Самое настоящее проклятие

«Ты не уйдёшь отсюда». Теперь странно осознавать, что его слова оказались в какой-то мере пророческими. Прошло столько лет, а я всё ещё будто стою на этой холодной башне и, сам того не зная, наблюдаю, как легко и бесследно проходят последние секунды жизни... —Э-э... Северус? Дерьмо! О чём это я задумался? Напротив меня, у каменного парапета стоял Блэк. Живой и, насколько я мог судить по отчётливому чёрному силуэту, вполне невредимый. Несколько мгновений назад, болтая всякую чепуху на краю башни, он обернулся ко мне лицом, шагнул вперёд и легко спрыгнул... на пол. Громкий хруст снега под ногами Блэка вонзился в уши иглами, ужасно, до тошноты напоминая треск ломающихся костей, но разумеется, у него не было никакого резона прыгать с хер-знает-какой высоты. Ошарашить и тем самым задержать меня — вот что с самого начала было его целью! «Ты не уйдёшь...» Он, кажется, выбрал самый сумасшедший способ привлечь моё внимание. Я пошевелился, задев спиной дверной косяк, и почувствовал, как само собой возобновляется биение сердца, и начинают судорожно работать лёгкие, секундой раньше будто замороженные насмерть... и ещё, как укол тонкой иглы, ощутил устремлённый на меня пронзительный и заинтересованный взгляд. Но даже думать не хотелось, что Блэк заметил мою растерянность и каким-то образом догадался о безумно витающих в моей безумной голове безумных мыслях! Цели, впрочем, он своей добился — я стиснул ручку двери, но так и не открыл её. Не успел. По правде говоря, очень странную чепуху он нёс... перевернул всё с ног на голову, будто это я снова втащил его и себя в этот «бесконечный круг», будто у меня была какая-то возможность повлиять на события, о которых я даже не догадывался. Блэк разгладил мантию и решительно зашагал ко мне, но весь пафос, который сквозил в его движениях, улетел в трубу. Сделав два шага он неожиданно то ли запнулся об осколок стекла, то ли наступил на валяющиеся тут и там фрукты — выругался и наклонился, размахивая руками, чтобы удержать равновесие. Всё ещё в непонятном оцепенении я наблюдал за Блэком, слушал его отчаянное «Мерлинова, блять, борода!»... Раздражало и смешило в равной степени. Полагаю, я мог уже беспокоиться за свой рассудок, раз такие глупые вещи вызывали у меня нервическое подёргивание мускулов на лице? В рассредоточенных мыслях мелькнула картина в тёмных тонах, подобно той, когда мне привиделись тяжело и больно избивающие меня ноги. Блэк сгибается, врезается головой мне в живот. Я нащупываю под пальцами мягкие вьющиеся волосы, крепко сжимаю их и безжалостно вдавливаю его лицо себе в пах... Очнулся. Как если бы меня посреди ночи выдернули из глубокого больного сна. Посредством вылитого на голову ведра ледяной воды. Неожиданно и совершенно некстати вспомнилось дурацкое предупреждение, которое я только сегодня давал себе, когда боролся с сомнительным желанием потереть лицо и ущипнуть себя за ухо... Поспешно выкинул руку вперёд. — Не трогай! — прошипел раздражённо (надеюсь, что раздражённо, а не растерянно) и, лихорадочно взмахнув волшебной палочкой, зажёг люмос. Словно это было сейчас самым необходимым заклинанием. Словно, мать твою, без него у меня остановилось бы сердце или я не смог больше бы дышать. Повторил угрожающе: — Не трогай, а то... ...совет: не оказываться с ним... в темноте. Блэк послушался окрика и остановился в шагах пяти от меня, прикрыв привыкшие к тьме глаза ладонью, как козырьком. Серебристый пар валил из его рта. Почему я всё это время безучастно смотрел как он подходит ко мне, вместо того, чтобы расколдовать дверь и сбежать с башни? О, у меня имелся ответ... Щурясь от яркого света, я переступил с ноги на ногу и почти неосознанно провёл языком по искусанной изнутри до солёного привкуса щеке (у меня ведь... тоже могут быть «озарения», правда?). — Не прикасайся ко мне, Блэк. — выпалил я достаточно громко, чтоб каждое слово было хорошо слышно. — Я боюсь... Боюсь, вдруг тебе снова станет до смерти скучно? Как ты однажды признался