К звёздам и к безднам, Курама!

      Когда Курама подошёл к Мондштадту, он оказался погружён в глубокие раздумья. Город, с его фахверковыми домами и величественными мельницами, казался ему одновременно знакомым и чуждым. Оживающие в его памяти воспоминания о детстве пересекались с новыми ощущениями. Он чувствовал себя как ребёнок, который, после долгих лет, наконец-то узнаёт о своей матери, но не может избавиться от горечи, ведь все эти чувства были такими сложными и противоречивыми. Уже была ночь, при подходе к столице Ветров, его встретил шум ночного города, полной пьянки и танцев девиц лёгкого поведения и Курама, казалось, на мгновение забыл о своих проблемах. Но гнев и недоверие к Десятихвостой всё ещё терзали его внутри. Почему он испытывал такую ярость? Он понимал, что Наруто желал ей искупления, но как можно простить то, что было связано с огромным количеством боли и разрушений? Та которая чуть не лишила жизни всех хвостатых, та из-за которой и погиб Рикудо.       Но другая часть, твердило ему, что если бы не было Джуби — не было бы Курамы, Гьюки, Чоумея и остальных. Старый лис ощущал, как его мысли снова обращаются к Наруто и к Десятихвостой. Ещё фактом было то, что Лис мог чувствовать ложь, но они притупились со слов Хвостатой. Если подумать, то она лишь «смола» того самого древа, которая и виновна во всех грехах. Он не мог избавиться от чувства, что его существование было навязано его судьбой, а не собственным выбором.       Биджу прыгая по стенам Мондштадта, обогнул стражников, всё равно те, не могли застать его или заметить. Крупный мужчина средних лет, смешался с толпой и его ноги вели к одному месту. Курама стоял на одной из улочек Мондштадта, его взгляд был направлен на знакомый балкон второго этажа уютного дома. В этом месте он уже бывал, и каждый раз это наполняло его ощущением чего-то родного. Он знал каждую деталь этого строения, но сегодня его мысли были погружены глубже, и он тянулся к единственному, что могло принести ему покой — к дочери.       Окинув дом взглядом, он легко спрыгнул на балкон, приземлившись с грацией, которая была ему присуща. Его шаги оставались бесшумными, когда старый лис медленно подошёл к двери, чувствуя, как напряжение последних часов немного ослабло. Он аккуратно открыл дверь и, не издавая ни единого звука, вошёл внутрь. Дом, словно ожидая его возвращения, встретил теплом и уютом. Но его внимание полностью было приковано к детской, из которой доносились слабые звуки. Он подошёл к двери, слегка приоткрыл её и заглянул внутрь. В свете луны комната была окутана мягким светом, а в центре, на кровати, лежала Генриетта — его дочь.       Она уже проснулась, то ли из-за присутствия отца неподалёку или по другой причине. Её большие серые глаза, наполненные невинностью и радостью, встретились с его. В этот момент между ними возникла невидимая связь. Маленькие ручки девочки двинулись в сторону отца, и она радостно агукала, улыбаясь. Генриетта ещё не умела говорить, но её лицо, выражающее чистую радость и тепло, говорило гораздо больше, чем любые слова. Курама смотрел на неё, чувствуя, как его сердце смягчается. Её ярко-рыжие волосы так напоминали ему самого себя, а чёрные отметины на щеках лишь подчёркивали их связь. Несмотря на все его тревоги и недоверие к миру, эта маленькая девочка дарила ему чувство принадлежности и любви.       — Доченька... сокровище ты моё... — Прошептал старый лис, улыбаясь и растягивая свои возрастные морщинки. Он медленно подошёл к кроватке, присел на краю и протянул руку к дочери, нежно поглаживая её голову. Генриетта радостно гулела, делая попытки приподняться, чтобы добраться до отца, и её радость, невинная и неподдельная, как будто растворяла все его внутренние сомнения.       Помимо кровного родства, Генриетта была такой же как и он, ребёнок познавший любовь только от одного родителя. Рикудо на закате своей жизни создал Хвостатых из Десятихвостого, но их первая и последняя встреча была полна любви, ведь Хагоромо относился к ним как своим детям, дал им предназначение.       Внезапно он вспомнил о Амели Руссо, как бы она отреагировала узнав что он демон? Ведь она искала его перед тем, как отдать свою жизнь ради Генриетты. Их интрижка на одну ночь дала жизнь полукровки между биджу и человеком, что было немыслимо в мире Шиноби. Кто такая Амели, девушка, которая грустила ту ночь в баре Ли Юэ? Старый лис толком и не знал эту девушку, только потом узнал что она поданная королевства Фонтейн. Лис был как подросток — открывший мир плотских утех и его двигало чувство ниже пояса, похоть человеческого тела.       Курама держал Генриетту на руках, ощущая её тёплое и крохотное тело, прижавшееся к нему с доверием и радостью. Её серые глаза сияли невинностью, как у тех, кто ещё не познал тяжести мира. Она была его ребёнком, его кровью, но в её маленькой душе было нечто большее — то, что Курама наконец начал осознавать. Он посмотрел на её лицо, которое отчасти напоминало его, с яркими рыжими волосами и отметинами на щеках. Но её глаза были иными, внешне как у биджу, но с человеческой нежностью, которую Курама не мог дать ей в полной мере. Старый лис понял страшную истину — он так и не узнал по-настоящему мать Генриетты. Биджу не был с ней в её последние часы. Она была для него далёкой тенью, и её образ теперь, с появлением Десятихвостой, стал ещё более болезненным.       Его грудь наполнилась тяжестью, и внезапно на сердце навалилась боль. Смотря на невинное лицо своей дочери, Курама осознал: он лишил её самой важной части — материнской любви. Он был для неё отцом, но не мог заменить её. Осознание этой утраты — и для себя, и для Генриетты — было невыносимым. Ему было бы намного лучше, если бы Амели выжила, но возненавидела Кураму, ведь тогда, дочь не лишилась бы матери, отец участвовал бы её в жизни. Или может с девушкой с Фонтейна удалось бы достичь согласия, не втягивая дочурку в проблемы взрослых. К сожалению это не узнать. Амели Руссо мертва и судя тому письму Дилюка Рагнвиндра — родные со стороны матери, полностью отказались от ребёнка.       Его глаза наполнились слезами, которые он не мог удержать. Безмолвно, словно не желая тревожить покой дочери, Курама начал плакать. Его слёзы текли беззвучно, скользя по щекам, падали на маленькие рыжие волосики Генриетты, которая ничего не понимала, но продолжала радостно улыбаться и тянуться к отцу. Зверь чувствовал себя одиноким, совсем один в холодной пустоши, несмотря на то, что он олицетворял огонь в его разрушительном свойстве. Лис держал её крепко, как будто боялся отпустить, и его плечи слабо подрагивали от сдерживаемых эмоций. В этот момент Курама понял, что несмотря на всю свою силу и могущество, он был беспомощен перед таким простым человеческим чувством, как любовь и потеря.       Курама стоял, продолжая безмолвно плакать, держа свою маленькую дочь на руках. Её тепло, её невинность пробуждали в нём чувства, которые он, древний и могучий хвостатый зверь, редко испытывал. Генриетта безмятежно прижималась к его груди, не осознавая всю тяжесть эмоций, захлестнувших её отца. Она была слишком мала, чтобы понять горечь или его внутренние муки. Но каким-то детским чутьём она ощущала, что что-то беспокоит его. И в этот момент, как будто почувствовав необходимость поддержать его, Генриетта внезапно издала слабый звук, будто пытаясь произнести что-то важное. Её губы слегка дрогнули, и она с усилием выдавила:       — Па... папа!       Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Мир Курамы, в котором, казалось, было только место для боли, сожалений и утрат, мгновенно перевернулся. Он застыл, не веря своим ушам. Его сердце замерло, а затем разом наполнилось бесконечной радостью. Эти простые, но невероятно значимые слова, произнесённые его дочерью, пробудили в нём новую волну чувств.       — Папа… — Повторила дочь хвостатой, её маленький голосок, полный детской искренности, как свет проникал в самые тёмные уголки его души.       Курама почувствовал, как радость захватывает его целиком. Он, сильный и непоколебимый зверь, вдруг ощутил невероятную лёгкость и счастье. Этот маленький голосочек разрушил его сомнения, тревоги и даже ту боль, что он ощущал по поводу Десятихвостой и матери Генриетты. В этот момент всё казалось неважным, кроме одного — дочь, признала его своим отцом.       Старый лис с трудом удержался, чтобы не зарычать от радости. Вместо этого он тихо улыбнулся, и его широкие алые глаза, в которых недавно стояли слёзы, начали сиять теплотой и любовью. Он медленно опустил взгляд на Генриетту, которая теперь смотрела на него с любопытством, её серые глаза искрились радостью.       — Ты сказала «папа»… — Голос его был полон удивления и бесконечного счастья. Генриетта снова улыбнулась и, подняв ручки, потянулась к его лицу, словно ещё раз подтверждая свои слова. Она не понимала, насколько глубоко затронула сердце своего отца, но для Курамы этот момент стал поворотным в его жизни. Всё его могущество и древние знания меркли перед этим маленьким чудом — тем, что его дочь впервые назвала его папой.       Гретхен, полуодетая и явно не выспавшаяся, с трудом проснулась от тихого шума в доме. Её инстинкты, выработанные за время заботы о Генриетте, тут же включились. Она быстро схватила сковородку, как самое близкое и доступное оружие, и тихо пошла к детской, уверенная, что кто-то проник в её дом. Когда она открыла дверь, её глаза резко сузились от недовольства и опасения. Перед ней, напротив кроватки Генриетты, стоял Курама — отец девочки, с выражением спокойствия и радости на лице. На мгновение ей стало стыдно за свои подозрения, но гнев всё равно взял своё.       — Ради Барбатоса, прекратите врываться в мой дом! — Воскликнула она, крепче сжав сковородку. Гретхен, хоть и уважала силу и туманное для неё происхождение Курамы, не могла терпеть его внезапного и молчаливого появления. В её взгляде читалась смесь негодования и облегчения. Она положила кухонную утварь, сделав заметку позже забрать. — Могли бы постучать хотя бы! Или предупредить… Я думала, что это вор!       Старый лис поднял свою руку в успокаивающем жесте, глядя на неё с лёгкой усмешкой, понимая её тревогу. Но прежде чем он успел что-то сказать, Генриетта, уютно устроенная у него на руках, зевнула и сладко прижалась к его груди. Её глаза были полуприкрыты, она всё ещё чувствовала радость, наполнившую её отца, но сон был слишком сладок, чтобы противиться ему. Маленькая девочка сонно потянулась к Гретхен, её ручки слегка дрожали от усталости.       — Похоже, вы её разбудили, — сказала Гретхен уже более мягко, но с явным упрёком в голосе. Она всё ещё не могла отойти от внезапного появления Курамы. Подойдя ближе, она осторожно взяла Генриетту на руки. Девочка тут же расслабилась, почувствовав знакомое тепло и заботу. — К счастью, Генриетта не плачет что уже хорошо...       Биджу внимательно следил за этой сценой. Он знал, что Гретхен была для Генриетты не просто кормилицей — она стала для неё тем, кого девочка воспринимала как мать. Глядя на то, с какой нежностью и заботой Гретхен обнимала и укачивала его дочь, он вдруг понял, что, возможно, его кровь всё же не лишена материнской любви. Пусть её настоящая мать и отдала свою жизнь ради её рождения, в лице Гретхен Генриетта нашла ту заботу, ту нежность, которую он сам не мог ей дать.       Курама стоял, молча наблюдая за тем, как Гретхен, убаюкивая девочку, покачивала её в своих руках. Его сердце наполнилось смесью облегчения и надежды. Он понял, что не всё потеряно. Гретхен любила Генриетту, как родную, и это давало ему утешение. Его дочь, возможно, всё же узнает, что такое материнская любовь, пусть и через эту женщину, которая самоотверженно заботилась о ней.       — Тсс, малышка, всё хорошо, — тихо шептала кормилица, нежно укачивая Генриетту, которая уже начала засыпать в её руках.       — Спасибо тебе, Гретхен... — Курама подошёл ближе, наблюдая как его дочь начала засыпать. Кормилица недобро на него посмотрела, всё ещё злясь за проникновение в её собственность. Старый лис улыбнулся и ей. — Обещаю что буду стучать днём, но могу зайти и ночью, поэтому уж извините, не могу иначе.       — Хоть это радует, господин Курама. — Старый лис будто сбросил свои оковы и теперь уже хотел поднять уровень их отношениях к более дружеским. Первым шагом было неформальное общение, проще говоря, перейти на «ты», женщина качая Генриетту кивнула и биджу решив не мешать, покинул её дом, вновь оказавшись на балконе.       Старый лис вновь оказался на балконе знакомого дома, где тихо шумел ветер, принося с собой ароматы ночи Мондштадта. Небо было усыпано звёздами, каждая искорка мерцала, как надежда, отражаясь в его ярких алых глазах. Он всмотрелся в эту бездонную безмолвную бездну, его мысли вновь вернулись к Чоумее. Брат, с которым он не так давно воссоединился, внёс в его жизнь толику тепла и братской связи, которую Курама не чувствовал очень долго. Но радость этого воссоединения быстро сменилась наводнением ярости и неприязни к «матери». Опираясь на перила и уставившись в бездонное ночное небо Мондштадта. Звёзды ярко сверкали, освещая город своими огоньками, а ветер нежно колыхал его волосы. Он пытался погрузиться в красоту момента, но его мысли были далеко от умиротворения.       Ему стало стыдно за своё поведение, что он забыл о Чоумее, брату ради которого он рисковал жизнью, спасая всех хвостатых от Гедо Мазо, ставший в последствии «Безмозглым Десятихвостым» Он осознавал, что не мог просто игнорировать тот факт, что «эта» Десятихвостая была частью их истории — частью их судьбы. Но она также была и источником страха, разрушения и потерь. Гнев и разочарование боролись внутри него, и он понимал, что поддаётся эмоциям, но не мог с этим справиться. Он закрыл глаза, сосредоточившись на чувствах, и вспомнил, как Чоумей всегда подбадривал его, как они вместе преодолевали трудности. Курама понимал, что его брат был готов поддержать его в любой ситуации. Глубоко вздохнув, он решил дать Десятихвостой шанс.       Но в то же время, в его сердце закралась решимость. Если Десятихвостая даже подумает о том, чтобы навредить этому миру, он не колеблясь убьёт её. Тейват не заслужил такого, даже малейший намёк на предательство, даже капелька той самой тьмы и хоть одна подожжённая трава в этом мире — Курама лишит её жизни, ради Тейвата, ради своей дочери. Глядя на звёзды, он вздохнул, полон решимости и надежды. Этот путь был полон неопределенности, но он был готов его пройти. Наруто, с его искренностью и добротой, явно верил в эту возможность, и Курама решился поддержать его, теперь забота о её искуплении лежала на Узумаки.       — «Чоумей...» — Начал старый лис, держа указательный и средний палец на своих лисьих ушах. Он использовал Связь, ту самую способность от Рикудо, обращаясь именно Семихвостому. Голос Курамы был полон боли, стыда перед младшим братом. — «Хочу с тобой обняться и попросить прощения.»

