Окунись в забвение

Стоит ли судить о том, что сердце упало в ноги, и едва не рассыпалось вдребезги? — Ещё раз. Ты. Меня. Поняла? Как заведённая куколка ключиком, я машинально киваю. А страх все сильнее заполняет тело. — Замечательно. Лёгкий толчок в спину даёт тонкий намёк и призыв к действию. Выводит как козлика на верёвочке из оцепенения. Плетусь к своей парте. Мысленно проклиная весь этот день под звук запирающийся двери и тяжёлых шагов. И снова передо мной раскрытая тетрадь. Разлиновка медленно, но верно начинает расплываться. Мотаю головой, нужно, нужно привести себя в сознательное состояние, и сосредоточиться. На чём угодно, желательно, конечно, на теме непонятного урока. За спиной чувствуется незримое движение. Оно нагнало не то, чего я добивалась, но в порядок мысли мало-мальски привело. Балдимор опирается одной рукой о край стола, вглядываясь в сегодняшние мои записи. Самой бы в них разобраться, но по всей видимости, его всё устраивает. Секунда, другая плавно перетекает в минуту. В этой тишине, в голове раздаются только удары сердца. Он хмыкает, постукивая пальцами по деревянной столешнице. — И что тебе непонятно? Осекаюсь, едва не вывалив — абсолютно всё. Но данный ответ, увы, вообще никак не приемлем. Тогда зайдём с другой стороны, начнём скажем с… — Функции… Хвала небесам. Хоть куда-то сдвинулись… Балди вздыхает. — Если бы кто-то повторял материал и не плевал в потолок, может и тему повторять не пришлось. Кажется, это адресовано не мне. Так. Мысли вслух. Да и только. Но несмотря на это, он берёт ручку, немного отодвигает тетрадь. И я опять впечатлена его способностями. Всего пару раздумий и на листе появляется запись двух примеров. Как настолько быстро можно подогнать условия под ответ? Может это уже давно заученная задача за годы практики. Так или иначе, табун мурашек ощущается под слоями одежды. Он протягивает ручку в немом знаке: твоя очередь. Я бы и с радостью, только вот… кажется, я уже путаюсь. И попутно вывожу из себя преподавателя, хотя ещё даже толком не шевельнулась. Он раскрывает мою ладонь, вложив туда письменную принадлежность. — Давай попробуем решить до момента, когда ты начинаешь путаться. Совладая со своей дрожью, могу наконец хоть что-то делать. Меня обнадёжила спокойность в его словах. Не такая что ли… броская? Возможно. На грани ментального оргазма, уж воспринимаем как за истину: потому что всё слишком хорошо получалось. Пока одна из ладоней с длинными пальцами, не схватилась за край стола, крепко-накрепко сжимая его. Да блять! Я только-только села что-то делать, и ему опять не нравится. Ну конечно… я же нихера не делаю! Будто в ответ на свои мысли я получаю тираду. Совершенно идеальную тираду о своих ошибках. — Минус. Разделила неправильно. Какого черта ты не подставила значение под «f»? Жмурюсь на мгновение, когда он говорит. Да когда же закончится урок-то. В мыслях начинает расплываться голубая мечта о том, как я скоро уйду. Становится похуй на то, что делает этот придурок. Уж засадить его, способ, всегда найдётся. Резкий удар в районе щеки приводит в сознание. — Ты собираешься хоть что-то делать?! Почему ты не слушаешь, что я говорю! Тебе что, действительно нужно в голову вбивать эти знания?!