Баккара

      Чимин уже несколько часов лежит без сна, несмотря на то, что им всем предстоит последняя часть переезда. Большую часть Гвардии уже перевезли в заранее подготовленное место в Тирелле, несколько командиров останутся здесь с отрядами добровольцев, чтобы курировать город, а сама верхушка повстанцев с рассветом покинет Сапхар. Чимин снова крутится, переворачиваясь на другой бок, но сон так и не приходит. Зато сумбурные мысли — да.       У них с Чонгуком не то чтобы в последние две недели было много времени для общения: сам Чимин вместе с Салитой был занят разработкой и созданием разрывных стрел, которые они хотели подготовить ещё до переезда, а Чон помогал Терракоте с перевозкой оружия и людей в новое место, а ещё часто на несколько дней оставался там, чтобы проконтролировать всё и обезопасить своих людей. Даже учитывая то, что Натаниэль сильно помог Серой Гвардии после бомбёжки Сапхара, никто не мог доверять ему до такой степени, чтобы закрыть глаза и броситься опрометью к новому союзнику. Кто угодно может предать кого угодно.       И потому поднять тему, из-за которой омега волнуется, оказывается крайне трудно. А всему послужил тот самый разговор с Салитой, который завязался перед тем, как Пак узнал правду о Катберте. Вместе ли они с Пеплом — вот, что спросил альфа, а Чимин не знал, как ответить правильно. Ему не хочется в очередной раз быть обманутым и иметь ложные надежды. Быть может, Чонгук просто опять играет с его душой, пользуется его телом, однако никаких намерений не имеет на этот счёт. Потому Пак взволнован. И взволнован сильно. Ведь для него проведённая с альфой ночь не была просто игрой, она — важна, серьёзна для Чимина.       Чонгук — его первый мужчина. Тот, с кем кронпринц согрешил. Тот, для кого он готов делать это раз за разом. Однако недоверие, укоренившееся внутри Чимина после дворца, его глубинный страх по поводу того, что лукавый наёмник снова обманывает и юлит, не дают покоя, не дают поверить, что слова, прошёптанные в пылу страсти, могли что-то значить.       Омега садится на постели и, обхватив согнутые колени руками, зажмуривается. Вдыхает. Выдыхает. Ему хочется либо остудить голову и изгнать подобные мысли оттуда, ведь сейчас, на войне, ему не пристало заниматься такой ерундой, либо пойти и выяснить всё. Но стоит ли? Не ждёт ли там Пака новое разочарование и боль?       Чимин ёрзает на месте. Ему хочется с кем-то поговорить, облегчить душу и избавиться от гнета внутри, да только с кем? Единственный, кто его поймёт, спит крепко в другом конце коридора, потому что принц в очередной раз отправил Стража отдыхать вместо бдения возле его спальни. Может, попытка прояснить мысли посредством разговора с Тэхёном поможет Чимину уснуть? Ну или хотя бы внести в собственный рассудок ясности для принятия каких-либо решений?       Чимин всё же спускает ноги с кровати, утянутые в тёплые носки, ныряет в ботинки, чтобы тут же подняться и, набросив куртку на плечи, выскользнуть из тёмной комнаты. Он тихонько бредёт в сторону помещения, выделенного Тэхёну, пока не останавливается рядом с дверью.       Осторожно стучит, слыша копошение за пределами створки, а после тихое позволение войти. Однако мысли о разговоре тут же испаряются, когда Пак видит раскрасневшееся, болезненного вида лицо альфы, его лопнувшие в глазах капилляры и тяжело вздымающуюся грудь. Тэ явно чувствует себя неважно.       — Что-то случилось? — охрипше спрашивает он, тут же пытаясь встать с постели, однако Чимин видит, как Кардинал жмурится, словно от боли, как по его виску стекает капля пота. — Мой принц…       — Нет, — шепчет омега, тут же затворяя за собой дверь и приближаясь к альфе. Он притрагивается ко лбу, взмокшему от пота, и охает — кожа Тэ горит, словно в лихорадке. — Ты заболел? — спрашивает осторожно, прикладывая прохладные ладони к полыхающим щекам.       Тэхён был ранен, и пусть не так серьёзно, как остальные, но, кажется, его организм тоже переживает серьёзный стресс.       — Чёрт, Тэ, ты весь горишь, — тихо-тихо, словно говорит сам с собой, выдаёт Чимин. — Немедленно ложись.       — Вы ведь для чего-то пришли, — продирая сухое горло, отвечает Кардинал, но Пак продолжает давить на его плечи, вынуждая лечь.       — Проведать тебя. И не зря, — фыркает Баккара, тут же отрывая кусочек чистого бинта, лежавшего на тумбе Тэхёна и смачивая его водой из железной кружки.       Осторожно прикладывает скорый компресс ко лбу альфы. Тот выглядит совсем неважно вблизи, его скашивает болезнью, а ведь утром переезд…       — Я сейчас бегом отправлюсь к Катберту и попрошу для тебя лекарства, — проговаривает Чимин альфе, а тот мотает отрицательно головой.       — Я в порядке.       — Я вижу, — нахмуривает брови принц. — Лежи, Кардинал. Это приказ.       Тэхён тяжело вздыхает и с укором на омегу смотрит, вот только Чимин непреклонен. Он выпрямляется и поспешно покидает спальню Стража, чтобы отыскать медика и попросить у него хоть что-нибудь для Тэ. Переживает.       Может, альфа подхватил какую-то инфекцию? Может, у него воспаление? Чёрт… Чимин настолько погружён в свои мысли, пока несётся по коридору, что не замечает, как едва не влетает в грудь куда-то неторопливо бредущего Главы Гвардии. Терра удивлённо моргает, встречаясь взглядом с Чимином, а потом вздёргивает бровь со шрамом, пересекающим и её, и глаз.       — Ты чего ночью бродишь? — спрашивает Терракота, скрещивая руки на груди.       — Я… я зашёл к Тэхёну. У него жар, — тихо отвечает омега, пряча руки в карманы куртки, будто делает что-то противозаконное. — Вот, хотел найти Катберта, чтобы попросить лекарства. Утром вылетать, надо поставить его на ноги.       Взгляд Терры вдруг мимолётно стекленеет, ноздри терпко вздрагивают, когда он вперивается глазами в Чимина. У того не получается считать даже тени предполагаемых мыслей, крутящих шестерёнки в голове Терры, хотя Пак и догадывается. Тэхён — по нему уж всё понятно — влюблён в этого омегу. Однако данная клятва не позволит им быть вместе. И если с клятвой по праву крови и престола может разобраться впоследствии Чимин, то причины, почему Терракота избегает его внимания, Чимин не понимает. Он довольно проницателен к людям (не считая Чонгука, которого прочесть вообще не является возможным), потому замечает интерес. Омега заинтересован, но тормозит сам себя, причём жёстко одёргивая по непонятным для Чимина причинам. И сейчас, когда Пак заявил, что Тэ болен, Терракота… словно немного волнуется.       — Иди спать, Баккара. Я всё равно иду к Катберту, чтобы проверить состояние Немо, — вдруг голос омеги становится глубже, будто бы взволнованнее, когда он начинает говорить. — Занесу Кардиналу лекарства.       Чимин сощуривается, и Терра сощуривается в ответ. Они буравят друг друга взглядами, Пак словно хочет вывести Главу на чистую воду, а тот упрямо сопротивляется. «Я знаю, что ты скрываешь нечто большее», — твердит прищур голубых глаз Чимина. «Тебе не стоит совать нос в мой омут, черти откусят», — в ответ считывает он в тёмных радужках. Чимин отступает. Наверняка Саванн ведёт этих двоих куда-то в нужном только им направлении.       И правда, сам Баккара не имеет права влезать в чужую душу, не может себе позволить попробовать надавить на омегу. Он отчего-то подозревает, что стоит ему попробовать, и Терра его грубо, жёстко осечёт. Он не позволит нарушать свои личные границы.       — Хорошо. Если ему вдруг станет хуже, ты…       — Я не собираюсь сидеть у его койки, — вдруг жёстко перебивает омега Чимина. Его лицо напряжено, а челюсть опасно сжата.       Чимин пронзает Терру ещё одним тяжёлым взглядом, но вздыхает и отступает. Нечто внутри подсказывает, что он сейчас должен уступить эту дорогу. И пусть волнуется за состояние Тэхёна, за его жар, но предчувствие управляет Чимином, вынуждая отступить и позволить вклиниться Терре. Он кивает, сжав губы, и глядит за тем, как Глава уходит в сторону общей комнаты.       Сам застывает в коридоре, понимая, что всё равно не уснёт. Душа мечется и не может найти успокоения из-за бури вопросов и волнения. Чимин тяжело втягивает воздух носом, а после судорожно и сомкнув веки, выдыхает.       Потирает в раздумьях переносицу, а после всё же решается и направляется в сторону не своей спальни, а той, что находится в другой части подземного штаба. Его сердце, по всей видимости, не успокоится, пока не утвердится хоть в чём-то.

