Капитан

      Пыль поднималась над землёй с каждым шагом, отбиваемым твёрдой поверхностью новеньких подков на копытах животного, грациозно и резво вышагивающего по дороге, но буквально готового сорваться с места, животное следовало за поводьями в руках конюха. С каждым движением сильных ног, мышцы под кожей, покрытой гладкой шерстью благородного тёмно-серого цвета, двигались, показывая мощь и напряжение, а шелковистый покров переливался, сияя в солнечных лучах отблесками чистой стали. Шоколадные глаза гнедого горели решимостью в предвкушении долгожданной свободы, а нрав чувствовался почти осязаемым потоком энергии, рвущимся в бой за дозой адреналина и возможностью показать, на что способен высвобожденный зверь.       Девушка, не без восхищения наблюдавшая за красотой походки и величавостью прекрасного животного, с которой вёл себя её конь, подошла ближе, подпитываясь силой и азартом, сама была в нетерпении отправиться в путь, готовясь к непредсказуемому будущему.       Приняв поводья из рук мужчины, она лёгким одобрительным движением похлопала лошадь по холке и перекинула кожаный ремень повод на спину коня, обходя его и вставляя правый сапог в стремя, уселась в седло, со знанием фиксируя правильную посадку.       Ослабив натяжение ремней в руках так, чтобы лошадь чувствовала себя свободнее, девушка надавила на шенкели, чуть наклоняясь вперёд корпусом, после чего конь, без промедления и заминок, реагирует на толчки, пропуская шаг и устремляясь рысью, оставляет позади лишь очередной столб дорожной пыли. Он, заскучавший по совместным прогулкам под хозяином, двигается податливо мягко и ровно и чувствует каждое движение, исполнительно подстраиваясь в нужном темпе и направлении.       Тёплый ветер приветливо встречается с девичьим лицом, касается выбивающийся "чёлки" из предусмотрительно собранного высокого хвоста, ощутимо забирается за ворот рубашки и проходится по спине, остужая кожу.       Голова была как никогда свободна, а от навязчивых мыслей осталась лишь рассеивающая и оседающая на земле где-то далеко позади пыль. В руках и теле чувствовалась позабытая свобода, сопровождаемая невероятным желанием сделать что-то непредсказуемое. Кровь бурлила в венах, подогревалась поступающим адреналином от осознания того, что она вот-вот столкнётся с чем-то новым в своей жизни. Эта неизведанность волновала разум и заряжала дух готовностью быть в эпицентре событий, подталкивала к смелым поступкам и решительным действиям.       На самом же деле, эти ощущения были мнимыми и навеянными мимолетным порывом позабытых ею впечатлений, а незаурядный ум девушки прекрасно соображал в нужном направлении, то и дело перекрывая чувства выдуманного всемогущества картинами сурового расклада реальности, однако, давал возможность телу вырабатывать необходимую энергию.       Звучный топот копыт по каменной кладке отбивал два характерных стука, доходил до слуха и звонко разносился по улице, привлекая мимолётное внимание прохожих.       Минуя очередной столичный квартал, лошадь, направляемая поводьями в руках девушки, свернула в сторону, пересекла широкую дорогу и устремилась вдоль зданий вперёд, где вдалеке уже виднелось оживлённое скопление. С каждым метром, сокращая расстояние до точки прибытия, силуэты людей, собранных на месте лошадей и повозок становились отчетливее, что совершенно точно оповещало — девушка прибыла в оговорённое место сбора.       Медленно, но твёрдо натягивая поводья, Оливия дала сигнал коню сойти с рыси на шаг, а наматывая ремни на кулак, заставила резко затормозить, отчего того повело немного боком, и он остановился совсем близко к отряду, представительно вышагивая и выбивая мелкий песок железом подков.       