it's you and me in this world

                    

***

      

The Regrettes - pumpkin

             Сону счастливо разглядывает вид из окна автобуса, попутно делая сотни фотографий золотисто-оранжевых деревьев и далёкого на фоне Бикона. Он едва ли не пищит от счастья, пританцовывая в такт весёлой песне, играющей в наушниках, потому что нет ничего лучше, чем отправиться в погожий осенний денёк — в заброшенный, старинный замок Баннермана. Он впервые добирался куда-то сперва два часа на автобусе, после недолго на пароме, а после снова на автобусе. А сам остров оказался больше, чем ему казалось на карте. После, занял удобное местечко у окна в автобусе, пока другие туристы фотографировались рядом. И теперь, с трепетом в груди, он видел становящиеся всё ближе к нему, такие драгоценные, руины замка. Неделю назад, на его двадцатилетие, друзья подарили ему поездку в замок Баннермана, и Сону не знал, сможет ли он когда-то стать счастливее. Сону был мечтателем, романтиком и наивной чистой душой. Сону год назад, во время Хеллоуина на площади Нью-Йорка, гадалка сказала, что в прошлой жизни он был доброй и смелой принцессой. Он хихикал, отмахивался, но любовь к рюшам, подсвечникам и таким вот старинным зданиям, вероятно, не в шутку расцветала в нём с детства. И, может, доля правды в гаданиях той женщины и была.       — Выходим! Он стягивает на шею наушники и прихватывает свой цветной полушубок, что успел снять в жаре автобуса, пока они ехали до замка, и плетётся за всеми. Из автобуса он выходит последним и примыкает к небольшой колонне туристов, сдувая со лба кудрявую чёлку.       — Говорю один раз и повторять не буду! — кричит сопровождающий. — На разрушенные верхатуры не лезем! Руками своими ничего не портим, не отрываем и не рисуем! Фотографии делаем строго на земле и нигде больше! Штрафной лист был выслан вам всем на почту ещё вчера, так что надеюсь вы с ним ознакомились. А теперь, идём! Если кто-то будет отставать, встречаемся через два часа у автобуса. Сону кивает рассеянно, всё это время бегая взглядом вокруг и запоминая бесценные виды. Золотисто-оранжевые кроны деревьев, непередаваемое, голубое небо с пушистыми белыми облаками местами. Вид на Бикон вдалеке и искрящееся на воде осеннее солнце. Он вдыхал полной грудью свежий воздух с лёгкими нотками тины, и довольно жмурился от счастья. Он хотел потрогать каждый миллиметр замка, сделать фотографию каждого камешка. Хотел и найти что-то, что до него не находил никто, хоть и знал, что туристические поездки в замке бывают ежедневно. Но Сону был мечтателем, в конце концов. И, дождавшись, пока вся колонна двинется к замку, он семенит за двумя японскими туристами, что бурно обсуждают что-то, размахивая руками, и делает фотографии всего, что замечает вокруг. Его сердце, наполненное радостью и восхищением, трепещет в груди с каждым шагом, что приближает его к замку Баннермана. Ступени, заросшие уже иссохшей местами травой, неустойчивые, но Сону не торопится, идя по ним. Он представляет себя той самой принцессой в длинном, плотном, багровом платье с золотистой отделкой. И хихикает невольно. На нём блуза в викторианском стиле, чёрные брюки и цветной, пушистый полушубок. Совсем не по-королевски, но так в его стиле. Сону думает, что друзьям в благодарность подарит распечатанные с этими видами открытки, как только вернётся. Он никогда не устанет благодарить их за такой подарок и то, как же хорошо они его знают.       

Vangelis - La petite fille de la mer

       В его наушниках, которые он возвращает на голову, начинается совершенно сказочная и мистическая мелодия, и он не может не похвалить себя мысленно. Плейлист для поездки был составлен практически идеально. Одной стены у замка нет, и Сону сквозь пустоту видит Бикон ещё более загадочным. Словно он здесь, в другом веке, смотрит на будущее через разрушенные стены. Он делает пару фотографий, в которые пытается уместить и свою фантазию и, довольный результатом, продвигается дальше. Группки туристов то тут, то там, делают фотографии, кто-то расспрашивает сопровождающего об истории замка, но Сону знает истории подобных мест слишком хорошо, чтобы терять время и слушать кого-то. А потому, сжимаясь внутренне и стараясь быть тихой мышкой, он проскальзывает дальше в замок, пока все толкутся под открытым небом. И попадает в лёгкий полумрак голых каменных стен. Будь он вампиром, думает Сону, он видел бы каждый камешек, каждую трещину. Слышал бы то, как жалобно ноют под прохладным от воды ветром, стены. Но Сону был человеком, и всё, что ему оставалось, наслаждаться тем, что могли видеть его человеческие глаза, распахнутые в восхищении. Он видел среди пустоты бальную залу, а под музыку из наушников, так идеально подходящую, чувствовал атмосферу старинных балов. Закрыв глаза и закружившись на месте, видел, как танцуют красивые пары в окружении сотен золотистых свечей. Ах, если бы он только мог лишь на миг очутиться там… Он открывает глаза с тёплой грустью обводя ими то, что осталось от некогда величественного замка с огромной историей, и примеряется телефонной камерой, чтобы сделать несколько снимков. Подходит несмело к стенам, почти ласково касаясь их нежной ладонью. Они холодные, безжизненные, но таящие в себе столько секретов и историй. В какой-то миг ему даже кажется, будто он слышит их все, они снуют туда-сюда тихим ветром мимо него. Но это лишь голоса туристов, что прорываются сквозь приятную мелодию. И Сону, оборачиваясь боязливо, решается пойти дальше. Туда, куда большинству туристов идти не интересно, лень и немного опасно. Но место не оцеплено красной лентой, а потому, Сону решает, что он пойдёт. И любопытство заводит его в небольшой помещение, которое он сразу же знаменует кухней. Видит, как женщины в белых чепчиках готовят еду на целый пир, вдыхая носом воздух, ощущает запах тушёного мяса, головокружительного вина и специй. Он скользит ладонью по стене дальше, но замирает, когда взгляд его приковывает совсем тёмная арка напротив. Он видел множество фотографий из замка раньше, он знает почти каждый его дюйм, собрав по крупицам, но арки этой здесь не было никогда. Он ещё раз оборачивается, убеждается, что следом за ним в дом кто-то вошёл, и если что, его услышат. Но не может отказать себе в желании заглянуть туда. Что-то словно тянет его. Он снова слышит неразборчивый шёпот, но не отвлекается от него, подходя ближе. Пальцы его оглаживают ровные серые камни, но впереди, хоть глаза коли, темнота. Вдыхая поглубже, Сону включает на телефоне фонарик и направляет его внутрь. Кладовка, вероятно, что же ещё может быть рядом с кухней, которую он придумал? Мелодия в наушниках всё также плавно течёт, голоса туристов всё также далеки, а свет фонаря натыкается на что-то чёрное посреди маленькой комнатки. И Сону делает шаг вперёд так бесстрашно, что и сам себе удивляется. И ещё один. И ещё. Пока фонарик его, дрожащим светом, не упирается вдруг в золотые крепления и разделённую полоску на чёрном дереве. А сознание не распознаёт в неизвестном объекте самое простое и до мороза в костях пугающее. Закрытый гроб с выцарапанным на крышке крестом. Телефон в руке Сону сжимается крепче, дыхание становится тяжелее и медленнее, а глаза не отрываются от гроба. К которому уже тянутся дрожащие пальцы. Им точно кто-то ведёт, но противиться сил совершенно нет, как и сил сбежать и никогда в коморку не возвращаться. И вот уже его рука приподнимает верхнюю крышку самодельного гроба, пока в другой трясётся фонарик, неровным светом освещая кровавый бархат подушки, чёрные локоны и часть плеча в чёрном пиджаке. Сону охает и выдыхает весь воздух из лёгких, впиваясь шалым взглядом в ровный и бледный профиль, полные посеревшие губы и длинные ресницы, лежащие на высоких скулах. Совсем живой или только что мёртвый. Но перед ним лежал невероятной красоты молодой парень в плотном костюме с белым жабо и брошью из сияющего оникса. С серебряной маской, покоящейся на бездыханной груди. Едва только пальцы Сону касаются холодной кожи бледной шеи, длинные ресницы трепещут, а веки приподнимаются, являя его взору голодные, алые глаза. Сону не успевает закричать, потому что темнота накрывает его куполом.              

***

      

