Цветущая лихорадка

      Воздух был морозным и свежим, ароматы древесной смолы и приближающейся зимы почти полностью перебивали запах Болотной ряски и прелой листвы. Солнце, персиково-розовое за лёгкой пеленой облаков, медленно опускалось за зубчатую стену соснового леса. Деревья по краю опушки горели всеми оттенками оранжевого и красного, словно солнце, садясь, таяло и впитывалось через землю в корни. Ещё днём над тайгой пролился холодный ливень, капли воды, зацепившись за еловые иголки, блестели на солнце, как драгоценные камни.       Приближались морозы. Зимы в приморье обычно относительно тёплые и дождливые, но бывали годы, когда снег всё-таки укрывал влажную болотистую почву толстым одеялом. Ночи становились хоть чуточку, но длиннее, а воздух — холоднее. Фруктовые деревья на опушке уныло шелестели вялой пожелтевшей листвой, их ветки изгибались дугой под тяжестью плодов.       Зеленые яблоки, красные яблоки, груши всех форм и размеров, персики, ирга, черноплодка, орехи… и все росло из одних корней. Было сложно определить, какие конкретно саженцы были здесь изначально: кора представляла собой мешанину серых, зеленоватых и коричневых оттенков.       Тонкое яблочно-рябиновое деревце задрожало, когда мимо него протопал кто-то большой.       Брусничник глубоко вдохнул, вонзая толстые бурые когти во влажный мох и чувствуя, как между ними сочится ледяная вода. Стряхивая капли болотной жижи с крыльев, молодой дракончик обошел одно из фруктовых деревьев и поднял с земли сочное красное яблоко. Оно было минимум раз в пятнадцать больше лесной дички. Круглое, ароматное, немножко побитое, но в целом аппетитно выглядящее. Брусничник покрутил его в когтях и надкусил. Медово-сладкий сок, почему-то с морковным привкусом, наполнил рот. Дракончик расправился с яблоком в два укуса и уселся, щурясь на закат. Теплый свет отражался от его янтарных в темную крапинку чешуек на груди, отчего казалось, что они сделаны из чистого огня.       — Ну, как делишки?       Брусничник вздрогнул и резко повернул широкую кофейно-коричневую голову в направлении звука. На другой стороне опушки, под старой елью, зашевелилось что-то огромное и чёрное, в тени зажглась пара жёлтых огоньков, и на опушку вышел другой дракон. Это был такой же земляной, крепкий и мускулистый, с широкой мордой, приплюснутым бронированным лбом и короткими прямыми рогами. Но, когда солнце осветило его чешую, та совсем не поменяла цвет. Он был абсолютно черным, чернее любого ночного. Грубая матовая броня поглощала золотистые лучи, и казалось, что кто-то вырезал кусочек из окружающего мира, открыв окошко в темную бездну. А оттуда глядела пара жёлтых, как у филина, глаз. Правое крыло дракона было оторвано почти полностью, за исключением самого короткого когтя, а в левом виднелись три больших дыры, оставленные копьём.       — Ты меня до сердечного приступа довел, Соболь. А у этого приступа случился свой приступ. Никогда больше так не делай! Охохо! — Брусничник закатил глаза, хватаясь за сердце.       — От бабки понахватался, агась, Брусничка? — угольно-черный дракон потянулся, царапая гранитный валун. Брусничник кивнул, его ореховые глаза весело блестели.       — Ты чего, меня ищешь? С гнездом что-то случилось?       Соболь сел прямо, глядя на дракончика с беспокойством.       — Нет, ничего. Просто хотел посмотреть, чем ты занимаешься. Ну, и ещё Сапропель с Головастиком снова заигрались в грязьки, и я решил убраться с линии огня.       