Показное появление не осталось не замеченным, и подавляющее большинство присутствующих, те, кто был в непосредственной близости, мгновенно обратили своё внимание на эффектно прибывшую девушку. Она же, не скрывая своего мнимого безразличия и даже не вглядываясь в лица людей, бегло осмотрела территорию и собравшуюся группу свысока своего положения.       «Зевс, это было феерично… — мысленно с иронией поблагодарила девушка своего коня, не ожидавшая от него такой импровизации и привлечения внимания. — Ты, как всегда, произвёл впечатление».       Девушка ещё раз пробежалась взглядом по лицам и, заметив высокую широкоплечую фигуру, которая, к слову, уже направлялась в её сторону, поднялась из седла и спустилась на землю.       В отряде снова заговорили, вернулся шум и движения, люди продолжили сборы, но даже через все переливающиеся звуки девушка услышала вопрошающий грубый мужской, но наполненный опасением и сомнением, голос:       — Что здесь делает Военная Полиция?       Ненадолго оставив лошадь, девушка развернулась, но уловить взглядом того, кто задал вопрос, она не успела, да и не особо пыталась, сделав вид, что эти слова не дошли до её слуха.       Отряд состоял из более дюжины людей, стольких же лошадей и пары повозок, а глава всего этого собрания как раз подошёл к девушке, недружелюбно рассматривая, но при этом поприветствовав.       — Тебе нужно сменить форму, — заметил Майк, отчего девушка непроизвольно опустила взгляд к своему предплечью, где располагалась эмблема с единорогом. — Меньше лишних разговоров будет, — пояснил он.       — Ты прав, — согласилась Хилл, вспоминая свой загруженный день и практически абсолютное отсутствие времени даже для того, чтобы задуматься по этому поводу.       — Пошли, — Майк кивнул в сторону и направился вперёд, обходя снующих людей, повёл за собой куда-то к началу строя.       Девушка молча зашагала следом за мужчиной, попутно всё также бегло осматриваясь и вглядываясь в происходящее, чувствуя неприятное присутствие поблизости. И проходя мимо очередной маленькой группы, за явной суетой, не смогла пропустить в толпе прикованный к себе насторожённый взгляд, словно её ощущение специально вселило в неё тревогу и глаза сами нашли недоброжелателя. Карие глаза под хмуро сдвинутыми светлыми бровями молодого парня провожали девушку, пока та не скрылась за мелькнувшей фигурой прохожего солдата.       Они подошли к одной из загруженных повозок, задняя створка которой была опущена для погрузки продовольствия. Майк обогнул транспорт и вытянул из седельной сумки, закреплённой на спине коня, толстую, переплетённую кожаную папку с документами.       — Держи, — мужчина протянул предмет, отдавая.       — Что это? — недоверчиво поинтересовалась Хилл, рассматривая тёмную кожу, накрепко обвитую бечёвкой.       — Документы, — сухо ответил Майк. — По прибытие объясню, что с ними делать. Пока держи их у себя.       Девушка, никак не отреагировав и не ответив, приняла предмет одной рукой, и, явно недооценив веса, тут же перехватила его второй, прикладывая к груди.       «По весу — вся жизнь Разведкорпуса…» — недовольно подумала девушка.       — Поедешь в авангарде, рядом со мной, — сказал мужчина напоследок, а после громко и твёрдо провозгласил, привлекая внимание. — Отряд! — с этими словами девушка развернулась в сторону, глядя на то, как все замерли, будто от громового раската. — По коням! Мы выдвигаемся!       Люди засуетились, занимая сёдла и выравнивая позиции в строю.       Оливия, огибая транспорт и животных, быстрыми, широкими шагами направилась к своему оставленному коню. Рядом с ним, всего в метре-двух, уже стоял чужой гнедой, коричневый окрас которого сливался по оттенку с волосами девушки, тянущей его за ремни и возвращающей обратно в строй.       — Ну же, мальчик, пойдём, не упрямься! — ворчала девчонка, уговаривая коня сдвинуться с места, но тот продолжал тянуться мордой к лошади Хилл, в то время как жеребец капитана стоял спокойно и даже мордой не повёл.       