Mitski - Liquid smooth

             Сону открывает глаза, чувствуя жуткий холод во всём теле. Он хмурится, пытаясь понять: обнажён ли он, утонул ли он или попросту лежит на холодной земле? Его пальцы, дрогнув, пробуют поверхность под ним, и по фалангу неприятно входят в прохладную землю с сухой травой. Слух улавливает тихое урчание воды и шелестящий в кронах деревьев ветер. Он собирается с силами и решается приоткрыть глаза, но над ним — лишь ясное небо со всё теми же проплывающими облаками, золотисто-оранжевые листья. А вот рядом, неожиданно, звучит низкий, вибрирующий голос, от которого он дёргается в сторону, тут же крутя головой.       — С пробуждением. Живой. По крайней мере, не лежащий без сознания, с вполне уже розовыми полными губами и совсем чёрными глазами, ярко выделяющимися на бледном лице. Чёрными локонами, скрывающими лоб и густыми бровями, нахмуренными в недовольстве. Алыми пятнами на белоснежном жабо.       — Кто ты? — выдыхает Сону чуть слышно.       — Вампир, — совсем просто отвечают ему. А Сону икает невольно. Не то от испуга, не то от холода, продрогший до костей, лёжа бездвижно на земле. Он бросает взгляд в сторону, замечая, что остров и замок остались далеко через Гудзон, и возвращает испуганно распахнутые глаза на парня рядом с ним.       — Вампир? — повторяет он неверяще.       — Почему ты так удивлён?       — Потому, что вампиров не существует?       — Какой сейчас год? — хмурится парень, оглядывая Сону и задерживаясь взглядом на его полушубке. — У тебя странная одежда. Как и у тех людей.       — Две тысячи двадцать третий, — сглатывает нервно Сону, решаясь, наконец, приподняться на локтях и быть подальше от холодной земли.       — О. Густые брови немного приподнимаются, а взгляд чёрных глаз переходит за спину Сону. Вероятно, на укрытый осенними красками Бикон с едва заметно возвышающимися крышами частных домиков.       — У тебя… — лепечет Сону, указывая пальцем на красные капли на жабо. Парень опускает глаза вниз на свою одежду и хмыкает.       — Кровь.       — Кровь…       — Я вампир, — напоминает он. А Сону охватывает ужас с головы до пят.       — Т-ты…т-те люди…       — Не все, — качает вампир головой. — Мне нужна была всего парочка, чтобы вытащить тебя оттуда.       — Что? Меня? Но…ты…ты… — Сону не может произнести нужное слово, но парень справляется за него сам.       — Убил их. Да, я убил их. Почему тебя это так удивляет? А как мне ещё было восполнить силы? Сперва Сону хочет сказать, что он мог укусить его, он ведь был ближе, но вовремя прикусывает губу. Его тело дрожит, и снова неясно: от холода ли или от понимания того, что напротив него сидит вампир, выпивший нескольких человек. Убивший их. Не так в его представлении жили и вели себя романтичные вампиры, совсем не так.       — В сериалах они пьют кровь из пакетов, — вместо всего брякает он.       — Донорскую? А она была в твоём рюкзаке? — хмыкает парень, зачёсывая пятернёй чёрные волосы со лба.       — Почему я выжил? — шепчет Сону, но всё же тянется рукой к своей шее, чтобы проверить. Она оказывается чиста.       — Потому, что я не могу тебя убить.       — Но…       — Что ты вообще знаешь о замке Фрэнсиса? Зачем ты и те люди туда приехали?       — Тур, — облизывает нервно губы Сону, подтягивая к себе колени и обнимая их. — Туда отправляются туры. А Фрэнсис Баннерман, он…он владел этим замком. И…       — И?       — Он хранил там оружие, боеприпасы. Он торговал этим всем. В прошлом веке.       — Столетие так назад, да, — кивает вампир. — Но что там делали вы все? Зачем туда ездят туры?       — Потому, что этот замок — достояние государства и…стой, — переводит дух Сону, прикрывая глаза и встряхивая головой. — Моя очередь.       — Что?       — Задавать вопросы. Вампир лишь разводит руками, позволяя Сону продолжить.       — Как давно ты там лежишь? Почему тебя не нашёл кто-то до меня? И…почему ты не можешь меня убить? Что в целом хорошо, но…но всё же.        Чёрные глаза впиваются в его, но Сону в этот раз не вздрагивает. Он выдерживает прямой взгляд, смотрит в ответ изучающе теперь тоже, слыша как сердце его бьётся бешено в грудной клетке и тишине, повисшей между ними.       — В начале пятидесятых, у Фрэнсиса в замке подорвался порох. Возможно, случайно, возможно, нет, — начинает всё же парень. — Всё погорело и частично было разрушено, а меня было решено запечатать в гробу. Но, видишь ли, ведьма, которая тоже работала с ним, посчитала, что просто запечатать меня в гробу, в развалинах замка, который разрушался сам по себе, ей показалось скучным. И она наложила на меня проклятье, заклинание, называй, как хочешь. Что найти и освободить меня сможет лишь тот человек, который предначертан мне судьбой. Что, как ты понимаешь, могло не случиться никогда, если бы замок так и остался никому не нужными руинами посреди далёкого острова. Но ты нашёл меня. И освободил. И вот почему, я никогда не смогу тебя убить.       — Боже, — только и может пробормотать Сону, во все глаза глядя в спокойное лицо вампира.       — Полагаю, я смог ответить сразу на все твои вопросы.       — Семьдесят лет? Семьдесят лет… — всё ещё не веря собственным ушас, лепечет Сону.       — Фрэнсис торговал оружием, это так. Но его главным оружием — был я. На случай, если переговоры заходили не туда или покупатели не склонялись к покупке. Он держал меня рядом с собой на особый случай.       — Но он ведь…он был человеком? Почему ты просто…не съел его?       — Потому, что он надёжно защищал себя и своих приближённых ведьмой. Которая и держала меня на коротком поводке, с которого невозможно было сорваться. И я повиновался, понадеявшись, что после пожара обрету свободу.        Сону смотрит на всё ещё пустое, хоть и красивое, лицо без эмоций, но в наполненные тоской чёрные глаза. И совсем не знает, что ему сказать. Ещё час назад он был простым туристом, который наслаждался своей поездкой, красивыми видами и лучшим на свете подарком, а теперь, сидел на берегу Гудзона рядом с вампиром, которому его предрекли в предначертанную пару семьдесят лет назад, когда даже его бабуля ещё не родилась. Ещё час назад его будущее было полно планов на яркие события, а теперь, его будущее словно было стёрто кем-то, кого Сону даже не знал.       — Я спас тебя, — шепчет он. — Но это ведь не значит, что ты должен быть со мной? Вокруг полно людей и…возможно, других вампиров? Ты можешь приехать в Нью-Йорк, жить свободную жизнь и…       — Я привязан к тебе. Хотим мы этого оба или нет, — отрезает вампир грубоватым тоном. Беспомощный взгляд Сону останавливается на поджатых полных губах, расцветших розовым из-за выпитой крови. Крови.       — Но я ведь человек. Мы не сможем быть вместе.       — Превратить тебя — я смогу. Это не будет считаться убийством, если ты сам об этом попросишь меня.       — Нет, — сразу же мотает головой Сону, поднимаясь на непослушные ноги и пошатываясь на ровном месте. Его под локти мгновенно хватают крепкие руки вампира, подорвавшегося с земли. Сону дёргается от прикосновений, но его не отпускают. — Я не попрошу. У меня…у меня ведь вся жизнь впереди. Мои друзья… В глубокой черноте глаз, оказавшихся совсем близко, Сону видит бездну. И своё теперь будущее.              

***

             

