Cursed

             — Вы слышали, что говорят о Гвинн?       — Ты о Нелл «Апельсин»? Неужели опять полила свои сиськи апельсиновым соком?        Десятилетний Кацураги Таро как раз проходил мимо двери, услышав разговор, явно не предназначенный для чужих ушей, как он считал. Мальчишка слышал много таких разговоров — живя в борделе, где собственная мать была кем-то вроде «хозяйки», сложно было обойтись без них. К тому же, если бы кого-то заботило то, что ему хотелось слышать, а что не хотелось слышать, то Таро бы даже не знал, что Нелл получила свое прозвище не только за то, что любила апельсины, но еще и за то, что любила, когда мужчины слизывают с ее тела апельсиновый сок. Но Салли, чей бюст по словам многих — воплощение блаженства, рассказала про это еще полгода назад или около того. И если верить ей, то Нелл известна тем, что любила вкусные игры и могла рассмешить любого, а еще мечтала стать актрисой. Честно? Кацураги не видел в этих «вкусных играх» ничего веселого или достойного. А еще… еще глупо мечтать стать актрисой, живя и работая здесь. У многих здесь были свои мечты и цели, но мало кто их достигал.        Потрепанная временем тяжелая швабра в хрупких руках Таро с громким шлепком опустилась на дощатый пол.        Мать мальчика, к слову, покинула Дом до вечера. И наказала к ее приходу убрать все за клиентами. По словам женщины, ее сын должен приносить хоть какую-то пользу, раз большую часть своего времени он проводил в этой своей школе.        Вообще мальчишка всегда держался подальше от суеверий, глупых верований и прочего, предпочитая твёрдо и прочно стоять обеими ногами на земле. Но была одна вещь, вера в которую у него сохранилась, несмотря на всю ту острозаточенную «приземленность», что тот в себе любовно взрастил. Во что же он верил? В то, что человек рождался либо под счастливой звездой, либо нет, и это преследовало его до конца дней, если тот опускал руки.        Кацураги Таро родился на два месяца раньше срока, не весил и килограмма. Надежды на то, что мальчик выживет, не было — даже его мать не верила, хотя эта женщина верила лишь в зелёные хрустящие бумажки и ни во что более. Но совсем ещё юный, едва родившийся, Кацураги боролся за свою жизнь, и с того момента ему предстояло бороться за нее и впредь.        На самом выживании сразу после рождения ничего не закончилось. Мать, зарабатывавшая тем, что продавала своё тело, хотела девочку и именно ради этого устремления не пыталась избавиться от ребёнка до его рождения — девочка должна была помогать, а когда вырастет могла бы работать вместе с матерью. Но родился мальчик. Роды проходили тяжело и раньше условленного срока, а закончилось все тем, что новоявленная мать узнала о том, что родившийся сын будет ее первым и последним ребёнком, больше родить не сможет. Так мальчик, что отчаянно боролся за свою жизнь, стал огромнейшим разочарованием для своей матери, едва появившись на свет. За это в награду ему досталась совершенно неограниченная нелюбовь матери.        Это и было в его понимании — «родиться под несчастливой звездой». Таро с самого детства верил, что его звезда самая, что ни на есть, несчастливая.        Впрочем, несмотря на это, в мальчике в детстве было много надежд, амбиций и желаний. Была уверенность, что все получится, ведь ещё несколько лет назад он знал главный закон: тот, кто учится и следует правилам, добивается поставленных целей. Но, оказалось, в реальном мире он не работал. Недостаточно… хорошо учиться и следовать правилам.        Таро все ещё помнил… помнил больно жалящие в детстве слова других детей, которых встречал на детских площадках: они вторили своим родителям, называя Кацураги грязным и сыном главной шлюхи города. Сам он уже тогда прекрасно знал значение слова «шлюха», в отличие от других детей… из более достойных семей. Те даже не подозревали, что значило то, что вылетало из их ртов, но это и не имело значения. Им достаточно было знать, что их слова задевали тогда ещё совсем маленького мальчика, ведь именно этого они и добивались… причинить боль…       

«Шум капающей воды повсюду. Единственный и такой раздражающий звук в этой кромешной тишине, не считая его собственного дыхания. Где-то раздался жалобный писк. Очередная крыса, загнанная в угол, которая больше не выберется отсюда. Но даже это не смогло заглушить смех одноклассников, что ещё звучал в его голове.

      

Ребра болели… Кажется его сильно избили.

