В паутине чувств

Октябрь 2020

«самые красивые вещи в жизни — это далеко не вещи

это люди, места, воспоминания и впечатления. это чувства, моменты, улыбки и смех»

      Во время сессии выходных практически не бывает, однако в этот раз один все-таки выдался. И как бы сильно мне не хотелось полежать дома и отдохнуть от бесконечного нахождения в ГИТИСе — учеба на заочном отделении длится всего три-четыре недели в семестр, однако мы с одногруппниками все это время буквально живем в институте — погода слишком хороша, для того, чтобы любоваться ей из окна.       Звук колес, катящихся по асфальту, приятной мелодией долетает до слуха, иногда сменяясь глухим стуком, когда скейт приземляется на землю после прыжка.       Мой лучший друг катится впереди меня, мастерски лавируя между людьми, заполонившими парк, словно муравьи — муравейник. Я отвлекаюсь на идущую справа от меня семью с тремя детьми, поражаясь их внешнему сходству, а потом слышу девичий крик «Осторожно!» и, повернув голову к источнику шума, вижу, как Никита соскакивает со скейта, врезавшись в девушку на роликах, которая, балансируя, пытается не упасть.       Подъезжаю к ним, наблюдая за тем, как друг хватает девушку за плечи, останавливая. Она охает, хватаясь за его руки, а потом принимается извиняться.       Твой голос я узнаю из тысячи, поэтому, когда ты оборачиваешься, заметив меня, на моем лице играет улыбка.       — Приве-ет, — тянешь ты, поправляя кепку, чтобы открыть себе обзор — и хотя твои ролики прибавляют несколько сантиметров к росту, ты все ещё ниже, и вряд ли козырек позволяет тебе видеть что-то выше твоего роста, — как дела?       — О, я сбил твою подружку? — Перевожу взгляд на улыбающегося Никиту.       Ты недовольно скрещиваешь руки на груди.       — Я не его подружка, — произносишь это таким тоном, будто быть «моей подружкой» — худшее, что может случиться в жизни.       — Она не моя подружка, — вторю я, неожиданно для себя замечая, как в этот момент ухнуло сердце.       Никита смотрит на нас, переводя взгляд с одного на другого, а потом пожимает плечами.       — Все так говорят, — я закатываю глаза, представляя, как он сейчас начнёт рассказывать выдуманные истории о друзьях, которые так говорили, а в итоге женаты и воспитывают семнадцать детей, так что спешу переключить свое внимание на себя.       — Ты одна здесь?       Ты переводишь на меня взгляд, хлопая ресницами.       — Да, — поправляешь рюкзак на спине, — одна.       Вопрос срывается с моего языка быстрее, чем я успеваю узнать у друга будет ли он против, если ты присоединишься к нам. И хотя я знаю, что против он не будет, мысленно ставлю пометку в голове извиниться.       — Только обещай не врезаться в нас больше, — Ник смеется, смотря, как ты хмуришься, а потом добавляет, смотря на меня, — чего? Уже пошутить нельзя?       Видимо, мое лицо приобрело неожиданное для меня выражение недовольства его высказыванием в твою сторону, потому что ты добавляешь:       — Я катаюсь достаточно хорошо, для того, чтобы врезаться в скейтеров.       Мои губы растягиваются в улыбке, пока я наблюдаю, как Никита передразнивает тебя, а потом ставлю скейт на землю, чтобы продолжить движение вперед.       — Вы движетесь как вареные мухи, надо постараться, чтобы в вас врезаться, — раздаётся за спиной, и я слышу, как возмущается Никита.       Ты пролетаешь мимо меня со скоростью света, отдаляясь за считанные секунды, и друг присвистывает, оказываясь рядом со мной.       — Не был бы ты моим другом, — говорит он, — я бы отбил её у тебя.       Я никогда не воспринимал серьезно слова друзей о том, что они хотят увести у меня девчонку. Или потенциальную девчонку. Более того, я сам часто бросаю им такие фразочки, которые не имеют под собой никаких серьезных намерений, однако сейчас в моей груди, к моему удивлению, заклокотало глубокое чувство ревности.       За все те месяцы, что мы знакомы, ты стала мне по-настоящему близка. И если раньше я не осознавал этого в полном объеме, то сейчас понимание свалилось на меня словно лавина.       Я начал влюбляться в тебя. Медленно, но верно ты продолжаешь идти к тому, чтобы влюбить меня в себя, даже не осознавая этого, очевидно, даже не имея таких намерений.       Пожалуй, самое обидное в этой ситуации то, что ты, я знаю, не чувствуешь даже сотую часть того, что чувствую к тебе я. И пускай мои чувства только-только начинают зарождаться где-то внутри, отзываясь кульбитами в животе, стоит мне только взглянуть на тебя, я знаю, что скоро это станет сильнее, и тогда я окажусь в тупике.       — Или ты не против? — Вырывает меня из мыслей Никита.       Я хлопаю ресницами, смотря на него.       — Что?       — Говорю, ты против того, чтобы я отбил её у тебя? — Кивком указывает на тебя, уже возвращающуюся обратно к нам.       — Против, — кидаю ему хмурый взгляд, и он присвистывает.       — Все ясно, — кивает, — я знаю этот взгляд. Нас ждёт баллада о неразделенной любви?       — Нет, ну вы точно как вареные, — ты тормозишь рядом, улыбаясь.       Я радуюсь тому, что ты улыбаешься. Это так странно — испытывать к кому-то такие чувства, когда одна лишь улыбка человека рядом заставляет настроение взлететь до небес.       Ехать на скейте не получается также быстро, как на роликах, поэтому ты сдаешься и неторопливо едешь рядом с нами, рассказывая историю с очередного собеседования. Будучи трудоголиком по натуре, ты измучилась, не зная, чем заняться, на третий день безработной жизни завалившись ко мне в квартиру и принявшись наблюдать за тем как я музицирую, бесконечно отвлекая своими комментариями и вопросами.       Пару раз ты даже порывалась сесть за синтезатор, — я купил его вместо видавшего виды фортепиано, стоящего в квартире со времен её покупки — однако отскакивала от него быстрее, чем клавиши издавали хоть какой-то звук. Поэтому, спустя месяц без каких-либо продвижений, новости о том, что несколько компаний обещали перезвонить хотя и не сильно, но радуют.       В глубине парка все ещё есть асфальтовые дорожки, и по ним мы приезжаем в скейт-парк, где то и дело слышатся звуки падающих тел. Едва мы показываемся в поле зрения спортсменов, высокий парень с длинными дредами подкатывает к нам на роликах.       Вы с ним знакомы — судя по тому, как вы тепло обнимаетесь, знаете вы друг друга не первый день. Ты буквально повисаешь на парне, который обхватывает твою талию одной рукой.       — Наконец-то ты вспомнила о нас, — наигранно обиженно произносит он, опуская тебя на землю.       Я чувствую, как все клокочет внутри — явный признак того, что я не хочу видеть тебя с кем-то другим.       — В последний раз вы были не слишком дружелюбны по отношению ко мне, — замечаешь ты, скрещивая руки на груди, — так что я не хотела приходить.       Парень поднимает руки в сдающемся жесте.       — Дорогая, без обид, — ты закатываешь глаза, — но ты сама знаешь, что мы все сделали правильно.       Мы с Никитой совершенно не понимаем, что происходит, поэтому, взяв скейты подмышку, мы молча следуем за тобой, когда ты манишь нас ближе к трамплинам.       — Когда я тренировалась здесь несколько месяцев назад, — объясняешь ты, разворачиваясь и медленно двигаясь спиной вперед, — то должна была участвовать в соревнованиях. За неделю до этого, выполняя трюк с лестницей, я упала и повредила руку, — разворачиваешься и продолжаешь катиться рядом с нами, — и тогда Марк, — киваешь в сторону парня с дредами, двигающегося впереди нас, — снял меня с соревнований, хотя знал, что травма была несерьезная, и с ней я бы откатала программу. Мне тогда нужна была разрядка, и я жутко разозлилась на него. Прошло почти полгода, и за все это время я ни разу здесь не была, хотя раньше приезжала каждый день.       Мы подходим к трамплинам, и несколько человек подъезжают к нам, чтобы поздороваться. Все как один запечатаны в защиту с головы до ног: в дополнение к шлемам, наколенникам и налокотникам идут всевозможные защитные накладки, защищающие голени, запястья и лодыжки. Ролики тоже у всех разные, не все из них похожи на твои — у кого-то они низкие с большими колесами, у кого-то — не слишком высокие, но по большей части, конечно, ролики такие же, как у тебя — массивные и высокие, и колеса на половину спрятаны в ботинок.       Никита делает предположение о том, что такие ролики носят те, кто делает трюки, и я, сравнивая тебя с остальными роллерами, только сейчас осознаю, что на тебе совсем нет защиты.       — Ты остаешься, я надеюсь? — Произносит невысокая блондинка, обращаясь к тебе.       Ты неопределенно передергиваешь плечами, замечая, что гуляешь с друзьями.       — Твои друзья не будут против посмотреть шоу, — закатывает глаза девушка, подъезжая к нам, — правда?       Она представляется Алиной и утаскивает тебя к одиноко стоящей в десяти метрах от нас лавочке, заваленной экипировкой и спортивными сумками, ворча, что ты не рассказала ей о новых друзьях.       Теперь ты тоже похожа на этих ребят — в защите от макушки до пят, с решительным выражением лица.       — Если она не потеряла своих навыков, — произносит Алина, появившись рядом с нами, — то новички найдут себе пример для подражания.       