***

      Наруто не мог бросить Чоумея и Десятихвостую, но интегрировать в общество было необходимым шагом. Призвав Терезу, Узумаки спросил готовы ли они стать людьми и стать ячейкой общества, Семихвостый видя трансформацию старшего согласился, ведь у него было только одно желание — быть рядом с Курамой и наверстать упущенное за эти века разлуки. Наруто не стал говорить куда пошёл старый лис, ведь знающим было ясно — он направился к дочке. Парень не хотел портить сюрприз, ведь Лис сам должен рассказать своему брату о том, что Чоумей стал дядей для малютки Генриетты. Это были заботы биджу, рассказать что в этом мире он обзавёлся семьёй.       Его волновал Десятихвостая, которая совсем приуныла от действий и слов Курамы. Но Рыцарь подбодрил её, сказав что со временем всё стабилизируется, что старый лис отходчивый и подарил мотивацию — найти своё счастье в этом мире и стать частью общества среди смертных. Мать Хвостатых, словно приняла свою судьбу без особого энтузиазма, но она была рада свободе, что Наруто позволил ей жить и она чувствовала благодарность к нему.       Компашка биджу, человека и королевы бабочек всё ещё была на Пике Буревестника уже в ночи. Рыцарь решил разбить лагерь в котором они проведут эту ночь, вдали от людей. Задумка была такова, что Тереза заключит с ними контракт и они могут освоить технику Метаморфозы бабочек, которая позволит им заиметь человеческое тело. Чоумей давался диву, что такой монстр как его старший брат, полюбил это насекомое перед собой и внутреннее одобрил вкус Курамы, ведь за короткое время, Тереза показалась ему очень интересной и красивой личностью.       Десятихвостая своим моно-глазом предвкушала смертное тело. В ней была добрая половина Кагуи Ооцуцуки, которая изначально была человеком, пусть и странной. Поэтому, когда показался свиток заключения контракта, Десятихвостая с Янь половиной Кагуи, радостно подписала своей чёрной как смола кровью и тому же примеру последовал Семихвостый. Мать Хвостатых была родительницей чакры, ну, формально, но кроме контроля над смолой и контроля над чакрой, не имела ничего, кроме...       — Не хочешь стать моим джинчуурики? — Вдруг сказала она, гуманоид Десятихвостой, использовала человеческие руки как способ ходьбы и подошла к сидевшему у костра Узумаки, который задумался о многом, о своих заботах. Мать Хвостатых, мотивировала себя тем, что став одним целым с единственным шиноби в этом мире, наложит на себя добровольно кандалы, доказав старшему хвостатому о своих ограничениях и нежеланию навредить этому миру. — У меня есть знания и ты носишь кровь потомков Хагоромо, я бы могла активировать твои спящие гены. — Она сделала паузу, Узумаки повернулся к ней, слушая. — Я говорю о риннегане, став моим джинчуурики, ты бы заполучил эти глаза. Это додзюцу благодаря моему вмешательству, способно дать тебе память всех носителей риннегана, ты бы стал поистине сильным...       — Спасибо, но я откажусь. — Наруто протянул руку, жестом говоря что он отказывается. Из инвентаря, Узумаки вытащил сосиски и нанизывал их на палочки, здорово проголодавшись за всё это время. Хвостатая перед ним моргала глазом белого Ринне-шарингана, не понимая почему этот смертный отказывается, ведь люди тянутся к силе. Рыцарь улыбнувшись, положил сосиски ближе к огню и говорил Джуби о своей причине с уставшим, но серьёзным лицом. — У меня есть Курама и он точно будет против такого соседства. Да, мне бы не помешал учитель по ниндзюцу, но риннеган приносит только боль и это лёгкий путь с которым я не согласен. — Шиноби трогал свои веки, смотря на мать хвостатых. — Вдобавок, мои глаза напоминание о моих родителях, о моём отце, что подарил мне этот замечательный голубой цвет. Так что я не могу, это часть меня.       Теперь Десятихвостой стало всё ясно, люди тянулись к силе и она видела этого смертного, для которого воспоминания о родителях важнее силы, которое даровал риннеган. Наруто указывал на свой глаз Бога, что этот артефакт намного ценнее глаз Мудреца и она теперь поняла его точку. Действительно, ей нечего предложить и она тоже отказалась, поняв какую связь делят Курама и Наруто и не хотела быть третьим колесом. Мать хвостатых рассказала о своей точке зрения и Рыцарь слегка хохотнув откусил кусочек сосисок.       — В этом нет нужды, — сказал Узумаки, ему сильно импонировала что Джуби хотела измениться и оценил её шаг вновь заточить себя, только что бы доказав что она безвредна. — есть много способов измениться, ну например, найти своё занятие. — Парень почесал затылок, раздумывая примеры. — Вы бы могли заняться вышиванием, рисунками, музыкой или стать тем, кто приносит пользу, Искатель Приключений для примера... вариантов куча! — Хохотнул парень и он стал грустным. — Но всё же, вам стоит найти общий язык с Курамой и остальными хвостатыми.       — Ты прав. — Закивала она, Джуби конечно знала что путь тернист, но хвостатые это её семья и ей надо найти ключ к их сердцу, доказать что она любит их, так же, как Кагуя любила Хагоромо и Хамуру Ооцуцуки. Добрая половина богини кролика доминировала в ней и Десятихвостая не собиралась отказываться от этой части, которая сформировала её личность. — Я хочу поговорить с Девятихвостым, сказать что я желаю измениться и быть ближе к нему.       — Да, я за вас в ответе. — Улыбнулся Рыцарь, его семья увеличилась за пару часов в мире Шиноби, заимев хвостатых и Джуби, которая хотела измениться. — Но позвольте дать совет, что бы заложить фундамент в отношениях с вашим кхм-кхм «сыном», зовите его по имени – Курама. Говоря его имя, он будет знать что вы видите в нём личность, а не часть ваших сил разделённое при Рикудо Сеннине.       — А ты довольно хорошо его знаешь. — Высказала своё наблюдение к Узумаки и улыбнувшись своими острыми зубами в несколько рядов, её гумоноидная форма расположилась рядом с Наруто, облокотившись на его плечо, ведь этот смертный дал ей шанс в новом мире, в котором не было чакры. Это малая цена за свободу, пусть она будет обычным смертным, но семья дороже силы. Её одиночный глаз ринне-шарингана наблюдали за огнём, чувствуя тепло не только от стихии но и от Узумаки. Спустя некоторое время, она тихо сказала. — Спасибо за совет, я это учту.       Её глаз расширился, когда Наруто погладил её по голове выражая свою поддержку. Этот жест был простым, и между ними появилась связь, та часть Кагуи которая дарила любовь к своим сыновьям, не могла получить ответной любви, ведь сыновья богини кролика, боялись её. Чувство от Узумаки было другим, но таким же посылом — он просто был рядом и был хорошим слушателем, который может дать ответ на такие простые чувства, кои Джуби просто не понимала.       Перед костром ночь была тиха, лишь потрескивание дров нарушало мёртвую тишину окружающего пика Буревестника и её лесов. Наруто и Десятихвостая сидели рядом, их глаза мерцали в свете пламени. Гуманоидная форма Десятихвостой, сидящая напротив, казалась непривычно спокойной — она больше не выглядела как грозное и могущественное существо, это была совсем другая сторона древнего монстра.       Гуманоидное тело Десятихвостой немного напряглось, когда она почувствовала прикосновение, но вскоре расслабилась. Наруто мягко провёл рукой по её лысой голове, осторожно поглаживая её, словно проверяя, будет ли это ей приятно. На удивление, Десятихвостая слегка наклонила голову к его ладони, он почувствовал её необычную, но одновременно мягкую кожу, словно гуманоидный Десятихвостый воплощал древо и плоть одновременно.       Неожиданно, от Десятихвостой раздался звук — мягкий, тихий, но такой нехарактерный для существа её рода. Это было мурлыканье. Наруто замер, не веря своим ушам, но затем посмотрел на неё и увидел, как её одинокий глаз с улыбкой слегка прищурился. Рыцарь не ожидал такой реакции от существа, которого считали древним источником хаоса и разрушения, родителем всех хвостатых демонов. Но сейчас она казалась такой спокойной и Наруто понял, что эта Десятихвостая совсем другая, уязвимая и доверившая только ему. Парню стало вдруг неловко...       — К-кстати, всё-таки как вас называть? — Решил он сменить тему, сохранив этот момент смущающей близости с матерью Курамы. Десятихвостая выйдя из его объятий окунула его взглядом одного глаза с белым ринне-шаринганом. Она задумалась, ведь была смолой от безмозглого Десятихвостого и доброй половиной Кагуи Ооцуцуки, но в глубине души она хотела собственной идентичности. — Не всегда же вас называть Десятихвостой...       — Джуби, называй меня Джуби, — Её улыбка полная острых зубов растянулась на всё лицо, Наруто приподнял бровь, не понимая всё это. Хвостатая смотрела на здешнюю луну в небе, которая светилась желтоватым оттенком, больше багровой луны не будет. — что на языке мира Шиноби, означает «Десятихвостая». — Ей было понятно что этот мир навязывает свой язык, который здесь носит название «Общетейватский», но свои корни, Джуби не хотела терять. Она и есть и будет смолой разрушительного Десятихвостого и Янь половиной Кагуи Ооцуцуки.       А тем временем, Чоумей вместе с Терезой изучали Метаморфозу бабочек для хвостатой. В случае с жуком, всё было понятно, он мог изучить это, заключив контракт с миром Призыва и в случае чего, тоже обращаться к ним за помощью, так же как и Курама. Но в случае Джуби, Королева быстро поняла что одного контракта будет мало и решила дать ей свою чешую. Тереза увидела новый виток в отношениях Наруто и Десятихвостой и не собиралась мешать им, кажется много событий произошло, раз в этом мире объявилась сама Одноглазая Богиня...       — Отлично! Благодаря Королеве бабочек, я понял концепцию искусства мира Призыва. — Усмехнулся Семихвостый и расположившись на хвосте, хлопнул хитиновыми лапами. Его начала окутывать собственная чакра, которая затем, сменилась чакрой из мира Призыва, в данном случае с Терезой. Ветер колыхался, пик Буревестника где они были, поднялось облако и хвостаый начал парить над землей, не размахивая крыльями. Наруто и Джуби выбравшись из объятий друг друга и смотрели на Чоумея. — Смотрите и учитесь!       Вскоре дым полностью окутал тело хвостатого и оно быстро рассеялось в воздухе, показывая новую оболочку Семихвостого. Джуби напрягая свой Ринне-шаринган, начала копировать технику, неосознанно, ведь одно из свойств этого глаза было именно в этом.       