      

И как он мог так подставиться? Глупо…

      

Пятилетний мальчик поднял взгляд к потолку. Темно. Нет выхода. Капли воды. Эта ужасная вонь. Таро казалось, что он сходит с ума. Страх, лихо смешанный с яростью и осознанием собственного бессилия, подбирался все ближе и в конце застрял сухим комом в горле, не проглотить. Дыхание участилось. Воздуха не хватало. Холод. Боль.

      

— Не… Нельзя… Тер… Терять… Сознание… — прошептал в тишину Таро.

      

Мальчик стал судорожно шарить руками по полу. Он не знал, что можно было найти таким образом, даже не знал есть ли что-нибудь, что стоит искать. Просто шарил по полу, просто надеялся.

      

— А… — вскрикнул мальчик, хватаясь за пораненную руку.

      

Комок исчез. Дыхание более-менее пришло в норму.

      

Таро снова протянул руку к месту, где поранился, и наткнулся на острый камень. Не чудо, которое сулило ему великое спасение, но даже это вызвало в нем легкое ликование. Таро закрыл глаза, пытаясь воспроизвести в памяти все, что он увидел, пока дверь еще была открыта, пока сюда проникал хоть какой-то свет. А ведь тогда еще можно было сбежать, но тело слишком ослабело, поэтому надежды даже на свои особые силы не было.

      

— Обшарпанные стены, разбитая лампа, сгнившие трубы… — начал бубнить в пустоте Таро, но снова закашлялся.

      

Горло неприятно саднило. Голова разлеталась на части от мерного капания воды. Сосредоточиться и удержать какую-либо мысль становилось все сложнее. Сознание давало сбои. Мальчику стоило огромных усилий держать глаза открытыми. Главное было не потерять сознание, не дать себе отключиться.»

       Когда все это началось? Когда мечты и надежды рассыпались, разлетаясь на тысячи осколков битого стекла, что оглушающим звоном отдавались в ушах, заостренными краями разрезали кожу? Все случилось тогда, когда его заперли дети в том подвале? Хотя тут, пожалуй, сам вопрос не совсем верен. Когда все пошло не так, неправильно? Да, так точнее. Ближе к сути. Казалось, что все началось гораздо раньше, чем это можно было заметить, от того Кацураги и не обратил внимание, и все пришло к тому, что происходило прямо сейчас, как к некому закономерному итогу той цепочке событий, которую толком даже не удавалось отследить, разобрать ту на звенья и все понять хотя бы для самого себя. Просто в какой-то момент вместо надежды и глупых мечтаний стало зарождаться желание. Ещё не цель, нет. Желание.       

«На самом деле, то, что чужой локоть вжимался в шею Таро не было чем-то неожиданным. Это прекрасно вписывалось в схему из сотни вероятностей, находясь слишком далеко от первой десятки — не зря говорят, что, в принципе может произойти все что угодно, кроме того, что не может произойти никогда. Но важно ли это сейчас?

                          

Чего-то такого следовало ожидать. Почему? Просто не надо иметь много ума, чтобы понять, что дети, особенно мальчишки, хотят быть героем. А, как известно, чтобы таковым стать, нужно победить злодея или монстра. И как-то так вышло, что и злодеем, и монстром оказался Таро, заступившийся пару часов за тихого одноклассника.

             

— Теперь ты понял, кто тут главный, сын шлюхи? — прошипел местный задира Тацуя Мибу, растягивая гласные.

             

Тацуя Мибу. Он был старше Таро на год. Родился в обеспеченной семье, не обделён причудой, благодаря которой тело покрывается иглами, прямо как у какого-нибудь ежа. Хотя ничего из этого лично для Таро не было важным.

      

И прямо сейчас Мибу стоял, зажав Кацураги в угол, и наблюдал за своей «жертвой», такой забитой и испуганной, как ему казалось.

      

— Мне не придется объяснять тебе это дважды, так?

      

Ответом было молчание.

      

И тут Таро все же поднял голову. Но вопреки всем ожиданиям, на лице совсем не было страха, даже и тени испуга. Он смотрел вперед безразличным, даже немного скучающим взглядом с тлеющими искорками раздражения где-то внутри. Из разбитой губы тонкой струйкой сочилась кровь, тело и лицо все было в ссадинах. Однако мальчишка будто бы не чувствовал боли, по крайней мере, так казалось. А в его рубиновых глазах читалось концентрированное разочарование — честно? …ожидал от него хотя бы чуть больше, чем простой мордобой, ведь этот чертов Тацуя был старше, но на деле… слабак.

      

Мибу прорычал от недовольства. Его явно раздражала подобная реакция. Не этого он добивался. Видимо, желал услышать мольбу остановиться, увидеть слезы. Но этот чертов «сын шлюхи» оказался непробиваемым.

