Самое настоящее проклятие

Краем глаза я заметил резкий взмах волшебной палочки у смазливого ублюдка в руке и… Почему не среагировал? Не сообразил? Подвела осиным гнездом гудевшая голова? Лишённый нормального сна тормозящий, как палец испачканный в липком сиропе, мозг не послал вовремя сигнал об опасности? Или я был слишком зол на Поттера, под конец придумавшего глупую шутку, зол на Петтигрю, который своим простодушием сделал эту шутку невыносимой? Был слишком взбешён, чтобы внимательно следить за третьим гриффиндорцем? Или, когда Блэк вчера с ебучей ёрнической ухмылкой выбросил палочку в сугроб, я подумал, что это что-то значит? Один из когтевранцев — из компании, что болталась у входа в замок — парень в очках, с обеспокоенным видом тронул другого за предплечье, привлекая внимание. Тот другой, светловолосый крепыш, стоял ко мне спиной, загораживая путь под каменные своды школы. Не специально, конечно. Блондин перестал двигать квадратными плечами, махать руками, горячо доказывая что-то чернокожей девчонке в зелёной вязаной шапке, и, повернувшись, тоже взглянул на меня. Я похрустывал снегом, быстро шагая им навстречу. Думал, что в праве надеяться на самое тривиальное и скучное по мнению некоторых забияк — двух выламывающихся дебилов — завершение этого представления на троих, этой странной пародии на осмысленный разговор, мучительного фарса с участием Блэка, Поттера и меня. Надеялся на то, что больше проблем не возникнет, когтевранцы расступятся и без каких-либо неприятностей пропустят меня ко входу… Заклятие подрубило мне ноги, когда до неловко замолчавших «синих шарфов» оставалось всего-то ничего. Свистнул рассечённый воздух. Мир (он состоял из унылого белого двора, замковой стены и группы старшекурсников) пошатнулся и рванул вниз. Перед глазами заблестело ясное небо. Снег смягчил неожиданное падение, но не настолько, чтобы сразу прийти в себя. Я сел. Рука, на которую я, садясь, опёрся, утонула в холодном крошеве — неприятно. Пытаясь отдышаться, несколько секунд тупо смотрел на ноги стоящих впереди когтевранцев — когтевранцы всё ещё молчали, в свою очередь замерли в удивлённом оцепенении. Потом почувствовал мокрый расползающийся холод под собой, на затылке, на саднящих лопатках, тающую снежную пыль — на щеке и опомнился. Уже полувставая, резко повернулся к оставленной в стороне троице мародёров. Но я не успел ни вскочить на ноги, ни разъярённо взмахнуть палочкой. Не успел, и новой стычки не вышло. Вернее то, что произошло дальше сложно назвать стычкой или дракой, и тем более дуэлью. А под конец события приблизились к вульгарным, лишённым и намёка на интеллект маггловским разборкам. Это выглядело так, как если бы на одну мою ногу набросили невидимое лассо, которое предварительно привязали к лошади, нёсшейся вперёд безумным взмыленным галопом. Вновь потеряв равновесие, задохнувшись воплем пленного индейца и скомканным ругательством, я упал на бок. Локоть воткнулся в снег и, словно стальной плуг, оставлял за собой глубокую рытвину. Выкопанные, вздыбленные снежные глыбы набивались в рукава, за воротник и вовсе не освежающим бризом, а колючей удушающей маской залепляли лицо. Отплёвываясь и ошалело тряся головой, я пытался понять: что за ху… Я не успел предпринять хоть что-нибудь, как тараном врезался в толпу когтевранцев. Визг, крики, мат, разбегающиеся сапоги и ботинки. Хлестнувшая по лицу чужая мантия заставила зажмуриться, а потом снова лихорадочно открыть глаза. Сук… Светловолосый когтевранец, неуловимо смахивавший на карликового тролля, неуклюже замешкался, и я, ударив ботинком о ботинок, подрезал его. Когтевранец вскрикнул — его широкая фигура нависла надо мной, закрыв обзор — и он свалился поперёк меня с коротким «хех», похожим на звук, с каким острый топор втыкается в дерево. Блять! Я заскулил от тяжести навалившегося тела, от нарастающей боли в ноге. Ошеломлённый парень, хрипя, беспорядочно дёргался и цеплялся за меня.  — Себе засунь… — сдавленно прошипел я, морщась и крутя головой, отворачиваясь — когтевранец несколько раз ткнул мне в глаза и рот жирными тёплыми пальцами. Наконец, он в испуге попытался замедлить быстрое движение. Поджал колени и вбил их в рыхлый снег, но сделал только хуже. Щиколотку скрутило тянущей болью (я подумал: её сейчас просто оторвёт вместе с ботинком). Уже не обращая внимания на шарящую по лицу противную руку, я кое-как упёрся блядскому когтевранцу в плечо и бок в попытке спихнуть его с себя. Творившаяся ёбаная хуйня — до меня, конечно, дошло единственно возможное её происхождение — испугала ещё каких-то людей, выходивших из здания во двор. Их расплывчатые фигуры и изумленные лица мелькнули передо мной, как это бывает, когда смотришь из замызганного автобусного окна. Я и несчастный когтевранец, вероятно, были похожи на странного многоногого и многорукого монстра, с большой скоростью пересекающего двор — что-то совершенно непонятное и почти пугающее. Не достигая ступенек и арки входа, «лассо» резко повернуло, вновь окатив жгучей волной снега. Несомненный плюс: этот троллиный выродок слетел с меня, как с механического бычка. Я видел, как парень бревном откатился в сторону, подальше, и, хватая воздух ртом, встал на четвереньки. Я же снова мог дышать и двигать рукой с палочкой. И пусть я брошу в своё зелье тухлых флобберчервей, если, в этот момент не позавидовал белобрысому когтевранцу до скрипнувших зубов, потому что заклятие было направлено не на него. И хотя секунд пять-десять мы были в одной лодке, выходит, он, вминая моё тело в снег, просто прокатился на мне, как на каких-то детских саночках. Отделался лёгким шоком и промокшей на коленях мантией. Минус: на повороте меня занесло, я упал на спину. Снова на мгновение увидел безоблачную голубизну неба. Локоть перестал оставлять за собой борозду. Зато затылок сразу же пару раз болезненно проехался по поверхности школьного двора, прежде чем я напряг шею, плотно прижал подбородок к груди — и я мог частично видеть куда меня тащила дурацкая магическая верёвка. А ещё оказалось (и это-то самое дерьмо), что теперь даже принять хоть сколько-нибудь устойчивое положение невозможно. Не говоря уже о том, чтобы сесть, направить палочку на ногу и расколдоваться. Я убью… Тело подскакивало на всех встречных неровностях. Меня швыряло, болтало, бросало из сторону в сторону, как лотерейный шарик в стеклянной коробке, и всё время откидывало назад, когда я пытался дотянуться палочкой до ноги. …убью… Утоптанный жёсткий снег колотил лопатки со злобой человека, чересчур задержавшего у закрытой двери. Он чередовался с мягкими, рассыпчатыми, накрывающими с головой сугробами — моментами я будто оказывался под колючим одеялом и не видел ничего кроме снега. Я убью его. В очередной раз рукавом освободив мокрое лицо и проморгавшись, я внезапно заметил гриффиндорцев. Ругань, сиплое дыхание и скулёж ледяным комом застыли в горле. Я тут же прекратил бесполезные попытки сесть. Так пялил глаза, что они заслезились. Три фигуры. В центре самая высокая — Блэк. Надменный, беспечный, прямой и — до сведённых пальцев на ногах, до прилипших к зрачкам световых пятен — изящный на фоне уродливых гаргулий фонтана. По краям — вонючка Поттер и согнувшийся пополам Петтигрю. Меня волочило совсем близко от них, по широкой дуге вокруг фонтана. Я даже видел поднятую искрящуюся палочку Блэка. Я не разглядел как следует его лица, но мне показалось, что он смеётся. С… Сосредоточиться. Если он будет тащить меня по снегу, так же, как делал это раньше… Все эти чёртовы четыре года и два с половиной месяца осени — будто тащил мордой по снегу — каждый раз, когда я попадался ему на глаза. Разве что-то изменилось после того, как четыре недели назад… Ну уж нет! Сосредоточиться! …то через несколько секунд, расстояние между