Phoebe Bridgers - Saviour Complex

             Сону не может смотреть на все красивые фотографии, которые сделал в замке, не может вспоминать те невероятные виды и запах свежего осеннего воздуха с примесью тины. Всё это покрытое теперь красным, напоминало ему лишь о том, что там погибли несколько человек, которых погубил он своим любопытством. И вампир, сидящий рядом с ним на сидении в автобусе, голодным и ищущим взглядом рассматривающий людей вокруг. В наушниках у Сону играл всё тот же подготовленный плейлист, и он не смог сдержать слёз в конце одной из песен. Словно он знал, кого он найдёт и что случится. Словно всё в самом деле было предначертано для него, хоть он и не знал. Его телефон разрывался от сообщений друзей, что интересовались о том, как ему поездка, почему он не присылает им фото или видео. Ещё три часа назад, там, на острове, Сону был безмерно счастлив, теперь, он плакал в автобусе, на въезде в Нью-Йорк, и не знал, как ему теперь жить дальше.       — А? Он вздрагивает, стягивая с себя наушники, когда холодные костяшки касаются его щеки, а вампир пристально смотрит на его лицо.       — Почему ты плачешь?       — Потому, что моя жизнь оборвалась сегодня, — честно признаётся Сону, отворачиваясь и теряя прикосновение. — А неделю назад мне всего лишь исполнилось двадцать.       — Меня обратили в двадцать пять. Мне не обязательно делать это с тобой сейчас, — покойно говорит вампир, складывая руки на свои колени обратно.        Сону не отвечает ему ничего. Все книги и фильмы про вампиров вдруг стали для него совсем не романтичными, а желание быть одним из них таким далёким, будто его и не существовало никогда. Рядом с Сону сидело его будущее, бессмертное, вечное. Та самая любовь один раз и навсегда. Которые он больше для себя не хотел.       — Как тебя зовут? Сону хмурится на этот вопрос. Два часа они провели в пути и почти приехали к нему домой, а вампир только сейчас решился об этом спросить. Сону не стал бы спрашивать у него это ещё долго, это последнее, что интересовало его сейчас, сразу после того, как можно разрушить это заклятье и отпустить вампира жить свободную жизнь? Но он, вздыхая, всё же отвечает.       — Сону.       — Сонхун, — кивает вампир. — Приятно познакомиться. На его жабо всё ещё остатки крови убитых людей. Сону не думает, что это взаимно.       — Город очень изменился, — мычит Сонхун, глядя в окно на оживлённые улицы, сверкающие высотки и глянцевые автомобили.       — Весь мир за семьдесят лет изменился, — бубнит Сону.        Его руки вновь касаются холодные пальцы, и ему приходится посмотреть вниз. Сонхун водил подушечками по краям мобильного.       — Это мобильный телефон, — говорит он. — Без станции и провода.       — И ты слушаешь через него музыку, — хмыкает Сонхун, показывая на наушники на шее Сону.       — На нём много чего можно делать. Я тебе только его могу сутки показывать.       — Везёт, что меня заключили всего семьдесят лет назад и я, хотя бы, знаю, большинство предметов вокруг и не шарахаюсь от автобусов и светофоров.       — Действительно везёт. Всё это Сону бы просто устал объяснять неспящему существу. Они выходят на остановке, что всего в квартале от его квартирки, и бредут по улице. Сонхун тянет носом воздух, наполненный кофе, выпечкой и людской кровью. Сону поглядывает на него и вовремя обращает на себя внимание, если вампир заглядывается на чьи-то открытые шеи слишком долго. Сону не может поверить, что в его квартире впервые будет кто-то, кроме его друзей. И сразу его названный партнёр на остаток вечной жизни. Он сжимает до боли ключи в руках, чтобы не расплакаться вновь.       — У тебя, должно быть, уютно, — тянет Сонхун, проходя в квартиру. — По меркам этого века.       — Друзья говорят, что уютно, — вздыхает Сону, бросая рюкзак в кресло и снимая полушубок. Он слышит удивлённое хмыканье со стороны вампира и оборачивается. — Что?       — Для этого века ты одет…старомодно.       — Мне нравится викторианский стиль. И…в наше время это называют «вампирский» или «ведьминский».       — Не ошибаются, — Сонхун указывает на свой костюм ладонью, а затем на Сону. — Видишь? Всё было предначертано. Сону прикусывает губу, вспоминая гадалку, говорящую о доброй и смелой принцессе.       — Ты любил раньше? Почему ведьма обрекла тебя на ожидание своей пары на возможную вечность?       — Потому, что она была таковой, — разводит руками Сонхун, садясь на компьютерный стул и оглядывая комнату внимательным взглядом. — Но я не любил. Попросту не мог. Рядом со мной были исключительно люди. Те, которых нельзя было трогать и те, кто были едой.       — Тебе хоть когда-нибудь было одиноко? — срывается с губ Сону вопрос, который он не успевает остановить. Глаза Сонхуна плавно возвращаются к его лицу. И снова топящая тоска заполняет черноту, от которой у Сону сжимаются лёгкие.       — Всегда. Это колет его прямо в чувствительное сердце. Он так отчётливо ощущает это резкое чувство, что невольно прикладывает ладонь к груди, хмурясь от боли. Сонхун же лишь отводить взгляд в сторону, вновь начиная разглядывать комнату Сону. Полароиды с друзьями, гирляндой свисающие над кроватью, памятные открытки и искусственные цветы. Плюшевых игрушек, которыми завалена кровать. Пока Сону рассматривает его сосредоточенное и пустое лицо с чернотой опечаленных глаз. Одиночество, которое ты ощущаешь всегда — это то, что его ждёт? Слёзы всё же срываются с его ресниц.       — Я не хочу терять своих друзей, — задушенно произносит он, крепче сжимая блузку на груди.       — Но тебе придётся, — поводит плечами Сонхун. — Так или иначе, но это жизнь. И, если путь не разведёт вас, твоё обращение однажды сделает это, когда ты перестанешь стареть.       — Но я не хочу. Как же ты не понимаешь… Падая в кресло, Сону закрывает лицо ладонями и плачет в голос. Перед закрытыми глазами проносятся все их моменты дружбы с Хисыном, что с самого детства, с Чонвоном, что с последних классов школы. Каждый день рождения вместе, каждое их расставание, каждая поездка. Ему всего двадцать, он только начал жить и не собирался терять всё это так рано. Он не хочет терять это всё. Он не выбирал для себя такую жизнь, так почему же она так несправедлива? Он ведь просто хотел однажды и навсегда полюбить и быть счастливым… Холодные пальцы мягко обхватывают его запястья. Сону дёргается от резкой смены температур и чужого прикосновения, отворачивая лицо, когда его ладони от него убирают.       — У тебя есть, как минимум, пять лет, чтобы быть с ними. Или больше, если ты решишь быть старше меня, — ровным, но тихим тоном говорит ему Сонхун. — Я не прошу тебя бросать всё сейчас.       — Но я никогда не хочу их бросать, Сонхун, — шелестит Сону. — А ты никогда не сможешь меня понять.       — Возможно, ты прав. Я не знаю. У меня никогда не было кого-то близкого до обращения или после.       — Почему ты просто не можешь наплевать на это заклятие и жить своей жизнью? Перед тобой ведь целый мир! Я не отказываюсь помочь тебе, но… — Сону смотрит в его глаза. Так близко. Рассматривает в них слабые отблески красного, как зарево среди ночной тишины разрастающееся от зрачка и дальше по радужке. — Я не смогу отдать тебе свою жизнь, Сонхун. Ни через пять лет, ни через десять. Прости. Но, если у тебя однажды отняли выбор, не отнимай его у кого-то другого тоже. Это несправедливо.       — Жизнь вообще несправедлива, Сону, — длинные пальцы соскальзывают с запястий на нежные ладони, успокаивающе перебирая по ним подушечками.       — Тогда я вовсе не хочу жить, чем жить вот так. Красный среди густой черноты пульсирует. Сону воочию наблюдает, как он растекается дальше, до самой границы, окрашивая теперь радужку в алый полностью. Не плотный кровавый, с мерцающими прожилками, багровыми переливами по краям. Сону воочию наблюдает, как перед ним расцветает вампирский голод не на большом экране. И это больше не кажется ему романтичным нисколько. Но он не может отрицать и того, насколько иррационально красиво эти глаза подходят бледному лицу Сонхуна.       — Я помогу тебе, — тихо говорит он, боязливо сгибая дрожащие пальцы и накрывая ими чужие. — Но, пожалуйста, оставь меня после. Ты свободен теперь, Сонхун. Вампир едва заметно дёргается от этих слов, невольно крепче сжимая руки Сону в своих. Контраст их температур морозит кожу Сону, но он, опуская затянутый влагой взгляд, замечает и то, как удивительно сочетается их кожа. Бледная, почти белоснежная у Сонхуна, и фарфоровая его, словно у куклы, над чем постоянно подшучивал Хисын, с самого детства.       — Твоя мама так любила играть в куклы, что оживила одну из них? — смеялся друг, когда им было семь. — Почему ты так похож на куклу?       — Я живой мальчик! — кричал Сону; это были их первые дни знакомства в первом классе школы. — Прекрати так говорить! Дни шли, они росли. И шутка Хисына перестала ей быть, став теперь комплиментом. Лишь подчёркивая невероятную кукольность внешности Сону его необычными нарядами, украшениями в квартире и элегантностью его действий и слов. Но Сону по-прежнему оставался живым мальчиком с горячим и любящим сердцем, бьющимся ради его друзей и их яркого будущего. И он вовсе не хотел это менять.       — А нужна ли свобода, если предначертанный мне человек отвергает меня, обрекая на очередную одинокую вечность? — слабо усмехаются побледневшие полные губы. Сонхун отпускает руки Сону, поднимаясь и одёргивая пиджак. Сону роняет ладони на свои колени.       — Я совсем не виновен в том, что с тобой так поступили, Сонхун. Но и не мне это исправлять. Прости ме… Он закрывает глаза, когда входная дверь едва слышно щёлкает замком, потому что вампир уносится из его квартиры, ведомый разочарованием и голодом. Сону знает, что пострадают ещё невинные люди. Сону знает, что Сонхун вернётся. Сытым, с вновь почерневшими глазами и розовыми губами. Сону не знает только, как ему от этого всего сбежать? И может ли он?              

***

      

