Ведьм у нас сжигают

      Очередной отточенный удар по соломенному манекену обрывает тишину, царящую на личной тренировочной площадке на территории поместья Гуннхильдров. Отсюда едва было слышно шум городского рынка, и лишь редкие разговоры проходящих мимо слуг напоминают Джинн о том, что она не одна. Но ей необходимо было побыть немного в этой тишине, чтобы успокоить тревожащие мысли. И как не тренировка помогала справиться с этим лучше всех. Частично помогала.       В голове всё равно не перестаёт вертеться мысль о том, что что-то пойдёт не так. Это предчувствие Гуннхильдр не покидает с самого утра, заставляя прокручивать её все возможные исходы встречи. Кажется, она впервые в жизни хочет, чтобы Фредерика оказалась рядом и могла дать совет. Потому что другого человека, который мог это сделать, уже нет.       Деревянный меч падает на каменный пол, а рядом с ним оказывается и его хозяйка. Тяжело дыша, девушка прикрывает глаз и запрокидывает голову назад. Солнце приятно греет в столь знойный день, но прятаться в тени всё же не хочется. Хотя тело явно требовало глотка холодной воды, а ещё лучше освежающей ванны, чтобы смыть всю усталость с грязью.       Поднимаясь с пола, Джинн чувствует тяжесть во всём теле, пока пряди волос неприятно прилипают к коже. Свежий пот скользит по лбу, что кажется, вот-вот попадёт в рот или глаза. И даже в лёгкой хлопковой рубахе становится слишком жарко.       Обернувшись к скамье, Гуннхильдр не обнаруживает полотенца, которое, по-видимому, осталось лежать в комнате. А вытереть лицо с каждой секундой хочется всё сильнее, поэтому девушке ничего не остаётся, как использовать рубаху, ведь она всё равно отдаст её в стирку. Приподняв край одежды, Джинн неспешно протирает лицо, пока тёплый ветер щекочет живот. Становится чуть свежее. — Даже печально, что столь прекрасное тело прячется вечно за различными слоями одежды, — неожиданно слышится знакомый голос, заставляя генерала вздрогнуть и резко опустить руки, — Я принесла тебе тут полотенце, но, видимо, оно уже не понадобится. — Лиза, — на одном дыхании Джинн произносит её имя, смотря на ведьму перед собой. Только что успокоившееся сердце, вновь ускоряет свой ритм, — Мне казалось, в столь жаркий день ты даже не выйдешь из прохладных стен дома. Что-то случилось? — Нет, просто пришла напомнить, что скоро прибудут гости, — подойдя поближе, Минчи накидывает на её плечи свежее полотенце, — А ты у нас явно не готова. — И ты не представляешь на сколько, — усмехается Джинн, в ожидании того, что же сделает Лиза дальше, — Но ты явно пришла не из-за этого. Неужели соскучилась по мне? — А вы стали более догадливой, генерал, — что-то такое знакомое мелькает в голосе ведьмы, отчего мурашки пробегают по спине.       Джинн долго вглядывается в хитрые зелёные глаза, пытаясь понять, какие истинные намерения прячутся за ними. Но Минчи сама даёт разгадку, неожиданно притягивая Гуннхильдр ближе к себе за края полотенца. Девушка шепчет, что она грязная, но ведьму это не волнует. Как и то, что их могут увидеть. Лиза сокращает последние сантиметры между ними и оставляет мимолётный поцелуй на губах генерала. Не дав опомниться, Лиза уже машет рукой и направляется в сторону дома, говоря, что будет ждать её в кабинете.       Качая головой, Гуннхильдр тихо смеётся, шепча про себя, что эта ведьма явно сводит её с ума.       