Самое настоящее проклятие

      По статистике, есть такие виды магии, которые применяются реже прочих. Не только из-за специфичности или, скажем, чрезвычайной сложности, но и потому, что сведения о них человеку «с улицы» достать нелегко. Говоря о школьной библиотеке: то, как Пинс решает, какая литература годится для всех, от директора до первокурсника, а какая нет, порой сбивает с толку.       — Что? Вообще-то расслышал и понял, но, кажется, ещё надеялся на чудо.       — Разрешение! — свистящее повторила библиотекарша, и, словно нажимая на невидимую кнопку, постучала по столу пальцем. — Книга «Разоблачение вервольфа» находится в Запретной секции и выдаётся по разрешению! Есть оно у вас или нет? Молчите? Она вытянула шею и перегнулась через стойку — до меня не сразу дошло зачем — проверить, хорошо ли я почистил ботинки. Гадина. Никакого чуда не произошло, разумеется. Уткнувшись в «Волчье беззаконие» (сборник из случаев разных лет, с комментариями автора, сводящимися в целом и общем к тому, что оборотни бечестны, зловредны и кровожадны), я сидел за столом и думал. Что здесь мне больше делать нечего. Почему у Пинс ни разу не мелькнул раздвоенный язык между ядовито красными, сморщенными губами — странно вообще-то, при её манере угрожающе шипеть. Что Флитвик, не зря же он преподаватель ЗоТИ, может подписать разрешение! Что как встал бы я сейчас, как прошагал бы в центр комнаты и, игнорируя по-рыбьи выкатившую глаза библиотекаршу, громко рассказал всем и каждому, что такое Римус Люпин на самом деле... Ещё думал, что не могу так поступить — как минимум, по трём причинам. Во-первых, из-за собственных остававшихся сомнений. Во-вторых, вряд ли мне сразу же поверили бы. А в-третьих, не идиот же я — не понимать...       «...ты слишком добра ко всяким сомнительным хмырям, Эванс!» Кого имел в виду уёбок Поттер, уточнять не надо, но Люпин тоже подходит под «сомнительного», да? Тусклый, как столетние чернила, скользкий как угорь... хмырь! Ещё не зная о нём чего-то большего, я, помнится, неприятно удивился их с Лили внезапной дружбе. А теперь и вовсе — глаза на лоб лезут: любой бы держался от чудовища подальше! Но Лили, кажется, плевать?       «...В человеческом облике — писал Э. Пикарди — низменная природа вервольфов проявляется особенно ярко: не имея возможности обратить жертв в себе подобных, они убивают или, иногда, жестоко уродуют их...» Именно то, что нужно читать сопляку-первогодке, чтобы крепко спать, правда? Я подумал об астрономическом журнале наблюдения, который, должно быть, лежит в спальне, перевернул страницу и хмыкнул, отвечая своим мыслям. Допустим... не сможет Люпин и дальше водить всех за нос, пинком вылетит из Хогвартса — моих намерений обезопасить школу Лили не оценит, как и не обрадуется своему избавлению от настолько неподходящих приятелей. И вот что непонятно: с её стороны логичнее (если решение сохранить в тайне, что с нами учится настоящий, сука, оборотень, вообще имеет смысл!) было бы молчать. Молчать до последнего. Зачем же она... Я машинально скомкал угол страницы — дурацкая нервная привычка — скрипнул зубами. На секунду задержал дыхание. Ну, конечно. С чего Лили вдруг покончила с абсурдной игрой в «непреложный обет», я не знал. Зато, похоже, догадался, на что она при этом надеялась: к кому я побегу выяснять, близки ли мои догадки к правде? Да к ней же, мать вашу! Да-да, первым делом. Вот тогда-то она и выскажет мне всё, что думает насчёт Люпина. Может, даже вытянет обещание не выдавать... Книга эта, внушительная и серьёзная — описание реальных историй и повадок оборотней — должна была ответить на все вопросы, но нихера не помогла, на самом деле. Мукулатура сраная! Я разочарованно захлопнул «Волчье