Цветущая лихорадка

      Брусничник с трудом разлепил веки и с ещё большим трудом сфокусировал взгляд на красно-оранжевом пятне перед ним. На дворе был поздний вечер. Солнце уже касалось горизонта, бросая на пустыню длинные тени.       Такая же тень падала на Брусничку, только не от кустарника или камня, а от небесной драконихи, сгорбившейся на краю крыльца. По какой-то причине она не могла войти внутрь, наступив на дощатый пол, поэтом сидела на нагретом за день песчанике, внимательно наблюдая за земляным ярко-голубыми глазами. Между её чешуйками сочился свет, словно заходящее солнце просвечивало её насквозь.       — Очухался, герой! — усмехнулась она, повернувшись к сидевшему неподалёку Пуху. — Так ты на него посмотри, он в первый раз меня видит!       — Это её ты встречал на Аллее Художников? — Пух указал когтем на небесную.       Брусничка хотел помотать головой, но малейшее движение вызывало невыносимую боль.       — Беда! — прогремел Пух. — И это — Беда. И то, что здесь, кроме неё, завелась незадокументированная дракониха с огненной чешуёй — тоже беда.       — Моя догадка — дракомант.       Рядом с Брусничником сидел, подогнув под себя лапы, пухлый морской дракончик его возраста.       — Если Хамелеон умудрялся менять свою внешность, то наверняка мог поменять и пол, и обзавестись другими способностями.       — Только вот свитка больше не осталось, — развела лапами Беда.       — Но дракоманты-то ещё есть.       — Закат рассказывал, — вспомнил Пух. — что до начала правления Пурпур, когда выпустили указ убивать драконов с отклонениями, несколько небесных покинули королевство, скрывшись в неизвестном направлении. Их преследовали до вулканических островов, но дальше след потерялся.       — А ведь туда же могли улететь и земляные.       — А пфифем туф фемьяные?       Толкнув плечом заднюю дверь, в дом ввалился уже знакомый земляной, двойник Бруснички. Прихрамывая, он тащил в зубах корзинку с едой. Поставив корзину перед мордочкой Бурснички, он сел рядом, закутав дракончика в крыло. Следом зашли Кинкажу с Луновзорой и незнакомый песчаный. По тому, что у него при себе была такая же сумка, как и у остальных дракончиков, Брусничник понял, что это — просто ещё один ученик.       — А-а-а! Ты не в курсе? — Пух повёл ушами и оглянулся, словно боялся, что за ним следят. — Ну, того, как с огнеупорными земляными обращались, а? Эт, если кто-то прознаёт, что ты не горишь, то считай, жизнь твоя закончилась. Совсем мелконьких дракончиков отправляли в тыл врага как шпионов или гонцов. Тех, кто постарше, ставили в охрану какому-нибудь шишке в качестве живого щита. В общем, часть сгинула на войне, часть сбежала, да так их никто и не видел. Ну, а некоторые хитрецы умудрились красные яйца краскою специальной мазать, чтоб, значит, они коричневыми становились. Ну, короче говоря… — Пух выдохнул через сомкнутые губы. — В Пиррии на данный момент известен только один земляной с огнеупорной чешуёй, родившийся до конца войны.       Он остановился, выразительно глядя на двойника Брусничника. Юный земляной замер с поднесенным ко рту куском вяленой оленины и тоже повернулся в сторону странного дракона.       — Вау! Это правда вы?! Из пророчества?       Он попытался подняться, но резкая боль прошлась от правого плеча через весь позвоночник. Лежавшее на спине крыло придавило его к полу.       — Лежи, не напрягай лапу. Да, всё верно. Я — Глин, а это ученики нашей академии — Беда, Карапакс и Вихрь. С Кинкажу и Луновзорой ты уже знаком, полагаю.       — Брусничка!       Беда не успела отодвинуться с дороги, как Сапропель, взлетев на крыльцо, пронёсся мимо, случайно шлепнув её крылом. Небесная хотела было поднять крик, но заметила, что крылышко малыша только слегка покраснело в том месте, где он её задел.       Сапропель плюхнулся на пол рядом с братом и принялся крутиться, осматривая его со всех сторон, тыкаясь мордочкой под крыло и ощупывая лапы.       — Как ты себя чувствуешь?!       — Очень жалко, — Брусничка выдавил улыбку. — Ну, ты понял, жалко. Типа, меня ужалили.       — Это вовсе не смешно! — Лужица шла следом, гневно вздыбив шипы на загривке. — Лезть в драку с тремя взрослыми песчаными! У тебя одуванчики в голове?       — Он нам жизни спас, между прочим! — заступилась за Брусничку Кинкажу.       — Это верно, — кивнул Вихрь. — Я так думаю, что той дозы, что досталась Брусничке, хватило бы и на взрослого радужного.       — Тогда почему я ещё жив? — пробормотал Брусничка, прикрыв глаза лапой, чтобы не слепило заходящее солнце.       — Потому что земляные лучше переносят отравления. — Глин лёг на бок и поднял крыло, чтобы Брусничка смог лучше разглядеть шрам на бедре. — Укус драконьей гадюки убивает громадину вроде Огонь моментально. А нам хватило времени выжечь яд.       — Понял, — тряхнул головой Сапропель. — Наша тётя как-то захотела поохотиться на ужиков. Она решила, что у них, как у глухарей, самец чёрный, а самка пёстрая. Ну, и разворошила гнездо болотных гадюк. Пришла домой в слезах, мордочка как картошка. Несколько дней примочками опухлость снимали.       — Вот, — Кинкажу забралась в гамак рядом с Луновзорой и легла на спину, развернув свиток со страшными историями. — А Мангр говорил, что, когда он был маленьким, на границе с болотом один дракончик провалился в такое гнездо. Земляные патрульные его вытащили, но по пути к целителям он умер.       Лужица недовольно посопела, но решила сдаться. Сложив крылья, она втиснулась между Карапаксом и Брусничником, положив голову на лапу брата.       — А это правда, что ночные подобрали для вас двойников на случай, если что-то пойдёт не по их плану? — обратилась она к Глину.       — Да, в какой-то момент Провидец даже собирался убить нескольких из нас.       — А сколько было таких? Земляных, хотя бы.       — Я знаю только одного, а что?       — Просто, ну, слышали о ночах свиданий, да? Дело в том, что по сроку дракончики, зачатые в эту ночь, должны были бы вылупиться либо на пару недель раньше, либо позже.       Глин задумчиво поскреб подбородок когтем.       — Верно, Брюх тоже родился не в трехлуние. То есть, выходит, что… — он замер, уставившись на Лужицу. — Мать врала мне, и я могу выяснить, кто мой отец? Возможно, он даже планировал меня?       Лужица склонила голову на бок.       — Значит, в-вы — единственный земляной из подопечных Когтей Мира, кто вылупился в трехлуние?       — Насколько знаю, да. Надо будет поговорить с Ластом. Может, он знает, кто мой отец.       Брусника почувствовал, как мышцы Лужицы напряглись под его крылом. Что это с ней?       — А что будет, если вы встретите его?       — В первую очередь, оторвём голову за то, что позволил его продать! — рявкнула небесная.       — Беда! — воскликнул Глин.       — Это не нормально!       — Вероятно, он не был в курсе. Может быть, партнёрша скрыла от него беременность, и он про неё забыл. Воспитание драконят у земляных — скорее исключение, чем правило, — возразил Пух. — Постоянные пары образуются крайне редко. Но по одиночке нам тоже тяжело, поэтому иногда бывает так, что отец, потерявший сестёр и братьев, по собственному желанию заводит потомство и воспитывает. Иногда с матерью, иногда — без.       Вдруг он дёрнулся, как будто кто-то его толкнул, встал на лапы, и оказалось, что у него под животом греются три дракончика. Все трое — размером с маленькую дыньку, пухлые, головастые и крепкие, тыквенно-оранжевого цвета, с карими глазками и бурыми хвостиками. Малыши, вылупившиеся пару дней назад, теребили отца за когти и наперебой пищали, требуя есть.       Жёлтая радужная тут же вскочила и подлетела ближе, глядя на дракончиков. Самый крупный из них растопырил крылья, прикрывая сестру и брата и издал тонюсенький рык, больше похожий на урчание сердитого котёнка.       — У-у-у! Какие масенькие! Как их зовут?       — Тот, что крупнее — Абрикос, — ответил Пух, — а под ним — Алыча и Персик.       — Какой деловой, — заметила Беда, — защищает их.       — Инстинкты лапой не раздавишь, — усмехнулся Пух. — А ну-ка, мелочь, в шеренгу по одному на кухню ша-гом марш!       Тяжело переступая громадными лапами, он направился к своему дому, а три малыша, весело задрав хвостики, покатились следом.       Солнце полностью спряталось за горизонтом, уступив место вечерним сумеркам. Небо на западе ещё некоторое время горело желтовато-зеленым, как глаза той странной небесной, затем бирюзовым, пока, наконец, не потемнело и заискрилось тысячами звёзд.       Речка, днём грязно-коричневая с пятнышками зелени, в свете лун сверкала серебром, как украшение, оброненное неведомым великаном. В кустах кричала ночная птица. В саду возились дикие котята, гоняясь то за мотыльками, иногда залетавшими в круг света, то друг за другом. Чилим носилась по саду, хватая котят в зубы, приносила их к заднему крыльцу и заглядывала в окно как бы спрашивая: «Ну, и что с ними делать?» Пока она дожидалась ответа, котята, раздражённо ворча, разбредались по кустам.       В домике на окраине горел свет, а из открытых окон пахло пирожками с яблоками и корицей, ухой, чесночными лепешками.       Брусничник отдыхал в гостиной у окна, пока Глин менял повязки на лапе. Несколько часов он крутился вокруг дракончика, не отходя дальше, чем на расстояние вытянутого хвоста. Стоило Брусничнику вздремнуть, как он тут же садился рядом, тыкаясь мордочкой в шею, проверяя частоту дыхания и пульс. Дракончик всё ещё был слаб, но, по крайней мере, в худшую сторону его состояние не менялось.       