Но через час генерал уже не чувствует себя так легко. Джинн нервно отбивает ритм пальцами по подоконнику, наблюдая за тем, как кареты останавливаются одна за одной перед дверьми поместья. Гости неспешно проходят внутрь, не обращая внимания ни на кого, кроме своих. Они о чём-то говорят, смеются, и словно в каждом их жесте Джинн видит какую-то вычурность и фальшивость. И всё в них говорит о богатстве, даже кареты и лошади. Аристократы. Всё можно заключить это в одном слове о них. Хотя Гуннхильдр также была в их числе, но словно забывала об этом в кругу рыцарей и друзей. — Ты точна уверена, что Мона сказала именно это? — в очередной раз переспрашивает Джинн, чуть повернув голову в сторону Минчи, — Может она как-то иначе сказала? — Ты настолько сомневаешься в моих словах, что готова спрашивать об этом столько раз? — недовольно отвечает ведьма, после чего тяжело вздыхает, откидываясь на спинку дивана, — Нет, она сказала именно так. Главы шабаша хотят устроить переворот, устранив всю императорскую семью и других аристократов, что более радикально настроены к нам. — Нет-нет-нет, должен быть иной выход. — Иной выход, Джинн? А у ведьм был иной выход все эти десятилетия? — слова словно сталь режут прям по самому сердцу генерала, заставляя отвести взгляд в пол, поняв свою ошибку, — Ты беспокоишься о своём друге, я понимаю, милая, но сколько ещё должно погибнуть ведьм перед тем, как Рейнольд взойдёт на трон? И взойдёт ли он точно? Какие гарантии ты можешь предоставить шабашу, Джинн? — Ты же знаешь, что мы уже пытаемся что-то сделать, — едва слышимо произносит Гуннхильдр. — И сколько сейчас из них согласятся с твоим решением? Ты сама прекрасно знаешь, что они не солдаты, которые беспрекословно исполняют твои приказы. — Да знаю я! Поэтому тревога и пожирает меня весь этот день, — повысив голос, раздражённо отвечает Джинн, обернувшись к ведьме, — Я знаю, что мои слова для них будут смешны, но мне же надо хоть попытаться? Они не влиятельнее меня, но на собрании их много, и оспорить мои слова они тоже могут. Возможно, конечно, маркиза поддержит меня, но всё равно это будет сложно, практически невозможно, — облокотившись о подоконник, девушка прикрывает глаза, вспоминая все собрания, на которых она была с матерью. Долгие споры, стуки о стол и всё равно в итоге кто-то оказывался недовольным результатом, — Кем они меня посчитают? Предательницей? Шутом? Сумасшедшей? — Ты и сама видишь, что нет другого выхода. Убери вожака и стоя либо перегрызёт друг другу глотку за лидерство, либо распадётся. — Но вы же так и останетесь чудовищами в глазах людей. — Некоторое время, пока новая лояльная к нам власть не закрепится, как и мысли людей о том, что ведьмы не такие уж и злые, когда на них нет охоты, — пожимая плечами, отвечает Минчи. — И ты предлагаешь мне предать корону? Вонзить нож в спину и нарушить клятвы? — Я не предлагаю, Джинн, — более мягко произносит Лиза, — Лишь ставлю перед фактом того, что нас возможно ждёт в будущем. Остальное решать тебе, генерал. Если тебе всё же и вправду важна судьба ведьм, важна я, то ты найдёшь правильное решение.       Устало потерев переносицу, Джинн задумчиво смотрит на Лизу, что лениво растянулась на диване. Она не ждёт ответа прямо сейчас, но украдкие взгляды с её стороны явно говорят о том, что Минчи волнует решение генерала. Но его Гуннхильдр не готова дать прямо сейчас. Готова ли Джинн вообще это сделать? Если бы девушка была сама по себе, то, возможно, и согласилась бы, но в данном положении она подвергает опасности не только себя, но и Барбару с матерью, а также своего отца. Если верный рыцарь вонзит меч в спину своему Императору, то навряд ли после этого люди будут смотреть на их дом как и прежде и едва ли предпочтут видеть всё также на этом звании. Потому что для них Солнце Империи не враг и не тиран, как для ведьм, а значит, она будет причастна к убийству невинного человека, защитника от этих «тварей».       