Lacrimosa

      До рассвета оставалось не больше часа, и гости небольшими компаниями стали покидать поместье и разъезжаться по домам. Дюнейр сдержанно кивал каждому уходящему, подмечая чуть ожившего Скарамуша, и какие-то его шутливые разговоры со слугой.       — Сработало?       — Ну, — отвечает Скарамуш Аяксу, — думаю, что да. Время действительно шло быстрее...       — Время и в самом деле скоротечно... Позвольте высказаться, что я ценю каждый миг проведённый рядом с вами.       Дальнейшее Дюнейр не слышал, но Скарамуш после этого успел измениться в лице несколько раз, от лёгкого шока, до смущения и даже плохо скрываемого удовольствия, прежде чем они вышли за дверь вслед за Зандиком и Лантье.       Выпроводив всех гостей и развернувшись, он никак не ожидал увидеть у фортепиано паренька, что очевидно не являлся его слугой, ведь весь свой многочисленный персонал Дюнейр знает в лицо. От старика Олафа, садовника, простого смертного что служит ему уже много лет, до более молодых и юных, что разобрали всевозможные поручения по дому и конюшне за городом.       Дюнейр слышит его сердцебиение. Тук... Тук... Тук... Крайне медленный, ритмичный звук отдаётся в голове когда он чуть напрягается и прислушивается.       — Малец, — он подходит ближе, в момент, когда палец незнакомца опускается на белую клавишу самой высокой октавы и музыкальный инструмент издаёт звонкий и протяжный дзынь.       — Простите, я опоздал, — тот вполоборота поворачивается и вежливо кланяется в знак приветствия, не прекращая невесомо водить по клавишам без нажатия на чёрные и белые ноты. Как помнит Дюнейр его действительно не было на балу, или он его совсем не запомнил?.. Что странно.       — Вскоре опоздаешь и с возвращением домой, если не поторопишься.       — А я должен вернуться?       Дюнейр несколько опешил со столь наглого желания собеседника остаться на день. Правда, это не могло не позабавить, и Дюнейр позволяет себе краткую усмешку.       — Я не помню, чтобы ты был среди числа приглашённых. А это ведь я хозяин поместья. Так, напоминаю.       — Я был среди тех гостей, кто был сюда приглашён. Как...       — А, как слуга другого, — Дюнейр повторно окидывает его чуть более заинтересованным взглядом. Одет просто, но выразительно. Длинный фрак заканчивается двумя расходящимися в стороны хвостами, напоминая перепончатые крылья летучей мыши. — И кто хозяин?       — Кухул Ахав, — невозмутимо, без особых эмоций, сообщает он, наконец отрываясь от фортепиано и уделяя всё своё внимание темноволосому мужчине. — Вам интересно моё имя?       — Мне, если честно, в первую очередь интересно знать, что ты собираешься делать. Каковы намерения Кухул Ахава? Он хотел что-то передать мне?       Незнакомец отрицательно качает головой. Его необычного цвета разноцветные глаза прикованы к маске Дюнейра. Незнакомец почти прожигает его насквозь, почти не моргает.       — Нет, ничего. Он, цитирую, сказал мне: «Твоя кровь слишком вязкая и не вкусная! Сделай с этим что-нибудь, или оставайся здесь!», — не смотря на очевидное восклицание, которое звучало у оригинального источника, незнакомец проговаривал это довольно монотонно и почти скучающе.       Дюнейр медленно кивает, ожидая продолжения.       — Я закончил.       — И поэтому ты решил остаться в моём поместье?.. А почему ты вначале нашей беседы извинился за то, что опоздал?       Незнакомец немного поник.       — Помочь. Я опоздал с помощью вам. Я не знал про ваши обстоятельства, касающиеся близкого вам вампира.       — Хватит... Я понял, — он даёт себе несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и отбросить излишнюю сентиментальность. — Но ты вряд ли смог бы на что-то повлиять. Зандик, проживший уже множество лет, не смог его вылечить, что уж говорить о простом служке полукровке... Не в обиду будет сказано. Лишь констатация факта.       — Я не обижаюсь, я просто... Хотел бы выразить свои соболезнования.       