Храброе сердце плачет и смеётся

Время шло, а мыслительная жвачка не прекращалась. Ночь выдалась особенно чёрной и тяжёлой из-за осенних похолоданий. Канат выглянул в окно и не обнаружил ни единой звезды на небе. Точь-в-точь, как и в его жизни. Какое-то время он внимательно гипнотизировал пиджак, свисающий на спинке стула, водил хороводы вокруг него, совершая только ему известный обряд. Пиджак, который недавно надевала Эким, который, возможно, ещё помнил запах её тела. Пиджак, к которому он так и не рискнул притронуться. Дыхание потяжелело, а в голове всплыли кричащие знаки вопроса. Он действительно не понимал, почему сразу же и с первого дня превратила свою жизнь в испытание? Почему было не принять их устав, как делали остальные? Как ей удалось переманить Хазал и заставить плыть против течения? Эким была настолько красива, словно нежный цветок, что даже ему страшно становилось от её красоты. Откуда в нежном цветке было, чёрт возьми, столько силы и одновременно обволакивающей мягкой энергии? Ворочаясь в кровати, Канат не мог заснуть. Воспоминание застыло кошмаром в мыслях, но приятным жаром, разлилось в груди — тот случай, когда мысли противоречили чувствам.      

***

Чёрная «ауди» с тонированными стёклами приостановилась и Эким замедлила шаг. Окно медленно опустилось и, не сдерживая эмоций, она бросилась к машине.    — Азиз? — воскликнула Эким, когда из окна показался пропавший одноклассник, а на лице Азиза светилась лёгкая снисходительная полуулыбка.    — Прыгай, подвезём тебя в школу.    Недолго думая, Эким на радостях открыла заднюю дверь. Счастье и весь энтузиазм растворились в одно мгновение. Она не заметила Каната на пассажирском сидении. Воздух завибрировал волнами, которые предвещали невзгоды. Сердце заколотилось от волнения. Она его опасалась, ведь после ответного удара в столовой и вечернего омовения дождём, её не покидало чувство, что они выпустили злого джинна из бутылки. Канат слегка вжался в пассажирское сидение и медленно сполз вниз, продемонстрировав в сотый раз невежество. Ни здравствуй, ни до свидания, только напускное равнодушие и кривая ухмылка. По правде говоря, он ожидал, что Эким откажется ехать с Азизом. Что ж, видимо, они водили уж больно крепкую дружбу с братом. Первой мыслью было развернуться и уйти, хлопнув дверью, но в этом случае Эким бы продемонстрировала Азизу дурные манеры. Как ни крути, Канат его родной брат, а родственников, как известно — не выбирают. Всякий раз, когда Азиз шутил по дороге в школу, Канат изображал скучающий вид, оперев руку на подлокотник. Эким старалась не дрожать, но голос её выдавал. Азиз чувствовал напряжение, поэтому разряжал обстановку, говоря, что канатов железный конь приболел, и пришлось его отвезти в больницу. Половину пути они ехали молча. Эким смотрела в окошко, на проплывающие дома и считала шлагбаумы, чтобы убаюкать себя. Когда Азиз резко затормозил на повороте, ребята встрепенулись и сели ровно. Канат посмотрел в зеркало заднего вида. Их взгляды пересеклись. Целую дорогу, пока она не видела, Канат мимолётно подглядывал. Как только Эким чувствовала горячий мужской взгляд и встречалась с ярким блеском его глаз, он тотчас же их отводил.   