Неуверенно отстранившись от окна, Джинн медленно подходит, чтобы присесть рядом с диваном на пол. Облокотившись, девушка тяжело вздыхает, не зная, что ещё можно сейчас сказать или же сделать. Лиза нежно кладёт ладонь на её плечо, и генерал переплетает их пальцы, ощущая тепло рук даже через ткань перчаток. Она бы предпочла, чтобы их не было вовсе.       Ведьма начинает рассказывать о недавно прочитанной книге, пока её вторая рука ласково перебирает светлые пряди Гуннхильдр. Такая внезапная смена темы кажется странной, но Джинн это успокаивает. Словно этого ей и вправду нужно и достаточно, чтобы почувствовать себя чуть лучше. Только бы она оставалась вот так рядом, рассказывая обо всём своим бархатным голосом, держа её за руку, пока трепетное чувство расцветает будто нежный цветок розы в груди. Все проблемы будто бы исчезают с ней, давая приятный покой.       Хочется, чтобы это продлилось ещё немного дольше, хотя бы на пару минут больше, но стук в дверь обрывает столь приятный момент. Вошедшая Марта сообщает, что все гости уже собрались и ожидают генерала, за исключением маркизы, которая заранее предупредила о своей задержке. Сказав, что сейчас подойдёт, Джинн тяжело вздыхает и медленно встаёт, направляясь в сторону выхода. Дворецкая недолго задерживается возле двери, лишь бросает странный взгляд на Лизу и вновь оставляет их наедине.       У самой двери Минчи окликивает её, прося задержаться, и генерал замирает, так и не дотронувшись до дверной ручки. Ведьмины пальцы ловко и аккуратно поправляют рубашку, пока Гуннхильдр молча с удивлением ожидает, когда та закончит. — И всё же может нам удастся изменить решение главы шабаша, если убедим, что Рейнольд не враг, — едва слышимо произносит Лиза, мягко смотря в глаза генерала, — Так что и ты попытайся убедить этих людей. Я буду молить Архонтов, ожидая тебя здесь, даже если шансы малы. — Спасибо.       Единственное, что произносит Джинн, нежно целуя тыльную сторону ладони Минчи, после чего покидает кабинет.       Марта уже стояла на месте, ожидая свою неторопливую госпожу. Джинн кивает ей и дверь перед ней открывается. Все взгляды сразу же обращаются к Гуннхильдр, а разговоры стихают. Напряжение повисает в воздухе, что казалось его можно коснуться.       Графы с графинями следят за каждом её шагом и действием, стоя в приветствии, пока генерал проходит к своему месту. Гуннхильдр слышит их редкие перешёптывания, но никак не реагирует. Она позволяет им это. — Рада видеть всех в добром здравии, — уверено начинает Джинн, садясь во главе стола. Стулья неприятно скрипят по дереву, когда графы и графини возвращаются на свои места, — Надеюсь, поездка оказалась спокойной. Не было ли каких происшествий? — Мы тоже рады Вас видеть, госпожа Гуннхильдр, — учтиво отвечает седовласый граф Лю́вцерберг, представитель из одного старейших и богатейших восточных домов, что имел огромное уважение среди аристократии, — Единственное, что омрачило этот день, так это нападение утопцев возле моста на карету графини Та́убель. Благо граф Винденште́йн проезжал в тот момент мимо и успел помочь со своими людьми отбить атаку этих гнусных чудовищ. — Есть пострадавшие? — Один из рыцарей погиб, но больше, кроме пары раненых и сломанной кареты, ничего, — отвечает графиня, которая сидит в трёх стульях от неё. — Леди Таубель, могу ли я предложить Вам одну из моих карет и несколько солдат, чтобы Вы могли добраться до дома, или предпочтёте дождаться починки в моём доме? — Спасибо за столь щедрое