На землю приземлился человек, но не сразу привык к собственному телу и даже вначале был неуклюж. Чоумей в своей человеческой форме выглядел довольно необычно и броско. Его оранжевая облегающая одежда подчёркивала спортивную фигуру, акцентируя внимание на мускулистой груди и чётко очерченных кубиках пресса. Поверх неё он носил раскрытую юкату серого цвета, которая добавляла свободную и непринуждённую нотку к его внешнему виду. Яркая кислотно-жёлтая повязка на поясе создавалась ощущение энергии и немного напоминала ремень, придавая его образу эксцентричность. Правая рука Чоумея была свободна от рукава юкаты, а левая закрыта длинным рукавом, который служил не только как часть одежды, но и как скрытое место для хранения различных мелочей. Серые облегающие штаны гармонировали с его юкатой, а зелёные сандалии на босых ногах придавали его образу одновременно земное и экзотическое очарование. Его волосы были белыми, длинными, завязанными в высокий конский хвост, что подчёркивало его яркую внешность. Несколько свободных прядей аккуратно спадали на лицо, создавая лёгкую, но выразительную чёлку, придавая его образу загадочность. На глазах Чоумея красовались серые очки с решётками, но их чёрные линзы скрывали его настоящие глаза, добавляя ещё больше тайны его внешности. Одной из особенностей его стиля был веер, который он будет всегда носить с собой. На нём были изображены жуки, сидящие на деревьях, что символизировало его природу, как Хвостатого зверя-насекомого. Веер казался не просто аксессуаром, но и важной частью его образа. Весь этот стиль отчасти был списан с Курамы, которого он видел до этого.       — Ну и как вам? — Позировал Чоумей с раскинутыми руками и потом с веером, создал к себе пару потоков ветра, расправляя его челку и хвост на затылке. Наруто открыл рот и похлопал в признак одобрение и Рыцарь заметил схожий стиль, как у Курамы и это стало лишним напоминаем о том, что Семихвостый действительно видит как объект подражания в Девятихвостом. А ещё оранжевый цвет добавили ещё один балл в одобрения стиля Чоумея.       — Круто! — Похлопал Узумаки. Тереза закивала головой в своей истинной но уменьшенной формой бабочки. Её размеры зависят целиком от вложенной чакры призывателя в момент активации техники.       Фасеточные глаза Терезы смотрели на Джуби, которая изучала внешность младшего хвостатого с интересом и посмотрев на чешую в руках, повертела им. Это был материал, который в одном краю была острой, другой дугообразной и отливалось тёмно-пурпурным и оранжевыми цветами при такой манипуляции. Мать хвостатых раскрыла пасть и начала жевать предмет, глотая потом.       — Помоги мне, Королева бабочек. Я хочу поскорее стать человеком... — Попросила Джуби и Тереза кивнув поделилась чакрой с ней, ведь контракт заключен.       Десятихвостая сложила свои длинные, когтистые руки вместе, её пальцы аккуратно переплелись, образуя форму ладоней, словно молящаяся. Затем она плавно начала складывать необычные печати, заканчивая на печати бабочки — символа возрождения и трансформации. Вокруг её тела начала возникать тонкая фиолетовая дымка, струящаяся как туман, обволакивая её, словно мистическая аура. Эта энергия исходила изнутри, медленно меняясь, сначала насыщаясь, а затем приобретая яркий оранжевый оттенок, который мигал, переливаясь, словно огонь, готовый вспыхнуть.       Наруто, Чоумей и Тереза стояли в напряжении, внимательно наблюдая за происходящим. Все трое чувствовали некую скрытую силу, которая зарождалась вокруг Десятихвостой. Наруто по привычке подался вперёд, готовый в любой момент вмешаться, если что-то пойдёт не так. Гуманоидное тело Десятихвостой медленно поднялось над землёй, окружённое густым дымом, который клубился, словно затмевая реальность вокруг неё. Наруто, Чоумей и Тереза замерли, ощущая, как чакра Десятихвостой плавно преобразуется. Вибрации её чакры разливались по земле, усиливая напряжение в воздухе. Дым становился гуще, скрывая её фигуру полностью, пока не казалось, что сама земля держит свой выдох, ожидая момента истины.       Когда дым наконец начал рассеиваться, перед ними предстала женщина. Она была высокого роста — сто восемьдесят девять сантиметров, её фигура излучала мощь и грацию, словно два несовместимых элемента, объединившиеся в совершенной гармонии. Длинные чёрные волосы, на концах плавно переходящие в белый цвет, развевались на лёгком ветру, будто бы сами мирились с её новой сущностью. Прямая чёлка опускалась на лицо, придавая её взгляду загадочности и строгости одновременно.       Её глаза были столь же необычны, как и её появление. Правый глаз представлял собой сияющий белый Ринне-шаринган, источающий магию и древнюю силу, а левый был белым и без зрачков, но полным живого блеска, как будто он видел больше, чем могло показаться на первый взгляд. На ней был белый фрак с чёрными ободками и пуговицами, напоминающими томоэ — древние символы силы и чакры. Фрак был раскрыт, показывая под ним облегающую чёрную водолазку, которая скрывала её шею. Ткань подчёркивала её внушительную грудь, её формы аккуратно очерчивались в строгом, но элегантном стиле. Белые штаны, облегающие её ноги, украшались по бокам чёрными кружевами, а на её ногах были чёрные туфли на шпильках, придавая её образу завершённость и уверенность.       Её кожа была бледной, но это не выглядело болезненно, а скорее подчёркивало её уникальную пигментацию. Она выглядела как олицетворение баланса между светом и тьмой. На её белом фраке также выделялись погоны с рисунками томое — символы её связи с силой чакры. Приземлившись мягко на землю, женщина пошатнулась и схватилась за голову. Мир вокруг неё внезапно стал иным. С новой двойной перспективой, двумя разными глазами, её восприятие расширилось, и она испытывала непредсказуемую дезориентацию. Всю свою жизнь она видела мир через один глаз, а теперь новые горизонты, буквально и метафорически, открывались перед ней. Ощущение было ошеломляющим, и её ладони крепко сжались вокруг висков, словно она пыталась привыкнуть к этому новому, гораздо более сложному видению мира.       Наруто мигом подошёл и закинул её руку на свои плечи, через некоторое время, взглядом белых глаз на одной из которых было додзюцу, Джуби смотрела на лицо Узумаки, замечая в нём новые детали, такие как три отметины на щеках и отдельные волосы на бороде и его эмоции на данный момент были взволнованными в её сторону. Глаза были всесильными, но моно-зрение не позволяло ей детальнее рассмотреть на спасителя и она сквозь спазм и головную боль улыбнулась.       — Теперь я одна из вас... — Наруто приподнял уголки губ на слова Десятихвостой и помогал «старушке» твёрдо стоять на ногах. Лицо Джуби заимело стальной, хищный взгляд, немного более потусторонний. Но он верил в искупление и невозможно полностью стать другой, как говорила Эи - «Корни могут быть вырваны и посажены на чужой земле и оно приживётся.»       — Отлично выглядите, Джуби. — Оценил Узумаки, но кинул взглядом на Терезу, будто говоря она ли приложила лапу в таком необычном стиле Джуби. Фасеточные глаза ничего не выражали, она лапами вытирала свои антенны и голос Королевы был полон одобрения.       — Такое я видела в Амос-Порте, когда была с Курамой и подумала что это может ей пойти. Я не ошиблась. — Тереза махала крыльями и сама уже превратилась в человека. Она как была как всегда: волосы Королевы были цвета песка, длинные и густые, постепенно переходящие в фиолетовые концы. Этот игривый переход цветов создавал ощущение, что на её волосах играет закат. Белки её глаз имели глубокий голубой оттенок, который казался бескрайним небесным простором. Оранжевые зрачки придавали им загадочную огоньковую сверкающую яркость. На её лбу были антенны, отсылая её к истинной природе, придающие ей некую непостижимую грацию насекомого. Белое платье, словно созданное из света, обтекало её фигуру, создавая впечатление легкости и воздушности. Туфельки на ногах напоминали хрупкое хитиновое покрытие, что придавало образу дамы особую атмосферу загадочности и непостижимой красоты. На её лице имелись возрастные морщины словно говоря о её возрасте, зона вокруг глаз и до щёк красовалась линия, что добавляли ей красоту.       Чоумей до этого сохранявший молчание, раскрыл челюсть, видя Терезу в форме человека. Она была красива, грациозна, как солнце в тьме любого из миров. Его щечки внезапно порозовели от такой красоты. В Королеве было всё идеально, его любимые цвета и белоснежная улыбка которая скорее всего адресуется только старому лису. Но он был рад успехами старшего брата и точно не будет вставать между ними.       — «Интересно, а сородичи или дочери у неё есть?» — Позволил себе шальную мысль Семихвостый, но вдруг услышал до боли знакомый голос. Его очки были одновременно локаторами в «связи хвостатых» и он тронул их рукой, слушая сущность на другом конце линии.       — «Чоумей,» — Начал Курама на другом конце провода. — «хочу с тобой обняться и попросить прощения»       — «Извиниться в чём, братец?» — Спросил Семихвостый, но решил другое. — «Где ты?»       — «Приходите в Мондштадт, попросите Наруто сопроводить вас, он знает. Хочу кое с кем тебя познакомить.» — Старый лис сделал паузу, прежде чем сказать последние слова и разорвать связь. — «Пусть Десятихвостая тоже придёт.»       Семихвостый радостно разорвал мысленную связь с хвостатых и посмотрел на остальных. Наруто помогал Джуби привыкнуть к новой смертной оболочке, Тереза внимательно наблюдала за метаморфозой Десятихвостой, отмечая даже незначительные детали в её внешности. Чоумей взмахнув веером, привлёк их внимание.       — Идёмте в Мондштадт! Кажется Курама наконец остыл! — Сказал младший биджу и пошёл куда глаза глядят. Наруто являясь опорой для Джуби, хлопнул свободной рукой на это, растирая своё лицо и крикнул.       — Мондштадт в другой стороне, Чоумей!       — А точно. — Нанаби нервно взмахнул веером на своё лицо и кашлянул в кулак. — Веди, Узумаки Наруто!       — Тогда идём. — Улыбнулся парень, немного хохотнув и они все покинули пик Буревестника. Узумаки хотел вернуться к Кокоми и лечь на теплую кроватку, обнимая жрицу.

