3. Вне зоны комфорта.
«Я тобой разочарована.»
Сжатый кулак с силой впечатался в грушу снова.«Его вызвал Ходж. И Самаэль уже догадывался, для чего — для этого ни к чему обладать предвидением или чем-то подобным. Этот запертый в Институте Сумеречный Охотник вызывал обычно лишь с одной целью: передать волю Конклава. Как итог… Лайтвуд стоял навытяжку перед ним.
Короткий взгляд на окно. Там за стеклом бесновалась непогода — свинцовые тучи затянули небосвод буквально с самого утра таким плотным полотном, что вряд ли это все рассеется хотя бы на следующий день.
Ходж, к слову, даже не взглянул на юношу. Он смотрел в окно и выглядел крайне задумчивым, даже печальным. Если подумать, его можно было понять. Ведь мужчина оказался практически заперт в стенах института. Чем-то похоже на Самаэля… юноша покидал эти древние стены только в том случае, когда у него было задание — то есть, на короткий отрезок времени. Не будь этого, возможно, он смотрел бы в окно таким же взглядом, мечтая хотя бы раз перешагнуть через порог.
Лайтвуд негромко кашлянул, объявляя тем самым о своём приходе, привлекая к себе внимание.
Мужчина обернулся, резко выдернутый из плена собственных мыслей. Надо сказать, взял себя в руки довольно быстро.
— Круг проявляет активность, — заговорил наконец Ходж, прочистив горло. — Это заставляет Конклав беспокоиться.
Подобное новостью не стало.
А что? Это как раз Самаэль понимал. И не только он. В конце концов, Круг был чернеющей, гноящейся и смердящей язвой в истории Сумеречных Охотников. Собственно, именно юноша и принёс весть о резко повысившейся активности Круга, когда вернулся с задания — его посылали в один из кланов вампиров, где он должен был прикинуться одним из своих с целью собрать информацию. Ему всегда поручали это… «работа под прикрытием», «повышенный риск»… Лайтвуд один из немногих, кто мог с этим справиться, учитывая его… особенности.
— Что от меня требуется?
Сразу к делу. А все от того, что Самаэль не умел иначе, не терпел все эти словесные кружева и лишние расшаркивания. Напрямую… лучше, проще, понятнее.
— Вот это мне в тебе и нравится, — одобрительная усмешка. — В городе были двое из Круга, — перешёл к сути Ходж. — Конклав отправил за ним двоих Охотников. Но те были обнаружены и устранены, — продолжил он. — Поэтому было решено отправить за ними тебя. В Конклаве считают, что ты один из тех немногих, кто в состоянии справиться с задачей, а конкретнее… с незаметной слежкой, — посмотрел внимательно, давяще. — Без обнаружения, в лишние контакты не вступать. Впрочем, ты и сам все знаешь, верно? В конце концов, это не первое твоё «родео»…
И Самаэль знал. Действительно знал, что от него требовалось и что нужно делать, без дополнительных пояснений.
В голове промелькнула мысль о том, что матери это не понравится. Ей никогда не нравилось, что Самаэль в чем-то превосходил Алека, в чем-то был лучше, ведь в ее глазах он никогда не будет достаточно хорош.
Руки сжались в кулаки, почти тут же разжимаясь.
— Когда приступать? — только и спросил юноша.»
Серия быстрых ударов.«Я тобой разочарована.»
Один кулак сменял собою другой в давно отточенной бесконечными тренировками очередности.«Самаэль должен был отказаться, уступив в пользу брата. Но… Он согласился. Именно это и разочаровывало ее невообразимо больше всего остального. А должен был уступить. Должен был.
Вот только…
Александру Лайтвуду никогда бы не поручили бы подобное. Несмотря на отличный табель успеваемости Самаэля в свое время, талант, успехи на тренировках и прочее — всего этого всегда было слишком мало, недостаточно… не только для матери, но и для Конклава. Алек всегда был лучше, а ещё… ценнее. Именно он был гордостью, примером для подражания, а Самаэль, несмотря на старание и идеальность, оставался такой же язвой, какой был и Круг.
Нет, Александру никогда бы не поручили это задание. Ведь его потеря была бы невосполнимой. А Самаэль? Что ж… Прекрасно, если он выполнит задание, но никто не будет против, если тот сгинет при исполнении — на одну гноящуюся язву меньше. Разве не замечательно?»
