Русская сирень

12.06.1922 год. Г. Париж, Франция.       Ранее утро. Дождик моросил по крышам. Даже погода была против этого дня. Витя проснулся рано утром. В груди застряло плохое предчувствие. Витя живёт во Франции уже 4 года. Ему сейчас 16. Волосы давно уже потеряли тот насыщенный синий оттенок, сейчас они остались просто светло-голубыми. За всю жизнь здесь, Витя уже забыл русский, полностью думая на французском. Жизнь стала лучше. События ушли в воспоминания и появлялись лишь в изредких кошмарах. Витя нахмурился брови. Он потянулся на кровати и встал с неё. Умывшись и одевшись, Воскресенский решил сегодня никуда не идти. Ошибка. Витя в самом деле не знал, чем ему заняться. Наведя генеральную уборку в доме, Витя лежал, уставший, на полу, думая чем бы теперь заняться. Сердце в груди забилось быстрее. Что не так? Витя осмотрелся. Вновь то чувство паранойи, как когда-то давно. Хотелось убежать. Чувство звериного страха давило на грудь. Витя встал с пола, опасаясь каждого угла, он вошёл в комнату, подходя к шкафу, чтобы достать одежду для стирки. Витя услышал, как резко ударили дверь. Кажись её выломили. Воскресенский быстро залез в шкаф, прячась среди вещей. Иван прошёл по коридору. Если это сволочь Ярцева ему наврала. То в принципе уже ничего. Хмуря брови СССР осмотрел всё. Как же сложно было выпросить пропуск у Франции. Где этот мелкий чёрт? Резко открывая каждую дверь в новую комнату, СССР внимательно всё рассматривал. По щекам Вити текли слёзы. В мозгу крутилась лишь одна мысль: «Что делать?» Гостиная, ванная… — Виктор, где же ты?! — крикнул Иван, он точно знал, что брат здесь. Витя глотал слезы, быстро думая, что делать. На ум ничего не приходило. Отчаяние — такое глубокое слово. Вы когда-нибудь чувствовали его в полной мере? Витя чувствовал отчаяние, безысходность и страх. Что вообще можно было сделать в таком случае? Послышлася скрип двери… Двери комнаты Вити. Иван зашёл в комнату, оглядывая её. Кровать здесь не была заправлена, Виктор ещё здесь. Взгляд упал на шкаф. Хихикнув, Иван подошёл к шкафу, стучась в него. — Виктор, я знаю ты здесь. — возвращаясь к прикроватной тумбочке и смотря на документы, оставленные там. — Или лучше сказать Иоанн? Какое ироничное ты выбрал имя, братец. — говорил он, играя роль злодея, резко открыв дверь, видя зажавшегося в комок брата. — Тебе уже 16. Чего ты ревешь как баба? — хмыкнул СССР, рывком вытягивая Витю из шкафа. Воскресенский резко ударил брата рукой, прям до крови. Иван схватился за нос, а Витя, натягивая слетевшую кофту, бежал по коридору. Поворот на лестницу. К голове приставили пистолет. — Так ты и есть тот самый Виктор? — хмыкнул девушка. Сзади, заламывая руки, Витю схватил Иван. Из его носа всё ещё текла кровь. — Отпусти пистолет, КПСС. — приказал он девушке. Витя с обреченным страхом смотрел на КПСС. Девушка убрала пистолет и чуть отошла от них. — Наконец-то он найден. Столько лет на него ушло. — со вздохом говорила она. Иван резко толкнул Витю к выходу, дергая его за волосы. — Что с волосами? — хмуро спросил он, сильно их отдергивая назад. — Состричь. — приказал он Надежде. Девушка, хмыкнув, пошла искать ножницы. — Не трогай меня! — русский теперь был так непривычен. Он же правильно говорил? Витя пнул СССР в ногу, но, кажись, тому было всё равно. СССР лишь сильнее дёрнул Витю, разбивая ему лицо о дверной косяк и так несколько раз, пока от боли Витя не мог ничего сделать, даже нормально стоять. КПСС подошла из-за спины, обрубая волосы почти под корень. Они красно-голубыми струйками попадали на пол. Витя сейчас вообще ничего не замечал, он чувствовал лишь пулсирующую боль, давящую на виски. Из-под кофты Вити вылезла золотая цепочка, Иван натянул её на палец. — Ты всё ещё её носишь? — холодно спросил он, отпуская её. Она упала, шлепнувшись о грудь Воскресенского. — А вот браслет, который я тебе подарил почему-то нет. — хмыкнул он, ведя брата прочь из дома. Босыми ногами Витя ощущал весь холод и грязь дождливой улицы Парижа. Он не мог открыть глаза, кровь застилала их полностью, слипая ресницы. Они шли по улице. Людей рядом не было. Кто же будет ходить в дождливую погоду? Виктор через силу разлепил глаза, рвя ресницы напрочь. Вновь Аликсандрийский мост. Виктор резко выдернул свою руку из рук брата, дергая себя за золотую цепочку и резко кидая её в воду. — Ты что делаешь? — вновь заламывая руки Воскресенскому, злясь, спросил СССР. Виктор выдохнул. Попался. Конец. Напрочь. Приведя в какой-то дом, Виктора отмыли от крови. Ему заткнули рот тряпкой и связали руки и ноги. Виктору приподняли колени, связывая их с основным телом. Виревка сильно натирала кожу, оставляя красные полосы. Иван поднял брата на руки. Виктор не понимал, что будет. Он посмотрел на чемодан, к которому его поднесли. И Виктор понял, что они хотят сделать. Он резко стал дёргаться и сопротивляться. — Успокойся. — приказал Иван, ещё раз ударив брата в лицо. Чемодан был довольно большим. Виктора быстро затолкали внутрь чемодана и