🥀🥀🥀

      Терра нервничает, это заметно по каждому его чрезмерно резкому движению. Когда размашистым шагом пересекает урезанное и оставленное из-за наступающих морозов пространство лазарета, теперь разбитое в общей комнате. Когда рывком открывает один из ящиков и начинает рыться там в поисках лекарства. Сокджин дремлет на одной из коек рядом с Немо, боясь его оставлять, хотя тот уже чувствует себя гораздо лучше и начинает понемногу ходить. Когда не находит, с грохотом отбрасывает крышку, ведь в таблетках и микстурах понимает ровно столько же, сколько в пиротехническом деле Намджуна.       Катберт резко просыпается, и его лохматая темноволосая макушка показывается над металлическим изголовьем кровати. Разные глаза едва раскрываются, но омега быстро приходит в себя и вздыхает, выпуская воздух через нос. Терракота сжимает переносицу руками и пытается прогнать раздражение.       Наверное, ему стоило позволить Баккаре принести лекарство альфе самостоятельно. Потому что они близки, потому что порывы безразличного Юнги вызовут больше подозрений, чем желание принца поухаживать за своим Стражем. Потому что… дьявол бы драл всё это, Юнги будет полным придурком, если продолжит отрицать, как вздрогнула его душа ещё при виде раненого Тэхёна на койке, а сейчас волнение — проклятущее и никому не нужное в данную минуту — затапливает омегу целиком.       Катберт оказывается рядом, его волосы цвета вороного крыла торчат после сна во все стороны.       «Ты плохо себя чувствуешь?» — спрашивает он на языке жестов, и Юнги, складывая пальцы и двигая ими в определённом порядке, отвечает:       «Это не для меня».       «Эйден?» — снова интересуется омега, и Терракота, поджав губы, отрицательно единожды вертит головой. Взгляд медика удивлённо распахивается, словно он мгновенно разгадывает самую страшную для Терры тайну. Тайну того, что он не может совладать со своим страхом вперемешку с горящим факелом интереса.       «У него жар», — коротко объясняет на языке жестов Юнги и морщит нос, будто стесняется. Катберт вдруг нежно и терпеливо улыбается, а после раскрывает другой ящик — стоящий как раз рядом с тем, где копался Юнги, и принимается перебирать длинными пальцами блистеры с пилюлями, тюбики мази и бинты.       Юнги в это время чувствует себя каким-то жуком. Ненормальным, неспособным справиться с пагубными эмоциями и тягой к другому человеку.       Тэхён… странный, определённо странный, настолько, насколько странным есть возможность быть у их разношёрстной и сумасбродной компании. Он… он кажется Терре добрым, однако тот знает, что доброта тоже может оказаться губительной. Джин продолжает копошиться и складывает в маленький мешочек блистеры и что-то ещё.       Терракота отворачивается. Как победить эти мысли? Как избавиться от беспокойства? Даже названия этому безумию омега не хочет давать, классификации тоже. Нет ничего, к чему бы приравнял омега то, что с ним происходит. Потому что не имеет права, у него есть гораздо более важные дела.       «Здесь таблетки, сбивающие жар», — поясняет, приложив пальцы ко лбу и быстро сменяя символы языка жестов, омега. — «А ещё порошок против инфекций, воспалений и бактерий. Раствори в воде и дай ему выпить.»       «Это поможет?» — спрашивает Юнги, двигая руками.       Катберт кивает и моргает, на мгновение сокрыв за веками свои необычные глаза. Терракота принимает мешочек, сжимает в кулаке и прячет за пазухой. Он довольно быстро преодолевает расстояние до бочек с водой и набирает целую фляжку, только после этого следует по коридорам к комнате Кардинала. А вот перед самой дверью замирает, словно бы не решается дёрнуть хлипкую дверную ручку и проникнуть внутрь. Сердце почему-то бьётся чаще, а лицо омеги становится только жёстче и серьёзнее. Ему совершенно не нравится то, что с ним происходит из-за этого альфы.       Но войти приходится, когда из-за створки слышится приглушённый стон. Терракота толкает дверь и входит в тёмное помещение, клацает на рычажок, позволяя тусклой лампочке загореться под потолком. Тэхён выглядит плохо. Его лицо горит и алеет нездоровым румянцем, рубашка взмокла от пота, прилипая к коже и очерчивая красоту сильного, натренированного тела. Юнги помнит, как выглядит альфа без верха, как кожу под тканью усеивают шрамы от порки, как они делают его же ещё мужественнее. Ещё опаснее. Терра стискивает челюсть и оказывается рядом с койкой, глядя на Кардинала, который дышит тяжело, его грудная клетка с хрипом поднимается и резко опадает. Юнги же оглядывает отсутствие платка на шее — по всей видимости, на ночь альфа от него избавляется.       Поставив на тумбу флягу и осторожно положив мешочек, омега тянет к себе шаткую табуретку.       — Кардинал, — тихо произносит он, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы того разбудить. — Кардинал! — уже чуть громче, но со стороны койки доносится лишь болезненное мычание альфы.       Юнги зло на него смотрит, понимая, что в полубреду он просто не различает голоса. Терре придётся прикоснуться… Омега сглатывает. Он в перчатках. Всё хорошо. Он ведь может прикасаться к союзникам, к друзьям изредка, когда находится в перчатках. Он ведь тоже помогал затаскивать раненых, даже если пару человек. Но перчатки — его защита, когда они на Терракоте, ему ничего не угрожает. Его не будет выворачивать себе под ноги, не станет заполошно у границы глотки колотиться сердце. Всего-то тронуть альфу за плечо. Альфу. Юнги сглатывает и склоняется над ним, разглядывает красивые, правильные черты лица, губы в форме сердца и копну взмокших тёмных волос. Красив ли он? Очень. Но красота бывает разной. Тэхён красив, как горный камень с его идеальными чертами, симметрией лица и мужественностью.       Терра вздрагивает и осторожно протягивает утянутую в перчатку ладонь, кончики пальцев дрожат.       — Чимин… — зовёт Тэхён, вынуждая омегу вздрогнуть. Зовёт принца?.. Нечто больно колет под ребром и губы сжимаются сильнее.       Интересно, Тэхён любил принца когда-нибудь? Будь Юнги альфой, он, наверное, тоже бы в него влюбился. Потому что Чимин честный, открытый, порой яростный, благородный и просто ангельски красивый омега.       — Мой принц, — хрипит альфа, вынуждая Терру поджать губы ещё сильнее.       Юнги хватает его за плечо и быстро трясёт, вынуждая открыть глаза.       — Нет тут принца твоего, — тихо говорит он, встречаясь с мутным взглядом карих, словно крепкий чай, глаз. Тэхён хлопает ресницами не в силах проснуться, а после судорожно и горячо выдыхает. Он будто не видит Терракоту из-за бреда и жара.       — Надо лекарство выпить, — сухо произносит Мин, выдавливая две таблетки и попутно высыпая порошок в кружку альфы.       Тэхён тяжело присаживается на кровати, Терра видит, как его всего бьёт болезненной дрожью, как пот стекает по могучей, обтянутой шрамом колючей проволоки шее. Подносит к его лицу таблетки из блистера, но у Кардинала не хватает силы в трясущихся пальцах, чтобы их взять.       — Дьявол, — сквозь зубы шипит омега, нахмуриваясь. — Открой рот и наклони голову!       Тэхён подчиняется, как-то неестественно вздрогнув и округлив глаза. Покорно наклоняет голову, и кудри падают со лба, обнажая кожу, покрытую испариной, губы альфы размыкаются. Почему он подчиняется? Из-за болезни?       Но Терра и ранее заметил его эту неестественную покорность, словно он — щенок, разучивающий команды. Омега высыпает пилюли в рот альфе, надеясь, что тот не поперхнётся, а после протягивает кружку с порошком, растворённым в воде. Тэхён медленно пьёт, проглатывает лекарства, а Юнги, взяв из мешочка марлю, смачивает её, полив из фляжки.       — Оботрись, — командует омега, осторожно протягивая марлю Тэхёну, а тот вцепляется в неё дрожащими от жара пальцами.       Юнги смотрит за тем, как он обтирает лицо и тихо выдыхает, словно блаженно и облегчённо, переходя влажной тряпицей на шею. Он жмурится, вытирает смуглую кожу, а Терра прослеживает каждое движение узловатых пальцев, пока тряпка не становится теплее.       — Дай сюда, — тихо, гораздо тише, чем прежде, выдавливает Терракота. Тэ послушно отдаёт марлю, и её снова поливают водой.       Терракота протягивает тряпицу обратно, и Тэхён неловко пытается стянуть рубашку, чтобы вытереть и другие части тела, облегчая борьбу организма. У него не получается, и Юнги раздражённо сжимает губы.       — Сядь.       Тэхён послушно садится посредине кровати, но пошатывается. Его глаза устало слипаются. Он выглядит… беспомощным. И нечто внутри омеги клокочет и переворачивается от подобной картины. — Я должен видеть твои руки, — безжалостно проговаривает он.       Тэхён кивает, не сопротивляется, когда Терракота тянет одними кончиками пальцев его взмокшую рубаху, обнажая крутой разворот плеч, сильные руки и вздымающуюся грудь.       — Руки, Кардинал, — на грани шёпота произносит он, опустив глаза. Он не рассматривает его шрамы, нет. Только собирается протереть его спину от пота и прохладить горячую кожу, объятую пламенем повышенной температуры.       Тот кладёт ладони на колени и расслабляется, пока Терра склоняется над ним. Тяжёлый запах вишни, словно бы переспевшей и забродившей, вторгается в нос омеги и раздражает обоняние. Сейчас Тэхён больше пахнет вином, чем ягодой, и это смущает. Юнги слишком к нему близко, только почему он так рискует — даже для него самого неясно. Нутро напряжено, все чувства обострены, а крылья носа трепещут от волнения.       Перчатки не намокают из-за кожаных вставок, когда омега берёт марлю и, стараясь даже кончиками пальцев не задеть смуглую кожу, протирает плечи. Прикасаться — страшно, нельзя, не стоит. Обожжёт. Тэхён покорно сидит не шевелясь, зажмуривается, выпуская тихо воздух через нос, когда Терра протирает лопатки и легко проходится по шее. Несмотря на весь ужас, к горлу Терракоты хотя бы не подкатывает тошнота, как обычно бывало, если ему приходилось оказываться к какому-либо альфе слишком близко. И это омегу настораживает.       Терракота обходит его и снова смачивает лоскуток, не глядит на Кардинала. Тот по-прежнему сидит, не убирая рук из зоны видимости. Вернувшись, Терра движением ладони командует ему выпрямиться, хочет было отдать марлю, чтобы Кардинал самостоятельно справился с грудью, но вдруг опускается на корточки перед тяжело дышащим Тэхёном. Пальцы альфы едва заметно вздрагивают, Юнги же прослеживает это движение, но не рискует поднять глаза на его лицо, хотя ощущает, как слегка пришедший в себя Тэхён смотрит на его макушку. У самого дрожат кончики пальцев, когда находится так близко к кому-то другого пола, запах вишнёвого вина взволнованно вздрагивает, стоит Терракоте коснуться исполосованной шрамами груди. Кардинал зажмуривается, сильно сжимает веки, позволяя ему делать, что нужно, чуть откидывает голову.       Покорный. Но почему так? Почему с ним? Терра сдерживается от того, чтобы шумно сглотнуть, когда поднимает взгляд на Тэхёна, который смотрит прямо перед собой, задрав подбородок. Как волк, обнажающий самую беззащитную часть перед противником, сдаваясь. Тэхён сдаётся ему без борьбы.       — Спасибо, Юнги, — вдруг хрипит альфа, вынуждая Терракоту вздрогнуть и заломить брови.       Простая фраза, лишь его родное имя, выводит из колеи, заставляя резко вскочить на ноги. Омега широким шагом достигает стула, где висит запасная простенькая рубашка с разрезом на вороте, а после швыряет её альфе в лицо, стараясь не обернуться. Почему он реагирует? Почему так трудно сдержаться? Почему его тело и разум внезапно отказываются Юнги подчиняться? Омега слышит копошения, пока Кардинал одевается, а после с потерянным видом бросает на альфу взгляд. Тот сидит, как и раньше — с ладонями на коленях.       — Откуда у тебя шрам? — тихо спрашивает альфа.       Многие хотели узнать причины, по которым Терракота его получил, но он не позволил никому, кроме Джина. А тот совершенно точно умеет хранить секреты.       — Не твоё дело, — безразлично отвечает он.       Тэхён усмехается.       — Я тебя не понимаю.       — Я не прошу тебя меня понимать, — огрызается Глава. — Я прошу тебя закрыть рот и лечь спать. Через несколько часов вылет из Сапхара, а ты как умирающая лошадь. Ещё и Страж-Хранитель.       Тэхён прожигает его глазами. Сложно представить, будто Юнги выстоит перед ним, если Ким задумает навредить. Даже при всей силе омеги Кардинал в два раза больше, на пару голов выше и шире на метр. Юнги рядом с ним кажется хрупкой куклой, и не понимает, почему при этом альфа так покорен в его присутствии.       — Знаешь, что я подумал, когда только увидел тебя?       — Мне плевать.       — Что ты огонь.       Юнги непонимающе моргает, стискивая челюсть так, что на скулах играют желваки. Воспользовавшись его замешательством, Тэхён продолжает:       — Чистый огонь в человеческой шкуре. Я… оказался в ловушке.       — Заткнись, — на грани шёпота вырывается из Мина, который округляет глаза. Он понял, что именно собирался только что произнести альфа. — Не думай даже о том, чтобы продолжить. Ты сам говорил о клятве, о том, что верен принцу. Я не верен никому, лишь себе и своему сыну. Мне никто не нужен.       — Тогда почему ты здесь? — одними губами спрашивает альфа, вынуждая Юнги сжать кулаки так, что скрипит кожа перчаток.       Юнги уже оказывается взбешённой фурией у двери, но останавливается и всё же не покидает комнату альфы. Как вдруг, всё его тело напрягается и становится похожим на пружину, которая вот-вот выстрелит. Его охватывает какой-то непонятной и гневной волной. Какое право Тэхён имеет лезть к нему в душу? Глотка противно слипается от воспоминаний того, что случилось очень давно.       Этот альфа… не имеет никаких границ личного. Он так просто говорит о себе и своих чувствах, с таким спокойствием, словно само собой разумеющееся. И Терру данный факт выбешивает. Хочется укусить его побольнее, чтобы понял — Юнги не тот человек, который будет с ним нянькаться и беречь его чувства. Терракота часто дышит, когда снова приближается к альфе и нависает над ним.       — Выдержишь ли ты правду о моём шраме? Думаешь ли ты обо мне? Так, как тебе запрещено думать? — цедит Юнги, дрожа всем телом.       — Ты ведь о моих выдержал правду, — жмёт плечом Тэхён. Его щёки под действием лекарств становятся ближе к нормальному цвету. — Юнги…       — Ответь, ты хочешь меня? — хрипит Терра.       — Я никогда не сделаю того, о чём пожалею.       — Это не ответ.       Тэхён не отводит взгляд, его зрачки становятся больше, почти затапливая тёплую коричневую радужку.       — Если и думаю, то что?       — Нарушаешь клятвы? — усмехается горько омега.       — Юнги, ты мне…       Омега не сдерживается, его рука оказывается быстрее разума и даже страха, когда Мин вдруг захлопывает рот альфы ладонью в перчатке. Глаза сильно расширены, ноздри трепещут, а на дне зрачков — ярость.       — Никогда не говори мне этих слов. Ты не имеешь на них никакого права, как и я. Как и на меня. Понятно?       Тэхён упрямо продолжает сидеть, как ему приказали, но этому приказу не подчиняется.       — Ты услышал меня? Если попробуешь мне сказать эти три слова, я тебя убью.       Кардинал вздрагивает и сощуривается, словно гадает, почему. Почему именно такое решение принимает Глава Серой Гвардии. Сам омега ещё лишь на секунду задерживает ладонь на губах Тэхёна, прежде чем вылететь стремглав из комнаты. Если нашёл силы для вопросов — до утра не сдохнет. А сам, остановившись посреди коридора, панически смотрит на внутреннюю сторону ладони, где были только секунду назад чужие губы. Но смахивает эту мысль прочь, когда вытирает руки о штанины и с широко распахнутыми глазами уходит прочь. Прочь от альфы с запахом вишни, которые едва не признался ему в любви только что. Потому что у них нихрена и никогда не выйдет.

