Часто случается, что именно с пустяка начинаются самые важные в мире вещи.
Гето бредет по огромному особняку. Стены здесь из темного дерева. Потолки настолько высокие, что кажется, будто прямо сейчас его засосет в атмосферу, и он задохнется. Половицы молчат. И ветер из окна в конце коридора не треплет легкие вуалевые шторы. Вокруг тишина. Двери с позолоченными ручками заперты и только глупо отскакивают обратно, когда Сугуру дергает их.
Вокруг ног вязко. Идти становится все тяжелее и он опускает глаза вниз. Там по щиколотку крови. Она горячая, и Гето чувствует ее поганый соленый вкус.
Кажется, спустя несколько дней он добирается до конца коридора и выглядывает в окно. Лицо обдает нежный ночной ветер. Он с облегчением вдыхает. Еще и еще. Ночной воздух пьянит, и у него кружится голова.
Вдруг внизу из темноты слышится радостный смех. Гето тяжело разглядеть, перед глазами плотная плена. Он часто моргает и с силой протирает глаза, но ничего.
— Гето! Ты Дурень форменный! — пока он задыхается в разряженном озоновом воздухе снизу слышится до боли в висках знакомый голос. Сугуру в страхе отпрянул от подоконника.
Страх мерзко клокочет прямо в горле. Ноги подкашиваются. Он падает. Крупные жирные брызги крови летят в стороны. Стены. Окна. Его одежда. Все покрыто кровью. Он задыхается. Кожа его резко ссыхается, покрываясь страшными волдырями. Лопается и слазит клочьями.
Рама захлопывается. Гето просыпается. По всей комнате гуляет холодный ветер. Плотная черная штора взволнованно развивается почти до половины комнаты. Сугуру чувствует, как сильно он замёрз. К телу отвратительно липнет одеяло, и он со злостью отбрасывает его в сторону.
В доме тихо. За окном страшно сильный ветер. Деревья кланяться вниз до самой земли. Бутоны садовых пионов почти обсыпались, только пара из них все еще стоит у него на столе. Гето любит пионы. Они куда прекраснее роз, нежнее. У них нет шипов, только тонкий и ненавязчивый сладкий запах. Может быть, они и есть тот божий дар, который все так ищут…
Сугуру закрывает окно. Теперь в комнате совсем темно. Он зажигает свечку, и пламя ее сильно волнуется из стороны в сторону. Его не покидает чувство, что что-то случилось. Что-то страшное и это что-то уже не остановить. Может быть слишком поздно.
Его нечеловеческая интуиция сильно раздражает. Он слишком давно не чувствовал той наивности. Той безмятежности и незнания того, что будет завтра. Он слишком давно не ощущал себя человеком. И, кажется, ломка давно прошла, но это не так. Это мысль бьет его наотмашь снова и снова.
Вдруг слышится стук в дверь. Настойчивый, но не слишком громкий. — Входите.
Сугуру зачесывает волосы назад, давая вошедшему увидеть его.
Склизкий барон в его подчинении. Высокий, худой. Смазливая морда и хитрые глаза. Бриллиант в оправе для любой дурочки и вдовы. — Разрешите войти?.. — он
уважительно боязливо клонит голову вперед, чтобы не смотреть в глаза хозяину.
— Нет, — Гето складывает руки на груди, давая понять, что он готов слушать его отчет.
Барон стушевался, но остался за порогом. — Задание выполнено. Надпись я оставил, они ее видели.
— Хвоста за тобой не было?
— Нет. Все идеально, — он все еще смотрит вниз, и Гето чувствует, как тонкая вуаль страха ползет по полу. Его это раздражает.
— Идеально выполненного задания не бывает, не так ли? — Сугуру испытующе смотрит на барона, кажется, испепеляя его макушку до самого основания. Мужчина молчит и Гето думается, что он слышит, как шестеренки быстро-быстро вертятся в его голове. Скрипят. — Ну?
— Я-я… К чему вы клоните, господин Гето? — все еще в небольшом боязливом поклоне барон мнет свой фрак во вспотевших ладонях.
— Не обещай того, чего не можешь выполнить, — Гето закрывает дверь перед подчиненным и выдыхает.
Утром город извергается повозками, дорогими упряжками, людьми и, может быть, вампирами. Гето спешит по делам. Самые обычные земные дела ждут его. Занести кипу бумаг в палату местных депутатов. Посетить с обязательно важным, исходящим лицемерием лицом, заседание, где кишмя кишит смертными толстосумами.