беззаконие» и с непроизвольным вздохом откинулся. Спинка стула упёрлась в лопатки. Тело ломило. Веки ощущались сухими и тяжёлыми, как прикроватный полог. Хотелось оказаться в спальне, в одиночестве, стряхнуть себя холодные мокрые ботинки и носки, плотнее завернуться в мантию. А не читать это говно дальше. Разглядывая дальнюю стену с узким окном, я скривился от отвращения — воскресил в памяти ужасного монстра... сидящего на корточках, трущего значок краем мантии и отчаянно пытающегося не смотреть на Поттера. Зевнул и поёжился. Увязать прочитанное с чёртовым Люпином оказалось... трудно. Ну, то есть я, конечно, мог представить, как придурок-староста хихикает за моей спиной, покрывает проступки своих дружков, складывает руки на коленях и с невинным видом голубоглазо моргает, выдумывая оправдания для профессоров. И прочее — в том же духе. А как он раздирает кого-то, пачкая руки, лицо, мантию тёплой липкой кровью вообразить не получалось. Никак. Даже ногти — если верить Пикарди, страшное оружие вервольфа в любом из обличий — у этой сволочи всегда были подстрижены коротко, до мяса. Так что либо Люпину положен чёртов «оскар»... Почему Лили, узнав грязный секрет Люпина, всё-таки защищала его?       ...либо не был он в действительности никаким чудовищем.       «...А гриффиндорцы, э-э, сам знаешь... но лично я против слизеринцев ничего не имею! Жаль, что…» Чушь. Он был им! Шрамы, отлучки, прозвище, все эти косвенные доказательства... Я с трудом протолкнул в горле ком с мерзким металлическим привкусом, вновь придвинулся к столу, подтянул к себе вторую книгу, правда уже почти без надежды. Да и, в целом, ситуация складывалась хоть плачь: пойти против Лили... Не дура же! Потребует объяснить почему, сдав нашего тихого, незаметного однокурсника, я не посоветовался сперва с ней. Читай: не дал остановить себя — я всё сильнее убеждался, что именно так она бы и поступила.       ...или же спустить одному из шайки Поттера грандиозное враньё?! Пошевелил озябшими пальцами ног и бессмысленно уставился на обложку. Наверное, с полминуты пялился на неё, захваченный неожиданным выводом: если бы Лили захотела — правда, очень захотела — крепко взяла бы меня «за жабры» ещё там, у осколков витража. Вот какова вероятность, что, открыв книгу, я не заметил бы сунутую в новое место закладку? А если б и заметил — не вспомнил бы, что Лили брала учебник? Или просто не придал значения? В самом деле подумал, что это — грёбанная случайность? Поговори же она со мной откровенно и попроси держать язык за зубами — о, в таком случае свои шансы расквитаться с гриффиндорцами я оценивал... ну, трезво. Но ставить меня перед отчаянным выбором она не захотела. Может быть, колебалась? До последней секунды не знала, на чьей она стороне, Люпина или моей? И таким образом выкроила себе отсрочку перед нелёгкими, неприятными объяснениями... Думаю, я правильно всё понимаю.       «...что Эванс, отшивая Поттера, просто набивает себе цену... всё так и будет! Уж поверьте!» Ну, а что если... Прикрыв глаза ладонью, как если бы в них внезапно ударил яркий, выбивающий слёзы свет, я с нажимом провёл по векам. После задумчиво потёр ноющую переносицу.       ...