🥀🥀🥀

      Когда Чимин застывает рядом с чужой дверью и тихо стучит, оказывается, что Чонгук тоже не спит. Он выглядит немного растрёпанным и удивлённым появлением омеги, но всё же пропускает в свою обитель без лишних вопросов.              Омега мнётся, не понимая, для чего пришёл среди ночи, вместо отдыха задавать Чонгуку вопросы. Альфа глядит на него своими бордовыми глазами, рассматривает, и каждый взгляд будто оглаживает по всем частям тела. Щёки вспыхивают, Чимин часто моргает и отворачивается, впериваясь взглядом в мишень для ножей.       — Тоже не спится? — тихо спрашивает Пепел, присаживаясь на расправленную кровать.       — Да, — коротко отвечает он, обхватывая себя руками.       — Чимин, для чего ты пришёл? — вдруг становится серьёзнее альфа. Он словно ощущает внутреннее напряжение Баккары, читает его, как открытую книгу.       — Я… меня кое-что волнует.       Пак оборачивается, и Чон вдруг поднимается с койки, оказываясь ужасающе близко к нему. Омега поднимает голубые глаза, чтобы видеть то, какое выражение каменности будет у Пепла на лице в этот раз. Он сглатывает ставшую вязкой слюну и выдыхает.       — Что именно тебя волнует, звёздочка? — по-кошачьи ухмыляется Чонгук, скрещивая руки на широкой груди. Чимин на эту самую грудь смотреть не хочет, ибо соблазняться не желает.       Несмотря на то, что прошли долгие дни с тех пор, как между ними случилась близость, омега этого забыть не сумел. Ни того, какой Чонгук бережливый и ласковый, а вместе с тем страстный. Как он может вылизывать своим шкодливым и острым на словечки и выражения языком, как он может сминать пышные бёдра омеги, как может вдавливать его в кровать, а в самого Чимина… Омега вздрагивает и отгоняет воспоминания о проведённой с этим мужчиной ночи, заталкивает их подальше и поглубже, потому что сейчас на кону — возможно, его и без того разбитое сердце.       — Что между нами?       Чонгук удивлённо округляет глаза и вздёргивает к концам чёлки брови. Он застывает, словно Чимин застал его врасплох, словно на этот вопрос ответ известен им обоим.       — Что ты имеешь в виду? — настороженно спрашивает он.       — Салита задал мне вопрос: вместе ли мы с тобой. А я не знал, что должен был ответить.       — Для начала, чтобы Салита не совал свой любопытный нос, куда его не просили, а то может и в задницу сунуть случайно, — усмехается издевательски Чонгук, продолжая стоять в той же позе прямо напротив Чимина, однако тот улавливает каждое напряжение в его крепких мышцах.       — Чонгук.       — Звёздочка.       Чонгук только выглядит насмешливо. На деле же альфа напряжён и… кажется, взвинчен. Его брови слегка сведены к переносице, линия челюсти проступает отчётливее, а желваки вот-вот начнут ходить ходуном.       — Ты всё ещё мне не доверяешь до конца, — хмыкает Чонгук, с иронией оглядывая омегу.       — А ты бы доверял? — шепчет Чимин. — Мне страшно, потому что каждый раз, как я подумаю, что могу быть с мужчиной, которого… — Чимин запинается, но слов, которые поклялся не открывать, не произносит. — Который ты, я боюсь, что всё сказанное и сделанное тобой может быть ложью.       — Знаешь, — усмехается горько Чонгук и потирает лицо ладонью, — даже если я лгал тебе во дворце о своём происхождении и целях, никакие мои действия по отношению к тебе, никакие взгляды и слова не были враньём.       Сердце Чимина подпрыгивает к горлу, но от мрачного взгляда тут же опускается в самые пятки.       — Я знаю, что в чём-то перед тобой был виновен. Во лжи. В том, что собирался убить. И мне тоже эти вещи спустя какое-то время после того, что я осознал рядом с тобой, причиняли… неудобства.       — Ты называешь это неудобствами? — ошарашенно и нервно посмеивается Пак, но с места не сдвигается.       — Я называю это так, как вижу. Ты не доверяешь мне. И никогда не сможешь, да? Ты мог мне отдаться, но не пустишь снова ближе, как бы я ни старался, верно?       Чимин сглатывает и тут уже опускает глаза себе под ноги.       — Поднимите взгляд, Ваше Высочество, — голос Пепла звучит довольно грубо. — Не пристало будущему королю опускать его рядом с каким-то жуком.       Чимин вспыхивает — глаза и щёки горят от возмущения. Он снова издевается, снова хочет довести до ярких всполохов перед глазами.       — Я просто хочу убедиться…       — Мои слова тебя не убедят, Чимин, — приподнимает уголок губ Чонгук. — Они для тебя теперь ничего не значат.       Пак молчит, напрягая пальцы и сдерживая желание сжать их в кулаки.       — Да иди ты в задницу. Когда я хочу быть с тобой искренен, когда хочу твоей искренности в ответ, ты лишь закрываешься от меня.       — С удовольствием пойду. Мне там очень понравилось.       — Ну вот, снова! — всплескивает руками омега. — Как только дело касается серьёзности, ты становишься едва ли не клоуном.       — Какой уж тебе достался, — не сдерживается и рявкает Чонгук, тут же отводя взгляд.       — Что?       — Повторять не намерен, — фыркает альфа, и впервые Чимин замечает, что… задел его. Причём сильно, раз Пепел позволяет себе даже грамм эмоций, обычно скрывая их за семью засовами.       — Ты сказал, что достался мне? — моргает омега.       — Чимин, — вздыхает со вселенской усталостью Чон, — я уже говорил, что мне нужен только один омега. Что ты — мой. Это работает и в обратную сторону.       Пак хлопает глазами, пока Чонгук прожигает его слегка раздосадованным взглядом.       — Я…       — Ты думал, что я сказал это только потому, что в тот момент мы трахались.       Омега сморщивает нос от этого выражения, понимая, что альфа начинает злиться. Пепел же, преодолевая между ними расстояние, оказывается совсем близко и вынуждает Чимина потеряться в его багровых радужках.       — Звёздочка, если я говорю, что ты мой, значит, я тоже твой, ясно? Я вообще-то редко разоряюсь на такие фразочки, и думал, что ты всё же что-то подобное заметишь. Так что то, что я сказал в ту ночь, значит ровно то, что значит. Ты — мой. Я — твой.       Чимин весь дрожит, глядя в его глаза. Сердце колотится в глотке, там словно пустыня с её бесчисленными песками, а когда альфа прикасается к его щеке тёплыми пальцами, покрывается от пяток до кончика носа наэлектризованными мурашками.       — Даже если ты мне не веришь, не доверяешь, даже если этим делаешь мне больно, я буду продолжать. Я уже говорил тебе, что свой шанс выдеру зубами, если понадобиться.       Чимин принимает его поцелуй, зажмурившись, а после прижимает руки к крепкой груди, позволяя увлечь ближе к горячему телу. Его нутро превращается в настоящее жерло вулкана, ноги подрагивают, когда Чонгук обхватывает крепко за талию и не отпускает, когда почти отрывает подошвы сапог от пола. Язык Чонгука горячо и юрко проникает в омежий рот, обводя линию зубов.       — Нам нужно хоть пару часов поспать, — шепчет, оторвавшись от губ омеги, он. — Останешься со мной?       