Наследие богов

      Пред глазами сгущался бескрайний, искажающий и без того голое пространство туман. Волны жгучей — когда острой, когда тупой — боли расходились по скованному, а то и обмякшему телу. Виски сдавливала неугомонная какофония из множественных, перебивающих друг друга — если не вовсе смешивающихся в безобразное месиво — гортанных воплей, надрывного плача, стальных лязга и скрежета, отборнейшей вычурной брани…       И обособленно от них, будто находясь на иной плоскости реальности, «царапал» уши потерянно-далёкий и одновременно интимно-близкий, досадливо-укоризненный и в то же время самодовольно-усмешливый — но что важнее: узнаваемый с лёту своей безобразной скрипучестью — шёпот. Укоряющий за само моё существования. Потешающийся над моими неудачами. Наслаждающийся моими мучениями…       «Как он тогда говорил?.. Напугал ежа голой жопой?»       С безмолвной усмешкой я села на пустотно-чёрную гладь, возложила руки на колени и безмятежно закрыла глаза.       Если с первыми совесть ещё побуждала мириться, то последнее я нещадно давила и выжигала. Буквально. Вокруг тотчас развернулся сдержанный воздушный, огненный, водяной… вобравший в себя все мыслимые и немыслимые стихии и явления вихрь, образуя подобие тонкого, но плотного купола.       Практика медитации доказала свою выдающуюся эффективность. И пусть воочию к ней прибегать регулярно не выходило — прежде всего из-за последствий долгого пребывания в неподвижном сидячем положении: спина и шея по возвращению в явь ныли несусветно, — зато методом проб и ошибок удалось воспроизвести её уже в спящем сознании. От кошмаров избавиться полностью барьер не помогал, зато худо-бедно притуплял внешние как звуки, так и ощущения.       Уже и не вспомню, когда я впервые смогла взять навязанный извне кошмар под контроль. Кажется, это явление называют «осознанным сном». Поначалу такая затея выглядела безумно выматывающей. Однако по утру, когда потревоженные жгучими лучами солнца глаза открывались, не было ни намёка на усталость. Целые гектары сожжённого во сне эрия оборачивались ничтожным пшиком, сравнимым дай боги с воссозданием искорки. В общем-то, не удивительно, раз уж это не более чем игры терзаемого непрошенным гостем разума. Не идеальное, но, пожалуй, лучшее из возможных решений на данный момент.       Так подошла к концу очередная ночь. Присевши в кровати, я не сразу и припомнила случившееся: настолько будничными, даже ускользающими стали эти видения. Привычно оглядела растёртыми глазами пустующую комнату — всё так, как и было при отходе ко сну. Ежели враг сюда и наведывался, то, как обычно, бесследно исчез. Более того — первая попытка выловить эту тварь в момент… б-р-р, «вторжения» в разум по итогу оказалась и последней.       Когда этот треклятый суд закончился, а после и не пойми с чего возникшая в груди тяжесть — не без помощи спиртного, всё-таки пришлось проявить некоторую слабину, — я позволила… ох, да чего уж там — приказала всё ещё несговорчивому Иллиану покараулить под кроватью ещё пару ночей. И ничего. Ни малейшего сигнала во время сна. Ни единого слова по пробуждению. Однако, стоило отметить, те несколько ночей прошли… хм, если не спокойно, то ощутимо сдержаннее. То ли тварь ослабела из-за необходимости выдерживать большую дистанцию, то ли сам Иллиан, намеренно иль случайно, вносил собственные коррективы.       Не суть. Это явно не то, над чем стоило размышлять прямо сейчас. Да и тварь в целом пока не причиняла столько проблем. Чего не скажешь о…       — Да-да, уже встаю, спасибо за беспокойство, — со вздохом протянула, едва заслышала скрип дверных петель.       Успевшая лишь переступить порог Мари с чувством выполненного долга улыбнулась и с пожеланием доброго утра покинула комнату. Она слишком близко к сердцу приняла обязанности домоправительницы, заодно взвалив на себя часть работы служанки. О чём никто не просил. Впрочем, жаловаться излишне — всяко приятнее сперва увидеть её искренне доброжелательное лицо, чем напускное равнодушное…       — Ой! — Переодевшись, я распахнула дверь и в рассеянности чуть не влетела в оказавшееся на пути мужское плечо. — Б-боги, зачем же так близко к стене идти-то? Да ещё и крадучись?       Ответом выступил скосившийся на меня желтушно-красный, во всех смыслах мёртвый глаз. М-да, помяни нечестивого — и он тут как тут. Да вдобавок…       — Может, хватит уже играть в молчанку? — с досадой вздохнула после выжидающего затишья. — Я не понимаю, чего ты добиваешься? Извинений? Учитывая, что ты сделал — это мне нужно требовать… Эй! Не смей уходить от меня, ты!..       Но этот поганец, улучив момент, когда я на мгновение прикрыла глаза в раздражении, уже оказался вне досягаемости моих рук. И, даже не обернувшись на брошенный в спину гневный призыв, быстро скрылся за поворотом.       У-у-ух, сил моих больше нет! Он, значит, наворотил дел, а ходить выслуживаться мне? С какой это стати?! Его счастье, что наиострейший из выпавших кризисов благополучно миновал. По меньшей мере касающийся непосредственно моей судьбы — для разрешения тяжб горожан и окрестных сельчан придётся сперва дождаться… или добиться поста лорда-управляющего, до тех пор у меня связаны руки. Ох, в любом случае у нас заслуженная, или не очень, передышка — пусть кривляется сколько влезет, слова больше не скажу. Да, именно, как Иллиан со мной, так и я с ним. Вот так. Хватит с меня и того, что он подчиняется моим приказам… в ответственные моменты уж всяко.       — Ой!.. Б-боги, да что у вас за привычка такая — вечно подкрадываться?       Уже во второй раз меня застали врасплох — на сей раз чужеродным прикосновением к успевшему сжаться в злости кулачку. Но когда обернулась, немногий тлевший внутри запал тотчас улетучился. Сая. Тяжело злиться, наблюдая её озабоченное золотистое личико. Что, впрочем, не помешало задать резонный вопрос.       — Прости, — потупила она изумрудные глазки, но тут же украдкой заглянула мне за спину. — О чём вы говорили с… с братцем?       — Ох, это и разговором-то не назвать, — пространно, со вздохом покачала головой. — Ладно, не бери в голову. Идём умываться?       — Да… конечно…       Какой-то… неуверенный ответ. Да и вид у неё…       — Что такое? Ты выглядишь подавленной.       Точнее, больше обычного: со мной она последнее время и так держалась… хм, тянет сказать «безрадостно», но лучше использую «сдержано». Не то чтобы ощутимая разница, и всё же.       — А?.. Н-нет, ничего такого… Просто… — начала было бормотать малышка, поднимая на меня взгляд. Но тут же стыдливо — или боязно? — опустила обратно в пол. — Ничего. Пустяки. Идём.       Ох, кого я обманываю? «Сдержанностью» тут и не пахнет — она попросту закрылась от меня. Выстроила непроницаемую стену, прямо как в первый день знакомства. И ведь сама виновата — до последнего откладывала столь важный разговор по душам.       Особенно после…       — Постой.       Я мягко придержала её, намеревавшуюся обойти меня сбоку, за плечи. Такие маленькие и хрупкие, что ненароком испугалась причинить боль — ей и без того пришлось худо. Не так, как мне, Шарин или… ох, боги… Илаю. Но и наши возраста едва ли сопоставимы. Всё же она ещё ребёнок. Пусть и несколько «зрелее» сверстников, но эмоционально — и это я усвоила накрепко — куда слабее меня. О чём, правда, временами непростительно забываю.       — Я понимаю, что подкосила твоё доверие, с головой уйдя в собственные проблемы, напрочь позабыв о твоих нуждах, — кротко проговаривая, опустилась на одно колено, понадеявшись заглянуть в глаза. Тщетно: серебристая чёлка спадала до самого носа. — Но я надеялась, что наш последний разговор…       Да, тот самый разговор ночью на дереве, оставивший после себя… неизгладимый осадок. Совру, если скажу, что не испытала отвращение… Не к малышке, разумеется, а… Ох, сама не до конца уверена, к чему или от чего. Но это и правда было…       «Л-ладно, не о том думаешь. Всё, что сейчас имеет значение…»       Я глубоко вздохнула, прежде чем возобновить речь.       — Я помню, что ты сказала тогда. И не знаю, права ты или нет, но… Да, в одном я уверена: ты всегда будешь важна для меня. Пусть я не всегда помню о твоих чувствах и нуждах, знай: я люблю тебя и никому не дам в обиду. Я никогда не требовала от тебя больше, чем ты способна… или хочешь мне дать. И как уже неоднократно говорила, мне важны лишь твои доверие и откровенность. Ведь это…       — …и значит быть семьёй, — тихо заключила Сая, не поднимая головы.       — Верно, — с чувственной улыбкой невольно перенесла одну руку ей на макушку и пригладила выступивший клок. — Поэтому меня убивает малейшая мысль, что ты таишь от меня нечто… Да пусть даже сущую ерунду, но хоть сколько-то давящую на тебя. И пусть я не могу решить все возможные проблемы, но я не хочу оставаться безучастной. Не изгоняй меня из своей жизни… из своего сердца. Прошу… Сая.       Она так и осталась неподвижной, будто уйдя в себя. Воцарилась удушающая тишина, нарушаемая лишь стуком беспокойного сердца в висках.       — Ты…       Когда я уже было намеревалась подняться на ноги, смиренно приняв поражение, уши обласкал тихий, тотчас оборвавшийся шёпот.       — Что? — осеклась и чуть опустила голову, на сей раз вынудив малышку посмотреть на меня. — Ну же, говори как есть. Только не держи в себе.       — Ты… обещала выбраться со мной в парк.       — А?.. Оу…       Раздери меня бездна, и правда! Опять же, в ту нашу полуночную беседу! Уж о чём угодно, но как я могла забыть об этом?!       — Прости великодушно, совсем вылетело из памяти, — без лукавства, поминая собственное же наставление, виновато протянула. — Спасибо, что напомнила. Тогда… Хм…       Поразмыслив над оставшимися делами — если те ещё были, тут уж надо спрашивать Иллиана, у него ежедневный журнал, — в итоге плюнула — фигурально выражаясь — и с отмашкой твёрдо произнесла:       — Ай, в бездну — сегодня же и отправимся, сразу после завтрака.       — Ты уверена? — наконец осмелилась поднять округлые глазки Сая. — Разве у тебя не остались?..       — Плевать, — с нахальной улыбкой выпрямилась и мягко похлопала её по плечам. — Основная головная боль уже позади — уж денёк на семью имею право выделить. А ты против?       — Н-нет, конечно нет… я очень рада.       А по виду и не скажешь: её личико самую малость посветлело, и то благодаря лишь скромной — если не сказать натянутой — улыбке. Ну и ладно. Выстраивание запустелого, успевшего обветшать моста — дело нескорое. Шаг за шагом…       — А остальные? — вновь подала голос Сая, когда я уже засобиралась в ванную. — Они тоже пойдут с нами?       — Конечно, что за вопрос? Мы же… Постой. Или ты хотела провести время со мной наедине? Я не против, но как мы будем выглядеть в глазах других детей, если…       — А, н-нет, ребята тоже могут пойти… Если хотят, разумеется… Я не о том…       — Хм? А о чём тогда?       — Ну… эм…       — Госпожа?       — Б-боги!.. — На сей раз я буквально чуть не рассталась с сердцем. И обернувшись на голос… — Хайз, и ты туда же?!       Третий! Уже третий, мать его, раз кто-то незримо и неслышно подкрадывается чуть ли не вплотную! Вам всем колокольчики выдать, что ли?!. Ох, ладно, это уже было бы чересчур.       — Простите? — недоумённо приподнял бровь адъютант «в отставке».       И тотчас отступил на шаг, будто опасаясь взбучки. Разве я выгляжу настолько злой? Может, немного нервной, но не… Ах, твою ж…       — Нет, ничего, — вздохнула. — Ты меня прости — погорячилась. Так, что ты хотел?       — На заре прибыл посыльный от господина Рагхара, доставил, как он выразился, «небольшой презент в честь успешного окончания процессии». Мы, следуя установленному порядку, осмотрели ящик на месте…       «Целый ящик?.. Боги, надеюсь, это не алкоголь», — усмехнулась в мыслях с истеричными нотками.       — …выглядят нетронутыми, но на всякий случай сняли пробу, ждём реакции. И чуть позже заявился тот юноша…       — Юноша?       — Кого мы словили при попытке пролезть на территорию поместья ночью на позапрошлой неделе. Вы тогда распорядились расположить его в ваших покоях.       — Трейвис? А что он хотел?       — Сказал, личная встреча. Мы его досмотрели — оружия или подозрительных предметов не обнаружено. Кроме этого.       На раскрывшейся ладони в кожаной перчатке показалась… деревянная фигурка?       — Не спешите, — осадил Хайз, когда я потянулась ладонью к вещице. — У визитёра не было перчаток, но вещь мы изъяли самостоятельно, поэтому ещё не установлено, пропитана она каким-нибудь ядом или…       — Всё в порядке, — отрезала я и без колебаний забрала фигурку. — Уж кому-кому, а этому человеку я всецело доверяю.       Отполированное дерево приятно массажировало кожу пальцев. Свежий лак чуть ли не блистал в оконном свете. Аккуратная резьба радовала глаз потрясающей детализацией черт лица и элементов одежды, несмотря на малый размер композиции. Фигурка изображала статного зрелого, судя по едва уловимым складкам на лбу, мужчину со… знакомыми короткой бородой и волнистой шевелюрой. А когда развернула её и взглянула на спину, где с плеч ниспадала дворянская плащ-накидка…       — Сестрёнка, что это? — вдруг оживлённо полюбопытствовала до сих пор кроткая Сая.       — Это…       Голос предательски задрожал от рвущихся наружу эмоций. Пришлось проделать несколько глубоких вдохов с прикрытыми глазами — не хочу, чтобы кто-то видел мои слёзы. Только не сейчас. Не по такому поводу.       — Где он? — вопреки усилиям, с заметной хрипотцой проговорила я.       — Ожидает в гостиной.       — Проводи его в мой кабинет.       — Принял. — Поклонившись, Хайз подался прочь. Но спустя пару шагов обернулся. — Я так понял, это надолго. Завтрак подать также в кабинет?       — На двоих, — сдержанно кивнула, невольно хлюпнув носом.       Он ответил тем же и вскоре скрылся на лестнице.       — Сестрёнка, что та?..       — Прости, но давай встретимся чуть попозже, иди умываться и поспеши на завтрак, — не глядя на малышку, бросила я уже на ходу, по пути к кабинету.       — Да… конечно, — только и донеслось в спину вновь безликим, отрешённым тоном.       Я понимаю, что поступаю некрасиво… даже отвратительно. Но, боюсь, ещё немного — и меня просто разорвёт на части. Требовалось хоть немного успокоиться, собраться с мыслями…       А если совсем будет худо, то, чем Сэтору ни шутит, можно и выпить. Или лучше попросить заварить сумеречную траву? Ох, её дожидаться ещё… Л-ладно, один бокальчик, думаю, не навредит. А после можно и помедитировать. Она хоть и требует куда большего времени, нежели алкоголь, зато и полезнее. Да, прекрасное изобретение.