Лужица, приняв на себя обязанности раненого брата, сопела у печи, сосредоточенно помешивая суп и сверяясь с рецептами. Подзол, Туманница и Медянка в это время накрывали на стол. Сапропель сидел на крыльце рядом с Бедой и закидывал ей в рот куски яблочного пирога.       — М-м-м! Фофофая фтука, — оценила Беда угощение.       — А из свежих ещё лучше получается, — заметил дракончик, протягивая небесной ещё кусок, осторожно, чтобы не касаться чешуи.       — Вы ещё чего-то в заготовки добавляете? Манго какое-нибудь?       Сапропель пожал плечами и постучал по оконной раме. Из окна показалась страдальческая морда Брусничника. То ли сказывалось освещение, то ли от интоксикации он побледнел так, что его голова цвета красного дерева с пухлыми рыжими щеками казалась почти серой.       — Нет, только яблоки и тростниковый сахар. Наш дядя сам выводит новые сорта яблок, поэтому у них такой специфический привкус.       Дракончик поморщился, почувствовав, как повязка с засохшей кровью отрывается от раны, а на то место ложится холодная щипучая мазь.       Глин, то разглядывавший прибитую к стене совиную дуплянку, то проверявший когтем подсыхающую мазь, дёрнул ухом и внимательно посмотрел на Брусничку.       — Соболь?       — Он и Лужицу как раз рецепту мази научил, — кивнул Брусничка. — Сбор из коры деревьев, крапива, окопник. Туда же добавляем противоядие. Загущено соком тропической лианы и каолином. Она как бы образует плёнку на поверхности раны, предотвращая проникновение инфекции, а потом просто обдирается когтями или смывается водой.       Лужица, услышав свое имя, оторвала взгляд от кастрюли с ухой, в которую нарезала зелень, и молча кивнула.       — И ты много о растениях знаешь? Может, сходишь с нами на занятия? Покажешь пример студентам!       — Знаю, но не больше, чем Брусничка, — ответила Лужица, наливая суп в миску. — Тебе помочь дойти или будешь есть тут? — обратилась она к брату.       Брусничка в ответ простонал, повернувшись на бок. Ему и жевать особо не хотелось, не то что куда-то идти в таком состоянии. Сестра, понимающе кивнув, поставила миску на жестяной поднос рядом с куском пирога и чашкой с травяным отваром.       Глин, убедившись, что мазь хорошенько засохла, положил сверху свернутую в несколько раз ткань и принялся обматывать её вокруг лапы.       — Соболь у нас в академии бывал, это я помню. А ещё папа и младшая сестрёнка с ним. — Земляной окинул взглядом полку со свитками над головой. На ней стояла вырезанная из пестрого камня фигурка маленького дракончика с вывернутыми лапками. — Бедняжка. Я пытался поговорить с Соболем, предложить ему место, но со мной он говорить не стал. Попросил Звездокрыла — тому тоже отказал. Я-то ведь понял, что ему нравится водиться с дракончиками, учить их. Думал, что работа в академии сделает его счастливее.       — А! — Брусничник оторвался от чашки с отваром. — Это он ревнует. Думает, что деда хочет у него Камушку забрать. А как узнал, что у Кипрея ещё сын есть, так вовсе взбеленился. Поэтому, наверно, и сбежал.       — Сын, говоришь? И он сказал, что собирается взять над Камушкой опеку вместо Соболя?       — В том-то и дело, что мы его даже не видели. Соболь нам запрещал с дедом на эту тему говорить. Сам Кипрей потом тоже замкнулся. Решил сначала найти Соболя, а потом, значит, поговорить с Когтями Мира. Ой!       Проходившая мимо Лужица больно наступила ему на хвост.       — Прости, — бросила она, состроив из-за спины Глина страшную морду.       Брусничка поморщился и продолжил запихивать кусочки пирога в рот, поглядывая на гостей из академии, усевшихся вокруг стола. Тут он заметил на себе пристальный взгляд. Луновзора.       Ночная сидела, сжимая в когтях чашку ромашкового чая и смотрела на Брусничника глазами, круглыми как две Луны. Затем перевела взгляд на Глина. Потом обратно. Снова отпила из чашки и села, держась за голову, будто ей только что раскрыли тайну мироздания и она решала, что делать с этой информацией.       Весь вечер Брусничник ловил на себе взгляды, сначала Луновзоры, а после того, как они с Кинкажу вышли в сад «подышать воздухом», уже и радужной.        Укрыв голову медвежьей шкурой, Брусничник заснул.       Поспать долго ему не дали. Среди ночи его растормошила сестра. Рядом с ней стояли Карапакс, Вихрь, Луновзора и Кинкажу. Вихрь, прищурившись, смотрел на Брусничку и медленно кивал.       — Вы чего тут собрались? — пробормотал Брусничка. — Что за врачебный консилиум? Усыпить меня хотите?       — Тихо, не разбуди никого, — шикнула Лужица. — Мы и так влипли по самые… — Она нахмурилась и поморщилась. — Ну, в общем, Соболя мы больше не увидим.       — Как? Почему? — опешил Брусничник. Он сел, не обращая внимания на боль в лапе и вцепился в плечи Лужицы. — Что с ним?       — Да не ори ты так! — прошипела сестра. — Помнишь, во время ужина ты упоминал про нашего пропавшего дядю? Того, которого Когти Мира купили?       — Помню я, помню.       — Слушай, — Вихрь продолжал разглядывать Брусничку, всё так же насмешливо прищурившись. — Может, не говорить ему? Они весь день благополучно тупили, пусть тупят дальше. Ну, в любом случае сходство очевидное. Вроде и умный, но информация поступает с задержкой.       — Я слышала всё, что Кипрей говорил, — нетерпеливо прошептала Лужица. — Этот дракон должен был вылупиться из яйца цвета крови. Родом он из Алмазной дельты. Скорее всего, похож на кого-то, — она выразительно посмотрела на брата, — из нашей семьи.       — Так вы нашли его? — расплылся в улыбке Брусничник. — Он тут, в Мечте?       Лужица застонала, крепко стиснув челюсти.       — Это Глин, дурака ты брусок!       — А… Ясно! — Брусничка охнул, повернулся на другой бок и накрыл голову шкурой. — Ну хорошо, спокойной ноч… Чего?!       — Дошло, — хмыкнул Вихрь.       — Пфф! — Брусничка махнул лапой. — Ерундень! Откуда ты это знаешь? Радужные, например, по плевкам могут родство определять, а я-то что?       — То есть, — раздался сзади нарочито спокойный голос, — то, что вы двое похожи на близнецов, один из которых рос вверх, а другой вширь, тебя не смущает?       Брусничник открыл глаза и тут же шарахнулся в сторону, больно ударившись плечом о стенку. Из окна смотрела окутанная дымом морда Беды.       — Ну что, дружок-кружок, теперь тебе не отвертеться.       Земляной дракончик отполз на середину комнаты, схватил крышку от бака с водой и выставил её перед собой как щит. Впрочем, небесная только фыркнула и не сдвинулась с места.       — Итак, что будем делать? — развела лапами Лужица.       — Вы — как хотите, — Беда показала острые белые зубы. Было трудно угадать, радуется она или злорадствует. — А я расскажу Глину всё, сразу как он проснётся.       — А я! А я! — Брусничка запыхтел, оглядываясь в поисках чего-то, чем можно запустить в меднокрылую.       — Хвост от воробья, — хихикнула Беда. — Ты так себя ведешь, будто тебя готовят к смертной казни.       Брусничник плюхнулся на пол, всё ещё сжимая ручку крышки.       — Я скучаю по Соболю, — он шумно шмыгнул носом. — И хочу, чтобы он вернулся. Глин не знал о нашем существовании, и не к чему что-то менять. Мы ведь всё равно можем дружить. А Соболь не будет думать, что его пытаются заменить.       Беда уронила голову на лапу. Из её ноздрей повалил густой дым.       — Я всё понимаю! — прорычала она сквозь зубы. — Но и ты пойми меня! Я ведь, — она провела лапой по горящей чешуе, — тоже семью хочу. Но по понятным, умственно особенный мой, причинам, снести яйцо я не могу. Разве что, вкрутую.       — Боюсь представить, какую роль должен играть я в этом процессе, — прошипел Брусничка, снова хватая крышку.       — Нашего приёмного сына, сверхмозг.       — Я-а… Я не… Ты, э…       — Мы уже говорили на эту тему. Он согласен на усыновление.       — Ну, просто, можно ведь найти кого-то помладше…       Беда встала и потянулась, её передние лапы были опасно близко к порогу.       — Даю тебе один день, чтобы подумать, — голубые глаза небесной грозно сверкнули в темноте. — После завтрашнего ужина дай мне ответ. В противном случае, я расскажу всё, что слышала.       Она демонстративно повернулась спиной и легла, свернувшись в клубок. Брусничка молча глядел на сестру и студентов, пытаясь найти поддержку.       — Думаю, вам действительно нужно сказать правду, — решил Вихрь.       — Ну да, нехорошо как-то получается, — согласился Брусничник. — Но Соболь…       — Слушай, Драконята Судьбы нашли способ остановить двадцатилетнюю войну. Я думаю, что уж помирить ревнивого брата с семьёй они смогут.       — Ну… Все-таки, я хочу быть до конца уверен. Ну, в том, прав деда или нет.       Карапакс приподнялся на задних лапках и взял с полки кусочек горного хрусталя.       — Тогда я должен доверить тебе свою тайну, — морской вложил камень в лапку Бруснички. — Пусть этот камень меняет цвет каждый раз, когда кровный родственник Брусничника из земляного племени возьмёт его в лапу.       С этими словами он взял камень из лап Бруснички и передал Лужице. Внутри прозрачного камня появилось бледно-розовое пятнышко. Оно постепенно становилось ярче и расползалось, как капля краски в чашке воды, пока не окрасило весь хрусталь в розовый.       — Завтра и узнаем! — кивнула Лужица.       Брусничка шумно выдохнул и поплёлся к своей лежанке. Он плюхнулся на пухлое брюшко, раскинув лапки в стороны и закрыл глаза.       — Провидец?! — раздался крик со второго этажа.       