Чимин вздрагивает. Так тепло и приятно от слов Чонгука, от того, что тот решительно настроен и понемногу начинает ему открываться, показывая грани своего характера. Потому Баккара кивает, снова мимолётом прижимаясь к его губам самостоятельно. Потому что когда в комнате концентрируется токовый разряд, плещущийся между ними от пары взглядов Пепла, это единственное, чего по-настоящему хочет Чимин.       Принадлежать ему. Да, недоверие не испарилось тут же после сказанного, Чимин, наверное, ещё очень долго будет бояться предательства со стороны альфы, однако… Чимин хочет дать ему этот шанс. Отдать себя, отдать свою судьбу, тело и душу.       Потому, когда они падают на жёсткую кровать Чонгука, а альфа стягивает с него сапоги с такой заботой, что у Чимина спирает дыхание, омега протягивает ему руки, прося объятий. Они не произносят слов, опасно постоянно повисающих поблизости, но теперь Чимин их наконец-то видит. В тёплых руках Чонгука, крепко прижимающего его к себе и позволяющего уткнуться щекой в грудь, в его ладонях, поглаживающих под лопатками, в его тёмном, багровом взгляде, безотрывно направленном только на него — Чимина.

🥀🥀🥀

      Планер заведён, все остальные давно уже переправлены. И только верхушка Гвардии остаётся в Сапхаре, заканчивая с делами. Чонгук закидывает колчан с особыми разрывными стрелами на плечо, крепит лук к поясу и помогает Немо, позволяя опереться на его плечо.              Упрямец до последнего отказывается от помощи, но его хватает лишь на половину пути до планера, а после раненый Хосок выдыхается и всё же позволяет Пеплу подставить себе плечо. Чонгук не считает его слабым. Он выкарабкался из такой бездны, так что какая слабость, о чём речь. Но у Немо свои собственные приоритеты и критерии.       Рампа планера опущена, Салита, Эйден и Баккара уже внутри, перед ними с Немо вышагивают Тэхён и Катберт, а замыкает цепочку Терракота, который странно оглядывает ангар, будто прощается с ним. Страж выглядит болезненно, но идёт ровно, а Катберт на него лукаво поглядывает, словно что-то знает, что знать вообще-то не положено никому. Он улыбается Тэхёну, а тот что-то спрашивает, и Катберт пожимает, смеясь, плечами.       Чонгук вчера даже разозлился от вопроса Чимина, от его недоверия, от его подозрений. Он злился, но не имел права осуждать. Ему, наверное, ещё очень долго придётся платить за свой поступок, прежде чем омега окончательно растает и сможет ему довериться. Чимину оказывается проще доверить своё тело альфе, чем снова впустить его в душу, так что Чон фыркает, отмахиваясь от скребущего ощущения за грудной клеткой.       Он проходит до дальней стенки планера, пока его двигатель размеренно пульсирует и рокочет, падает на металлический пол «брюха» рядом с Чимином, пока тот коротко и обеспокоенно переговаривается с Тэхёном. Здесь, где нет полумрака теперь заброшенного ангара, Пепел замечает бледность лица Кардинала. А ещё взгляд Юнги — пронзительный, страшный, словно у раненого хищника, обороняющегося изо всех сил — направленный в сторону альфы. Интересно. Сам Терра твердит, что у него нет времени ни на чувства, ни на отношения, однако такие взгляды…       Юнги отличается от других омег. Он — полная противоположность доброго, сострадательного и чувственного Катберта, отличается от Чимина с его честолюбием, пусть и такой же упрямый, как Пак. От безразличного Вивьена. А всё к одному: Чонгук никогда не видел, чтобы Терракота хоть немного позволил себе приблизиться к альфе. Ни физически, ни морально Юнги не дозволяет им стать рядом, взять часть груза с плеч. Не видел и не слышал ничего об отце Эйдена. А теперь… такие взгляды. Что-то тут не чисто. Прежде Терра обращал на Стража внимания столько же, сколько на тараканов в продовольственном складе Катберта.       Чонгуку надо отвлечься. Переезд дался тяжело, пока переместили оружие, людей, припасы, пока, находясь в постоянном напряжении и подозрении в отношении Урсу, разместились в новом выделенном штабе. Прямо под носом у Натаниэля — в городском здании. Он не стал их прятать, потому что самое сокровенное обычно оставляют на виду, чтобы труднее было найти. Чон устал. Но не настолько, чтобы жаловаться, он вообще за последние лет… двадцать не ощущал себя полностью отдохнувшим и в безопасности. Не в его ситуациях и жизненный трудностях.       Чимин оставляет Тэхёна, опершегося затылком в металл планера, дремать, а сам присаживается между Чонгуком и Вивьеном, на коленях которого устроил голову Немо. Его половина лица всё ещё забинтована, но альфа хотя бы не выглядит как мертвец.       — Привет, — тихо говорит омега, а Чонгук усмехается.       — Давно не виделись, — так же тихо проговаривает он, позволяя Чимину привалиться к его плечу.       Они и не спали толком, просто в молчании лежали, переплетясь руками и ногами, пока рассвет не забрезжил на горизонте, и Катберт не постучал в дверь спальни Чонгука. И теперь Пак выглядит сонным. Все порядком утомились после суматохи Сапхара и помощи мирному населению. Регент тоже в долгу не остался — всё посылал гуманитарную поддержку, но люди Сапхара уже не верили ему.       Чимин осторожно кладёт голову на плечо Чонгука, с опаской, словно ему могут не позволить, а альфа только мирно сидит, глядя, как отсветы тусклой лампы внутри «брюха» бросают блики на его тёмные отросшие волосы.       — Надо постричься, — хмыкает Чимин, замечая, как чёлка уже закрывает ему глаза. Чонгук лишь проводит пальцами по кончикам волос, чуть дёргая, чем вызывает недовольное шипение омеги.       Хочется прижать его к себе и не отпускать. Чтобы было тихо, как сейчас в планере, каждый день, чтобы Чимин мог класть голову ему на плечо. Но насколько им это доступно? Чонгук вдруг задумывается. Баккара — будущий король. Когда они свергнут регента (Чонгук даже не хочет произносить это проклятое «если»), то он сядет на престол, станет правителем. Насколько возможно для них будущее? Насколько далеко Чонгуку позволено заглядывать в их… взаимоотношениях? Насколько долго то, что между ними происходит, будет иметь место?       Чон — явно не тот мужчина, который сядет на трон. Нет, он никогда там не окажется. И не уверен, захочет ли этого Чимин. Хотя по сути, Чонгук победил (своеобразно, но всё же) в Отборе, какой из него к чертям король? Единственный король, который может быть у Рейвена, сидит рядом с альфой и дремлет у него на плече. Других не дано.       Выйдет ли Чимин замуж после революции? Что с ними вообще будет? Пеплу тяжело и неприятно даже думать о том, что рядом с этим омегой будет кто-то ещё. Кто-то, кто не он. Злость начинает бурлить. Чимину нужны будут наследники, которым он впоследствии передаст трон, ему нужны будут дети. И логичным вариантом было бы выбрать ему в мужья благородного лорда, чтобы у Рейвена была поддержка подданных и семьи, с которой скрепит себя обязательствами Пак. Чонгук бросает взгляд на его живот и нахмуривается. Собственник внутри альфы уже рычит и скалит зубы.       