1. Первые шаги в новую жизнь.
Говорят, что взмах крохотного крыла бабочки может вызвать тайфун, падение листа на землю отражается на звездах, легкая рябь на воде вызывает цунами, и в то же время ураганы и стихийные бедствия приближаются к нам так медленно, что когда мы обнаруживаем их, бывает слишком поздно.
Возможно, в тот раз именно так и случилось, но точно сказать трудно: любой заметит, что идет дождь или начался торнадо, но никто не сможет отыскать ответственную за него бабочку или упавший лист…
С чего все началось? Порою понять невозможно. Обычно так все и происходит…
— Вы слышали, что говорят о Гвинн? — Ты о Нелл «Апельсин»? Неужели опять полила свои сиськи апельсиновым соком? Теодор Эдж как раз проходил мимо двери, услышав разговор, явно не предназначенный для чужих ушей, как он считал. Мальчишка слышал много таких разговоров — живя в «Забытых землях», в борделе, где собственная мать была кем-то вроде «хозяйки», сложно было обойтись без них. К тому же, если бы кого-то заботило то, что ему хотелось слышать, а что не хотелось слышать, то Тео бы даже не знал, что Нелл получила свое прозвище не только за то, что любила апельсины, но еще и за то, что любила, когда мужчины слизывают с ее тела апельсиновый сок. Но Салли, чей бюст по словам многих — воплощение блаженства, рассказала про это еще полгода назад или около того. И если верить ей, то Нелл известна тем, что любила вкусные игры и могла рассмешить любого, а еще мечтала стать актрисой. Честно? Эдж не видел в этих «вкусных играх» ничего веселого или достойного. А еще… еще глупо мечтать стать актрисой, живя в «Забытых землях» и работая здесь — это мальчик тоже хорошо усвоил буквально с самого детства. У многих здесь были свои мечты и цели, но мало кто их достигал. Потрепанная временем тяжелая швабра в хрупких руках Тео с громким шлепком опустилась на дощатый пол. Мать мальчика, к слову, покинула Дом до вечера. И наказала к ее приходу убрать все за клиентами. По словам женщины, ее сын должен приносить хоть какую-то пользу, раз большую часть своего времени он занимался глупостями со своей дрянной и бесполезной магией, такой же дрянной и бесполезной, как сам мальчишка. Честно? Возможно, жизнь Тео сложилась бы как-то иначе, родись он в другой семье, имея знатные и благородные корни — в «Забытых землях» подобные мысли проскальзывали у каждого хотя бы раз. Но сложилось так, как сложилось. Происхождение не изменить. А если бы и можно было, Эдж все равно не вписался бы в тот круг, он никогда не был из тех маленьких мальчиков, которые танцуют на балах, а потом им таким прелестным со своими искрящимися широкими улыбками аплодируют окружающие просто за то, что они дышат и даруют великую честь лицезреть их. Впору было бы огорчиться, но самого Тео подобное никогда не задевало, ведь если так подумать, это даже не достижение, как, собственно, и пресловутое происхождение. Эдж пошёл по иному пути — вознамерился стать идеальным, причем, если и не в плане внешности, то во всем остальном точно, давя свой упрямый, бунтарский характер чуть ли не в зародыше. Получалось, конечно же, с попеременным успехом. Ещё года три назад у Тео было много надежд, амбиций и желаний. В голове тогда строились воздушные и эфемерные замки из целей: стать рыцарем-магом, добиться признания и далее по списку. Была уверенность, что все получится, ведь Теодор знал главный закон: тот, кто учится, тренируется и следует правилам, добивается поставленных целей. Но, оказалось, в мире он не работал. Недостаточно… хорошо учиться, тренироваться и следовать правилам. И первым препятствием стало то, что его мать — не просто «чернь-из-Забытых земель», а хозяйка борделя — казалось бы, сущая мелочь, но она была важна.«— Смотри!
— Что? Ты о чем?
— Куда смотреть-то?
— Вон он идёт… Теодор Эдж…
— Я бы на месте святого отца вообще его на цепь посадил. А то слоняется по деревне как какая-нибудь шавка!..
— Ещё и на людей бросается…
— Помните, что случилось в прошлом году?
— Да-да! Оболгал почтенного господина! И надо было такое придумать! Как только фантазии хватило такое придумать?..
— Точно-точно!
— Говорят, опять подрался с кем-то…
— Зачем ему вообще позволили жить здесь?
— Была бы моя воля, выгнал бы ее взашей! Или запер где-нибудь… вместе с мамашей…
— Точно-точно!
