыпана какая-то сушёная трава, частично на пол. На коврике перед кроватью расползлось тёмное пятно. Но я смотрю не на беспорядок. Где же оно? — Моцзэ? — зовёт Цзяоцю. — Что случилось? Он так и стоит у двери с растерянным видом. Я возвращаюсь и запираю дверь, а потом делаю несколько шагов по комнате в попытках нащупать какое-то равновесие внутри себя. — Где ты был? — наконец, спрашиваю я, не зная, с чего начать. — Когда? — спрашивает Цзяоцю. — Сегодня? Я... просто немного прогулялся... — Где ты был? — повторяю я. — Моцзэ... — он осторожно проходит вперёд, туда, откуда слышит мой голос. — Что случилось? Ты беспокоился? Ах, да это всё бесполезно... — Где оно? — спрашиваю я. — Ты уже принял это? — Что «это»? — «Лекарство»... я не знаю, как оно теперь называется! Ты выпил его? — Моцзэ... — голос Цзяоцю ощутимо дрожит. — Ты меня пугаешь. «Я тебя сейчас ещё не так напугаю» — думаю я. Я стремительно двигаюсь навстречу ему, хватаю его за руку и силой тащу за собой к дивану. Потом толкаю его так, чтобы он сел. — Ах... Мо... цзэ... Пожалуйста, прекрати! — восклицает моя невольная жертва, но я только начал. Я наклоняюсь и быстро обшариваю его карманы, начиная с верхних на жилете. Сперва Цзяоцю не сопротивляется, а потом начинает ёрзать. Он пытается вывернуться, когда я спускаюсь для того, чтобы проверить карманы брюк. — Моцзэ, ты сейчас делаешь очень плохие вещи! «Куда уж мне до тебя...» — зло думаю я и продолжаю обыск. Но в карманах пусто. Тут я замечаю, что Цзяоцю не разжимает кулак на левой руке. Я хватаю его за запястье и с силой разжимаю его пальцы, пока он скулит и тщетно пытается сопротивляться. На этот раз я нахожу искомое: маленький прозрачный пакетик с неясным содержимым. Я быстро подношу его к лицу. Ну конечно... Столько лет прошло, но я всё ещё узнаю эти омерзительные бурые пилюли. Вот только моя доза была намного больше... Я выпрямляюсь, но Цзяоцю вдруг с неожиданной резвостью бросается на меня снизу и вцепляется в руку обеими руками. — Отдай! — требует он. — Пожалуйста, отдай... Какое-то время я пытаюсь освободиться, но он очень крепко держит меня за руку и теперь это он пытается разжать мой кулак. Я отступаю на несколько шагов назад, он следует за мной, я поворачиваюсь вбок вместе с ним и немного приседаю, чтобы сделать рывок вверх, выпрямляюсь и одновременно бью его тыльной стороной ладони по лицу, чтобы привести в замешательство. Я старался не вкладывать силы в этот удар, но Цзяоцю всё равно вскрикивает, разжимает руки, отлетает на пару метров и падает на пол. Проклятье, я не хотел этого! Я быстро кладу пакетик в карман и оказываюсь на коленях перед ним. Я усаживаю его и придерживаю за спину. — Прости. Я не рассчитал. Прости меня...— бормочу я. — Ты сильно ушибся? Где болит? Цзяоцю не отвечает. А потом поднимает на меня свой незрячий взгляд. Я вижу, что он улыбается, и от этого мне становится не по себе. — Моцзэ, мой мальчик... — он поднимает руку и прикасается к моей щеке. — Ты всегда был таким хорошим... Таким послушным... Мой маленький Моцзэ... Я не сразу заметил, как ты вырос... Он гладит меня по щеке, а потом запускает руку мне в волосы, его большой палец скользит по моему виску, переходит на ухо и проводит по нему, едва касаясь, задерживаясь на мочке. У меня перехватывает дыхание. Цзяоцю и раньше прикасался ко мне, но этот жест уже не выглядит ни дружеским, ни поощрением от старшего. Цзяоцю продолжает гладить меня, вызывая волны мурашек по всему телу, а я даже не могу пошевелиться. Я просто сижу на полу, придерживая