Гето выворачивает от этого, но он идет. Идет мимо огромных витрин по главной улице. Идет мимо дорогущих бутиков, идет мимо книжных магазинов, идет мимо кондитерских. Пахнет хорошо. Хорошо настолько, что Гето почти сдается, но все-таки сворачивает на другую улицу.
Там, чуть поодаль торговых рядов, его ждет одно дельце. Почти такое же смертное и почти такое же нудное. Он подходит к толстым дубовым дверям и два раза стучит. Горизонтальная дощечка по середине отодвигается и зеленый глаз внимательно осматривает лицо Сугуру. Видимо, узнав, дверь отворяют и впускают мужчину в кромешную тьму. — Господин Гето, — девушка кланяется, — проходите, пожалуйста, — прижимается к стене, пропуская гостя.
Он не здоровается и проходит вперед. Потолок здесь низкий, а коридор темный и дышать нечем. Воздух спертый. — Проветри. Здесь дышать нечем.
Уже в холе он краем уха слышит, как девушка бросается выполнять его приказ. В холе полутемень и тишина. Сейчас не спят только повара и горничные. Девочки отдыхают после бурных ночей. Набив желудки кровью, они спокойно отключаются до самого обеда, а потом, ближе к вечеру, зал снова наполняется удушающей смесью духов, смехом, шутками, звуками битых бокалов и шуршания пышных платьев. Все, как подобает приличному дому терпения.
Сугуру проходит дальше. Кабинет в самом конце небольшого ответвления от залы. Мимико и Нанако уже ждут его. Пара кружек с горячим чаем дымятся на небольшом кофейном столике. — Господин Гето, Доброе утро. — говорят они в унисон и легко кивают головами.
— Просто Гето. Вам позволено обращаться ко мне по имени, так что пользуйтесь этой привилегией. Не нужно игнорировать мое внимание к вам. — он улыбается. Сугуру и сам не знает, есть ли у него силы спустя столько времени улыбнуться по-настоящему, но, кажется, где-то глубоко внутри он все еще помнит, как это делать.
Девушки слегка краснеют и стараются перевести тему. — Итак. Что случилось вчера, что вы срочно послали мне записку? — Гето присаживается на кожаный диван в центре кабинета. Он мягкий, но не проваливается внутрь, словно щеки покойника.
— Понимаете, Гос… — Нанако осекается, — Гето, вчера произошел очень неприятный инцидент. Конечно, такое иногда происходит, но…
— Но в этот раз это превзошло все прошлые случаи, — подхватывает Мимико. — Так вышло, что одна из девочек сорвалась. Я не представляю, что с ней случилось, но она просто…
— Клиент, он был неадекватным и…
Друг за другом они пытаются выложить все карты на стол, но одна, кажется, застревает в рукаве. Гето чувствует, как сильно они волнуются. Вокруг них нарывает туча неловкости и тревоги. — Наверное, вам лучше самим увидеть это, — заканчивает Нанако и тяжело вздыхает. У обоих плечи опущены так низко, как не подобает ни одной леди. Кружки с чаем не тронуты и почти остыли.
Сугуру сейчас где-то далеко. Гуляет по тусклым серым развалинам воспоминаний. Ходит по самому краю, только заглядывая в темную бездну, полную странных звуков — криков, смеха, ругательств, облегченных вздохов и чего-то еще, о чем Гето думать не хочет. Вдруг он понимает — в комнате слишком тихо, а густая пелена страха становится все гуще. — Да. Давайте посмотрим.
На часах десять утра. Все окна зашторены, от чего определить время становится затруднительно. Естественно, что в такой обстановке все, что хочется — это забыться. Позволить себе не вспоминать, что такое часы и какие дела ждут тебя завтра. Сколько денег нужно заработать, чтобы оплатить детям обучение в престижном пансионе и сколько новых платьев нужно купить жене, чтобы она не закатывала скандалы по долгому отсутствию.
Несомненно, сюда мужчины приходят именно за этим. И Гето не то чтобы выворачивает от лицемерия. Ему все равно. Эта мысль в его голове в который раз проходит гладко, словно по маслу. Холодно и безразлично. Ещё одна очередная мысль. Может быть не совсем справедливая, но он почти не замечает ее, предпочитая оставить в голове расчетливую легкость.
Когда дверь в подвал открывают с помощью огромной и звонкой связки ключей, Сугуру обдает волной замогильного холода. Плесень и сырость, впитанные этим воздухом, как губкой, обволакивают его со всех сторон. И ему почти комфортно.