предложение, леди Гуннхильдр. С удовольствием воспользуюсь им, как бы мне не хотелось погостить у Вас чуть дольше. Однако, как мать, я не могу надолго оставить своих дочерей одних в поместье, — простые слова, сказанные женщиной, что-то задевают в сердце Джинн, но она не подаёт виду и лишь молча кивает в ответ, — Благодарю Вас. — Что же, если на этом всё, тогда давайте начнём собрание, — присутствующие кивают, подтверждая слова Гуннхильдр. — Нас с господами очень интересует столь неожиданная встреча, — начинает первый граф Лювцерберг, который сидел ближе всего к ней и не отводил взгляда. Холодные глаза внимательно изучают её, словно оценивая девушку, — К чему такая спешка, леди? — Случилось что-то серьёзное? — заинтересованно смотря на неё, продолжает граф Винденштейн, чей дом с тысячелетней историей стоял ближе всех к югу, — Или неужели Вы созвали нас из-за проекта, как школа для сирот, леди Гуннхильдр? Мы уже наслышаны о начале её строительства. — Нет, он не является причиной почему вы здесь, граф Винденштейн. Но Вас что-то не устраивает в моём проекте? — Конечно, — вмешивается уже давно знакомый ей граф Кастели, которого генерал встретила во Фрейвинде. Она хорошо запомнила его и те отвратные чувство, что тот вызвал у неё в ту встречу, — Обучение сирот? Каков толк обучать эту чернь? Им достаточно должно быть того, что уже живут за счёт нас до своего совершеннолетия в приютах. И ведь не расплачиваются за это, даже ни одной монеткой. — Неужели Ваш род так обеднел за время моего отсутствия, что не может уже поддерживаться сиротские дома? — Джинн видит как её слова задевают гордость мужчины, на чьём лице вспыхивает гнев, — Тогда позвольте помочь в этом. — Вынужден согласиться с графом Кастели, — вторит ему неожиданно граф Шварц, сидящий рядом с ним, не давая тому что-то ответить генералу, — Не стоит им давать больше, чем им надо. Стоит только дать крестьянам знания, и вы увидите, как они придут к вашему порогу с факелами и вилами. Они полезны, пока остаются на своём уровне, который им отведён, — с каждым его словом Джинн всё сильнее сжимает руку, пока лицо остаётся непроницаемым. Она знала, что этот проект не понравится им, поэтому даже не собиралась обсуждать его, но слухи о стройке дошли намного быстрее, чем генерал рассчитывала, — Поэтому мой Вам совет: не стоит вмешиваться в естественный порядок вещей, которому уже не одно столетие. — Я не собираюсь давать им изучать науки, господа, а лишь школу для служанок, поварих и представителей других подобных профессий. Посудите сами, старшим служанкам не нужно будет тратить месяцы на их обучение, отвлекаясь этим от собственной работы. — В этом есть смысл, — неожиданно соглашается одна из графинь, взглянув на неё и мягко улыбнувшись на мгновение, словно в знак поддержки, — Я устала наблюдать, как очередная новенькая служанка бьёт мои редкие вазы или же портит дорогой ковёр, потому что перепутала материалы. —Количество более умелых и проверенных слуг возрастёт, как и качество их работы, — продолжает настаивать генерал, замечая редкие заинтересованные взгляды, — А также сократит преступность среди молодых людей. На данный момент только в столичной тюрьме из отчётов, которые мне предоставил капитан Альберих, большая часть сидят именно за грабёж. Здесь дела обстоят примерно также. — Вы считаете, что все они решат пойти в школу? — облокотившись на руку, с интересом спрашивает граф Лювцерберг. — Нет, но если у них появится возможность выбрать что-то иное, думаю большинство не захотят рисковать своей жизнью, вступая в ряды воров и разбойников. — Возможно, от этого