Хотелось закричать!«Чужой локоть вжимался в шею Лайтвуда. Ошибка, просчёт… иначе не назвать. Нельзя было отвлекаться, сбавлять бдительность.
Тошно. Было именно тошно. Ведь это лишь его ошибка, ничья больше. План был выверен, возможные погрешности учтены, но, видимо, не все можно просчитать. Хотя… дело вовсе не в расчётах. Самаэль просто отвлёкся. Отвлёкся, когда не следовало. Закономерные последствия же не заставили себя долго ждать, настигнув стремительно и со всей своей беспощадностью.»
Злость, смятение, раздражение, осознание собственных глупых ошибок, чертов запах сандала… все это рождало бушующее и неконтролируемое пламя, что буквально выжигало его изнутри, и не хватило бы всего этого треклятого дождя, что шёл снаружи уже который день, чтобы затушить его. Угольки злости и горечь отчаяния всегда были в нем, но сейчас Самаэль именно горел.«— Членам Круга в моем клубе не рады.
Его голос прозвучал слишком близко, тут же делая его центром внимания. Казалось, даже чужой локоть в шею Самаэля вжимался уже не так сильно.»
Впервые аромат сандала раздражающе приятно защекотал чувствительные рецепторы еще в тот момент. Просто юноша не обратил внимание, не придал значения. Зря… Магнус Бейн появился тогда слишком неожиданно, непрошено. Конечно, Лайтвуд знал его. Не мог не знать. Так или иначе, но о нем было известно большинству Охотников — как никак, Верховный Маг Бруклина, умеющий концентрировать внимание окружающих на себе. Даже на фоне весьма колоритных гостей собственного клуба, которые были в достаточной мере эпатажными, причем каждый на свой лад, он выделялся. Шумный и резкий выдох. Самаэль буквально с силой, с чудовищным нажимом вытолкнул воздух из своих легкий, продолжая наносить удар за ударом.«— Маг, не волнуйся. Это уже давно забытая история…
— Серьезно? — Губы Магнуса растянулись в усмешке, которая не предвещала ничего хорошего. — Я и глазом не успел моргнуть. — Усмешка Магнуса стала шире, какой-то хищной, почти оскал.
Но Самаэль не смотрел на изгиб губ. Несмотря на то, что чужой локоть давил на шею, сковывая дыхание, юноша словно перестал обращать на это внимание, сконцентрировав его на глазах мага, почему-то будучи не в силах отвести взгляд. Пожалуй, Лайтвуд не отдавал себе отчёта, не позволял себе толком обдумать, зацепиться за то, куда именно направлено его внимание, на ком сконцентрировано — все будто бы происходило, минуя разум. Юноша просто смотрел. В этих совершенно нечеловеческих горящих жидким золотом глазах с по-кошачьи вытянутым зрачком словно бесновались прошедшие столетия войн, мятежей и мирного времени. Нет, маг был не старый. Он был древний. И глаза были словно выжжены огнём прожитой жизни и… сотней, тысячей захваченных жизней.
Это… завораживало.
Самаэлю казалось, что в его глотке резко пересохло. Нестерпимо захотелось пить. Даже сглотнул, силясь прогнать это не самое приятное ощущение — смочить рот, дёсны, язык, лишь бы не было этого внезапного, странного и совершенно необъяснимого иссушающего жара, из-за чего те ощущались, как наждачка. Кадык под кожей судорожно дернулся.
И ведь где-то внутри понимал, что надо бы отвести взгляд, ведь была более насущная проблема… например, рука на шее, а ещё острое понимание того, что обратить на себя внимание владельца клуба — меньшее, что ему нужно. Но Самаэль не мог, не получалось.»
Эти глаза… Юноша не понимал свою реакцию на них. Конкретно в ту ночь все толком осознать, обдумать не получалось. Но даже сейчас, когда просто прокручивал произошедшее в голове, картинка не тускнела, а все внимание будто бы концентрировалось на глазах мужчины, на метке мага. И от осознания этого, Самаэль начинал впадать в совершенно иррациональную панику, словно его с чудовищной скоростью затягивало в чудовищной силы водоворот. Мурашки разбегались по телу, распространяя жару и холод в совершенно разных плоскостях, заставляя внутри что-то незнакомо подрагивать, почти трепетать. Это странно. Недостойно. Неправильно.«Твое поведение не достойно рода Лайтвудов.»
