Реальность

Наде тут не нравится.  Здесь воняет алкоголем, мочой, никотином и блевотой.  Здесь люди могут в любой момент целоваться и обниматься между собой.  Они кричат во весь голос и их за это не ругают.  Разве настоящие люди так делают? Громкая музыка ударяет по ушам, а неоновые лампы режут глаза в относительной темноте.  Надя смотрела четко прямо - на бармена. Мужчина протирал стакан, слушая болтовню какого-то пьяницы. Вернее, он делал вид, что слушал.  «Наркодиллер» Надя не знает, что будет дальше. Но это неважно. Ведь она уйдет отсюда. Рано или поздно. А потом…все будет как раньше. Вся информация о побоях исчезнет, как и эти двое, что сейчас стоят по бокам.  Евгений решительно направился к барной стойке. Его шаги были твердыми. Спина же, что неудивительно, сгорблена. Громов был высоким и даже очень, хотя сама Надя ростом сто семьдесят три. Но что ещё удивительней, так это то, что женщина, стоящая сбоку от Горьковской, была выше Жени.  Надя уже было двинулась за фокусником, как Вильгельмина резко перехватила её за локоть.  Погоди, куколка, дай мальчикам поболтать, - прокричала Мина сквозь шум.  «Куколка?», - подумала Надя, после чего сразу добавила. - «Она настолько ебанутая?»  Вильгельмина повела девушку через толпу. Попутно первую кто-то несколько раз окликал, на что та не реагировала. Они с Миной сели куда-то в угол на мягкий диван с круглым липким столиком. С этого места открывался вид и на большую часть толпы, и на бар.  Женя подошел к бармену и начал о чем-то говорить. Надя начала думать, о чем они беседуют, как Вильгельмина дала о себе знать. Она начала снимать свитер - было душно. Надя успела только опешить, как обнаружила, что у Мины под свитером была черная майка.  Женщина закинула длинные ноги за стол, достала мятую пачку сигарет из кармана штанов и каталась включить зажигалку.  Бирюзовые и пурпурные лампы, которые обвесили весь потолок, падали и стекали по Мине. Горьковская только сейчас заметила, что этот человек не такой уж и хрупкий. У Мины были накаченные руки, а значит, и живот тоже. Ее ноги были очень длинными и, что-то Наде подсказывало, они были тоже не спичечные.  — Кем ты работаешь? - Спросила Горьковская.  Она знала, что та работает в цирке с Женей, но не сильно знала, какие профессии там есть.  — Воздушным акробатом, - она закинула голову и пустила кольца дыма. - Иногда по канату ещё хожу, иногда помогаю жонглерам.  — И ты…ты же постоянно под чем-то. Как ты работаешь? - Вопрос вырвался прежде, чем Надя успела его обдумать.  Вильгельмина медленно повернула голову к девушке и уставилась на неё темными, глубокими глазами.  — Я никогда не пью ни перед, ни на выступлениях или тренировками. Никотин позволяет унять дрожь в пальцах и ногах, но рассудок особо не трогает, - она проговорила это очень медленно, растягивая паузы.  Когда фоновый шум стал почти тишиной в голове, а не мигающий взгляд Мины вызывал мурашки, на стол звонко опустилось два стакана с прозрачной жидкостью.  Женя опустился на стул перед девушками. Сам он был без напитка.  Вильгельмина быстро вылила содержимое внутрь и откинулась на спинку стула.  Надя недоверчиво посмотрела на свою порцию и сморщилась.  — Лучше выпей, - подал голос Женя.  — С чего бы? — Перестанешь чувствовать боль.  Девушка замерла.  