и есть тогда толк, — согласно кивает граф Винденштейн, отчего Кастели с удивлением смотрит на мужчину, явно не ожидая, что он согласится, — Разбои и вправду не приносят нам пользы, но я бы и не сказал, что и доставляют много неудобств. Какая нам разница сколько их там томится за свои поступки за решёткой? — Согласен, мы и так позволили этим этим крестьянам вступать в рыцарские академии, — с отвращением произносит граф Фрей, — А теперь вы собираетесь открыть школу. Что за этим последует дальше? Позволим ходить в наши академии? Разрешим получать титул? — некоторые графы одобрительно кивают, в то время как тот продолжает говорить с уверенностью, смотря прямо в глаза Джинн, — Если девушке сиротке хватает мозгов только пойти работать в куртизанки, то значит для этого она и предназначена — продавать своё тело мужчинам и доставлять им удовольствие. — У неё просто нет и выбора на другую жизнь, граф Фрей, — стараясь скрыть неприязнь из-за последних слов мужчины, Джинн смотрит в глаза того, — А я лишь даю им его — заслуженный выбор для своего будущего. Или же вас беспокоит, что количество молодых девушек сократится в домах удовольствий? — А что если и так? — с вызовом произносит тот, наблюдая за её реакцией с наглой улыбкой. Потому что он знает, его поддержат, — Молодые всегда лучше старых и многие со мной согласятся, но женщине едва понятно о чём я говорю. — Граф Фрей, прошу Вас следить за своими словами, — генерал чувствует как накаляется воздух между ними, пока остальные взгляды с любопытством рассматривают их, ожидая кто одержит вверх, — Это мой проект, которой финансировать я буду лично на своих землях. И Вас он не должен касаться.       Они долго прожигают друг друга взглядами, пытаясь отгадать следующие действия друг друга. Но никто больше не решается сказать и слова. Наконец, спустя пару минут, Фрей фыркает, говоря, что пусть делают что хотят. Напряжение, что повисло в комнате, немного спадает, позволяя Джинн чуть расслабиться.        Тяжело выдохнув, она пытается собраться, чтобы продолжить заседание. Эта тема со школой вообще не должна была подниматься здесь, но она даёт понять, что даже такие изменения не все аристократы готовы принять. А что тогда будет с ведьмами? Даже затрагивание этой темы приведёт к очередному спору, в котором её слова едва будут восприняты всерьёз, но попытаться сделать хоть что-то нужно. — Так какова настоящая причина этого собрания, раз мы наконец решили этот вопрос? — чуть откашлявшись продолжает беседу граф Лювцерберг, смотря на неё.       Джинн чувствует внимательные взгляды, что прикованы к ней. Они ждут от неё слов, ждут каких-то действий. Но сейчас почему-то её беспокоит лишь один слишком пристальный взгляд. Что-то внутри неё кричит об опасности, но генерал не может понять почему. — Раз леди Гуннхильдр пока не знает, как начать, может, мы поговорим о чём-то ином? — не сводя с неё глаз, неожиданно начинает свою речь граф Рейденц, глава дома, что был самым северным и едва славился хоть чем-то, кроме добычи редкой древесины, — Например, о возможной поддержке ведьм от нашего многоуважаемого генерала, — сердце Джинн словно падает вниз, когда она слышит эти слова. — Что это значит? — напряжённо произносит граф Винденштейн. — Да, что же это значит, Ваша Светлость? — насмешливо спрашивает Рейденц, пока Гуннхильдр пытается понять причину таких слов, — Я слышал, что Вы сейчас держите одну из них прямо в своём доме, не так ли? — Ведьма и вправду находится здесь в качестве заключённой с разрешения Его Величества, — стараясь сохранить самообладание, отвечает генерал, пока в голове