Оливия подошла ближе, осматривая сложившуюся картину: попытку одного животного подружится с другим и потуги солдата прекратить это знакомство.       — Эй, Зевс, я смотрю, ты уже заводишь друзей? — иронично поинтересовалась Хилл, встревая в ситуацию и обращая на себя внимание темноволосой девушки.       — Извините, — она обернулась, тряхнув густым хвостом. — Моя лошадь очень любит общаться, — объяснила девушка. Большие глаза её заблестели.       «Чего не скажешь о моей...» — мысленно подметила Хилл, проводя параллель с собственным желанием заводить новые знакомства, а точнее с его практически полным отсутствием, однако озвучивать свои мысли вслух не стала.       Она бросила беглый взгляд на Зевса, старательно показывающего своё безразличие.       — Ничего, всё в порядке, — ответила капитан, коротко кивнув.       После она обошла лошадь, встав сбоку, раскрыла закреплённую сумку и вложила тяжёлый переплёт в один из отсеков, накрепко зафиксировав застёжку ремня.       Ещё раз проверив подпругу и сиденье для надёжности, девушка взобралась верхом и уселась в седло, натянула поводья.       Отряд сдвинулся с места. Лошадь зашагала после мягкого упора шенкелей и вклинилась в строй по правую сторону, а со следующим нажимом железа о бока — ускорила шаг и продвинулась в авангард, обгоняя остальных.       Девушка поравнялась с командиром отряда и посмотрела на мужчину, гордо восседавшего поверх своего массивного гнедого, что точно под стать хозяину отличался массой тела и немного ростом от других. Тот же коротко кивнул капитану, словно подтверждая позицию и готовность.       Майк быстро отдал немой приказ своим примером перейти на рысь, а покинув пределы улиц города и выйдя в просторы равнинной местности, через которую простиралась уже немного вытоптанная, но достаточно прослеживаемая сухая земля дороги, устремиться галопом.       Ветер уверенно встречал лица солдат, огибал каждого, и уносил отбиваемую копытами лошадей пыль вдаль, разносил по воздуху позвякивающий стук упряжек и шум деревянных колёс повозок, то и дело встречающихся с неровностями земли и мелкими камнями.       ***       Руки сильнее вцепились в кожу поводьев, а корпус склонялся вперёд для меньшего сопротивления тела с седлом. Взгляд был устремлён на открывшийся пейзаж расстилающейся равнины и кажущимися бескрайними просторы, за которыми красовались острые вершины гор.       В свете уходящего дня где-то вдалеке виднелся горизонт в переходе от ясного предзакатного неба и тянущимся к нему холмам и редкому лесу. Где-то там, в этом нечастом лесу, прятался замок, забытый всеми и уже давно заброшенный не один год назад.       В мыслях стали мелькать воспоминания былых дней в кадетском корпусе: первых практических занятий, обучения управлением УПМ, верховой езде и ориентированию по местности. Вместе со всем этим мешались воспоминания о прошедших трудностях, набитых шишках и полученных уроках за время обучения и жизни в суровых условиях, климатических и моральных. Они переплетались между собой и не давали возможности вспоминать то время с теплотой на сердце. Оно однозначно не могло считаться счастливым и безмятежным. Уже тогда всё вокруг было пропитано жестокостью, и нужно было заставлять себя сражаться с гнетущей реальностью. Находить в себе силы, чтобы выбраться и двигаться дальше.       Но всё, что было пройдено, отпечаталось на подкорке мозга на долгие годы вперёд, и теперь — пусть не радужными воспоминаниями, пусть напоминающими о себе мелкими шрамами, — служило для меня лишь подспорьем в принятии дальнейших действий.       «Я чувствую, что всё только начинается».       Там, вдалеке, за линией горизонта, ожидают только новые трудности без какого-либо намёка на их лёгкое разрешение. И добраться до конца, справиться со всем, можно лишь приложив максимум своих усилий.       