***

— Кудрявая, стой!   В это время команда Мелисы забежала в уборную вслед за Айше. Входная дверь захлопнулась. Стая злобных одноклассниц тут же на неё налетели. Мелиса перехватила дверцу кабинки, которую Айше не успела захлопнуть и сильно шарахнула ею, прищемив пальцы новой однокласснице. Острая физическая боль пронзила тело девочки, и она закричала. Не обратив внимания на чужие страдания и крики, Мелиса повалила Айше на пол. Сверху незамедлительно посыпались быстрые удары. Она изо всех сил прикрывала голову. Мелиса, словно в остром приступе психоза, хлестала её наотмашь. Удары сопровождались ругательствами и проклятиями. Когда они закончили, Мелиса всплеснула руками и напоследок пнула ногой ослеплённую болью одноклассницу, которая корчилась на холодном кафеле и, сцепив зубы, зажимала рукой ушибленные пальцы. Айше подождала, пока пройдёт боль и поплелась домой, прижавшись к стене, чтобы держаться опоры и немного чувствовать себя защищённой.      

***

— Интересно, директор нас собирает, чтобы помочь? — Эким обратилась к Хазал, пока они держали путь в класс литературы.    — Сомневаюсь, что он нам поможет. Как бы хуже ни было, — ответила Хазал и сделала глоток чая, перелитого в пол-литровую бутылочку. Эким поморщила нос, обратив внимание на жидкость ярко-жёлтого цвета, со специфическим запахом валерианы и чего-то ещё. Зайдя в класс, они увидели, что практически все опричники местной элиты были в сборе. На лицах, как всегда, красовалась застывшая маска тщетности бытия. Азиз слушал музыку, сидя на последней парте, Лейла и Бекир, притулившись, друг к другу, старались тихо разговаривать и не привлекать излишнего внимания к своим скромным персонам. Главных, конечно же, слышно было из коридора, они не стесняли себя в выражении эмоций, да и скромностью как таковой не обладали. Канат что-то эмоционально рассказывал Озану. Как только зашли девчонки, он встревожился глубиной нахлынувших ощущений и машинально, начал поправлять рубашку. Сразу появилось желание привести себя в порядок и распустить павлиний хвост. Эким и Хазал поздоровались только с Лейлой и Бекиром. Свободных мест не осталось, поэтому Хазал села перед Озаном, а на первую парту плюхнулась Эким. Она, кажется, не оценила стараний Каната выглядеть лучше и даже не оценила новый одеколон, который он чуть было, не вылил себе на голову рано утром. Зато она отчётливо ощущала запах чая Хазал.     — Что это? — Эким зашевелила ноздрями, вопросительно развернувшись к ней.    Хазал быстро отпила из маленькой бутылочки и спешно закрутила её, чтобы не приносить неудобства окружающим.    — Это успокоительный чай на травах, — она прошептала, виновато поджав губы. — Я его в бутылку перелила, но запах валерианы всё равно чувствуется.     Канат и Озан в это время затаились, вслушиваясь, о чём же таком они говорят. Озан медленно начал двигать парту в сторону Хазал, пока она и понятия не имела, что они с Канатом замышляют за её спиной.     — Знаешь, я в последнее время так беспокойно сплю… раньше хоть папа привычно храпел под боком и меня это успокаивало, — грустно объяснила Хазал.    Услышав её шёпот, в классе раздался истерический смех. Хазал стыдливо зажмурила глаза. Ну почему её жизнь состоит только из одних неловких ситуаций? Они слышали всё до единого слова. Озан не сдерживая ухмылки, подумал — «До чего же она смешная».    — Хазал, ты теперь в хлеву живёшь, со свиньями? — сзади раздался грубый и как будто бы неживой голос Мелисы. Она смотрела в сторону Хазал, представляя, как разбивает ей голову о бетон в отместку за случай в столовой. По телу Мелисы пробежала сладкая волна возбуждения от этих образов.    — Ни хрена себе её тащит! — эмоционально подметил Озан и пихнул Каната, указывая пальцем на Хазал. — Мне всегда казалось, что Хазал ходит поддатая в школу. Его глаза улыбались. «Вот бы она перед свиданием напилась этого чая!» В его зрачках вспыхнули едва заметные язычки пламени.    — Не поддатая, а в лёгком подпитии, — поправил Канат, давясь смехом на пару с другом. Они знали, какую боль причиняли, но всё равно продолжали дёргать за самые тонкие струны и задевать за живое.   Какое-то время Хазал вслушивалась в издевательский смех. Это подавляло и убивало. Она до сих пор не проснулась и не поняла, что оказалась в их чёрном списке. Адский процесс запущен, осталось только подождать, пока её психика медленно и планомерно начнёт рассыпаться. Надежды на то, что они прекратят, уплывали в далёкие дали. Задавая себе вопрос, что их делает такими жестокими, ответ не приходил. Возможно, потому что законы природы гласят, что сильный съедает слабого, а сломать такого хрупкого и доверчивого человека ничего не стоит. Особенно если они не боялись никого: ни Аллаха, ни дьявола, ни родителей.  Когда в класс неуверенно вошла Эмине, она заведомо знала, куда идёт. Она знала и намеренно шагала своими ногами в эту смерть. Ракурс внимания резко сменился с Хазал на неё. Озан вальяжно развалился на стуле. Было такое ощущение, что он вот-вот расплывётся от своей важности.    — Конь бежит — земля дрожит, — он отчеканил Эмине в спину, и в классе вспыхнула новая искра безудержного хохота. — На себя посмотрите! — осуждающе выпалила Хазал. Она развернулась, чтобы посмотреть им в лицо. Парта Озана находилась настолько близко к ней, что стало не по себе. Глядя на их довольные и загадочные лица, Хазал заподозрила, что они ей готовят очередную подставу. — Вы двое ещё поцелуйтесь, — она эмоционально указала на них пальцем.    — Эй, ты слышал? — Озан пихнул Каната. — Она нас только что педиками обозвала?    Канат открестился от Озана и сказал, чтобы тот держался на расстоянии.    — Хазал, — сдержанно улыбаясь, Озан обратился к ней. — За такие слова, твой багаж ощущений может си-и-и-ильно обогатиться.    Хазал быстро отвернулась и скукожилась, потому что Озан чуть ли не изнасиловал её глазами за то, что посмела усомниться в его маскулинности! И пока директор был в пути с недобрыми вестями, Озан, наконец, упёрся партой в стул Хазал и придавил волосы. Почувствовав неудобство, она хотела подвинуть стульчик ближе к парте, но дёрнулась и ощутила скованность. Дёрнулась второй раз и не поняла в чём дело. Услышав искренний лошадиный смех, она придвинулась ближе к своей парте. Озан останавливаться и не думал. Заручившись поддержкой Каната, он начал заново двигать к ней парту, пока Хазал не вжалась в свою до упора. Директор насвистывал неизвестную мелодию и уверенно вышагивал по школьному коридору с мыслями о том, что это ЕГО! Всё его! Его владения! Уверенно войдя в классную комнату, он сразу отметил, что ребята немного встрепенулись и начали приводить себя в порядок. Что ж если так, значит, авторитет его признавали. Он швырнул ключи от кабинета на учительский стол, внимательно оценил обстановку и медленно скрестил руки на груди. — Сразу к делу, — отчеканил мужчина, нахмурив брови. Не имея представления, о чём пойдёт разговор, но уже, будучи сильно заинтригованными, школьники уставились на самое высокопоставленное лицо колледжа. — У меня две новости и обе плохие, — мрачно сказал директор. — В кадыкейской школе сегодня стреляли. Один человек ранен. Стрелка задержала полиция. Дар речи на какой-то момент пропал у всех, а затем молниеносно разразился шёпот и гул, ведь у многих там учились друзья и знакомые. Канат и Озан напряглись, ведь их друг, их Баре учился в этой школе. У них