Она никогда не была ни в таких местах, ни в таких ситуациях. Образ социума собран только с текстов учебников и рассказов учителей или родителей. Она помнит строгое «не бери конфетку у незнакомца». Но когда этот незнакомец протягивает тебе конфетку, а потом говорит «перестанешь чувствовать боль»…что же делать? Никто ее такому не учил. Но эта фраза… Надя схватила стакан и разом сделала два глотка.  — Вау, куколка, — присвистнула рядом Мина. — А ты полна чудес.  Но Надя уже её не слышала. Она не слышала ни Вильгельмину, ни Женю, ни фоновый шум людей. Остался лишь стук сердца. От каждого поворота головой мозг будто наливался свинцом.  Внезапно её кто-то схватил за локоть и повел куда-то в сторону, но ноги балерину не слушались тоже, от чего та упала. От сколько огромного количества движений её резко замутило, а через мгновение и вовсе вырвало.  Тогда кто-то её и вовсе взял на руки.  Прошла, кажется, целься вечность во тьме, когда на Надю вылили стакан ледяной воды.  — Блять! — Оценила она свое положение.  — Именно. — Согласился рядом стоящий Женя.  Здесь было намного тише, хотя все также воняло. Стены обложены белой плиткой, а сама девушка сидела в углу помещения, пока парень наливал воду из раковины в стакан.  — Где мы, ебать тебя за ногу, — не выдержала Надя.  — Меня за ногу не надо…не надо, — усмехнулся Женя. — А насчет места…тебе кабинки с унитазами ничего не говорят? Они были в туалете. Теперь о казалось ясным как день. Но почему он такой пустой.  — Я думала, в подобных местах в туалетах эти свиньи ебутся, раз не хватило места в зале, — сморщилась Надя.  — Свиньи? — Снова усмехнулся Громов.  Он поставил стакан рядом с Горьковской и сел на корточки, глубоко заглядывая в её зеленые глаза.  — Кому, кому, а уж точно не тебе судить о том, кто есть человек, а кто — свин.  Сердце Нади пропустило удар. Женя нахмурился.  — Ты минуту назад была бледной, как смерть, а теперь покраснела. Сильно плохо? Девушка молча отвела взгляд.  Конечно же она не скажет, что ей плохо.  Голова раскалывалась, а в глазах время от времени летали черные точки.  — Что произошло? — Подала она голос.  — Ландыш подсыпал тебе соль.  Секунда. Ровно секунду в комнате была звенящая тишина. А потом крик.  — Чего блять?! Ей пизда от родителей.  Громов выглядел…виноватым? Он растеряно отвел взгляд и почесал затылок.  — Пока вы разговаривали с Миной, я просил Ландыша…— Надя недоуменно на него посмотрела. — Бармена. Ну…бармена того зовут Ландыш…кароче я его хотел уболтать, чтобы Мина с тобой быстренько потрещала и мы свалили без оплаты, но он тебе то ли какую-то слабую соль сыпанул, то ли сильное снотворное, но тебе бы лучше проблеваться сейчас.  С каждым словом ярость в Горьковской нарастала все больше. Премьера не скоро, так что родители сегодня дома не не ждут. Хвала небесам, что сегодня и завтра у неё самостоятельные репетиции и тренировки, а не под присмотром отца.  Балерина была уверена, что с прибытием сегодня домой она больше не встретит ни фокусника, ни акробатку*, но сомневаться она больше не хочет. Поэтому предложила следующее.  — Мы заключим сделку.  То ли от слишком твердого тона, то ли от отсутствия вопросительной интонации, но парень как-то слишком резко взглянул на неё.  — Ты…— Голова закружилась, так что она на мгновение замолчала, зажмурилась, потом втянула воздух через зубы и продолжила. — Ты больше никогда не причинишь мне…физическую боль. Надя уточнила. Именно физическую боль. Потому что моральная боль больше не тревожит её. По крайней мере она так думает.  Девушка решила, что сейчас Женя спросит, почему именно физическая. А на его часть сделки ей было плевать. «Его часть сделки точно не окажется чем-то…» — Начала было она думать, но не закончила.  — Тогда ты больше никогда не соврешь, что тебе плохо.  «Блять».  Они ещё время смотрели друг на друга, пока Надя наконец не взяла дрожащей рукой стакан воды.  «Сукин сын» — Подытожила она.  Ненависть сгущалась в крови и теперь ей стало жарко.  — С чего я вообще должна договариваться с каким-то бомжом… Балерина только после сказанного поняла, что прошептала это вслух.  Громов испепелял ее пустым взглядом, но Горьковская была уверена, что тот сейчас в гневе. Парень встал и протянул руку девушке.  «Какой джентельмен. Аж тошно. Все это притворство…», — подумала Надя.  Когда они уже собирались выйти, девушка прервала давящую тишину.  — Напомни, тебя как зовут? — Евгений Громов. Просто Женя.  *** Женя пылал ненавистью.  Бомж.  Он слышал такое в свою сторону не раз и даже что похуже, но услышать это от человека, занимающегося таким искусным делом, и которому ты помог…всё-таки он был прав. Богатые люди все гнилые и ни на что не способны.  Громов прошел к бару, не смотря, не отстает ли Надя.  — Да ла-а-адно тебе, цветочек, не злись. — Лукаво пропела Вильгельмина.  — Какая же ты сука, Ро, — закипал от гнева Ландыш.  — Ой-ой, а что это мы по фамилии общаемся. Мы с тобой знакомы же не первый год. — Мы уходим, — возник Женя.  — Ну уж нихуя, заплат… Голос Ландыша внезапно стих. Жене было плевать, но Мина резко остановилась и схватила друга за плечо. Тот обернулся.  На грязном полу лежал бармен. Из его носа шла кровь. Он смотрел невидимым взглядом на окровавленную ладонь и не двигался. Над мужчиной стояла Надежда. С идеально прямой осанкой и выражением лица абсолютной ярости.  — Наша куколка прямо бомба. Даже не замедленного действия. Скорее наоборот. — Вставила Вильгельмина.  Женя окликнул Горьковскую и кивнул в сторону выхода. Чудо было в том, что полчаса назад девушка была без сознания, а сейчас она спокойно ходит и ещё дерется. На улице фокусника осенило. Он же теперь может спросить.  — Ты чего встал? — Где-то проговорила Мина, но теперь парень смотрел только на Надю.  — Как ты себя чувствуешь? — Звучало бы очень мило, если бы не его холодный тон.  Балерина сжала кулаки и почти выжигала взглядом фокусника.  — Ужасно.  Кратко, но этого хватало.  Через пару часов Надя уже ехала на такси к себе домой, а Женя с Вильгельминой поднимались домой к парню.  — Как будешь перед матерью объясняться, что так поздно пришел? Женя позвонил в дверной звонок.  Никто не ответил.  — Скажу правду, — сразу ответил Громов.  Он позвонил ещё раз.  Никто.  — Молодец, — подытожила Мина.  Ещё раз.  Нет ответа.  — Спит скорее всего, — предположила женщина. — Я могу через окно залезть, я видела, что оно открыто. А через квартиру тебе открою.  — Ну давай, — пожал плечами парень. Вариантов у него было немного.  Вильгельмина съехала по перилам вниз и поспешила ко двору.  Спустя двадцать минут раздался щелчок.  — Наконец-то…— Начал было Женя, но подруга схватила на за плечи.  Она была ростом выше парня, поэтому пригнулась и глубоко заглянула тому в глаза. Парень ни на шутку испугался. Слишком серьезная.  — Пообещай не бросаться к ней, ее должны будут осмотреть, — медленно проговорила акробатка.  Женя непонимающе и медленно кивнул. Только сейчас он почувствовал какой-то странный запах. Мина отошла. Свет был включен.  Ему хватило пару шагов, чтобы замереть, как вкопанный. Холодный пот мигом покрыл худощавое тело.  В гостиной лежала Лариса.  В луже крови.  Она мертва.