закрыли на молнию, но не полностью, чтобы оставался доступ к воздуху. Интересный вид транспортировки. Открыли Виктора только лишь в каком-то месте. Вновь не Россия. Воскресенский все ещё свзян, но сидел он на стуле. Слышалася чей-то голос. Говорили по-немецки. — Что за чёрт?! Это вообще нормально по твоему?! — знакомый Виктору голос. Воскресенского резко подняли за голову, заставляя посмотреть на себя. Иван. — Наша первая встреча за долгий промежуток прошла не очень. — начал Иван. — Привыкай. К слову, как ты, наверное, понял ты стал моей республикой. Теперь ты — РСФСР. И думаю ты понимаешь, что оставить свое имя ты не можешь, да? Теперь ты Михаил Рябинина. Вновь немецкая речь: «Николаус, успокойся, это вообще не твоё дело.» Виктор резко повернул голову. Веймарская Республика и Николаус Адлер… Что за? Виктор удивлённо смотрел на двух братьев-немцев. Он словил взгляд Николауса, тот бросив всё подбежал к Виктору, садясь перед ним на корточки. — Ты как? — спросил он. Из чудных фиолетовых глаз вновь потекли слезы. — Николаус. — тихо произнёс Иван, кладя руку на плечо возлюбленного, его тон резко изменился на нежный. Адлер отбросил руку Ивана от себя. — Ты вообще одекватный?! — прикрикнул он. — Что ты хочешь с ним сделать?! — резко вставая и тыкая зло в грудь русскому, спрашивал он. Веймарская Республика резко вмешался в диолог: -Николаус, тебя это вообще не должно касаться. Виктор посмотрел на них всех таким усталым взглядом. Он просто теперь хотел лечь спать и больше никогда не просыпаться. — Он моя республика, Николаус! — продолжил СССР, — Если ты забыл. К тому же он мой брат. Николаус закатил глаза. — Это вообще ничего не значит. — говорил он. — Дай мне его хотя-бы в порядок привести. — попросил он, смотря на младшего-русского. Смотрел Николаус без жалости, поскольку её не любил. — Делай с ним что хочешь, но он мне нужен за час до отъезда в Россию. — говорил Иван, разворачиваясь и уходя. Веймарская Республика устало вздохнул. — Николаус, зачем тебе это вообще? — спросил он, уходя в след за торговым партнёром. Клаус хмыкнул, переведя взгляд на Виктора, он спросил: — Ран много? Виктор отрицательно помотал головой. — Лишь лицо. — смог он тихо выдавить. Адлер кивнул. — Подожди немного, прошу. — сказал он, уходя от парня. Виктор безжизненно смотрел в пол. Мыслей не было. Вообще никаких. Лишь изредка появлялся вопрос: «В чём я ошибся?». Спокойная жизнь пропала также резко, как и появилась. Сил плакать уже не осталось. Остаётся лишь смириться, иного выходя в данной ситуации у Воскресенского нет. Виктор поднял голову, смотря на свет. Всё впустую. Просто выбросили в мусор. Николаус вернулся с аптечкой в руках, ещё раз обработав лицо Виктору. Также он с собой принёс ножницы, Адлер помог Воскресенскому чуть подправить причёску. — Извини, что почти ничем тебе не могу помочь. — говорил Клаус, чуть нагибаясь к уху русского, всё ещё продолжая работать ножницами. — Ты и так сделал всё что мог, Николаус, и я безмерно тебе в этом благодарен, правда. — шептал севшим голос Виктор, пытаясь улыбнуться. Клаус убрал ножницы, потрепав русского по голове. На часах 8 вечера. Сзади Адлера стоял его брат и СССР, нагнетая своим взглядом. — Извини. — ещё раз тихо произнёс Клаус, отходя от русского. Иван подошёл к РСФСР. Виктор со страхом в глазах сказал по-русски: — Я буду себя нормально вести, даже сбежать не попытаюсь, только не вновь в чемодан, прошу. Практически умолял он. Иван хмыкнул, дернув Виктора за верёвку у груди, связывающую руки. — Хорошо. — кивнул он, поднимая резким движением брата со стула. — Идём. — хмыкнул он, разрезая верёвки. Виктор последовал за братом, бросая последний взгляд на Николауса. РСФСР потерал руки на местах красных полос от веревок. Его крепко держали за руку. Виктор смотрел на спину брата. Иван был ниже Виктора. — И так, Михаил… — начал СССР, Виктору приходилось привыкать. — Насчет обучения в Мюррене (все страны должны его проходить там) в свидетельстве о рождении написано, что ты Михаил Рябинин родился в 1917 году, посему пойдешь учиться вместе с другой моей республикой в 1929 году. — говорил СССР. Виктор хмыкнул, ему тогда будет 19. «Мне кажется, я не сойду за 12 летнего.» — подумал Виктор. — Надеюсь, что ты выше не выростишь. — усмехнулся он. — Насчет возраста, не беспокойся мы сделаем всё, чтобы ты казался на несколько годков младше. Виктор смотрел на русые волосы брата и вообще не думал об учёбе. — Ну, а пока, Михаил, твоя дорога лежит в Архангельск на каторгу. — сказал он. — Туда тебя сопроводит моя партия КПСС. — произнес СССР. Они вышли на улицу и подошли к автомобилю. — Садись. — приказал СССР. — К слову, заметил, что с Николаусом вы довольно близки. Вы ранее виделись? Виктор кивинул, стоя у открытой двери автомобиля марки БМВ. — Хмм. Ясно. Ну ничего, вы больше не увидетесь. — сказал он, в голосе слышалась ревность. СССР толкнул Виктора в машину, захлопывая за ним дверь. Виктор уселся на месте, понимая лишь одно; от прошлого не убежишь.