Ещё удар. Один, второй, третий… Без пауз. Без перерывов.«Мгновение.
Быстрое и резкое движение руки вверх почти неуловимо. С двух вытянутых и соединенных пальцев, указательного и среднего, срывается сизая дымка. И стоило этому только произойти, как тот, кто удерживал Самаэля запрокидывает голову. Его рот приоткрыт в отчаянной попытке сделать хотя бы один вдох, кадык судорожно дергается, пока сам мужчина поднимается над полом, будучи не в силах противостоять магии Бейна — в шею юноши больше не вжимается локоть, дышится легче, свободнее. А маг лишь с той же самой усмешкой смотрит на второго из Круга, разводя пальцы в массивных перстнях в стороны, от чего зависший в паре сантиметров от пола стонет, его лицо исказилось от боли. Казалось, Магнус и вовсе забыл о Лайтвуде, ведь его взгляд так ни разу за все это время на нем не остановился… можно сбежать. Вот только Охотник все равно чувствовал, что его видели, заметили.
— Переживали и худшее, — прохрипел в удушающей хватке чужой магии мужчина.
— И причиняли тоже, — парировал Магнус. — Вон.»
Самаэль не просил этой помощи. Ему она была не нужна. Привык справляться сам. И справился бы. Ведь он Лайтвуд. А быть Лайтвудом… это все равно что быть королевской крови. Родители с детства учили не полагаться на других, со всеми трудностями и проблемами справляться своими силами и только. И если не справляется сам, значит… юноша был слаб. Зловоние слабости и бессилия было недопустимо. И Самаэль не терпел слабость, особенно свою собственную. Она затягивала, уничтожала. Юноша до сих пор помнил, как тонкий прут рассекал его кожу, пуская кровь, когда ошибся, когда впервые не справился, не оправдал ожидания, не выдержал вес собственной фамилии, что шла сразу после имени. После каждой своей ошибки он всегда оказывался на коленях, встречая последствия, что режущими плоть ударами хлестко и с силой обрушивались на его обнаженную спину. А потом была густая, невероятно плотная и концентрированная тьма, что подступала со всех сторон — его запирали в холодном и промозглом подвале, чтобы все обдумать, чтобы не повторить совершенных ошибок. Но…«Твоё поведение не достойно рода Лайтвудов.»
Снова ошибся. Снова не справился. Снова не смог. А время все тянулось бесконечной запутанной кривой — если бы у Самаэля сейчас спросили: «Который час?»… он бы не ответил, ибо не считал, не следил, слишком глубоко ушел в себя, заплутав в собственных мыслях, воспоминаниях, разбирая на мелкие частицы свои ошибки. Удар следовал за ударом. Кожа блестела от пота. Учащенный пульс, смешанный с размеренным дыханием набатом, звучал где-то в ушах, оглушая, отрезая от всех остальных звуки, погружая юношу словно в свой собственный вакуум. Руки и колени уже едва ощутимо ломило от нагрузки. Но Самаэль все продолжал беспощадно избивать грушу точными и техничными ударами, пуская в ход то руки, то ноги, то колени. На износ. До изнеможения. Пока ноги не перестанут держать.«Взгляд горящих жидким золотом глаз заставляет замереть, буквально пригвождает к месту. Юноша буквально оцепенел. Спина выпрямилась так, словно позвоночник залили цементом от основания и до самого конца — потребовалась секунда, чтобы тот внутри затвердел так, что и шага сделать больше не получалось.
— Я Магнус, — на его губах больше не было той угрожающей усмешки… нет, усмешка была, но сменила тона, на более… «благожелательные». — Вряд ли мы были представлены друг другу.
Лайтвуд не хотел называть свое имя. Его гордость, как одного из лучших среди молодых Охотников, была задета. К тому же, не считал, что ему следовало общаться с магом, за которым тянулся шлейф из дурной славы. Однако… существовали социальные ритуалы. При знакомстве «не врагов» если тебе называют имя, ты должен назвать свое. Все просто. Так правильно.
— Самаэль, — рублено, чуть жестковато в своем звучании.»