всё крутится вопрос откуда граф знает это. Неужели Эурон как-то выведал это? Но как? Сердце ускоряет ритм, а рука рефлекторно всё ближе становятся к клинку, — Из-за неотложных дел здесь я была вынуждена забрать её с собой, чтобы продолжить допрос. — Так почему Вы всё ещё просто не сожгли её? Столько месяцев прошло, а Вы всё оттягиваете этот момент, — продолжает напирать мужчина, словно зная больше чем нужно, — Или у Вас к ней более личный интерес, генерал? — Я не собираюсь сжигать ведьм сразу, подобно Вам, пока не установлю подлинно всё что нужно. Наша цель — выяснение нахождения шабаша, и скольким из вас получилось добиться этого до казни? Хоть кто-то приблизился за все эти года к этому? — внимательно оглядывая всех присутствующих, с холодом произносит Гуннхильдр, — Я единственная в этой комнате, кому удалось приблизиться к этому. — А с чего это мы должны оттягивать сжигания этих тварей и тратить время бессмысленные допросы? Не сказала спустя неделю — на костёр её! — подскакивает граф Винденштейн, стукая по стулу, заставляя некоторых вздрогнуть. Джинн хмурится, приказывая тому сесть на место, и тот нехотя, но всё же слушается. — Я не собираюсь оттягивать заслуженное наказание для них, и Вам советую. Они заслужили сгореть по праву рождения. — Даже если сожжёте при этом невинную девушку? Скольких вы уже тогда сожгли, на кого просто наклеветали, а разбираться с этим никто даже не стал? Так что отложите свои советы кому-то другому. — Это не имеет значения, если при этом мы сожжём ещё и ведьму, — отвечает граф сидящий в самом дальнем углу. Его единственный глаз равнодушно смотрит на Джинн, но словно бывалый хищник, тот будто выжидал нужного момента, — Деревенские бабы нарожают ещё, так что одной меньше, другой больше. Кроме того, сейчас мы говорим не о них, а о Вас, о той, кто почему-то укрывает ведьму от костра. — Верно, — продолжает граф Винденштейн, которого девушка впервые видит столь злым, — Не забывайте, леди Гуннхильдр, эти твари чуть не уничтожили мой дом, практически спалили все мои земли во время войны, так что я не собираюсь мириться с тем, пока хоть одна живёт в этом мире. — Эти твари доставляют и по сей день вред не только дому графа Винденштейна, но и практически каждому, включая Ваш, — на лице Рейденца появляется улыбка, от которой внутри генерала всё сжимается, — И я надеюсь, что Вы разделяете наши взгляды на счёт этих тварей, госпожа. — Вы сомневаетесь во мне, граф Рейденц? — Неужели это было непонятно из моих слов? — усмехается мужчина и нагло закидывает одну ногу на другую, с вызовом смотря на неё, — Я всегда говорил Вашей матери, что женщинам не место на посту главы дома. Она обязана была родить достойного наследника — настоящего герцога, генерала восточной армии, а не просто жалкую девчонку, которая только и может, что жалеть детей и куртизанок. А теперь ещё прикрывает этих тварей. — Я не прикрываю ведьм, — зло цедит сквозь зубы Гуннхильдр, понимая, что теряет контроль над ситуацией. — Тогда сожгите её завтра же. — Не смейте приказывать мне, что делать. Это Вы находитесь в гостях на моих землях и безосновательно обвиняете меня здесь, — строго произносит Джинн, — Не забывайте, с кем говорите. — Может я имею такую наглость обвинить Вас, потому что у меня есть весомые доказательства моих слов? — О чём идёт речь? — произносит граф Лювцерберг, пока сердце Гуннхильдр с бешеной скоростью бьётся в груди, не замедляясь ни на секунду, — Прошу, предоставьте тогда их, а не кидайтесь одними словами. И не забывайте о приличиях, лорд. — А если это лишь глупые слухи или слова какого-то бродяги, то