на… между Блэком и мной будет всего шагов восемь-десять шагов. Я в напряжении поджал губы. …смочил их своей слюной, осквернил пьяным дыханием. О, как было бы славно, если б всё закончилось на том, быстром, чуть тёплом касании, выглядевшем в высшей степени безумно и несерьёзно… Совсем неплохо для сокрушающего удара. Кажется, я даже покраснел от натуги, пытаясь принять более-менее удачную позицию для чёткого и уверенного взмаха палочкой. Хотя происходящее не имело ничего общего с уроком, когда скрупулёзно отслеживаешь каждое своё движение и сравниваешь со схемой на доске, надо было успокоиться и постараться сохранить ясный, как сегодняшнее небо после ночной бури, рассудок — даже в такой ситуации, когда тебя несёт по двору, словно ветер — мятую газету по улице. Впрочем, ведь я не собирался искусно наколдовывать из морозного воздуха стайку щебечущих птиц или демонстрировать мастерство трансфигурации. Я просто и прямолинейно хотел заставить Блэка прекратить. Не знаю чего хотел горячее и искренней, чтобы сумасшедший извращенец оставил меня в покое, дал, в конце концов, уйти со двора, нервно поджав ягодицы или чтобы он начал со мной считаться и, получив «по зубам», зарёкся делать из меня… что-то вроде развлечения. С самого начала я не верил Блэку. С чего же мне плакать и беситься теперь, когда его ложь, словно замок из песка, окончательно развалилась? Секунда, вторая, третья… Выждав ещё полторы секунды, я пустил заклятие в эту грязную отвратительную мразь. И промахнулся. Толстый красный луч, на котором сосредоточились все мои надежды, ушёл в никуда, поверх голов гриффиндорцев, а встречный сугроб, будто в насмешку, забил мне рот, не дав мне повторить попытку. В любой ситуации лучше оставаться спокойным и сосредоточенным: меньше шансов ошибиться, больше вероятность найти выход. Но редко у меня это выходило — сохранять спокойствие — вернее, почти никогда не выходило. Не получалось справиться с эмоциями, когда они крутым кипятком заполняли меня до краёв. Блядский, один лишь блядский снег вокруг! И точно уж не вышло, когда внутри что-то звонко, оглушительно лопнуло. Так лопается горячая пробирка, если какой-нибудь олух опустит её, ещё дымящуюся, в холодную воду. Наверняка, со стороны всё выглядело ужасно смешно. Человека тащит за ногу невидимое лассо, человек яростно пытается наслать заклятие и, промахиваясь, захлёбывается в снегу. В отчаянии, в диком остервенелом порыве достать, добраться до Блэка и причинить ему большое несчастье, я перевернулся на живот — это, и в правду, было не самое верное решение: мантия мгновенно скомкалась, водолазка под ней задралась, и я едва не задохнулся от ощущения набившегося под водолазку снега. Тяжело дыша, я оперся на локоть, подозревая, что испорчу рукав мантии и набью ещё пару ссадин на руках (но в тот момент мне было всё равно). Лицо царапало вылетавшими из-под локтя ошмётками снежного покрова. Зато, напряжённо прищурясь и вытянув вторую руку вперёд, я снова мог направить палочку на гриффиндорского ублюдка. «Давай, суй свой нос, куда не звали! Будто это сложно… Ярость обжигала сильнее снега. Я горел желанием если не уничтожить, то точно уж ударить, сбить с ног, одолеть, заставить глотать… Но, несмотря на лихорадочное возбуждение, мои силы были на исходе. Руку, в которой я держал палочку, било и мотало. И я опять промахнулся. …смешать тебя с грязью. Меня тащило дальше, как изжёванную, побывавшую в собачьей слюнявой пасти игрушку. Снег под мантией медленно таял, превращаясь в ледяную воду. Холодная мокрая ткань липла к спине и животу, заставляла дрожать, корчиться и подспудно желать одного — не отмщения, а чтобы это издевательство поскорее закончилось. Я посмотрел на проносящуюся в нескольких дюймах от лица белизну. Можно ободрать кожу на носу и щеках и наглотаться снега по самые гланды, если опустить голову ниже, если уронить её обессиленно — я всё ещё