Мне предстояло встать на неопределённый путь и пройти его самостоятельно, без чьей-либо помощи и сторонней поддержки. Сфокусироваться на целях и, невзирая на сомнения и внутренние разногласия, начать слушать себя и свои ощущения, чтобы выбрать наилучшее решение.       Прямо сейчас я у подножия неизведанного, преодолеть которое ещё только предстоит.       Поэтому теперь, мчась по простору и ощущая приближение перемен, я могла рассчитывать лишь на себя и свой опыт. И кто бы ни был рядом в данный момент и позже — ответственность за свои ошибки и собственную жизнь лежат только на моих плечах.       С каждым пройденным километром вдалеке начинала всё отчетливее виднеться возвышающаяся к небосводу каменная кладка башни. Она потихоньку чернела на фоне ускользающего за горизонт солнца, но её очертания продолжали расти тёмной размытой глыбой. Небо окрашивалось чернильным синим с размазанными на нём пятнами облаков, стремительно плывущими куда-то на восток. Сумерки наступали стремительно.       «Мы почти на месте... — подумала я то ли с облегчением, то ли с желанием вернуться обратно. — Мне нужен сон.»       Совсем недалеко от башни, по правую руку, возрастало и увеличивалось в размерах такое же каменное здание и небольшая пристройка.       Дорога начала сужаться, и лошади, не сбивая строя, перешли на рысь, вытаптывая заросшую травой землю. А после послышался звучный топот подков о камень, вероятно, выложенный к подъезду замка.       Стремительное приближение ночи ощущалось остывающим с каждой минутой воздухом и прохладным ветром на коже.       Сумрак уже успел настигнуть нас, и прилегающую территорию крепости практически невозможно было осмотреть в достаточной мере. Тусклый диск луны был сер и не приносил пользы.       Голос Майка снова прогремел раскатом в приказе спуститься с лошадей и зажечь факелы.       Я была рада наконец остановиться и встать на свои две после долгой поездки. От непривычки ноги сделались тяжелыми и начинали ныть мышцы.       Моя рука прошлась по гладкой тёмной шерсти на морде Зевса, благодаря за пройденный путь. Он, наверняка, несмотря на свою выносливость, устал не меньше других и желал отдыха.       В воздухе проплыл запах жженой берёсты и еле уловимый смолы, а после в нескольких метрах сначала зарождаясь искрами, а после вспыхивая внушительным пламенем, возник первый источник света. Через мгновение их стало на порядок больше, и уже кромешная тьма отступала, давая возможность разглядеть дорогу перед собой и измученные лица путников.       Рядом со мной остановилась светловолосая девушка, усталые, но серьёзные глаза которой всматривались в стены возвышающейся перед нами крепости.       — Ну и дыра, — тихо вздохнула она.       Я мелком взглянула на неё не в силах что-либо ответить и завести разговор, лишь согласно кивнула, но в уплывающих огнях факелов это вряд ли было видно.       В тишине окружавшего леса и заброшенного захолустья голос Майка гремел набатом, отдавая распоряжения и отрезвляя от накатывающей всё больше усталости. Мужчина отправил нескольких салаг проверять территорию у замка, выяснить местонахождение поленницы, а двух других — найти конюшню и разместить и напоить лошадей. Остальные же отправились вместе с ним в само здание для осмотра.       Перед глазами вновь возникло знакомое лицо девушки, протягивающей ко мне руку:       — Я отведу Вашего коня в стойло, — она потянулась к сжатым в моей руке поводьям. Я помедлила, узнавая имя молодой девушки, рассматривая отблеск в её шоколадных глазах. — Саша... Саша Блаус, мэм!       Будь рядом хороший источник света, осветивший моё лицо, девушка смогла бы заметить, как губы мои исказила недовольная гримаса на неподходящее обращение. Однако его не было, и я лишь представилась в ответ, в попытке намекнуть не использовать более таких слов в мой адрес.       — Спасибо, Саша, — поблагодарила я, вручая ремни и забирая из сумки кожаный переплёт.       Девушка засеменила, уводя за собой двух лошадей.       Группа, оставшаяся рядом со мной, уже двинулась к крыльцу замка.       Я отправилась следом, всматриваясь в спины незнакомых людей с эмблемами "Крыльев свободы" на форменной одежде. В спины чужих мне людей...       В мыслях невольно стали всплывать воспоминания сослуживцев из Военной полиции, тех, с кем я держалась последнее время особенно тесно.              ***       Промозглое серое помещение, выложенное грубым камнем, заполнилось тёплым жёлтым отсветом факелов, расположенных в металлических торшерах на стенах. У одной из таких стен располагался грубо выложенный, уродливый камин, в котором потрескивало несчастное полено, принесённое одним из солдат. Оно горело медленно и нехотя, но отдавало небольшое тепло и создавало что-то отдалённо похожее на уют.       Глухим гулом от стен отражались голоса солдат, периодически поддерживающих незамысловатый разговор, и звон железных столовых приборов о казённую армейскую посуду, попеременно заполняющий тишину.       Время близилось к полуночи.       Горячая пища уже быстро упала в желудок, согревая изнутри и немного успокаивая нервы, но я никак не могла отделаться от мысли о домашней еде.       Почему-то именно в такие моменты — вдали от «дома», среди чужих людей и с невозможностью вернуться к привычному — начинаешь вспоминать и ценить кажущееся скучным время обыденных дней, простой ужин и родной, убитый временем диван в своём кабинете, на котором засыпал от усталости после работы. Про свою постель я даже не задумывалась — такой расклад был бы роскошью.       На секунду показалось, что внутренности колыхнуло от нахлынувшей тоски. Так и было. Но чувства эти были бы сейчас совсем некстати.       — Эх, выпить бы чего покрепче… — послышалось со стороны.       Гергер лениво облокотился на стоящий позади деревянный короб, отставляя в сторону пустую железную кружку, из которой недавно был выпит чай. Мужчина вытянул ноги перед собой и зевнул.       — Тебе лишь бы к бутылке присосаться, — укоризненно вздохнула Рене. — Лучше иди смени караульного.       Мужчина отпустил незамысловатую шутку в сторону девушки, намекая на то, что та, в другой ситуации, не пренебрегла бы сделать то же самое, после чего скрылся в тёмном коридоре.       В горле резко пересохло. Я поднесла свою кружку к губам, залпом допивая остатки крепкого чёрного чая.       Майк, сидевший на одном из собранных в полукруг ящиков, склонился в сторону камина и молча рассматривал дотлевающее в нём полено, всё ещё бросающегося мелкими искрами в попытке не догореть вовсе и захватить искрой что-то поблизости.       Мужчина показался мне чем-то озабоченным, погружённым глубоко в свои мысли, и, скорее всего, как и все боролся с подступающей усталостью. Радужка голубых глаз чуть поблекла, застланная словно пеленой, и окрашивалась в коричнево-рыжий, отзеркаливая медовый свет из очага.       Я посмотрела на решётку, отделяющую камин от пола, и то, как за ней колыхался и слабел постепенно умирающий огонёк пламени.       — Пожалуй, мне тоже пора, — тихо оповестила я, поднимаясь на ноги.       Майк лишь хмуро посмотрел на меня и коротко кивнул, возвращаясь к своим раздумьям. Вряд ли он думал сейчас обо мне, как о потенциальной угрозе. Не зная его достаточно хорошо, сейчас капитан казался мне совершенно потерянным и измученным.       Остальные молча проводили меня взглядом.       Я прошла практически на ощупь тёмный коридор замка и у самой лестницы наверх, в комнату, где остался мой скромный набор вещей, решила свернуть к выходу на улицу.       