Крылья

      — Обследование не показало никаких дефектов, мистер Фишер, — в который раз повторял врач, перебирая кипу бумаг с результатами анализов и исследований.       — Но это просто невозможно! — Генри возмущался, нервно бродя по кабинету из одного угла в другой. — Этому должно быть объяснение!       — Мы удивлены не меньше Вас, сэр, — пытался успокоить его доктор. — Но результаты говорят о том, что у Вашего сына нет патологий, которые мешали бы росту его крыльев.       По больницам семья Фишеров ходила не первый день, и Салли порядком заебался. Они обошли уже три лечебницы, и им везде говорили одно и то же: отклонений от нормы нет, организм абсолютно здоров, но крылья не растут по неведомой причине, и этот практически уникальный случай интересен многим врачам. Но какой толк от этого интереса, если доктора только руками разводят? К тому же, из-за этих исследований все рождественские каникулы пропали зря, даже с друзьями толком не удавалось встретиться, а ведь они живут в одном доме! За это время запах больницы буквально въелся в одежду или даже в сам нос, потому что по возвращению домой эта вонь ощущалась везде. Бесконечные анализы тоже осточертели: КТ, МРТ, рентген, УЗИ, забор крови, мазков и прочих выделений. Протез приходилось снимать почти перед каждым врачом. Салли казалось, что в его теле не осталось ни одной неизученной клеточки. И когда каждый врач пройден по несколько раз, словно по очередному кругу ада, они говорят, что нет никаких отклонений? Ахуеть не встать!       — Мы предполагаем, что это может быть связано с травмой черепа, — мужчина в белом халате взглянул на Салли. — Думаю, уточнять нет необходимости.       — Но ведь мой мозг в порядке, доктор, — недоумённо ответил на это парень. — Есть дети с травмами головы намного хуже, чем у меня, но их крылья вырастают.       — Других взаимосвязей мы найти не можем. Разве что Ваше психическое состояние ещё как-то влияет.       Да, с психотерапевтом тоже пришлось беседовать. Салли и так посещал своего врача стабильно каждый месяц, чтобы проработать детскую травму, но на этот раз сеанс пришлось сместить на пару недель раньше. Однако никаких ухудшений его депрессии не наблюдалось, наоборот, доктор отметил сдвиг в лучшую сторону: переезд явно пошёл мальчику на пользу.       Врач говорил ещё что-то о травме головы Салли, но Генри, посчитавший такое хамством, забрал сына и вместе с ним вышел из больницы. Он тоже устал от этой суеты, не приводящей ни к каким проблескам в их проблеме, и в конце концов сдался. Все силы были потрачены на попытку выяснить, почему у его сына не выросли крылья, но всё было напрасно, и из-за этого руки просто опускались.       — Да ладно тебе, пап, — вздохнул Салли, когда они сели в машину. — Я уже смирился с этим. Может, хватит с нас больниц? Я думаю, тебе это тоже навевает неприятные воспоминания…       Паренёк поёжился, невольно вспомнив страшный фрагмент из детства, но постарался вновь спрятать это воспоминание куда подальше.       — Прости, приятель, я только хотел узнать, можно ли что-то сделать, — он устало потёр пальцами переносицу. — Ты уверен, что тебя это не тревожит?       — Я не хочу к этому возвращаться, — отрезал юноша и повернулся к окну.       — Сал, ты просто помни, что никто от тебя не отвернётся, — измученно улыбнулся Генри, заводя мотор. — Твои друзья поддержат тебя, я уверен. Да и я сам всегда с тобой рядом. Твой старик тоже бескрылый, так что…       Салли его уже не слушал. Всё, чего он хотел — вернуться домой и провести вечер в одиночестве у себя в комнате. Может, за игрой в Gear Boy, а может, просто валяясь в постели с Гизмо. Паренёк замученно наблюдал, как за окном проносились дома и магазины. Машин на дороге было катастрофически мало, потому что более 70% всего населения Земли имели крылья, и средства передвижения были ни к чему. Их производили только для тех, кто уже потерял возможность летать, ну или был настолько богат, что мог себе позволить купить дорогую машину просто так.       