одновременно возникла схожая мысль, а что если именно он ранен? А что, если он замешан в этой истории, или же стал её причиной? — Стрельба? — Эким недоумённо переглянулась с друзьями. Они сжались в кучку, создавая мини-собрание. Возможно же, что стрельба случилась по причине травли и в этом случае они стрелков не спешили судить, ведь подробности этой истории ещё неизвестны, а виновник, по словам директора, до суда отбывал срок в сизо. Фикрет вежливо попросил успокоиться. Как не странно директора слушались все, даже самые зарвавшиеся и отъявленные негодяи. Ещё бы, они его не слушали — директор на протяжении долгих лет покрывал мерзкие поступки, за которые Канат, Мелиса и Озан давно бы уже получили срок в исправительной колонии. А Мелиса могла и в коррекционный центр для душевнобольных отправиться. Но это только в том случае, если бы их родители были обычными госслужащими, а не высокопоставленными чинушами. Для таких держать лицо перед общественностью — стиль жизни, а что там, в головах у детей происходило и насколько их души покорежены — не так уж и важно. — И вторая новость: звонили родители Айше, — Фикрет пробежал взглядом, внимательно следя за реакцией каждого. Ведь можно по первому импульсу выявить преступника. Но главная виновница и бровью не повела, а на лицах остальных пробежала тень презрения. — Синяки и многочисленные ушибы. Эким нахмурилась и переглянулась с Бекиром. Конечно же, они догадывались, кто мог это сделать с их подругой. Волна негодования поднималась в теле Эким. — Кто-нибудь хочет высказаться по этому поводу? — директор напряжённо следил за ними. Создавалось ощущение, будто он глядел в слепую и глухонемую пустоту. Ни капли сострадания. — Я хочу высказаться! — выкрикнула Эким и громко упустила руку на парту, в абсолютном возмущении, недоумении и даже бессилии. — Знаете, над нами, вообще-то, издеваются с первого дня! Нас унижают! Каждый день мы слушаем оскорбления в свой адрес! Хазал может подтвердить! Директор с опаской посмотрел на Хазал. Она выглядела несмело. Боялась говорить. Почему же? Он знал её ситуацию и знал, если дурные вести дойдут до Рызы — места мало будет не только братишкам, но и ему. — Да, господин директор. Это так и есть, — слегка заикаясь, Хазал подтвердила показания подруги. Тотчас девушка опустила голову, столкнувшись с пристальным взглядом брата. Канат и Озан напряжённо переглянулись. Канат послал ему своеобразный месседж на только им понятной азбуке Морзе. Озан немного ослабил давление и чуть отодвинул парту, чтобы директор ничего не заподозрил. Страх отсутствовал. Они даже не помнили, что Айше зовут Айше. Только в лицо её признавали, как подружку насекомых. Фикрет, конечно же, догадывался, где собака зарыта. Ему не впервой приходилось вести душеспасительные беседы и с отпрысками, и с их не мнение испорченными родителями. Постоянные письменные жалобы от родителей затравленных в комитет по борьбе с насилием быстро заминались и отправлялись в виде мятых бумажек в мусорный бокс. На их стороне власть и деньги, а обычных стипендиатов, брали в школу лишь для поддержки гламурного лица. Мол, посмотрите, какие мы человеколюбцы. Но система была настолько закостенелой, прогнившей, как ветхая древесная лодка, обросшая плесенью и водорослями. Школа сменила столько поколений, что исправить это, как будто бы невозможно, а терять хорошо насиженное тёпленькое директорское местечко на старости лет вовсе не хотелось. — Хазал, — вежливо попросил Фикрет, чтобы она потеряла бдительность и раскололась при всех. — Назови по именам тех, кто над вами издевался. Кровь динамично хлынула по венам и застучала где-то в голове. Хазал почувствовала, как сердце заколотилось, а