Самое настоящее проклятие

Вчера Маклагген, тот губастый блондин с совершенно безосновательно умными глазами — три года назад он пытался конкурировать с Джеймсом за место ловца, проявляя поистине гриффиндорскую храбрость (остальные претенденты, помнится, в конце концов, даже не вышли на поле) — надрался по поводу свадьбы своей матери. То есть… изначально, думаю, планировался лишь небольшой тост — примерно в четверть пузатой бутылки огневиски — за здоровье новобрачных, но что-то пошло не так. И счастливый пасынок полночи блевал в туалете, моча галстук в холодной воде белого трона, так что если прислушаться, можно было расслышать характерные звуки… Утром, конечно, не осталось ни следа от таинственного ночного происшествия — только чистый бело-коричневый кафель с резким безжизненным запахом хлорки с привкусом мяты-лимона, и сверкающие унитазы в ряд в глубине зелёных кабинок. Это я к тому, что несмотря на впечатляющие размеры замка, в Хогвартсе сложно хранить секреты и сложно остаться наедине. Если, конечно, ты не попрёшься на астрономическую башню в проливной дождь — тогда, коне-е-ечно, шанс, что тебе кто-то помешает стремится к нулю. Замкнутое пространство, однообразные будни, годами выверенные и осточертелые маршруты — всё это рождает немалый интерес к чужой жизни. В целом, где бы ты не находился в данный момент, только подожди и выглянет, обязательно выглянет из-за угла любопытный нос ученика ли, преподавателя или привидения — таков уж минус любого общежития. Хм… крючковатый, вечно вынюхивающий что-то, огромный, прямо-таки выдающийся (как какой-нибудь общественный деятель, который годами не сходит с обложек) нос… Если так? То зачем я тогда спорю? Да ещё так яростно. Дурак что ли… аж немного неловко. Дурак. Невольно отстранился, приподнял голову. Миг спустя уловил волну тепла — резкий контраст с нежилым холодом подземелья. Тепло едва-едва, а жжётся. Будто бы и уши перестало пощипывать. Или это меня самого бросило в жар? Чертовски необычное лицо, красно-бурое от подсохшей крови. Обладатель его кривится, акульим взглядом, а ля «непростительные в массы», выжигает на мне клеймо. Я неотрывно смотрю на спутанную сальную макушку. В сером полумраке коридора отмечаю: окаменевшие скулы, подрагивающая челюсть, дальше — шея с упрямым горбом кадыка — блестит от пота. Несвежий ворот рубашки в еле заметную бледно-голубую полоску топорщится из-под мантии, как смятая жёлтая бумага. В глаза почему-то больше не смотрю. От неподвижного взгляда итак веки начинает жечь. Жжёт, жжёт. Интересно, какая у нас разница в росте? Я вообще-то выше и Поттера и Снейпа… Но если учесть, что последний постоянно сутулится (а это ему ужасно не идёт)… никогда об этом не задумывался, но Снейп довольно… длинный. Моргнув — кажется не прошло и двух секунд — медленно выдыхаю и снова втягиваю в себя тёплый воздух, опуская подбородок: густой стойкий запах мужского пота, разбавленный чем-то цветочно-сладким, тошнотворным. А ещё — горькая кровь (но, может, это моя) и жирные, свежие, проведёшь рукой — след останется, зелийные испарения. Последнее в ноздрях, как толстая вата, моментально забивает все остальные запахи. Ребро пульсирует болью, ненавязчиво напоминая, что распускать руки — не самая лучшая идея. Хотя и заманчивая. Мы так близко стоим, что пушащаяся нитками, ворсинками мантия слегка щекочет мне пальцы. Пропустить её через… Надо же… Передумал хватать меня за грудки. Зато приподнял похожие на жирных мохнатых гусениц брови — жест то ли удивления, то ли раздражения, или всего вместе. И выставил свой указательный палец, длинный, с белым от напряжения ногтем, прямо мне под нос. — Какой смысл?! Какой смысл мне врать, Блэк?! Какой, блять, в этом… — голос у Снейпа был сорванный прежними выкриками, глухой и тусклый, как старый медный таз, — Сволочь… болтаешь всякое, не имеющее никакого смысла, язык, как хвост собачий, — скривил губы так, словно собирался плюнуть мне в лицо, однако