Cigarettes After Sex - Opera House

             Сону берёт себя в руки только через полчаса, наконец, отрывая себя от кресла. Принимает душ, заваривает чай и, натягивая широкую улыбку, открывает диалог с друзьями, закидавшими его сообщениями. Правда, совсем не знает, что писать. Вести о съеденных туристах, наверняка, уже скоро донесутся до Нью-Йорка, и как он сможет сказать Хисыну и Чонвону о том, что его тур прошёл прекрасно? Он никогда не умел им лгать. Он никогда не лгал им раньше. И как сделать это сейчас — он не знал. Но сообщения от друзей уже были прочитаны, и ответить что-то было необходимо. Поэтому он пишет то, что кажется ему наиболее логичным и правдоподобным. Что прогуливаясь по замку, он услышал крики, а затем потерял сознание, очнувшись на берегу Бикона в одиночестве. Почти не ложь, но и не полноценная правда. Впечатления от поездки немного испорчены, ему самому пришлось добираться до Нью-Йорка, но он не знает, что случилось там и рад, что остался жив. На последнем слове, слёзы вновь нагоняют его, лишь усиливаясь, когда он отправляет несколько фото, из сотен сделанных на острове. Уверяет друзей в том, что ему не нужна помощь, так как на нём нет повреждений, но ему хотелось бы знать, что с людьми там — всё в порядке. Хоть он и знает, что с некоторыми из них точно нет. Когда ребят удаётся успокоить и пообещать им встречу на завтра после учёбы, Сону оборачивается к незашторенному окну. На Нью-Йорк опускался вечер. Закат оранжевым отражался от далёких высоток, плясал по крышам домов его района и заглядывал в его окно, скользя по белым стенам. Почти медный с оттенками красного. Совсем, как кровь, следы которой наверняка останутся на Сонхуне, когда он придёт. Впервые с момента его ухода, Сону задумывается о том, как ему удастся не потеряться? Не испугается ли он всего нового, что увидит, спустя семьдесят лет заточения? И как он вообще освоится на улицах современного Нью-Йорка, не попав в передрягу? Но затем, Сону напоминает себе о том, что Сонхун вампир. И даже, если он не знает множества изменений вокруг себя, он точно не попадётся в лапы полиции и найдёт обратный путь к нему. Своему предначертанному. Глядя на свои тонкие запястья, Сону думает: чем пахнет его кровь? Как раз в тот момент, когда в дверь его раздаётся тихий стук.       — Ты украл их, — обречённо выдыхает он, открывая дверь и видя перед собой огромный букет розовых роз в чёрной, плотной обёртке. Он обязательно оценил бы красоту букета, не будь он бессовестно украден Сонхуном.       — Мне пришлось, — спокойно отвечает вампир, держа цветы перед собой и ожидая, что Сону их возьмёт.       — Верни обратно, Сонхун.       — Я уже не помню, где брал их.       — Боже… И Сону приходится это сделать. Забирая из рук вампира тяжёлый букет, он отходит немного в сторону, пропуская его в квартиру и замечая, что ни единой новой капли крови на нём не появилось. А глаза по-прежнему остались алыми. Сону хмурится, закрывая дверь и перехватывая букет одной рукой.       — Ты никого не укусил?       — Я не для этого уходил, — Сонхун проходит в комнату, отстёгивая нагрудные пуговицы своего необычного пиджака и снимая его с себя, оставаясь в белой, шёлковой рубашке.       — Но твои глаза…       — Становятся красными от злости. Не только от голода. Он оборачивается, наконец, глядя на Сону, что стоял в коридоре, прижимая к себе цветы. Кончики его каштановых волос всё ещё были влажноватыми после душа, с плеча съезжал домашний белый свитер, а ноги бледнели голой кожей из-под коротких серых шорт, голыми ступнями неуютно стоя на прохладном полу.       — Я злился не на тебя, — говорит Сонхун. — А тебе очень идут эти цветы.       — Спасибо, конечно, — вздыхает Сону, бросая на них короткий взгляд. — Но мне было бы чуточку приятнее, не будь они украдены.       — Я не знаю современных денег. Да и старинных у меня никогда не было. Но я надеялся, что это обрадует тебя.       — Меня бы очень обрадовало, если бы ты смог однажды начать новую жизнь. Без меня. Не выдерживая прямого и тяжёлого взгляда алых глаз, Сону уходит в кухню, таща с собой букет. Он укладывает его на небольшой обеденный стол и вооружается ножницами, ножом и прозрачной высокой вазой, набирая в неё холодную воду. Он не знает: стоит ли Сонхун за его спиной или остался в комнате, потому что вампир бесшумный, но решает сперва заняться цветами. Которые ещё были живы и тоже ни в чём не были виноваты. Он взрезает скромную розовую ленту поверх чёрной матовой упаковки, осторожно убирает в сторону и её, обнажая для себя длинные и незачищенные стебли. Хмыкает и невольно думает о том, что с какой-то стороны даже хорошо, что Сонхун украл этот букет. Сону о нём хотя бы должным образом позаботится, раз флористы не смогли. Он подрезает у каждой розы самые кончики, зачищает их и по одной отправляет бережно в вазу. Убирает уже увядшие лепестки, оставляя лишь самые свежие сердцевины и остатки здоровых листьев. Останавливается печальным взглядом на итоге проделанной им работы. Нежно-розовые розы красиво сочетались с его белоснежной кухней, хорошо сидели в прозрачной вазе и приятно пахли. Кончиками пальцев Сону нежно гладит один из ещё не раскрывшихся бутонов и поджимает губы. Они были красивыми, нежными и живыми. Но век их был недолог. Каким и будет, вероятно, его собственный в таком же живом и нежном теле.       — Я могу принять у тебя душ? Он оборачивается через плечо, тут же отворачиваясь и прикрывая глаза. Но под закрытыми веками так и замерла картинка идеальной бледной кожи голого торса, не скрытого больше шёлковой рубашкой и пиджаком. Сону прикладывает к покрасневшим щекам ладони, глубоко вдыхая.       — Д-да, конечно. Можешь зайти в ванную, я…принесу тебе полотенце. И одежду.       — Вряд ли мне подойдёт твой размер. Я ведь выше?       — У меня есть домашние вещи друга. Он иногда остаётся у меня на ночёвку. Тебе подойдёт.       — Спасибо. Сону выжидает ещё немного, прежде чем оборачивается в пустой коридор. Он выдыхает взволнованно и торопливо возвращается в комнату, чтобы взять из шкафа домашние вещи Хисына и новое полотенце. Замирает перед дверью в ванную, предварительно решив постучаться. Каким бы не стеснительным Сонхун не был, Сону всё ещё был тем, кто видел голые тела лишь своих друзей и актёров на больших экранах.       — Я принёс вещи. И Сонхун, к его удивлению, проявляет немалую заботу о его пока ещё живом и смущённом сердце, приоткрывая дверь и лишь протягивая руку, в которую Сону вкладывает одежду и полотенце.       — Спасибо, — выпаливает он, скрываясь в кухне и решая заняться уборкой. Он понимает, что забыл сказать Сонхуну о тысяче и одной баночке средств на своих полках уже тогда, когда о стенки душа вовсю льётся вода, а со стола убраны обрезки роз и раскуроченная упаковка. Но им двоим повезло. Сонхуна не было в мире живых всего каких-то семьдесят лет и он вряд ли забыл английский язык, чтобы не прочитать значения каждого средства на упаковке. А Сону снова нечем было заняться. Аппетита так и не появилось, для вампира готовить ему всё равно бессмысленно. Но взгляд его невольно падает на лежащий на краю раковины, вымытый нож, отблёскивающий серебристым лезвием в свете искусственных свечей, которые Сону использует вместо большого вета. А затем на своё тонкое запястье с яркими голубыми венами. Мог ли он всё же приготовить для Сонхуна «еду»? Мог ли он спасти чью-то жизнь хотя бы этим вечером? Он воровато оборачивается, прислушиваясь, но вода в душе всё ещё льётся, а у него на принятие решения есть считанные минуты или секунды. Ведомый желанием не позволить Сонхуну убить кого-то на улицах Нью-Йорка этой ночью, Сону хватается за первую попавшуюся кружку, нож и приставляет его к руке. Но замирает. Он в самом деле собирается сделать это? Действительно собирается пустить себе кровь и напоить ей вампира? Сону закусывает нижнюю губу, крепко жмурясь. В фильмах это выглядит так легко и непринуждённо. Один разрез, а затем струйка крови, как из пакета с соком льётся в кружку. Это не должно быть сложно. Сону делает это ради спасения чьих-то жизней. Он охает звучно, дёргаясь в крепких руках и от звона ножа, упавшего на столешницу, когда сзади его вдруг обхватывают, болезненно сжимая запястья и прижимая спиной к груди. В ушах Сону — шум его разбушевавшейся крови, а дыхание частое и сбивчивое от страха.       — Что ты делаешь? — голос Сонхуна над ухом суровый и холодный. Хотя руки его, согревшиеся под душем, так необычно горячи.       — Я…я только хотел…       — Никогда больше так не делай, Сону, — отрезает вампир.       — Но ты голоден.       — Я найду себе еду в этом городе.       — Я не хочу, чтобы ты кого-то убил. Хватка на его запястьях слабеет. Грудная клетка постепенно отстраняется от лопаток, и Сону начинает чувствовать, как местами промокший свитер, неприятно прилипает к его коже.       — Готов ранить себя, лишь бы другие были целы? — хмыкает Сонхун, совсем теперь отпуская его и отходя назад. Сону не решается обернуться.       — Да.       — Так человечно.       — Я и есть человек. Всё ещё. Его тянут за край свитера, заставляя отступить назад, и Сону делает полшага, затем ещё, пока не чувствует, как упирается ногами в стул, на который садится. Он бросает беглый взгляд через плечо, видя, как Сонхун размывается пятном за его спиной, но возвращается уже в следующий миг, садясь перед ним на колени. На нём слишком неправильно смотрятся пижамные штаны в красную клетку и тёмно-серая футболка с белым, мультяшным призраком. Но Сону вовсе не весел, когда руки вампира осторожно берут его ладонь в свои, поднося к лицу. Алые глаза пристально всматриваются в его, не разрывая зрительного контакта.       — Не кусай…       — Я не могу обратить тебя одним только укусом, — Сону чувствует его прохладное дыхание на кончиках пальцев. — Но могу взять им столько крови, сколько мне будет нужно и, чтобы ты не пострадал.       — Но те люди…       — Не были тобой, Сону. Его пальцы почти касаются бледных губ, потому что Сонхун притягивает его ладонь к себе слишком близко. Он всматривается в мерцающую, алую радужку, которая словно гипнотизирует его. И, может, так и есть, потому что страха, что ещё мгновение назад сковывал его, он больше не чувствует. Только странный трепет где-то под рёбрами.       — Я могу укусить тебя, Сону? — вкрадчиво произносит Сонхун. За полными губами, Сону впервые разглядывает удлинняющиеся клыки.       — Да. Один из которых затем плавно погружается в нежную подушечку его безымянного пальца. Это похоже на забор крови для глюкометра, Сону такое сто раз видел в фильмах и рекламах по телевизору. Но это оказывается совершенно не болезненным, как он предполагал, потому, что губы вампира уже приникают к его бледной коже, собирая первую выступившую каплю крови, а Сону так и не чувствует ничего. Кроме того, как скручивает живот, слегка ведёт голову и краснеют щёки от одного только вида вампира, берущего у него кровь вот так. Быть может, тоже не романтично, но определённо будоражаще. Сону думал, что интимные укусы — это шея, бёдра или какие-то ещё откровенные места. Но и предположить не мог, что простой укус в палец может показаться ему таким. Когда его дыхание становится тяжелее, а рука понемногу начинает неметь, Сонхун отстраняется, облизываясь и всё ещё держа онемевшую ладонь в своей. На Сону теперь смотрят вновь почерневшие внимательные глаза.       — Спасибо.       — Это… «Только ради невинных людей,» — хочет сказать Сону, но не решается. Потому, что кроме бесконечной тоски, в глазах Сонхуна он видит ещё и искреннюю благодарность. И кое-как всё же сжимая его руку в ответ слабыми пальцами, он кивает, тяжело сглатывая.       — Пожалуйста, Сонхун.       — Теперь, тебе нужно поесть и восстановить силы. Поднимаясь с колен, Сонхун берёт со стола салфетку и оборачивает ей прокушенный палец, складывая пальцы Сону в кулачок и притягивая его руку к груди.       — Подержи так, пока кровь не остановится. Это не надолго.       — У меня брали кровь из пальца. Я знаю как это.       — Разве что от укуса не так больно, — хмыкает Сонхун, отходя чуть дальше и садясь на свободный стул.       — Совсем не больно. Это из-за яда?       — И из-за него тоже. Я не очень умею готовить, но могу попробовать что-то для тебя сделать. Раз уж ты, — Сонхун кивает на его руку. — Сделал это для меня.       — Не стоит. У меня нет аппетита сегодня.       — Могу заварить чай. Сону хочет отказаться. Но вокруг, смешанный с запахом нежных роз, витает запах его горячей крови, а Сонхун смотрит слишком пытливо. Он сдаётся, снова кивая рассеянно.       — В шкафу есть коробка чая с шиповником. Он…       — Поднимает лейкоциты в крови, — заканчивает за него Сонхун, поднимаясь со стула и открывая ящики, пока не находит нужный. — Рад, что ты это знаешь.       — В детстве болел много, — ворчит Сону, наконец, замечая, что к руке возвращается чувствительность. — Знаю десятки лечебных трав и свойств продуктов.       — Весьма полезно, — Сонхун нажимает на кнопку чайника и будто бы в тот же миг распечатывает пакетик чая, бросая его в кружку. Он делает всё так быстро, но при этом так плавно, что Сону кажется, словно у него кружится голова и поэтому он упускает некоторые действия.       — Ты знаешь об этом от ведьмы?       — Не от неё, но из-за неё. Приходилось частенько бывать в её неприятной компании.       — Ещё вчера, я верил только в них, — фырчит Сону, решаясь убрать салфетку и проверить, перестала ли идти кровь. На белоснежном полотне — растеклось крохотное алое пятно. — А теперь вот и вампиры, оказывается, реальны.       — Большую часть истребили во время гражданской войны, — Сонхун заливает заварку кипятком и, не спрашивая Сону, открывает крышку с банки для сахара, щедро кидая три кубика. Сону не успевает даже ничего сказать. Но Сонхун удивительно угадывает с количеством, даже если делает это всего лишь для восстановления крови в его организме. — Фрэнсис как раз-таки нашёл меня в разгар одной из облав. Я жил с каким-то убогим кланом, перебиваясь хилыми людишками и постоянно прячась по пыльным подвалам. Я был обращён не так давно, совершенно не помнил своей прежней жизни и пытался просто выживать. Жизнь вампира была больше похожа на жизнь крысы. Но Фрэн…он разглядел во мне что-то. Позже сказал, что в моих глазах было слишком много огня и сопротивления. Весь мой клан глупо попал под удар, но я был единственным, кто не испугался вцепиться в глотку одному из его подданных. И вместо такой же казни, получил помилование, как он считал. И стал его рабом на долгих пятьдесят лет.       — В каком году он нашёл тебя?       — В тысяча восемьсот девяносто девятом. Война давно кончилась, но не в маленьких пригородах и на окраинах. Оружие постоянно кому-то требовалось и их с отцом бизнесу нужны были такие, как я. Для особо не сговорчивых.       — Но ведь…подожди, — встряхивает головой Сону. — Фрэнсис Баннерман умер в тысяча девятьсот девятнадцатом. Или восемнадцатом. Не важно…       — Для общественности — да, — поводит плечами Сонхун, облокачиваясь бёдрами о кухонную тумбу. — На деле же, с помощью своей ведьмы, продлил себе жизнь и прятался как раз-таки на острове, живя среди своих любимых боеприпасов и оружия.       — Но как он вёл торговлю?       — Ты знаешь историю также, как и я, — усмехается Сонхун, зачёсывая со лба мокрые чёрные прядки. — Только с другой стороны.       — Выходит, он был жив все те годы?       — Да. И весьма недурно жил под крылом ведьмы и моей защитой. Но её помощь не могла длиться долго. И за пару дней до взрыва, Фрэнсису уже становилось хуже. Вот почему, я не думаю, что порох подорвался случайно, а я был запечатан в гробу на долгие годы.       — Если до этого история замка казалась мне интересной, то теперь она стала интересной вдвойне, — бубнит Сону. Сонхун ставит перед ним кружку с чаем и возвращается на стул рядом.       — Что действительно интересно, так это то, как теперь выглядят на улицах люди. Если бы не знал, что прошло семьдесят лет, подумал бы, что попал в огромный цирк под небесным куполом. Обхватывая кружку двумя руками, Сону невольно прыскает смешком. Вспоминает свой цветной полушубок и улыбается чуть шире, склоняясь над ароматным чаем. Сонхун многое знает, но ещё столько же ему предстояло узнать и изучить. И, может быть, всё же, в конце их пути, он передумает? И оставит Сону его жизнь и будущее.              