красная жидкость рваными пятнами вылилась на щеках. Это что же получалось, если она назовёт по именам каждого, ей внемлят звание стукача? А со стукачами всем известно, что бывает, и какое незавидное звание их ожидает посмертно. Она находилась в жуткой панике. Эким одобрительно кивнула, чтобы не боялась. Вместе они не дадут себя в обиду. Наконец, Хазал резко подняла голову, когда стресс и довлеющее ожидание массы шарахнуло по ней. Под взрывом кортизола, Хазал быстро затараторила: — Это Мелиса, Канат, Эдже, Озан, Назлы, Джан, Бурак… — сделала небольшую паузу, обернулась назад и указала пальцем на соратников её брата. — И вот эти тоже. На неё смотрели абсолютно враждебные и, казалось, лишённые сострадания лица. Мелиса ей показала пальцем у шеи, что именно Хазал следующая, что её голова падёт с плеч. Фикрет тяжело вздохнул. — Канат? — Что? — он сделал искренне удивлённые глаза и взмахнул ресницами. Если бы Фикрет не знал, что такое Канат — он бы ему поверил. А так — это актёр, у которого нет Оскара. — Ты издевался над одноклассниками? — уточнил директор. — Нет, что вы? — Канат опустил голову, потому что в этот же момент поймал осуждающий взгляд Эким, но затем резко посмотрел на директора и продолжил в привычной выпендрежной манере. — Никогда. Меня оклеветали. Раздался гогот. Директор решил подождать, пока затухнет веселье, чтобы выстроить в голове хоть какую-то логическую цепочку. Потому что сегодня стрельба произошла в одной из школ города, а завтра это может произойти и в его школе. Не хотелось осквернять блестящую репутацию и запятнать честно наработанное долгими годами имя. — Озан? — директор переспросил второго. Озан моментально поднял голову, потому что слегка задремал, пока в классе активно выясняли, кто прав, а кто виноват. Видимо, разговор был страшно увлекательным. Он изобразил фальшивое удивление. Его губы расплылись, в такой блаженной и дурацкой улыбочке, когда губы-то шевелились, а глаза при этом оставались стеклянными и отсутствующими. А от самого Озана вяло чём-то кровавым. Он то и дело хищно щурился в сторону новеньких и с чувственным лукавством потирал бороду. — Я, конечно, недолюбливаю опущенных, но не настолько, чтобы издеваться. Они пользуются ресурсами нашей школы и должны быть нам благодарны за это. — Конечно же, про себя он думал, что их жизни не стоят и ломаного гроша. Фикрет кивнул в знак того, что Озан был услышан. — Мелиса, тебе есть что сказать? — обратился директор, помешав ей заказать туфли в интернет-магазине. Краем уха она слышала, о чём идёт речь, но для себя решила, что минус один уже состоялся, а дальше в расход пойдут и остальные. Хоть она до сих пор и считала Каната своим молодым человеком, Канат видел в ней только делового партнёра. Только бизнес. Ничего личного. Эким тем временем продолжала стыдить Каната одним только взглядом. Только лишь глядя на неё, он чувствовал себя полным ничтожеством, моральным отщепенцем и начинал жалеть о своих циничных высказываниях. Отчего-то так хотелось ей закричать: «Ну, обрати же ты на меня внимание, никак на подонка, а как на парня, который тоже достоин хоть капельку теплоты и внимания». — Та-а-ак, директор, понимаете, в чём дело… — загадочно начала Мелиса. — Это Эким и её друзья издеваются над Эмине с первого дня. — Что-о-о? — дёрнулась Эким и обернулась, глядя на самодовольное лицо Мелисы. — Хазал, Бекир, Лейла? Вы это сейчас тоже слышите? — Поверить не могу, — казалось, ребята сказали это одновременно. Нет. Не добиться им справедливости. Эмоции так и рвались наружу, а на деле получилось только открывать рот, не в силах произнести ни единого слова. — Эмине, это правда, что новенькие над тобой издеваются? — директор никого