Нибиру (Ледяная вуаль)

      Выжигая огненные зигзаги, золотистая нить разрезала жидкие небеса. Они плавились в раскалённом металле.       Черный посох возник в костяной руке. Магический всплеск на мгновение озарил тленную пустоту в белом омуте, осыпаясь изумрудными искрами.       Пространство переродилось вновь, реальность раскололась в зеркальном отражении, стирая грань.       Когда свет уже не обжигал, Клинкз открыл глаза. Знакомое стало чуждым, неузнаваемым, родное — навсегда утерянным.       Увиденное было не пересказать, не описать ни словами, ни мыслями. Отголосок его родины растворялся в небытие.       Порождённый извечным холодом, враждебный, отвергнутый самой природой, леденящий своим естеством.       Лишь скользнула мысль: неужели он успел задремать на минуту, на пару секунд? И они вновь идут по следу его сновидений, но в этот раз он не видел снов.       Тонкие грубые пальцы стиснули его ладонь. Клинкз находился в смятении, неведение и неопределённость обуяли его.       Нет, это не плод его воображения, не навеянные ими иллюзии. Каждый теперь мог лицезреть то, что являлось ему во снах, что рождалось наяву, но оставалось скрыто в подсознании. — Ч-ч-ч-то это? — заикаясь, с трудом выдавил из себя Ибрис, приковав взгляд к небу. Трепещущий ужас вцепился в глотку, будто пиявка, сковал мышцы.       Никто не ощущал почвы под ногами, будто земли не было вовсе, будто нечто незримое удерживало их над пропастью. — Храни нас Сазерекс, — на одном дыхании прошептал Торн, прижимая к себе Илои и напуганного, тихо хныкающего Арока.       Эти слова звучали прощанием. Он сдался и был смиренно готов встретить свою неминуемую гибель: раз так распорядилась сама судьба, он не в праве ей перечить. Он не страшился смерти, ведь рядом — те, с кем он мог разделить все радости и невзгоды жизни. — Шерви! — вскрикнул Элазар надрывисто, в полубреду, пытаясь докричаться до сестры.       Как он мог быть спокоен, когда её не было рядом, единственного близкого и родного человека, когда он обязан защищать и оберегать её? И не важно, что творилось сейчас вокруг, что весь мир перевернулся вверх дном.       Но никто так и не откликнулся на его зов. Они не могли видеть отколовшуюся группу кноксов с того момента, как весь мир, который они когда-то знали, канул в бездну. Ледяная пелена выросла между ними. — Мы на их территории, — почти беззвучно промолвил Пугна, не обращаясь к кому-то конкретному.       Не нужны были объяснения, дабы осознать: всё, что окружало их прежде — только призрачные отголоски их памяти. Но им так хотелось верить в эту реальность, принять её за действительность.       Не было смысла гадать, как теперь распорядится судьба. Никто уже не уповал на милость богов. Они давно покинули их сердца, оставляя тяжёлую ледяную пустоту, что заполнили лишь смирение и покорность. Они устали бороться.       Больше никогда он не отпустит его, какое бы препятствие не возникло между ними, что бы не властвовало над их разумом и костями. Больше всего он боялся отпустить его и потерять. Никогда Клинкз не испытывал столь сильного страха, пожирающего изнутри: подобно голодным червям, что медленно поедали рассудок, прогрызая путь к чертогам разума. Даже возвращение Мараксиформа показалось бы ему детской шалостью злого рока.       Всё крепче сжимая его ладонь, он внезапно осознал, что может лишиться нечто большего, чем жалкой, никчёмной и скоротечной жизни. Даже это теперь казалось не столь мучительным. Впервые он содрогнулся перед неизбежностью. — Стой! — завопил Ибрис надрывисто, в полубреду.       