Самое настоящее проклятие

— Что это за ребячество?! Откройте немедленно! Вы слышите меня, мистер Блэк? Открывайте! — Да, кстати. Нос Дамблдора. Ты никогда не замечал, что он выглядит так, будто его ломали, как минимум, дважды? Шуму в ушах прибавили громкость, когда я скосил глаза на вытянувшееся лицо Джеймса в отражении. Мы стояли в нашей маленькой ванной, в полторы душевых кабинки (их было две, но вторая работала только по расписанию, одному Мерлину известному). Я — у зеркала, Джеймс — в шагах четырёх от меня, на пороге, прислонившись к косяку. — Ну и что с того? — спросил он после паузы, будто пытался, но не смог сочинить ни одной подходящей шутки про сломанные носы. И только растерянно потёр вскинутую бровь. — Тебе не кажется странным, что он потом не выправил его магией? — поинтересовался я. — Может, решил оставить на память? — предположил Джеймс, ковырнул плитку носком ботинка. Я хмыкнул. Джеймс равнодушно пожал плечами, признавая экстравагантность этой версии. С того места, где он стоял, хорошо просматривалась дверь, ведущая из гриффиндорской спальни (уютные светильники, пологи и заснеженный рождественский пейзаж, который исправно виднелся за окном до наступления темноты) в суровый, неприветливый мир. Джеймс непроизвольно глянул на ту дверь и протянул: — Или, может быть, ему не нравилась прежняя форма? Я не знаю. Странно было думать о Дамблдоре, как товарище по несчастью. Странно вообще представлять его без бороды, молодым и размахивающим в драке кулаками. А возможно, он как-то раз неудачно споткнулся, только и всего. — Я выгляжу кошмарно, да? Джеймс оторвался от разглядывания тёмной двери, моргнул. Это всё желтоватое освещение — оно делало Сохатого усталым и слегка нездоровым. — Ну... И без всяких вопросов понятно, что бывало и лучше. Я вздохнул и перевёл взгляд обратно на своё отражение. Завтра точно будет синяк на полморды, если в зеркало так и продолжать просто пялиться. Ну же. Мы же не хотим шокировать мамочку. — Мистер Блэк! Вы там уснули что ли?! Не испытывайте моё терпение! Мистер Блэк! Сириус! Не обращать внимания на крики МакГонагалл становилось всё сложнее, но пока я справлялся. Прикоснулся к опухшему месту волшебной палочкой. Лёгкая боль не исчезала. Неужели для волшебства одного желания не хватало — формулы заклинаний, что придают физиономии «товарный» вид, совершенно вылетели из головы — или.... Или, на самом деле, я ничего не хотел убирать. Всего лишь грёбаный синяк на лице да лёгкая ...боль Выражение на бледном, с чернотой, наметившейся под красными глазами, лице всклокоченного неряхи и хулигана, которого я видел в зеркале, стало ещё кислее. Просто блеск. Истинный наследник благородного рода. Как назвать просто великолепный талант причинять друг другу.... — Мистер Блэк... Хватит дурить, Сириус. Выходите! Слышите?! И сколько вы собираетесь там сидеть?! Я думал вовсе не о нас с мамочкой, рассеяно ткнул палочкой в зеркало — по нему пошла рябь — и опустил руку. — Если бы тебе выбили зуб — это, думаю, было бы хуже, — вдруг услышал за спиной полный сочувствия голос Римуса, — вырастить новые зубы сложнее, чем свести синяки. Какое-то время я бессмысленно пялился на зеркало — оно шепнуло: «сейчас же ложись спать, дурачок» — потом повернулся и изумлённо посмотрел на Лунатика, появившегося в дверях ванной. И чуть не брякнул: «Ты-то откуда знаешь, что Снейп мне вмазал? Тебя при этом не было». Я и забыл, что его уже отпустили. Помнится... когда мы все вместе пошли к Дракучей