***

      — Ребята, далеко не разбегаемся! И будьте осторожны, когда лазаете по деревьям, там довольно высоко!.. А, и старайтесь не докучать окружающим!       — Вас поняли!       Боги, как знала, что покоя мне не видать, если возьму этих проказников с собой: не успела присесть, как добрая половина уже исчезла из поля зрения, а вторая… кхм, избрала не самые безопасные формы развлечений. И это после плотного-то обеда. Но ничего не поделаешь: если уж выбираться в парк — пусть и с вынужденной задержкой ввиду непредвиденных обстоятельств, отчего засобирались уже после обеда, — так всем вместе…       Или почти.       — Братец решил не идти? — подала тихий голосок разместившая по правую от меня руку и задумчиво разглядывающая ребристую гладь маленького прудика Сая.       — Как видишь, — легко пожала плечами, откинувшись чуть назад и упёршись ладонями в пушистую короткостриженую траву. — Если ты не заметила, он в последнее время не горит желанием не то что проводить с кем-то время — словом обмолвиться. Ну, со своими тараканами пусть разбирается сам.       В ответ малышка лишь неопределённо повела головой. Тишину разбавлял только шелест крон близ высящихся деревьев да далёкий галдёж ребятишек. Сущее блаженство.       Особенно после тягостного поначалу, но воодушевляющего впоследствии разговора с братом.       «…Думаешь? — в задумчивости стянул брови к переносице Трейвис. — Мне всё же кажется, настоящее лицо было не таким… хм, сглаженным, что ли. Стоило добавить неровностей для более зрелого вида».       «Да говорю тебе — он великолепен, — уже откровенно хохотала я с его неугомонной тяги творца к идеалу. — Может, выглядит несколько моложе, чем я его помню, но в этом есть свой шарм. Оставь всё как есть».       Забавно наблюдать, как брат переживает за качество исполнения фигурки. Притом, что это, с его же слов, далеко не первое изделие. Впрочем, его можно понять: одно дело вырезать лошадок да медведей, и другое — человека. Да не просто человека, а…       «Спасибо, что сделал его для меня, — молвила от чистого сердца, не переставая поглаживать миниатюрную древесную шевелюру. — У меня не было возможности забрать ни одного портрета отца. А теперь они либо сгорели дотла, либо похоронены под обломками. Хоть какое-то напоминание о нём теперь присутствует в этом чуждом доме».       «Честно говоря, не думал об этом с такой стороны, — с неловкой улыбкой почесал он затылок. — Просто хотелось выразить ему почтение, пусть и таким скромным жестом… Ой, конечно, я очень рад, что мне удалось заодно и тебя приободрить. То есть я не был уверен, насколько тебе придётся по душе моя поделка…»       «У тебя руки мастера, — ничуть не лукавя, заверила я. — Даже не верится, что ты всё ещё подмастерье. Да к тому же у столяра».       «У меня всегда лежала душа к декоративным вещицам, — пожал братец плечами. — Но мама настояла, чтобы я обучался изготовлению мебели. Говорит, мол, пользы куда больше, чем от статуэток и игрушек».       «Ну, польза — понятие очень относительное, — добродушно усмехнулась. — Всё-таки радовать душу так же важно, как и плоть».       «Может, твоя правда. Но голод телесный несколько назойливее духовного. Да и в городе хватает куда более умелых мастеров-кукольников — даже наскреби я денег на собственную мастерскую…»       «Никогда не узнаешь наверняка, пока не попробуешь. Живём лишь единожды, разве нет? Что тебя останавливает?»       «Деньги, что же ещё. Пока нахожусь в учениках — откладывать-то и не с чего».       «Если дело лишь в этом, то я могу…»       «Нет, — не задумываясь, твёрдо перебил меня Трейвис, для увесистости вскинув ладонь. — Я ценю твою заботу, сестра, но мне не нужны подачки. Не пойми неправильно, дело вовсе не в наших сословиях. Просто я хочу сам нести ответственность за свою жизнь. А значит, всего придётся добиваться самому».       «Ох уж эти мужчины со своей ранимой гордостью», — невольно закатила глаза.       «Что поделать, — рассмеялся тот. — Наверное, сказывается влияние сира Талмуда…»       И всё-таки братец не меньший болван, чем кое-кто. К чему так всё усложнять, когда есть простое и вполне себе пристойное решение? Я бы поняла, потребуй я чего-то предосудительного или неподъёмного взамен. Но мы ведь семья. Разве полагаться на родню так унизительно? Гордость превыше светлого и счастливого будущего? М-да уж. Одним словом — мужчины.       Но если в отношении Трейвиса пока нет поводов для волнения, то другой…       — Почему ты не играешь с остальными? — наспех отбросив пока бессмысленные думы, обратила наконец внимание на притихшую в такт мне Саю. Уже не осталось сил выдерживать неприлично затянувшееся молчание. Вернее, осевшее на плечах неведомое напряжение. — Или хочешь поиграть со мной, но стесняешься сказать?       — Не стесняюсь, — тем же отрешённым тоном пробормотала она, не глядя на меня. — Просто не хочу обременять тебя.       — Какое бремя, если я сама предложила провести весь день вместе? Так давай им насладимся. Все вместе.       — Вместе…       Сая осеклась, поджав губы. Но едва я раскрыла рот, как она тут же со вздохом заключила:       — Но мыслями ты сейчас отнюдь не с нами.       — О чём ты? — искренне озадачилась.       — Я не могу заглянуть тебе в голову… Но я чувствую в тебе сильное напряжение.       — Ну, оно и понятно: всё-таки за некоторыми из вас нужен присмотр — как тут целиком расслабишься? — лукаво — и подозреваю, крайне натянуто — усмехнулась я.       Да вдобавок запоздало приметила, что вовсю наматываю на палец сползшую вдоль плеча длинную прядь. И чего, спрашивается, я так нервничаю?       — Ты не поняла.       Ко мне обратилось необычайно строгое золотистое личико с пронзительным взором широко раскрытых изумрудных глаз. Уже и не вспомню, когда Сая в последний раз смотрела на меня так… открыто. Не считая злополучного разговора на дереве. Да и тот под покровом тьмы, рассеиваемой лишь скромным лунным светом.       — Помнишь… я говорила про тьму внутри… братца Иллиана? — обрывисто, будто сквозь силу, прошептала она.       Переборов скатившийся по спине холодок, я молча кивнула: подходящих слов просто не нашлось. Да и нужны ли они? Думаю, лучше дать ей просто выговориться. Такое чувство, будто именно Сае надо избавиться от некоего груза — вовсе не мне.       — Это никакая не метафора или что-то такое… Я действительно чувствую нечто тёмное… холодное… безобразное… Всякий раз, когда оказываюсь близко к нему… И ещё эти всполохи…       — В-всполохи? — непроизвольно сорвалось с дрожащих губ.       Это… это звучит уже пугающе. Что она такого себе надумала?       — Я тебе не говорила этого раньше, так как боялась… твоей реакции. Но сейчас это уже не имеет значения, так что…       Сая на миг прервалась, то ли решаясь на что-то, то ли просто собираясь с мыслями.       — Ещё до смерти мамы я начала… как бы сказать… ощущать нечто незнакомое, чужеродное. Сперва это выражалось в виде некоего предчувствия — сродни тому, когда ты оказываешься одна в тёмном лесу и тебе мерещатся потаённые взгляды и шаги. Но затем, когда отец забрал меня с собой в странствие, оно стало обретать более явные… очертаемые формы. Наверное, это корректней назвать дымом. Ничтожные завитушки, какие тянутся от уже тлеющего костра. Иногда это проявлялось в виде пыльцы, оседающей на… Что бы это ни было — оно всегда преследует что-то живое. В опустошённых местах лишь бесцельно клубясь в воздухе, оставляя осадок на траве, деревьях, камнях. А по сближению живого существа — тотчас поднимаясь облаком и приставая к коже или шерсти…       — Это же…       Взбудораженная, я бессознательно, со всей силой ухватила малышку за плечи, неминуемо заставив ту сжаться.       Слишком поздно до меня дошла грубость и даже мерзость сего поступка. Но тут, увы, не до церемоний. Сая… она ведь описала то, о чём я думаю? Это же не?..       — Где ты это услышала? — в тщетной попытке успокоиться, не своим голосом прошептала я.       — А? Нигде. Говорю же, я это видела наяву.       — Это не смешно, Сая. Если ты хотела меня так подразнить или…       — Это правда, — не задумываясь, твёрдо произнесла она. — Всё до последнего слова.       И её взгляд — прямой, неуклонный… непоколебимый. Истина сие иль ошибка, ясно лишь одно: малышка не лжёт и не дурачится.       — Не может быть… Разве это?..       Возможно? Не знаю. По крайней мере я о таком не слышала…       А с другой стороны — я и о себе-то всего за пару-тройку недель узнала многое, о чём даже не подозревала. К тому же описание поразительно схоже с тем, о чём однажды обмолвился Шогу. А несколько позже общую картину дополнила Минори. И только мне одной. Иллиан не в счёт — если и подслушал где, то при мне не говорил, а уж Сае, думаю, и подавно: в этом просто нет смысла.       Тем не менее, факт остаётся фактом. Малышка откуда-то прознала о…       — Забавно, что мой… дар вызывает у тебя больший ажиотаж, чем собственный, — невесело усмехнулась она.       — То, что происходит со мной… и уж тем более с Иллианом — отнюдь не дар, — мрачно покачала головой.       И только затем смогла заставить окаменевшие пальцы наконец отпустить её хрупкие плечики.       А проделав глубокий вдох…       — Эрий. Ты описала его поведение. В пассивном и полуактивном… то есть спокойном и пробуждающемся состояниях, если правильно запомнила. Но обычному глазу он предстаёт незримым — лишь когда переходит в активную, возбуждённую фазу. То есть когда его используют в техниках. И если об эрии как явлении ты могла слышать, как и большинство людей — и не только, — то описать его с такой… хм, научной перспективы — это уже знания магов Цитадели.       — Думаешь, я это подслушала у тёти Минори, так? — не задумавшись ни на миг, легко вымолвила Сая.       — Ха-х, проницательна не по годам, — нехотя покивала. — Да. Признаться, сперва так и подумала. Однако, если вспомнить, ты никогда не давала поводов для сомнений. Порой отмалчиваешься до последнего, но чтобы врать…       — Ох…       — Что?       — Ты… ты наконец-то расслабилась… сестрица, — на сей раз с неподдельной, весьма довольной улыбкой произнесла она.       Хм, а ведь и правда — только сейчас обратила внимание, что голова необычайно светлая, мысли не плутают… да и будто бы дышать стало вольготнее.       — Но как ты это понимаешь? Разве по эрию в принципе возможно определить?.. Нет, постой. Ты упомянула «всполохи». Что ты имела в виду?       Верно, это сейчас куда важнее. Про гиперчувствительность эльфов я хотя бы наслышана, пускай и не подозревала характер оного. Но если эти, как она выразилась, всполохи её так озаботили, то это по меньшей мере что-то выбивающееся из привычной для неё картины. И если мои подозрения верны…       — Я точно не знаю, что это, — осторожно начала Сая. — И не представляю, как это иначе описать. Оно… Временами я улавливаю слабое сияние. Но не поверх тела, как осадок, а будто бы пробивающееся изнутри… У тебя и братца Иллиана.       — Только мы двое? Уверена?       — И оно совсем не похоже на то, что я привыкла наблюдать вокруг, — словно не услышав меня, продолжила вещать. — Более тёмное… почти чёрное, как сажа. И оно непрерывно шевелится… или скорей течёт. Тонкими струйками, будто по венам…       — Оно в нашей крови?       — Я не знаю. Всё, что я могу сказать наверняка — это что-то иное. Совсем не то, что нас окружает. И если у тебя оно сосредоточено по большей части в груди, иногда вспыхивая где-то близ головы, то у Иллиана…       — По всему телу, — невольно вырвалась догадка, невесть откуда взявшаяся.       И Сая, помешкав, мрачно кивнула.       — Ты из-за этого начала сторониться… и отдаляться от нас.       — Прости. Я не знала, что и думать. Меня это здорово перепугало. Я хотела выждать, понаблюдать, прежде чем…       — Всё в порядке, я понимаю, правда. Наверное, я бы поступила…       Не уверена, что так же, но… Ай, ладно, не о том речь.       — Ты ведь успела познакомиться с каждым из ребят? — после недолгих размышлений вновь обратилась к Сае. — Кто из них наиболее ответственный?       — Ну… Обычно любые неурядицы разрешали Шен и Нирра…       «А, та сладкая парочка, — чуть не усмехнулась в голос, вовремя стиснув зубы. — Ох ты ж… А ведь я обещала Нирре разобраться в… в той странности с одной девочкой. Совсем вылетело из головы…»       — Но сейчас они дома, как и большинство ребят постарше. Хм… О, ещё Даг хорошо себя показал на прошедшем культурном фестивале, когда мы…       — Да, хорошо, — тотчас кивнула, остужая её вдруг проявившийся энтузиазм. — Найди этого Дага и попроси приглядеть за остальными, пока нас не будет.       — А куда мы уходим? — с лёгким оттенком сомнений вопросила она, однако послушно вскочив следом за мной.       — Ему скажешь, что за покупками. Да, если поинтересуется, почему остальных не берём, сошлись на моё желание удивить всех за ужином.       — Ладно… — И только Сая отошла на пару-тройку шагов… — Но что ты задумала?       — А какие могут быть варианты? — Меж делом взглянула на небо, прикидывая время: стоит поспешить, дабы и впрямь успеть до ужина. — Идём получать ответы.