Элазар, не осознавая себя, помутившись рассудком, в омуте собственного помешательства, бросился вслед за исчезнувшей группой. Ему нечего было терять. Этот мир уже обрёчен, как и они все. А без единственного родного человека он и вовсе не имеет смысла. Без разницы, что ждёт его там.       Внезапно он замер, колеблясь, прежде чем вздымающиеся языки бездны коснулись его. Страх перед осознанием собственной смерти переборол горечь отчаяния. Испытает ли он адскую боль, прежде чем его сердце остановится? Или же гибель его будет мгновенной?       Клинкз не двинулся с места, не окликнул молодого кнокса, только крепче сжал тонкую ладонь в своей руке, невольно бросив взгляд на бесформенные силуэты, порождённые холодной материей. Сейчас каждый был сам за себя.       Бесплотные призраки скользили в тенях ледяной бездны. Никто не заметил. Они прорвались сквозь завесу, их скрыла холодная пелена.       Элазар оказался слишком близко, слишком рискованно.       Они застыли над ним. Ожидая? Он не шелохнулся, всё тело онемело, отказываясь подчиняться, мышцы затвердели, словно облитые застывшим бетоном.       Откликаясь на его зов, один из фантомов вынырнул из ледяной пучины, бесшумно скользнув к нему…       Женщины, закрывая ладонями лицо, истошно вскрикнули.       Смерть его была почти мгновенной. Рассыпаясь ледяным прахом, он слился с бездной, она поглотила его; возможно, он даже не испытал боли — им хотелось надеяться.       Он не слышал их голосов. Почему они молчали, почему не говорили с ним, как прежде? Он слышал лишь собственные мысли. Он больше не связан с ними? Как объяснить им, что они не враги, как остановить? — Я не собираюсь умирать вот так! — голос Ибриса переходил в панический, истеричный вопль.       Обернувшись, Пугна увидел, как несколько кноксов бросились в бегство. Другие последовали за ними.       Разум затуманился — происходящее казалось нереальным, кошмарным сновидением, от которого не проснуться; оно опутывало своими липкими щупальцами.       Всё застыло. Только крики, стоны и плачь, где уже не разобрать знакомых голосов и образов, мелькающих перед глазами.       Клинкз не остановил их, они решали сами за себя. Не было больше Защитника Ховена. Как и они, он был напуган, сбит с толку, скован безысходностью. Он больше не мог быть им опорой, их спасением. Даже он не всесилен.       Оно настигло их, им уже не убежать. Здесь законы подвластны лишь им. Ничто не скроется за вуалью.       Мир перестраивал себя, перекраивал заново, преображая пространство существующей реальности.       Прижавшись к Клинкзу, Пугна зажмурился. Он не хотел смотреть, уткнувшись лицом в его горящую грудь.       Обнимая его как можно крепче, Клинкз закрыл глаза. Он знал — они уже мертвы.       Не было слышно предсмертных стонов. Значит ли это, что их ждёт легкая смерть? Им было всё равно. Пусть мир разорвётся на части, пусть низвергнутся небеса — он должен сделать всё, чтобы для Пугны эти последние мгновения были безболезненными, даже если ему это не под силу. Только ради него есть смысл существовать. Он заберёт себе его боль, если потребуется, он отдаст себя им на растерзание, если это спасёт любимого. Он бросится в ледяную пучину, и пусть жертва не станет напрасной. Он жил только ради него, каждое утро просыпаясь и засыпая лишь с мыслями о нём. Он уже позабыл, каким безликим и пустым было его существование до их встречи. Он стал ему опорой и защитой. Теперь он не мог так легко сдаться.       Пугна рождён не для того, чтобы страдать, он рождён быть любимым, купаться и нежиться в ласках, окружённый заботой и вниманием. Мысль о том, что его возлюбленного ждёт невыносимая боль, равносильна извечным страданиям в адском котле кипящего варева.       Изумрудный дождь пролился сквозь мерцающую холодную пелену, осыпаясь звёздными искрами. Иридиевым облаком обволакивая две неподвижные фигуры, прижавшиеся друг к другу.       