если в самостоятельном «собирании пазла», которое Лили устроила для меня, я окажусь тупее, чем она надеется? Ничего не сказала — так как я должен был догадаться, что она вовсе не очередная слепая жертва, а действительно в курсе этого надувательства? Да ещё, вопреки здравому смыслу, хочет, чтобы сраный обманщик Люпин остался безнаказанным! Резко уронил руку. Передёрнувшись, сжал её в кулак, будто пытался раздавить между пальцев остатки сомнений. С одной стороны, разумеется, нагло врать Лили в лицо — тяжело и омерзительно. С другой стороны — головокружительная возможность по-крупному рассчитаться с Люпином, Поттером и остальными. Нет. Подожду пока что говорить с Лили о Люпине. И пусть, пусть она пожалеет... Я всё-таки открыл том «Фантастических тварей» и даже, борясь с прилипчивой зевотой, пролистал до нужной главы. Но сдался, когда за две минуты не продвинулся дальше названия и первого абзаца. Вытер мокрые глаза, устало поморщился. Неясное раздражение жгло изнутри, путало мысли — вовсе не обязательно нарываться на ссору, да? Дело не только в том, что Лили, наверняка, попытается вмешаться — мне совершенно не улыбалось стать причиной её слёз. Объектом её обвинений. Честное слово... Дофига друзей у меня, что ли, чтобы так просто взять и разозлить её? Ради её же блага... о каких-то вещах ей лучше просто не знать. Под ложечкой противно засосало. Даже если Лили колебалась... Я в который раз потёр лицо — думаю, с чтением толстых книг на сегодня можно покончить — наконец поднялся из-за стола, запихнув «Волчье беззаконие» с «Фантастическими тварями» под мышку. Зачем, собственно, кричать на всю школу о своих подозрениях — размышлял я, шагая между шкафами — когда оборотень (или... ну, кто там Люпин на самом деле) вполне способен выдать себя сам? Никто не застрахован от ошибок. И никому — Лили или кому-нибудь ещё — не покажется слишком странным, если в этот момент вокруг будет полно народу. Такие мысли были уже куда рациональнее, чем первоначальный порыв — сделать за ужином громкое заявление. У самых дверей библиотеки я повернул голову и взглянул на стол Пинс. Снова заскрипел зубами — от разочарования. Именно ту книгу, в которой, скорее всего, описывается подходящий способ, я и не получил! Скользнул взглядом по картонной (я знал, что она пустая) коробке, украшенной мишурой совершенно не в духе Пинс. И нехотя вспомнил недавнюю дурацкую ситуацию, как я едва не врезался в выходящих из библиотеки однокурсников. Да... я только закончил отряхиваться от снега и не глядя рванул вперёд от опостылевшего порога, а Булстроуд и Эйвери были слишком заняты разговором. Вернее, это Булстроуд как заведённый бормотал что-то. А Эйвери смотрел на него и слушал, рассеяно кусая ноготь на указательном пальце.

***

      — ...и конечно, поздравят ебучего Монди с верхней строчкой! Представляешь?! Они что, забыли, его папаша сейчас... — Булстроуд прервался и, отшатнувшись, вскинул руки. — Эй! Ты ослеп, что ли?! Я втянул воздух, зло и шумно — после улицы нос был всё ещё забит — однако не успел послать Булстроуда нахер.       — Тоже хочешь взять рождественские леденцы Пинс? — вполголоса спросил у меня Марк. На мгновение обернулся. — По-моему, их там почти не осталось... О чём это он? Какие ещё, в жопу, леденцы?! В следующую секунду, однако, я понял, почему он оглядывался: Пинс с подозрением смотрела в нашу сторону, готовая открыть рот — вычесть баллы, а то и выставить возмутителей спокойствия вон. И если Булстроуд с Эйвери всё равно уже уходили, то мне...       — В отличие от вас, в библиотеку я хожу за книгами, а не за леденцами, — переведя дух, съязвил я. Посторонившись, чтобы однокурсники вышли, всё же кинул быстрый взгляд на сумку Булстроуда. Из неё и правда торчало что-то красное. Круглое и блестящее. В прозрачной упаковке. И уж точно не одна штука. — Нехуёво затарился. Снова дрянь из них сваришь и ещё один учебник Селвину залепишь? Про кнопку на стул не забудь или чесоточный порошок. Боковым зрением я следил за Пинс, но, кажется, моя фраза была достаточно тихой, чтобы библиотекарша ничего не заподозрила. Эйвери странно, неестественно кашлянул, покосился на Булстроуда. Но пока тот краснел и придумывал ответ, я развернулся и быстрым шагом подошёл к библиотекарскому столу.