Этого не должно было случиться. В голове голосом Ходжа прозвучало: «Без обнаружения, в лишние контакты не вступать. Впрочем, ты и сам все знаешь, верно? В конце концов, это не первое твоё «родео»…». И он был прав. Это было не первое так называемое «родео». Самаэль знал правила и всегда неукоснительно им следовал. Но именно в ту ночь совершил ошибку новичка. Позволил себе отвлечься, ослабить бдительность. Одна ошибка потянула за собой другую, звеня тяжелыми звеньями цепи. Результат? Вступил в чертов «контакт»… и не с кем-нибудь, а с Верховным-мать-его-Магом. И, словно бы этого было мало, назвал ему своё имя «Самаэль». Уже сейчас юноша об этом жалел. Мог ничего не говорить или обойти коротким и обезличенным сокращением «Сэм». Но да… одна ошибка потянула за собой другую… Ничего не исправить, не выправить.«Магнус сделал еще шаг, оказываясь ближе, почти вплотную. Чуть горьковатый на вдохе мужской одеколон, нанес удар по обонятельным рецепторам Самаэля. Запах сигар, точнее, запах табака, крепкий, горчащий, дымный, но не так, словно рядом опрокинули пепельницу, он оказался на удивление приятным. А еще… еще был сандал — аромат теплого дерева, с едва уловимым оттенком мускуса, бархатистый, сухой, сладкий, виртуозно смешанный с чем-то терпким, алкогольным.
Самаэль так и замер, окутанный чужим ароматом, находясь будто бы в коконе, спиной чувствуя барную стойку — отступать было некуда.
Слишком близко!
— И к слову… — слитным движением подался вперед. — В следующий раз… — на грани слышимости. — …когда будешь брать коктейль «для видимости»… — чужое дыхание щекотало кожу, как если бы по ней провели самыми кончиком пера, обдавало жаром ушную раковину. — …сделай хотя бы пару глотков, Самаэль. Если не хочешь, конечно, привлечь внимание…»
Самаэль отчётливо помнил, как собственные кулаки разжались, а кончики пальцев подрагивали от звенящего внутри. Кажется, тогда успел даже по какой-то неясной, невнятной причине задержать дыхание, словно бы боясь лишний раз сделать вдох и пропустить в себе сладковато-дымный аромат сандала с горчащими нотами алкоголя. Вот только… этот аромат все равно проворным змеем смог проскользнуть внутрь, вгрызться в плоть, пропитать нутро, так что не избавиться, не вытравить, не перебить. А ведь Самаэль пытался. Но сандал все равно преследовал его, будто адская гончая, не отставая, не сбиваясь со следа, не оставляя ему и шанса. И завершением всему стал его побег. Позорный. Трусливый. Как заключительный выстрел. Решающий. Контрольный. Свидетельство его слабости.«Твоё поведение не достойно рода Лайтвудов.»
Не справился.«Я тобой разочарована.»
Последовательный ряд точных и резких ударов, пропитанных всем тем, что юноша испытывал, заставляли грушу дрожать, вместо болезненных стонов издавая негромкий звон — это все цепь, на которой она висела, будучи прикреплённой к выступающей деревянной балке под низким потолком. Самаэль не услышал, как едва слышно скрипнула дверь, ведущая в зал, как кто-то вошел. Не почувствовал, что больше здесь не один — слишком глубоко погрузился в себя, Прикосновение к плечу… ласковое, нежное, невесомое заставило вздрогнуть, рывком возвращая в реальность. Кулак последний раз врезался в грушу, заставив ту покачнуться, однако юноша обхватил ту ладонями, останавливая движение. — Иззи… — шепотом на выдохе. Он узнал ее, даже не взглянув. Она была самым близким и единственным таковым среди всех Лайтвудов — так сложилось, когда оба были еще детьми. — Сэмми… опять изводишь себя? Самаэль ничего не ответил. Лишь позволил отвести себя к скамье неподалёку, садясь. Сестра опустилась рядом с ним. Ее руки с совершенно не скрытой заботой стали аккуратно и даже осторожно, разматывать бинты, обнажая чуть покрасневшие костяшки пальцев. — На последнем задании что-то пошло не так? И ведь понимал, что Изабель и правда беспокоилась за него, волновалась. Но все равно… Своего рода «раны» были ещё слишком свежи. И девушка, сама того не зная, своими словами задела их, попадая точно в цель, в самую незащищённую, сочащуюся стыдом, раздражением и разочарованием, толком ещё ничем и никак незащищенную, сердцевину. Честно? Хотелось