Их глаза были закрыты, они не замечали и не ощущали лёгкого касания Забвения.       Величайший маг Пределов Пустоты, Властелин Забвения, стал никчёмным и беспомощным. Он был бессилен против неизведанного. Он привык с лёгкостью решать все свои проблемы, любые неприятности и невзгоды растворялись лишь по мановению его пальцев.       Поздно было жалеть о незавершённых делах, о том, что он не успел, о монотонных бесцветных днях, прожитых в Академии Забвения до знакомства с Клинкзом, о том, что он так много хотел бы ему сказать, но откладывал каждый раз, посчитав это излишней сентиментальностью. О бесконечности, что они ещё могли провести вдвоём. О том, что они не успели сделать вместе.       Даже на долю секунды он не вспомнил о своей родине, всё мысли были поглощены им. Разве возможно так сильно любить? Клинкз научил его чувствовать и ощущать. Он подарил ему высшее наслаждение, о каком Пугна и не мог мечтать. Не важно, что будет с ними теперь — его сердце билось равномерно.       Ничто не имело значения, лишь его обжигающие пылкие объятья; каждой клеточкой своих костей вдыхать адское пламя, поглощать его бесконтрольный демонический нрав.       Мгновение тянулось вечность, время застыло, будто нарочно оттягивая их последние секунды существования, оно подчинялось каким-то своим немыслимым законам.       Клинкз на мгновение распахнул веки… ожидание обмануло его. Мир вновь менял обличие, примеряя на себя новую маску. Всё, что они видели прежде, растворилось, улетучилось, не оставив ни следов, ни напоминания, будто вовсе им это привиделось.       Пространство, что омывало их призрачными волнами, невозможно было описать, но оно не вселяло тревогу и чувство опасности. — Пуговка, — негромко позвал Клинкз, привлекая его внимание.       Пугна, чуть отстранившись, поднял вопросительный взор на лучника: бездонная чистая любовь переполняла его до краев, ослепляя блеском изумрудных очей. Но Клинкз не смотрел в ответ, заинтересованный чем-то совершенно другим.       Пугна огляделся. Он не понимал: к чему весь этот обман? Зачем они играют с их воображением?       Неясные очертания дрожали в сумеречной дымке, словно видение. Сложно было различить их контуры.       Бледные тени просочились из пустоты. Они скользили в воздухе, не замечая их, формируясь в образы и очертания, незнакомые, неосязаемые, но живые. Когда-то это были их миры, так не похожие друг на друга, но всех их постигла одна участь. Поглощённые чуждым сознанием, они слились с его сиянием, стали его частью. Воспоминания о былой жизни стёрлись из памяти, этот мир стал их обителью, святилищем, цитаделью вне времени. Запертые на веки. Движимые чужой волей. Одних направляла жестокость, поселившаяся в их сердцах множество поколений назад, другие же следовали за светом, что горел в их чистой, незапятнанной душе.       Многообразие непохожих существ мелькало перед глазами, и каждый был увлечён своим занятием.       Они существовали где-то там, за гранью бытия. Отголосок прошлого, что отпечатался на слоях этого мира.       Забвение открывало им скрытые тайны: они видели то, чего не могли раньше. ***       Ничто не имело значения. Были важны лишь они, их чувства, желания, мечты, мысли, что горели в унисон, что говорили беззвучно, улавливая даже мимолетный взгляд, что не мог ускользнуть от любящего взора.       Сомкнув уста, они растворились в водовороте насыщенных красок, бездонных страстей. Сочный поцелуй, мягкий, словно плитка растаявшего шоколада, воздушный, будто зефир. Его жгучие «губы» ласкали так горячо, обдавая жаром его нежную оболочку, на грани безумия. Мысли спутались, и лишь одна доминировала, заглушая прочие.       