Glaube an Liebe_Том II

      За последующие пару дней Стефания не раз доказала, на что способна. Беспрепятственно шастая по округе, никем не удерживаемая китаянка охотно делилась всем узнанным, но о некоторых деталях умалчивала в силу долга. Например, Рабэнхерцу никак не удавалось разузнать у неё некоторые детали о планах либо склонностях Александра Лосева, и наоборот. Держать слово и никого не предавать при этом Стефания умела как никто, и это сильно восхищало Бертиля.       – Папу точно никто не трогает? – вечером второго дня расспрашивал он подругу.       – При мне – нет, а когда я прихожу, погостив у вас, у Технаря постоянно руки в ссадинах, – делилась с ним Стефания. – Непонятно, после драк это или он опять что мастерил.       – На костяшках или повсюду?       Она на мгновение задумалась, вспоминая.       – Первое, – прозвучал затем уверенный ответ.       Бертиль успокоенно выдохнул. Отлично зная за опекуном спокойный, не особо драчливый нрав, он всем сердцем надеялся, что всё завершится если не миром, то успешными переговорами.       Если бы он знал обратное!..              – Делай, что говорят!       Тяжёлый, непокорный взгляд исподлобья в качестве реакции.       Глухо зарычав в бессильной злобе, Александр схватил упрямца за волосы, от души швырнул лицом на пол. Увы, тот успел сгруппироваться, рухнув боком, даже из неприглядного положения умудрился потом прожечь в Лосеве дыру глазами.       – Выколоть бы тебе зенки! – прошипел он, зло глядя на жертву. – Жаль, не могу!       – Идиот влюблённый! – наконец прозвучало с уровня пола.       Три шага до цели, нагнулись, вздёрнули ту за шиворот, замахнулись свободным кулаком. И – спустя томительное время – опустили тот.       – Не влюблённый! – ответное змеиное шипение. – Это – часть обещания!       Винтерфельд позволил себе криво усмехнулся. Через силой надетый намордник выглядело это как гримаса, что особенно злило его противника. Злило и одновременно заставляло уважать.       У Александра взаправду возрастало где-то в глубине души уважение к этому человеку. Ощущался в этом смазливом немце стержень, выдающий твёрдость и несгибаемость духа. Остро хотелось хоть чуточку согнуть оный, неважно, как. Сумев в себе взрастить такой же после памятного братского предательства, Александр с той поры ценил подобных людей, стараясь набирать их в свою банду. Увы, подавляющее большинство оставалось лебезящими подхалимами либо слабаками, считающими, что с его помощью они смогут подняться в обществе. По-настоящему равными оказались лишь двое: Роман Батыев, его старинный друг, хорошо зарекомендовавший себя ещё со школы, и Дмитрий Ставронов, которого освободили вместе с Лосевым из камеры. Последний отметился и тем, что стал единственным, кто смог на равных потягаться с Винтерфельдом в стычках и армрестлинге: стальные мускулы немца на себе поодиночке неудачно испробовали все из их банды. Тот же намордник удалось нацепить на того, лишь навалившись всем вместе. Если бы не Стефания, сболтнувшая ненароком, что инженеру доводилось таскать "во-о-от такенные железяки", никто бы не догадался, почему этот с виду тощий доходяга настолько силён. С той минуты Александр всерьёз загорелся желанием либо перетянуть этого умника к себе, либо растереть в пыль. Потому что чуял: в комбинации с его близнецом Винтерфельд будет опасен как никто. Тот сам признал недавно, что служил в войсках, а людей, прошедших хоть одну захудалую войну, Александр ценил особо.       Посверлив противника взглядом ещё немного, он глухо рыкнул, отошёл было к двери, но остановился шагах в четырёх от неё. Двинулся обратно.       – Слышь, ты! – предусмотрительно замерев в метре от пленника, позвал он. – Не зли меня. Может, я и нервный, но не дурак! И слово держать умею. Просто поверь: Тишка для меня – как дочь! За неё я сам кому угодно пасть порву!       – Всё равно влюблённость как у педофила! – процедил на это Винтерфельд сквозь зубы.       Вмиг носок чужого башмака впечатался ему под дых, вынудив согнуться от боли. Но ни звука, выдавшего бы оную, не вылетело из уст инженера. Отчего Александр, жаждая в полной мере унизить того, самолично взялся пинать связанное по рукам и ногам тело жертвы всюду, куда мог достать. Ни вздоха, ни звука. До предела обоззлённый, он в какой-то момент нагнулся, схватил Винтерфельда за волосы, от души вмазал кулаком по челюсти того, наплевав на оплётку намордника, частично защитившую чужое лицо...       В дверь побарабанили, когда он переводил дух, тяжело дыша после экзекуции.       – Лосяра, – позвали из коридора, благоразумно не заходя в комнату. – Там деваха вернулась.              * * *              – Никуда ты не пойдёшь!       – Софья, вы же...       – Не заговаривай мне зубы! Будто я не знаю, куда ты двинешься, когда выйдешь отсюда!       – Но это...       – Хватит, я сказала! Лежать и не вставать! Господи, вот ведь послал бог пациента!       Когда перебранка в лазарете завершилась, Карпатьев рискнул тихонько приоткрыть дверь и позвать чуть слышно:       – Софи, можно хотя бы на минутку?       К нему повернулась рассерженная фурия, а не знакомая миловидная женщина в годах.       – Здравствуйте, приехали! – зазвучал тот же недовольный тон, коим недавно отчитывали пациента. – Выискался ещё один на мою голову! Наверняка притащил свою наливку или что покрепче! Знаю я вас, мужиков, и какими лекарствами вы лечитесь! Кыш отсюда! Кыш! Аня!       Анюта вмиг выпорхнула из дальнего уголка, где до этого сидела, листая дамский журнал.       – Солнце моё, пригляди за этим умником! – кивнула Софья Викторовна на занятую койку. – А я пока скажу кое-кому пару ласковых!       Кивнув, девчушка мигом устроилась в изножье койки. Никитина же, накинув шаль, решительным шагом двинулась к выходу из лазарета, буравя взглядом Карпатьева, враз съёжившегося в испуге.       Перебранка возобновилась уже в коридоре. Даже через закрытые двери и плотные стены слышно было, как отчитывают несвоевременного гостя. Шум относительно утих, когда спорщики переместились во двор. Воспользовавшись минутой, Лосев высунул нос из-под одеяла, постарался состроить жалобный вид. Не учёл только, что при сохранившихся шрамах на лице это больше тянуло на гримасу.       – Анютка, солнышко,.. – начал было он, но мигом оказался вжат небольшой, но крепкой ладошкой обратно к подушке.       – Лосяш, лучше не провоцируй! – попросила Анюта, держа в другой руке свёрнутый трубкой журнал. – Я и журналом приложить могу, и Совунью позвать! Тебе это надо?       – Мне хотя бы до туалета добраться! – жалобно протянул учёный, стараясь не переигрывать.       – Только ли туда!? – Анюта прищурилась, поигрывая журналом.       – Да, больше некуда! Обещаю!       Она заколебалась, но именно тут дверь снова распахнулась, и в лазарет ввалились две знакомых взъерошенных бестии.       – Мы это, гостинцы принесли! – Костя взмахнул перед собой полупрозрачным пакетом, где лежало нечто оранжевое, с виду – апельсины. – Лосяш, они тебе.       – Карыч просил передать, – вставил следом Тимур. – Вот, держи!       Он забрал из рук друга пакет, под прикрытием сего процесса обменялся с другом выразительными взглядами. Затем Тимур развернулся к столику, и так заваленному фруктами вперемешку с лекарствами, примерился, как бы устроить на том очередной дар.       – Ай! – взвизгнула Анюта, когда Костя внезапно подскочил к ней сзади и задрал юбку платья. – Крош!       – А у тебя бельё в розочках, бе-бе! – по-детски показал ей язык Костя и спешно дунул на выход.       – А ну, стоять, гад! – Анюта взбешённым зверем кинулась следом. – Ну, я тебя!..       Про Тимура было благополучно забыто, чем он мигом воспользовался и пересел на койку сбоку от Лосева.       – Лосяш, – тихо заговорил он, пока учёный осторожно усаживался: внутренности после побоев ещё поднывали. – Стеша говорит, пока всё спокойно. Во всяком случае, при ней над Пимом не издеваются.       – Но? – проницательно поторопил Лосев парнишку, понимая, что долго они говорить не смогут.       – По её словам, у Пима руки постоянно в синяках, – понизил Тимур голос. – Она, и мы тоже, подозреваем, что над ним издеваются в её отсутствие. А долго там торчать она не может: Копатыч волнуется.       У Лосева враз сжались кулаки.       – Сашка явно чего-то добивается, – глухо сообщил он Тимуру. – Он ничего не делает просто так. Я уже в этом убедился.       – Думаешь, его хотят замучить до смерти? – прямо выдал парень.       – Пусть только рискнут! – лицо учёного исказилось от ярости. – Я лично придушу тогда Сашку!       Приподняв брови, Тимур с пониманием вгляделся в лицо взрослому. Потом оглянулся, подался к уху того.       – Один из апельсинов деревянный и свинчивается, – прошептал он. – Туда можно что-нибудь положить, например, записку.       Лосев с неподдельным изумлением посмотрел на него:       – Кто из вас додумался до такого?       – Я, – скромно пожал плечами Тимур.       Несколько секунд на юного гения взирали с возрастающим восхищением, а потом порывисто сжали в объятиях.       – Тимка, ты – мой спаситель! – хрипло выдохнул Лосев. – Я по гроб жизни тебе обязан! Точно все свои знания тебе передам!       – Сперва отпусти, – прозвучало спокойным тоном, однако исходящее от парнишки напряжение, созданное неожиданными объятиями, уловить было нетрудно. – И напиши наконец записку. Вряд ли Крош с Копатычем смогут долго отвлекать их!       Выделенное интонацией и кивком в сторону последнее слово оказалось излишне – Лосев тотчас понял, о ком речь. Дотянулся до пакета, на ощупь проверил все апельсины и вскоре нашарил нужный. На глаз деревянный апельсин ничем не отличался от настоящих: искусная тонкая резьба, качественная краска. Разве что гораздо крепче.       – Бараш постарался, – кивнул Тимур на безмолвный вопрос Лосева. – Мы все хотим поскорее вернуть Пима.       – Передай ему, что я автоматом ставлю всем вам "пять" за триместр, – шепнул учёный, беря протянутые ему блокнот формата А5 с ручкой, которую Тимур вытащил из заднего кармана джинс. – И Косте тоже.       Парень сдержанно улыбнулся сей щедрости. Дождался, когда напишут записку, сунут её в развинченный "апельсин" и соберут последний воедино.       Лосев едва успел: из коридора уже звучали шаги. Тоже уловив их, Тимур перебрался выше, уселся на коленях мужчины, протянул руку. Получил "апельсин" обратно, взялся играючи подбрасывать тот.       – Ох, Тимка, какой же молодец! – всплеснула руками Софья Викторовна, едва очутившись на пороге. – Не сомневалась, что ты удержишь Лёшку в кровати! Ему ещё сутки полежать надо, чтобы силы восстановить.       – Я так и понял, когда Нюша удрала отсюда за Крошем, – неизменной сдержанной улыбкой отреагировал Тимур на её слова. – Иначе вы всех нас заругали бы. Кстати, я могу этот апельсин взять с собой?       – Конечно, бери! – подойдя к ним, Никитина ласково погладила этого смышлённого парнишку по голове. – За хорошую работу награда всегда должна быть!       Тот враз соскользнул с колен Лосева, добежал до двери. Оглянулся напоследок, кивнул обоим взрослым, вложив в это особый смысл для учёного, и скрылся из виду. Дела не ждали – ему ещё предстояло рассказать о ходе развиваемого плана Рабэнхерцу.