— резкий шквал обрушился что на меня, что на моё подсознание. И пускай такие разные, но мы оба тряслись от ужаса. Быстро верчу ручку меж пальцев, стараясь успокоиться. С каждой секундой моего тупняка, я только сокращаю свои и без того жалкие шансы на то, чтобы не быть в очередной раз избитой. — Я это устрою… — ядовито шепчет он себе под нос, определённо не совладая с собой. Уже второй раз за день. Мне до неприличного везения очень везёт. Хотя до меня сразу доходит решение. И наконец упрёки в ошибках — это не пустые слова. Вот так, просто прикрикнуть на меня. Просто и безболезненно. Но можно ли сегодняшнее наказание назвать безболезненным? Поеживаюсь, вывожу ответ. Упираюсь в стул свободной рукой. Неосознанно сжимается ладонь, дабы не допустить медленной подкатывающей новой порции страха, и мандраж перед вердиктом учителя. Его, по всей видимости, более чем устраивает мой ответ. Многозначительно молчание сливается в медленное дыхание. Только сейчас обращаю внимание насколько он близко. Так что становится неприятно. Терплю, ожидая, пока меня отпустят. Учитель кивает, проходясь ладонью по моим кудрявым волосам. — Значит я понял, где конкретно у тебя пробелы. Хорошо… Эта блядская интонация добродушного человека начинает рвать душу изнутри на части. Да как он может грозиться устроить мне проблемы, а через секунду едва ли не хвалит меня ласковым тоном? Несмотря на моё внутреннее негодование, в его руках вновь ручка, а моя ладонь остаётся раскрытой и лежащей на столе. Снова в тетради примеры. Жмурюсь несколько раз. Та-ак… Вдох. На стол ложится ручка. Балди садится напротив за свой стол. По свойственной привычке склоняет голову набок. Будто щенок забавляется моим негодованием. С интересом наблюдая за бабочкой, которую вот-вот поймает в свои цепкие лапы. Выдох. На бумаге возникает уже знакомый алгоритм. Главное не ошибись. Прошу тебя. Не ошибись, блять… со стороны я бы и сама начала смеяться с себя. Только вот мне совсем не до смеха. Совершенно. Опять стопорюсь. Глазами ищу принцип решения в предыдущем задании. Ничего. Ничего не получается. А учитель лишь непринуждённо стреляет взглядом в мою тетрадь. Прикрывает глаза и также коротко и спокойно отвечает: — Опять минус… Да блядская мухобойка. Я так концентрировалась на вычислениях и их правильности, что снова ошиблась совершенно в другом месте. Но преподавателя не волнует эта оплошность. Он буквально закрывает на это глаза. Даёт шанс протянуть нить своей жизни как можно дольше. Насколько это возможно… Как можно быстрее исправляю ошибку. Отсчитываю свои шансы вновь. И тут… ну. По нулям будто. Момент, когда он перестал быть ко мне снисходительным, звук переломанного меж пальцев, одной руки, карандаша и резко распахнутых глаз. Громко на стол полетел этот несчастный карандаш. Каково это быть на его месте?.. Звонко в мою парту впечатывается ладонь. Зачем. Не хочу. Прошу, только не снова. — Ответь на простой вопрос. — раздаётся громогласный голос над ухом. Он снова вгоняет в страх. Почему я? — Тебе не хватило прошлого опыта? Запястье правой руки резко сжимают, словно в тисках. Кожу саднит от твёрдости хватки. Она и не думает оставаться в одном спекторе боли. Тот медленно растёт. Сводя меня с ума. Как же я ошибаюсь… Голос учителя становится самой худшей пыткой в этом классе. Чего только не слышали стены этого кабинета. Порой мне кажется — всё. Но именно убийственный шёпот Балдимора, штука куда пугающей, чем грядущие перемены в жизни с минуты на минуту. — Думаешь, так просто можешь ничего не делать. И маяться хуйнёй? Думаешь, что сможешь провести меня? Дорогуша, искренне тебе не завидую, ты жутко выводишь меня. Заточенные, словно у кошки, ногти впитываются в кожу. Оставляют болезненные следы и я морщусь. Почему он позволяет себе трогать кого-то? — Вставай. — преподаватель тянет меня вверх за рукав. Так тихо и необычно слышать эту интонацию вновь. Я боюсь шелохнуться. Сижу без движения, пока он не наклоняется ниже, к моему лицу. —Встала.