не спешил судить. Пока он только задавал вопросы для прояснения картины. Потом уж он подумает, что можно с этим сделать. А, возможно, именно Рыза ему сможет помочь. Кто знает. Эмине была напугана. Стыдно ей стало именно перед Эким — за свои слова, за то, что вынуждена отплатить подлостью на добро, на попытку привести ее в чувства и вселить хоть капельку самоуважения. — Да, это правда, — затравленно произнесла одноклассница. Эким вместе с Хазал и Бекиром обернулись, смотря Эмине в глаза с осуждением и разочарованием. Они не поверили своим ушам. Неужели им не показалось? Она это правда сказала? Эким вспомнила слова Азиза. Иуда. Иуда. Иуда. Он был прав. Самый безобидный и безликий персонаж может оказаться страшнее ядовитой змеи и в итоге поспособствует твоему скорейшему падению. Она обернулась к Азизу и кивнула. Парень многозначительно взглянул на Эким, будто бы отправил немое послание, мол, видишь, а я тебя предупреждал. Вот к чему смелость твоя привела. Иудой в этой школе может оказаться кто угодно, даже Эмине. — Хазал тоже издевалась, — добавила Эмине, под довлеющим хмурым взглядом Мелисы. — Не стыдно тебе, Хазал? — она услышала театральный голос Озана. Хазал пропустила мимо ушей его вопрос, потому что ей не стыдно было. Хазал ничуть не удивилась, что её оклеветала Эмине. Понимая её мотивы, она всё же нашла в себе силы оправдаться. — Это же смешно… — она отозвалась, глядя на директора, в надежде быть услышанной. — Разве вы не видите, что она запугана? Они же на неё давят! И вообще, почему, если человек убивает быка — это зовётся спортом? А если бык убивает человека, то мы это называем кровожадностью? Ребята закатили глаза и начали вздыхать. Снова никому не нужная философия. Директор догадывался, что Хазал говорит правду. Вернее, он был в этом уверен. — Это нарушение прав человека, — продолжала она. — Разве мы не заслуживаем нормального отношения к себе? — Нет, — глухо, еле слышно произнёс Озан, отчего класс начал давиться смехом. Канат успел покраснеть ещё гуще. Он понимал, что не может играть одной колодой и с дьяволом, и с Аллахом, поэтому надо срочно решить для себя, что делать впоследствии со всем этим балаганом. Эким почувствовала себя абсолютно… бессильной. Именно так она могла описать своё состояние — бессилие. Озан злорадствовал, Мелиса злорадствовала, а безнаказанность давала свободу и развязывала им руки. — Я вас услышал. Кто ещё, что хочет добавить? — Я только хочу спросить, — вдруг сказала Эким. — Кто самое страшное чудовище? Животное? Или, может, дьявол? Нет. Человек. И пока все молча закатывали глаза и ухмылялись, Хазал добавила: — Директор, как можно к этому привыкнуть? Ради всего святого! Не нужна мне такая школа! А если бы ваших детей так травили? Разве вы не видите? Им же чуждо всё человеческое! Посмотрите на них! Они же улыбаются! Да им же хорошо, когда другим плохо! На лицах и вправду запечаталось высокомерие, чёрное коварство и отвращение. Они были одинаковы. И только лишь Канат опустил взгляд. Позже, он всё-таки поднял глаза, посмотрев на сестру, и его тряхнуло до самых внутренностей. Своеобразный катарсис с ним произошёл в этот момент. — Я вас услышал, — Фикрет быстро схватил ключи и уверенно пошагал из класса. И стоило директору скрыться за дверью, как они начали орать. Кто-то уже молнией полетел сторожить выход. — Уроды… — зашипела Эким, сжимая кулаки до белых костяшек. Полностью разочарованные, они поняли, что справедливости здесь не добиться. Озан мигом присел на стол и заговорил так громко, чтобы слышал целый класс. — Ваша подружка нажаловалась родителям? — его вопрос остался без ответа. — Конечно, каким бы дятлом ни был твой ребёнок, ты желаешь ему самого