***

             

Sufjan Stevenes - Mistery of love

                    Ночью Сонхун пытается ютиться на небольшом разложенном кресле, пока Сону пытается уснуть на своей постели, крепко закрыв глаза и прижимая к груди руку с прокушенным пальцем. Сонхуну не нужен сон и отдых, но он смиренно занял место рядом с чужой постелью до самого утра. Покинув своё сторожевое место лишь тогда, когда с первыми рассветными лучами просыпаться начал и Сону, затуманенным взглядом осматривая комнату.       — У тебя жар, — констатирует Сонхун, сидя на краю кровати и касаясь ледяной рукой лба Сону под кудрявой чёлкой.       — А твоя рука, как ледышка, — бормочет он сонно и ослабше. — Мне нужно сказать ребятам, что я не смогу с ними увидеться. Но они приедут навестить меня.       — Я уйду на это время, не волнуйся. Лицо Сонхуна, склонившегося над ним, в глазах Сону расплывается из-за высокой температуры. Но он всё пытается поймать его пристальный взгляд.       — Правда сделаешь это и не тронешь их?       — Я никогда не сделаю больно тому, кто мне предначертан. Я, может, и убийца, но даже у меня есть принципы.       — Как благородно, — фырчит Сону, снова закрывая глаза из-за того, что комната и всё вокруг начинает плыть.       — Не забывай всё же, в каком веке я был рождён и обращён, — хмыкает Сонхун. Его ладонь всё ещё на лбу Сону, нагрелась от горячей кожи, и Сону морщится, ёрзая под пушистым одеялом.       — Поменяй руку.       — М?       — Поменяй руку. Эта уже тёплая. Сонхун не спрашивает «зачем?», не язвит и не сопротивляется. Он лишь меняет одну ладонь на другую, приятно остужая горящее лицо Сону, что выдыхает облегчённо, натягивая одеяло повыше к подбородку.       — Тебе нужны лекарства?       — У меня всё есть в аптечке в кух… — он открывает глаза, чувствуя резкий приток воздуха, и охает тихонько. Сонхун уже сидел на его постели, держа на коленях аптечку, но по-прежнему не отрывая руки от горячего лба. — Уау.       — Что из современных лекарств я должен тебе дать? — хмурясь, Сонхун открывает крышку, копаясь среди коробок и пластинок.       — Для начала Тайленол. А потом, когда температура спадёт, я сам найду противовирусное.       — Хорошо. Сону морщится недовольно, когда Сонхун убирает от его лба ладонь, чтобы вытащить таблетку из блистера. Он снова размывается в воздухе, вмиг оказываясь на месте, но со стаканом воды. Его потеплевшая ладонь теперь ложится на шею Сону, слегка приподнимая его голову, пока пальцы другой одновременно держат стакан и таблетку. Сону послушно открывает рот, позволяя скормить себе лекарство и глотнуть воды, и с тяжёлым выдохом опускается обратно на подушку.       — Знаешь что? — ворчит он.       — М? — Сонхун убирает стакан на тумбочку, возвращая похолодевшую ладонь на лоб Сону.       — Это всё твоя вина. Ты вытащил меня на землю и даже не подумал, что она холодная.       — Я не чувствую температур. И стыда с совестью у вампиров в помине не было.       — Печально, — причмокивая, Сону обессиленно закрывает глаза, но замирает, перестав дышать, потому что рука Сонхуна оказывается теперь на его горячей щеке.       — Я забочусь о тебе сейчас вовсе не из мук совести, — тихо произносит Сонхун, водя прохладным пальцем по скуле Сону.       — Потому, что я предначертанный?       — Нет. Спросить, какова же на самом деле причина, Сону не успевает, потому что жаропонижающее вкупе со слабостью действуют на него слишком усыпляюще. Засыпая, он чувствует, как Сонхун не перестаёт гладить его по щеке. Однако просыпается он в квартире один. По крайней мере, в комнате, в которой плотно закрыты тёмно-серые шторы, скрывая от белых стен медный закат. Сону хмуро оглядывает всё вокруг, приподнимаясь на локтях. Он не чувствует уже такого удушающего жара, какой был утром, но, сглатывая, определённо понимает, что побаливает горло, да и голова в районе затылка просто раскалывается. Он тяжело вздыхает, потирая ладонью лоб, и откидывает с ног одеяло, нехотя сползая с кровати. На пол за ним сползает и ещё один плед, который Сону обычно держал на кресле, чтобы заворачиваться в него, сидя у окна. Сонхун накрыл его, пока он спал? Чуть слышный стук кружки о столешницу помогает Сону понять, что вампир всё же дома и находится в кухне. Почти сползая по стене, Сону плетётся туда, находя Сонхуна сидящим за столом с кружкой в руках.       — Вампиры пьют чай? — сипловато произносит он. — Вот это всемирный обман.       — Кофе. Вспомнил это из далёкого прошлого, — вмиг оказываясь рядом, Сонхун помогает Сону сесть на стул и сразу же щёлкает чайником, готовя вторую кружку.       — И чем он помогает?       — Не так сильно хочется перегрызть кому-то глотку. Фрэнсис заваривал мне крепкий кофе во время сделок о купле оружия. Вдруг вспомнилось.       — Стоит рассмотреть переход на кофе, вместо человеческой крови.       — Боюсь, придётся скупить целый завод по производству кофе, чтобы окончательно на него перейти, — фырчит Сонхун, заваривая крепкий чай и ставя кружку перед Сону. — А ещё, возможно, болезнь спровоцировал мой укус. Иногда он снижает иммунитет, если в организме уже есть зараза. И не позволяет ему справиться самостоятельно, ослабляя защиту.       — Ты погляди, — морщит нос Сону. — Как ни крути, а всюду ты виноват.       — Ты всегда такой вредный, когда болеешь?       — Только, когда болею из-за вампиров, которых мне предрекли сто лет назад.       — Семьдесят.       — Да не важно. Он тянет кружку к себе ближе, утыкаясь в неё носом и вдыхая приятный аромат смородины и мяты. И вспоминает слова Хисына, слабо улыбаясь краем губ.       — Тебе можно варенье за вредность давать. Как раз к болезни будет.       — Если не хочешь со мной возиться — брось меня. Я умру в одиночестве.       — Вирусы — твой криптонит. Из доброго и пушистого комка милоты ты превращаешься в демона, Сону.       — А ты всё равно любишь меня и продолжаешь лечить.       — Потому, что мы лучшие друзья, дурилка. Невозможно иначе. Улыбка стекает с лица Сону двумя единственными слезинками, сорвавшимися с ресниц.       — Мне кто-нибудь писал?       — Да, — кивает Сонхун, делая глоток кофе и протягивая Сону его мобильный, который всё это время лежал на салфетнице. — Хисын. Я не имел права отвечать на сообщения, но он позвонил… У Сону внутри всё холодеет, и он тут же вскидывает испуганный взгляд на Сонхуна.       — Я представился врачом скорой помощи и сказал, что у тебя вирус, и тебе необходим карантин на неделю, как минимум.       — Что…       — И ты свяжешься с Хисыном сегодня вечером, как только тебе станет лучше, — пальцы Сонхуна опускаются с корпуса мобильного на руку Сону, мягко обхватывая её. — Тебе правда стоит вылечиться, прежде чем встречаться с ними. Я сделал это не из-за себя. Я уже говорил, что могу выйти на улицу, пока твои друзья будут здесь. Но ты спал, Сону.        И Сону не находит, что сказать. Держит в руках телефон, пока руку с ним держит Сонхун, так пытливо заглядывая в глаза своей глухой чернотой. Ему хотелось поверить, но Сону хмурится. Что, если это всего лишь гипноз? И вот так, шаг за шагом, Сонхун просто отвяжет его от друзей, чтобы сделать своим?       — Если вздумаешь использовать на мне свои гипно приёмы — лучше сразу прекращай, — шипит он, выдёргивая руку и снимая блокировку с мобильного.       — Я не умею гипнотизировать людей, — поджимает губы Сонхун. — Тем более, не стал бы делать этого с тобой.       — Мы знакомы два дня. Не то, чтобы я тебе так легко поверил.       — Но в заклятие почему-то поверил. Они смотрят друг другу в глаза. Сону — сперва сурово, но после слов Сонхуна совсем растеряно. Сонхун — снова тоскливо и немного разочаровано. Он поверил словам Сонхуна в ту же секунду, как только они слетели с его губ. Поверил в рассказы про ведьму, продление жизни человека, что считался мёртвым, его заточение и предначертанного. И это можно было бы назвать глупым, хлопнуть себя по лбу за наивность и попытаться выгнать вампира. Но Сону не видел на фотографиях проход в кладовую, в которой нашёл гроб Сонхуна. Сонхуна совершенно точно кто-нибудь бы до него нашёл, если бы всё это было ложью. Сонхун не сделал ему больно и не осушил до дна, когда укусил, как мог бы — будь это всё неправдой. Или превратил бы в свою пару сразу же. Качая головой и приникая губами к краю кружки, Сону опускает и взгляд.       — И что мы будем делать всю эту, как минимум, неделю?       — Ты мне скажи, — жмёт плечами Сонхун. Сону решает промолчать и допить чай в тишине.        