Рождество закончилось несколько дней назад, но на улице всё по-прежнему было в украшениях. Кстати говоря, праздник в апартаментах был тот ещё. Многие жители многоквартирного дома участвовали в украшении здания, даже у миссис Гибсон на окне появились какие-то узоры. На первом этаже поставили большую ёлку, которую поручили наряжать детям. Атмосфера праздника витала буквально повсюду. Лиза же пригласила Фишеров, Моррисонов, Кэмпбеллов и Коэнов к себе на застолье. Такого количества разнообразных блюд Салли даже не снилось. В тот день все ребята настолько объелись, что последующая туса проходила лёжа перед телевизором за просмотром различных рождественских фильмов.       Разумеется, родители по приколу дали детям по бокальчику шампанского. Салли тогда впервые попробовал алкоголь, а потом кривился под протезом, словно съел лимон без сахара, но свою порцию всё же осушил и на этом решил остановиться. А Ларри и вовсе обнаглел — под шумок таскал шампанское у взрослых, пока не накидался настолько, что не мог связно разговаривать. Алкоголь действовал на металлиста до ужаса забавно и непривычно: он буквально прилипал к Салли, словно банный лист, обнимал, трогал голубые волосы и даже чуть не затащил друга под веточку омелы (её повесила Эшли где-то на люстре в комнате металлиста). Такое поведение ничуть не напрягало Фишера, он сам по себе был тактилен и особенно любил, когда кто-то перебирал его волосы, поэтому без проблем позволил другу эту наглость.       «Ларри-Схерали, ты что, пидор?» — беззлобно спросил Салли, смеясь, пока еле держащийся на ногах Джонсон тащил его под омелу. Конечно, к такого рода отношениям друзья относились нормально, потому что Тодд — гей, но никто не был против безобидных шуток.       «Да», — ответил ему Ларри с невозмутимым выражением лица, откровенно пошатываясь. В комнате повисло молчание, все удивлённо наблюдали за парнями. Салли и Ларри буравили друг друга взглядами, но в конце концов оба прыснули от смеха.       Под конец празднования семьи решили порадовать и мистера Эддисона, который так и не вышел из комнаты даже на Рождество. Сначала ему принесли угощения в виде фруктового кекса и пряничных человечков, а также вручили подарки, после чего устроили под окнами мужчины большой фейерверк. Сказать, что Эддисон был рад — ничего не сказать. Это, пожалуй, было самое лучшее Рождество в жизни Салли.

***

      Этой же ночью к парню вернулись кошмары. Конечно, они мучали Салли и до этого, но у него уже отмечалась продолжительная ремиссия. Теперь же, когда юноша вновь переживал о своей неполноценности, страх к нему возвратился. Ему снилось, как он стоял посреди своей комнаты, и всё вокруг было окрашено в различные оттенки серого. Сама комната являлась точной копией настоящей, но словно что-то в ней было не так, и это настораживало, заставляло съёжиться. В углу под потолком Салли заметил маленького паучка. Ничего примечательного, казалось бы, сидит и сидит. Фишер прошёлся по комнате, замечая, что все стены обклеены распечатками результатов различных анализов, а на полу были разбросаны чёрные перья. Во сне таким деталям сложно было придавать значение, поскольку всё ощущалось привычным, словно так и должно быть, но вот Салли вновь обратил внимание на паука в углу и замер.       Он увеличился.       Теперь этот паук был размером с воланчик для бадминтона. Салли не сводил глаз с насекомого и инстинктивно сделал шаг назад, давясь своим собственном вздохом. Паук увеличился снова, и теперь он занимал весь угол, превышая габаритами небольшого кота. Салли понял, что каждый раз, когда он двигался, паук рос, как будто в какой-то хоррор-игре. Внезапно он начал спускаться с потолка на пол по тоненькой паутинке, раскинув в стороны волосатые лапки. Посидел неподвижно продолжительное время, позволяя немного ослабить бдительность, а затем рывком стал очень быстро приближаться к Фишеру. От такого юноша резко втянул воздух через стиснутые зубы, испугавшись, и попятился назад, пока не оказался прижатым к стене. За это время паук возрос до таких масштабов, что занимал почти всю комнату, расталкивая своим телом всю мебель вокруг. Салли заметил, что четыре пары глаз этого паука были человеческие: на каждом веки, ресницы. Они прожигали мальчика, не моргая и не выражая никаких эмоций. От этого становилось не по себе, хотелось убежать как можно дальше, спрятаться и биться в истерике. Дышать было тяжело, в груди давило, руки мелко тряслись, а паук всё смотрел и смотрел, словно исследовал саму душу Салли, пожирал её. Казалось, что одно движение — и существо вцепится огромными жвалами прямо в грудь, ломая рёбра. Салли боялся даже мелко дёрнуть пальцем, парализованный страхом.       