Иве, Джеймс любезно рассказал Римусу, какое чудное зрелище он потерял, оглядывая стены и потолок больничной палаты. Честно сказать, не вникал, о чём они с Джеймсом там разговаривали. Я катал в руках снежок и обдумывал, как бы половчее его запустить в корявый ствол — вот и всё, что я делал. Отправлял снежки в недолгий полёт до того времени, пока тень от главной башни замка, напоминавшая стрелку на циферблате, не поглотила дерево полностью. — Зато Бродяга мог бы задержаться у Помфри на часик или два. — ухмыльнулся Джеймс, посмотрел влево и вправо, будто что-то искал на полу, — пропустить парочку стаканов Костероста. Жаль, что у нас тут нигде не завалялось биты. — Ты шутишь? — возмутился Римус, — хороший был бы из тебя загонщик, который путает людей и бладжеры! — Людей можно перепутать, но бладжеры — никогда. У каждого бладжера — своя скорость и особенности хода и... Джеймс хотел сказать что-то ещё, но прервался и невольно прислушался к грохоту снаружи — в дверь спальни разгневанно заколотили. У меня заломило виски. Снежок за снежком, снежок за снежком... пока не отморозил себе все пальцы, пока, словно пролитые чернила, не сгустились сумерки. И тогда мы вернулись в замок. Римус исподлобья посмотрел на Джеймса, тяжело упёр руку в косяк, будто боролся с собой. Думаю, если б Римус мог, то немедленно положил бы конец крикам из-за двери. Должно быть, его, как старосту, это нервировало больше всех. И одновременно с его лица не сходила дурацкая нерешительность. Почему это МакГонагалл не пригрозила ещё снятием баллов, отработкой и чем-то подобным, а пытается — почти мирно — уговорить меня выйти к ней? От этих мыслей внутри всё заныло, как от промозглого ветра. — При случае я обязательно поблагодарю Северуса, что пострадал только мой нос. — произнёс я ровным тоном и поморщился, — Прекрати, Римус. Я ещё не покойник, чтобы делать такую сожалеющую мину. Ещё не совсем, правда? Всего лишь полюбовался, как отражаются, блять, в золотых кубках лучи убивающего заклятия. Джеймс напряжённо рассмеялся. Я, так ничего и не сделав, засунул волшебную палочку в рукав и отвернулся от зеркала. Да пошли вы к чёрту, леди, жалеть ваши чувства — так не похоже на меня. Я... не рассказал. Почему? Джеймсу хватило моего вида в Зале Славы, чтобы догадаться, что кое-что произошло. Пропустил мимо ушей мои уверения «всё в порядке». Я и сам бы на его месте пропустил. Однако он не стал допытываться. А тому... что Снейп, кажется, водил меня за нос, Джеймс, наверняка, и не удивился бы. Водил. Возможно. Блять... об этом я подумаю завтра. Или послезавтра, когда отосплюсь и смогу нормально соображать... потому что сейчас, когда я снова думал о том забавном совпадении фраз Джеймса и Северуса, единственное, что мне захотелось — разбежаться и удариться головой о стену, чтобы это дерьмо навсегда выкинуть из мыслей. К счастью, я имел множество других поводов вцепиться себе в волосы. Таких как, например, МакГонагалл за дверью и мамочка, ожидающая внизу. Римус потупился и негромко сообщил: — Питер уснул. — Мерлиновы панталоны! — воскликнул Джеймс, непонятно с восторгом или с негодованием. — При звуках такой колыбельной! Джеймс ковырял пол, тёрся плечом о дверной проём, закладывал за пояс большие пальцы — всячески делал вид, что ничего не замечает. Но он снова оглянулся, когда донеслось приглушённое восклицание МакГонагалл: — Да что же это такое...