прошу Вас удалиться сразу. Таким показаниям я едва поверю, — добавляет Джинн, сложив руки в замок. — А если это слова одного из Ваших рыцарей, леди? Могу ли я тогда не выходить? — девушке ужасно хочется вырезать эту наглую ухмылку с его лица, но ей ничего не остаётся, как слушать дальше. — И о ком идёт речь? — Боюсь, если скажу, то могу завтра с ним уже не встретиться, и найду где-нибудь в трущобах с перерезанным горлом через пару дней. — Тогда есть ли у Вас ещё доказательства? Если нет, то прошу покиньте наше общество. — Ладно, — поднявшись со своего место, отвечает мужчина, — Но в следующий раз Вам просто так не отвертёться. А вы ещё, господа и дамы, вспомните об этом.       Гуннхильдр так и не решается после всего этого поднять тему об отложении казней приговорённых ведьм, поэтому распускает собрание. К тому же сейчас стоял более важный вопрос — выяснение предателя до того, как он успеет скрыться.       Дверь в кабинете с грохотом закрывается за спиной Джинн, заставляя ожидающую её Минчи вздрогнуть. Ведьма спрашивает, что случилось, но генерал просит помолчать и приказывает только что вошедшей за ней Марте живо привести к ней Хоффмана. Дворецкая кланяется и удаляется, пока Гуннхильдр наблюдает за тем, как гости разъезжаются. Нежные ладони аккуратно касаются её спины и медленно поднимаются до плеч, пытаясь заставить чуть расслабиться, но тело Джинн словно на иголках. Голубые глаза бегают от одного человека к другому за окном, пытаясь найти хоть какую-то зацепку или странное действие от солдат или других слуг в сторону гостей. Хоть что-то, но у неё так и не получается увидеть ничего подозрительного. — Что-то случилось на собрании? — аккуратно интересуется Минчи, — Выглядишь растерянной, милая, и слишком напряжённой. — Всё пошло не по плану, — Джинн только сейчас замечает насколько у неё пересохло в горле, от чего каждое слово даётся ей с трудом, —Один из графов вносит разлад, который сейчас нам ни к чему. Нужно решить, что с ним делать, пока ситуация не стала ещё хуже. — И что ты собираешься делать? — Пока что только установить слежку, чтобы понять его дальнейшие действия и, может, узнать предателя.       Обернувшись, Джинн читает в зелёных глазах столько вопросов, которые Минчи так и не задаёт. Она терпеливо ждёт, когда генерал расскажет сама. А ей просто хочет зарыться в русые волосы, укрыться в объятиях ведьмы и рассказать всё: как ей было мерзко слушать слова этих людей о сиротах и женщинах, как чувствовала это пренебрежение к ней в каждом слове некоторых графов, как они обвиняли её, хотя и были правы. Джинн действительно на стороне ведьм.       Она могла быть слабой перед Лизой, практически обнажённой сердцем и душой, и её вовсе не пугает это. Но Гуннхильдр всё равно так ничего из этого не делает, стараясь оставаться быть сильной.       Стук в дверь заставляет их разойтись по разным углам кабинета. Капитан молча заходит, а в его глазах читается удивление, когда он замечает Минчи. Но задать тот ничего не успевает, потому что Джинн незамедлительно даёт распоряжение отправить Арна на слежку за графом Рейденцом. Его кошачьи уши и ловкость позволят выполнить эту задачу лучше, чем любому другому рыцарю. Хоффман спрашивает, есть ли ещё приказы, на что Гуннхильдр отпускает его, прося лишь докладывать лично о всех перемещениях рыцарей за пределами поместья: кто ушёл и когда, если возможно узнать невзначай, то и куда, и никому не сообщать об этом распоряжении. Начни сейчас ворошить всех, то Джинн может упустить предателя. Он не сознается, а после испарится с их глаз, а ей это явно будет не на руку.