Дюнейр не злится за его упрямство касательно разговоров на одну и ту же больную тему. На ту, что Дюнейр ни с кем не обсуждал уже около года, с тех пор как он остался один.       — Уже не важно. Для нас, с нашим долголетием, жить прошлым равносильно самоуничтожению. Так что и ты перестань об этом думать. К тому же это тебя не касается.       Незнакомец, внимательно выслушав его, понимающе кивает. В минутном затишье, и видя, что гость не собирается уходить, Дюнейр не может не спросить:       — Для тебя действительно будет нормальным уйти от прошлого хозяина? Если так, то можешь оставаться в гостевых покоях. Я отдам приказ слугам чтобы тебя расположили с комфортом.       — Ценю ваше гостеприимство, — незнакомец сдержанно кланяется и расслабляется, довольный тем, что его не погнали прочь перед рассветом под опаляющие лучи солнца.       — И раз уж такое дело, то можешь назвать мне и своё имя.       — Имя?       — Да, имя. Что не так? — с лёгкой усмешкой на устах интересуется Дюнейр, да кивает в сторону гостевой комнаты. Они неспешно идут и продолжают общаться. В коридоре, вдоль стен, горят свечи. Очевидно, что хозяин заботится о слабо видящих в темноте полукровках и собственных смертных слугах.       — Ничего... Просто пытаюсь вспомнить, когда в последний раз кто-то проявлял ко мне интерес.       — Ты свершил довольно рисковое действие, когда решил вот так остаться в моём поместье, что я расцениваю как глупость, — заметив, как незнакомец невольно отворачивается, Дюнейр успокаивает его последующими словами: — но так же я расцениваю это как и... желание освободиться. Тебе надоело прислуживать сварливому и высокомерному негоднику, да? Ничего страшного, это лишь вопрос времени, когда все служки оставят его одного и новые не захотят приходить из-за его скверной репутации богатенького и одинокого паршивца.       Незнакомец слушает и кратко кивает, оставляя свои мысли при себе.       — Бидий, — наконец представляется он и поясняет: — моё имя, господин Дюнейр.       — Бидий, преданность... Посмотрим, запомню ли я его.       Когда слуги стали зашторивать окна Дюнейр пожелал новому служке доброго дня и безмятежного покоя. Именно служке, поскольку господин Дюнейр был готов рассмотреть тихого парня на этой должности, но сегодня позволил ночевать в гостевых покоях. А там, кто знает?.. «Надо жить дальше» — повторял про себя Дюнейр, как бы скорбь на одолевала его душу и не терзала, не сковывала тело.

***

      — Ммм... Наконец-то... — опускаясь по плечи в воду, с губ Скарамуша срывается протяжный удовлетворённый выдох.       Вода в бадье немного теплее его собственной температуры, ведь так стало привычнее, так что Аякс, со стороны спины помогавший ему растирать руки и плечи, ощущает лёгкую скованность в пальцах. Или виной тому был неоднозначный и даже опасный план звучащий в его головушке?.. А что если... подтолкнуть юного господина на что-то большое? Он ведь на самом деле не против, не так ли? Просто... Отказывает сам себе в удовольствии... Ох, Аякс ощущал себя каким-то демоном искусителем, заигрывая с этим парнишкой.       Скарамуш не раз подмечал про себя в прошлом затянутые действия служки, его прикосновения к своей едва тёплой коже, его малость прищуренные лукавые взгляды... Слушая всплески воды, прикрывая глаза и размышляя, Скарамуш вполголоса спросил у него:       — На мой взгляд ты выглядишь недовольным. Что такое?       Пальцы Аякса, до сего момента лежавшие на плече Скарамуша вместе с тряпкой выполняющей функцию мочалки, дрогнули, выдавая в нём внутреннее беспокойство. Он продолжает сразу же, вытягивая руку Скарамуша в сторону и слушая как капли оседают на поверхность водной глади:       — Я обеспокоен тем, что не могу вмешиваться в подобный беспредел самостоятельно.       Скарамуш при упоминании о нюансах бала невольно поёжился.       — А, Ахав... Ну, да, ты ведь всего лишь служка. Хорошо, что тебе хватило ума в это не лезть, — хотел бы Скарамуш чтобы кто-нибудь за него заступался, или счёл бы это за подачку и был недоволен — Аякс не знал, а Скарамуш в свою очередь не желал делиться с ним своими мыслями.       — Вы правы.       Тихо выдохнув, Аякс чуть склоняется и оказывается на правое плечо юного господина, привлекая к себе внимание лёгким порывом ветра. Скарамуш обращает на него заинтересованный взгляд и говорит с лёгким весельем:       — Интересно, если сказать тебе, что я не голоден, ты так и останешься в этом положении до наступления следующей ночи?       — А вы не голодны?..       Глупо было вот так часто предлагать ему себя, но это были единственный моменты когда Скарамуш мог положить руку на его шею, да с другой стороны вонзить свои клыки в его плоть.       Аякс не смотрит на его реакцию, ожидая действий и приказа, какими бы они ни были. Но ему всё больше начинало казаться, что Скарамуш не сможет отказаться. Скарамуш всегда ценил его кровь. Всегда с наслаждением испивал его...       — Ниже... — под всплески воды Скарамуш отдаёт приказ, и Аякс опускается ниже. От пальцев Скарамуша, что ложатся под горло и ведут вдоль ярко выраженной вены, Аякса приятно пробирает. Он старается не подавать виду, не желая спугнуть его или показаться навязчивым. Он всего лишь предложил трапезу, как и всегда, а остальное остаётся за Скарамушем.       Скарамуш ничего не говорит, хотя прекрасно видит, в каком нетипичном предвкушении пребывает его слуга. А затем... Клыки пронзают кожу смертного.       В первое мгновение Аякс вздрагивает — типичный рефлекс на возникшую в теле боль. Во второе, в третье... он обхватывает края бадьи и легкомысленно улыбается. Отдавать ему крохи своей жизни, быть источником питания, становиться опорой... Десять лет и каждую ночь одно и то же, вот только Аякс слышит, как всплески становятся ритмичнее и решает открыть глаза.       Боковым зрением он замечает движение от мелких расходящихся волн. Скарамуш, осознанно или нет, плавно двигает бёдрами и телом вперёд и назад, очевидно наслаждаясь его кровью сильнее, чем обычно. Непривычно для них обоих. Скарамуш не отпускает. Пальцы на шее Аякса зарываются в его рыжие пряди, клыки продолжают находиться в его плоти, а язык елозит и слизывает каждую каплю крови. Он прихватывает его за одежду, не даёт отпрянуть, хоть Аякс и не пытается, а лишь сильнее вжимает пальцы в края деревянной бадьи.       Руки Скарамуша перемещаются вверх вдоль шеи слуги, пробуя прикосновение его кожи на пальцах. Горло мальчика вибрирует от сосания кожи Аякса, кадык ритмично вздымается, из-за чего кажется, что он тихо урчит от восторга и наслаждения. И он действительно наслаждается этими чувствами: ощущением контакта, вкусом с нотками железа, запахом, почему-то напоминающий свежайшую ежевику. Он наконец отрывается от шеи и по какой-то неведомой для себя причине прикусывает приоткрытые губы Аякса, да всматривается в его голубые глаза, чуть прищуренные от боли.       Вкус собственной крови в нынешних обстоятельствах побуждает Аякса провести жгучим кончиком языка по своей губе, да невольно соприкоснуться с чужими, вызывая у Скарамуша ещё одну ни с чем не сравнимую волну тепла проходящую по всем клеточкам прохладного тела. Контраст дурил голову, и он, отводя свои алые глаза, словно налитые цветом кровавой луны из-за процесса, вновь прикусывает его шею.       Аякс терпит дальше. Собственное желание начинает приливать кровь совсем не к тем местам, заставляет слух заострять внимание на чуть сбитом дыхании Скарамуша, да на его покачивании бёдрами. Аякс тихо постанывает, не понимая, то ли от нарастающей боли, то ли от извращённого интереса. Скарамуш ведь забирает крохи его жизни, а Аякс...       Скарамуш наконец отстраняется. Собственное возбуждение отзывается не то на дозу сладостной крови, не то на что-то совсем иное... Неужели на близость? Но они так часто проводили данную трапезу, что едва ли Скарамуш мог сказать, что причина была исключительно в этом. Он пытается успокоиться.       — Вам... Понравилось? — осторожно задаёт вопрос Аякс, прикладывая к ране привычный платок, пропитанный смесью для быстрой остановки крови. Раньше Скарамуш успокаивался, нежели заводился сильнее, но сейчас... Ох, в его глазах, что возвращали привычный цвет рассветного голубого неба, читалось замешательство вперемешку со злостью.       — Я чувствовал, будто ты меня контролируешь, — на его обвинение Аякс успокаивает себя от дальнейших шалостей. Нельзя перегибать палку. Он виновато кланяется из своего положения.       — Прошу меня простить, я лишь предложил вам свою кровь, как делал это на протяжении десятка лет.       Скарамуш тихо фыркает, облизываясь и вновь погружаясь в воду по плечи, но уже лицом к служке.       — Ты думаешь, что незаменим?       — Вовсе нет, я не пытаюсь казаться единственным возможным вариантом, — он не стал уточнять, что Аякса выбрали к Скарамушу его приёмные родители, чтобы юный Скарамуш привыкал к одному партнёру, к одной крови, а не присасывался ко всем подряд ради утоления голода.       — Тогда почему при каждой встрече ты предлагаешь свою кровь? Думаешь, я не замечаю?       Аякс знал один единственный вариант ответа, который и решил озвучить:       — Потому что так правильно.       — Правильно... — тихо повторяет за ним Скарамуш, да разглядывает аккуратные черты лица Аякса. Взгляд невольно останавливается на его губах с каплей крови на уголке, и он поспешно отворачивается, делая вид, что всерьёз недоволен поведением Аякса. — Где грань между мной и остальными?       — Вы тот, за кем я следую и собираюсь следовать в будущем. Я знаю вас уже десять лет и на протяжении своей службы старался и стараюсь быть вам опорой, — он понимает, что чуть ли не признаётся ему в своих чувствах, но... Где грань между простым служением верноподданного и влюблённостью?.. Аякс не знает, а Скарамуш тем более.       — То есть просто из-за того, что Лантье и Зандик выбрали тебя на место моего временного компаньона?..       Аякс, слыша как голос Скарамуша надламывается, осмысливает свои дальнейшие речи. Аккуратно. Просто... признаться в паре вещей и надеяться, что Скарамушу это не покажется каким-то извращением.       — Я... Юный господин, — он вздыхает и поднимает на него глаза, продолжая со всей серьёзностью и убирая привычную и лёгкую улыбку со своего лица. Не время. — В последнее время я стал замечать, что когда даю вам свою кровь, мне это... действительно нравится. Касание ваших губ, ваших клыков в моей плоти...       Аякс не был уверен, что может говорить подобное, но Скарамуш выглядел расстроенным и Аякс хотел показать ему истинную причину своего поведения. Так ведь правильно, да?..       От слов служки Скарамуш чувствовал смятение, но вместе с тем ни с чем не сравнимое любопытство с очередной волной тепла, проходящей по телу. Что это такое?.. Аякс смело отзывался о своих чувствах, так почему бы Скарамуш не может быть таким же? Неужели он... боялся? Бояться можно многих вещей, и страх перед собственными чувствами был для него среди их числа. Он не знал, что с ними делать, тем более в той ситуации, в которой находился уже десять лет.       — Так ты... Чувствуешь извращённого наслаждение от моих клыков? От того, как я пью твою кровь...       — Если подобное кажется вам неприемлемым, я отчитаюсь вашим родителям чтобы меня сменили.       Он готов был понести наказание за свою самонадеянность, однако Скарамуш поступил так, как Аякс ожидал в одном из своих сценариев.       — Не надо. Расслабься... — кажется, расслабиться было необходимо и юному господину, но он старается держать лицо даже в окружении Аякса, говоря твёрдо и достаточно громко, дабы от собственного смущения и чувств не мямлить. — Твой интерес ко мне ничего кроме забавы и лёгкого любопытства у меня не вызывает.       Аякс спорить не стал, и на этой ноте, подхватив брошенное в него Скарамушем полотенце, раскрыл и окутал им тело полукровки.