Дальше насекомое начало меняться. Паучий силуэт стал человеческим, но более размытым и неясным, похожим на постоянно движущиеся карандашные каракули, чёрные, едва различимые в темноте комнаты. Всё, что осталось прежним — восемь глаз, что теперь были хаотично расположены там, где должно находиться лицо. Человек возвышался над Салли, упираясь головой в потолок, и раскрывая крылья в полный размах. Крылья? Их было шесть. Три пары, каждое отличалось друг от друга по форме и размеру, словно они были собраны от разных людей и приделаны к одному. Это выглядело до ужаса неправильно, неестественно, безобразно. И пока Салли думал об этом, силуэт резко набросился на него, погружая мальчика в непроглядную черноту.       Он проснулся. Распахнул глаза, выдыхая гортанный хриплый звук, и сел на кровати, оглядываясь по сторонам. Его сердце колотилось как бешеное, в ушах звенело, во рту пересохло. Салли взглянул на часы: яркие зелёные цифры показывали 2:36. Тодд был прав — этот цвет в самом деле слегка успокаивал, но не настолько, чтобы выровнялось дыхание и унялась дрожь в ладонях. Прошло всего три часа с тех пор, как он лёг спать, но ощущение было такое, словно сон длился несколько дней. Парень поднялся с кровати и, слегка шатаясь, вышел из комнаты на кухню, включая по пути свет. Гизмо, до этого мирно сопевший на диване в гостиной, тут же проснулся и сонно поплёлся за своим хозяином, обтираясь об его ноги, но на кота не обращали никакого внимания. Салли налил в кружку воды и выпил всё до дна в несколько глотков, чтобы утихомирить царапающую боль в горле. Руки всё ещё предательски тряслись, а отдышаться и вовсе было невозможно. Вернувшись к своей комнате и остановившись в проходе, Салли вдруг понял, что заснуть здесь он больше не сможет. Он смотрел вглубь тёмного пространства и чувствовал, как к нему подступала паника. Взгляд сам упал на угол под потолком, проверяя, не сидит ли там огромных насекомых, но кроме слегка отклеивающихся обоев и побелки там ничего не было. Пусто, но надолго ли? Решение пришло моментально: Салли переоделся в свой привычный наряд, быстро схватил с пола рюкзак и, запихав к тетрадям всё, что ему нужно для обработки лица, вышел в коридор. На кухне для отца он оставил короткую записку: «я ушёл к Ларри», после чего покинул квартиру.       Входную дверь Джонсоны почти никогда не запирали, поскольку знали, что Салли может зайти. Лиза была в курсе о кошмарах мальчика и была совершенно не против, что он иногда приходит по ночам к Ларри в поисках утешения. Салли аккуратно приоткрыл дверь в комнату металлиста и осмотрелся, сразу же облегчённо выдыхая: Джонсон не спал. Видимо, на него снизошло вдохновение, потому что иначе бы он не сидел за мольбертом в три часа ночи, судорожно катая по холсту кистью. Тёмно-каштановые волосы были завязаны в неаккуратный низкий хвост, что смотрелось весьма симпатично, а крылья плотно прижимались к спине. Заметив в проходе друга, Ларри удивлённо вскинул брови и широко улыбнулся.       — О, Салли-Кромсали, привет, — он широко улыбнулся и отложил кисть, резко поднимаясь со стула и чуть не опрокинув мольберт. Джонсон неуклюже ухватился за подставку, предотвратив падение, и облегчённо выдохнул. Пожалуй, никто не знает, что металлист прерывал рисование только ради Фишера. — С Рождества тебя не видел, чувак. Как делишки?       Салли лишь вздохнул в ответ на слова Ларри. Металлист наклонился, заглядывая в чужие глаза под протезом, и понял всё без слов.       — Снова кошмары, да? — Джонсон, хмуря брови, задумчиво схватился за подбородок. Потом его словно осенило и, кивнув своим мыслям, Ларри направился в сторону своей кровати. — Знаешь что, иди-ка сюда. Я знаю, как тебя поскорее успокоить.       Металлист присел на середину кровати, широко расставил колени и похлопал ладонью по простыне, вот таким простым жестом приглашая Фишера присесть между его ног. Если честно, выглядело подозрительно, но, если Ларри считал, что это поможет, Салли не будет сопротивляться. Он доверял Джонсону больше, чем кому-либо другому. Скинув рюкзак на пол, парень приблизился к металлисту и сел на кровать спиной к другу, напряжённо ожидая, что тот будет делать.       