Костлявые руки скользнули ему на плечи, обвивая шею.       Опустившись на землю, Клинкз усадил его на свои колени. Обнимая худощавыми обнажёнными коленями бедра, Пугна коснулся его накалённой «плоти».       Клинкз эротично и глухо простонал, жадно впиваясь в его «губы», обхватывая длинными костяными пальцами тонкую гибкую талию… бедра…       Приподняв его ягодички, Клинкз разорвал поцелуй. Он заглянул ему в глаза, ища согласия. Свет нефритовых очей ответил дерзко, нетерпеливо. Протянув руку, он нащупал его горящий затвердевший орган, изнывающий от жара. Расставив ножки, Пугна медленно опустился на него, сморщившись от натуги и пронзительной боли в области ягодиц. Проникая в его жаждущее нутро, Клинкз был весьма удивлён столь внезапному порыву.       Негромко вскрикнув, Пугна напрягся и протяжно промычал, стараясь перебороть невыносимую режущую боль, когда «плоть» Клинкза вошла в него на половину, тревожа его ещё незажившие раны. Клинкз не применял усилий, он с упоением наблюдал, как Пугна, превозмогая себя, насаживался на его орган. Возбуждение лишь накалялось, когда он наблюдал за его нестерпимыми муками. Эта картина порождала восторг, хотелось заставить его кричать от боли, умолять о пощаде.       Сжимая в ладонях его плечи, Пугна ждал, когда кости свыкнутся с болезненными ощущениями и жжение внутри станет немного терпимее. Но Клинкз не позволил; надавив ладонями на его бедра, он резко толкнулся вперед нижней частью туловища, проникая в него полностью. Пугна жалобно заскулил, осознавая, что не стоило так напрягаться и тратить все свои силы. Острая боль пронзила его «плоть», отдаваясь отголосками по всему телу. Незатянувшиеся раны и мозоли пульсировали, обжигая нутро. Съёжившись, он не посмел более шевельнуться — от этого станет только больнее.       Повиснув на плечах Клинкза, Пугна обмяк. Нужно было думать прежде, чем брать ситуацию в свои руки, как бы ему не терпелось оказаться верхом. Теперь приходится расплачиваться.       Подхватывая его дрожащие напряженные «губы», Клинкз с ожесточением впился в эти манящие уста. Они сводили с ума, дурманили, словно опиум. Смягчая боль влажным горячим поцелуем, Клинкз сделал два первых слабых толчка. Он не ускорялся, дожидаясь, когда его кости свыкнутся с очередной порцией болевых ощущений.       Повиснув на его плечах и тихо постанывая в «губы», Пугна не посмел оттолкнуть: он бы не смог, сил уже не осталось. Он оставался послушным и покладистым, отдавая себя на милость его похотливому демону. Постепенно боль сменилась наслаждением, он потерся своим набухшим органом о его горящие ребра. Стоны наполнились блаженством.       Клинкз слегка ускорился, вдруг заметив, как Пугна, будто не осознавая своих действий, начинал двигаться ему в такт, превозмогая болевой порог. Кости не слушались, ими управляли инстинкты.       Клинкз зашипел ему в «губы», шумно и горячо выдохнув, и раскалённое пламя опалило фосфорную оболочку.       Обвивая потными ладонями его податливые бедра, он дышал быстро и прерывисто, кости, извиваясь, заплясали в исступлении, отбивая бешенный ритм, упиваясь агонией. Он потерял контроль. Внутренние демоны звучали в голове подобно горну, скандируя одну и ту же мысль: «Изнасилуй его так, как никогда, пусть он вопит от боли, умоляет о пощаде».       Сбитое хриплое дыхание; Клинкз зажмурился, впадая в иступлённый транс, растворяясь в нём без остатка.       Пугна жарко дышал ему в плечо, стараясь заглушить непристойные вздохи. Он уже давно не чувствовал своего онемевшего отверстия. Кости, охваченные пламенем, заживо сгорали. Руки танцевали по его позвонкам, но Клинкз не щадил даже их, сдирая костяными пальцами верхний слой, отчего фосфорное тельце болезненно вздрагивало, безнадёжно впиваясь ногтями в его обнажённое плечо, но Клинкз не замечал.       