Ступеньки вниз крутые и крошатся от старости. Здесь темно и гулкое эхо. Где-то рядом слышится крысиный писк, шорох маленьких лапок. Керосиновый фонарь в руках сестер наконец зажигается, хотя Гето и без него видел достаточно хорошо, чтобы различить грузный силуэт на полу. — Вот он. Мы не знали, что делать, и перенесли его в подвал. — Шуршание платьев прекращается, и втроем они окружают труп.
— Дай мне фонарь, Нанако. — он опускает свет ближе к лицу мужчины. Типичный клиент таких заведений: кожа белесая и дряблая, пара лишних подбородков и приличное брюхо, вывалившееся через подол рубашки. На затылке намечается лысина.
— И что же произошло? — он наконец разгибается насколько это позволяет потолок подвала и пронзительно смотрит в глаза сестрам.
— Он хотел что-то вколоть ей. Извините, но я плохо поняла, что произошло. Она говорила, что уже лежала, как он отошел к своей одежде и потом набросился на нее, словно дикий зверь. Ну и… — Нанако снова опустила глаза вниз к мертвому мужчине и замолчала.
— Она укусила его, но увернуться от шприца не смогла и сейчас лежит в отдельной комнате. Еще не приходила в себя. Вот и все, что случилось. — почти шепотом закончила Мимико, складывая руки в замок.
Сугуру поджал губы. То, что произошло, было, мягко говоря, не очень приятно. А точнее, очень плохо. — Вы обыскали его? — тон его все еще оставался спокойным и властным.
— Да. Вся его одежда в нашем кабинете… Но что нам делать с телом? — Уже очень скоро, если его не захоронить — он обратиться. А этого никому не хотелось.
— Вызовите сторожа. Пусть он упакует его как следует и вывезет за город со стороны севера. Телегу пусть оставляет у кладбища, там уже будут в курсе и все сделают. — Гето поднимается по ступеням и чувствует, как полные страха и надежды взгляды устремлены в его сторону. — Кто бы он ни был, знать об этом инциденте никому не следует. Вам ясно?
— Да, господин.
Одежда его самая обычная. Не броский жакет. Штаны чуть запачканы капельками уличной грязи. Цилиндр. Карманы были, на удивление, почти пустыми. Только в жакете — простенькие часы без гравировки, пара сигарет в портсигаре и крошечное искусное выделанное распятие. В общем то и все.
Гето вздохнул. Нужно было поскорее разобраться с этим. Ничего хорошего это дело не предвещало. Приказав спрятать пока одежду куда подальше, он отправился вместе с Мимико на второй этаж. Южное крыло, где располагалась комната для специальных гостей теперь была занята пострадавшей.
Покрытый испариной лоб и мокрые тёмные волосы беспорядочно разбросаны на подушке. Руки ее покрыты выступившими венами, густые темные брови слегка сведены, словно ей снится что-то жутко неприятное. — Астрагаль. — на ухо ему прошептала Мимико.
— Вы выяснили, что он вколол ей? — Гето подходит к краю кровати и внимательно осматривает девушку. Быстрое поверхностное дыхание заставляло одеяло взлетать то вверх, то вниз почти каждую секунду, а по тонкой шее почти незаметно стекла капелька пота. — Нет, Господин Гето. Утром приходил врач, сказал только, что ничего пока не знает и что у нее повышена температура.
Мужчина откинул одеяло в сторону. Длинная сорочка ее прилипла к телу. Пропитанная потом, она почти просвечивала. На левом боку, куда пришелся удар шприца, виднелось красное разошедшееся в разные стороны капиллярами пятно. — Подними подол. Что он сказал насчет этого? — он глазами указал на воспаление.
Дрожащими руками Мимико закатала сырую ткань до ребер, внимательно осмотрела устрашающее на вид пятно. — На тот момент оно было не таким большим и… Он сказал, что зайдет чуть позже, у него по расписанию еще несколько домов…
— Скажи, чтобы приходил немедленно. К завтрашнему утру я хочу получить хотя бы примерное представление о том, что это за дрянь. — Гето знал. Знал, каким-то неведомым образом он знал — этим утром все пойдет под откос. Нужно было только дождаться и отвести удар. Но он проиграл, и теперь нужно платить по долгам за свои промахи.
В тупом раздражении Сугуру прикрыл глаза. Спустя несколько секунд кромешной тьмы и холодного озера сознания, он заглянул в зеркало, поправил воротник рубашки и вышел вон из комнаты. — Постарайтесь сделать так, чтобы к вечеру она пришла в себя. Я хочу прочитать ее, иначе мы все знаем, как ей будет не сладко.