Так, в первые два дня, они выбирают — вылечить Сону. Строго по часам, Сонхун напоминает ему принять таблетки, выпить воды, чая или хоть что-то поесть. Следит за его состоянием во сне, вовремя укрывает и прикладывает холодные ладони к щекам, когда температура Сону вдруг снова поднимается. Пишет за него сообщения Хисыну под диктовку, когда у Сону не хватает сил держать гаджет в руках. В конце второго дня, перед сном, читает ему одну из книг, что выбрал для себя, на коротание бессонных ночей. Терпит голод, сверкая алыми глазами в темноте, но не отходит от постели Сону дальше, чем в кухню или душевую. Утром третьего дня, Сону просыпается под мелодичное мычание и хмурится, вслушиваясь. Звук доносится с кухни, но в постели слишком тепло и уютно, чтобы подняться. Сону переворачивается на спину и потягивается, не замечая прежней ломоты или жара в теле. Облегчённо выдыхает и открывает глаза…и хихикает беззвучно, понимая, отчего вдруг ему так хорошо в постели. Сонхун собрал на ней все его плюшевые игрушки, пушистый плед и маленькие подушки с кресла. Сону ловит себя на ускользающей мысли о том, что всё могло быть гораздо хуже, будь на месте Сонхуна в самом деле злой, бессердечный и хладнокровный вампир, живший в прошлом веке во времена безнравственности и жестокости. Сону ловит себя на мысли о том, что ему, вообще-то, очень не хватало вот такой вот постоянной заботы не от друзей, которых приходилось выдёргивать из их привычного ритма жизни. Он всё же собирается с силами и выбирается из тёплого плена, босиком шлёпая в кухню, из которой не прекращалось мычание Сонхуна. Он останавливается в дверях, разглядывая с сонной улыбкой вампира, сидящего на подоконнике с кружкой кофе в руках и с его наушниками на голове. Он взял со стола его айпод, разобрался, как включить, и слушал его песни, подмурлыкивая под мотив. К слову, подмурлыкивая весьма удачно, потому, что Сону различает по нему то, что Сонхун слушает сейчас. Под такую песню и сам Сону когда-то сидел на подоконнике с горячим чаем и смотрел на дождевые капли, стекающие по стеклу. А ещё, он не слышит, как Сону входит в кухню, потому что музыка в наушниках слишком громкая даже для вампирского слуха. И Сону пользуется этим.       — Чёрт! — красные глаза распахиваются, уставляясь на него опасным мерцанием, когда Сону касается колена Сонхуна одними лишь кончиками пальцев. Он хихикает, склоняя голову к плечу.       — Как напугать бессмертного вампира — пункт первый, — поднимает он палец вверх.       — Не думал, что вообще на такое способен, — качает головой Сонхун, стягивая наушники на шею. — Меня очень увлекло. А ты слишком крепко спал.       — А все книжки в моём доме ты перечитал, да. Тебе понравилось? — кивает Сону на плеер.       — Некоторые очень даже. Некоторые непонятны. Но в целом…музыка целого мира в такой маленькой штуке, — Сонхун вертит в руках айпад, — это очень удобно. Рад, что технологии продвинулись в правильном направлении.       — Всё неправильное я тебе просто ещё не показал. Сону отходит к чайнику, щёлкая кнопкой, и тянется уже к сушилке, чтобы взять кружку, но его руку накрывает ладонь Сонхуна, оказавшегося за спиной. Сону напрягается всем телом, застывая.       — Тебе сделать чай?       — Мне уже лучше. Я сам могу сделать.       — Мне не сложно, Сону. И Сону, вообще-то, тоже. Но, отпуская кружку, он позволяет сделать это Сонхуну. Снова. Усаживаясь на стул и поджимая к себе ноги, обнимая колени, он наблюдает за тем, как уже привычными действиями вампир готовит ему чай. Кладёт в этот раз почему-то четыре кубика сахара. Но, обернувшиеся на него на миг, алые глаза — дают понять всё без слов. Сонхун хочет попросить об укусе. Голодавший все эти дни, он явно уже не отвлекался одним кофе и нервничал. Сону тихонько вздыхает. На улицу убивать людей Сонхун не сбегал всё это время тоже, хоть и мог, пока Сону спал. Но он был рядом. И, может, он сможет держаться в будущем и никому не вредить?       — Твой чай, — говорит Сонхун, оборачиваясь и протягивая кружку Сону.       — Твоя еда, — спокойно говорит следом Сону, держа вытянутой руку с обнажённым запястьем.       — Сону…       — Если из пальца смог немного, кусай сюда. Мои пальцы мне на учёбе нужны целыми, а запястье я всегда могу прикрыть украшениями или свитерами. Ну, же. У тебя от голода скоро и белки покраснеют.       — Я…       — Ты добавил мне в чай четыре кубика сахара, — цыкает языком Сону. — Я видел. Сонхун ненадолго прикрывает глаза. Возможно, пытаясь справиться с жуткой жаждой, а, возможно, пытаясь понять человека перед ним. Но, если с первым ему сладить удаётся и, пододвигая ближе стул, он садится напротив, осторожно беря руку Сону в свои, то со вторым явно возникнут проблемы. Потому, что Сону за эти дни с вампиром, и сам себя понимать перестаёт.       — Из запястья тоже будет не больно? — он перебивает Сонхуна как раз в тот момент, когда тот приоткрывает рот, выпуская удлиннившиеся клыки.       — Немного будет. Но боль быстро пройдёт. Сону не успевает зажмуриться или отвернуться. А, когда острые клыки прорывают его кожу, и вовсе не может отвести взгляд. Полные, розовеющие губы Сонхуна прижимаются к запястью, в ушах шумит кровь, и её же крупные глотки Сону слышит от вампира, перехватывающего его руку под локтем. В этот раз в глазах темнеет быстрее, и Сону лишь замечает, как тонкая красная струйка течёт по его предплечью, когда сознание на секунду покидает его. Он промаргивается, оказываясь прижатым спиной к стене и видя Сонхуна уже плотно бинтующего его запястье. Его глаза снова ониксово-чёрные, губы ярко-розовые и даже скулы, впервые за всё время, обрели лёгкий румянец. В уголках его губ — остатки крови Сону. Он шало улыбается.       — Грязнуля, — фырчит он, слабым голосом.       — Из запястья больше не кусаю, — хмуро произносит Сонхун, завязывая бант из бинта и прикладывая руку Сону к его груди, как в первый раз. — Крови выходит больше и…       — Тебе идёт.       — Что?       — Румянец, — со всё той же глупой полуулыбкой бормочет Сону, глядя на вампира снизу вверх.       — Это потому, что крови во мне достаточно для этого, — Сонхун всё ещё хмурится, отстраняясь и подталкивая к Сону кружку с чаем. — И больше, чем в прошлый раз.       — Когда ты выпил тех людей, так не было.       — Потому, что я укусил лишь одну девушку, чтобы взять достаточно крови для твоего перемещения, — опустив взгляд, говорит Сонхун. Хмурится на этот раз непонимающе Сону.       — Но ты же…я слышал крики, прежде, чем потерять сознание…       — Она кричала от испуга, не понимая, что происходит. Но все они живы.       — То есть…но зачем ты солгал?       — Я не знал, что ещё сказать тебе в тот момент.       — И запугал, — фырчит Сону, отворачивая голову от Сонхуна. — Гениально.       — Ты провоцировал, — защищается Сонхун. Сону вновь поворачивается к нему, впервые слыша в низком голосе вампира хоть какую-то эмоциональность.       — Повтори-ка.       — Ты провоцировал меня! — вскидывается Сонхун, разводя руками. — Ты смотрел на меня, как на убийц! Словно я сожрал всех туристов там и так и должно было быть. Я не знал, что ещё сказать тебе и просто подтвердил твои слова. Так было проще! Проще, чем объяснять тебе сразу всё.       — Ты раздражён.       — Конечно, я раздра…! — Сонхун приподнимает брови, склоняя голову и будто прислушиваясь к своим ощущениям. Его ладонь ложится на грудь. — Я раздражён, немного зол и…что-то ещё. Незнакомое чувство.       — Несправедливости, — хмыкает Сону.       — Нет. Но…это из-за крови. Чем больше я могу её выпить, тем больше всего чувствую, — Сонхун нервно поднимается со стула, отходя в другой конец кухни. — Поэтому раньше, в клане, я старался не есть много. Слишком много мыслей в голове, слишком много чувств и эмоций. Фрэнсис тоже давал мне ограниченное количество и не позволял выпивать всего человека за раз, кроме пары ситуаций, когда нужна была моя полная сила. Но я начинал сходить с ума и…       — Мне нехорошо, — бубнит Сону, сползая вбок по стене. Но Сонхун вовремя подхватывает его, приходя в себя.       — Тебе нужно было выпить чай.       — Сил нет.        И нет их настолько, что Сону даже не сопротивляется, когда Сонхун, беря его под спину и колени, уносит обратно в комнату, укладывая на кровать. Но их достаточно, чтобы взять Сонхуна за руку ослабшими пальцами и не дать ему уйти.       — Посиди со мной.       — Тебе нужно принести чай.       — Принесёшь, когда проснусь. Очень хочется спать.       — Я больше не буду тебя кусать, Сону, — строго произносит Сонхун, крепко сжимая тонкие пальцы.       — Умрёшь от голода, — фырчит Сону, вжимаясь щекой в мягкую подушку.       — Пойду на охоту на улицы Нью-Йорка.       — Я куплю себе завтра Филграстим. Обе…щаю.       — Купи мне каменное сердце, — последнее, что Сону слышит, засыпая.              