— его дыхание опаляет щеку. Заставляет неосознанно сжаться. Голос перебивается на хриплый и твёрдый. И не желая испытывать дальнейшее терпение Балди, на ватных ногах послушно поднимаюсь. Ножки стула с неприятным звуком скользят по полу, когда я выпрямляюсь. — Отлично. Я слышу его шёпот под нос, а вскоре учитель грубо за воротник разворачивает и притягивает меня к себе спиной. Крупная ладонь оплетается вокруг шеи. Не сдавливая, просто оплетается, но уже больно. Мне дурно. Дурно от того, что как бы мои чувства не распылялись. Моя ненависть, мой протест и агрессия. А единственная вещь, которая рушит мой пыл мгновенно — математик. Каждый грёбаный раз, когда пытаясь противиться и не поддаваться, я всё ниже и быстрее оказываюсь у его ног. Все быстрее меня попускают, измываются и мучают. И почему-то моё подсознание уверенно твердит. Это только начало… Он виноват во всём. — Определение алгебраичной функции. Рассказывай. Я влипла. Просто по полной. Не помню ничего из этой темы. Да какой там алгоритм, я даже определения не знаю. Понимаю, что выбора особо нет, ладонь и пальцы у моего бешеного пульса то подтверждают. — Ну? — Извините… Я... Кхм… Я… Не знаю. Едва вываливается признание, я чуть не задохнулась от удушающей хватки. Открываю рот, пытаюсь поймать хоть глоток воздуха. Но всё бесполезно. Я как выброшенная на берег волнами рыбка. Дёргаю ногами, пробую оттащить руку от горла. Впиваясь пальцами в кожу. Но ничего не изменяется. Сбитое до нéльзя дыхание преподавателя мешает сосредоточиться. В глазах постепенно темнеет и острой болью пронзает легкие, горло. Кровь пульсирует в висках, отстукивая чёткий интервал. Наконец Балдимор расслабляет руку и грубо толкает меня в сторону парты. Кашель перебивается жадным глотанием воздуха. Ничего перед собой не получается увидеть в чёткой, не мутной картине, пока я не отдышалась. Ноги предательски дрожат, не справляюсь со своей единственной задачей. Приходится опираться на стол. Лишь тогда удается заметить, как учитель растёгивает пряжку ремня.Страх окатил новой волной. Заставил адреналин бежать по крови. Я нервно и боязливо подаю голос. — Пожалуйста… Извините, я… Всё выучу. только не… Взгляд, обрушившийся на меня заставил заткнуться и вжать голову в плечи. Полный непоколебимой ненависти и злости. Условная точка невозврата. Преподавателю не то, что глубоко плевать на все мои слова, как в принципе и всегда, он не отвечает… молчит… и тактично игнорирует меня… — Прошу… Рискованно пищу я. Но преподаватель только рывком выдергивает ремень из шлёвки, и махнул свободным концом в воздухе складывает его в двое. Дверь заперта. Мне не выбраться. Мне просто не убежать. И что теперь? Как и все ученики до меня смиренно принимать наказания? Я не хочу. Я… Грубо сжимают волосы на загривке. Тянут назад и заставляют сделать шаг назад. И виртуозно приобняв за талию прижали к столешнице. — Хватит. Дёргаться. Тонкие пальцы скользят под одеждой, задирая распахнутую рубашку вместе с футболкой. Блять… Невзирая на угрозы Балдимора, я по-прежнему не оставляю жалких попыток выбраться. Но это не помогает. Ничего. Я понимаю, что всё это напрасно. И может вся моя свобода ограничивается бессвязными мольбами?.. Слезы заклокотали мгновенно. Эта фраза в голове стала добивающей. Нет. Не ограничивается. Но перед мучительной и жгучей болью раздаётся тихий смешок, и звонкий свист ремня по воздуху.