не сделал этого: — я видел! Видел! Я видел мерзкую рожу… Едва на цыпочки не встал, твердя своё «я видел», отведя плечо назад. Ещё немного и этот высушенный обломанный бесцветный ноготь оцарапал бы мне губы. А пальцы у него, небось, холодные. Или наоборот? Как он врезал мне тогда, в кабинете… аж до слёз. Мерлинова борода… Северус продолжал мрачно смотреть на меня исподлобья. Потом сжал руку в кулак и, сильно надавливая, провёл тыльной его стороной по окровавленному искажённому лицу. Было в этом что-то даже демонстративное. Заметил, что машинально разминаю пальцы. Остановился, но не удержался от злой усмешки. Мельком взглянул на крепко сжатые губы, красные сухие полосы и блестящую слюну, оставшиеся на руке, вплоть до края рукава. Я снова хмыкнул, чувствуя неудобное покалывание, медленно расползающееся по всему лицу. Будто в глазах двоится. У Снейпа из девчачьего, пожалуй, только, запястья и глаза. И длинные волосы (правда, у меня тоже не ёжик, но я их хотя бы мою). Эти мысли были странными, мягкими, как одеяло, обволакивающими, как туман, вовсю пахнущие освежающим летним ливнем. А ведь казалось, что он старательно презирает всю эту показуху и кривляния — он ведь не Джеймс. Подумаешь… как страшно. Ломается, словно считает себя евнухом… пфф! — По всей видимости, это был гриффиндорец! Эй, на себя посмотри, красавчик! — рассмеялся ему в ссутуленную спину, продолжая улыбаться (даже если я захотел, то не смог бы этому сопротивляться). Перед глазами всё ещё стояли уродливые кроваво-бурые разводы и никак не хотели уходить. Я не мог это контролировать. Голос был хриплый и низкий, с потрохами меня выдающий, хотя этот до ужаса сердитый человек однозначно выразил своё неприятие подобных проявлений с моей стороны. Снейп поспешно двигался к чёрному прямоугольнику входа в какое-то подсобное помещение, слегка отставив руку с палочкой и не собирался больше кричать. Видимо, понял, что выглядит просто глупо. Ну, глупо. А как ещё он должен выглядеть? Умно что ли? Может, даже не потому, что так искренне уверен, в то, что «видел», а лишь потому, что я, как заколдованный, говорю обратное. Мне, на самом деле, плевать. Ему, наверное — тоже. Наплевать ему, верю я в действительности его словам или нет. — Ты тупой глухой пидор, Блэк, — а нет, всё же решил оставить последнее слово за собой. — Я не тупой, я — просто гений. Типичная отмазка Джеймса. — А за пидора возражений нет?! Н-ну?! — язвительно рявкнул Снейп, не оборачиваясь. Хамло несчастное. Кажется, раньше я бы хорошенько бы отмутузил его за такое вяканье. Но то раньше, да? — А что на правду обижаться? — хмыкнул я в ответ, — к твоему сведению, педерасты тоже люди. Что развешивают муди. П-пёсик. Снейп остановился и повернулся, явив нахмуренный профиль. Сердитый и сосредоточенный. Лицо его за бурыми подтёками было красноватым. Не поймёшь, то ли от танцев с палочками и споров, то ли от чего ещё. — Но не трангрессировал же этот некто! Если он вообще был. Что ты пытаешься высмотреть? — снова прервал молчание я и невольно подпустил в голос издёвки. Пёсик-то я, конечно, пёсик, однако ж… Снейп перестал по-жирафьи вытягивать шею. Но несмотря на то, что ему, наверняка, хотелось уйти, он остался стоять с приподнятой палочкой, и чуть наклонив голову, подозрительно пялился на открытую дверь, пока я быстро шагал вперёд. Расслышал какие-то невнятные бормотания: — Она... Эта дверь. Она была открыта? Нет? Я не помню… Нет. Мне даже показалось, что Снейп на какое-то мгновение забыл обо мне. Жестом глубокой задумчивости он провёл рукой по лбу, волосам, запустил пальцы в липкую копну, на мгновение оголив ухо и висок, и, поморщившись, слегка потянул ладонью в сторону. Я приостановился, наблюдая за ним. Нюнчик вскинулся, нервным движением выпутывая пальцы из волос, и те упали обратно, тоскливо повисли, касаясь щеки. Не у Поттера ли он подцепил жест — взлохмачивать себе башку? Мы на одной планете живём, пусть даже он и грёбаный… Но, во