закричать: «Что-то? Что-то?! На последнем задании решительно все пошло не так! Не так! И это уже не изменить! Никак! Понимаешь?!». Но Самаэль сдержался. Незачем было кричать на Иззи — она подобного уж точно не заслужила. Да и… не виновата ни в чем. Это была ошибка лишь Самаэля. Злиться и кричать имел право лишь на себя. — Все в порядке, — скупо и коротко отозвался юноша. — Врать ты так и не научился, — отозвалась Изабель. — Или наивно думал, что я не пойму, почему ты мучаешь и себя, и грушу? — уголок ее губ дрогнул, но так и не сформировавшаяся толком усмешка не была зольной или издевательской, скорее, по-своему поддерживающей. — Хоть грушу бы пожалел. Она-то тебе, что сделала? Самаэль все же выдавил из себя вымученную и усталую, слабую улыбку. Не потому, что хотел улыбнуться. Ради сестры. Ей и так хватало своих проблем, проблем Джейса и Алека, этой странной девчонки «Клэри». Юноша не хотел к этому и без того внушительному списку добавлять ещё и собственные. Да и… Как-то не хотелось рассказывать о том, что напортачил — не было никакого желания и сил признаваться в этом вслух. Что он мог сказать? По собственной глупости отвлёкся, позволил себя обнаружить тем, за кем следил. Потом его спас Верховный Маг, чей запах преследовал его уже который день с маниакальной настойчивостью. Собственно, ещё и нарушил условие «не вступать ни с кем в контакт». «Вишенкой на торте» стало то, что выпил на задании, причём, много. И, помимо этих крупных ошибок, мелких погрешностей тоже хватало с лихвой. Словно он был каким-то новичком… Нет, все это лучше оставить при себе. Не из-за недоверия или чего-то подобного. Просто… стыдно, непростительно и совершенно недопустимо. — Если бы было что-то серьезное, я бы рассказал. Ты знаешь. Самаэль не любил лгать сестре. Практически никогда не делал этого. Но иногда просто не оставалось другого выхода. — Ну-ну… — все равно не поверила. Впрочем, расспросов дальше не последовало. Хотя Самаэль по глазам Изабель видел, что ей многое хотелось у него спросить, может, даже устроить самый настоящий допрос с пристрастием. Но она всегда хорошо чувствовала границы и порою даже уважала их, поэтому и сейчас не стала настаивать на «правде». Зато нашла новую тему. Ладонь Изабель легла на тонкую цепь, что плотным и неразрывным кольцом обхватывала запястье юноши. Не просто украшение. Родители долго искали этот артефакт, который был бы способен притупить истинную сущность Самаэля, которая входила в конфликт с ангельской кровью, текущей по венам. Нашли. Эту цепь, древнюю даже на вид, но невероятно прочную, юноша носил с детства, не снимая, сдерживая тем самым того монстра, что жил внутри. Вот только чем больше сдерживаешь, тем сильнее борьба — цепь постепенно ослабевала, что нельзя было не почувствовать. — Она тёплая… — самыми кончиками пальцев скользнула по звеньям. Это действительно так. Она вообще стала теплеть, хотя раньше оставалась безучастно холодной, несмотря ни на что. Со времени все менялось. Случалось и такое, что цепь обжигала, буквально жгла кожу, оставляя под собою алый след. По-хорошему, следовало рассказать отцу с матерью. Но Самаэль не стал этого делать, не хотел лишний раз напоминать, что он «неполноценный», «бракованный», «ненормальный». Они помнили это и без того. И это была ещё одна незаживающая рана, которую трогать не стоило. По крайней мере, не сейчас. Просто не готов был об этом говорить. Более важных и нерешенных проблем и без того было в достатке. Он пока так ещё и не отчитался перед Холдем о последнем задании, хотя должен был. — Скажи лучше, у вас как? — спросил юноша. На самом деле, ему и вовсе не была интересна эта возня с Клэри. Наоборот, пытался держаться от всего происходящего с ней — не нравилась ему эта странная «видящая» Примитивная, которая на поверку оказалась необученным нефелимом. Тем более, знал, точнее, был уверен, что со всеми проблемами, связанными с ней, разберутся и без него. А что? Джейс и Алек вполне справятся — одни из лучших в своём поколении, да и Изабель рядом и оказывает им поддержку. Самаэль во всем этом попросту лишний. Тогда… зачем спросил? Просто попытался