наилучшего. Но теперь мы вас не простим, даже если будете прощение просить. — Озан! — строго обратилась к нему Эким. — Я за него, — он игриво ухмыльнулся и пытливо уставился на новенькую одноклассницу. — А что, если мы с Хазал завтра вас всех перестреляем к чёртовой матери? Не боишься? — она посмотрела с вызовом. Озан неожиданно заржал во всё горло. — Мне и так на кладбище прогулы ставят, — перевёл хитрый взгляд на Хазал. — А ты бы выстрелила в меня, если бы у тебя была такая возможность? Она подняла на Озана глаза полные ненависти и искреннего презрения. — Тебя в первую очередь. — Вот друзья! — Озан сделал несколько оглушающих ударов кулаком в парту. — Что и требовалось доказать! Беднота нас всех вальнёт и глазом не моргнёт! Это ещё раз доказывает, что нам с вами в одной школе делать не-е-чего. Вы и дальше будете мо-о-о-лча обтекать. Понятно? Канат всё это время выслушивал этот цирк и, в конце концов, подошёл к Озану и так, чтобы все видели и слышали. — Хватит, — Канат сунул руки в карманы и дёрнулся, подпрыгивая на месте. — Хватит. Расходимся. С Озаном ему ругаться не хотелось. Не было ни сил, ни желания. Несмотря на всё, он был ему таким другом, который никогда нож в спину не вставлял. Их дружба в какой-то мере походила на эдакий броманс из двух совершенно разных сердец и образовывала некую возвышенность и преданность. Даже не глядя на то, кем они представлялись для остальных. Канат, собравшись с мыслями, немного взволнованно и порывисто подошёл к Эким, уперев обе руки в её парту. Она подняла на него полные недоумения глаза. Что это с ним? Собираясь с мыслями, Канат старался быть спокойным, но волнение его выдавало. Мягко говоря, его трусило от стресса. — Значит так, — грубо сказал он, поскольку по-другому и не умел. — Сегодня. В семь часов. Я буду тебя ждать на остановке. Не опаздывай. После отчеканенной на одном дыхании фразы, Эким активно заморгала. Одноклассники удивлённо открыли рты. Мелиса подумала о том, что Эким здорово встряла, раз решила отбить её «парня». Хазал открыла рот, чтобы спросить у подруги, что всё это значит, но не успела, ведь брат увидел её замешательство. — А ты, — Канат обратился к Хазал, как только увидел поползновения сказать что-либо. — Молчи. Он вышел из класса, оставив публику в полном недоумении и с тонной вопросов. Озан быстрым шагом последовал за ним, и уже коридоре резко развернул Каната за плечо. — Ты что сейчас сделал? Это типо свидание? — решил уточнить Озан, потому что катастрофически ничего не понял. — Если это можно так назвать, то хорошо. Пусть это будет свидание. Ты имеешь что-то против? — Канат приготовился к обороне и буквально покрылся колючками. — Да нет, мне всё равно, — успокоил его Озан. — Просто так спрашиваю… — Вот и хорошо, — отрезал Канат, и собрался было идти, но Озан его окликнул. — Насчёт Хазал… — Что насчёт Хазал? — искренне не понял Канат. — Мы не можем ей навредить. Не забывай, она всё-таки моя сестра. — Я не об этом, — он закатил глаза. — А что тогда? — буквально на выдохе произнёс Канат, ощущая нестерпимую усталость. — Она сегодня идёт гулять с Баре. — И? — Что и? — Озана возмутило его равнодушие к личной жизни собственной сестры. — Ну что я должен сделать? — Повлияй. Чтобы не шла. Она же твоя сестра. Канат ещё не мог отойти от пережитого стресса, а тут ещё и перед Озаном объясняйся. — Пусть идёт. Не маленькая уже, — произнёс быстро, будто желал скорее увильнуть от разговора. — А какая? Большая? — докапывался Озан, стоя на своём, а его глаза уже постепенно начинали наливаться кровью. — Всё. Успокойся. Знаю я этот твой взгляд. Не заводись. — Канат улыбнулся, похлопав его по плечу, после чего растворился в мрачной дали коридора.