Мысль эта посетила меня, как мне казалось, спонтанно, но, на самом деле, зародилась в голове уже довольно давно. Сразу, по прибытие, было бы неуместно делать это перед остальными, дабы избежать очередных лишних разговоров, а за ужином я успела позабыть о своей проказе, будучи поглощенной чужой непривычной обстановкой.       Преодолев мрачный холл, который не спасал даже горящий факел, я дотронулась до тяжёлой двери, толкая её и выходя наружу. Дерево поддалось не сразу и пришлось слегка навалится весом, подпереть его плечом, выталкивая. Возвращая дверь в прежнее положение, руку обдало холодом от соприкосновения с железным кольцом хватки, которое успело остыть за несколько часов.       По коже прошёлся прохладный ночной ветер, а улицу освещал тусклый свет луны, отражающийся от начавшей собираться на траве росы. Свежий порыв заколыхал ветки на ближайших деревьях, зашуршал листвой и пронёсся мимо, задевая локоны волос. Те встрепенулись, улетая в сторону, а после упали на плечи, растекаясь и соскальзывая с них.       Мёртвая тишина располагала, и нарушать её не хотелось. Даже трели сверчков не было слышно по близости, что в такой час непременно бы заполнили чащу неподалёку своим характерным пением.       Остудив разгорячённую и зарумянившуюся кожу щёк, да и в общем, медленно, но верно начиная отпускать теплоту помещения, из которого я только что вышла, руки на автомате сплелись у груди, а губы приоткрылись, выпуская из лёгких остатки тёплого воздуха.       Захотелось рассмотреть то, что скрывалось вдали: простор, лежавший за пределами территории убитого замка, прогуляться в лесу под прохладной тенью деревьев, ступить босой ногой в мокрую от росы траву, припасть к земле и... уснуть.       Уснуть, провалиться в небытие и, желательно, не проснуться вовсе — всё, что я сейчас действительно хотела. А сказки про прогулки под луной в диком лесу пусть приходят мне во сне. Всяко лучше, чем ничего...       Выпуская очередную порцию тепла тела, я сделала глубокий вдох через нос, вбирая сладкий запах ночи, что ощущался так особенно только в это время суток, в лёгкие на полную. Внутри всё затрепетало от прохлады, а голову словно прочистили.       Сухие от ветра, тонкие пальцы нырнули в карман форменной куртки, подцепляя ногтями и выуживая оттуда маленький портсигар и на половину пустой коробок спичек.       Сухой щелчок, второй — и в воздухе появляется ненавязчивый горелый запах миниатюрного кусочка древесины. Зажатая меж губ сигарета нагревается крошечным пламенем с конца, вспыхивает огоньком и начинает дымить, а после первой затяжки — медленно тлеть.       Легкие вбирают едкий дым с удовольствием, с долгожданным наслаждением задерживают его внутри, с облегчением выпускают наружу через нос. Никотин моментально ударяет в голову, заполняя едким веществом; на языке и слизистой носа ощущается знакомая горечь.       Мысли встают на место, а подрагивающие нервы успокаиваются, получая дозу яда.       Я всматриваюсь вдаль, простор которой манит и пугает одновременно мыслью о том, что поблизости нет не единой души, кроме тех, что расположились отрядом в этом забытом всеми месте. Затягиваюсь снова и снова, увлекаясь собственными мыслями, которые ведут меня из стороны в сторону, заставляют думать о странном.       Посторонний шорох, шелест листвы и глухой треск ломающейся ветки, раздавшийся со стороны, заставил задержать дыхание и прислушаться. Рука, с зажатой меж трясущихся от холода пальцев сигаретой, медленно опустилась, стряхивая пепел куда-то на землю, на которую он так и не долетел, подхваченный порывом ветра, а голова медленно повернулась в сторону раздавшегося только что шума. Попытка напрячь зрение, чтобы всмотреться в темноту густой зелени и выяснить причину, не принесла успеха, отчего по коже пробежал неприятный табун мурашек.       