перевести тему. Может, у него этого вышло не так легко и непринужденно, как всегда получалось у сестры — не силён в подобном. Но хоть как-то… Изабель шумно вздохнула. Ее плечи поникли. Она явно была недовольна неразговорчивостью брата, но пока не настаивала, давая ему необходимое время, что… к лучшему. Сестра поднялась на ноги, медленно, шаг за шагом подходя к груше. Юноша же остался сидеть на скамье, наблюдая. Она его знала слишком хорошо — это правда. Однако в обратную сторону это правило тоже работало. Например, сейчас Самаэль видел, что что-то не так. Изабель медлила, затягивая напряженное молчание, как обычно делала, когда подбирала слова с щепетильной аккуратностью. А значит, что бы там ни случилось, это не пустяк, а что-то серьёзное. — Помнишь… ты мне рассказывал про своё прошлое задание? — начала она. — Ну, да, — кивок. — Я несколько месяцев должен был пробыть в одном из вампирских кланов в северной части города, притворяясь своим… А что? — он подобрал полотенце, что лежало неподалёку, как-то задумчиво прокрутив его в руках. На память Самаэль вообще никогда не жаловался. А то задание так и вовсе помнил даже слишком хорошо — все же далеко не каждый раз выполола возможность пожить в вампирском, хотя впечатления приятными назвать сложно… у него вообще их не было, просто выполнял поставленную задачу, не приплетая эмоции и не ставя «детям ночи» какую-либо оценку. Но что более интересно… Почему вдруг Изабель вспомнила именно об этом? Задание было сложно назвать примечательным — не больно-то и отличалось от многих к других. К тому же, тогда не было никаких просчетов, ошибок — все прошло гладко. И, если честно, Самаэль совершенно не понимал, как вообще его прошлое задание могло быть связано с тем, как обстояли дела у Изабель, Алека, Джейса и этой Клэри. — Ближе к сути, Иззи, — сказал юноша, протирая полотенцем взмокшую шею. Сестра выдохнула, резко разворачиваясь к нему лицом, прижимаясь спиной к груше. — Нам нужна твоя помощь, — выдала она на одном дыхании после небольшой паузы. Такая простая фраза, а имела эффект разорвавшейся бомбы не меньше. Самаэль даже застыл, словно бы в попытке осмыслить прозвучавшее — что ни говори, а этого он ожидал услышать меньше всего. — «Нам»? — немного едко, даже почти ядовито, а ещё с явным сомнением. Юноша не верил этому «нам» от слова «совсем». Джейс попросит его помощи? Он этого не сделает даже если будет умирать с мыслью о том, что если не обратится к Самаэлю, вместе с ним сгинет и весь мир. Да, фраза «они не ладили с самого детства» отлично подходит, чтобы в мягкой форме описать все. Хотя Лайтвуд не особо любил такую формулировку. Почему? Они и не должны были ладить. Просто Охотники, пути которых когда-нибудь пересекутся по воле Конклава, хотели они того или нет. Но если начистоту, то юноша считал откровенным издевательством то, что лучшим из них считался тот, кто пренебрегал правилами и был столь заносчивым. Конечно, Джейс был не обделён многими талантами, но… не лучший, скорее, самонадеянный и в высшей степени самовлюблённый выскочка. Учитывая все это… да, он бы никогда не попросил бы помощи у Самаэля. Сестра что-то недоговаривала — это было слишком очевидно. Изабель предсказуемо закатила глаза. — Ты всегда будешь придираться к словам? — Люблю точность. Что в этом плохого? — отозвался Самаэль. — И ты так и не ответила… С ее стороны раздался вздох. — Ладно. Ладно. Слышишь? Ладно, — подняла руки вверх, словно бы сдаваясь. — Помощь нужна нам. Все так. Но считаю так только я. — Что и следовало ожидать… — фыркнул. — Ты знаешь Джейса… — Вот именно, Иззи. Я знаю Джейса. Пожалуй, даже лучше, чем хотел бы, — прозвучало несколько резковато. — И уверен, что я последний, кого он бы хотел видеть в своём «бравом отряде». — Но ты… — выделила она. — …нам нужен. Слишком мало сведений, чтобы проникнуть на их территорию, что находится под контролем Камиллы, времени на подготовку нет и… — Я был в другом клане, — оборвал ее Самаэль, так и не дав договорить. — Но ты бывал в том Отеле! Ты знаешь, где и что находится! Что ж… Это было правдой. Пару раз он там был. Даже запомнил расположение многих