***

      

ENHYPEN - Bite Me

             — Как же ты нас напугал! Сону утопает в крепких объятиях своих друзей, прижимаясь к ним и радостно жмурясь. Хисын и Чонвон одновременно отпускают его, но хватают каждый за руку, уводя в кухню.       — Я не писал тебе эти дни, чтобы не тревожить, пока болеешь, — тараторит Хисын, усаживая ребят на стулья и занимаясь чаем для всех. — Но, знаешь, в этом замке сотворилось что-то неладное. Кроме того, что ты каким-то чудом оказался на берегу, одну из туристок кто-то укусил. Животных там отродясь не водилось, среди остальных туристов психопатов или маньяков замечено тоже не было, все прошли осмотр и проверку после. Ты оказался единственным, кто избежал этого всего, но…       — Но? — Сону встревоженно смотрит то на Чонвона, то на Хисына.       — Но так, как ты — единственный пропавший, — кривится Чонвон, — многие пишут в интернете, что с тобой что-то было не так.       — Какого…?!       — Чш-чш, Сону, — Хисын сразу же хватается за ладони друга, успокаивая. — Это всего лишь дурацкие сообщения в интернете, в полиции им покрутили у виска. Но просто…просто знай, что особо недалёкие люди могут встретиться тебе на улице и…ну, я просто предупреждаю.       — Постарайся не ходить никуда эти дни один, — кивает Чонвон.       — А университет?       — Мы будем встречаться тебя у дома? Нам не сложно.       — Вам двоим идти три квартала, — щурит глаза Сону.       — Нам не сложно, правда.       — А, ну, вы двое! Насколько всё это серьёзно, что вам придётся встречать меня и отводить, как маленького ребёнка?       — Примерно настолько, что на фейсбук есть группа из десяти человек, обвиняющих тебя в том, что ты убийца.       — Но есть плюс!       — Какой же? — вздыхает Сону.       — Они не знают, как ты выглядишь, — невинно улыбается Хисын. — То есть, я хочу сказать, что узнать это не сложно, так как они знают твоё имя. Но сколько Ким Сону в Нью-Йорке примерно нашего возраста? Да полно!       — В самом деле… Выдёргивая ладони из рук Хисына, Сону накрывает ими лицо. Сегодня он предусмотрительно надел свитер с дырками в пальцах, чтобы скрыть ладони и запястья, когда Сонхун уходил. Но сейчас это было последнее, что волновало его.       — Если бы вампиры существовали, — ворчит Чонвон, вместе с Хисыном теперь гладя Сону по спине, — мы могли бы свалить всю вину на них.       — Да-а, жаль, что они — всего лишь выдумка, — в унисон Чонвону вторит Хисын. Сону болезненно кусает губы, лишь сильнее вжимаясь лицом в ладони. Если бы они только знали, что вампиры не просто существуют, но один из них вышел за дверь пятнадцать минут назад и живёт у Сону все эти дни…       — Съездил в замок, — бубнит Сону в свои руки. — И почему только эта поездка не оказалась сказочной встречей с принцем?       — Мы купим тебе другой тур, — уверяет Хисын. — Сотрём, так сказать, впечатления от этого.       — Чтобы в нём действительно кто-то умер? — Сону раздвигает пальцы, глядя на друга.       — Не думай о плохом, Сону.       — Да как тут…       — Мы, вообще-то, принесли торт! — вспоминает Чонвон, подскакивая со стула и уносясь в коридор, чтобы втащить в кухню торт. Но он останавливается в дверях, лишь теперь замечая то, что пропустил в первый раз, когда они с Хисыном заводили Сону в кухню.       — Сону?       — М?       — А откуда у тебя эти красивые розы? — вздёргивает бровь Чонвон. У Сону сердце проваливается в желудок, потому что ложь для этого он не придумал. И вообще про существование цветов в своей квартире успел забыть, пока болел.       — Я купил, — брякает он, оборачиваясь на уже почти увядший букет. — В тот же вечер, чтобы поднять себе настроение.       — Красиво, — расцветает улыбкой Чонвон, как ни в чём не бывало, ставя торт на стол. — В твоём стиле.       — Да-а. Я тоже так подумал. Они проводят на его кухне добрых три часа, за которых Сону несколько раз умудряется поругать себя за то, что не обучил Сонхуна мобильному телефону достаточно, чтобы дать ему один из своих стареньких с собой. Он не знал, где вампир сейчас находился, не укусил ли он кого из прохожих и, как он вообще узнает, когда нужно вернуться? Ссылаясь на всё ещё слабость из-за таблеток от вируса и жаропонижающих, Сону ещё раз крепко обнимает своих друзей и прощается с ними, стоя на площадке до тех пор, пока их лифт не достигает первого этажа, а по лестничным пролётам не доносится грохот закрывающейся подъездной двери. Кусая нервно губы, он оглядывает пустую лестничную клетку, забираясь одной ногой в пушистом носочке на другую из-за прохладного сквозняка, и подскакивает от страха на месте, слыша тихое:       — Снова решил заболеть? Вскидывая голову, Сону видит Сонхуна, спускающегося по лестнице на его этаж.       — Где ты был? — спрашивает в ответ Сону, глядя на вампира, засунувшего руки в карманы брюк. Он не стал переодевать футболку с призраком, но поменял брюки на свои, чтобы не выходить на улицу в пижаме. Смотрелось бы смешно, не будь Сону так обеспокоен.       — Побродил по району, нашёл ещё много интересного, — поводит плечами Сонхун. — А потом просто сидел на лестнице сверху, ожидая, пока твои друзья уйдут.       — Всё это время?       — Примерно пару часов. Сонхун ровняется с ним. Сону приходится немного запрокидывать голову, чтобы смотреть в его чёрные глаза, и он рад, что под его ладонью дверная ручка, потому что с Сонхуном сегодня что-то не так. Эффект от их долгого взгляда глаза в глаза совсем не такой, как обычно, и Сону немного ведёт. Или это из-за того, что Сонхун после душа кое-как высушил волосы полотенцем и теперь они небрежно падали на его лицо, совсем делая из него современного парня. Весьма привлекательного современного парня…       — Сдох, наверное, от скуки? — бормочет Сону.       — Сдох бы, не будь я уже мёртв, — усмехается Сонхун розовыми губами. Румянец с его щёк пропал ещё вчера вечером, но он всё равно выглядел куда более живым, чем когда они впервые встретились на берегу Бикона. Сону промаргивается, встряхивая головой и разрывая странный зрительный контакт.       — Идём внутрь? Тут сквозит. Решая убраться после друзей в кухне, Сону рассказывает Сонхуну о последних новостях, о группе на фейсбуке и о том, что ребята теперь удумали встречать его перед университетом и провожать обратно. Он выдыхает вместе с тем, как чайник низвергает из себя клубы пара, закипая.       — Тебя вызывали в участок? — уточняет Сонхун.       — Нет. Даже не звонили уточнить, — мотает головой Сону.       — Тебе присылали официальное письмо? Позволь, отвечу за тебя — нет. Я проверял почтовый ящик.       — Хорошо…       — Тебе писали в соц.сетях комментарии или сообщения на этот счёт?       — Нет.       — Тогда, — беря Сону за плечи, Сонхун отодвигает его от кухонной тумбы в сторону и принимается заваривать им кофе и чай, — просто подожди немного. Всё уляжется, когда они не получат реакции и сами запутаются в своих догадках.       — Ты всего пару дней как узнал, что такое соц.сети, а уже так спокойно рассуждаешь? — шикает Сону, скрещивая руки на груди.       — Люди не меняются во все времена. Вспомнить хотя бы гонение ведьм? Пока люди сами разносили этот бред — ведьмы горели. Но, как только шумиха, созданная ими же, улеглась, ведьмы выдохнули и продолжили жить свою жизнь. Ну, те, кто выжил, само собой.       — Завидую твоему спокойствию.       — Учись ему. С вампиризмом это не приобретается. Сону дует губы, уходя в комнату и прося Сонхуна принести ему чай туда. Он забирается на постель и почти тянется рукой к телефону, но останавливает себя. Для пущей нервозности ему не хватало только прочитать все эти сообщения в группе о себе. Вздыхая, он уже собирается отложить мобильный на тумбочку, но всё же оставляет его себе. Он так и не распечатал открытки для друзей.       — Зачем ты пьёшь кофе, если твои глаза — чёрные? — Сону забирает из рук Сонхуна чай, отодвигаясь с середины постели и хлопая ладонью по ней. Сонхун приподнимает вопросительно брови, но осторожно садится на край.       — Мои глаза — не всегда показатель голода. К тому же, я хочу немного успокоиться после прогулки по городу, в котором я, как мышь на сыроварне. Да и тут, — обводит ладонью комнату Сонхун, — всё ещё пахнет твоими друзьями.       — Ты сказал, что не тронешь их.       — Но я не сказал, что меня не будет трогать их кровь. И всё же, что-то изменилось. Сонхун стал чуть чаще усмехаться, смотреть на него немного иначе, больше касаться. Сону оказался всего этого не против, подмечая каждую новую эмоцию в вампире и не отдёргиваясь в сторону, когда холодные пальцы касаются его. Так вот как они будут сближаться? И как тогда Сонхуну учиться жить одному, если он постоянно сидит с Сону дома?       — Было бы неплохо прогуляться, — предлагает Сону. — Ты гулял один, это здорово. Но я вроде как взялся помогать тебе адаптироваться, чтобы отпустить в вольную жизнь…       — Сону. Брови Сонхуна хмурятся. Он смотрит на Сону недобро и предупреждающе. Но Сону решает игнорировать этот взгляд, продолжая:       — Да и к тому же, сейчас весь город постепенно украшают к Хеллоуину и деревья с каждым днём облетают всё сильнее…       — Ты просто хочешь прогуляться со мной или есть какой-то другой повод? Но ему приходится встретиться с этим взглядом. Сложить воедино картинку осеннего Центрального Парка, усыпанного оранжево-жёлтыми листьями, подсвеченного фонарями и золотистыми огоньками, висящими меж веток деревьев над дорожками и Сонхуна, бредущего среди этой осенней сказки, как ожившего принца.       — И почему только эта поездка не оказалась сказочной встречей с принцем? Он вспоминает о своих словах друзьям. Вспоминает и дурацком предначертании, о котором вряд ли и забывал за эти дни. И находит вслепую руку Сонхуна, которой он опирается о кровать, накрывая холодные пальцы своими.       — У меня голова кругом всё это время, — тихо говорит он. — Давай просто прогуляемся? И, возможно, это странное чувство работает в обе стороны, потому что Сонхун, коротко кивая, переворачивает руку и сжимает ладонь Сону своей, вот так просто соглашаясь на это. А Сону не может вспомнить и момента, когда Сонхун вообще отказывал Сону с момента их встречи? В его шкафу находится его собственный широкий кардиган, который оказывается Сонхуну в пору в плечах и едва ли доходящим до начала бедра, но он неплохо прикрывает забавную футболку с привидением. Плечи же Сону кутаются в пушистую коричневую кофту, в которой он не замёрзнет этим вечером. Обычно выбирающий нежные или яркие цвета, сегодня он решает выбрать что-то более спокойное, чтобы не выделяться из толпы. Сегодня ему не хотелось привлекать ничьё внимание, погрузившись в красивую осень и ворох собственных мыслей и попытаться разобраться в них наконец, если получится.       