Сначала Ларри обнял паренька за плечи, прижимаясь широкой грудью к чужой спине, причем настолько нежно и бережно, словно он был фарфоровым, а после проделал то же самое крыльями. Огромное чёрное оперение накрыло Салли, как будто одеяло, оставляя снаружи только голову и ноги ниже колен. Фишер чувствовал случайные щекотливые прикосновения растрёпанных перьев, но это не вызывало дискомфорта. Пальцы Салли будто сами зацепились за крепкие руки металлиста, пытаясь найти опору получше, чем край матраса. Спиной парень чувствовал, как вздымается грудь Джонсона. Ларри дышал ровно, с едва различимой хрипотцой. В таком положении тепло разносилось по телу Салли с огромной скоростью, лёгкая дрожь уходила, и вскоре парень расслабился, позабыв о недавнем кошмаре.       — Когда мне в детстве снились плохие сны, мама проделывала со мной такую же штуку, — усмехнулся Ларри, и Салли почувствовал чужой подбородок на своём затылке: металлист опёрся о него головой. — Она называла это «двойные обнимашки», хах. Правда потом я начал быстрее расти и маминых крыльев уже не хватало, чтобы так меня обхватить.       — Представил, как она пыталась бы сейчас обнять такую шпалу, как ты, — тихо хихикнул Салли, на что Ларри слабо дёрнул кончик одного из его хвостиков, тоже едва различимо смеясь.       — Что тебе приснилось?       — Паук, который рос от каждого моего движения, — просто ответил Салли. Он всегда рассказывал свои кошмары другу, чтобы не держать страх в себе. — Потом этот паук превратился в силуэт человека с шестью крыльями. И глаза у него были такие неживые, но пронизывающие.       — Жуть. Поражаюсь, как ты не сходишь с ума от этого, — ответил Ларри, прижимаясь губами к чужому затылку и прикрывая глаза. Салли почувствовал это, и по позвоночнику волной пробежала стайка мурашек, но это не показалось ему странным. Наоборот, это именно то, что сейчас должно происходить.       — Я прошёл обследование в трёх разных больницах, — внезапно сменил тему Салли. Обсуждать свой ночной кошмар ему больше не хотелось. — Врачи сказали, что причин отсутствия роста крыльев у меня нет.       — Что? — не понял сперва Джонсон, вновь открывая глаза и недоумённо глядя другу в затылок, но спустя пару секунд слова паренька до него всё-таки доходят. — Ох, я не думаю, что...       — Почему именно со мной всё это происходит? — Салли опустил голову. — Мало того, что вместо половины лица кусок драного мяса, так ещё и крыльев нет. Такого, как я, никто никогда не полюбит.       — Хей, ты что такое говоришь, чел? — встрепенулся Ларри. Его перья заметно распушились. — Ты чудесный парень, симпатичный, добрый даже с теми, кто этого не заслуживает. Как тебя не любить? Ну и что, что крыльев нет, некоторые их и вовсе намеренно теряют.       Джонсон произнёс всё это как на духу. И, кажется, осознал всё сказанное только после того, как слова слетели с его губ. Он замер, ожидая, как отреагирует на это Салли, и попутно благодарил ситуацию за то, что Фишер сидел к нему спиной, потому что металлист почувствовал, как его щёки залились румянцем. Это ещё что за хуйня? Ну подумаешь, выпалил другу пару комплиментов, что с того? Джонсон тряхнул головой, пытаясь привести мысли в порядок.       — Знаешь, я тебе никогда не рассказывал… — тихо начал Салли после продолжительной паузы, словно и вовсе не слышал слов Ларри. — В детстве мы с родителями поехали в лес на пикник. Я отошёл слишком далеко от них и наткнулся на мужчину с дробовиком. Он собирался меня пристрелить, но вовремя прибежала мама и закрыла меня собой. Выстрел прошёл через её живот насквозь, задел моё лицо. Я выжил, а она — нет. Потом выяснилось, что тот мужик был отшельником с шизой. Из-за него вся моя жизнь пошла по пизде, из-за него моя мама мертва, из-за него я урод и из-за него, наверное, я не могу летать. Все, кто видел моё настоящее лицо, отворачивались от меня. Кроме отца, разве что, но возможно он терпит только из-за жалости. Я боюсь, что и ты отвернёшься, если увидишь.       