всяком случае, этот жест выглядел иначе, нёс в себе другие эмоции. Перестав бормотать, Снейп вдруг прищурился и вскинул палочку по направлению к тёмному проёму. — По-моему, она как была открыта, так и была, — пожал плечами я. Не потому что точно знал. Я понятия не имел. Мне хотелось просто напомнить о себе. О том, что Снейп рассуждал вслух и не ждал никакого ответа я узнал, когда он с раздражением отвернулся от двери и недоумённо уставился на меня. — Я не псих, чтобы мне что-то там пригаллюционировалось! — прошипел, переступив с ноги на ногу. — Я видел.... — О, пожалуй, я слишком мало тебя знаю, чтобы рассуждать об этом. А вдруг галлюцинации — это твоё маленькое хобби? — почти беззлобно фыркнул я, подойдя ближе. Тоже заглянул в чёрный проём — было видно лишь полторы плиты каменного пола, дальше всё тонуло во мраке — но, на первый взгляд, темнота была совершенно неподвижна и безжизненна, и скрывала разве что старые парты, швабры да дырявые вёдра. Я разочарованно выпустил воздух из надутых щёк: — Ничего интересного. Глаза Снейпа расширились, когда тот мазнул по мне осторожным нечитаемым взглядом. В них странно отражалось и вспыхивало пламя факела. Е-е… — Послушай, Блэк, если хоть кто... Не отводя глаз с тёмного проёма, я почувствовал под ладонью напрягшееся плечо и сухие кончики волос и уже махал палочкой и оставалось только громко и чётко произнести, перебив его: — «Люмос Максима!» — яркая вспышка белого света озарила… — ну и… э? Озарила… м-да. Я хотел сказать: «ну и что там?», имея в виду заинтересовавшую Снейпа комнату. Но в этот момент я не заметил бы и Дамблдора с длинной серебристой бородой и в какой-нибудь из своих безумных мантий, окажись он там. Рука, которой я коснулся плеча Снейпа — будто мне её отрезали. Будто я куда-то падал и… падал бесконечно. В ушах стоял звон, превращавшийся в невыносимую тишину. Секунда помрачения — на самом деле я всё также стоял напротив распахнутой двери, рядом со своим слизеринцем, и так же чувствовал тёплыми подошвами твёрдый пол, а ушами и кончиком носа — холодный воздух. Изменилось только одно: я до боли в шее повернул голову и совершенно не смотрел на результат своего заклинания. То есть… на прямой результат. Пока я поджимал губы, скрёб пальцами ног по внутренней поверхности туфель и соображал как реагировать — Снейп шумно выдохнул, выпрямился, выпрямил ноги под хлопок расправившейся мантии. Вяло, неуверенно опустил поднятую в защитном жесте руку, открывая бегающие глаза. Мы встретились взглядами. — Ну, что… — вырвалось у меня. — Я говорю, если кто-нибудь, хоть словом обмолвится об этом. Если пойдут слухи… — тихим, абсолютно невыразительным, как шрифт хозяйственных колонок в Пророке, голосом Снейп докончил фразу, проигнорировав мой сдавленный хрип. — Ну. Урок скоро закончится… и спасения не будет от мелкоты и… они слишком много болтают, я не хочу, чтобы меня застукали здесь. На самом деле, я забыл о чем мы говорили прежде. Это ведь не то, что я хотел услышать сейчас. У меня внезапно заболела голова от безжизненного и суетливого голоса. — Забей, — оборвал Снейпа, отвёл глаза и тотчас же почувствовал короткий напряжённый взгляд. А-а, ты думаешь, я сейчас скажу что-нибудь насчёт...насчёт мышонка бросившегося бежать от безвредной бабочки? Нюниусу было неспокойно. Больно. Рядом со мной сейчас. Я чувствовал это, как и то, что виноватым, он, скорей всего, снова считал меня. Нелепый, неловкий, дурацкий момент — это не стоило таких страданий. Это не стоило ничего. Только сказать «чувак, лечи нервы» и рассмеяться. Рассеяно подумал: наверно, стоит Снейпу это позволить — уйти, резко повернувшись на каблуках и исчезнуть в коридорах своей вотчины. Но перед тем, как нарушить своё слово и сбежать, поколебавшись, он вновь направил палочку на пустую освещённую комнату. А говорил что… «видел»… Может и врал. Подумал в следующий момент: не отпускать, трансфигурировать бы его во что-нибудь неживое, без