girl in red - we fell in love on October

             — Если ты можешь держать себя в руках и не кусать людей до смерти, — начинает Сону, когда они входят в парк. Для вечера буднего дня людей как будто бы слишком много и на секунду Сону завидует слуху Сонхуна, потому что из всего шума, он точно может выделить нужный голос и сосредоточиться на нём, когда как Сону смешивает чужие голоса с шумом в голове и морщится. — Почему бы не подумать о том, чтобы жить совсем обычную жизнь?       — Я держу себя в руках только по двум причинам, — склоняет к нему голову Сонхун. — Ты и ты. По одной получается.       — Но разве это не войдёт в привычку потом? Почему ты не думаешь о том, что сможешь жить вот так и дальше?       — Потому, что я знаю, что я не захочу жить вот так дальше.       — Но почему?! Сону сдаётся, почти топая ногой и останавливаясь посреди дорожки. Из музыкальных рупоров на фонарных столбах играет какой-то милый осенний плейлист, но Сону слышит теперь только своё сердце, что кричит, сопротивляясь. Он хочет для Сонхуна свободной и счастливой жизни, как и для себя. Однако есть и что-то совсем глубоко, что хочет этой свободной и счастливой жизни бок о бок так долго, как это возможно. С вампиром ведь можно дружить?       — Потанцуем?       — Чего? Охая, Сону округляет в удивлении глаза, уже оказываясь в руках Сонхуна. Одна его ладонь сжимает тонкие пальцы, пока вторая надёжно охватывает талию. Сонхун движется против музыки и одновременно вместе с ней. У Сону в голове сплошной диссонанс и шумящие кровь и сердцебиение.       — Потому, что, когда семьдесят лет назад меня заточили в гробу, моими последними мыслями было то, что замок Баннермана некогда был тюрьмой Вашингтона, став в дальнейшем и моей персональной. И то, что я не знаю, очнусь ли вообще, если в этом мире найдётся хоть кто-то мне предначертанный. Потому, что заклятие ведьмы могло быть враньём, а я просто погребённым навсегда в своём теле в бесконечный мёртвый сон. Но заклятие оказалось правдой, а ты нашёл меня, Сону, — слегка отталкивая его от себя, Сонхун прокручивает Сону за руку вокруг его оси, после сразу притягивая обратно, но на этот раз чуть крепче. — Ты нашёл меня и оказался не заносчивой дамочкой с раздутым самомнением, которую интересует только чей-то кошелёк. Не пустоголовой красоткой, с которой совсем не о чём было бы поговорить, коих я повстречал немало за свою жизнь. Не манерным мальчиком для половых утех и утоления жажды. Если та ведьма меня ненавидела при жизни, то должно быть перед заточением искренне пожалела, раз её заклятие привело ко мне тебя. Человека, интересующегося прошлыми веками, любящего странные и не современные наряды, использующего, чёрт возьми, искусственные свечи вместо обычных ламп в век таких технологий, как сенсорные телефоны и плееры! — усмехается Сонхун, встречая растерянный взгляд Сону тёмной краснотой своих глаз. — Человека, не пожалевшего для меня свою кровь, хотя я мог оказаться обыкновенным вампиром убийцей, гипнотизирующим людей и рассказывающим им одну и ту же сказку раз за разом.       — Ты говорил, что гипнотизировать могут только взрослые, — лепечет Сону.       — Человека, который верит моим словам так, будто я не столетний вампир, живущий ради крови.       — И кофе, — не впопад брякает Сону, вызывая у Сонхуна беззвучный смех.       — Мгм. Ради которого я был прикован к кровати каждую ночь, пока температура скакала, как ненормальная, вызывая кошмары, которые я, монстр, пытался утешить. Ради которого я оставался дома и голодал. Сону, поверь мне, — тише говорит Сонхун, останавливая их на месте, но всё ещё держа Сону так бережно в своих руках, — если бы я хотел свободной жизни, наплевав на заклятие ведьмы, я сбежал бы сразу, как только ты открыл гроб и перегрыз всех из того несчастного автобуса, оставив тебя, как спасителя, среди горы трупов. Просто, как прощальный подарок в благодарность за спасение. Но я не хотел свободной жизни. Всё то время, что я жил у Фрэнсиса, наблюдал за ним и его женой, за его слугами…я хотел искренней любви. И поди теперь разбери, прокляла ли меня та ведьма или благословила? Сону буквально теряет дар речи от услышанного. Он смотрит Сонхуну в его бесконечную темноту глаз с расползающимся алым от зрачка к самой кромке, и сжимает пальцами его плечи крепче, потому что земля под ногами неустойчивая. Потому, что Сону — мечтатель. Он романтичный, наивный и добрый. Сону верит в одну любовь на всю жизнь, с детства желая её такую повстречать. Потому, что объяснение этому странному чувству внутри него, странным взглядам и поведению Сонхуна, даже его собственному, — одно. Он влюбился. Вот так легко и просто, всего за неделю, в вампира, который был ему давным-давно кем-то предначертан.       — Однажды, гадалка сказала, что в одной из прошлых жизней, я был очень доброй и смелой принцессой, — шелестит он.       — Не очень-то уж я и похож на принца, — фырчит Сонхун. Его руки теперь полностью оплетают талию Сону.       — Я не хочу обращаться сейчас. Или в ближайшее время.       — Я уже говорил, что не буду торопить тебя.       — И не в ближайшие даже десять лет?       — Если тебя не смутит то, что ты будешь старше меня, — посмеивается Сонхун. За его розовыми губами проглядывают крохотные клыки. Сону раньше их, в спокойном состоянии вампира, почти не замечал.       — Мне нужно время с моими друзьями, Сонхун. Много времени…       — Столько, сколько тебе потребуется, Сону. Я ждал в чёртовом скрытом заклятием гробу больше семидесяти лет, ещё десять или пятнадцать, тем более рядом с тобой, уже не проблема. Прикрывая глаза, Сону привстаёт на цыпочки и льнёт своим лбом к холодному лбу Сонхуна.       — Я когда-нибудь привыкну к тому, насколько ты холодный?       — Быть может, если мы найдём способ, как кормить меня ежедневно без ущерба для жизней людей, чтобы моя кожа стала хоть немного теплее?       — Сложно, — ворчит Сону.       — Жизнь в целом не лёгкая штука. Уж поверь мне, — хмыкает Сонхун. Он немного отстраняется, но лишь для того, чтобы оставить на покрасневшем кончике носа Сону лёгкий поцелуй. — Рядом со мной ты быстрее мёрзнешь. Идём? Покажешь мне что-то современное, чего я ещё не видел. Согреешься по дороге. Сону показывает Сонхуну памятник Алисе в Стране Чудес, установленную в Центральном Парке уже после его заточения, но Сонхун не знает, что ему сказать, так как не читал сказок, хоть и любил книги. Вечером они решают прочесть её вслух вместе. Сону показывает Сонхуну самые вкусные кофейни, и знаменитый Старбакс, открывшийся через двадцать лет после его заточения. Сонхуну неожиданно нравится осенний тыквенный латте с пряностями, а Сону смеётся, потому что не знает ни одного человека, который бы этот напиток не любил. Вампир не оказался исключением. Сону показывает Сонхуну в темноте своей спальни проектор «звёздное небо», когда они лежат на кровати, в тишине разглядывая сменяющиеся планеты, созвездия и кометы. Сонхуну нравится это больше всего, но он так и не признаётся Сону: почему проектор работал до самого утра, а вампир всматривался в повторяющиеся картинки снова и снова, пока не села батарейка. Сону показывает Сонхуну главное: каково это — всё же быть кем-то любимым.