***

      — Малыш, ты в порядке?.. Я понимаю, всё это не просто осмыслить вот так, с наскока. И если ты хочешь поговорить об этом…       — Нет… Всё хорошо, правда. Я просто… Я хочу побыть одна. Если не возражаешь.       — Ох, конечно, я тогда вернусь к… У меня ещё остались кое-какие… В общем, увидимся завтра. Приятных…       Но прежде, чем я опомнилась, Сая уже семенила к выходу на задний двор через гостиный зал.       И по закрытию двери я невольно выдохнула задержавшийся в лёгких воздух. Не то чтобы я лукавила, выразив желание поговорить…       Я просто не ведала, что здесь следует сказать. Услышанное днём… Ох, это требовало глубокого осмысления.       «И это весь твой ответ?» — откровенно вылупилась я на притихшую, лишь скупо хмыкнувшую под нос Минори.       Я тогда места себе не находила, по дороге надумать успела всякое, одно предположение другого "краше". А она, мой учитель, выслушав меня, а затем ещё и «осмотрев» Саю, просто… У-уф, до сих пор не пойму, как это должно воспринимать.       «Ты ведь знаешь, что это, — чуть ли не с агрессией надавила. — Так скажи, не отмалчивайся!»       «Хочешь услышать то, что уже и сама знаешь? — наконец подала ровный голос Минори. А затем украдкой обронила взгляд на ютившуюся в углу на табурете Саю. — Да ещё при посторонних?»       «Сая никакая не… П-постой-ка, что значит "уже сама знаю"? Зачем бы я тогда пришла?.. Ой, н-не подумай, я и так планировала навестить тебя… в ближайшее время, да…»       «Оставь неуклюжие заискивания для высшего круга, Сириен, меня это не заботит, — ничуть не смутилась она в сравнении со мной, стыдливо уведшей взгляд. И более того — без стеснения зевнула, устало подперев щеку ладонью: не выспавшаяся была… как обычно. — Касаемо вопроса: то и значит. Или ты успела забыть произошедшее на вашем этом божественном суде?»       «А причём тут?.. Ох…»       «Дошло наконец, — вздохнула Минори, не имея возможности увидеть моё обомлевшее лицо, но наверняка почувствовав тревожный "всполох" ютящегося внутри эрия. — Память, даже при стимуляции эрием, не всегда может воспроизвести события в точности и со всеми нюансами. Но одно то, что его голос звучал тогда не в твоей голове, а будто бы изнутри тебя, наводит на конкретные предположения».       «Г-голос?» — оживилась притаившаяся Сая.       «Уверена, что ей стоит знать?» — после недолгой паузы обратилась ко мне Минори.       «Если Сая не заслужила моего доверия — кто в принципе заслуживает?» — не задумываясь протянула я.       «Твой выбор, — не стала настаивать она и возвратила слепой взор на малышку: приличия ради, полагаю. — Что ж, меченое дитя, слушай внимательно, ибо повторять я не люблю…»       «М-меченое дитя? — невольно перебила вздрогнувшая, то ли от услышанного, то ли от её строго вида, Сая. — К-кто?»       «Серьёзно?» — Даже сбоку я отчётливо углядела приподнявшуюся, лишь слегка, но в искреннем изумлении бровь Минори. — «Ладно, ты могла не запомнить ритуал в силу младенчества, но по мере взросления никто из твоего клана не удосужился об этом рассказать?»       «Р-ритуал? К-какой?»       «Ох, час от часу не легче», — с нескрываемой досадой повздыхала она.       И тут же запалила очаг и перенесла булькающий от тряски пузатенький чайник поближе к огню…       Не вставая со стула, лишь произведя краткий замысловатый жест правой рукой. Никаких сигилов не высветилось, но пробившийся в какой-то миг сквозь рукав слабый отсвет всё объяснил: комбинация оных была выведена заранее прямо поверх кожи. Неужто Минори настолько часто прибегает к техникам в быту, что у неё целые… как их… шаблоны заготовлены? Да ещё на себе? Маги Цитадели, пусть и бывшие, довольно странные… в чём-то и жуткие.       «Запасные кружки на полке у рабочего стола, — наконец подала она голос. — Располагайтесь — на разъяснения уйдёт некоторое время…»       Когда Сая поведала о своей этой… особенности, я искренне понадеялась, что это пусть уникальный, но… как бы выразиться… естественный?.. талант. Иными словами — нечто, чем тебя наделила природа. Мало ли одарённых людей — или эльфов, не суть — землю топчут?       Но, как и в моём случае, это никакой не дар, а злонамеренное вмешательство внешних сил. Минори отказывалась вдаваться в подробности — послушники Цитадели сами ещё не определились, имея на руках лишь теории, посему любое утверждение выглядело бы смело. Разъяснила только… процесс этого явления.       Сая и впрямь оказалась сверхчувствительной к эрию. Но способностью улавливать и даже визуально распознавать оный природа никого и никогда не наделяет. Это цена… нет, компенсация высших сил за утерянную нами частичку себя. Или же отнятую.       У Минори, как она сама поведала, схожая способность, но куда развитей в силу большей «цены». Её такой сделало воздействие неизвестного артефакта взамен на зрение и частицу человечности… что бы это ни значило. В случае Саи, учитывая её расовую принадлежность и мирную до поры до времени жизнь, только одно могло оставить подобный «след»…       «П-пустой? Ты серьёзно?.. Н-но как это возможно? Они же призываются через этот ваш…»       «Я сказала, что это схожее с пустым явление, Сириен, — строго осадила Минори. — Не смею утверждать — лишь предполагать. Что мы знаем доподлинно: эти сущности так же пробираются к нам с той, другой стороны. А уж из одной они плоскости реальности, где обитают пустые, или нет — неизвестно».       «И это просто замалчивают?! — чуть ли не в истерике воскликнула я. — Никто не пытается ничего с этим сделать?!»       «Не просто побороть болезнь, не выяснив её источник, — лишь пожала та плечами. — Впрочем, как ты имеешь удовольствие наблюдать, некоторые меры воспрепятствовать им нашлись. Пусть и не идеальные».       «Тот ритуал, о котором ты упомянула? Что это?»       «Довольно… грубая техника, если судить по наброску сигильной цепи в записях библиотеки…» — Минори ненадолго ушла в раздумья. — «Но в её эффективности сомневаться не приходится, раз уж сами существа настолько слабы».       «Откуда такие выводы?»       «Это очевидно. Жертвы — исключительно новорождённые, притом с наибольшей чувствительностью к эрию, какие в массе своей встречаются прежде всего среди алв. Я уже говорила о паразитической природе пустых? Так вот, наши тела — это не более чем удобный инструмент. Истинный источник, от которого те зависят — сам эрий. Он для них сродни нашему кислороду. В Цитадели уже некоторое время рассматривается теория, что эрий — это никакое не наследие давно покинувших нас богов, а просочившаяся и адаптировавшаяся в нашей среде инородная энергия. Это объясняет, почему обыкновенный человек — и не только — не может аккумулировать её в своём теле: только концентрировать на поверхности, подобно осевшей пыльце. Эрий тянется к живому, но не является его неотъемлемой частью. Прямо как…»       «Пустые…»       На моё заключение Минори безмолвно кивнула.       «Исходя из этого… Пустые являются порождением эрия?»       «Или его ответвлением. То бишь, возможно, это и есть сам эрий. Только сумевший сгуститься настолько, что неведомым образом обрёл некую самостоятельность и даже подобие разума. Та же Наги на удивление быстро освоилась в теле Иллиана и даже выказывала какие-то зачатки индивидуальности, что уже несколько возносит её средь прочих…»       «Л-ладно, забудь пока о Наги, — поспешно перебила я. — Что с Саей?»       «Ничего, — не задумываясь ответила та. — Порывавшегося осесть внутри неё паразита вывели своевременно, никаких нарушений я не вижу, её тело и разум функционируют в пределах нормы… насколько я знакома с физиологией алв, разумеется».       «Но последствия всё-таки остались. "След", как ты выразилась». «Ничто не проходит бесследно. Как после болезни крепнет иммунитет, как после рваной раны порой остаётся шрам, как сломанная кость после сращивания может остаться деформированной…»       Отметив мой испытывающий взгляд — или скорей агрессивное бурление эрия, — Минори нехотя прервала отвлечённый поток рассуждений и возвратилась к насущному:       «Этот паразит, едва пробравшись внутрь тела, сразу начинает… как бы выразиться корректней… оплетать жизненно важные органы, подобно паутине. Осваиваясь, изучая структуру, функционирование, поступающие и вырабатываемые организмом вещества. И, как правило, процесс начинается с мозга…»       «Н-но мозг — это буквально мы… наша личность… Разве удаление паразита возможно без нарушения его… целостности?»       «На ранних стадиях. Предположительно, до двух-трёх суток. Дальше уже имеется угроза осложнений».       «Ч-четверть недели?! Так быстро?!»       «Поэтому ты об этом и не слышала — подобные случаи сами по себе редки: едва ли превышают один-два в год на всё население. И зачастую от этих детей просто избавляются — мало кто может позволить себе настолько сведущего целителя. Разве что очень богатые и знатные дома…»       «Или Цитадель… А у вас были подобные случаи?»       «Разве я не говорила? Мы не размножаемся естественным путём — магический потенциал, увы, не передаётся по наследству. Оный возможно определить уже по мере взросления, не раньше шести-восьми лет. С новорождёнными нам работать не приходилось».       «Работать, значит? Для вас и люди — не более чем инструмент или материал для исследований? Не слишком ли цинично?» — насупилась я.       «Человек в любом обществе не более чем инструмент, Сириен. Тебе ли не знать».       Здесь я была вынуждена пристыжённо смолчать. И правда, не мне заикаться об этом, учитывая моё происхождение. И не только сословное.       «В общем, учитывая отсутствие заметных дефектов, кроме сверхразвившейся сенсорики, паразита удалили не позднее третьего дня с момента заражения. Нет поводов для беспокойства», — будничным тоном заключила Минори.       И только я хотела вздохнуть с облегчением…       «Чего не скажешь о тебе», — строго добавила она.       «Всё настолько плохо? — уже с меньшей тревогой — а может, и в неверии — вопросила я. — Нет, я догадывалась, что без вмешательства Наги вряд ли удалось бы провернуть… такое. Но во мне… У-уф, то есть со мной же говорил Иллиан, не она».       «Полагаешь?»       «Убеждена».       Несколько поспешное утверждение, но сомнений не было. Я так чувствовала.       «К тому же ты наложила ему какой-то барьер… Ведь так?..»       Да. Если в чём и приходится сомневаться, то разве что в этом. С моей стороны все рекомендации по обращению с Иллианом были соблюдены… худо-бедно. И если Минори провела ту… процедуру без нареканий — откуда это подозрение?.. Если не сказать — беспокойство? Впрочем, тут оставалось лишь догадываться: её лицо, как обычно, выражало в лучшем случае скуку, а в худшем — ничего.       И даже после терпеливого выжидания ответа не последовало. Не считать же таковым скупое напутствие проявлять бдительность и, опять же, ограждать Иллиана от всевозможных возбудителей ярких эмоций. На этом, увы, пришлось распрощаться — её "весьма кстати" вызвала хозяйка пекарни, требуя в чём-то «подсобить».       А впрочем, о чём тут ещё говорить? Иллиан, как ни погляди, если не уникальный случай, то всяко выбивающийся из нормы. Возможно ли тут в принципе что-либо спрогнозировать? Благо, в последнее время поддержки от него куда больше, нежели…       — Нежели что?       — Ой! — чуть не подпрыгнула от неожиданно донёсшегося со спины мужского голоса. — Б-боги, да сколько можно повторять, чтобы вы не!.. А?       Как бы это нелепо ни звучало, но я в какой-то мере успела отвыкнуть от этого голоса. Хотя, казалось бы, минуло всего пара дней. И кстати…       — Надо же, ты теперь разговариваешь со мной? — едва ли не театрально всплеснула руками, а затем деловито скрестила их на груди. — С чего вдруг такая честь?       Кажущийся равнодушным небесно-голубой глаз, как и его гнойно-желтоватый собрат, вперился в меня требовательно-изучающим, а то и подозрительным взором. Что несколько контрастировало как с невозмутимо-разглаженным лицом, так и с вольготно спущенными по швам руками.       — Где ты была? — с заметным нажимом вопросил Иллиан после недолгого затишья.       — Это первое, что ты хочешь мне сказать? — с вызовом взглянула в ответ, старательно унимая пробудившуюся внутри дрожь. — Ни тебе «привет», ни тебе «прости»?       — Я уже извинялся, — легко парировал тот. — И тебе это было не нужно. Так ты ответишь или нет?       — А то ты не знаешь? — надменно фыркнула. — В парке гуляли. И тебя, к слову, приглашали, как я слышала, но ты отказался. Вернее, ты просто ушёл без ответа.       — Вы ушли немногим позже полудня, — прозорливо подметил. — И вы до самых сумерек провели в парке?       — Что за допрос? — насупилась. — Я напомню, что ты со мной уже который день не разговариваешь. Значит, надо полагать, тебе не должно быть никакого дела, где мы и как долго…       — Ты была у Минори, так?       Ч-чего? Как он?.. Ох, я уже не понимаю, когда он и впрямь проявляет чудеса дедукции, а когда необъяснимым образом считывает мои мысли… Даже те, что блуждают где-то на задворках разума. П-пытливый гадёныш.       — Ну вот, ты и сам всё знаешь, — плюнув на догадки, лишь небрежно развела руками. — Зачем тогда спрашивать?       — О чём вы говорили?       — Что?.. — на миг осеклась, но тут же самодовольно ухмыльнулась. — О-о-о, стало быть, ты не все мысли можешь прочесть. Интересно…       — Не увиливай от ответа. Что она сказала?       Посуровев лицом, Иллиан сделал угрожающий, как мне показалось, шаг навстречу, сокращая и без того неприличное расстояние.       — Хочешь — сам у неё спроси, какие проблемы? И вообще, тебя это не касалось.       Тут я, мягко говоря, лукавила, но в целом…       — Всё, что касается тебя — моя забота, — с неожиданной откровенностью произнёс он, приблизив строгое лицо к моему обомшелому. Нас теперь разделяли считанные дюймы. — Что тебя тревожит, Сириен?       — Н-ничего, — растеряв былой запал, буквально пролепетала я смущённым тоном. Нет, ну как он может поступать так… бесстыдно?! — С-Сае было не по себе, вот я и…       — Сая? — в изумлении приподнял бровь Иллиан. — А с ней что?       — Я-я же сказала, тебя это не касается. Э-это только между нами, девочками. Я-ясно?!       И почему я так нервничаю? Ладно агрессия — она ещё оправдана… Или нет?.. И вообще, зачем так напирать на меня? Если ему нечего скрывать…       — Ясно.       Вдруг сдался Иллиан, отступая на шаг. И даже смягчился в лице, будто ничего и не было… А что это вообще было, к слову?       — П-постой, ты куда? — запоздало опомнилась, когда Иллиан, развернувшись на месте, уже начал удаляться к лестнице.       — Сая и моя подопечная, — будто бы нехотя ответил он, замерев на полушаге и обернувшись через плечо. — Будет некрасиво, если я даже не поинтересуюсь. — И помедлив… — Ты против?       — Н-не то чтобы против…       Я не сразу нашлась с ответом. Что-то меня здесь сильно смущало. Но что именно? Ох, тяжело. За что мне всё это?..       — А, да, ты мне нужен! — вдруг выпалила я, сама не до конца понимая, что именно подразумевалось.       — Зачем? — возобновив было путь, вновь обернулся он.       — Ну… Я ведь почти заняла должность лорда-управляющего… Надо обсудить… всякое?       Да уж. Глупее причины и выдумать тяжело.       — Ты устала, — весьма проницательно подметил он. — Тебе лучше отдохнуть. Обсудим всё зав…       — Н-нет! — не унималась я, будучи убеждённой… не знаю в чём, но предчувствие чего-то дурного никак не отпускало. — Прямо сейчас!.. Т-ты… ох… ты должен объясниться.       — По поводу?       — Сам знаешь.       Хорошо бы и мне узнать — вопиюще голая, безо всякого потаённого смысла провокация. Но это первое, что пришло на ум.       — Ладно, — на удивление быстро, хоть и с мимолётным колебанием. согласился Иллиан и неспешным шагом вернулся ко мне. — Поговорим в твоей спальне или в кабинете?       — Р-разумеется в кабинете, что за вопрос?       То, что я позволяла ему остаться на пару ночей в своей спальне — не более чем вынужденная мера, вопрос жизни и смерти. Сейчас и близко не так. Совсем нет…       Вернее сказать, всё складывалось с точностью до наоборот.