Его орган нещадно насиловал тугое рваное отверстие вот уже несколько минут без малейшей отдышки, не сбивая темп. Он был готов иметь его, пока ещё способен что-то ощущать, пока дышал… выжимая последние соки. С упоением вслушиваясь в его жалобные, плаксивые стоны, как раскалённая жидкость хлюпала в его чреве, просачиваясь наружу. Он чувствовал, как горячая сперма тонкой дорожкой стекает по его руке, что придерживала худощавые ягодицы.       Небеса вспыхнули, зарделись алой магмой. Холодный пульс ударил по глазам, ослепляя, бросая в дрожь и оцепенение.       Никто не успел понять, только смятение лихорадочно ликовало в их сердцах. Беззвучная пустошь стала ещё более пронзительной… *** — Это чудо… но как вам удалось выжить? — с неподдельным изумлением поинтересовался Король-Маг.       Он был воистину счастлив видеть их вновь живыми и невредимыми.       Сейчас их переполняло умиротворение. После возвращения им больше не приходилось бороться за свое выживание. — Помним только, как на нас напали фантомы и мы очутились здесь, в настоящем Ховене, — Торн замешкался: всё ещё было сложно поверить во всё произошедшее с ними. Что место, которое он называл своим домом, было лишь иллюзией, точной копией. Как они могли поверить в этот очевидный обман? Но всё выглядело настолько реальным, как Сазерекс, сидящий перед ними на троне, как дворцовые стены, что окружали их, встречая с теплотой и долгожданной лаской. Тот мир был холодным, отчуждённым, опустошённым и безмолвным, словно вселенская бездна.       Сейчас всё это казалось таким далеким и неуловимым, будто ночной кошмар, который он пытался вспомнить, но всплывали лишь неясные обрывки видения. — То место было так похоже на Ховен, — подала голос Илои, стоящая рядом с мужем.       С восторгом и в то же время с содроганием, она не могла налюбоваться тем, что открывалось перед её утомленным взором.       Как и Торн, она не могла поверить, что всё уже позади. Уставшая, изнемождённая, но всё же счастливая, она прижимала к себе Арока.       Мальчуган пребывал в таком же недоумении, как и его родители. Не хотелось вспоминать о том ужасном месте; просто забыть, вычеркнуть из памяти на веки вечные. Но одна-единственная мысль сейчас омрачала их всех в этот, казалось, счастливый момент. — Может, эти создания спасли вас, — с толикой сомнения сделал своё предположение Сазерекс.       Никто, даже самый могущественные маг и правитель Ховена не мог объяснить сие чудотворное явление, но они живы, и всё, что их окружает — реально. Могли ли знать фантомы о своих невероятных возможностях, что они вовсе не созданы убивать? Были ли их действия осознанными? Знали ли они, что своим прикосновением несут лишь спасение?       Сазерекс был озадачен этим вопросом, как и все присутствующие. Почти все. — Не всех, — угрюмо и скептически напомнила Шерви.       Она не разделяла их оптимизма. Она ещё не забыла о тех, кто навсегда остался по ту сторону, кому не суждено вернуться. Никто не имел права забывать о них. Каждый помнил и скорбел. — Эти сущности не похожи друг на друга. Одни пытались нас убить, другие же хотели помочь, а третьи обходили стороной, — Элазар испытывал смешанные чувства. Он видел всё своими глазами, но до сих пор не понимал. Они существовали в унисон, но в то же время противоречили и противостояли друг другу.       