Могло ли это быть какое-то животное или непонятно как забравшийся сюда бродяга?       Возможно.       Мог ли это быть кто-то из отряда, разгуливающий после отбоя по неизвестной причине?       Вполне.       Но спускаться с крыльца и подходить к тому месту, чтобы проверить любой из вариантов, мне не было никакого резона.       Я вновь прислушалась к тишине, которую больше ничто не нарушало и, по всей видимости, не собиралось. Сделав последний затяг и выпустив дым, пальцы разжались и выпустили окурок на каменную ступень, а каблук армейского сапога придавил тлеющий пергамент и столкнул его в темноту заросшей земли.       Я развернулась, возвращаясь в замок.       ***       Медленно догорающая свеча, располагавшаяся в подсвечнике на краю стола, подрагивала и вытанцовывала от малейшего сквозняка, приносимого с улицы через раскрытое окно.       Поздний час напоминал о себе полумраком, спокойствием и тишиной, так не хватавшими днём, и даже секундная стрелка на циферблате, щёлкающая при каждом проходе от деления к делению, только успокаивала и расслабляла.       Помещение хорошо проветривалось сейчас, несмотря на стоявшую весь день знойную погоду в городе, и всё располагало к работе. Но спустя время, большое количество исписанных листов и потраченных чернил, голова постепенно тяжелела, мышцы в руке начинали подводить и ослабевать от выведения тысячного знака.       Часы пробили полночь где-то четверть часа назад, и стоило признать, что сидеть более не было веских причин.       Мужчина сложил письменное перо и отодвинул очередной документ, закончив заполнение отчёта. Он, с приятной усталостью в плечах и чувством удовлетворения от проделанной работы, облокотился на спинку кожаного кресла и слегка запрокинул голову, прикрывая глаза и расслабляя мышцы шеи.       Посидев так с минуту-другую и поняв, что уснуть в таком положение — не лучшее решение, он, отгоняя намёки на такую вероятную возможность, открыл глаза и вперился взглядом на разложенные на столе листы.       В поле зрения попала знакомая бумажная папка, выглядывающая из под книги и не убранная на место с самого начала, что нужно было сделать ещё днём. Краешек выбивающегося оттуда исписанного листа привлекал внимание и точно просился вложить его правильно, сшить в папку и поставить в шкаф.       Мужчина прекрасно помнил, что за документ лежал сейчас перед ним, и резко поймал себя на мысли, что хотел бы взглянуть на него ещё раз. Кажется, это можно было назвать любопытством.       Сон развеялся в секунду, уступая место неподдельному желанию вновь прочесть уже знакомый текст. Рука медленно потянулась в сторону предмета и вытянула его из под веса книги, а пальцы сами собой раскрыли обложку личного дела и перелистнули страницы.       Повернувшись в кресле и устраиваясь в нём удобнее, мужчина стал вчитываться в текст с особым, удивительным для себя самого, интересом. Проглатывая информацию строчку за строчкой, порой возвращаясь к каким-то словам снова, он пытался найти что-то действительно интересное в описанной биографии девушки. Но всё, что там было — это лишь сухая характеристика, каких он перечитал за своё время сотни. Ничего интересного там быть и не могло. Даже если и было на самом деле — о таком не пишут в подобных документах.       Усмехнувшись собственному случайному порыву, мужчина потёр переносицу, прикрыл глаза и с похожей на горькую досадой мотнул головой. Большей глупостью было поддаваться сейчас эмоциям и юношеским порывам, что взыграли неожиданно и совсем некстати.       Выбросив из головы сумасбродные мысли, он отложил страницы в сторону и устало выдохнул, в последний раз откидываясь на спинку и давая себе секунду на то, чтобы собрать себя в руки.       «И что ты собираешься найти?..» — риторически поинтересовался мужчина и потушил свечу, наконец вставая со стула и покидая кабинет.