помещений. Наверное, у него бы даже получилось бы им помочь. Вот только были сомнения в том, что ему там будут рады. К тому же, эта вылазка вряд ли санкционирована Конклавом. Идти против него сейчас, учитывая его ошибки на последнем задании, вряд ли можно назвать чем-то разумным. Но с другой стороны… была Изабель. Самаэль был послушным сыном, не нарушал правил, делал все, что должен был. Но ради сестры… — И Джейс согласен? — Я возьму его на себя, — уверенно сказала она. — Что от меня требуется? Юноша сдался. Что ни происходило с ним, в каких бы обстоятельствах он ни оказывался, отказать сестре Самаэль не мог, чем бы все в итоге не обернулось.***
Самаэль не ошибся. Ни в чем. Вылазка не была санкционирована Конклавом, Джейс не был рад тому, что к ним присоединился еще один участник… причём, «не был рад» — мягко сказано. В принципе, юноша не жалел, что присоединился к ним — Изабель не оставил бы в любом случае. Но когда отправлялся с ними, уже тогда понимал, что что-то пойдёт не так и вроде бы продуманный план обязательно накроется медным тазом. Что ещё можно было ожидать от Джейса, который был знаком со словом «план» весьма условно? Вот именно, что ничего хорошего. Хотя… По началу все шло даже отлично. Точно по плану. Самаэль кратко объяснил, что и где находится, почти схематично расписал планировку здания. Распланировали путь каждого чуть ли не пошагово. Прибыли на место. Как и было решено заранее, разделились, чтобы быстрее отыскать того Примитивного, друга той самой Клэри, от которой, по скромному мнению братьев Лайтвуд и были все проблемы… поразительное и неожиданное единодушие. А дальше… дальше не по плану пошло решительно все. Хотя тут, наверное, вся соль была не только в плохо продуманном плане и неумении следовать ему. Юноша и сам совершил ошибку. В этот раз она не была столь глупой и постыдной, но все равно задевала — ещё и с прошлыми не разобрался. Честно? Самаэлю не нравилось это место. И не потому, что испытывал дискомфорт… как раз наоборот. Давящая на Примитивных, Охотников и других существ аура смерти, что источали «дети ночи» им не ощущалось. Смерть была для него чем-то родным, близким. Можно даже сказать, что от этого у юноши член становился твёрдым, как олицетворение зарождающегося возбуждения — мерзко. И это выводило из себя более всего, заставляло сжать зубы. Лайтвуд никогда не просил об этом, не хотел этого. Это не его чувства, не его ощущения… они принадлежали тому, что всегда жило внутри него — сдержанное, скованное, запертое, но живое… его личная монструозная тьма, постыдный грязный секрет, который принадлежал не только ему. И… он бы отдал многое, если не вообще все, чтобы не чувствовать то, что ощущал сейчас. Вот только над этим у него власти не было — оно текло по венам, было его сутью, от которой не сбежать и не скрыться. Самаэль шёл по темным коридорам, поудобнее перехватив ангельский клинок. Его шаги были практически бесшумными, осторожными. Все случилось именно тогда. Да, пожалуй, так. Самаэль увидел тень, мелькнувшую вдали коридора. Если так подумать, это могло быть игрой света или чем-то подобным — все же освещение тут не самое лучшее. Но юноша был уверен, что не ошибся. Там впереди кто-то был. Увереннее сжав клинок, он пошёл вперёд, за той тенью, готовый защититься, отразить удар и тут же нанести ответный. Лайтвуд дошёл до развилки, замирая. Короткий взгляд в право — коридор пуст. После, почти сразу, влево. Он уже был готов схлестнуться с противником. Но там… тоже никого. Лишь вдалеке вновь мелькнула темная тень. Юноша свернул в нужную сторону. Самаэль ещё некоторое время плутал по запутанным коридорам. Следовал за тенью. Но каждый раз, когда он был уверен, что ещё немного, ещё чуть-чуть и настигнет «неизвестного», тень перемещалась, неизменным маяком была где-то впереди. В какой-то момент Лайтвуд стал догадываться, что заметил тень не случайно. Ему позволили ее увидеть. Вели куда-то. Наверное, юноша должен был остановиться и не идти дальше. В конце концов, куда ещё могли вести, как ни в ловушку? Но тут вступило в игру его нелюбовь к некоторой незавершенности — любил доводить до конца