***

      В узких коридорах подземелья между границами Ли Юэ и Снежной стоял удушающий запах смерти. Дилюк шёл вперёд уверенно, его шаги были размеренными и нечувствительными к тому, что находилось под ногами: тела погибших воинов и пленников лежали повсюду, поглощённые тьмой и кровью. Он не обращал внимания на эти ужасы, ведь его цель — тварь, что скрывалась за массивной железной дверью впереди. Там, за этой дверью, доносились приглушённые крики мучающихся — звуки, которые вызывали в его душе лишь ещё большее желание добраться до цели и уничтожить её.       Рядом с ним шла Арлекино, её белые волосы с чёрными и серыми прядями едва шевелились в холодном воздухе подземелья. Её глаза, в которых светились красные кресты, были мрачны и сосредоточены. Отец дома Очага двигалась грациозно, её длинная мантия едва касались земли. Нейтральное выражение лица скрывала её истинные намерения, но она, как и Рагнвиндр, знала, что они оба здесь ради одной цели — уничтожить зло которое обитало тут.       Агенты тайной сети клана Рагнвиндр, начали отлавливать сегменты Дотторе, его клоны будто разбежались из лап вивисектора и точной причиной остаётся загадкой. Они опасны и подлежат истреблению, Перуэр сама вызвалась помочь и мотивацией этому, отнюдь не благородное дело. Окутанные чёрными мантиями, они почти сливались с тенью. Вопреки этому, рука Дилюка, вытянутая вперёд, освещала путь — огонь в его ладони, живой и яростный, стал факелом в этом бездушном мире. Пламя горело жадно, пожирая тьму, но само было холодным, как месть, которую Дилюк нёс с собой.       Подойдя ближе к двери, они почувствовали, как воздух становится всё тяжелее, будто сама жизнь отступала от этих мест. Крики становились всё громче, а пламя в руке Дилюка отразилось в его алых глазах, полных решимости. Арлекино чуть замедлила шаг, наблюдая за тем, как её спутник готовится к встрече с тем, что ожидало их за железной преградой.       Дилюк подошёл к массивной железной двери, его лицо, затенённое капюшоном, было полным решимости и ярости. Не говоря ни слова, он обрушил кулаки на холодный металл. Каждый удар сопровождался глухим стуком, а затем звоном — от силы ударов дверь покрылась вмятинами, с каждой секундой становясь всё слабее. Его огонь, пылавший в ладонях, разогревал железо, превращая его в раскалённую поверхность. Жар от его силы ощущался даже на расстоянии. С громким рёвом, Рагнвиндр нанёс последний удар ногой, и дверь, ослабленная ударами и жаром, рухнула внутрь. Перед ними открылся огромный зал, пропитанный запахом гнили и смерти. Тела, одно на другом, хаотично сложены в невообразимые груды. Их мёртвые взгляды были направлены в пустоту, создавая жуткую атмосферу.       Но самой ужасной деталью был тот, кто находился в центре зала — тварь, покрытая чёрной жижей. Её контуры едва угадывались, но в мраке отчётливо проступал огромный череп, его глазницы горели тёмно-пурпурным светом. Чудовище издавало странные, мучительные звуки, напоминающие плачь, словно взывая к чему-то или кому-то. Но эти стоны не вызывали жалости — только ужасающую пустоту. Наряду с этим монстром в зале стоял другой человек — Дотторе, известный как "Доктор". Его яркие красные глаза блестели из-под черно-белой маски, скрывающей большую часть его лица, но не лишающей его презрительного и холодного выражения. Его голубые волосы едва колыхались от дрожащего воздуха в зале. В своём белом пальто с ярким розовым галстуком-бабочкой он выглядел странно чистым и опрятным на фоне этого ужасного места.       — Ах, наследник Рагнвиндров и Четвёртая. — Не скрывая безумия говорил Дотторе. Тварь которая хотела вырваться была крепко связана желтыми магическими нитями. Казалось он вообще не удивлён союзом Предвестницы и Приморского мясника. Он начал кружиться и хвататься за свои плечи, на фоне ужасов, в нём было звучание, что доктор скучает. — Мне было одиноко... — Затем его эмоция изменилась на очень весёлое. — А знаете что в Тейвате раньше обитали Титаны? Мне хотелось узнать что будет если воскресить одного из них!       Дотторе с безумной ухмылкой подошёл к стоящей рядом коляске, на которой были аккуратно разложены шприцы и инструменты. Он без малейшего колебания вытащил один из них — шприц с густой синей жидкостью, которая зловеще переливалась в тусклом свете зала. Его рука, полной уверенности и мрачной решимости, скользнула к жуткому чудищу. Подойдя ближе, Дотторе резко вонзил иглу в густую чёрную жижу, окутывающую существо, и ввёл стимулятор.       — Посмотрим, на что ты способен, — прошипел он, его голос был полон мерзкого удовольствия.       Реакция последовала мгновенно. Чудище, до этого издававшее лишь жалобные стоны, вдруг взревело от боли и ярости. Его рычание эхом разнеслось по залу, и сам воздух наполнился вибрациями ужаса. Острия его скелетных пастей начали медленно раскрываться, словно сущность, долго сдерживаемая внутри, рвалась наружу. Из тьмы, в которой оно пребывало, начали вырываться души — множество стонущих, кричащих призраков, изгнанных из своих бренных тел. Они выползали из чёрной пасти, словно порождение самого ада, клубясь в зале, заполняя воздух своими предсмертными воплями.       Дотторе, с искривлённым лицом маньяка, раскатисто рассмеялся, его смех был наполнен безумием, будто он наслаждался каждой секундой происходящего. Его глаза, скрытые за маской, горели зловещей радостью. Он повернулся к Дилюку и Арлекино, с ухмылкой, полной торжества, и одним уверенным жестом указал на них пальцем.       — Убей их! — прорычал он, смех всё ещё сотрясал его тело. Чудище зарычало снова, его огромная пасть раскрылась ещё шире, извергая бесчисленные потоки душ, которые неслись к нарушителям, словно армия демонов, готовая стереть их с лица земли.       Четвертая Предвестница и Приморский мясник, среагировали с молниеносной точностью. Как только души устремились к ним, оба мгновенно прыгнули в воздух, их движения были настолько отточенными, что казались рефлексом. Темнота подземелья на миг озарилась пламенем в руках Дилюка, когда он взмыл вверх, избегая зловещих духов, что потоком неслись в их сторону. В это время Арлекино, в своём черном плаще, была как вихрь — её тело двигалось с грацией и скоростью, которая шла вразрез с хаосом вокруг.       Уклоняясь от волны душ, она на мгновение встретилась взглядом с Рагнвиндром. Её чёрные глаза с красными крестами горели решимостью, но также были полны расчёта. Именно в этот момент она заметила удаляющуюся в тени фигуру Дотторе, который убегал, смакуя своё превосходство.       — За ним! — Арлекино, её голос был твёрд и не терпел возражений. Она не отвела взгляд от Дилюка, даже когда её окружали разрывающиеся потоки душ. Тёмный Рыцарь несмотря на ярость, стиснул зубы, понимая, что у него нет выбора. — Я разберусь с этим монстром, — добавила она, её голос был холоден, но в нём ощущалась уверенность.       Едва успев отдать приказ, Арлекино, словно чёрная тень, вновь устремилась вниз, её движения были точными и опасными. Она взвихрилась среди душ, её рука скользнула к инвентарю, к её оружию в виде острой косы, и с нейтральным выражением она рванула вперёд, готовая сразиться с чудовищем.       В воздухе Дилюк резко крутанулся, как вихрь, собирая силу в своем теле. В тот момент, когда положение стало идеально выверенным, он направил мощные потоки огня на подошвы своих сапог. Пламя с ревом вспыхнуло, словно буря, и, используя силу огня как двигатель, он стремительно рванул вперед, пронзая воздух с бешеной скоростью. Коридор впереди становился все уже, но Дилюк видел перед собой ускользающую фигуру Дотторе, который лишь на миг повернул голову, чтобы увидеть преследующего его противника. Усмехнувшись, безумный доктор скрывался за углом, надеясь сбить Дилюка с курса.       Но магнат не остановился. Слишком сильным было его желание схватить этого маньяка. Он сделал резкий поворот в узком туннеле, но едва не потерял равновесие. Грохот разнёсся по подземелью, когда его тело с силой врезалось в каменную стену. Треск камней и глухой удар от столкновения эхом отозвались по всей пещере, однако боли он не почувствовал. Лишь острая ярость горела в его груди, заполняя каждую клетку тела. Сжав кулаки, Дилюк, несмотря на трещины в стенах, оттолкнулся от камня и вновь рванул за Дотторе, который ускользал все дальше в темноту, смеясь в предвкушении своей предполагаемой победы.       — Стоять! — Крикнул муратанец, прыгая и отталкиваясь от стен, оставляя следы ботинок на них, расплавленные под чудовищной температурой.       