неловко опирался на локоть. Не совсем осознавая, что делаю, кусал губы и язык. Меня начинало мутить. Нужно снова попробовать расколдоваться. Рано или поздно у меня получится, и тогда… Или Блэку надоест. Играть со мной «в нежные чувства» ему, видимо, уже надоело… Вдруг острая боль пронзила локоть, не дав закончить угрюмую мысль, я, прикусив язык, не сдержал шипения. Внутри трескучими факелами вспыхнули досада и неутолённое тёмное бешенство. С трудом — желеобразные болезненные мысли, какая часть меня хотела просто закрыть глаза — сообразил, что напоролся на каменный постамент, оттаявший после первого «остолбеней!». Я кинул заклятие в гриффиндорца, когда тот схватил моё плечо. О, если бы он не смог тогда увернуться, а ведь я колдовал почти в упор, и моя палочка была… М-моя палочка…где моя волшебная палочка?! Она выскользнула из пальцев! Она осталась там, в снегу! Она чернела прямым прутиком рядом с каменной плитой. Тянул руку. Отчаянно скрёб дрожащими нечувствительными от холода пальцами. Они проскрипели по острому краю постамента и крепко сжали пустоту. Палочка исчезла из виду. А вот это действительно плохо. Раз в двадцать неприятнее ледяной мантии на спине и насквозь мокрых, отяжелевших штанов, которые едва держаться на дрянном ремне. Хуже и не придумаешь — оказаться во власти чужого заклинания да и ещё без палочки. На этот раз я почти не ошибся. Когда, разочарованно стиснув в руке горсть бесполезного снега, я перевернулся на спину, то понял, что, и так не похожая на нарядное имбирное печенье — я недавно видел блюдо такого, покрытого цветной глазурью печенья на хогвартском столе, как в преддверии рождественского пира — ситуация ухудшается с каждой секундой, вплоть до… «Я же тебе не враг! Я же не желаю тебе зла!» Меня несло прямо на каменную стену замка вытянутой ногой вперёд. А я даже не имел при себе палочки, чтобы помешать жёсткому столкновению. Я с долей неверия смотрел на припорошенные снегом, словно покрытые густой белой плесенью камни. И как наяву услышал громкий хруст. Здоровая и невредимая нога — пока ещё — заныла. Меня бросило в пот. Во рту пересохло, а в желудке появилось ощущение, будто я залпом стакан со льдом проглотил. Первая мысль: замолотить пустыми руками по снегу, заорать Блэку, что б он прекратил всё это. Потому что это уже на хуй… никакие не шутки. В ушах стоял бодрящий звук ломающихся костей. Однажды меня назвали липовым слизеринцем, полугрязнокровкой и маггловской жабой и повредили руку в безобразном выяснении отношений — я не хотел бы воскрешать те неприятные ощущения. Однако громада замка быстро приближалась, и можно было разглядеть как на верхних этажах в открытое окно выглядывает чья-то встрёпанная тёмноволосая голова. Мантия давно скукожилась мокрой тряпкой на животе. Чёрт с ней, с мантией, без палочки я ощущал себя голым, как облетевший куст. Беззащитным, как слепой красномордый котёнок, которого человеческие руки уже держат над ведром мутноватой воды. До белых пальцев цепляясь за штанину, я всё же сел. Чего мне это стоило. Даже не понял, как это у меня получилось. Видимо, я не мог выбрать меньшее из зол. Мне одинаково не хотелось ломать себе ногу, с перспективой загреметь на несколько дней в больничное крыло и… просить пощады. Что бы я предпочёл, если б у меня совсем не осталось выбора? В голове взрывались дурацкие зонковские хлопушки и не было ни одной разумной мысли. До стены оставалось не больше десяти ярдов. Впивался ногтями. Невыносимо. Невыносимо медленно развязывал дрожащими, замерзшими до деревянного состояния пальцами раскисшие, засыпанные снегом шнурки. Мне показалось, что прошла вечность, прежде я справился с ними — последние два движения… Ну же! Ну же! Заколдованный ботинок слетел со ступни, как сорвавшаяся с удочки рыба, освобождённая нога в носке упала на снег (застиранный тонкий белый носок промок тут же) и резко всё закончилось.