Взвизгнув, Брусничка вскочил, в который раз растревожив больную лапу. Держа её на весу, он поскакал вверх по лестнице, опередив Кинкажу и Вихря.       Глин сидел рядом со сбившимися в кучку дракончиками и испуганно озирался. Кроме них в комнате никого не было.       — Чего кричал?! Тебе приснился кошмар? — Брусничка на всякий случай заглянул в приоткрытую дверь кладовки. Там были только две метлы и мешки с вермикулитом. Никаких провидцев в поле зрения.       — Солнышко связалась со мной через приснилл. В радужном королевстве пропал дракончик. Малыш, одного с Камушкой возраста. Ореола считает, что его похитили.       — Кому нужно похищать такого кроху?       — Мангр сказал, что видел недалеко от портала громадного чёрного дракона. Он полез внутрь. Ну, в общем… Труп провидца, блокировавший проход, исчез.       — А я говорил, что без дракомантов тут не обошлось. — Карапакс засветил чешуйки на мордочке. — Причём, если дракомант этот может оживлять трупы, будет очень плохо.       — Ребята! Успокойтесь! — Лужица прижала вскочившую Медянку крылом. — Этим чёрным драконом может быть Соболь.       — Верно! — Брусничка оживился. — С ним был маленький дракончик с больными лапками?       — Камушку Мангр не видел, — покачал головой Глин. — Если это и правда Соболь, то Камушка тоже пропала. Возможно, он шёл по её следу       — Давайте не будем раньше времени паниковать. — предложил Вихрь. — Дракончика уже ищут, так? Кстати, как его зовут?       — Миротворец. Потрошитель, Питахайя и Надежда обыскали все джунгли и даже общались с земляными. Никаких следов.       Кинкажу тихонько вскрикнула. Луна как-то странно с ней переглянулась.       — Дождёмся следующего дня. — Глин смотрел в окно на синее предрассветное небо. — Если никаких новостей о Миротворце не поступит, вместе полетим на поиски.       Как только солнце показалось над горизонтом, студенты уже были на лапах и наспех завтракали вчерашними лепёшками и вареньем из шишек. Подзол, Лужица и Сапропель вызвались лететь с ними. Туманница, Медянка и Верба ещё до рассвета ушли на Аллею Художников вместе с Пухом и его малышами, а Беда, лёжа на своём привычном месте, беседовала с Рябиной.       Глин сидел за столом рядом с Лужицей и разглядывал карту.       — Потрошитель говорит, что нашёл следы Миротворца недалеко от академии, в грязи у оврага. Там же — отпечатки двух земляных. Одного взрослого, а второго — маленького, с кривыми задними лапками, — он провёл когтем по нарисованному на карте ущелью. — Вот по этой дороге он пересёк горы. Должно быть, он как раз и принял Соболя за Провидца и решил его выследить. Я сказал Вещунье, чтобы она пролетела по округе. Может, они ещё где-то поблизости.       — Значит, никакого Провидца нет, — решила Лужица. — Это и правда наш дядя. И с Камушкой тоже всё в порядке!       — Только вот что странно, — Глин наклонился ближе, отмеряя когтями расстояние от оврага до академии. — Он говорит, что их следы со взрослым земляным расходятся.       — Возможно, Соболь пошёл искать еду.       — Тоже может быть.       — Я тебе говорю: он как был прозрачным, так и остался, — настаивал Карапакс, размахивая лапой с куском горного хрусталя.       — Хрена с два! — возмущался Сапропель. — Он отливал голубым!       — Голубым? Мне показалось, зеленоватым, — пробурчала Верба.       — Да не менял он цвет! — не унимался морской.       — Не менял! — поддакнула Кинкажу.       — Чего шумите? — Глин оторвал взгляд от карты и повернулся в сторону споривших дракончиков.       — Брусничка пытается нам доказать, что этот кварц меняет цвет, — фыркнула Кинкажу, протягивая камень. — Вот, скажи же, что нет.       Глин взял сросток хрусталя в лапу и поднёс ближе к мордочке.       — Да вроде ничего не вижу, — пробормотал он. — Ну, вроде вон там внутри небольшое золотистое пятнышко. Может, посмотреть через него на солнце?       Брусничка, затаив дыхание, смотрел, как камень на его глазах темнеет, приобретая насыщенный апельсиновый цвет.       — Правда, переливается! Красивый, — оценил явление Глин. — Что-то не так, Брусничка?       Юный земляной понял, что не отрываясь смотрит на… дядю?! О, Луны! Кипрей был прав! Даже если он не его дядя, то какой-то дальний родственник, может даже по папиной линии!       — Брусничка, всё хорошо?       Брусничник вздрогнул, отведя взгляд.       — Д-да, всё хо-р-рошо. Просто голова болит.       За его спиной послышался рык Беды.       — Не знаю тут никого, иди своей дорогой!       