Чонгук же промаргивается и неожиданно ощущает, как расслабленная ладонь омеги оказывается на его бедре, соскользнув. Чимин спит, устав за последние дни, а вот альфе мысли задремать не дают. Он не хочет даже предполагать, чтобы Баккара остался с другим мужчиной, чтобы тот имел право прикасаться к нему, чтобы у них были дети.       Чонгук никогда не задумывался о детях. Не в их мире, не в их условиях. Но, быть может, если мир изменится к лучшему, если не будет казаться таким страшным привести в него нового человека, Чон бы… хотел. Чтобы было как у родителей, чтобы даже в бедности атмосфера дома была пропитана теплом. Пепел поджимает от смущения из-за собственных мыслей губы. Он бы, наверное, хотел увидеть Чимина… таким. В простой и спокойной обстановке, когда им не угрожала бы постоянная опасность разоблачения, поимки и смерти. Чтобы он снова порхал, когда ходил, быть может, взглянуть на него с животом, иметь возможность прикоснуться.       А после взять на руки младенца. Его. Принадлежащего только ему и Паку, с лазурно-голубыми глазами и пухлыми губами. Чон одёргивает себя и мотает головой, отгоняя подобные мысли. Им для начала нужно выжить и победить, нечего размусоливать тут то, чего ещё достичь надо. Потому Чонгук уставляется в противоположную стену, где Терра позволяет Эйдену безостановочно тараторить о тренировках с Кардиналом, о чем-то ещё наивном и детском. Вот — ради кого они стараются. Ради улыбок своих детей, ради права и возможности их вообще завести. Чон протягивает руку и вдруг скрытно стискивает пальцы Чимина, а тот лишь глубже вздыхает во сне. Чонгук прячет свои недавние мысли поглубже, ведь сам смущается того, что они являются в его разум, боится о таком думать, когда даже через секунду их может настигнуть смерть.       Тирелл встречает их свинцовым, тяжёлым небом и холодом с промозглым, продувающим до самых костей ветром. Чон ёжится, а Чимин плотнее застёгивает куртку и натягивает капюшон, когда планер садится в зоне лесополосы и глушит двигатели. Летательный транспорт пока оставят здесь, и лишь после Урсу поможет разместить его поближе к новому штабу, когда закончат оборудовать подземный ангар. Их уже ждут машины. Наёмник напрягается и вздыхает, его рука не отодвигается от кобуры с револьвером, а Чимин всё время рядом, словно прикрывает Чонгука.       Гвардейцы рассаживаются по обычным простеньким экипажам, чтобы не привлекать лишнего внимания, и Терра с Тэхёном едут вместе с Баккарой и Пеплом. От волнения и напряжения в салоне повисает тугое молчание, которое можно потрогать пальцами. Чимин сидит рядом со Стражем, тот неотрывно глядит на Юнги, а Терра — в окно, игнорируя тот факт, что в машине есть люди помимо него. Транспорт останавливается у большого светло-серого здания, вокруг снуют люди, что делает их в меньшей степени мишенями.       Верхушка гвардии покидает салон авто, чтобы, сокрыв головы под капюшонами от холода и лишнего внимания, исчезнуть в парадных дверях, которые им открывают только после того, как Терракота едва различимо свистит специально придуманный мотив.       Гвардейцы оказываются в большом светлом фойе. Натаниэль хорошо подготовился, выдав им здание, неизвестно, кому раньше оно принадлежало, но теперь — это пристанище повстанцев. Лорд собственной персоной ждёт прибывших у лестницы, ведущей наверх, сложив руки на животе, его лицо спокойно, члены повстанческого движения снуют туда-сюда, оканчивая последние приготовления. Чимин явно нервничает, он ещё прежде — после бомбёжки — не встречался с таким количеством Гвардейцев, да и тогда не было времени привыкнуть к тому, что они возглавляют повстанцев, но держится по-королевски достойно.       Рядом с Натаниэлем стоит молодой омега. Он чем-то похож на Равьеля, только черты тоньше, взгляд не такой уничтоженный, а вид вполне здоровый.       — Мой король, — склоняется лорд, и омега следует его примеру, отвешивая красивый и изящный поклон.       — Пока ещё не король, к этому добраться надо, — спокойно проговаривает Чимин, глядя на Урсу. — Но благодарю вас за вашу преданность и огромную помощь, которую ваш Дом оказал Серой Гвардии.       — Всё, что могу, всё отдам ради Рейвена и вас.       Омега глядит на Тэхёна, затем на Чонгука, словно узнаёт, а после прочищает горло, словно напоминает Натаниэлю о том, что он тут вообще-то тоже есть.       — Позвольте представить, Ваше Величество…       — Милорд, — обрывает его Чимин, подняв руку, и Урсу замолкает. — Я прошу вас пока не относить меня к разряду короля. Коронации нет, я по-прежнему кронпринц.       Урсу кивает и прокашливается, собираясь продолжить:       — Простите, Ваше Высочество, — поправляется Натаниэль, — это мой сын — теперь уже младший — Рован.       — Для меня честь предстать перед вами и вашими… союзниками, мой принц, — голос у омеги мелодичный и тихий, приятный тембр, но Чимин всё равно смотрит на него испытывающе. Взгляд Рована касается Чонгука, и он понимает — этот человек знает, кто именно оборвал жизнь его брата.       Выглядит Рован просто — обычная повседневная одежда без всякой вычурности, брюки, блуза и китель, однако его лицо — само то, как Рован держится, говорит о его внутренней силе.       — Мой отец уже принёс извинения, — и вдруг тихий голос отчаянно вздрагивает, — но я хотел бы тоже попросить у вас прощения, мой принц. За моего брата-близнеца, — омега выглядит несчастным лишь секунду, а после берёт себя в руки.       — Прошу вас, милорд, — отвечает Чимин стойко, — мы уже обсудили этот вопрос с вашим отцом. Я принимаю ваши извинения. В свою очередь хочу принести вам запоздалые соболезнования в связи с потерей ваших братьев и зятя.       Рован поджимает губы, опускает слезящиеся глаза и кланяется снова, выражая почтение к милосердию принца. Чонгук стискивает челюсть. Близнецы. Ненависть может оказаться очень сильна. Чонгук опускает руки и тихо щёлкает пальцами, привлекая внимание Катберта стоящего рядом. Омега глядит на его руки, но виду не подаёт, что отвлекается от светской беседы.       «За этим малышом гляди в оба», — на языке жестов показывает наёмник. Взгляд разных глаз Катберта становится серьёзным, он словно сканирует Рована, который смотрит теперь снова на Тэхёна, наблюдает за альфой, высящимся над принцем, как чёртова скала, несмотря на недавнюю острую болезнь. Кардинал похож на здорового медведя, который прожигает взглядом каждого, кто пробует приблизиться к Чимину. Чонгук его понимает. Кто угодно может предать кого угодно.       — Я бы… Ваша Светлость, — торопливо произносит Рован. — Я бы хотел вступить в Гвардию, если позволите.       Чимин удивлённо вскидывает бровь, и Пепел неосознанно повторяет его движение. Катберт напрягается — омега тоже не доверяет Ровану, особенно учитывая, что Чонгук сделал с его близняшкой.       — Я не уверен, что благородному юноше есть, что там делать, — подаёт голос Терракота, выходя вперёд и сбрасывая капюшон.       