то, за что брался. Плюс ко всему, было даже в какой-то мере интересно, что задумала эта «тень». И нет, конечно, Самаэль прекрасно понимал всю опрометчивость и глупость принятого решения, однако был уверен, что способен справиться с последствиями. К тому же, вампирам нужна была чаша. А значит… захватить Клэри для них важнее, чем другого Охотника, поэтому все внимание, скорее, будет приковано к ней. Еще один заложник? Что ж… один такой, значимый для этой рыжей, у них уже был — Лайтвуд для неё не значил ни черта. От того и искрил интерес. Ведь объективной причины вести куда-то его… не было. Так Самаэль и оказался в небольшой, но богато обставленной комнате, больше похожей на библиотеку. Из всего, что здесь было: два удлиненных кожаных дивана и стеллажи, заполненные самыми разными книгами, в потолок вдоль стен. В общем, библиотека, как она есть, разве что… более роскошная. — Dios… — какой-то даже усталый вздох. — Так вот, какой ты… — прозвучало за спиной совсем рядом. Самаэль развернулся, тотчас же рассекая со свистом воздух ангельским клинком. Никого не было. — Я искал встречи, — снова зазвучал тот голос. — Но не скажу, что рад ей. Самаэль снова обернулся на звук, теперь уже не делая замаха — противник был на значительном расстоянии, а именно… с удобством, закинув ногу на ногу, расположился на одном из диванов. Лайтвуд хоть и бывал в Отеле, но конкретно этого вампира видел впервые, поэтому не мог с уверенностью утверждать, что можно было от него ожидать. А так… как на первый взгляд, перед ним сидел ярко выраженный латинос — даже извечная вампирская бледность словно бы отсутствовала, вот только тонкий и узнаваемый сладковатый аромат смерти, льдистым холодом раздражающе приятно дразнящий рецепторы было сложно как-то заглушить. Карие пронзительные глаза, в глубине которых таилась легкая насмешка. Черные, как смоль, густые волосы, тщательно уложенные, зачёсаны назад. Высок. Достаточно широк в плечах. Статен. Нет, Самаэль его определенно не видел раньше, ни разу до этого момента. И вроде чрезмерно любопытным не был, но… Ожидаемость, статистика вероятностей — все это должно было оправдать сложившиеся определённой комбинацией обстоятельства. Вот только удушливые волны негодования от непонимания причин происходящего поднимались откуда-то из самого нутра. Голова никак не хотела работать, собирая из имеющихся кусочков пазла хоть какую-то картину. Дисциплинированный разум на вопросы: «Зачем его привели сюда? Зачем он понадобился? Кто этот вампир перед ним?», вместо хоть какого-то ответа лишь твердил о своеобразной ошибке в системе, ведь данных для тех же предположений критически не хватало. Самаэль не любил чего-то не знать. Конечно, он осознавал, что не знал ещё множество вещей, но то, что касалось его напрямую… об этом знать хотелось. Молчаливая пауза тем временем затягивалась. Лайтвуд не любил такие зыбкие от неизвестности и непродуманности ситуации, не любил импровизацию и действия, так сказать, «не-по-сценарию». Это не про него. Его зона комфорта — когда все рассчитано до миллиметра, когда есть уверенность, что все пойдёт по четкому и проработанному плану, когда предусмотрены все возможные недочёты, а для случайности просто не оставалось места. Сейчас же Самаэль был вне зоны комфорта. И это неприятно ощущение удобно расположилось на собственных крепких плечах, распласталась по всей их поверхности, не давая ни малейшего шанса себя скинуть. А еще… еще чувствовалось напряжение. И если тишина была эдаким пологом, своеобразным покрывалом, то постепенно и незаметно оно натягивалось — возможно, если прислушаться, то можно было услышать треск, ведь именно этот звук обычно издавала ткань, когда ее натягивали слишком сильно… и этот «треск» только набирал свою силу. — Какого черта? Что тебе от меня надо? — наконец, не выдержал Самаэль первым. — «Какого черта?», «Что тебе от меня надо?» — передразнил с налетом некоторой утомлённости и даже раздражения. — Ну, для начала неплохо… Репетировал у зеркала? — усмехнулся. — Знаешь, тебе надо бы поработать над ораторскими навыками. Пальцы сжали рукоять клинка крепче, до побелевших костяшек.