***

      — Леди Сириен.       — Лорд Эркель.       Дежурный обмен любезностями. Как же я его… "обожаю". Только затем сочла приемлемым вольготно разместиться на стуле. Причём, что удивительно, не в стеснённом кабинете, как обычно, а в зале совета чуть дальше по коридору. Да вдобавок уже будучи заполненном с дюжину малознакомых и совсем не знакомых средних, а то и высших дворян, судя по роскошным нарядам. Кого так же пришлось удостоить вниманием по сближению со столом, благо хоть обошлось без занудных представлений с рукопожатиями.       Вот и настал роковой час, где решится судьба. Как моя, так и настрадавшегося города. А какая ещё может быть причина созыва с моим участием? С такой лицедейно-приветливой, но пробирающей ядовитостью атмосферой — всего одна.       — Нет, благодарю, — деликатно отстранила от себя поданный слугой и вот-вот грозящийся наполниться вином бокал. И бегло оглядев присутствующих, стараясь не выказать ютящегося внутри меня раздражения… а то и пренебрежения, остановилась на "виновнике" сборища. — У меня ещё имеются планы на послеобеденное время. Так что, если не возражаете, оставим формальности и сразу перейдём к сути встречи.       — Возражаю, — не поведя и бровью, строго парировал Эркель меж короткими глотками из кубка. И отставив уже опустевший сосуд в сторону с едва уловимым «кряком»… — Леди Сириен, это не личная встреча, где простительны некоторые… вольности. Здесь собрались самые уважаемые и влиятельные люди не только Хигадеру, но и самого Эринхолда. Поднятый вопрос требует соблюдения дворянского этикета… Или то недолгое время, проведённое средь простолюдинов, выветрила сей постулат из вашей цветущей головушки?       — Не припомню, чтобы в этикет входили ёрничество и завуалированные оскорбления, — озорно улыбнулась с лёгким прищуром.       Подобная манера общения для меня уже стала как родной — его слова были встречены больше с весельем, нежели с обидой. Но воздержаться от встречной колкости не смогла. Не захотела. Всё равно оба предстанем не в лучшем свете. Да и что эти разукрашенные павлины нам сделают: равному им придворному чиновнику и единственной оставшейся претендентке на пост лорда-управляющего? Как не единожды говаривал Кирби: «Поздно поиться с родника, коли в животе уже вовсю бурлит ядовитое болото».       А так хоть паршивое настроение сгладится после вчерашних… откровений.       «П-прости, что?» — не поверила я тогда своим ушам и невольно перешла на боязливый шёпот.       «Знаю, как это может выглядеть, — криво улыбнулся Иллиан, зачем-то скребя пальцем небрежную щетину. — Но уверяю — я контролирую ситуацию».       «К-контролируешь?.. Д-да ты буквально выпустил эту тварь!»       «Не выпустил — лишь ослабил блок… Или как это назвать?..»       «Ты… Да ты хоть представляешь, к чему это могло привести?! Хочешь повторения былой трагедии?! О чём ты только думал?!»       «О тебе».       Он… так легко и не задумываясь вымолвил это, что попросту обезоружил меня — открывшийся было рот лишь немо глотал воздух, остужая разгорячённые лёгкие. А с ними и взбешённое сердце.       «Ты была в опасности, — мягким тоном продолжил Иллиан. — Я не знал, что ещё предпринять. Прости, что утаивал, но твоя реакция была весьма предсказуемой, а мне не хотелось устраивать ненужные разборки».       «Как… — наконец отыскала в себе силы подать голос. Пусть и не с первой попытки. — Как давно?»       «Со дня божественного суда, — на удивление быстро уловил он суть вопроса. — Но я ослабил печать лишь на время, когда Наги брала… кхм, поддерживала тебя в бою. Потом я восстановил её. Клянусь, больше этого…»       «Лжёшь».       Ещё не успела обдумать услышанное, а язык уже озвучил вердикт. Холодно и твёрдо. Не знаю, что меня смутило — я просто почувствовала фальшь. Врёт он или по обыкновению не договаривает — оставалось лишь гадать.       Но судя по недовольно прищурившимся глазам Иллиана — обвинение отнюдь не беспочвенное.       «Я не знаю, что тебе ещё сказать», — только и обронил он спустя недолгое затишье, при этом подчёркнуто-непринуждённо откинувшись на спинку стула со скрещёнными руками.       «Как насчёт правды?» — без намёка на остроту озвучила я очевидное, как мне казалось, решение.       «Ты, смотрю, уже решила для себя, что есть правда. Какой смысл?»       «Давай без этих твоих…»       «Без чего?» — требовательно вопросил Герг, когда я умолкла на полуслове.       «Увёрток».       И вновь давящее молчание. На сей раз подкреплённое, без преувеличения, зрительной баталией. Казалось, мы испытывали друг друга… Понять бы ещё, в чём именно.       «В итоге мы вернулись к тому, с чего начали», — со вздохом первый "сдался" Иллиан, уведя пространный взор куда-то в потолок.       «О нет, — невольно усмехнулась я, подавшись ближе и возложив локти на стол. — Начали-то мы за здравие. Ты извинился предо мной и обещал впредь верно служить мне и поддерживать, чем только сможешь. Или уже забыл?»       «Я ничего не забываю», — тихо возразил он и прикрыл глаза, будто в стыде или досаде: по разглаженному лицу так сразу и не поймёшь.       Впрочем, тут же выдав неприглядную, пусть и сдержанную ухмылку, добавил:       «В отличии от некоторых».       «Я помню о каждом, кто находится под моим крылом, — с неприкрытой агрессией прошипела в ответ, чувствуя нараставшую в груди тяжесть. Ведь… — П-просто слишком много забот навалилось за это время — требовалось… эм… расставить акценты…»       «Ну так и я просто "расставляю акценты", — с напускной невинностью развёл тот руками. — Или это извечное "другое, понимать надо"?»       «Ты… Да ты просто!..»       — Леди Сириен!       — Ой?.. — тотчас встрепенулась я от властного мужского гонора. И пока усиленно вспоминала, где, а главное — для чего здесь, собственно, нахожусь… — Д-да, я вас слушаю, лорд Эркель, пожалуйста, продолжайте.       — Что ж… Не напомните, на чём мы остановились?       — Эм…       Вот же… жуть болотная: зазевайся на миг — и уже в трясину норовит утянуть. А впрочем, оно и справедливо: нечего зевать.       В конце концов была вынуждена признать поражение, обронив с понурым взором кроткое извинение.       — Я как раз говорил о том, — едва уловимо хмыкнув под нос, тем не менее с напускным радушием продолжил Эркель, — что его высочество, король Армунд Третий, да будет его правление долгим и процветающим, рассмотрел вашу кандидатуру на пост лорда-управляющего Хигадеру и намедни прислал ответ.       И будто желая раздавить меня окончательно, нарочито умолк, выдерживая театральную паузу. Как же этот индюк любит красоваться.       Деваться некуда: пришлось смиренно выжидать, храня молчание.       — Имею честь сообщить, что у короля не имеется возражений касательно вашей кандидатуры, — наконец провозгласил Эркель, да ещё с такой непомерной гордостью, словно это его личная заслуга.       — М-меня одобрили? — с закравшимся недоверием, не пойми с чего, осторожно переспросила.       «Идиотка, ты хоть вслушивайся в формулировки! — внезапно разразился неистовым ором из глубин… Ох, только не это… — Или, по-твоему…»       — Отсутствие возражений не есть одобрение, леди Сириен, — чуть ли не в унисон с Иллианом отрезал Эркель, что я едва разобрала, где чей голос. — Не спешите праздновать. Сперва нам необходимо…       «К-какого пекла ты опять влез ко мне в голову? — невольно отвлёкшись, мысленно прошипела я. — И вообще, как ты сумел установить связь, будучи дома?»       «Каком кверху, блядь! Тайком выбрался и последовал за тобой, очевидно же! Ты правда думала, что я оставлю тебя без присмотра в такой ответственный?.. Ой, бля, не зевай! Срочно ответь согласием! Живо-живо!»       — Да, согласна! — послушно воскликнула я, даже не расслышав вопрос…       Или предложение? На что я только согласилась? Ох, не нравится мне происходящее. Но препираться сейчас явно не время. Да и чего греха таить — Иллиану в таких делах я доверяю больше, чем себе. По крайней мере импровизация ему даётся куда лучше. Иначе бы он просто не дожил до этого дня. Не говоря уже об успехах в большей части своих безумных авантюр.       — Рад, что вы осознаёте необходимость данного… компромисса, — с едва уловимым вздохом — то ли в облегчении, то ли просто из усталости — протянул Эркель. — В таком случае позвольте представить вам…       Величавым жестом он указал на ближайшего, сидящего по левую руку зрелого мужчину со строгой осанкой:       — Лорд Эндер из дома Грааш.       «К-королевская семья?!» — чуть не вырвалось у меня.       Мужчина безмолвно поприветствовал меня лёгким наклоном головы, на что я со скрипом на сердце ответила тем же.       После рука Эркеля сместилась в сторону следующего:       — Лорд Норин из дома Конвэй.       «А это, если верно помню, ближайшие министериалы короля», — смутилась я пуще прежнего.       — Рад наконец-то встретиться с вами, леди Сириен, — необычайно задорно, особенно на фоне предыдущего, заголосил молодой человек, пожалуй, немногим старше Иллиана. — Донёсшиеся до нас слухи, прямо скажем, противоречивые, но весьма интригующие. С нетерпением жду нашего первого заседания.       — В-взаимно…       Теперь меня окончательно выбили из колеи. Да что здесь происходит?       «Всё очевидно, не тупи, — грубо осадил меня Иллиан. — Они войдут в новый совет, будут присматривать за тобой и при малейшей оплошности докладывать наверх. Или ты правда думала, что глава государства вот так запросто доверится свершившей переворот мятежнице? Поверь, испытательный срок — это самое меньшее из зол».       Так-то оно, может, и так. Но…       «Да ёб твою мать, не отвлекайся! Следующего уже представили — ответь на приветствие!»       Опомнившись, я поспешно исполнила веленное. И как бы мне ни претила даже мысль о заключении, пусть в золотую, и всё же самую настоящую клетку, но Иллиан прав: я не в том положении, чтобы требовать или хотя бы выбирать. Как и беспокоиться о том, что мой же собственный слуга раздаёт мне указания. Уж точно не сейчас — всему своё время и место.       Наконец очередь подошла к последнему из присутствующих: пусть не самому солидному на вид, зато почтенному на возраст и весьма подтянутому мужчине с аккуратной короткой бородой и пышной шевелюрой — если бы не лёгкая седина на висках и местами на кончиках волос, ни за что не дала бы ему свыше сорока.       — Господин Даррел, — отчего-то сухо поставил точку на перечислении лорд Эркель, на сей раз даже воздержавшись от указательного жеста.       — Господин? — осёкшись, невольно воззрилась на мужчину с откровенным недоумением. — Не лорд? И даже не сир?       — Вы не знаете, как это бывает, леди Сириен? — грубовато — скорей из-за низости голоса, нежели скверного характера — вопросил он в ответ, сгорбившись над столом. — Ты можешь владеть хоть половиной всех мануфактур и земель в Лендейле, будучи богаче самого короля. Но ежели твой род недостаточно древний или тебя не связывают никакие обеты-присяги — твой социальный статус немногим выше рядового горожанина.       — Звучит не очень-то справе… П-постойте, но как вы тогда?..       — Леди Сириен, — с осаждающим покашливанием встрял Эркель. — Не сочтите за грубость, но у нас имеются куда более насущные вопросы, требующие незамедлительного разрешения.       — Но я лишь…       — И вы, если верно помню, обмолвились о неких планах на послеобеденное время. Стало быть, задержка не в ваших интересах.       «И как это прикажете воспринимать? — молча негодовала я, тщетно пытаясь уловить характер сказанного. И это на фоне устремлённого ко мне равнодушно-усталого, а то и малость снисходительного взора. — Сие извращённая форма заботы? Или банальная отмашка, как от назойливой мошкары?»       «А тебя еб?.. Тьфу, прости, а тебе не всё ли равно? — вновь подал голос Иллиан. На сей раз хоть воздержавшись от брани. — Просто поддакивай всему, что они скажут. Если встанет совсем уж неудобный вопрос, отвечай так, как я скажу, от себя ничего не добавляй — и всё будет по красоте, обещаю. Просто доверься — моя чуйка меня редко подводит».       «Да что ты говоришь?» — не удержалась от мысленного фырка.       «Знаешь, как говорят о тех, кто старое помянет? — язвительно бросил он. — Давай уже разберёмся с этими хлопцами, а после я отведу тебя куда-нибудь выпить — ты это более чем заслужила».       «Поминая наши последние посиделки в кабаке, как-то не…»       Но столкнувшись с нетерпеливым, а то и суровым взором Эркеля, вынужденно отбросила ненужные препирания: никому не по нраву, когда его оставляют без ответа.       В конце концов, прикрыв глаза, с тихим вздохом протянула:       — Прошу вас, лорд Эркель, господа, — я само внимание.       — Благодарю. — Окинув присутствующих нарочито мягким взором, тот деловито кашлянул и продолжил. — Прежде всего хочу внести ясность. Поскольку я не вошёл в состав нового городского совета, моё присутствие здесь нежелательно. Однако, учитывая… активное участие леди Сириен в минувшем суде, на меня легло бремя организации и учёта всех документации и прошений горожан Хигадеру. И я считаю личным долгом просветить каждого из вас касательно текущих забот и задач…       «Ответственный вы наш, — невольно усмехнулась в мыслях. — Боги, аж зубы сводит от такой выслужливости».       «Не отвлекайся! А то "бонькать" начну!»       «Да слушаю я, слушаю!.. И что ещё за?..»       — …вопрос покрытия расходов на восстановление разрушенной и повреждённой в ходе народных волнений и беспорядков городской инфраструктуры, — чуть было не прослушала я ключевой момент речи, благо, вовремя отмахнувшись от ненужных мыслей. Тут же лорд Эркель извлёк из стопки бумаг одинокий лист и передал ближайшему из новоявленных членов совета. — Прошу ознакомиться с финальным заключением мастера градостроительства.       «И почему я не удивлена? — разочарованно повздыхала, ожидая, когда этот злосчастный документ перейдёт в мои руки. — Конечно же, у них всё по итогу сведётся к деньгам».       «Это ты ещё капитализм не застала, хозяюшка, — малость противно загоготал Иллиан. — При феодализме у тебя хотя бы есть не иллюзорная власть, по большей части ты — хозяин-барин. А в моём мире всё уже давно перешло в руки корпорациям — государство их лишь обслуживает, так, изредка вставляя палки в колёса, чисто сохранения лица ради».       «Карпа-что?»       «Потом объясню. И к слову, смешно слушать сетования на заботы о финансах от знатной белоручки, кто ни дня в жизни не проработала, всё получая на серебряном блюдечке».       «Как будто ты много трудился, занимаясь воровством и прочими гнусностями», — не преминула ответить той же монетой.       «Не поверишь. Я так-то несколько подработок сменил, ещё со школы. Отец раскошеливался в лучшем случае на еду и одежду — развлечения и просто какую-то мелочёвку приходилось оплачивать из своих кровных. Да и в бедности доводилось пожить, когда очередной кризис нагрянул, так что цену деньгам всяко побольше твоего знаю…»       «Ладно-ладно, твоя взяла, только не заводись».       Тем временем подошла моя очередь ознакомиться с отчётом. Заметь я раньше протянутый мне лист — просто сослалась бы на необходимость вдумчивого прочтения, без вынужденного признания «поражения». Мелочь, а всё равно досадно.       «Б-боги, опять нагромождение цифр и разной терминологии», — чуть не простонала вслух, своевременно поджав губы.       «Это детали, тебя лично не касающиеся, — поспешил ободрить — или же осадить? — Иллиан. — Опусти взгляд пониже, там где-то должно быть финальное заключение».       «И когда ты успел разобраться в тонкостях ведения документации?» — откровенно усомнилась.       «Это стандартная практика любых извещательных документов, будь то отчёты, налоговые декларации, эта злоеб… треклятая техника безопасности, которую никто никогда не читает. В моём мире каждый по мере взросления с этим хотя бы единожды, но сталкивался. Давай не отвлекайся, глянь самый низ».       Повздыхав, беспрекословно проскочила больший массив текста, уделив внимание последнему абзацу.       «Так… беря во внимание усреднённую закупочную стоимость строительных материалов, их транспортировку, наём рабочей силы, расходы на содержание лишённых крова горожан…» «Сто двадцать семь тысяч триста девяносто два тэна, — нагло вклинился Иллиан. — Надо же, до единичек подсчитали. Какие бережные».       «Ч-что? — опешила. — Как ты увидел?»       «То есть то, что я слышу всё вокруг, тебя не смутило, — глухо усмехнулся. — Неважно. Что занимательнее: твоя стоимость на чёрном рынке выходила всего раза в два с половиной меньше. Сдаётся мне, сумма не такая уж и неподъёмная… Хотя стоп. А поинтересуйся-ка…»       — Каково состояние городской казны? — озвучила я вопрос Иллиана молча выжидавшему… до сих пор стоя?.. Эркелю, попутно передавая отчёт далее по кругу.       Вместо ответа тот со строгим лицом выудил следующий лист и… ох, боги, снова пустил по рукам. Я заняла не самую выгодную позицию за столом. Нужно будет внести коррективы на следующем собрании. Если, разумеется, переживу текущее.       «Да чтоб тебя! — в сердцах воскликнула, едва заполучив треклятую бумажку. И нет, дело, как ни странно, вовсе не в исхудавшем терпении. Лишь мельком скользнув глазами по тексту… — И тут гора исчислений!»       «Добро пожаловать в бюрократический мир, — на сей раз безо всякой хохмы, казалось, с искренним сочувствием протянул Иллиан. — И снова, учись вылавливать только нужную тебе информацию — это незаменимый навык вообще по жизни».       «Уже голова болит, — без стеснения пожаловалась я. — В многогранных ритуальных сигилах разобраться проще, чем здесь».       «Кто на что натаскан». — Перед глазами на миг вспыхнул знакомый образ пожимающей плечами безликой фигуры. Ненавижу, когда он так делает. — «Ладно, дай я сам. Только охвати текст целиком… Ага, отлично. Теперь замри на минутку».       Сказать, что я чувствовала себя полной идиоткой, неподвижно глядя будто остекленевшим взглядом на документ, — ничего не сказать. Не было возможности даже оценить окружение. Подозреваю, если не все, то глаза большинства присутствующих сомкнулись на мне, наверняка выжидающие моей первой оплошности или попросту проявления глупости. Не удивительно: я не только самый юный участник совета в этой комнате — а может, и во всём королевстве, — но и возглавляю его. Меня сожрут с потрохами при первой же удобной возможности.       «Хм… Хьюстон, у нас проблема».       «А? Что такое?»       У меня уже вошло в привычку игнорировать любые незнакомые словечки. Да и контекст ясен без пояснений.       «Говоря проще, у нас минус. Жёсткий минус».       «Г-где?»       «В бюджете, дура. На восстановление города уйдёт порядка ста двадцати семи штук. А текущий бюджет и до ста двадцати не дотягивает. Даже исключи мы каким-то чудом самую тяжёлую статью расходов, как необходимость регулярного содержания администрации, органов правопорядка и гарнизон, — это фиаско, сестрёнка».       «В-вовсе не обязательно грубить… — невольно насупилась, но тут же взяла себя в руки: на меня всё ещё смотрят — нельзя казать слабость. — В любом случае не велика трагедия. Обратимся к торговой гильдии — может, удастся договориться о постепенной выплате за поставку строй-материалов. Или какой налог введём. Уж семь-десять тысяч на первое время где-нибудь да…»       «Тридцать две».       «Ч-что?»       «Здесь также указано, что где-то в течение двух недель мы обязуемся передать короне в общей сложности двадцать пять тысяч. Годовая дань, плюсом ещё какая-то пошлина, взнос, субсидирование или ещё какая хрень — сам до конца не разберу этот бюрократический слог. Подозреваю, это банальный откуп за тёпленькое местечко лорда-управляющего».       «Э-это вообще законно?!»       «Я напомню, что ты мятежница, практически насильно узурпировавшая власть над целым регионом. Скажи спасибо, что с тобой в принципе разговаривают на равных, без оружия наголо. Король может хоть половину этих земель присоединить к своим владениям, и ты это проглотишь за милую душу. А куда ты, дорогуша, с подводной лодки денешься? Ты оказалась у них на крючке сразу же, как затеяла эту миленькую революцию».       Я… У меня просто не было слов. Это… это правда нормально? Ладно дань: новый управляющий — новые сроки, это я ещё могу понять… Хотя нет, если предыдущий совет успел всё оплатить — это также возмутительно. Но ещё и не пойми какие дополнительные поборы? Да, иного слова здесь не подберёшь — самый настоящий побор! Грабёж!.. А эти деньги вообще короне пойдут? Или лорд Эркель решил «под шумок» обогатиться за чужой счёт? Никогда недооценивай дворян, особенно из высших кругов. Это… У-ух, это форменное безобразие!       — Леди Сириен?       Успевшие сжаться кулаки дрогнули от донёсшегося строгого тона. Хмуро прищуренные глаза покосились на подчёркнуто выправленную, даже горделивую фигуру Эркеля. Увы, на его невозмутимом лице не удалось ничего счесть. Разве что едва заметную утомлённость, не иначе как из-за моего кратковременного ступора. Но дурное предчувствие лишь крепло.       — Ничего, всё в порядке, — сглотнув горечь, с натянутой улыбкой обронила я, прежде чем привычно вручить злосчастную бумагу сидящему слева.       «Хорошо держишься, — казалось, впервые за этот день с искренним радушием похвалил меня Иллиан. — Просто дай этим жлобам взять то, что им хочется. А своё мы обязательно урвём позже, когда они ожидают меньше всего. Терпение, хозяйка. Как говорил один из богов моего мира: терпеливым даруется награда без меры».       «Надеюсь, мои боги разделяют мнение твоего», — безрадостно вздохнула напоследок.       И, постаравшись очистить голову, всецело сосредоточилась на бурных перешёптываниях собравшихся. Раз уж они вознамерились отслеживать каждый мой чих и выявлять любые уязвимые места — я поступлю тем же образом. Никто в моём городе не посмеет и шагу сделать без моего ведома. Особенно когда это может учинить неприятности даже в самой призрачной перспективе.

***

      — Ху-ух, хорошо пошло… Хотя не… Пошло оно всё на хуй!       — Хо-хо-о, мастер, да вы сегодня в ударе, как я погляжу.       — А тебе индивидуальное направление в пизду. Заебал уже ко мне в мозги лезть по поводу и без, пидрила стоеросовый.       — Ты бы хоть сперва уточнила значения слов, которые взялась использовать.       — Ебало на ноль. Чтобы меня отчитывал ещё какой-то вороватый, звенящий яйцами щегол…       — Ну всё, мать, ты доигралась. Ща батька тебя нежно с прогиба. Лови ответку: манда спидозная.       — Пф… Говнарь патлатый.       — Блядина придорожная.       — Попущенец подшконковый.       — Пиздопробоина смердящая.       — Ебанько опездюленный.       — Пиздокрылая хуеплётка.       — Выблядский мамкоёб.       — Эй-эй, про мать уже лишнее, мелочь. Я так не играю.       — Ха-х, со своим дружком под одеялом ночью играться будешь. О как я тебя сделала? Нате-ка выкуси-ка, да причмокивать поспевай!       С полным триумфа оскалом победоносно вскинула кружку. И когда содержимое не без труда осело в желудке, с брезгливостью отметила расползающуюся по столешнице, местами всё ещё пенящуюся лужу: аккуратность сейчас явно не моё второе имя. А впрочем, оно и не удивительно: на моей половине стола громоздилась почётная дюжина опустевших ёмкостей. И когда только успела? Казалось, мы только уселись — и моргнуть не успела, как…       — Эй, парень, — донёсся будто сквозь перьевую подушку глубокий мужской гонор из-за спины. — Урезонь уже свою подружку. Это слишком даже для кабака. С такими речами — на улицу.       — Прощенья просим, — виновато вжав голову в плечи, тем не менее с лукавой ухмылкой протянул Иллиан. — Первый серьёзный заказ от гильдии наёмников, девочке неслабо досталось, вот и пар выпускает, сами понимаете. Впредь будем посдержаннее.       — Канто всемогущий, — бросил неизвестный, судя по скрипу половиц, уже подаваясь прочь. — Такая смазливая малышка — и наёмник. Лучше б мужика нашла да хозяйством занялась, а не это всё…       — Слышь, дрочила великовозрастный, кто тут малышка?! Я те ща самому хозяйство так выкручу — высокие ноты будешь брать без помех!       — Чё вякнула, недоросль?!       — Воу-воу, спокойно, мил-люди, — тут же попытался вмешаться мой слуга. — Не нужно создавать проблемы на ровном… Э-э-э, ты совсем с дуба рухнула, идиотка?!       Я даже не успела ничего осмыслить, как мою взметнувшуюся было руку — и кажется, начавшую искриться — стремглав перехватили с болезненным заламыванием. А в следующий миг перед глазами всё завертелось — в животе тотчас забурлило и к горлу подступила знакомая горечь.       Благо, вскоре лицо обласкало холодящее освежающее дуновение, а прекратившаяся качка в глазах явила окрасившиеся в тёплые рыжие тона стены близлежащих зданий. Вечер подкрался незаметно. А ведь когда покидали ратушу — время было едва ли за полдень. Куда?.. Что я только делала всё последующее время? Помню только, как мы наведались домой, переодеться во что-нибудь неброское… А зачем?       Бегло осмотрела себя: простенькая мешковатая рубаха казала складки из-под грубой плащ-накидки; ниже рабочие потёртые штаны и короткие сапоги с тесьмой на щиколотке — наряд захудалого горожанина. Это ж в какую дыру нас занесло, для чего понадобилось так выряжаться? Хм, судя по относительно чистенькой улочке да вольготно брёдшим мимо вполне пристойного вида горожанам — не в бедный квартал. Спасибо и на том.       — Ну как, проветрилась, малыха? — напомнил о себе Иллиан.       И не только голосом, но и нежным растиранием плеч. О-о-ох, до чего приятные ощущения…       — Ч-чего? Кто тут малыха, эй?! — тотчас встрепенулась.       — Малёха, а не малыха, ёкарный. Говорю, проветрилась малость? А то духота вкупе с алкоголем, смотрю, интересно на тебя влияют.       — Да пошёл ты. Ничего на меня не…       Но умолкла на полуслове, как помутнённый рассудок осмыслил произошедшее немногим ранее. И чуть не поплыла от жгучего стыда. Я что же… позволила себе… Да как мне такое в голову…       — Мне вот самому интересно, — с проклинаемой мной «проницательностью» протянул он. — Но куда важнее не то, что ты осмелилась озвучивать такое вслух, а откуда знаешь подобные выражения в принципе. Парочку я мог обронить при тебе, но уж точно не все. Не поделишься?       — Я… ну…       — О как. Значит, сама не знаешь.       П-проклятье, он успевает прочесть мысли, когда я их ещё толком не сформулировала? Это как вообще?..       — Поверь, знал бы, как это работает, уже отключил бы нафиг, — с ощутимым раздражением проворчал Иллиан, сплёвывая себе под ноги. Несмотря на очевидное лукавство, звучал он вполне убедительно. — И да, прости, что влез к тебе в голову без спросу. Опять.       — Вот именно, что «опять». Ну и какой тогда прок от извинений, если это никогда не прекратится?       — Ничто не вечно, хозяюшка, — с усмешкой пожал он плечами. — Рано или поздно я разберусь в механизме этой нашей телепатии, тогда, может, и блокираторы какие придумаем. Как я понял, это в наших обоюдных интересах.       — В смысле? Пока только ты в мою голову и влезаешь. Я твоих мыслей при всём желании не слышу. Только когда ты сам ко мне обращаешься.       — Ты в этом уверена?       — К-конечно! Сколько ни пыталась, ничего не… Ой.       — Хм-м-м, значит, пыталась. Интересненько.       Язык мой — враг мой. Теперь эту самодовольную ухмылочку с его лица во век не сотрёшь. До чего скользкий, нахальный…       — Я тебя всё ещё слышу.       — А я от тебя ничего и не таила, — с фырком отвернулась. — Мне пред людьми не хочется представать в дурном свете.       — Для этого, боюсь, уже поздновато, — последовал издевательский смешок. — Тебя полкабака тогда слушало за милую душу. Такое представление устроила — моё почтение.       — Н-не напоминай!       Самое ужасное — никак не удавалось списать эту… оказию на алкоголь. Я ведь не впервые напиваюсь. Не то чтобы имею богатый опыт, но если припомнить посиделки с цеховиками — ничего и близко похожего тогда не приключилось. Ну на руках поборолись. Ну песни не самые приглядные запевали. Но чтобы… такое…       — Не грузись ты так. — Грубая мужская ладонь вновь легла на моё плечо с ободрительным растиранием. — В конце концов, очевидно, здесь есть и моя вина.       — Какая? — малость успокоившись, скупо вопросила я, покосившись на него сомнительным взором.       — Так ты и впрямь до сих пор не поняла… — Поусмехавшись под нос — как мне показалось, больше с досадой, нежели от потехи, — Иллиан нехотя продолжил. — Если ты и не слышала мои мысли напрямую, то явно получила доступ к моему сознанию. Ни за что не поверю, что все эти выражения ты подчерпнула от кого-то с улицы. Да и… хм…       — Что? — надавила я, не на шутку встревожившись.       — Как бы сказать… Ты моментами начинаешь походить на меня. Пусть неосознанно, но мой внутренний мир возымел на тебя определённый эффект. И нет, мне это нравится не больше твоего. Я бы с удовольствием промыл тебе язычок с мылом по возвращению, но…       Дальше я уже не слушала. В разуме вдруг вспыхнул ярким пламенем образ Саи. Округлые, сильнее пущего, испуганные глаза неотрывно взирали на меня. Дрожащие уста разомкнулись и…