Джонсон слушал это всё, не перебивая и, кажется, даже не дыша, чтобы не сбить порыв откровений Салли. Металлист никогда не пытал своего друга вопросами о его прошлом, хоть и было очень интересно узнать. Неожиданно, что он решил рассказать такую личную историю самостоятельно. Ларри пару минут молча переваривал всю эту информацию, а потом заговорил:       — Салли, что бы там ни было под твоим протезом, я не отвернусь, — уверенно произнёс Ларри. Фишер продолжал молчать, но потом металлист заметил, как руки Салли потянулись к ремням фиксации. — Эй, эй, если ты не готов, то не нужно!       Но Салли уже снял протез, держа его в руках где-то внизу, под крыльями металлиста, а тот, в свою очередь, прикрыл глаза правой рукой, чтобы ничего не увидеть. Всё делалось на автомате, у мальчика и в мыслях не было показывать своё лицо другу ни сейчас, ни в ближайшее время. Однако, вопреки этому, он чувствовал острую необходимость открыться перед кем-то. Салли не хватало человека, с которым можно было бы быть откровенным во всём и всегда. И ему казалось, что Ларри — именно тот человек, который ему нужен.       — Э-эм, Сал, ты т-точно уверен? — уточнил Джонсон, слегка заикаясь. По неясным причинам парень начал сильно волноваться, отчего его ладони прилично вспотели. — Вдруг потом об этом пожалеешь?       — Не пожалею, — ответил Салли и металлист неспеша убрал руку, всё ещё не веря в реальность происходящего.       Фишер прикрыл поражённую половину лица рукавом джемпера и повернул голову к металлисту. Джонсон тут же подавился воздухом, уставившись на то, что перед ним открылось: гладкая бледная кожа, тонкая голубая бровь в тон растрёпанной чёлки и такого же цвета радужка. Тень протеза постоянно скрывала её раньше, и сложно было разглядеть детально, но прямо сейчас Ларри думал, что таких красивых глаз не видел ни у кого. Он осторожно взял Салли за руку, которой тот прикрывал другую половину лица, и отвёл её в сторону. Совершенно другая картина: искривлённая линия нижней челюсти, кожа истерзана рубцами и шрамами, вместо половины носа — дыра, а брови просто не было, как и глаза. Джонсон давно подозревал, что протез у мальчика не один, поскольку было заметно, что правый зрачок у него никогда не шевелился. От правого уголка губы так же тянулся небольшой разрез кожи, открывая вид на зубы. Такое лицо, вероятно, могло напугать кого угодно, но Ларри ощущал что-то другое, отнюдь не страх или отвращение.       От такого долгого взгляда Фишер смущённо опустил глаза вниз. Его густые ресницы на целом глазу волнующе подрагивали, сердце колотилось так сильно, что его стук, кажется, можно было услышать аж на пятом этаже. Они так и сидели, окружённые крыльями Ларри, не издавая ни единого звука. Всё, что было слышно — тихое, отрывистое дыхание. Для обоих момент ощущался до жути интимным, даже больше, чем секс. Но за всё это время металлист ни разу не отвёл взгляда. Смотрел, словно загипнотизированный, с интересом исследуя каждую царапинку, каждую вмятину, каждый изгиб.       — Ну не молчи, прошу тебя, — первым подал голос Салли, всё ещё не решаясь взглянуть на Джонсона.       — А... — опомнился Джонсон, неловко хлопая ресницами. — Извини, я просто... Немного завис, кажется.       Он осторожно ухватил друга за подбородок, заставляя Салли поднять взгляд.       — Я ужасен, да? — с опаской спросил Фишер.       — Вовсе нет, — шёпотом произнёс металлист. — Ты очень красивый.       — Это звучит слишком по-гейски, Схерали, — его голос ощутимо дрожал, и, не сдержавшись, паренёк прикрыл лицо руками, пряча слезы, заполнившие его глаза.       Минутное беспокойство Джонсона сменилось на мягкую улыбку, и он обнял парня за плечи, прижимая покрепче к себе. Ну что за сентиментальное создание. Металлист гладил друга по голове, утешая до тех пор, пока тот не перестал трястись.       Прямо сейчас они стали ещё ближе друг к другу.       — Я думаю, хватит тебе потрясений на сегодня, Кромсали, — он наконец развёл свои крылья, складывая их на спине. Поднялся с кровати и подтолкнул друга к стене, а сам лёг с краю, свешивая оперение вниз. Пожалуй, один из минусов крыльев — неудобство во время сна. Эти отростки постоянно мешались.       Спать оставалось совсем мало. Предвкушая, как днём будет валиться с ног от недосыпа, Джонсон почувствовал, что Салли у него под боком уже во всю сопел. Вот чёрт. Кажется, с этим парнишкой он влип по самые уши…