его за плечи. Для того, чтобы соприкоснуться, нашим лицам нужно совсем чуть-чуть. Цзяоцю как будто в ответ на мои мысли прижимается носом к моей щеке, и тут я чувствую, как его ладонь ложится ко мне на пах. Я вздрагиваю. — Что ты делаешь! — шепчу я, но не препятствую ему. — Зачем... Я не понимаю, что происходит. Это жест отчаяния? Моё тело входит в конфликт с разумом, я хотел бы сейчас встать и уйти, однако, я, почему-то, не в силах сопротивляться. — Всё в порядке, Моцзэ... — так же шепчет Цзяоцю и гладит меня через одежду. — Всё в порядке... Я же только пару недель, как ослеп... Я же всё видел. Я всё понимал. Просто игнорировал... Ты стал таким красивым... таким сильным... Мой мальчик... Я просто... я не хотел, чтобы ты связывал себя. Думал, что пройдёт, отпустит... Мой нежный, добрый мальчик... Иди ко мне... Он поднимает голову, и наши губы соприкасаются, я чувствую, как его кончик языка проникает ко мне в рот. Но я не могу разделить его напор, я слишком ошеломлён, мне кажется, что моё сердце остановится прямо сейчас. Цзяоцю отрывается от меня. — Ну же, Моцзэ, — шепчет он и ласкает головку моего члена через брюки. — Поцелуй меня... Его шёпот опьяняет. Грязь на полу, пакетик с «лекарством» в кармане, мои сомнения... всё блекнет перед нашей близостью. Есть только Цзяоцю, его призывно приоткрытые губы и и проворная рука, что хозяйничает у меня в паху. Он просит поцеловать его... Я целую его, медленно и нежно. Это действие уничтожает остатки моего самообладания, и я издаю сдавленный стон ему в рот. Цзяоцю снова отрывается от меня: — Сейчас, сейчас... потерпи ещё немного, мой хороший... Помоги мне встать... Я как во сне поднимаюсь на ноги и поднимаю его за собой. — Диван... — говорит Цзяоцю. — Садись туда... Мы подходим к дивану, и я послушно сажусь на него. Цзяоцю опускается на пол и устраивается у меня между ног. Он надавливает ладонями мне на грудь, и я откидываюсь на спинку. Его пальцы уже расстёгивает ремень у меня на штанах. — Привстань немного. — говорит он, и я поднимаю бёдра. Он стаскивает с меня штаны вместе с бельём почти до колен. Я как будто бы со стороны смотрю на свой перенапряжённый орган, который, вырвался на свободу. Это точно со мной сейчас происходит? Всё, что я могу — просто делать то, что говорит Цзяоцю. Смотреть, как он обхватывает мой член своей изящной ладонью, а потом наклоняется и облизывает головку. Что же он творит... Он забирает член в рот до середины, выпускает, опять облизывает, помогает себе рукой, повторяет это снова и снова... Он пропускает вторую руку снизу, и гладит мою промежность, берёт и легко сжимает яйца. Я всё ещё не верю, что он делает это потому что хочет этого, и я хотел бы это прекратить, будь у меня хоть какая-нибудь воля к сопротивлению. Но тело выходит на передний план. Каждое движение Цзяоцю приносит мне вспышку липкого удовольствия, и в какой-то момент я начинаю рефлекторно дёргаться. — Цзяоцю... перестань... — умоляю я. — Пожалуйста... Ааа! Мммм... Ох! Я почти кричу и изливаюсь в рот Цзяоцю, это так восхитительно и так мерзко: я не понимаю, какого чувства во мне больше. Он дожидается, когда я перестаю вздрагивать, выпускает мой член изо рта, проглатывает сперму, облизывается и улыбается мне. — Тебе было хорошо, мой мальчик? Скажи, что тебе понравилось. Я пытаюсь что-то сказать, но слова не идут, и я просто мотаю головой, а потом понимаю, что он не видит этого. — Я напугал тебя? — снова спрашивает он, а потом находит мою руку, забирает её и целует в ладонь. — Моцзэ, всё, что я прошу — это немного времени. — продолжает он. — Не спеши с выводами насчёт этого... «лекарства»... Просто дай мне немного времени, я всё объясню... — Не надо. — обретаю голос я. Я, наконец, прихожу в себя, освобождаю руку, натягиваю штаны и застёгиваю ремень на поясе. — Это я тебе должен кое-что объяснить. В лазарете Комиссии по алхимии тебе тайно пообещали чудесное исцеление. Нашептали адрес. Старуха даёт тебе небольшие дозы, проверяет тебя. Требует, чтобы ты приходил к ней каждый день... Ну ты же не ребёнок, ты же понимаешь, с кем ты связался, и что за чудесное действие у этого препарата? — Ты следил за мной... — выдыхает Цзяоцю. — Я боялся этого... Что... что ты сделал с гадалкой? — Ничего. — отвечаю я и сам удивляюсь про себя, почему так вышло. Эта встреча так сильно потрясла меня, что главной моей реакцией было убежать подальше... Но я должен буду исправить то, что не вышло в первый раз. — Ты больше не пойдёшь к ней и не будешь принимать эту гадость. — продолжаю я. — Кстати, ты же знаешь, что прямо сейчас в Обители Божественного Предвидения идёт расследование деятельности Санктус Медикус в Комиссии по алхимии? Они уже что-то накопали. — Да. — кивает Цзяоцю. — Поэтому у меня так мало времени. Я не прошу тебя помогать мне, я прошу только не мешать. Ты знаешь мои перспективы. Я ослеп, и в лучшем случае, очень надолго... Я абсолютно беспомощен. Я больше не могу готовить на открытом огне, отмерять ингредиенты, читать книги, наслаждаться видами на прогулке... Не могу провести полноценный медосмотр. Я не вижу ни поз, ни выражений лиц собеседников и не могу понять, что у них на уме. Я не могу постоять за себя и я больше не автономен. Я подобен младенцу, который нуждается в постоянном присмотре... Всё, за счёт чего я был собой — исчезло... И если у меня есть шанс вернуть себе зрение... — Даже если ради этого придётся превратиться в Мерзость? — я просто не могу поверить в его выбор. — Оно того стоит? Цзяоцю хмурит лоб: — Я понимаю твои переживания, но риски минимальные. Лисий народ почти не подвержен влиянию мары. Я только качаю головой: — Почти не подвержен влиянию мары в обычных условиях. А не когда ты каждый день глотаешь толчёную Мерзость и корчишься на полу от её чудесного эффекта! Перестань, Цзяоцю... Фэйсяо что-нибудь придумает... Можно же как-то приспособиться... — Нет... Цзяоцю только качает головой. Он поднимается, садится рядом на диван, поворачивает ко мне лицо и снова берёт мою ладонь в свою. — Нет, Моцзэ, и ты сам это знаешь. Ты же действительно любишь меня, и я ощущаю твой ужас. Слепота была бы для тебя концом всего, ты в панике, наверное, ещё больше, чем я. Ты и шагу ступить не можешь, чтобы не трястись за меня, и это полностью оправдано, потому что я уже почти что умер... Поэтому мне не страшно, Моцзэ, понимаешь? Меня охватывает горькое чувство от его правоты. Я не знаю, что ответить. Но я не могу выполнить его просьбу, просто не могу, и всё. — Я обязан доложить Фэйсяо. — только и говорю я и встаю с дивана, собираясь на выход. — Нет, Моцзэ, пожалуйста, дай мне шанс, дай мне немного времени! — Цзяоцю пытается снова схватить мою руку, но я быстро освобождаюсь и иду к двери. — Моцзэ, Моцзэ, не уходи! — всхлипывает он. Но я только прибавляю шаг. Вот я оказываюсь у двери, быстро открываю её и выхожу, пока меня не накрыло. А потом долго стою, прислонившись к стене в коридоре, пытаясь подавить подступившие слёзы. Мы с Цзяоцю просто использовали друг друга. Он — из отчаяния, я — из похоти. Как бы мне хотелось отмотать всё назад.