Клон Дотторе, отчаянно пытаясь оторваться от преследователя, стремительно повернул за очередной поворот и вытащил из кармана два шприца, наполненных синей жидкостью. Его пальцы скользнули по холодному металлу, и, не теряя ни секунды, он с размаху метнул шприцы в сторону Дилюка. Они со свистом рассекали воздух, целясь в грудь и шею молодого наследника. Однако муратанец, двигавшийся со стремительностью пылающего урагана, мгновенно отреагировал. Его острые алые глаза видели каждое движение, каждый летящий объект. Без замедления, он прыгнул в воздух, расправив ноги в мощном ударе. Каждый шприц был отброшен с точностью и силой, словно их удары ботинками Дилюка становились продолжением его стремительного полета.       Первый шприц ударился о стену, едва не погрузившись в камень, оставляя за собой след синей жидкости, которая начала медленно капать по шероховатой поверхности. Второй шприц, подобно первому, был отброшен с безукоризненной точностью, вонзившись в другую стену, так и не добравшись до своей цели. Дотторе на мгновение остановился, развернувшись, чтобы оценить ситуацию, но его усмешка начала угасать, когда он увидел, как легко Дилюк расправился с его смертоносными инструментами. Глаза вивисектора вспыхнули гневом, но, не теряя времени, он вновь бросился вперед, пытаясь найти укрытие в извилистых коридорах подземелья. Ему не удавалось так просто избавиться от Дилюка.       Винный магнат же приземлился на пол с лёгкостью кошки, не замедляя шага. Его сердце колотилось от адреналина, но не было страха или сомнений — лишь бесконечная решимость догнать и уничтожить врага. Каждый его шаг был наполнен энергией огня, пламя продолжало окутывать его тело, излучая тепло и уверенность. Каменные стены подземелья едва освещались их движением, тени плясали на стенах, отражая их безумную погоню. Он видел спину Дотторе и не собирался отпускать его.       Дотторе, с торопливостью зверя, загнанного в угол, бросился к панели управления, едва успев ударить по рычагу вызова лифта. Механизм задрожал, издав глухой металлический стон, и лифт начал подниматься с нижних уровней. Но Дилюк, наблюдая за этим маневром, не собирался давать своему противнику шанс на побег. С мощным прыжком он взлетел в воздух, одновременно глубоко вдыхая. Пламя начало разгораться в его груди, и с громким рыком он выпустил огненный шар прямо из своего рта. Огонь полетел со свистом, оставляя за собой дымный след, прежде чем с оглушительным грохотом врезался в тросы лифта. Металлические тросы лопнули, как тонкие нити, и кабина лифта, потеряв опору, сорвалась вниз. Лифт упал в темноту, а через несколько мгновений донесся глухой удар о землю, словно камень рухнул в бездну.       Дилюк приземлился на ноги с грацией хищника, его черные сапоги мягко скользнули по полу. Дотторе инстинктивно прикрыл голову руками от разлетевшихся обломков и пыли, его белый халат был испачкан грязью и пеплом, но его глаза — те безумные, полные жажды исследования и расчета — ни на мгновение не отрывались от Дилюка. Но что-то пошло не так. Только что между ними было значительное расстояние — почти несколько метров, и Дотторе был уверен, что у него есть время для новой атаки или отступления. Однако в следующую секунду Дилюк словно нарушил саму реальность. Пространство искривилось вокруг него, время замедлилось, и вот, внезапно, Магнат оказался на шаг от Дотторе, так близко, что учёный ощутил жар его дыхания на своей коже. Глаза Вивисектора расширились от неожиданности и шока — как он мог преодолеть такое расстояние за мгновение? Даже с глазом Бога это было невозможно. Но фигура Дилюка, его решительный взгляд, сверкающий меч, всё говорило об обратном: он не был обычным противником.       — Не такой быстрый теперь? — Задал он вопрос, это не настоящий вивисектор который виновен в смерти Крепуса Рагнвиндра, Доктор который был рядом с ним всего лишь клон, который перестал слушаться оригинала. Сегмент огромной сети Второго Предвестника, даже лишившись воли создателя, они творили зло. — Где остальные клоны?! Говори!       Дотторе, в панике и ярости, быстро вытащил кинжал, который прятал под своим нарукавником. Металлический блеск острия сверкнул в тусклом свете подземелья, когда он стремительно навел его на Дилюка. Его губы растянулись в ухмылке, полные уверенности в том, что этот удар окончит противника. Но магнат оставался предельно спокоен, его алые глаза горели решимостью. Он не собирался отступать. Когда кинжал стремительно приближался, казалось, время замедлилось — Дотторе не мог поверить своим глазам. В тот момент, когда лезвие уже почти коснулось кожи Дилюка, рука последнего, резко выскользнула вперёд и, как каменный щит, остановила атаку.       Кинжал не вошёл в его плоть; вместо этого лезвие, столкнувшись с кожей муратанца, сломалось, как хрупкое стекло. Металл искрился и рассыпался на кусочки, а остриё, потеряв свою остроту, просто упало на землю, оставив за собой лишь тихий металлический стон. Клон замер на мгновение, не веря в происходящее. Его изумление смешивалось с растущей тревогой, когда он осознал, что перед ним не просто человек а нечто большее, само пламя...       Винный магнат взял его за воротник и поставил перед собой, смотря своими алыми глазами и задал вопрос ещё раз.       — Спрошу в последний раз, где остальные клоны?! Зачем все эти эксперименты?! Говори! — Но вивисектор понимая свой конец просто смеялся над его вопросом и бросал взгляд на магната, не желая сотрудничать.       Дилюк, охваченный гневом, ощутил, как пространство вокруг него начало искривляться от его ярости. Его движения стали стремительными, словно ветер, оставляя за собой призрачные фантомы, которые дрожали в воздухе и мигом испарялись, когда он пронзал темноту подземелья. Каждый удар, который он наносил, был полон мощи — он бил по груди, рукам и ногам Дотторе, но знал, что противник перед ним — лишь клон, обманчивый образ, и к удивлению созданный из механических частей, как у Стражей Руин или Культиватора.       Одежда Дотторе разрывалась под напором ударов и мигом горела, обнажая под собой коричневый металл из давно исчезнувшего подземного королевства. Механизмы внутри него скрежетали, поддаваясь натиску. Каждый удар Дилюка разрывал на части его конструкции, и вскоре в воздухе вылетела механическая голова Дотторе — лишенная кожи, но всё ещё полная проводов и накладных механизмов. Она с грохотом приземлилась на пол, издавая мелодию, которая была больше похожа на стоны, чем на слова. Магнат выдохнул, осознавая, что у него появился шанс. Он подошел к механической голове, поднимая её с пола. Её блестящие глаза, лишённые эмоций, продолжали смотреть на него, а система всё ещё была в состоянии функционировать, позволяя Дотторе говорить.       — Да ладно, это бессмысленно! — Произнесла голова, голос звучал механически, но в нём всё ещё ощущалась горечь и злость. — Всех ты не убьёшь!       — Это мы ещё посмотрим. — Холодно ответил магнат, уверенно поднимая её. Он знал, что это ещё не конец, и намеревался использовать эту находку для дальнейшего изучения. Теперь, когда механическая форма Дотторе была у него в руках, он чувствовал, что тот не сможет сбежать.       Наследник древнего клана, глянул на останки механического тела Дотторе и внутри выражал благодарность господину Кураме и Наруто в целом, ведь тот артефакт, Световой Конус подарил ему шанс стать намного сильнее и он чувствовал связь с какой-то чужеродной звездой, не Солнцем, а чем-то более горячим и опасным. Солнце Тейвата наоборот, дало ему проклятие и аномалию, полностью завися от циклов. Дилюк покинул зал, полон решимости узнать все секреты своего врага, и с каждым шагом его решимость лишь укреплялась.       Тем временем Пэруер, укрывшись в черной мантии, устремилась в бой с чудовищем, которое издавало жуткие звуки, полные страха и боли. Монстр, покрытый черной жижей, с огромным черепом и пустыми глазницами, в которых светилось тёмно-пурпурное сияние, казался воплощением ночного ужаса. В воздухе витал запах страха, и Арлекино, не теряя самообладания, призвала свои силы проклятого огня.       С каждой минутой её уверенность только росла. Она встала в боевую позу, вытянув руки вперед, готовясь к атаке. Из её ладоней полилась энергия, создавая вокруг неё чёрно-бордовые фейерверки, которые формировались в острые лезвия. Эти лезвия с треском разрезали воздух, устремляясь к чудовищу. Монстр ответил рычанием, из его пасти вырывались души, витающие в воздухе, словно призраки, стремящиеся вырваться на свободу. Они окружили Арлекино, пытаясь сбить её с толку, но она не поддавалась панике. С легкостью она маневрировала между душами, используя их движение как прикрытие для своего контрнаступления.       