Поттеру. Может, ты и забыл, но я помню, что тогда ты говорил... вполне искренне. Считаешь, я должен поверить, что это «всего лишь шутка»? Скорее крик уставшего от собственного вранья мудака. Конечно, это был разговор не для моих ушей, однако... Не сразу понял, что «пробный выстрел» ушёл в молоко. Не знаю, чего я ожидал, невольно напрягшись, как перед прыжком — явно не того, что Блэк... расслабленно засмеётся. Негромким и спокойным смехом. Его зубы ловили белые блики моего заклятия. Они напоминали жемчужины в тёмной раковине. Я слегка оторопело опустил палочку и, не мигая, глядел как переливаются лучи на влажном жемчуге во рту. Мельком подумал: вероятно, Блэк так же заразительно смеялся, когда я что есть мочи царапал ногтями по каменному постаменту и снегу, тщетно пытаясь достать свою волшебную палочку, или с ужасом взирал на приближающуюся стену... Я перевёл взгляд на его шею, светящуюся в моём люмосе. От невыносимого отвращения и... разочарования меня снова затошнило. И почему-то пережало горло. — Я что-то тебе расскажу? — с трудом, точно бобы из недозрелого стручка, выталкивал изо рта слова, чувствуя, что уже спустя секунду пожалею о них, — Но, как ты недавно напомнил, я не умею правильно пользоваться своим языком, так что же я могу тебе рассказать? До белых костяшек сжал рукоять палочки. Я собирался ударить улыбающегося Блэка каким-нибудь заклятием, вроде стаи мелких птиц в это блядское лицо. Пока тот будет отбиваться от оравы наколдованных клювов и когтей, пытающихся его ослепить, я развернусь к двери. Мать твою, наконец-то открою её, даже если понадобится расплавить замок... И тут тихий смех внезапно прекратился. Словно его выключили. Блэк стремительно шагнул ко мне, я вскинулся, быстро направил волшебную палочку ему прямо в ставшее серьёзным лицо. Люмос на конце замигал и погас. Упала темнота. Однако я так и не выкрикнул какое-нибудь более опасное заклятие, держа Блэка на прицеле, растягивая звенящий от напряжения момент. Блэк, кажется, вообще перестал дышать. Он находился где-то рядом, точно расползшееся чернильное пятно, но от него не доносилось ни звука. Тишина длилась, тянулась, как разваренная мандрагора, росла. Звёзды — созвездия Близнецов, Тельца и Возничего — увеличились и даже как-то пугающе горели вокруг. И наконец, мне стало казаться, что я нахожусь на крошечном клочке суши в самом центре бесконечного молчаливого космоса. Чтобы избавиться от этого нереального ощущения (от него прихватывало где-то внизу живота, будто навесили гирю), я осторожно убрал одну руку за спину и нащупал холодную металлическую ручку двери. — Знаешь... несколько дней назад папа... Мой отец сказал мне одну вещь, — пробормотал Блэк (и от его тихого голоса я вновь оказался не в безвоздушном пространстве, а всего лишь на Астрономической башне Хогвартса, притиснутый к запертой двери). — Он сказал: «В злости многие говорят не то, что хотели бы сказать на самом деле». В этом случае... — в ночной тишине я ясно услышал как шуршит мантия, Блэк пожал плечами, — в этом случае я вроде как не отличаюсь от остальных. — Если бы мне было даже интересно, что говорит тебе твой отец... Ты что? Так... извиняешься? — медленно спросил я, заглядывая Блэку в глаза (я угадал их в полутьме по яркому блеску белков), и почему-то, произнеся эти невероятные слова, вовсе не почувствовал себя полным идиотом. — Или, может, пытаешься оправдать себя? Я не уловил момента, когда Блэк сделал ещё шаг и поднял руку, но вдруг ощутил прикосновение к груди твёрдой прохладной ладони, точно поправлявшей на мне одежду. Знакомо. Он и раньше так делал. Не помню, когда. — Полагаю, я достаточно наказан из-за одной этой никчёмной шутки. О, ты был бы доволен, если б знал в каком мерзопакостном месте я побывал. — отозвался Блэк хрипло и почему-то почти шёпотом. Какое усилие воли позволило ему сдержаться и остановиться на одном этом прикосновении и долетевшем до моего лица тёплом дыхании? И говорить эти слова — ему, и правда, было неприятно, больно. Неожиданная