Небесная стояла на пороге, ощетинившись как сторожевая собака. Перед ней стояла внушительных размеров уродливая земляная дракониха. Точнее, то, что он неё осталось. Правая передняя лапа ампутирована до локтя, задняя правая — до щиколотки. Задняя левая представляла собой просто небольшой бугорок, соединённый со сложным металлическим протезом. Вместо хвоста такой же обрубок, как у Мёдобока, но, конечно, без плавника. На темно-рыжей чешуе виднелись ряды колотых шрамов. Будто гигантский зверь жевал её. Под расшитой цветастым узором накидкой угадывались очертания крыльев, но Брусничник сильно сомневался, что она умела летать.       Но самым жутким в ней были глаза. Глаза, вышитые на повязке, обмотанной вокруг головы. Дракониха была слепой. Рядом с ней, нахмурившись, сидела уже знакомая Брусничке розовато-красная небесная.       — Эй! Ты чего? — Глин осторожно провёл крылом по спине подруги и тоже глянул на незнакомку. Судя по тому, как поднялись шипы на его загривке, Брусничка понял, что дяде тоже не по себе.       — Прошу прощения за беспокойство, — прохрипела дракониха. — Я не местная тут. Мне бы найти одного дракона.       Она повернула голову в сторону окна, и Брусничка тут же спрятался, прижавшись к полу. Ему показалось, что вышитые на повязке глаза могут его увидеть.       — Я тоже тут в гостях, — голос Глина тоже был не особо уверенным. — Кого конкретно вы ищите?       — Ох, — дракониха подняла голову, будто глядя на верхушки цветущих яблонь в саду. — Мне нужен врач. Моя матушка тяжело больна. Знаете кого-то, кто может нам помочь? Слышала, тут недавно видели… хммм… одного из драконят судьбы. — Глаза, похожие на узор крыльев бабочки, уставились прямо на дракона перед ней. — Глин, если не ошибаюсь.       Звякнув о каменный порог, к её лапам упал ярко-оранжевый камень. Глин стоял, глядя на незнакомку. Что-то подозрительное в ней было. Дракониха подняла камень и покрутила в когтях.       — Видели такого?       — А вы, вообще, кто такие?       — Меня зовут Листопад, — быстро ответила земляная. — А это моя приёмная сестра…       — Беда, — рявкнула небесная, гордо задрав морду. — Если это имя хоть о чём-то вам говорит.       — Впервые слышим о таком драконе. Тут только мои братья и сестры. А это, — на крыльце появилась Лужица и шлепнула кончиком хвоста по лапе дяди. — Брусничка, наш хранитель. Его все подряд за Глина принимают. Вот уж не знаю, почему. Ни разу его не встречали.       Она встала рядом, закрывая шрам на его бедре. Небесная прищурилась, разглядывая драконов перед ней.       — Да, мы с Мёдобоком уже его встречали, — Лже-Беда махнула лапой. — Не трать на него времени, он на голову пришибленый.       Накидка на боку калеки зашевелилась, оттуда появился кривой коготь, которым дракониха уцепилась за крыло небесной. Молча поставив камень на подоконник, она раздражённо махнула обрубком хвоста и удалилась, спустившись по склону холма к реке.       — Вот вороний помёт! — выдохнула Беда.       — Эти две будто с Лун свалились, — пробормотала Луновзора. — Да каждый дракончик знает, кто такая Беда и в каких они с Глином отношениях.       — Прочитала мысли? — шепнул Брусничка. Он взял с подоконника темно-фиолетовый камень и вернул его на полку.       — Нет, они их блокируют.       — Что-то нехорошее они затеяли, — пробормотал Глин, смотря вслед удаляющимся фигурам.       — Так ты про эту тварь говорил Пуху? — процедила Беда, упершись лапами в стену дома, чтобы быть на одном уровне с Брусничкой.       — Да, именно про неё. Только при мне себя она по имени не называла. Они следили за Кинкажу и Луной.       — Незадолго до того, как трое песчаных пытались похитить нас по пути в лавку, — закончила мысль Луновзора.       — А теперь они ещё и на меня нацелились, — Глин нахмурился и нырнул в тень дома.       — Думаю, они изначально нацелились на тебя, — мотнул головой Брусничник.       Беда закивала головой.       — Вот-вот! Мелкий дело говорит. Все знают, что ты сразу бросишься нас спасать! Они готовили для тебя ловушку!       Брусничник соскользнул с подстилки на пол и потянулся.       — Остаётся только один вопрос. Кто они?       — Убийцы, похитители, грабители, террористы, да кто угодно! — прорычала Беда, стегая себя хвостом по бокам. — Кто бы это ни был, они нам не друзья.       Лужица, играя когтями с потоками воздуха, парила над пустыней. Летела она медленно, большими кругами, рассматривая пустынный пейзаж под собой: редкие кустики жёлтой травы спрятавшиеся в оврагах, истёртые многочисленными песчаными бурями валуны, пересохшие ручейки. От единичных пересыхающих ручейков взлетали большие бабочки с полупрозрачными белыми крыльями.       Следом за ней летели гости из академии, а по сторонам от них, как храбрые телохранители — Буран, Сапропель и Подзол.       — Эй, Лужица, — Кинкажу крутилась вокруг земляной, следя за её взглядом. — Гляди, вон те камни похожи на спящих драконов.       — Это не камни, — крикнула сзади Беда. — Это те гадины, что напали на вас с Луной.       — А что, если… — Лужица хищно оскалилась, потирая лапы.       — Подкраёмся к ним и ещё раз им наваляем, — закончила её мысль небесная.       — Кажется, им уже кто-то навалял. — Глин приземлился на длине прыжка от них и разглядывал драконов, вытянув шею. — Они мёртвые.       — Похоже, скончались от ожогов, что я оставила? — развела лапами Беда.       — Н-нет. Не похоже на смерть от болевого шока. — Земляной осторожно перевернул ближайшего к нему алкаша. На его влажную от розоватой пены морду налип песок. Такая же пена натекла под вторым драконом. А вот у того, которому откусил хвост Брусничка, на шее были следы зубов. Он умер от потери крови. Вокруг красной лужи собрались белые бабочки и кормились, окуная хоботки в кровь.       — Тьфу! — Кинкажу скривилась, борясь со рвотным рефлексом. — Что это с ними?       — Судя по пене и крови в слюне, у них случился какой-то припадок, в результате которого они загрызли третьего.       Буран цыкнул на пролетевшую мимо него бабочку, будто она была виновницей смерти трёх песчаных.       — У меня судороги бывают, но не такие, чтобы кидаться на кого-то.       — А это и не судороги, А что-то другое. Похоже на то, как проявляется бешенство у животных.       Глин отодвинул второй труп. Под ним на песке лежал маленький мешочек из грубой ткани. Подняв его, он подкинул подозрительный предмет на ладони. Слишком лёгкий, чтобы носить там золото. Завязки поддались легко, и на песок выкатились несколько коричневато-зеленых шариков. Студенты отпрянули от них, как от ядовитых пауков. Все, кроме Вихря.       —Хах! Перебрали с дурью, красавцы! — Комок сушёной травы рассыпался в его когтях. Внутри была пара сухих темно-фиолетовых лепестков. — Это не просто насвай, а с какой-то примесью.       — Что это?       Вихрь пожал плечами.       — Ай, каракурт его знает. Люпин или какой-нибудь шафран?       — Последний, кстати, может быть ядовитым, — кивнул Глин.       Лужица размяла ещё один комок и рассматривала кусочки сушёной травы. Внезапно её крик оглушил всю равнину. Она откинула дурь в сторону, будто та была охвачена пламенем.       — Это не "травка" вовсе! — она держала в когтях один раздавленный комок. От засушенного цветка тянулся длинный скомканный стебель. Эти шарики целиком состояли из одного растения.       — Хорошая находка, Лужица, — Вихрь протянул земляной открытый мешочек. — Мы посмотрим, что это за цветок такой, по справочнику.       — Эй! Привет! Все эти справочники писал мой дядя! И я не помню, чтобы он упоминал об этом. Можно, конечно, найти Шпинель, она живёт на другом конце города. Но она вряд ли что-то знает. Последние три месяца ей не до исследований. Мамой стала.       Она аккуратно вытянула цветок во всю длину. Это было высокое растение на тонком полом стебле с шарообразным соцветием на конце.       — Похоже на лук, — фыркнула Кинкажу.       — Ты когда-нибудь видела, чтобы от лука умирали с пеной у рта?       — Ну, старик Ягуар однажды подавился зелёным луком.       Глин крутился вокруг третьего дракона, разглядывая его с подозрением.       — Что-то не так? — шепнула Луновзора.       — На нём есть несколько следов когтей… Но дело в том, что они отличаются друг от друга.       — О чем ты?       — Когти песчаных короткие и прямые, чтобы при беге особо не мешали. У ночных, радужных и небесных лапы маленькие, тонкие, с крючковатыми, когтями как у кошек. Это для того, чтобы карабкаться по скалам и стволам. У ледяных когти такие же, но с зазубринами.       Он провёл когтем рядом с царапиной на животе песчаного. Она была не особо глубокой, неровной, будто вытянутая в длину ссадина. Потом земляной указал на горло дракона. Рядом с местом укуса плоть была небрежно разорвана, словно его подвешивали на огромные мясные крюки.       — А эти когти, — пробормотал Глин. — Тоже серповидные, но очень толстые и широко расставлены. Такие больше подходят для рытья. — Он поднял свою лапу, показывая студентам, потом поднял обожженый Бедой обрубок хвоста песчаного, закрывавший царапину вдоль левого бедра. — Хм. Взрослый земляной, около пятнадцати-двадцати лет, судя по размеру когтей. Причём, следы только от одной лапы.       — Листопад, — шепнул Вихрь.       Буран согнулся над речушкой и принялся лакать холодную воду. В паре когтей от его мордочки песок кипел, как вода в котле, вверх, танцуя в потоке, подлетали отдельные песчинки. Здесь бил один из многочисленных родников, питающих реку в сезон засухи.       Тр-р-р цык!       Буран поднял голову, ища источник звука. Странный, незнакомый. Не птица, не зверь. Как будто звон металлической проволоки о что-то плотное. Перепрыгнув поток, он бесшумно приземлилися у подножия и осторожно раздвинул лапой кусты дрока.       