      

Принято считать, что страшно тогда, когда атаки противника сильны. Но Кацураги… да, пожалуй, он не согласен. Ведь страшнее, когда твой сильнейший удар не наносит вреда противнику. Именно поэтому до сих пор не дал сдачи, не ответил, а стойко терпел удары этого сопляка Мибу, прогадывая момент, когда концентрация собственной причуд

      

Сильный удар в живот.

      

Таро закашлялся и сплюнул сгусток крови на землю. Но даже после этого… Его лицо оставалось словно бы каменным. А во взгляде алых глаз читалось упрямое безразличие к происходящему.

      

А Мибу с опозданием заметил в руках Таро пуговицу от собственной рубашки.

      

— И это все? — голос Кацураги звучал тихо, но даже с разбитой губой, он звучал словно бы весомее, значимее, а угроза в нем явно была реальнее или, по крайней мере, могла показаться таковой.

      

Все произошло слишком быстро. Заняло буквально мгновение.

      

Именно столько времени понадобилось, чтобы причуда с иглами вдруг растаяла, причём, буквально — игл не осталось, словно Мибу вдруг оказался без причуды. Таро же в один рывок поменялся с напавшим местами. Теперь уже он прижимал Тацую к стене, а небольшой нож, который умудрился ещё на прошлой неделе стащить из магазина, оказался опасно близко к шее придурка-Мибу, царапая остро заточенным лезвием в реальной угрозе.

      

Тот тяжело сглотнул. Его кадык судорожно дёрнулся под кожей — сейчас он явно был уже не таким смелым, особенно когда все пошло не по плану. Возможно, даже ответил бы, если бы все произошло не так резко и внезапно, выбивая его из колеи.

      

— Как ты… моя причуда…

      

Смешно.

      

Кацураги подался вперёд, из-за чего Мибу получил уникальную возможность чётче ощутить лезвие на собственной шее.

      

Все в классе искренне считали, что у Таро не было никакой причуды. Когда-то он пытался их переубедить, но никто ему не поверил — так уж вышло, что ментальные причуды не так заметны. По правде говоря, поначалу Кацураги сам не верил, что у него две причуды, которыми, к сожалению, очень непросто управлять, к тому же для использования той, что пустил в ход сейчас, нужно было слишком много условий, ещё она появилась не сразу, а когда Таро ее обнаружил и вовсе решил ее скрывать, понимая, что если о ней узнают, то на данный момент вреда будет больше, чем пользы. Но на деле… она оказалась полезна, особенно пока о ее наличии не подозревали.

      

— Угрожать следовало так, — шепотом проговорил Таро. — И не переживай ты так. Причуда вернётся минуты через три, — ведь Кацураги не отнимал ее, просто ослабил её сильно и на короткий срок — уже от одного этого у него немного кружилась голова, что он пытался скрыть, все же ослаблять чужую уже окрепшую причуду так сильно ему было тяжело.

      

Мибу, не подозревающий о том, что продолжи он драку, у него был неплохой шанс победить ослабленного Таро, все же сбежал к родителям, чтобы поскорее спрятаться за юбку матери и с отчаянием вцепиться в брюки отца.»