Рован смотрит со сталью во взгляде. Чонгук диву даётся, насколько сильные омеги их окружают. Терракота со своим непробиваемым щитом и способностью убивать людей так, что ни единый мускул на лице не дрогнет. Катберт с поразительной меткостью стрельбы, что любой альфа ему позавидует. Чимин со своим внутренним стержнем, который все вокруг, кому не лень, пытаются согнуть, но тот не поддаётся и становится лишь крепче. Теперь — Рован. Чон уверен, что этот птенчик ещё покажет свои когти, несмотря на миловидную внешность. И всё же Чонгук придерживается мысли, что омеги — прекрасны. Будь они нежные создания, как Катберт и каким был Чимин во дворце, будь они такими сильными и жёсткими, как Юнги. Они — чудо, созданное и подаренное их миру.       Пепел хмыкает, поглядывая на Катберта, а тот поджимает пухлые губы и почему-то смотрит на Кардинала, лицо которого остаётся непроницаемым.       — Я не желаю сидеть сложа руки после смерти членов моей семьи, — голос Рована немного вздрагивает, но взгляд остаётся жёстким, он не отводит глаз от Главы Гвардии. — Мой отец помогает, как может, и я хочу. Наш старший брат сейчас болен… простите, мой старший брат, — слёзы всё же блестят в красивых карих глазах. — Я не могу оставить всё так просто.       Чимин задумчиво сжимает челюсть, переводя взгляд на Натаниэля. Альфа выглядит недовольным. Чонгук делает вывод, что они с Рованом ссорились из-за этого, но омега так и не уступил.       — Милорд? — обращается принц к Урсу.       — Мой сын упрям. И горд. А ещё он ненавидит регента так же сильно, как и вся наша семья. Я пытался его отговорить, но раз он так стоит на своём, я не могу запереть его в замке и закрыть доступ к окружающему ужасу.       Чимин кивает, а после переводит взгляд на Терракоту. Тот молчит, стиснув добела губы.       — Будь по твоему, — у Юнги никакой субординации, и как и в случае с Чимином, нянькаться с лордом он не намерен. — Никто не обещает, что ты выживешь или останешься целым.       Рован немного бледнеет, но выглядит решительно.       — А теперь к вашему новому штабу. Здесь два надземных этажа и два под основным зданием. На верхнем уровне — все необходимые помещения для жизни, планирования, организации движения, — инструктирует Натаниэль, показывая на лестницу за своей спиной. — Под землёй в основном находятся склады, которые я подготовил и заполнил оружием, провиантом, медикаментами.       Катберт взвинчивается, понимая, что возможностей у него становится всё больше.       — Есть даже операционная, — переводит Натаниэль на него взгляд, и омега солнечно улыбается, чем вызывает фырканье Рована. А с этим омегой могут быть трудности.       — А так же я скоро дострою подземный ангар, чтобы летательные средства находились всегда под рукой. Чимин и Терра выдвигаются следом за Урсу и Рованом, которые ведут их в большую комнату, оборудованную экранами и картами Рейвена, Чимин с восхищением рассматривает подготовленное для них пространство. Пепел же по-прежнему ощущает напряжение и настороженность.       — Я собрал по городу людей, многие после случившегося в Сапхаре боятся, однако есть часть населения Тирелла, которая хочет помочь.       — Что делать со Смотрителями? — без предисловий спрашивает Терра, усаживаясь во главу стола в большой — новой общей — комнате.       — Я предполагаю, что мы сможем их постепенно заменить, чтобы избавить Тирелл от влияния регента.       — Но не стоит скидывать их со счетов, — вдруг влезает Рован, чем вызывает недовольное внимание Юнги. — Некоторые Смотрители могут принять нашу сторону.       — Или стать шпионами Рафаэля, — жёстко одёргивает его Чимин, сев по правую руку от Юнги. Его ни капли не смущает, что ему не позволили занять место Главы, потому что Пак — не Глава Серой Гвардии. Он её лицо и двигатель. Принц сам по себе ценен и важен. — Мы не можем доверять Смотрителям просто из-за того, что они решили переметнуться.       — Можно ведь давать им какие-то задания, которые не будут угрожать Гвардии, — уже более неуверенно произносит Рован, заправляя за ухо прядь светлых волос, остриженных под каре.       — Любой Смотритель, преданный регенту — потенциальная опасность. Они могут вынюхивать что угодно и где угодно, — отрезает Терракота, жёстко глядя на Рована.       Они не могут не причислить омегу к своей касте банально из-за Натаниэля. И Чонгук понимает, что никто — даже Чимин — не доверяют ему.       — Что по поводу базы? — без промедлений спрашивает Салита, сцепив кисти меж собой. Катберт рядом с ним не сводит взгляда с Рована, чьи глаза то и дело скользят по Кардиналу.       — У меня есть намётки плана по этому поводу, — прочищает горло Натаниэль. — Эта база принадлежит мне по настоянию регента только по документам. На деле же там заправляет всем майор Шатрер. Чонгук смотрит на Чимина и буквально слышит, как шестерёнки в его голове приходят в действие.       — Майор Таллин Шатрер? — спрашивает принц, нахмуриваясь, но Пепел пока не может понять, что вызывает в омеге беспокойство. — Это тот самый альфа, который перебил весь отряд, когда те выказали неуважение? Он ведь должен быть в ссылке в копях.       Натаниэль усмехается.       — Регенту нужны такие, как Таллин. Жестокие, непримиримые и властные, которые имеют свою выгоду, но при этом его самого боятся до трясучки в коленях. Он пощадил Шатрера, чтобы тот безоговорочно ему подчинялся, и пару недель назад поставил его командующим вертолётной базой.       Чимин поджимает губы. Нужно будет после расспросить его об этом майоре.       — И какие намётки плана у вас? — спрашивает Терра.       За столом не хватает из их круга только Немо и Вивьена, которые, скорее всего, заняты перевязкой альфы в уже предоставленной комнате.       — Мы явимся на базу и отобьём её хитростью, — вздыхает Натаниэль. — Прямой удар в лоб ничего не даст. Она защищена по всему периметру, там более тысячи бойцов Стражи и Смотрителей. И нам нужно быть осторожнее. Я подумывал подорвать часть базы, но это нерентабельно, и мы можем потерять какую-то часть вертолётов и вооружения.       — Дайте мне пару дней, чтобы всё продумать, — тихо, но чётко просит Чимин. — Я попробую найти выход, как безопасно выкурить бойцов с базы.       Натаниэль кивает и поднимается.       — Я не могу много времени проводить в вашем штабе, но вы всегда можете связаться со мной через Рована. Прошу вас, мой принц, берегите моего сына.       — Ваш сын сам ступает на скользкую дорожку революции, его никто насильно не тянет, — вдруг интонации Чимина становятся жёсткими. — Простите, Натаниэль, но я не могу обещать вам сохранности Рована, если он собирается вступать в гражданскую войну.       Лорд с печальной улыбкой кивает и в последний раз смотрит на чадо, словно надеется, что, увидев и ощутив всю серьёзность ситуации, Рован передумает. Но тот на отца не глядит, и Натаниэлю приходится уйти ни с чем.