Ты всё больше походишь на него… На того, кем он стал… Ты позволила его тьме проникнуть в свою душу… И скоро… ты… ты…

      — …твою мать, Сириен!       — А? Что? — вздрогнула я, будто окаченная ледяной водой, на миг позабыв даже, где пребываю.       — Похоже, на сегодня кутежа достаточно, — с усмешкой, при этом довольно строго протянул Иллиан. — Идём домой, хозяйка? Или сперва хочешь «проветриться» в парке?       — Н-никаких парков! — чуть не сорвалась на крик…       И тут же потупилась, сама не понимая, отчего такая бурная реакция. Мысли безбожно путались, не позволяя сконцентрироваться на чём-то подолгу. Кажется, был какой-то неприятный момент, связанный с тем местом. И это всё, что я смогла выловить из бурно протекающего потока.       — Ладно, значит, домой, — будто ничего и не было — или сделав вид, — равнодушно согласился он и деликатно взмахнул рукой, приглашая мне первой проследовать вниз по улице.       Невольно хмыкнув от такой наигранной учтивости, выпрямила осанку, расправила плечи и сделала шаг в указанном направ…       — А-а-ай!       Непослушную ногу вдруг повело куда-то в сторону, и вид закатного зарева над крышами домов в мгновенье сменила быстро приближавшаяся мощёная дорожка. В испуге и ожидании болезненного столкновения зажмурила глаза…       — Эва как тебя развезло-то.       Но боль так и не пришла. Только едва заметное давление на плечах и животе. Осмелилась поднять веки — глаз вновь радовало пылающее жёлтым и оранжевым, вовсю темнеющее синее небесное полотно. Взгляд сместился ниже и вбок — я чуть ли не полулежала в объятиях проворно и нежно подхватившего меня Иллиана. На чьём лице не было уже и намёка на веселье — лишь строгость… с лёгкой, едва ощущаемой заботой.       — Знаешь, такими темпами у тебя войдёт в привычку кататься на мне верхом.       Слова пестрили упрёком и недовольством. Что никак не увязывалось с мягким и даже сердечным голосом их произнёсшим. Ну вот почему он такой… противоречивый? Я его совершенно не понимаю.       Однако что-то внутри меня колыхнулось. Он так близко ко мне. Наши глаза неотрывно глядят друг в друга. Какая… знакомая картина.       — Так тебя подсадить на спину? — немилостиво разрушил столь прекрасную — хотя в то же время и пугающую — иллюзию Иллиан. — Или всё же попробуешь на своих двоих?       — С-сама доберусь, — борясь с охватившим вдруг лицо жаром, едко пробурчала я, с грубыми тычками высвободилась…       И, как на зло, чуть опять не завалилась, на сей раз вбок: ноги так и норовили заплестись на ровном месте, не позволяя и шага уверенно сделать.       — Ладно, что с тобой поделать, — звучно выдохнул слуга и…       — Э-э-эй!       Скользнувшая по спине и юркнувшая под мышку рука придержала потянувшееся к земле туловище. Случайно то иль по замыслу, из-за последовавшей встряски я оказалась прижатой к нему грудью, и его ладонь плавно сместилась мне на бок, заключая в эдакое полуобъятье. Иллиан тронулся с места, ведя… ох, да кого я обманываю — таща меня вдоль улицы, оставляя моим ногам дай боги половину нагрузки. Что всё равно побуждало прикладывать немалые усилия.       Что ж, хотя бы на спине не сижу, как беспомощное дитя. Впрочем, сказать, что из этого постыдней — кататься верхом или брести в обнимку, — так сразу и не выйдет. Надеюсь, никто из знакомых, а уж тем паче соглядатаи, не увидит нас… в таком виде. На всякий случай натянула капюшон до самого носа и склонила голову. О чём попросила и спутника, на что ожидаемо получила невнятное бурчание. Тем не менее, пусть и с небольшой задержкой, часть его лица надёжно укрыла непроглядная тень. Спасибо, одной заботой меньше.       «А если бы мы следовали первоначальному графику, где вместо похода в кабак значился визит к гильдейским и цеховым представителям, забот осталось бы ещё меньше», — промелькнула наконец цельная, хоть и весьма колючая, прежде всего для меня, мысль.       «Как будто тебе было мало одного утомительного собрания», — безо всякой усмешки, вполне серьёзно подметил Иллиан.       И ведь тяжело поспорить, вспоминая свой тогда взвинченный до предела настрой: хотелось просто крушить всё и вся, без разбора, без пощады. Да уж, выдерживать напряжение я ещё не приноровилась — слишком быстро истощаюсь. Не физически — эмоционально. Нужно работать над этим. Понять бы ещё, каким образом.       Дорога. Поворот. Ещё дорога. Ещё поворот. Восходящая дорога. И снова поворот…       Из-за смущения глядя чуть ли не под ноги, видя лишь тропу на пяток ярдов вперёд, я тихо, но с неподдельным чувством великого высвобождения простонала, когда на монотонную каменно-кирпичную кладь пала тень от знакомых врат. А вскоре и холодящий кожу ветер стих, уступая место застоялому, но уютно-согревающему воздуху вестибюля. Дом, милый дом.       — Время как раз к ужину, — со звучным вдохом через ноздри довольно поведал Иллиан. — Думаю, можем не переодеваться — прямо так снесу тебя и…       — Па-а-а… стой, — не к месту прорвавшаяся зевота растянула предполагаемый кратким протест. — Я слишком устала — не хочу наедаться перед отходом ко сну… К-как и показываться остальным на глаза в таком… у-уф, виде.       — Учитывая, что ты не первый раз так «квасишь», удивительно, как этого не случалось до сих пор, — в излюбленной манере позубоскалил тот.       — К-кто бы говорил, алкаш беспросветный!       — Во-первых, поумерь гонор, иначе твои самые страшные опасения таки оправдаются, — с откровенным злорадством, пусть и показушным, не всерьёз, зашипел Иллиан. И в довесок сомкнул мои губы поднесёнными пальцами, отчего я едва не поплыла только-только протрезвевшим рассудком: иначе, чем вульгарщиной такое не назовёшь. — А во-вторых, кто кого уже второй раз тащит на горбу? Не напомнишь?       — У-у-уф… З-заткнись уже и веди меня наверх, — бессильно буркнула и потупила взор, не найдясь с ответом получше.       И очередной долгий подъём. Сперва по просторной вестибюльной лестнице, затем по замкнутой круговой. На этаже несколько раз пришлось затаиваться у поворотов, когда очередная группка детей семенила по коридорам на звон кухонного колокольчика. Вот наконец и добрались до моей спальни. Вконец изнеможённая к тому времени, я вялой рукой тщетно пыталась ухватиться за ручку, но пальцы предательски соскальзывали, побуждая каждый раз выругаться под нос. Благо, сие безобразие прервала сперва неприглядная усмешка, а после отпершая и толкнувшая дверь мужская ладонь.       — Раздеться хоть сама сможешь? — на удивление устало, без единого намёка на ожидаемую шаловливую издёвку, вопросил Иллиан, деликатно усадивши меня на кровать.       — Ч-что за вопрос такой? — занервничав не пойми с чего, попыталась скрыть дрожь в голосе напускной раздражительностью. — Без тебя уж разберусь. Спасибо, что доволок, а теперь можешь катиться отсюда колбаской.       Криво улыбнувшись, тот развернулся на месте…       Да так и застыл, лупясь то ли на дверь, то ли вообще в другую реальность. О чём так глубоко можно задуматься?.. Да ещё в такой обстановке?! Всё-таки опять на уме какие-то гадости, да?!       — Ладно, — томно вздохнул Иллиан…       — Т-т-ты что делаешь?! — невольно взвизгнула я, когда тот склонился к моим ногам и шустро заёрзал пальцами на стягивающей правый сапожек тесьме.       — А то не ясно? — не поднимая глаз, с завидным хладнокровием прошептал он. — Нечего простыни пачкать, когда прошаталась не пойми где.       — Т-так с твоей же подачи!       — Неважно. Всё одно — стирать это потом не тебе и не мне. Уважай чужой труд и не спи в уличной одежде.       — Странно слышать подобное от такого, как ты, — только и смогла пробормотать, не в силах оспорить более чем справедливое замечание.       Одна лишь Мари пока заботится об огромном поместье — у неё и без моего разгильдяйства забот хватает.       Так-то оно так… И всё же!..       — Э-это всё равно не даёт тебе права раздевать меня догола! — воскликнула я, тщетно пытаясь препятствовать его сильным рукам, что уже отставили обувку к ножке кровати и потянулись к ремню на штанах.       — Во-первых, что я там не видел?       И снова этот равнодушный тон, да ещё на фоне строгого, даже непроницаемого лица. К-как он может вытворять подобное с такой невозмутимостью?!.       Однако следом прозвучало то, что напрочь выбило из меня последний дух:       — А во-вторых, не кривляйся — мы через это уже проходили. Неужто запамятовала, как я тебя укладывал после той истории с братцем? Ага, в том числе раздевая. Оттого и знаю, что ты давно как носишь панталоны и сорочку под основной одёжкой. Не иначе как на подобные случаи, когда нет сил или желания долго переодеваться. Ты в край обленилась, хозяйка.       — За-заткнись.       И поупорствовав ещё малость без видимых результатов, по итогу сдалась и откинулась на спину с раскинутыми в стороны руками и пространным, в потолок, бормотанием: «Давай только быстрее».       Уже проходили, значит… Ха-х, сперва мне пришлось спать с этим остолопом бок о бок в одной кровати. Теперь он меня как ни в чём не бывало раздевает… пусть и без явных, непозволительных намерений. Ну а что дальше? Он в какой-то момент осмелится меня?..       Боги, нет, меня совсем куда-то не туда повело. С чего вдруг такие мысли? Да ни в жизнь. Мы хоть и уживаемся вместе. Нередко полагаемся друг на друга. В конце концов, несмотря на горестные события, примирились и сдружились… или я хотела в это верить. Но вместе с тем повисшее с момента воссоединения напряжение так никуда и не испарилось. Мы будто кошка с собакой, кого хозяин запер в тёмной пустой комнате. Без еды. Воды. Игрушек… И лишь общий страх пред нечто неизведанным, чуждым вынуждает отбросить все прения и прижаться спина к спине в надежде рано или поздно вновь узреть просачивающийся сквозь дверную щель свет лампады.       «Товарищи поневоле» — так Иллиан однажды обмолвился о Гейле в какой-то из множества праздных бесед. А мы, выходит, друзья поневоле? Раз уж обоим никуда друг от друга не деться…       — Ну вот и всё, — оборвал мои размышления смягчившийся — и даже сквозь хрипотцу это чувствовалось — голос «друга». — Ныряй под одеяльце, пока сокровенное не застудила.       — Сама забота, — уже беззлобно, даже лениво протянула я, позволив тому грубыми рывками вытянуть из-под себя холодящее покрывало.       А после и накрыть, как растянулась на матраце и в блаженстве потёрлась затылком о взбитую подушку: воистину божественная нежность тотчас раскатилась по телу, если и не смывая дурное настроение подчистую, то по меньшей мере позволяя хоть на мгновение забыться от всего и вся.       — Впрочем, с гильдейскими представителями и впрямь стоит побеседовать в ближайшие сроки, — и как на зло, будто вновь порываясь разрушить только устоявшуюся идиллию, не к месту взялся рассуждать вслух Иллиан, без спросу присевший на край кровати. — Раз уж тебя наконец официально утвердили, пора бы начать и порядок наводить. Конечно, лучше это делать с верхов, но как минимум выслушать предложения от простого люда лишним всяко…       — Да-а-а, да-а-а, — даже не пытаясь скрыть вульгарную зевоту во весь рот, сонно пробормотала. — Ох, займись всеми правками сам, раз уж ты мой новый советник. Отчитаешься уже по утру. У меня сейчас котелок вообще не варит.       — Хм, как пожелаешь. Тогда уж заодно впишу туда: «Поработать над лексиконом хозяйки».       — Рядом ещё припиши: «И над своим поведением», — не осталась в долгу, несмотря на вовсю подбиравшуюся дрёму.       Ответом послужили сперва краткий приглушённый смешок, а после и звучные в тишине шлепки подошв о каменный пол: мавр сделал своё дело — мавр гордо удаляется.       