Собравшись с силами, Пэруер выпустила мощный поток порчи, направленный в сторону чудовища. Лезвия пробили жижу, оставляя за собой трещины и искры, но чудовище лишь рычало в ответ, не отступая. В этот момент она увидела, как череп сквозь черную жижу колебался, издавая жуткие звуки. Арлекино использовала эту возможность, чтобы нанести удар. Она метнула острое лезвие прямо в череп, и тот, не выдержав мощного удара, треснул, обнажая внутренние механизмы, которые управляли чудовищем. Монстр замер на мгновение, как будто осознав, что его уязвимость раскрыта. Души, окружавшие Отца, начали паниковать, словно чувствовали, что их опекун теперь ослаблен. Арлекино, не теряя времени, активировала финальную атаку. Вокруг неё закружились лезвия, создавая смерч из энергии. Она бросилась вперёд, используя всю свою силу, и сразила чудовище, разрывая его на части. Внутри распалась черная жижа, а души, наконец, обрели свободу, становясь частью артерий земли. Арлекино, тяжело дыша, стояла среди обломков, чувствуя, что её борьба была не напрасной.       Четвертая уже догадывалась о природе существа. Скверна, Титаны кем бы они ни были и механизмы Каэнри'аха... интересно, куда смотрит Царица, раз позволяет проводить такие эксперименты. Она не знала что движет клонами раз они потеряли нить между оригиналом и сегментами... Арлекино, уставшая от недавней битвы, заметила, как из темного коридора, который только что покинул Дилюк, показалась его фигура. Он шагал уверенно, его силуэт выделялся на фоне полутемного зала, освещенного лишь бледным светом, который оставался от сражения.       Подойдя к поверженным телам, магнат не стал долго раздумывать. Из его свободной ладони возникло пламя, яркое и горячее. Оно охватило тела, которые ранее служили Дотторе лишь для проведения ужасных экспериментов. Огненные языки, словно живые существа, сжигали все, что было на их пути, превращая мучеников в пепел и даруя им долгожданный покой. Этот акт, полный сострадания, был не только местью, но и освобождением. Перуэр стояла неподалёку, наблюдая за действиями Дилюка с нейтральным выражением лица. В её глазах не было осуждения, только легкое удивление от его безжалостного, но справедливого решения. Она знала, что каждое из этих тел было жертвой, и в каком-то смысле Дилюк стал их спасителем.       В его руках всё ещё оставалась механическая голова Дотторе, беспомощная, но сохранившая энергию и данные. Даже в этом состоянии, она продолжала излучать ауру угрозы, но Дилюк не собирался оставлять её себе. Он тщательно взглянул на свою добычу, желая передать трофей своей агентурной сети для дальнейшего изучения. Поэтому, он моментально скрыл её в своём инвентаре артефакта.       Винный магнат обернулся и встретил взгляд Арлекино. В его глазах царил холодный расчёт, полный уверенности, Арлекино не могла отделаться от ощущения, что за его мускулистым телом и уверенной позой скрывается нечто гораздо более опасное. Она вспомнила его выкрутасы — его новые способности, которые казались настолько неестественными. Вспышки огня, когда он использовал пламя для увеличения своей скорости, словно в его ботинках прятались не просто искры, а сама сущность пламени, которая исходила откуда-то из другого мира. Это не был обычный огонь; он излучал ауру, которая противоречила всему, что она знала о солнце, о её вспышках и циклах. В этом огне было что-то другое который манил и завораживал.       Прошлая битва в окрестностях секты Черногорья показала в нём подающего надежды бойца, но более слабее её уровня. Битва в горах оставила в памяти явное преимущество, которое она имела над ним. Она вспомнила, как с лёгкостью уклонялась от его атак, контролировала его двуручный меч при помощи «Ложного Симбиоза» — способности Четвёртой, заставляющая орудия восстать против своих хозяев. Тёмный Рыцарь изменился, его физическая форма стала более мускулистой, движения — ловче, а рост выше. Она поняла, что за этими изменениями стоит нечто большее.       Тайна его силы пряталась где-то в глубине, в том пламени, которое он использовал. Его огонь был не совсем таким, каким она привыкла его видеть. В нём не было привычной ей теплотой Солнца; вместо этого его пламя, казалось, манило какую-то другую эманацию, не принадлежащую этому миру. Это придавало ему загадочность и невыразимую мощь, которую она не могла игнорировать. Арлекино инстинктивно почувствовала, что это могло стать серьёзной угрозой.       Отец Дома Очага не могла не задаться вопросом: что произошло с Дилюком? Как он смог так измениться? Её инстинкты подсказывали, что его силы могли быть связаны с чем-то гораздо более тёмным, чем она могла представить. Его прогресс и его физическая трансформация пробудили в ней интерес и настороженность. Пока она обдумывала эти мысли, её рука непроизвольно потянулась к боевой косе, которая всегда находилась её артефакте. Древковое оружие было её верным спутником в сражениях, чёрное древко косы блестело в тусклом свете, а лезвие из красной стали казалось ярким пятном на фоне мрака. По корпусу оружия были изображены остроконечные клеверы с точками. Она нацелила древковое оружие в его сторону, почувствовав, как напряжение между ними нарастает. Муратанец словно ожидал подобное от неё и не показывал своего напряжения.       — Ты определенно скрываешь что-то Дилюк. Я вижу изменения, и не только физические. Ты стал сильнее, но как? — Винный магнат лишь слегка приподнял бровь, его холодный взгляд не выдавал никаких эмоций, но теперь это сменилось решимостью в глазах муратанца.       Внезапно перед Арлекино вспыхнуло её маленькое устройство, излучая мягкий свет, который заполнил пространство вокруг. Посредством техномагии Фонтейна и в частности дома Очага, устройство передавал ей образы — наблюдения погони Дилюка за Дотторе, в которых она могла наблюдать каждое движение, каждый удар и каждый всплеск огня. Она была заворожена, как в воздухе рассекаются волны высокой температуры, оставляя за собой след, подобный драгоценному шлейфу, на фоне мрачного подземелья. Пэруер не могла не заметить, как Дилюк использовал свои новые способности с удивительной лёгкостью и ловкостью. Каждый его шаг словно изменял пространство вокруг, и она поняла, что его силы стали не только физическими, но и метафизическими, способными влиять на саму природу вещей. Это не просто огонь, это было что-то большее — тянущая к звёздам...       Сцены сменяли друг друга с молниеносной скоростью: Дилюк, мчащийся по подземелью, создавая пламя и тепло, которое резало пространство. Он оставлял за собой след, подобный тому, как комета оставляет шлейф в небесах, и каждое его движение было пронизано стремлением и яростью. Арлекино не могла не восхититься тем, как он справлялся с препятствиями, используя огонь не только для атаки, но и для создания скорости, будто сам воздух становился его союзником.       — А я сразу почувствовал взгляд, но не обратил на это внимание. — Благодаря дедукции, муратанец понял что Четвёртая наблюдала за ним и даже как-то ожидал подобного. Он не мог скрыть улыбку и давно вошедшую речь фразу. — Доверяй но проверяй, да?       Прошло всего несколько мгновений, и её ум уже закрутился в гипотезах. Арлекино пришла к одной простой истине: преображение Дилюка было связано с Наруто Узумаки, тем, кто начинал завоёвывать славу во всех семи королевствах. Сошедший был не просто сильным; он обладал уникальной энергией, которая, казалось, резонировала с самой сутью мира, и это могло объяснить, почему Дилюк так изменился. Узумаки Наруто — ученик Рагнвиндра, мог быть причиной этого восхождения и это объясняло, почему Дилюк теперь выглядел и чувствовал себя по-другому. Арлекино вспомнила разговоры, которые слышала о Наруто: его победе над Электро Архонтом, образованию независимого королевства Ватацуми, укрепление Мондштадта во внешней политике, победой над драконом Ветра и то, как Первый Предвестник — Капитано о нём хорошо отзывался.       — Ты не ошибаешься. — Рагнвиндр услышал знакомое имя, произнесённое устами Предвестницы шепотом. Дилюк растирал кулаки и был рад тому, что избавился от аномалии жарких прикосновений. Он поднял взгляд на фигуру Предвестницы. — Мы же союзники, как ты выражалась: «Зачем нам проливать кровь друг друга, ведь мы с тобой уникальные носители огня.»       В этот момент между ними возникло напряжение, как предвестие бурной схватки, готовой вспыхнуть в любой момент. Роли поменялись и теперь уже Четвёртая, не могла здраво оценить свои шансы, но была готова сразиться.       — Мне нужна лишь смерть Дотторе, нам нет смысла сражаться, мы всё ещё союзники. — Сказал муратанец, смотря на боевую косу в руках Арлекино и шагая кругами. Дилюк поднял глаза, смотря на её фигуру сверху-вниз. — А может ты хочешь это проверить? Огонь против огня.       — Самоуверенность тебе не к лицу, Приморский мясник. — Ответила Арлекино и приняла этот вызов. Дилюк позволил себе улыбку, он не собирался использовать Двуручный меч мастера секты, зная что каким-то образом, она способно повелевать чужим орудием. — Значит реванш? Да будет так.       Битва разразилась с мгновенной яростью, когда напряжение, накрывшее пространство между Арлекино и Дилюком, достигло критической отметки. Арлекино, с холодным блеском в глазах, мигом оказалась перед Дилюком, её коса сверкает в тусклом свете подземелья, готовая к удару. В этот момент время как будто замерло — оба противника осознали, что с этого мгновения не будет ни пощады, ни возврата. Перуэр была как тень, обретшая плоть. Она резким взмахом хотела пронзить его, но Дилюк оказался быстрее. Он отскочил вбок, уклонившись от смертоносного лезвия.       В тот момент, когда коса пронеслась мимо, Рагнвиндр использовал этот момент. Он создал мощный импульс, сконцентрировав в своих руках пламя неизвестной звезды. Оно взметнулось, словно дикий зверь, и, толкнувшись от его ладоней, срезало воздух, посылая волны энергии в сторону Арлекино. Воздушная волна заставила её косу замерцать и задрожать, и, не удержавшись на ногах, она была отброшена назад.       Сильный импульс подхватил её, и Четвёртая, потеряв равновесие, полетела к стенам подземелья, врезавшись в них с глухим стуком. Удар вызвал сотрясение, и пыль устремилась вверх, создавая облако вокруг её фигуры. Но даже в этом моменте Арлекино не потеряла хватку. Она мгновенно собрала свои силы, вставая с пола, её глаза сверкают решимостью. Муратанец осмотрев поле боя, ощутил прилив адреналина. Это была его возможность вернуть утраченные позиции. Он не мог позволить Предвестнице взять верх, как это было в прошлый раз. Но она была не просто противником; она стала его соперницей, с которой он должен был выяснить, кто сильнее.       Собравшись с духом, Отец снова подняла косу, её белые волосы развевались в воздухе, как мрак, готовый поглотить свет. Она бросила на него взгляд, полный вызова, и шагнула вперёд. В этом моменте воздух вокруг них вновь заполнился напряжением. Арлекино, сосредоточив всю свою силу, сделала резкий взмах руки. В земле возникли тридцать огненных лезвий, их бордовый цвет сверкал, а черные жилки словно извивались, образуя замысловатые узоры. Эти лезвия тянулись к центру, к Дилюку, и каждый из них светился как зловещая звезда, полная жажды разрушения.       Сжав кулак, Перуэр отправила лезвия в атаку. Они рванулись в центр с такой скоростью, что воздух за ними разрывался, оставляя за собой шлейф пламени. Резинка, держащая длинные алые волосы Дилюка, сжалась и сгорела в одно мгновение, оставляя его волосы распущенными и закручиваясь в пучок на макушке по воле хозяина. Дилюк, осознав, что его противник готовит нечто страшное, собрал свои силы, но времени на подготовку у него почти не осталось.       Когда лезвия уже почти достигли своей цели, огонь, высвободившийся из Дилюка, был настолько интенсивным, что вокруг него начали плавиться предметы — тележки, останки и даже каменные стены подземелья. Дилюк излучал яркий свет, словно живая звезда, и его пламя охватило пространство вокруг, вызывая у Арлекино жар по всему телу. Однако она не собиралась сдаваться. Прикрывшись своим огнём, как коконом, Арлекино ощутила невероятную температуру, которая окружала её со всех сторон. Её защитный барьер, хоть и был мощным, не мог полностью предотвратить жгучее прикосновение пламени Дилюка, и она почувствовала, как его жар пробирается сквозь защиту, заполняя её кожу огненными волнами.       Внезапно в подземелье воцарилась тишина. Казалось, время остановилось, и только едва слышный треск догорающей ткани нарушал мрак. Слуга стояла посреди руин своего огненного кокона, её плащ инкогнито, теперь был сожжен почти полностью, оставив только обрывки ткани, которые безвольно свисали с её плеч. Под остатками плаща её белый фрак с красными манжетами выделялся на фоне черноты подземелья. Он был изысканным, покрытым множеством серебряных и красных элементов, однако даже он не смог спасти её от ярости пламени. Одежда частично обожглась, обнажив кожу, и на ней появились следы ожогов — болезненные напоминания о недавнем сражении. Перуэр тяжело дышала, опираясь на свою боевую косу, как на старую подругу, предоставляющую ей хоть какую-то опору в этот момент. Её тело тряслось от боли, и она закрыла один глаз, чтобы избежать ослепляющего света, который все еще оставался в воздухе. Глядя на Дилюка, её сознание металось между решимостью и пониманием.       Её кокон порчи и огня рухнул, как стекло. Дилюк, стоя в освещении расплавленных обломков, раскрыл свои руки. В этот момент из его спины развернулись настоящие огненные крылья, величественные и яркие, словно созданы из самого пламени. Каждое перо переливалось цветами заката: от золотистого до глубокого красного, создавая ощущение, что сам огонь живёт и дышит. Крылья расправились, наполняя пространство теплом и светом, отражая его внутреннюю силу. Вдруг, словно призванный из древних легенд, в воздухе появилась голова магического Феникса, это было создание, полное величия и грации. Голова жар птицы опустилась к макушке Дилюка, нежно соприкоснувшись с его волосами, желая слиться с ним в единое целое. Это объединение стало символом его силы, он выглядел как истинный владыка огня.       — Я Бэтмен! Я – Феникс клана Рагнвиндров! — Воскликнул винный магнат, говоря кто он такой.       Четвёртая наблюдая за этой трансформацией, почувствовала, как волны тепла и силы исходят от него. Она поняла, что на этот раз Дилюк стал намного сильнее, осознание поражения обрушилось на неё, и хотя её душа всё еще боролась, в глубине сердца она знала, что сегодня бой был не в её пользу. Взгляд на Дилюка, обрамленного огненными крыльями, оставил в её душе горькое чувство уважения. Но реванш будет само собой, у неё ещё много козырей как у Рагнвиндра, её просто застали врасплох и тем более, бой был в подземелье, где особо не разгуляешься.       Когда огонь, окутывающий Дилюка, исчез, он сразу почувствовал, что вокруг него вновь воцарилась тишина. Магнат видел, что Арлекино стоит на грани падения, её одежда была изорвана и обожжена, а дыхание — тяжелым и прерывистым. Поняв, что она больше не может сражаться, он без колебаний поспешил к ней. Без её разрешения он обнял её за талию, подняв за руку и облокотив на своё плечо. Арлекино, изначально готовая сопротивляться, почувствовала, как силы покидают её, и сопротивление медленно угасало. Взгляд её был полон удивления, но под давлением поражения, она не смогла скрыть слабость от высокой температуры.       — Один один. — Довольный победой сказал наследник древнего клана. Слуга всегда была сильной и независимой, но сейчас её тело подводило и она взглянула на него, видя в нём приподнятые уголки губ, но её собственное лицо сдерживало боль. — Идём, надо обработать твои раны и здешним воздухом трудно дышать.       Свет, пробивавшийся сквозь трещины в стенах, постепенно усиливался, пока не превратился в ослепительное сияние. Наконец, они выбрались наружу и оказались на высоте гор, где под ногами раскинулись зелёные травы, переливающиеся под лёгким ветерком. Это было столь контрастно с темными, угнетающими стенами подземелья, что они оба остановились.       Четвёртая, вырвав себя из под его поддержки, толкнула его немного грубо. Она вдруг заимела в себе силы и сама отряхивалась от пыли и грязи. Дилюк вовсе не возражал, гордость Предвестницы, оно такое...       Горы вокруг них были покрыты зелёным ковром, цветами, распускающимися под ярким солнцем. Аромат свежей травы и цветочных лепестков наполнил воздух, словно они шагнули в другую реальность. Вдалеке слышался звук журчащих ручьёв и пение птиц — мир, полный жизни, противостоящий тем мрачным тайнам, которые они оставили позади.       — Я жажду реванша. — Вдруг сказала Перуэр, всё же наслаждаясь природой окраин Ли Юэ, хоть её голос был полон вызова. Она вытащила зелье из своего артефакта и раны затягивались, так же как и ожоги. Дилюк хотел спросить о её феномене как чёрные руки, будто пораженные каким-то проклятием. Чёрные глаза с красными крестами окунули взглядом на мужчину, который вновь достал резинку и собирал волосы в хвост. — Мы союзники, но так же и соперники. В следующий раз, победа будет за мной, Приморский мясник.