🥀🥀🥀

      Пока штаб больше похож на улей. Чимин помогал Тэхёну и Чонгуку с расстановкой того, что они перевезли из старого пристанища, а так же занимался организацией патрулей с Терракотой, но устать толком не успел. Голова всё ещё гудит от впечатлений и эмоций, сопровождающих омегу в связи со сменой обстановки, и он чувствует себя отчасти потерянным.       Чимин очень давно не был на улице просто так, столько дней провёл под землёй, что, выйдя на балкон и сокрывшись в тени на морозном воздухе, глубоко втягивает холод в себя. Приятно. Просто постоять без суеты и паники, без серьёзности и волнений. Он раздумывает без остановки о плане взятия базы, он думает слишком много и слишком часто, потому кажется, что голова вот-вот взорвётся. Наверное, нужно попросить Чонгука возобновить тренировки и здесь, потому что это здорово помогает прочищать ему каналы рассудка и держать себя в тонусе. Конечно же, ещё потому, что так у них с Пеплом есть спокойное время наедине друг с другом, пусть после оба выходят с синяками и набитыми шишками.       Тэхён выглядывает на балкон, а за ним показывается лохматая голова Пепла, который, сверкнув глазами, замечает омегу в тени. Альфа выпихивает Стража прочь с балкона под тихий бубнёж и борьбу Тэхёна, но всё же закрывает за собой дверь. Чимин, наблюдая за ними, посмеивается. После всего произошедшего, такие спокойные ночи кажутся ему благословением Саванн, ему приятно, что Тэ заботится о нём так же, как и прежде, что Чонгук выталкивает его, не позволяя окончательно превратиться в наседку.       Пепел приближается к омеге, разглядывая своими кошачьими глазами.       — Ты простудишься.       — Меньшее из зол. Меня могут увидеть, — хмыкает Чимин, опершись лопатками о холодную стену позади себя.       — И это тоже.       — Мне нужен был свежий воздух, — показательно глубже вдыхает омега и зажмуривается. — Я, конечно, даже в подземном штабе чувствовал себя свободнее, чем в Хрустальном дворце, но… воздух нужен.       — Привести мысли в порядок? — Чонгук опасно садится на ограждение балкона, закрывая Чимина от любых возможностей заметить принца, а ещё, видимо, чтобы смотреть на омегу.       — Да. И просто… мне не хватает в последнее время тишины, — губы растягиваются в улыбке, когда Пак смотрит на альфу, а тот вдруг лезет во внутренний карман куртки и что-то оттуда достаёт.       Чимин распахивает глаза, когда Чонгук протягивает ему сложенную в форме розы бумагу. Он принимает неожиданный подарок, а после поднимает лазурный взгляд на Пепла, который просто молчаливо глядит на него с нечитаемым выражением лица. Смущается, краснея, и хочет прижать розу к губам, но её края окрашены, кажется, карандашным грифелем, чтобы лепестки казались словно присыпанными сажей.       — Спасибо, Чонгук, — шёпотом говорит он, глядя на альфу. Тот почёсывает щёку и вздыхает, чтобы в следующее мгновение спрыгнуть с ограждения и оказаться рядом с ним.       — Хочу, чтобы ты спал со мной в комнате, — вдруг в самые губы выдаёт Пепел, вынуждая глаза омеги округлиться от удивления. — Рядом со мной. Так… теплее.       Чимину хочется сказать, что этот штаб отапливается, что тут даже нет необходимости спать в одежде и, как часто бывало в Сапхаре, в обуви, лишь бы не замёрзнуть, но понимает, что Чонгук просто хочет быть с ним в одной кровати. Щёки теплеют, когда омега прикасается к жёсткому материалу куртки наёмника, ведёт по вороту, пока не прикасается костяшками пальцев к волевому подбородку со следами лёгкой щетины.       — Тэхён точно будет сидеть под дверью и проверять меня каждые пятнадцать минут, если я заявлю, что буду ночевать с тобой в одной комнате.       — Тогда устроим ему представление, — усмехается Чонгук, вдруг склоняясь к омеге и оставляя прохладный поцелуй на пухлых губах, отчего те трепещут и тут же начинают становится горячими, как угольки. — Будет слушать и завидовать.       — Бессердечный, — бьёт шутливо Баккара Чона в грудь сжатым кулаком, но всё же тихо прыскает. — Не стыдно тебе издеваться над моим названным братом?       — Нисколько, — прищуривается Чонгук, а после затягивает омегу в горячий поцелуй.       Прикасается к губам языком, втягивает их в рот, чтобы, слабо прикусив, посасывать, и Чимин теряет рассудок. Эти прикосновения — его сумасшествие. То, как Чонгук становится всё более напористыми, пальцы зарываются в волосы и трогают затылок, углубляя касания. Язык оглаживает нёбо и кромку зубов, смешивает меж собой становящуюся горячее слюну, пока Чимин свободной рукой вцепляется в грубую ткань куртки на боках альфы.       — Так ты будешь спать со мной? — тихо спрашивает Чон, когда поцелуй ненадолго разрывается, оставаясь лишь ниточкой слюны между их близко расположенными друг к другу губами.       — Просто спать? — лукаво вдруг спрашивает омега, вынуждая что-то нечто яркое вспыхнуть в зрачках Пепла.       — И просто спать тоже, — посмеивается он, вынуждая омегу податься вперёд и прикусить его нижнюю губу.       В груди всё трепещет и поёт от близости. Трудно давить в себе негатив, но Чимин хочет исправить всё, он тоже не должен закрываться от Пепла и постоянно его в чём-то подозревать. В окно балкона неожиданно стучат, и Чимин вздрагивает, понимая, что их могли видеть. Однако, стоит ему повернуться и краем глаза заметить Тэхёна, стоящего спиной к стеклу, как Пепел разворачивает омегу к себе и снова горячо завладевает его ртом, глубоко целуя. Желудок омеги сворачивается в узел, низ живота приятно и горячо тянет от того, как альфа прижимает его к себе, а сам шкодливо второй ладонью выставляет в сторону Тэ средний палец, за что получает пинок в голень от омеги.       — Хочу тату, — шепчет в губы Баккара, смеживая веки.       — Что? — взгляд альфы немного затуманен от того, как он втягивает носом запах Чимина, вдруг прижавшись к его изгибу шеи, так что он моргает, приходя в себя.       — Хочу татуировку. Маленькую, — повторяет тот, слизывая вкус их поцелуя. Чонгук прикусывает изнутри щёку, а после тычет в неё языком.       — Для чего? — спрашивает он.       — Символизм. Хочу четырёхконечную звезду.       — И что она означает? — изгибает бровь альфа.       — Свет в кромешной тьме, — шёпотом отвечает Пак, а после позволяет Чонгуку прижаться к его лбу. — Я хочу быть для людей и для Гвардии светом, выходом из охватившего мрака.       Альфа смотрит своими багровыми глазами на Чимина и медленно, по-кошачьи моргает.       — Ты и так для них свет, — отвечает он, поглаживая большим пальцем линию челюсти омеги.       — Это символизм. Я хочу… сделать хоть что-то для себя. Я решил. Поможешь?       — Ты нарушишь предписания Богини, — хмыкает Чонгук, оглядывая его.       — О, Саванн, — закатывает глаза Чимин. — Я буквально сейчас целовал тебя — отъявленного убийцу, мерзавца и альфу, за которым я не замужем. Я убивал, сбежал из дворца. Я нарушил уже столько предписаний, что отдельный котёл в Небытие мне обеспечен, — посмеивается омега. — Одним грехом меньше, другим больше. Не думаю, что Саванн до меня есть дело, раз она так поступает с моим народом.       — Разуверовал, значит, — хмыкает Чонгук, отлипая от Чимина и утягивая его за собой в сторону выхода с балкона. — Я подумаю, что с этим сделать, ладно?       Они ненадолго замирают, остановившись, и оба глядят на тёмное небо. Одна аккуратная остроконечная звёздочка падает с небес и, опустившись на ограждение балкона, тут же тает. Зима явилась, наконец, знаменуя то, сколько на самом деле времени уже прошло с побега из дворца.       — Первый снег, — шепчет Пак, замечая, как хлопья становятся всё крупнее и пушистее.       Чонгук молчаливо стоит рядом с ним, сжимая прохладные пухлые пальцы и грея их, лишь смотрит на всё сильнее сыплющий вокруг них снег.