Да чтоб меня! Откуда это только взялось? Б-боги, я будто делю с ним одно сознание. Или по меньшей мере память. Но уж очень избирательно, надо заметить. Жуть, да и только. Надеюсь, Минори всё-таки разберётся, как разрушить эту треклятую «печать», и мы наконец будем свободны. Я смогу жить без постоянной озабоченности, как бы потусторонняя злобная тварь не вырвалась и не превратила всё вокруг в пылающие руины. А Иллиан — благополучно вернуться обратно домой. Немного грустно от таких мыслей, но это наилучший исход. Только там мы будем по-настоящему сча…       — Невозможно.       — А? — осёкшись, невольно скосила замыленный взгляд к застывшей у двери фигуре.       — Дом, — отрешённо протянул тот не оборачиваясь. — Туда мне путь заказан, даже избавь нас Минори от печати.       — П-почему? — оторопела я.       — Умеешь думать? Вот и подумай.       Прозвучало с явной издёвкой. Но обиды или уж тем паче злости не чувствовалось. Только боль и обречённость. И то призрачные, вмиг ускользнувшие, будто их и не было.       Но задуматься над этим не дал вмиг прорезавшийся безликий смешок. А следом…       — Помнишь нашу первую авантюрную вылазку в Хитс? Ты бы смогла добраться туда в одиночку? Не зная дороги и не имея на руках подробной карты? И это при условии, что ты туда хотя бы в перспективе можешь дойти. Верхом или пешком, без разницы…       — Я поняла, к чему ты клонишь. Но, Иллиан, ты ведь сюда как-то попал. Я тебя призвала, самолично. Значит, возможен и обратный исход. Ты так не думаешь?       — Первый месяц моего пребывания в этом мире только об этом и думал. По большей части. Тогда ещё, возможно, теплела надежда…       — И что изменилось?       — Всё.       Иллиан замолк, то ли собираясь с мыслями… то ли с духом. Сердце успело выстучать с несколько дюжин раз, прежде чем…       — Ты хоть помнишь тот ритуал, что призвал меня?       — Эм-м-м…       Проклятье! Я тогда в принципе не понимала, что делаю. Никакой конкретики та книга не давала. Даже не могу понять, чем именно привлёк тот набросок. Я была глупа и импульсивна. В какой-то мере осталась такой до сих пор.       — Не переживай. Все мы в тринадцать совершали глупости без оглядки на последствия, — с уже большим радушием молвил Иллиан и…       Ободряюще возложил руку мне на плечо? Нет, он так и остался стоять поодаль. Знакомая «вспышка» на краю сознания вывела сей образ, подобно расписной кисти на холсте реальности. С иллюзорным, но осязаемым ощущением чуждого касания. Приятного. Только потому не вызвавшего бурного желания отвесить «вторженцу» пинка, да покрепче.       — Что важнее, Сириен… Ты уверена, что именно ты призвала меня?       — Что?.. А кто же ещё? Кроме меня там никого не было.       — Или он хочет, чтобы мы так думали.       — Он? — буквально выдохнула это, вся сжавшись внутри и оцепенев снаружи, что губы едва шевелились.       Иллиан, повздыхав, наконец отмер, размеренным шагом вернулся и присел на прежнее, так и оставшееся примятым, место на краю кровати, сгорбившись и тяжело засопев.       — Незадолго до восстания и твоего похищения… — начал было тот, но на миг осёкся и звучно вдохнул полным ртом, будто ему решительно недоставало кислорода. — Это произошло так быстро и сумбурно… Да и в целом какое-то безумие — я после решил, что мне тупо померещилось. Хотя Наги тоже его видела. И либо мы оба сошли с ума… либо…       — Кого «его»? — встревоженно подала голос, не выдержав повисшей гнетущей тишины.       — Он предстал предо мной в образе бомжеватого старика, что я и внимания не обратил… Как он вдруг обратился ко мне по имени. По настоящему имени. Какое ведомо единицам. Но это ещё ладно. Он знал, что я иномирец. У меня сложилось впечатление, будто он знал обо мне абсолютно всё… А когда он приблизился… когда я смог заглянуть в его лицо… Ёбаный нахуй, Сири, у него не было блядского лица. Сплошная пустота. И лишь два жгучих огня вместо глаз прожигали меня насквозь. А затем он сказал мне…       — Что сказал? — вопреки сковывающему ужасу, опять пришлось подстегнуть затихшего было друга.       — Что меня ждёт какая-то развилка судеб… Что мне придётся заплатить цену за всё учинённое… В прошлом и будущем… И неизбежно предстать пред богами.       — Э-это ничего не значит!       Задрожавши от накативших, будто морозной волной, обезоруживающе-тёмных чувств извне, рывком села в кровати и успокаивающе коснулась его плеча: даже предположи, что всё это какое-то сумасшествие — охватившая Иллиана удушающая, буквально, безнадёга ощущалась «чистой», неподдельной. Я… я не припомню, чтобы видела его когда-нибудь таким… напуганным.       — Мы все предстанем пред богами, — уняв дрожь, продолжила ласковым, насколько было в моих силах, голосом. — Рано или поздно. Даже пусть этот старик — или сущность, что это вообще такое?.. — и правда смог заглянуть в твою душу, узреть саму судьбу… Ты ведь ещё можешь всё исправить. И путь уже намечен. Ты… Мы столько всего замечательного и удивительного воплотим в жизнь — сам Канто непременно вступится за нас, пусть и чаши весов склонятся в сторону бездны Тамоно, а не садов Марико. Я уверена. Нам лишь нужно постараться не оступиться впредь. Ещё есть время. Всё будет…       — Нет, — пугающе безжизненно прошептал Иллиан, чьё плечо, доселе опущенное и недвижимое, охватила незаметная, но понемногу нарастающая дрожь. — Он сказал, эта встреча… состоится раньше, чем я думаю. Не знаю, паду ли я жертвой предстоящих на тебя многочисленных покушений, словлю ли клинок в бочину от случайного забулдыги в банальной кабацкой потасовке… или просто выхаркаю сгнившие от заразы лёгкие. В любом случае мне коне…       Звучный хлопок потряс как Иллиана, запоздало и до безобразия лениво прикрывшего уже покрасневшую щеку, так и меня, не успевшую осознать собственный порыв и удержать дрогнувшую ладонь на его плече.       — Д-да что ты, бездна тебя поглоти, такое несёшь?! — сорвалась на обезумевший ор. — Боги, при всём своём могуществе, никогда не вмешивались в дела смертных! Мы сами определяем нашу судьбу! Только мы в ответе за свою жизнь! Не хочешь кончить преждевременно — не лезь на рожон, безмозглый ты идиот! Обдумывай каждый шаг, каждое слово, каждый поступок! Заботься о себе и об окружающих, и тогда они с радостью окажут тебе поддержку! Ничто не предопределено! Это форменная чушь! Я отказываюсь в это верить! И ты не обязан! Никакие боги не приберут тебя к рукам, пока ты сам не решишь, что с тебя довольно! С каких пор ты такой слюнтяй?! Аж тошно! Возьми себя в руки! Или ты уже сам горишь желанием покинуть сей бренный мир?! Да пекло меня испепели, если я позволю тебе отделаться так запросто! У тебя ещё непаханое поле обязательств перед этим городом! И в особенности предо мной! Если понадобится — лично наведаюсь к Хранителю Бездны и вырву тебя из его мерзких лап! Так и знай!       И душу вновь проняла нависшая, подобно грозовым тучам средь ясного дня, тишина. Бешеный стук сердца и прерывистое сопение — всё, что привносило в эту, казалось, ставшую мёртвой обителью всепоглощающей пустоты комнату частичку жизни, невзирая на богатство интерьера и убранства.       — …чем?..       — Что?       Прорезавшийся сквозь вяло зашевелившиеся губы безликий шёпот чуть было не ускользнул от моего слуха, вынуждая склониться поближе.       — Зачем… ты так со мной?       — Ха-а-а? А как ты хотел? Склонил тут голову, будто уложенный на гильотину. Сопли на кулак наматывает. Ну прости, если вышло излишне грубо. А как ещё вбить в твою тупую башку столь очевидную?..       Не успела опомниться, как на щеках возникло давление. Нежное, осторожное, хоть и своевольное. Иллиан обхватил моё лицо пальцами, без принуждения — в хватке не чувствовалось и крупицы силы, — но с немой просьбой. Чтобы я не отводила взгляд от обращённых ко мне, заблестевших в лучах закатного солнца, завораживающе проникновенных и неподвижных юношеских глаз. Лёгкие налились жаром — казалось постыдным просто вздохнуть, будучи в таком… тесном положении. Время словно замерло, как и некогда бурный поток мыслей.       — Зачем ты так со мной поступаешь? — наконец размеренно проговорил он с небывалым сосредоточением. — Почему так рьяно вразумляешь меня? Оказываешь самоотверженную поддержку? Это ведь я завишу от тебя — не ты от меня. Я должен сломя голову нестись тебе на выручку, а не ты мне. Ведь твоя смерть незамедлительно прервёт мою жизнь. Но моя твою — нет. Ты ничем не рискуешь. Ничего не потеряешь. Только приобретёшь. Так зачем, Сириен? Что тобою движет? Объясни мне наконец.       — Ч-что за дурацкий вопрос?       Я откровенно растерялась: он так шутит, правда? Или в конец умом тронулся? Как у него только язык поворачивается? Он же…       — Т-ты мой друг. Как ты можешь даже помыслить, что я?..       — Хватит этих наивных бредней, Сириен, — твёрдо сказал, как отрезал. И не единый мускул не дрогнул, как на лице, так и на оставшихся протянутыми ко мне руках. Разве что головой чуть подался навстречу ко мне… Или я просто надумываю?.. — Ты прекрасно знаешь, что все немногие тёплые чувства, какие мы испытываем друг к другу — всего-навсего побочный эффект связующей магии. Она тебя заставляет воспринимать меня как друга. Иначе бы, учитывая всё, что я тебе сделал… и, возможно, ещё сделаю… Ты бы наверняка убила меня собственными руками. Попробуй сказать, что это неправда.       — Э-это…       Одно слово. Всё, что мне удалось выдавить из себя. Казалось бы, такой простой и лаконичный ответ: «Это неправда». Но стоило подумать его про себя, как по сознанию, подобно ветру, разнеслось обрывистое и назойливо повторяющееся: «Правда… правда… правда…»       Очередной вдох неожиданно отозвался жгучей болью в груди. Нет, пальцы Иллиана так и оставались на щеках, даже не думая тянуться к шее… не знаю, почему я об этом подумала. И не произошло повторения той злополучной выходки в парке, когда он буквально оседлал меня, придавив значительной частью веса к земле. Что-то внутри препятствовало ходу кислорода.       Успела здорово напрячься, поминая открывшуюся способность Иллиана «пропускать» в меня Наги. Целиком иль частично — без разницы. Главное — я чувствовала это. Контроль. Когда ты, вроде как, властен над своим телом, но желания и цели, создающие необходимый «импульс» для управления рукой, ногой, отдельно взятыми пальцами, — они заглушаются или безобразно искажаются, представая в совершенно ином виде. Угодном ей — не тебе.       Благо, прислушавшись к себе, тут же облегчённо вздохнула — жаль, только в мыслях, — тех ощущений и близко не было. Значит, я сама себя так «наказываю»? Понять бы, за что. За трусость? Я не боюсь… Может, излишне осторожничаю. Ну а как иначе? Иллиан, несмотря на внешнее хладнокровие, явно не в себе — не хватало ещё, чтобы он и впрямь… у-уф… ушёл. Что же тогда? Ложь? Но я ведь так и не смогла ответить. Хотя пыталась. Так в этом всё дело? Я должна была сказать правду? Что убила бы его?       А это точно правда? Да, будь на месте Иллиана любой другой — не задумываясь бы поджарила ублюдка… Так я думала раньше. Однако суд — или вернее будет сказать, его итог — перевернул многое. Я более не испытывала убийственной ненависти к своим врагам. Лишь жалость и отвращение. И мысли об их предстоящей казни не приносили ничего, кроме опустошения. Так ежели я даже презренных мне людей не готова лишить жизни — почему должна сделать это с…       — Как мило, — с явной насмешкой, но даже без намёка на ухмылку, протянул Иллиан, не иначе как опять «подслушав» мои мысли. — Ну допустим, ты и правда настолько сердобольна. Впрочем, это не ответ на поставленный изначально вопрос. Даже осознавая — или поняв хотя бы сейчас — всю ложность твоих чувств ко мне, почему не противишься им? Почему позволяешь им помыкать тобой? Что это? Глупость? Нет, ты можешь быть расчётливой, когда захочешь, я это видел. Слабодушие? Опять же, то, как ты дала отпор мне в день первого предсудебного заседания, а после и остальным дворянам, говорит об обратном. Так в чём же причина?       — Я…       И правда, в чём? Отрицать искусственность моей симпатии к нему просто глупо. И если задуматься, немногие положительные черты его как характера, так и поступков с лихвой перекрывались множеством отрицательных, а то и откровенно мерзких. Несмотря на солидарность в каких-то вопросах, мы совершенно противоположны. Слышала, что противоположности притягиваются друг к другу. Если допустить, что это так — в чём имелись сомнения, — а наш случай укладывается в этой… парадигме?       — Э-это… ну…       — Постой-ка.       Строгим тоном оборвав меня, немощную и двух слов связать из-за мешанины в голове, Иллиан вдруг прищурился, будто пытаясь высмотреть нечто сквозь нестерпимое свечение. Хотя окружение, напротив, становилось всё тускнее и темнее.       — Что-то знакомое…       Иллиан осёкся, то ли собираясь с мыслями, то ли…       — Да быть не может, — выдал он, округляя глаза. — Ты что, запала на меня?       — Ч-ч-чего?!       Я была готова услышать что угодно… Кроме этого. Да у меня и в мыслях… Как вообще можно было подумать о таком? Это же форменное сумасшествие! Чтобы я… с таким, как он… Д-да ни в жизнь! Лучше умереть, чем… иу-у-у…       — Хм, реакция не очень-то убедительная, — впервые за это время улыбнулся собеседник, пусть и едва заметно, уголками губ. — Хотя, учитывая твои упёртость и привычку озабочиваться собой в последнюю очередь, ты просто ещё не пришла к осознанию очевидного… Хм, это даже иронично.       — Ч-чем же?       — Мы и в этом похожи, Сириен. Я тоже долгое время отгонял эти мысли. Но в конце концов пришлось это признать.       — Ч-что признать?       