дрожь прошла по моему телу. Дрожь... удовлетворения? Даже удовольствия. Никак не связанная с лёгким прикосновением гриффиндорского придурка. — Ты не представляешь, что мне пришлось пережить из-за того, что мои занятия анимагией стали известны всем и в том числе моим многоуважаемым родителям, — продолжил Блэк и на мгновение прервался, словно прикусывая себе язык, — А то, что я сказал... Какая-то мысль ударила мне в мозг сияющей кометой. Занятия анимагией... Не отводя глаз от того места, где неясно серело лицо Блэка, свободной от палочки рукой я быстро нащупал бедро и что есть силы ущипнул себя. Едва не дёрнулся от боли, но мозги, шипя, как яичница, встали на место. — Ты сказал то, что думал на самом деле! — перебил Блэка, громким голосом разрушая странную тягучую тишину, резко ткнул в серое пятно лица волшебной палочкой и стряхнул с себя его приклеившуюся руку, как случайного паука. Холодно взглянул на него (глаза достаточно приспособились к темноте, чтобы я мог увидеть Блэка в общих чертах). — Злость не даёт человеку врать, Блэк. Я понимаю, ты был слишком зол, чтобы выдумывать какие-то другие слова. И ты просто сказал... — Что, Северус? — ...ты сказал правду, — вышло внезапно сдавленно. Я хотел поймать ускользающую мысль и заткнуть Блэку рот. Но едва ли я думал, что произнести последнее слово будет так сложно. Хотя Блэк вряд ли мог разглядеть выражение на моём лице, я повернулся и наклонил голову, избегая его пристального взгляда. Коснулся кончиками пальцев ручки двери. — Разумеется, ты сказал то, что на самом деле обо мне думаешь. Блэк, кажется, пару мгновений размышлял, а потом недовольно отозвался уже не полушёпотом: — От чего я действительно устал, так от твоего недоверия, — чуть отстранился и хмыкнул: — И вообще-то, разве ты не знал, что если подслушивать, то можно многое услышать... не предназначенного для твоих ушей, Снейп. Пальцы сжались на ручке двери. Вот оно. — Про Три Метлы, да? — уточнил я, подобрался, готовясь к молниеносным действиям, — И... про Люпина? Про него тоже? Молчание, последовавшее за тремя короткими вопросами, можно было помешать ложкой. — Что? — выдохнул Блэк, вцепляясь мне в плечи. «Мобиликорпус!» Я вырвался из хватки, вторым заклятием выбил волшебную палочку у Блэка из рук (она, выстрелив белой вспышкой, ударилась о камень), и не стал зажигать люмос, чтобы проверить, что всё сработало как надо. Я и так это неплохо слышал — шорох и визг мантии, упавшей гриффиндорскому придурку на лицо, приглушённые ругательства. Когда Блэк упомянул ту историю с его анимагической формой, я вдруг ясно вспомнил одну фразу среди всей чуши, что он говорил, красуясь, точно чёрный флажок, на краю башни. Он перечислял мои «прегрешения»: «Римус, Три Метлы, палочкой тыкать в Джеймса... Письмо из Министерства, в конце концов». Понятно всё. Кроме первого. Причём тут Люпин? — Какого хера?! — заорал Блэк не то взбешённо, не то наоборот... весело? Кажется, он, наконец, освободил голову от складок материи. — Это потому что я вспомнил о дне, когда пришло то злосчастное письмо?! Возможно. Я не ответил бы Блэку, даже если бы точно знал ответ, торопливо сдёрнул с двери чары, будто прозрачный полог, но перед тем как броситься вниз по неосвещённой лестнице, всё же кинул взгляд на рубашку, призрачно белеющую в темноте. Я уже скрылся за первым витком, когда в стену позади меня что-то врезалось. Мог ли Блэк так скоро вернуть себе волшебную палочку? Я не знаю, потому что то, что полетело мне вслед — это было не какое-то известное мне заклятие. Это вообще оказалось не заклятие. Это был... Чёртов ботинок? Новенький лаковый ботинок, лежащий у стены, блеснул в лучах люмоса, точно таинственное сокровище Итак, я сбегал. Мысль о бегстве была горькой. А ещё... странно беспокойной. В окружении глухой каменной спирали, когда перескакивал очередную ступеньку, мне вдруг подумалось, что вовсе не от ярости Блэка и его вопросов я сматывался. Бедро болело от щипка. Грудь жгло. В глазах ещё посверкивали ослепительно яркие звёзды.