Мы не особо понимаем о чем идет речь, однако всё внимание приковано к тебе. Ты болтаешь с Марком, стоя около одного из трамплинов, ожидая, пока роллеры освободят площадку.       — Она была лучшей здесь, пока не ушла, — я поворачиваю голову к твоей подруге, отмечая, что она не сводит с тебя взгляда, — хотя и была самой безбашенной. Она единственная может сделать пять оборотов в прыжке.       «Пять оборотов в прыжке» звучит интригующе, и Никита указывает мне на два десятка роллеров, замерших по периметру площадки.       — Когда кто-то из опытных роллеров приезжает на площадку, он показывает свои умения новичкам, — объясняет блондинка, — это очень мотивирует их.       Марк присоединяется к нам, когда ты начинаешь катиться по площадке, будто пытаясь запомнить все её неровности. Музыка, до этого звучавшая из бумбокса, стоящего около лавочки, затихает, позволяя слышать только стук колес об асфальт.       Сделав ещё круг по площадке, ты набираешь скорость и с легкостью поднимаешься на высокую рампу. В мгновение ока отталкиваешься от нее и взлетаешь в воздух. Я, завороженный, не успеваю даже подумать о том, насколько это опасно.       Свобода и грациозность ощущаются в каждом твоем движении. Ты вращаешься вокруг своей оси, вызывая ощущение невесомости, движения точны и синхронны, словно ты танцуешь в воздухе.       Те самые «пять оборотов в прыжке» выходят у тебя так легко, что кажется, будто ты была рождена для того, чтобы бесконечно крутиться в воздухе.       Мы не задерживаемся здесь и уходим практически сразу после завершения твоего импровизированного представления. Ты обещаешь показать что-то интересное, и мы следуем за тобой. Асфальтированные дорожки в конце-концов заканчиваются, и ты сменяешь ролики на кроссовки, повесив на спину внушительных размеров рюкзак. Мы стремимся отобрать у тебя его, однако ты вооружаешься палкой и отгоняешь нас от себя, словно стаю бродячих собак.       Местом назначения оказывается небольшой обрыв где-то в самой дальней части парка, где нет даже фонарей. Солнце красиво опускается за горизонт, оставляя после себя рассеянный золотистый цвет, и мы опускаемся на импровизированную скамейку, сделанную из двух пеньков и положенной сверху доски.       — Я иногда прихожу сюда, — замечаешь ты, смотря вперед, туда, где солнечный свет играет с редкими листьями на октябрьских деревьях.       Ты сидишь рядом со мной на скамье, вытянув ноги вперед и положив на колени руки. Голова опускается на мое плечо, и я чувствую, как тепло разливается по телу, и оно покрывается мурашками. Мы не смогли поместиться здесь втроем, поэтому Никита сидит на своем скейте, катаясь на нем вправо и влево, не отрывая стоп от земли.       — Давно ты катаешься на роликах? — Интересуется друг, и ты поднимаешь голову, смотря на него.       — Пару лет.       Я присвистываю.       — Ты что, тренировалась днями?       — Двадцать часов в день семь дней в неделю, — ты киваешь, — у меня адреналиновая зависимость. И это — самый безопасный способ не сойти с ума.       Никита хмурится       — Адреналиновая зависимость?       — Ну да, — ты поднимаешься на ноги, подходя ближе к обрыву, — зависимость от рисковых ситуаций. Мой организм всегда требует движения, я не могу сидеть на одном месте, мне постоянно нужно что-то делать.       Ты замираешь около обрыва, наклоняясь над ним. Мне кажется, что ещё мгновение — и ты полетишь вниз, так что я срываюсь с места и, схватив тебя за руку, отдергиваю. Ты падаешь мне в объятия, не успев даже ахнуть.       — Все реагируют примерно вот так, — усмехаешься, слегка отстраняясь и поправляя ворот моей кожаной куртки, — а для меня это — способ выживать. Быть живой. Чувствовать, что я что-то могу, чего-то стою.       Домой мы идем уже в полной темноте. Прощаемся с Никитой около метро, и вдвоем преодолеваем оставшееся расстояние до дома.       — Я ходила на свидание, — оповещаешь ты меня.       Смотрю на тебя сверху вниз, чувствуя, как в груди образовывается огромная дыра. Она воронкой засасывает в себя те приятные эмоции, которые оставил после себя сегодняшний вечер.       — И как прошло? — В свете фонарей ты не видишь выражения моего погрустневшего лица. Ну, по крайней мере, я искренне на это надеюсь.       — Возможно, мы встретимся снова, — пожимаешь плечами, первой поднимаясь по лестнице к подъездной двери. — Но почему-то никаких приятных чувств эта встреча у меня не оставила.       Я лишь хмыкаю в ответ, желая, чтобы и следующая встреча не оставила приятных чувств.