              Впрочем, не так уж это и важно, когда все началось…        Для Кацураги сегодня был самый обычный день, мало чем отличающийся от многих других, которые помещались в тот срок, что был определен, как «каникулы». Уборка, готовка, подготовка к школе и, конечно же, подслушанные разговоры девушек о курьёзных случаях на «работе»: например, Нелл и ее вкусные игры, во время которых один из клиентов чуть не подавился, был и мужчина, который попросил отшлепать его, как плохого мальчика, хотя когда только вошел в заведение, строил из себя большого босса. В общем, самый обычный день. И ничего необычного или из ряда вон выходящего случиться было не должно.        Таро как раз только вынес мусор и собирался возвращаться обратно, как практически на ступеньках у самого входа столкнулся с мужчиной.        Конечно, мальчишка узнал его. Это был… К сожалению, имена, как правило, не звучали внутри дома. Поэтому как раз его имени он не знал, но это не помешало узнать самого. Этот мужчина был довольно частым клиентом — заходил пару раз в неделю. Хотя случалось и чаще. Салли в свое время это объяснила так: «Иногда ему просто припекает». И учитывая, что это уже третий приход этого мужчины на этой неделе, то ему опять что-то и как-то «припекло».              — Кого я вижу… — проговорил он. — Щенок Кацураги весь в заботах?        Таро не ответил.        Мужчина шагнул вперед, сократив расстояние между ними. А в следующее мгновение его пальцы — с массивным перстнем на указательном пальце — сжали подбородок мальчишки, вынуждая его поднять взгляд. Сам он напрягся.              — До последнего верил, что эта алчная сука родит девку. Хотя… ты смазлив, может, сгодишься, когда подрастешь, — проговорил мужчина, склонившись, оказываясь еще ближе. — Интересно, какую цену заломит твоя мамаша за тебя…        Пальцы сдавили острый подбородок мальчишки сильнее. Но тот все равно не отвел взгляд. Казалось, он даже старался не моргать, из-за чего меж бровей появилась морщинка.        Был один слух… что странноватый чудак, тот самый «беспричудный-сын-шлюхи» Кацураги Таро не испытывает эмоций. Порой так и было. Даже он сам пытался себя в этом убедить. И получалось. Мальчишка верил в это настолько, что этот слух почти стал правдой. Но… именно что «почти». Эмоции от этого не канули в небытие. Они всегда были у него, просто Таро их спрятал так глубоко внутри себя, чтобы даже самому удалось забыть об их существовании — так было проще. И все эти эмоции, чувства, «лишние» мысли копились… копились постоянно. Скручивали все внутри него неразрывным жестким узлом, наполняя его, перехватывая спасительный воздух, забивая глотку. Так что, весь секрет в том, что безразличия не было.        И вот сейчас, когда чужие морщинистые пальцы сжимали подбородок Таро, злость, смятение, раздражение, осознание собственных глупых ошибок… все это рождало бушующее и неконтролируемое пламя, что буквально выжигало его изнутри, и не хватило бы всего этого треклятого дождя, что шёл накануне, чтобы затушить его. Угольки злости и горечь отчаяния всегда были в нем, но сейчас Кацураги именно горел изнутри.        Неизвестно, к чему бы это все привело, как вдруг…        Дверь распахнулась. Из дома выглянула Нелл.              — О! Заглядываете к нам все чаще и чаще! — улыбнулась она. — Это не может не радовать.       