Оттуда на него смотрело нечто. На трёх лапах, чёрное, угловатое, с круглым глазом, вокруг которого, тонко скрипя, вращались металлические веки. Сверху у него был круглый стеклянный шар с металлической нитью внутри. А за этим странным то ли предметом, то ли существом, кажется, сидел дракон. Но Буран не успел разглядеть ничего, кроме жутких, вышитых на ткани глаз, до того, как шар на чёрной штуковине вспыхнул, залив всё ярким светом.       — Глин! Скорее сюда! — взвыла Беда, указывая когтем на подножие холма. Буран лежал в прибрежной грязи, выгнувшись будто в предсмертной агонии. Его голубые глаза закатились, было видно белки с сеткой синих сосудов.       Ледяной, весь серый от грязи, выгибался дугой, как выброшенная на берег рыба, и трясся, пытаясь расслабить стянутые судорогой лапы. Из уголка его рта потекла нитка слюны с голубыми прожилками крови.       Земляной крепко взял голову ледяного в лапы и медленно повернул на бок. Буран зашипел, брызнув кровью из прикушенного языка, но через пару секунд его дыхание выровнялось, тело обмякло и глаза вернулись в нормальное положение.       — Ух! Спасибо. Со мной такое бывает. Не волнуйтесь.       — Снова видение, — понимающе кивнула Лужица.       Буран нахмурился и посмотрел на цветок в её когтях.       — Что-то совсем непонятное, — признался он. — Сначала я видел какую-то трехногую штуку. Потом она ослепила меня и у меня начался припадок. Я видел чёрного, как ночь, дракона, идущего по снегу, а из его следов росли эти цветы. Не ночной. Широкий в кости, с большущими лапами.       — Чёрный дракон? Имеешь ввиду, чёрный земляной? Соболь?       Буран неопределённо наклонил голову.       — Вроде бошкой земляной, но у него шесть, лап как у жука. — Он страшно вытаращил глаза. — Во как! А ещё там были вулканы. Много вулканов, даже грязь в лужах кипела.       Лужица задумчиво глядела на холмы. Теперь они казались какими-то особо неприветливыми, в каждой трещине на рыжей почве могла таиться невидимая угроза. Что видел Буран? Будущее Пиррии или её прошлое? Неужели эти цветы…       — Эти цветы были принесены из далёких земель, — отстранённо закончила её мысль Луновзора. — Из таких далёких, что даже легенды о них забылись. Они — только предвестник грядущей катастрофы.

      Три Луны висели над пустыней, отражаясь в сверкающей ленте реки. Вдоль русла, скрытые за стеной камыша, крались три тени. Медленно, бесшумно, аккуратно ступали по песку восемь пар лап. Добравшись до двух холмов, рассеченных рекой, три силуэта нырнули в тёмную пещеру за кустами жёлтых цветов.       Листопад лежала у огня, грея изрезанный шрамами бок. Услышав шорох у входа, она подняла голову в сторону звука. — Мы нашли её, — прорычал самый крупный из драконов, темно-серый, с белоснежной гривой и шестью чёрными лапами. К его боку жалась измученная чёрная дракониха с такой же белой взлохмаченной гривой и серыми пятнами на морде. По её животу, раздувшемуся до невероятных размеров, пробегали волны дрожи. С другой стороны топталась дракониха-полукровка, тёмно-коричневая земляная со светящимися чешуйками на боках и морде.       Листопад, ворча, встала на лапы-протезы, подошла к пузатой драконихе и вложила ей в рот два коричневато-зеленых шарика.       — Лесной дух дёрнул тебя сюда идти, да, Вата?       Дракониха согнулась под взглядом вышитых на повязке глаз. Она прекрасно знала: Листопад хоть и плохо, благодаря неустойчивой магии, но видит её.       — Я б ещё могла понять, если бы ты снесла яйца и сбежала, — продолжала отчитывать беднягу земляная. — Но беременная! Тройней! Чем ты только думала?       Листопад приложила уцелевшую лапу к животу Ваты. Дрожь постепенно ослабевала, чувствовалось только, как шевелятся под чешуёй маленькие лапки.       — Приключений ей захотелось, — беззлобно проворчала Листопад. — На этом континенте опасно, ты сама в этом убедилась. Хорошо, что у меня осталось немного пурпурной звезды. Чернопят!       Второй шестилапый дракон подпрыгнул на месте, услышав командирский тон Листопад.       — Мы с Темноводицей отвезем Ватногрудку на базу. А ты оставайся тут с Алосветой и Мёдобоком!       — Но мы убедились, что Глина никогда тут не было! — пикнул Чернопят, спрятав голову в густую гриву.       — Нас надурили! Он сейчас гостит в доме на окраине. Время истекает, Чернопят! Остаток плёнки потратила на ледяного придурка, поэтому слушай и запоминай! Коричневые лапы и голова, рыжие бока, маленькие рожки и большие бурые крылья. Глаза карие. Особая примета — хромает на правую лапу. Может представиться как Брусничка. Всеми правдами и неправдами приведи его ко мне. Неважно, что он будет выдумывать.