Юный кнокс предположил, что Король-Маг обязан знать об этом. Пусть всё осталось позади и они уже никогда не вернутся туда, но возможно тех, кто остался, удастся спасти? Некоторые из присутствующих верили, что они ещё живы и остались где-то там, в плену у этих тварей. Но прошло уже достаточно времени с тех пор, как они вернулись… Только не многие… — Но где Защитник Ховена? — с содроганием поинтересовался Король-маг, немного скрипучим осипшим голосом.       Он не мог сомневаться в нём. Конечно, он боролся до самого конца, он бы никогда не сдался, но костяного лучника не было с ними сейчас. Как и многие, он не вернулся. Тяжело поверить в то, что история прославленного героя Ховена закончилась вот так. — Клинкз и Пугна… они пытались найти дорогу назад… — голос Ибриса едва дрогнул.       Он всё ещё не мог прийти в себя и в глубине своего сознания по-прежнему находился по ту сторону незримой завесы, где оставленные ими не могли молить о помощи — крик их не будет услышан. — Мы бы не выжили без них, — вполголоса проговорил Торн с прискорбием. В его словах чувствовалась безмерная благодарность. Ничто в этом мире не смогло бы выразить его бесконечную признательность Защитнику Ховена и его другу - слов было бы недостаточно. Он бы сейчас многое отдал, чтобы сказать ему это при встрече.       Король-Маг тягостно и глубоко вздохнул. Он должен позаботиться о выживших. Он был за них в ответе, как и за тех, кто не вернулся… *** Колючая снежинка коснулась обжигающей «плоти» и обратилась горячей слезой. Ледяной ветер обволакивал стужей, приводил в чувства, разум становился ясным, срывая пелену немых сновидений.       Сознание пробудилось.       Он открыл глаза. Над ним нависли обсидиановые небеса, угрюмые тучи взирали апатично, с присущим безразличием бросая на мир снежные хлопья. Они кружились в хаотичном танце, не в силах совладать с воздушным потоком, что напевал монотонную песнь свирели.       Костяной лучник быстро огляделся, пытаясь осознать произошедшее и понять, где он.       Зимний лес хранил безмолвие, он не осуждал, не упрекал. Обнимая чутким взглядом, он отдавал свою лилейную нежность, залечивая глубокие, ещё не зажившие раны.       Вспышки воспоминаний заполнили сознание. Они ворвались в его реальность россыпью кровавых искр, вливаясь в каждую мысль звёздной пылью. Ховен или его иллюзорное отражение… Он помнил тех, кого потерял, кого не смог спасти. Призраки иного мира забрали их всех, растворив в зыбучих недрах, в ледяной тягучей пасти.       Пугна… Он слышал крик оргазма в разрозненных мыслях. Отголоски того мгновения всё ещё теплились в его костях. Его стоны эхом отражались в памяти.       Обернувшись, Клинкз с умилением посмотрел на любимого, что сладко дремал безмятежным сном, не зная забот… абсолютно нагой. Он мог вечно восхищаться его благоговейным великолепием.       Ещё пару минут, и он наверняка проснётся от пробравшего холода, в изумлении, неудоумевая, как и Клинкз.       Блуждая взглядом по ровному рыхлому снегу, что укрывал землю лёгким полотном, лучник попытался отыскать его меховое пальто, но потом одёрнул себя: глупо надеяться, что он найдет здесь хоть что-то пришедшее вслед за ними. Разумеется, они были уже не в Ховене. Кто или что перенесло их сюда?       Вокруг не было ни души за несколько миль, только ленивый ветер тоскливо завывал, мечась среди в лесной глуши. — Проснись, любимый, — тихо позвал Клинкз, слегка встряхнув его за плечо.       Этого было достаточно, чтобы пробудить спящего принца.       Разлепив тяжёлые веки, Пугна сонно посмотрел на Клинкза, пока ещё не замечая перемен.       Отголоски недавнего оргазма улетучились вместе с теплом. Холод, ползущий по оголённым костям, прогнал остатки сна. Морозная стужа ударила свинцовой колючей лапой.       