ног, чтоб не удрал, простое, как плоский лист пергамента, и унести на край света… Этот человек… Я качнулся, поддёрнув мантию, засунул свободную руку в карман и наполнил образовавшуюся, как дырка в сыре, пустоту своим бравым лживо-простодушным голосом: — Что мы такого сделали? О чём могла болтать вся школа. Подумаешь… драка в коридоре… Он так и не произнёс заклинания. Просто стоял, вытянув руку с палочкой. Какая-то эмоция застыла на его лице, и он снова, против воли, взглянул на меня. Как меня обжёг этот взгляд. Редко, когда я себя чувствовал настолько идиотом. То есть… в последнее время, я ощущаю себя умственно отсталым всё чаще, и это был один из тех моментов, когда-либо сгореть от стыда, либо… Говорят, от любви глупеют, но вряд ли Джеймс испытывает ту же отвратительную гамму чувств, когда трётся рядом с Эванс. Но ты ведь сам хотел, чтобы я сделал вид, что ничего не произошло, чтобы я говорил о чём угодно, кроме... Почему теперь удивлённо смотришь на меня?! Машинально нащупал в карман острый картонный сгиб почти пустой пачки и, глядя на каменную стену и яркие факелы, едва удержался, чтобы не повысить голос: — Эй, косоглазие разовьётся. Смотри на меня прямо… — «Нокс!» — поспешно, смазано. —…если хочется! — сквозняк задел ноги и забрался под мантию, как чья-то холодная рука. Комната, как моя душа, вновь наполнилась тьмой. — «Агуаменти!» Я буквально выплюнул это заклинание, мандрагорой взвыв на слоге «г-гуа». — …тего!» Мне не показалось — я ещё не успел закончить, а он уже обернулся и выставил магический щит. О-о, естественно, ведь он так ждал нападения шарахнулся от обыкновенного «люмоса»! Тупая трусливая сволочь. — Агуа-ам… «Агуаменти!» В воздухе распространилась ледянистая свежесть. В настойчивости никогда не имел недостатка, и в результате добился своего. — Бля… Блэк, ты спятил, придурок?! Злобный вопрос прозвучал глухо и незнакомо из-за прижатого к мокрому отвёрнутому от меня лицу рукава. Волосы закрывали, но я всё равно видел гусиную кожу бегущую по шее. — Если только от любви. Что? — я напоролся на его взгляд из-под медленно опускающейся руки, — я всего лишь оправдал твои большие ожидания! — засмеялся, хотя смех не вышел и оборвался — дикий и ненормальный — на середине. Скривившись, махнул палочкой, и остатки воды блестящим лезвием косы разлетелись по коридору. — Благодари, что просто водичкой полил. Как цветочки. Утёрся? — вновь поморщился, — приведи себя в порядок… смотреть страшно! Весь… в крови… Секунда замешательства. Почему я снова отвёл глаза? — Я не сквиб и не недоумок, Блэк, и могу сам... — Я только одного не понимаю: ты... боишься меня? Трусливая мышь. — Что?! Чушь! Я не... — Или ждёшь от меня гадости? — Я НЕ БОЮСЬ. — О, может быть, это я, я настрочил этому вонючему павлину и подставил тебя?! Может, это я только что, прямо сейчас, угрожал Римусу?! Замешательства больше нет. Выкрикнул ему в лицо, в конце притянув за мантию, и как никогда почувствовал мокрый железный запах крови, хотя теперь она осталась только частично, на подбородке, как дурацкая рыжая щетина. — Отпусти меня! Убери от меня свои вонючие лапы! — Ах да! Тебе плевать и на Римуса и на мои чувства, ведь ты в них просто не веришь! Я ведь, по-твоему, не могу говорить правду? Прекрасно! Великолепно! Но я не знал, что ты у нас такой мазохист! А знаешь что? Давай, суй свой нос, куда не звали! Будто это сложно — смешать тебя с грязью! Пытаясь вырваться, палочкой ткнул мне в глаз — еле успел зажмуриться и отвернуться. На лицо с шипением и треском посыпались кусачие искры. — Сука… — охнул от боли — того и гляди волосы запалит — на секунду ослепнув. Застыл, смаргивая, выступившие слёзы. Ткань, как живая, вырвалась из моей руки. Обожжённым лицом почувствовал свободное движение воздуха — Нюнчик отскочил от меня, как Малфой от маггла, и развернулся. Низ его мантии хлестнул меня по ногам. А потом вдруг услышал громкий визгливый возглас: — Ну да! А ты весь в белом, блять!