***

Пресловутые леденцы лежали на дне небольшой картонной коробки и блестели, как стеклянные. Подумалось: то, что я съел на обед, уже сто лет как переварилось. А про завтрак лучше вообще не вспоминать. Отступил от стола на полшага, чувствуя, как невольно скапливается во рту слюна. Ходить по школе с чем-то за щекой? Посасывая и причмокивая? Я передёрнулся. Ну уж нет. Мантия Пинс раза два мелькнула между стеллажами. Дожидаясь библиотекарши, я немного поразглядывал стол, книги на нём и золочёную статуэтку грифона. Затем вернулся к коробке — к ней сбоку волшебной изолентой прилепили клочок пергамента. От нечего делать прочёл:        «...ускоряют скорость чтения на 30-50% в зависимости от массы тела. Внимание! Не более пяти...»       — ...штук подряд! Слышал? — звонким шёпотом продолжил кто-то, притискиваясь к столу рядом со мной и суя нос внутрь коробки. Не то, чтобы я плотно общался с младшими курсами... Но этот голос узнал даже не поворачивая головы.       — А то мозги через глаза вытекут, да! — Авторитетно заявил щекастый, белобрысый, как лабораторная крыса, пуффендуец, обращаясь к своему приятелю. — Ух ты! Он отпустил картонный край и взглянул на меня. Я почему-то... даже не опасался, нет, а всерьёз ждал, что его самодовольная физиономия (я помнил её бледной и несчастной в мигающем освещении заброшенного туалета) сейчас изменится. Что он истошно заорёт и отпрыгнет в сторону. С чего, спрашивается? Мальчишка равнодушно скользнул по мне глазами и сразу же отвернулся — приятель дёрнул его за плечо, прижимая палец к губам. Я не смог побороть дурацкий порыв и разглядывал пуффендуйца чуть дольше. Секунды три, наверное, пока не пришёл к одному умозаключению, не очень-то радостному: раз идея с убийством Блэка больше меня не интересует — зря, получается, я так усердно устранял свидетелей... ссоры и того заклинания? Белобрысый что-то неразборчиво спросил у однокурсника, оглянулся и сник, увидев Пинс. Некоторое время назад, когда я под взглядами Эйвери и Булстроуда, так и не решившегося кинуть мне в спину какую-нибудь гадость, приблизился к библиотекарскому столу, Пинс взвилась мне навстречу атакующей коброй. Не дав ничего сказать, бросила: «Минутку, мистер!» и поспешила со своего наблюдательного пункта в раздел французской литературы — осадить расшумевшуюся компанию. Теперь же — возвращалась, как с поля боя. С конфискованной клыкастой фрисби, аккуратно зажатой между большим и указательным пальцами. Завернув за свой стол, библиотекарша немедленно кинула "трофей" в выдвижной ящик. Впрочем, у меня возникло странное ощущение, будто отправила она фрисби вовсе не в ящик, а прямиком в дробилку. И никто никогда больше этот дурацкий кусачий кусок пластика не увидит...       — Чем я могу вам помочь, джентльмены? — оглядев меня и младшекурсников, прошипела она так, словно это мы заставили её ждать. — Ну? Младшекурсники дружно отрицательно покачали головами — уж точно в библиотеку пришли не за фолиантами... Я прочистил горло и выступил вперёд. Открывая учебник ЗоТИ на нужной странице, протягивая затем книгу библиотекарше, краем глаза видел, как белобрысый с хрустом выгребает из коробки последние леденцы и воровато рассовывает по карманам. Парочку он всучил приятелю, а после оба припустили к выходу, что-то беззаботно обсуждая и кивая друг другу. Глупое детское развлечение. Указав Пинс, какие именно книги мне нужны, я вновь не удержался — повернулся и исподтишка проследил за пуффендуйцами. Негромко хлопнула дверь. Что-то мелькнуло на краю сознания. Пытаясь ухватить ускользающую мысль, я прикусил щёку изнутри... Нет, не о том, конечно, чтобы отнять жалкий леденец или — очень по-поттеровски — незаметно вытащить его у первогодки из кармана. Но... как этот мелкий только что сказал?       «Мозги вытекут, да!» Тут Пинс спросила про разрешение, и я отвлёкся:       — Что?