…прошло несколько лет…

             Таро Кацураги всей душой ненавидел это место.        Приторный аромат дешевых женских духов, казалось, пропитал все в этой комнате, въедаясь в слизистую носа, разъедая ее изнутри. Он буквально иссушал глотку. Безумно хотелось пить, в попытке хотя бы водой попытаться сбить эту дешевую сладость, которая уже начала пропитывать одежду Таро. Аромат духов виртуозно смешивался с запахом такого же дешевого табака и пота. Этот причудливый коктейль запахов отбивал всякое желание задерживаться в этой комнате надолго. Казалось даже, что если бы тут вдруг объявились бы мухи, то каждый черный волосок на их маленьких хитиновых тельцах подрагивал бы в волнах экстаза от этой вони.        Взгляд Кацураги невольно задержался на стеклянной пепельнице, что стояла на небольшом столе. В ней еще дымилась тонкая длинная сигарета, испачканная алой губной помадой. Рядом стояла початая бутылка вина. Привычно…              — Эй, чертов бездельник! — прокуренный голос женщины идеально вписался в окружающую обстановку. — Принеси мне полотенце!        Ее спина была мокрой от пота. Сама же женщина вытянула ногу вперед и стянула с нее драный черный чулок. Алая блузка чуть сползла, обнажая острое плечо со следами чьих-то пальцев, что отпечатались на коже синяками. Красная помада мелькнула точкой на ее переднем зубе, впрочем, она и на губах выглядела дешево и вульгарно. Лоб буквально лоснился от жира.        Жуткое зрелище…        И эта женщина… его мать… Честно? Таро сам не хотел верить в это, но реальность изменить сложно — родителей не выбирают.        Хотя… надо сказать, они все же были похожи. Утонченные и тонкие черты, как и прямые розовые, достающие своими концами до лопаток, волосы, достались ему именно от матери, которая в дни своей молодости считалась самой настоящей красавицей, что стало неплохим подспорьем в ее работе. Широкие точеные скулы, чуть раскосые алые глаза в обрамлении розовых густых ресниц, маленький, немного вздернутый аккуратный носик, не слишком пухлые, но, вместе с тем, не слишком узкие губы, две безукоризненно четкие тонкие линии бровей и по-аристократически бледная кожа. От неизвестного отца, наверное, только цвет глаз. Слишком похож на мать. Это даже раздражало.        Женщина неожиданно швырнула в него скрученным чулком, возвращая тем самым парня в реальность, из которой тот бы с радостью сбежал. «Снаряд» Таро поймал буквально у своего лица, сжимая его в кулак с такой силой, что костяшки пальцев побелели.              — Так и знала, что решение поступить в эту твою Академию ни к чему хорошему не приведет. Последние мозги растерял, что ли? — гаркнула женщина. — Ты вообще меня слышал? Я велела принести полотенце, черт тебя дери! Так что давай! Шевели своей тощей задницей! — она стянула и второй чулок. — Я, между прочим, работала всю ночь, пока ты дурью маялся! — откинулась на спинку стула. — Мне надо было избавиться от тебя, когда ты еще был у меня в брюхе. Тогда бы мне уж точно не пришлось пахать за двоих…        Таро всегда ненавидел это место. И ждал… Чего ждал? Возможности. Когда ему уже не придется чувствовать эту удушающую какофонию запахов и видеть эту женщину, которая когда-то родила его лишь для того, чтобы получить пару-тройку хрустящих купюр в качестве социальной выплаты.        Парень прекрасно помнил тот момент, перевернувший всю его жизнь, разделивший ее на «до» и «после». Помнил холод конверта, что впитал в себя морозность и влажность воздуха за окном — погода тогда стояла не лучшая, но она в тот момент волновала его меньше всего. Помнил, как собственный нос улавливал аромат нового пергамента и чернил. Помнил, как подрагивающие от волнения и неверия пальцы удерживали письмо так, словно это было нечто хрупкое, готовое разлететься на мириады микрочастиц от любого неаккуратного движения. Помнил, как алые глаза скользили по строчкам, написанными каллиграфическим почерком, жадно вчитываясь в каждое слово. Помнил, как сердце отчаянно трепыхалось о чугунные ребра, в то время как ноги становились слабыми, почти ватными. Помнил, что прочитал письмо трижды прежде, чем прижать заветное письмо к груди. Именно после этого момента внутри появились первые ростки надежды на то, что все ещё может измениться, что все может стать хоть немного лучше. От одного этого что-то внутри ощутимо потряхивало от волнения, смешанного с нетерпением, превращая Таро в сжатую до звучного металла пружину. Он сдал теоретический экзамен в Академии Юэй и теперь допущен к практической его части. У него был шанс на достойную жизнь, на светлое будущее. И упускать его Кацураги был не намерен.        Таро все же принес полотенце, как ему и велели, лишь бы сократить время пребывания в этой комнате.              — Я… я через час…        Заветное слово «уезжаю» никак не слетало с языка. И вроде Кацураги был не из робкого десятка, но не… с ней. Каждый раз, когда так или иначе упоминалась Академия, женщина выходила из себя. Наверное, ее можно понять. Ведь для подобной реакции было множество причин. Одна из таких — деньги. Для его матери деньги были всем. И парень уверен, что если бы той предложили много денег за него, то она бы и сына продала, не задумываясь.              — Я…        Таро неловко и даже как-то растерянно топтался на месте, протягивая полотенце. В его голосе полностью отсутствовала какая-либо уверенность — казалось, парень и вовсе с трудом подбирал слова, словно бы опасаясь сказать что-то не то и получить за это, хотя он попросту не знал, как подвести все к тому, что ему уже пора, что скоро уберётся далеко отсюда. На мать он вообще не смотрел, останавливаясь взглядом то на бутылке, то на дешевом абажуре лампы с барахолки.              — Что ты там мямлишь, а? — женщина перебила его на полуслове, так и не дав договорить. — Лучше бы девку родила, чес-слово! Уж она-то точно ловчее языком бы ворочала. Да и толку от нее было бы больше… — выхватила полотенце.        Таро опустил голову, уставившись взглядом в пол.        Ему нужно было собраться. И снова попробовать попрощаться уже. Но собственный язык, словно бы назло, совершенно отказывался подчиняться. Парень все продолжал отчаянно скрести зубами нижнюю губу. В какой-то момент он даже почувствовал привкус металла на кончике языка. Однако даже так… не вышло выдавить из себя не единого звука.              — Проваливай отсюда! — гаркнула женщина, швырнув в сына полотенце. — Я собираюсь поспать. И надеюсь, тебе хватит мозгов не будить меня до вечера.        Это и вернуло Таро в реальность. Полотенце стало черной стеной, что скрыла за собой эту ненавистную комнату перед глазами парня. И несмотря на запах пота и дешевого парфюма, идущего от шершавой чуть влажной ткани, он издал едва слышный вздох облегчения, хотя бы от того, что не видел мать. Именно поэтому он не стал стягивать с головы полотенце — вышел из комнаты вместе с ним.        Может, к черту это прощание? Все равно он больше не планировал сюда когда-либо возвращаться, да и семьей их назвать было сложно…