Пугна внезапно задрожал, съежившись. Резко дёрнувшись, он сел на снег, озадаченно осматриваясь, не веря своим глазам. — Что… Как мы здесь оказались? —дрожащим голосом промямлил он, потирая ладонями онемевшие плечи. — Без понятия, но мы не в Ховене. Я не узнаю здешние места, — растеряно отвечал Клинкз, поспешно обнимая его продрогшие кости и поднимаясь на ноги.       Привлекая его к себе, лучник всмотрелся в сизую даль в надежде заметить хоть какие-то признаки цивилизации или, быть может, того, кто принес их сюда.       Белёсый туман из снежного песка ложился непроницаемой завесой. Осталось только плотнее прижаться к любящей груди, почувствовать жар, исходящий от его костей, но теперь они не обжигали, как прежде, в чём сейчас он так нуждался. Босые ноги утопали в снегу, проваливаясь в рыхлые сугробы. Липкие и леденящие. — Тогда, где...? — спросил Пугна, вжимаясь в Клинкза, хотя это не спасало: всё так же пробивала дрожь, несмотря на то, что, горячие руки ласкали его.       Лучник посмотрел на него с неутешительной тревогой и заметным беспокойством. Он понятия не имел, как ещё помочь ему согреться. — Мы живы - это главное, — с воодушевлением отозвался костяной лучник в попытке хоть как-то приободрить любимого. Им понадобится упорство и выдержка чтобы отыскать безопасное место, где можно укрыться от надвигающейся бури.       Подхватив его на руки, Клинкз направился вперёд, куда глаза глядят, ступая по мокрому снегу, оставляя глубокие следы. — Нужно двигаться, пока мы совсем не окоченели.       Холод не доставлял проблем Лучнику, однако это продлится недолго.       Погода заметно ухудшилась, как и видимость. Лёгкий снежок обернулся коварной метелицей. Тучи нахмурились, почернели от копоти и набухли.       Ближе к ночи температура упадёт ещё на несколько градусов, и даже его огненное сердце может растаять в этой непогоде.       Пугна промолчал, заметно продрогший. На руках у любимого стало чуточку теплее, но назойливый ветер будто нарочно прогонял драгоценные крупицы тепла, напоминая о своем существовании, и проклятый снег летел в лицо, оседая на костях.       Внезапный порыв ветра подхватил снежинки, закрутил в водовороте, образуя метаморфозу, очерчивая силуэт волчицы, что материализовался перед их взором.       Её белая шерстка блистала сиянием тысячи звезд. Взгляд бледно-серых глаз смотрел на них с почти человеческим выражением. Глубокий и пронзительный. Она одарила их материнским вниманием и вновь растворилась в снежной пурге. Не было сомнений в том, что перед ними явилась их спасительница.       Снежная крупа закружилась, водя хороводы, ложась на оголённые кости, но не обжигая, укутывая пушистым одеялом, одевая их в меховые накидки, сотканные из снежинок. Что это, как не проявление истинного чуда? — Почему она спасла нас? — вопрос был риторическим, и Пугна не ждал ответа. — Хотел бы я знать, — задумчиво проговорил Клинкз, опуская его на снег. Пугна более не нуждался в теплых объятьях.       Увы, лучник не мог отблагодарить её за столь щедрый подарок. И только прошептал, глядя в синеву: — Спасибо.       Быть может, она услышит.       Ледяная пелена рассеялась, отступила. Воздух очистился, став прозрачным и ослепительно ярким. Пред ними лежал простор, укрытый снежным покрывалом. Вдали, у подножья холма, расположилась одинокая деревушка. Несколько деревянных одноэтажных домиков, запорошённые снегом, пускали дымовые кольца из труб, а в маленьких окошках слабо подрагивал жёлтый огонек. Недалеко от поселения находилось высокое сооружение неизвестного назначения. Конструкция причудливой формы не имела знакомых контуров.       Кто бы не обитал в этой деревушке, может у них найдется место у камина для двух потерявшихся путников?       Она указала им дорогу, разогнав вьюгу.       Обнявшись, они направились вниз по склону, куда лежал их путь.