Соболь потерял всех братьев и сестёр, включая мать Брусничника, Осень, в войне, вспыхнувшей в Песчаном королевстве, и вскоре охватившей весь континент. Брусничке было чуть меньше полутора лет, когда она окончилась, и он не успел увидеть её ужасов. Но он видел, какие шрамы война оставила на его дяде, не столько на его чешуе, сколько на его душе. Хотя у земляных не принято заботиться о потомстве, Соболь взял под опеку Брусничку и его сестер и братьев, пока они не подросли достаточно для того, чтобы показывать свою независимость. Сам Брусничник, тем не менее, продолжил проводить время с дядей, помогая с его экспериментами.       Но скоро в их компании ожидалось пополнение. Со дня на день в гнезде, устроенном бабкой Бруснички на краю болота, должны были вылупиться его маленькие дяди и тети. Соболя яйца интересовали намного больше, чем их собственную мать. Он даже устроил для себя логово в пещере на вершине утёса, откуда мог наблюдать за гнездом.       Конечно, сразу пять братьев и сестричек — чем не счастье? Брусничник также подозревал, что это не единственная причина, по которой его угольно-черный дядя так вертелся вокруг кладки. Одно из яиц отличалось от других по цвету. Красное-красное, как спелая вишенка! Брусничник понятия не имел, что это означает (скорее всего, пропустил эту информацию мимо ушей), но предполагал, что дракончик внутри яйца будет иметь необычный окрас.       Соболь сел рядом с племянником и выудил из сумки на плече стопку бумажных листов, сшитых вместе.       —Нашел в лесу полянку с неизвестным видом орхидеи, — объяснил он, тыкая когтем в угольный набросок растения с мелкими цветками, формой похожими на жирных уток. — Шпинель и Саламандр его ещё не описывали, так что я могу считаться первооткрывателем. Трататушечки!       Соболь радостно прихлопнул лапами. Испугавшись резкого звука, с ели вспорхнули клесты.       —Разве орхидеи не растут ближе к границам с радужными? В джунглях?       —Вообще-то я и глубже на полуостров забредал, много разных видов встречал. Пока мне не до них, — Соболь посмотрел на темнеющее небо и нахмурился. — Пойду-ка, пожалуй, обратно.       —Я могу присмотреть за гнездом, — предложил Брусничка. — Позову, если что-то увижу.       —Было бы неплохо.       Брусничник быстро кивнул и взлетел. Соболь достал из сумки кусочек древесного угля, зажатый между двумя деревянными щепками, и начал делать записи рядом со своим рисунком, бормоча про себя.       Солнце, осветив на мгновение верхушку старой лиственницы, закатилось за горизонт, уступив место вечерним сумеркам. Лес быстро погружался во тьму, и писать становилось всё сложнее. Ещё раз потянувшись, Соболь положил свои записки в сумку, надёжно спрятанную под уцелевшим крылом. В тот момент он услышал вопль Брусничника.       —Соболь! Яйца!       Огромный земляной подпрыгнул на месте от радости. Его братики и сестрички вылупились?!       Но затем он услышал ещё один крик. Слишком высокий и визгливый, даже для только что вылупившегося дракончика. Воришки!       Он бежал так быстро, как мог, впервые за долгие годы жалея, что не может летать. Но, когда он достиг края болота, битва уже закончилась. Один из его племянников, Подзол, шел навстречу с обмякшим телом воришки в зубах. Брусничник и младший из его гнезда, Сапропель, обнюхивали землю в поисках следов других вредителей. Мать Соболя, Рябчик, сидела неподалёку, рассматривая свои лапы.       Спрятанное между двумя плоскими камнями, закрытое от ветра стенкой из земли, замаскированное плющом и папоротниками, гнездо было все же найдено. Найдено и уничтожено.       Кусочки скорлупок были разбросаны по поляне. Четыре крохотных тельца лежали у входа в гнездо, рядом — утыканная железными шипами дубинка.       —Они ведь не…       Сапропель опустил голову.       —Я проверил пульс. Один ушёл при мне, Брусничка ещё ищет пятого.       —Это ведь не взрослые воришки, — зашипел Подзол, вытирая кровь с зеленовато-бурой морды. — Это детёныши. Видел? Его шайка свалила, как только увидела нас. Похоже, они пришли сюда поиграть «на спор».       —Какая хорошая игра, — Сапропель выгнул спину, как дикий кот, — давить дракончиков, которые даже сдачи дать не могут!       — Эта попыталась, — подал голос Брусничник.       Он склонился над пятым малышом, лежавшим дальше, под кустом ежевики. Задняя половина тельца была вдавлена глубоко во влажную землю, рядом виднелись отпечатки нижних лап воришек. Видимо, убить малыша им было мало, и они решили ещё по нему потоптаться.       Соболь тут же отвёл взгляд, заметив на виске дракончика красную блестящую лужицу. Глянув на воришку, он увидел следы от укусов на его плече и голени. Судя по следам в грязи, он пытался уползти, но нововылупившийся дракончик рвал его изо всех сил.       —У неё кровь на зубках, — объяснил Брусничка. — Не её собственная.       Он аккуратно подцепил лапки крохи, вытянул их из грязи и переложил тело на кочку. Спинка его маленькой тети была серой, как грозовые облака. Такие же серые пятнышки покрывали её ржаво-рыжие крылышки, бока и брюшко. Как будто камушки на берегу ручья.       —Аф! Ау!       Соболь обернулся, не веря своим ушам. Он подошёл поближе и наклонился, рассматривая сестрёнку. Её грудка едва заметно и быстро вздымалась и опускалась. Чёрный земляной с облегчением вздохнул, проведя когтями по головке малышки, смахнув влажный кусочек красной скорлупки. Бедра и голени покрывали глубокие раны, но Соболь был уверен, что сестра выживет. Другого варианта развития событий он просто не допустит!       Рябчик стояла рядом с недовольной миной. Она взяла свою дочку за грудку и потянулась к голове.       —Ты что творишь, старая дура?! — Соболь вцепился в лапу матери и отпихнул её в сторону.       — Избавляю его от страданий, — Рябчик сердито сверкнула глазами.       Крошечная земляная заворочалась, сморщившись от боли. Вместо того, чтобы снова запищать, она оскалила острые белые зубки и зашипела, вяло замахиваясь когтистой лапкой.       —Во-первых, её. Во-вторых, только через мой хладный труп, — чёрный дракон яростно хлестнул себя хвостом по боку.       — Я б поглядела, как ты будешь растить её в твоем состоянии, — процедила дракониха, глядя на искалеченное крыло сына. — Ты ж её не вытянешь.       — Брусничку вытянул. Он вырос здоровым и смышлёным.       — А она вырастет обузой, — парировала Рябчик.       — Как будто это твоя проблема, — огрызнулся Соболь. — Брусничка, поможешь мне?       С помощью племянников он втащил сестрёнку на здоровое крыло и, стараясь не встречаться взглядом с Рябчик, развернулся и поплёлся к своему утёсу на краю болота. Брусничник наблюдал, как его дядя скрылся в пещере, растворившись в темноте.       Как только земляной оказался внутри логова, в нос ударил запах всевозможных трав. Сестре это тоже не понравилось. Кроха на крыле Соболя дёрнула лапками и пискнула, приподняв голову. Подождала, не услышав ответа. Чирикнула снова. И снова. С каждым разом страх в её голосе становился все заметнее.       «Она зовёт своих сестер и братьев», — понял Соболь.       — Извини, но, кажется, кроме меня вариантов нет. Не боись, прорвемся!       Он аккуратно уложил сестренку на мягкую подстилку и начал рыться в запасах лекарств. События этого дня оставили в его сердце новые, глубокие раны. Но теперь у него появился кто-то, о ком он мог заботиться. Кто-то, кому он нужен.