Наверное, со стороны это походило на откровенную издёвку. Но мозг и правда не поспевал осмысливать услышанное. Я воспринимала каждое слово, но не суть в них заложенную. Как если бы умудрённый, но безграмотный крестьянин пытался прочесть витиеватую на слог рукопись. Или…       — Ладно, — выводя меня из раздумий, вздохнул Иллиан…       И его пальцы вдруг плавно соскользнули с моего лица, приземлившись на одеяло. Чтобы тут же мягким толчком помочь хозяину вскочить на ноги. Да, не просто встал — до неприличия резво подорвался. На миг застыл, хмуро глядя куда-то в пустоту. И без лишних слов подался на выход.       — П-постой! — едва оттаяв, успела окликнуть, невольно вскинув ладонь в его сторону: в намерении ухватить — да, когда нас уже разделяло неприличное расстояние — или воспрепятствовать уходу какой-нибудь простенькой техникой, сама не знаю. По итогу вышел бессмысленный, а то и нелепый жест в пустоту. — Что ты имел в виду?       — Не стоило заводить этот разговор, — донеслось в ответ едва слышимо из-за дверного скрипа. Благо, замешкавшись в проходе, Иллиан повысил тон. — Прости, ты и без того вымоталась, а я на тебя ещё надавил. Лучше отдохни. Приятных снов.       — К-каких ещё снов?! — откровенно запаниковала — не пойми с чего, — когда тот уже намеревался скрыться в коридоре. — Объяснись немедля, что это такое было?!       — Тебе правда не стоит забивать этим голову на ночь глядя. Давай мы сперва выспимся, а затем уж, если хочешь, утром всё обсу…       — Никаких утром! — В порыве ярости аж выскользнула из-под одеяла и поднялась во весь рост, стоя прямо на перинах. — А ну, живо вернул свою блудливую жопу на кровать! Пойдёшь спать, когда я разрешу! Тебе ясно, зверушка?!       — Ого… — на миг оцепенел Иллиан. Но тут обратил ко мне до боли привычное лицо: расплывшееся в безобразной ухмылке, с хитроумным острым взором блеснувших в полутьме глаз. — Избирательней будь в выражениях, хозяйка. А то прозвучало так, словно я твой раб для утех.       — И ты им станешь, если покинешь эту комнату без дозволения! — выпалила я, даже не задумавшись над смыслом услышанного.       Злость… и унижение?.. опять же, не пойму, откуда именно такая ассоциация… попросту затмили рассудок. А когда пришло запоздалое понимание…       — Соблазняюще.       Дверь со звучным хлопком, однако, казалось, без видимого движения возвратилась на место, будто её и не открывали. Это я настолько рассеянна? Или же Иллиан оказался настолько быстр?       Отгадка раскрылась тотчас: разок моргнула слипающимися глазами — и его фигура, доселе неподвижно стоявшая в добрых полутра ярдах, натурально материализовалась близ. Наши носы чуть ли не соприкасались. Повеяло слабым телесным душком… на удивление не отталкивающим, а в чём-то и манящим.       — Но весьма необдуманно, — завораживающе, без преувеличения обласкивая меня не только дыханием, но и самим голосом, прошептал застывший в дюйме от меня Иллиан. — Ты за сегодня сожгла слишком много энергии, в особенности ментальной. И если я восприму твои слова слишком буквально и позволю себе что-нибудь эдакое — магия тебе не поможет.       — Ч-что ещё за «эдакое»? — опешила я, тщетно подавляя охвативший тело мандраж.       — Как же туго до тебя доходит, — сухо усмехнулся он. И тут же посуровел лицом, стерев любой намёк на потеху и глумление. — Аж больно на это смотреть. Похоже, слова тут бесполезны. Я тебе покажу.       — Н-не сме…       Слова утонули в его мгновенно сблизившемся ко мне рту. Он будто попросту заткнул меня… таким возмутительным способом. Так я сперва подумала. Пока по телу раскатилась цепенящая нежность, развеивая малейшие крупицы агрессии, страха… сомнений.       Прямо как в тот раз. Воспоминания о парке захлестнули разум бурным, сносящим всё и вся потоком чувств. Противоречивых, а то и вовсе неочевидных. Одно выделялось наиболее остро: похоть. И я не могла уверенно сказать, ему она принадлежала иль мне. Или пленила нас обоих.       Но его вдоволь разбавляли прочие. Витавшее ближе всего удалось «ухватить» почти сразу: гнев. Будучи в растерянности, даже завороженности, я смело «отослала» его Иллиану. И будто в подтверждение, почувствовала на губах излишнее давление: он слишком напористо, если не сказать грубо, прижался, будто в намерении проникнуть в мой рот целиком. Он… ненавидит меня? Тогда зачем целовать? Это моё наказание? Не в силах причинить мне физический вред, он желал моего нравственного падения?.. Или же он ненавидит себя? Тогда, опять же, зачем?..       И тут же в мысленную ладонь «заплыла» ещё одна «чувственная» рыбёшка. Это… страх? Нет, сама я была очень даже напугана. Не из-за того, что Иллиан мог представлять мне угрозу — это исключено, я в это верю до сих пор. Меня страшила реакция собственного тела на его… действо. Всё так запутанно… даже абсурдно. Но было что-то ещё. Страх иного рода, уже не относящийся ко мне. Не по насущному, а… по несбыточному? Да, в нём отчётливо сквозила тоска. И боль. Его сердце. Оно «трепетало» и в то же время «плакало» — я чувствовала это, но как-то… опосредованно. Будто в груди выстукивали сразу два сердца, пытаясь вытеснить друг друга… или слиться воедино. Но равная, хотя и невзаимная, звучащая, казалось, на разных плоскостях, энергичная «ритмика» оных выступала непреодолимой преградой. Стеной, которую не обойти, не перескочить, не разрушить. Неужели она — источник страха?       Я… Я просто не знала, куда и деться. Всё это… это слишком для меня. Мысли отказывались увязываться меж собой. Руки — оттолкнуть коварного, хоть и заблудшего, а то и смятённого не меньше моего, товарища. Лишь бессильно упереться в разгорячённую и затвердевшую от напряжения мужскую грудь. Даже ноги, вопреки грузной усталости, стойко держали тело прямо, не позволяя разорвать порочную «связь» хотя бы пораженческим, трусливым падением беззащитной и уязвимой жертвы. Не знаю, чего конкретно добивался Иллиан, но если это безоговорочная власть, превосходство надо мной…       — До чего же ты порой бестолковая, — наконец прозвучал желанный — о-ожидаемый я хотела сказать, к-конечно же! — голос. Но что важнее, я смогла вольготно вздохнуть, освобождённая от его губ. — Власть? Превосходство? Да плевать с высокой колокольни, лучше я тебя или хуже. Думаешь, стал бы я пресмыкаться пред тобой, останься у меня былая гордость?       — Н-но… ты ведь до сих пор такой… эм…       — Строптивый? — "любезно" выловил тот искомое слово. — Только когда тебе грозит опасность. Жизненная или репутационная — для меня всё одно.       — Н-не правда… Ты всё ещё позволяешь себе…       — Редкие колкости да шалости? Ха-х, это ничто в сравнении с тем, как я вёл себя раньше. Хотя не удивительно, что ты не заметила разницы. Мне стоит великих усилий поддерживать хотя бы видимость себя прошлого.       — З-зачем?       — Чтобы не свихнуться окончательно. Поверь, я прошлый выл бы от возмущения при виде меня нынешнего. Многое изменилось с тех пор. Я изменился. И ты тоже. Пусть не сейчас, но рано или поздно. Это неизбежно.       — П-почему?       — Что ты чувствуешь ко мне, Сириен? Только не лги. Хотя бы самой себе.       — Ну… это…       И как мне на это отвечать?! Я даже не могу сразу определить, где чьи эмоции и чувства! Всё просто смешивается воедино, как…       — Озеро. Именно. Мы как две реки, что уже долгое время впадаем в один водоём. Разница лишь в том, что наши «истоки», судя по ощущениям, не бесконечны. И лишь вопрос времени, когда мы всецело смешаемся.       — Э-это какой-то бред.       — Может быть. А может и нет. Кто его знает? Я уже привык к безумности этого мира и ничему не удивляюсь. Видимо, поэтому и принял это куда легче и быстрее тебя. И пришёл к единственно возможному решению.       — К-какому?       — Ладно, не то чтобы решению… Скажем так: к облегчающему процесс компромиссу.       — К-какому ещё компромиссу, раздери тебя пятеро?!       — Отдаться.       — А? В смысле?       — Отдаться этому потоку и надеяться, что тебя не вынесет на скалы.       — П-прекрати уже говорить этими грёбаными метафорами! Как пороченье меня должно облегчить этот твой… процесс?! Ты в своём уме?!       — Наш процесс, Сириен. Я не знаю, почему воздействие печати на тебя слабее, чем на меня. Возможно, из-за большей адаптивности к насыщающему твоё тело эрию. Ты, в отличие от меня, с рождения его носишь… Хм, а ведь, если подумать, тебя вовсе может не коснуться то, через что вынужден проходить я. Это усугубляет дело…       — Х-хватит пустых слов! Ты не ответил на мой!..       — Знаю! Ты можешь просто выслушать как есть?! Я и так с трудом удерживаюсь, чтобы не!.. Аргх!..       Иллиан в досаде чуть было не сплюнул на пол, благо, своевременно прикрыл рот. И пальцы, будто в непослушности, тотчас взялась скрести колючие от щетины скулы.       — Пороченье, значит, — спустя мгновенья давящего затишья прошептал он. — Что ж, раз ты так это воспринимаешь — ты и впрямь либо беспросветно глупа, либо непомерно устойчива. И это притом, что ты особо-то и не противишься, как я погляжу. Аж завидно.       И вновь задумчивая пауза. Но боясь новой вспышки агрессии — или, быть может, из банальной уступки: нехорошо давить на него в такой… сложной ситуации, — я смиренно выжидала, так и не шелохнувшись.       — Твою мать, лучше бы ты просто не останавливался, — натурально простонал Иллиан, звучно повздыхав с прикрытыми глазами. — Пускай нечестно, зато куда проще. Слабодушный идиот, чтоб тебя…       Но вот его веки распахнулись. И меня прожёг решительный… и в то же время боязливый?.. взгляд. К-как это вообще?..       — Короче, я тебе уже говорил это, но ты, по своему обыкновению, восприняла мои слова на свой лад, а я не стал возражать, ведь это пиздец как стыдно, неправильно… может, даже мерзко в чём-то, хотя у нас во всём так, чего тут удивляться, в самом-то деле, наши отношения никогда нельзя было назвать «ровными», как кошка с собакой, это ты верно вспомнила, хотя те порой уживаются лучше, чем…       — П-прекрати нести бессвязную чушь! Я только сильнее запуталась! — Не говоря уж о том, что у меня вдобавок начало болезненно пульсировать в висках. — Самое ключевое! В двух словах! Живо!       — Люблю тебя.       Надо же, и впрямь уложился в два слова. И даже выговорил это чётко, уверенно, без лишних раздумий. Не такая уж и сложная мыс-с-с…       Стоп, что?       — В-в плане?       — А-а-аргх! Да ты меня просто убиваешь! — откровенно взвыл в голос Иллиан, схватившись за голову. А уже в следующий миг крепко вцепился в мои осунувшиеся плечи. — Я, блядь, люблю тебя, безмозглая идиотка! Как мужчина может любить женщину, теперь ясно?! Я беспрерывно чувствую тебя, когда нахожусь поблизости! А будучи вдали — неустанно думаю о тебе! И дело уже не просто в защите! Моя душа радовалась от одной лишь возможности видеть и слышать тебя! Ты не просто та, от кого зависела моя жизнь — ты сама и есть моя жизнь! И даже найди мы способ разорвать эту злоебучую печать — свободы мне уже не видать!..       В последние слова закрались першащие нотки, и Иллиан вынужденно умолк, сглатывая и похрипывая. Не удивительно: у меня самой в ушах едва уловимо звенело — настолько громкой и надрывистой вышла речь.       — И как бы абсурдно это ни звучало, меня всё устраивает, — ощутимо сдержаннее, даже приглушённо, заговорил тот вновь. — В том мире у меня всё равно ничего нет. Не то, к чему хотелось бы вернуться. То есть я, конечно, скучаю по интернету, онлайн-игрушкам, удобной одежде… Но всё это теряет всякий смысл, если взамен я не смогу больше увидеть твою редкую, но такую лучезарную улыбку. Заслышать мелодичный, пусть и часто недовольный, голосок. Учуять сладостный аромат твоего тела, даже если с последнего принятия ванны прошли целые дни. Прикоснуться к твоей хрупкой, вопреки сокрытой внутри силе, ладошке…       И будто желая подкрепить сказанное, подхватил мою безвольную руку, осторожно сжимая и поглаживая.       — Вернее, меня поначалу всё устраивало. Но природа человека такова, что ему всегда хочется большего. Мне мало-помалу начал открываться твой разум. Намеренно или случайно, теперь уже неважно. Я испытал безграничное удовольствие, впервые узрев самое сокровенное, что только таится в твоей душе. Но оно уже угасает. Теперь я жажду пробраться в твоё сердце. Завладеть им… И, в конце концов, овладеть тобой. Целиком. Без остатка. Не деля ни с кем более. Только ты и я. Вместе до сконча…       — Уйди.       Увлёкшийся прозаическими откровениями Иллиан осёкся на полуслове и застыл со странным, неразборчивым выражением лица: то ли не уловив смысл мною сказанного — довольно чётко и звучно, надо заметить, — то ли попросту не веря своим ушам.       — Чё? — наконец глупо переспросил он, потупив взгляд.       — Пожалуйста. Покинь. Мою. Комнату, — чуть ли не по слогам, делая краткие паузы, отчеканила я тем же невозмутимым тоном. С тем же непроницаемым видом.       — Эм… Л-ладно, — помешкав и попутно безмолвно, одними губами что-то пробормотав про себя, нехотя уступил «герой-любовник» и выпустил мою руку. Кою я тотчас увела за спину следом за второй. — Т-ты права, время уже позднее, мы оба уже с трудом соображаем, лучше оставим это на потом, да…       — Потом, — безлико повторила я вслед удаляющемуся.       Дверь спешно отварилась — мгновение — и я осталась одна. Стоящая на кровати посреди тёмной опустелой комнаты, дыша через раз… и, кажется, даже не моргая.       И только боги ведали, как долго это продлилось, прежде чем…       — Ну на хер, — только и протянула я, забираясь обратно под одеяло, когда ноги уже откровенно заныли, моля избавить их от непосильной ноши.       Именно так. На хер всю эту поебень. Я уже… как там это его выражение?.. а, да — хлебушек. Меня нет. Я легла спать. Да хоть сами боги вдруг надумают ступить на земную твердь — меня до утра не будить. Точка.