Мистер Поттер! Вы же тоже там? Будьте благоразумны, в конце концов! Мы втроём молча пошли посмотреть на Питера. Он сидел на кровати Джеймса, в ногах, сложив руки на спинке и положив на них голову, лицом обращённую к ванной комнате. Но глаза его были закрыты и явственно слышалось спокойное с присвистом дыхание. Мы сгрудились вокруг него, как вокруг именинного торта. Не хватало только ножа в чьей-нибудь руке. Сначала мне захотелось растолкать Питера. А потом стало всё равно. Всё — абсолютно безразлично. Будто некоторое время назад, когда я один за другим бросал снежки в Дракучую Иву, то отморозил себе не только пальцы, но и, в какой-то мере, способность чувствовать. — Ладно, не буди его, — вполголоса бросил Джеймсу, прежде, чем он успел подкрасться и потрясти Питера за плечо. Снова глянув на спокойное лицо спящего, я вдруг до прикушенной губы пожалел, что я — не Питер. Что, в отличие от меня, Хвост может спать под аккомпанемент криков и ударов в дверь. Хотя я подозревал, что он, на самом деле, вовсе не такой уж безалаберный, плюющий на правила смельчак, каким хочет казаться перед Джеймсом — иногда он, как теперь, проявляет удивительную беспечность. Что ему не надо никуда идти. Я вспомнил о том, как однажды ударил его. Синячище вырос с луну, огромную, какую увидишь только в большом телескопе профессора Джонсона. Хвост не хотел идти в больничное крыло. Наверно, стеснялся, что не сможет хорошо соврать. Я заметил, что Джеймс странно поглядывает на меня, едва ли не подмигивает воспалёнными глазами. — Что? Джеймс криво улыбнулся и выпалил: — Я могу дать тебе мантию-невидимку и сказать МакГонагалл, что ты выпрыгнул в окно и убежал. Впору оторопело повторить за Римусом: «Ты шутишь?» Скорей всего, это и правда была шутка, но, если я сейчас кивну и скажу: «да, давай быстрее сюда свою мантию...» — Думаешь, она спасёт от поисковых чар? — отозвался Римус и передёрнул плечами, когда я взглянул на него, — мне... мне жаль. — Тогда мне придётся реально выпрыгивать в окно? — легкомысленно предложил я. Римус не улыбнулся, но мне почему-то стало легче от того внимательного и серьёзного взгляда, которым он смотрел на меня. Не нужны были слова, чтобы понять: «ты расстроен и несёшь какую-то хуету, но не говори так про себя, Сириус». И ужасная неловкость, появившаяся между нами прошлой ночью, внезапно исчезла. Если бы я дотронулся до Римуса сейчас, он бы и не подумал от меня отшатнуться. Смешно вспоминать, как утром я маялся из-за этого, искал какие-то слова, как всё было серьёзно... Римус и без моих слов знал, что если я подставлю — то только плечо. — Что вы себе позволяете?! Откройте дверь! Непрекращающийся стук снаружи. Безнадёжное и подавленное молчание внутри, в комнате, словно здесь кто-то умер. Даже серые шнурки, которые высовывались из ящика рядом с кроватью и свисали с него, мне напомнили то ли червей, то ли удавку. — Я открою? — надтреснуто спросил Римус. Он не мог этого больше выносить и сделал быстрый шаг к двери. — Да подожди ты...— буркнул Джеймс, хватая его за мантию. Все, кто знаком со мной, знают, как я ненавижу делать то, что не нравится. Расстроенный и непривычно хмурый Джеймс покосился на меня и не договорил, потому что он хотел что-то придумать и не мог. Наверняка, ему, как и мне, хотелось спать, а ещё неловко и коротко обняться, хотя для объятий было слишком рано. О, похоже, это один из самых мужественных поступков в моей жизни — но, увы, я не получу за него ни ордена, ни даже таблички в Зале Славы Хогвартса. Просто сказать. — Да ладно, хватит издеваться над МакГонагалл. Откройте.