— Он опасен!
— Просто у мальчишки дурная кровь…
— А кто его отец?
— Да черт его знает… Наверняка, какой-нибудь преступник.
— Отец тут не при чем. Все дело в матери, у собак точно также. Если сука попалась с изъяном, то и щенки будут ненормальные.
— Дрянной сучёныш…
— Тихо ты! А то ещё услышит…
Этот шепот Тео слышал буквально со всех сторон. Он преследовал его. Тихим шорохом таился будто бы в самой его тени, подбираясь ближе, под одежду и дальше, чтобы раздвоенным шепчущим языком лизнуть чуть солоноватую кожу.
Со стороны могло показаться, что его совершенно не трогал этот шёпот, что он и вовсе его не слышал. Вот только на самом деле все было далеко не так.
Тео хотелось сделать глубокий вдох, но дыхание стало прерывистым и дышать было трудно. Голова онемела. Во рту же настолько пересохло, что даже собственный язык, заполошно касавшийся неба ощущался, как наждачка. Пытаясь сглотнуть хоть немного слюны с высохших десен, Тео ощутил тошноту, которая, казалось, поднималась от самых кончиков пальцев ног.
Теодор не помнил, как оказался на пустой детской площадке. Кажется, он бежал в попытке скрыться от преследующего его шёпота.
С губ мальчика сорвался почти болезненный стон.
Какие бы усилия Тео ни прилагал, чтобы вздохнуть, в него попадало смехотворно мизерное количество воздуха. Причем, ему казалось, что тот поступает не через нос или рот, а через крохотное отверстие в груди — невесть откуда там взявшееся. Набухшие вены на висках пульсировали. Стоило закрыть глаза, как Теодор начинал впадать в совершенно иррациональную панику, словно её с чудовищной скоростью затягивало в мерзкий водоворот. Неприятные мурашки, как тараканы, разбегались по телу, распространяя жару и холод в совершенно разных плоскостях. А что-то поднималось будто бы из самого нутра.
Тео и сам не понимал, что с ним происходило.
Качели на детской площадке неподалеку противно заскрипели, а деревянная карусель стала медленно раскручиваться. Этот скрип отвлек Тео, вырывая из почти поглотивших его ощущений, заставляя оглядеться. Во дворе было все также пусто. Ни души. Пустые качели взмывали в воздух все сильнее, словно их кто-то тянул все выше и выше. А карусель все быстрее крутилась вокруг своей оси. Мальчишка мог поклясться, что видел вокруг себя чёрные искры.
Кулаки Тео непроизвольно сжались. Короткие ногти впились в кожу ладоней. Он зажмурил глаза так, что в возникшей темноте мог видеть маленькие искорки.
— Перестань, перестань, перестань, — шептал он, как заведённый. — Прекрати!
И вдруг…
Во дворе снова стало тихо. Качели перестали противно скрипеть, а карусель больше не рассекала воздух.»
Тео все ещё помнил… помнил больно жалящие в детстве слова других детей, которых встречал на улице: они вторили своим родителям, называя Эдж грязным и сыном главной шлюхи деревни — эти дети тоже родом из «Забытых земель», но даже они смотрели на него свысока. Сам он уже тогда прекрасно знал значение слова «шлюха», в отличие от других детей. Те даже не подозревали, что значило то, что вылетало из их ртов, но это и не имело значения. Им достаточно было знать, что их слова задевали тогда ещё совсем маленького мальчика, ведь именно этого они и добивались… причинить боль… а ещё… ещё стать на его фоне чище, достойнее, значимее.«Шум капающей воды повсюду. Единственный и такой раздражающий звук в этой кромешной тишине, не считая его собственного дыхания. Где-то раздался жалобный писк. Очередная крыса, загнанная в угол, которая больше не выберется отсюда. Но даже это не смогло заглушить смех детей, что ещё звучал в его голове.
Ребра болели… Кажется его сильно избили.
И как он мог так подставиться? Глупо…
Мальчик поднял взгляд к потолку. Темно. Нет выхода. Капли воды. Эта ужасная вонь. Тео казалось, что он сходит с ума. Страх, лихо смешанный с яростью и осознанием собственного бессилия, подбирался все ближе и в конце застрял сухим комом в горле, не проглотить. Дыхание участилось. Воздуха не хватало. Холод. Боль.
— Не… Нельзя… Тер… Терять… Сознание… — прошептал в тишину Тео.
Мальчик стал судорожно шарить руками по полу. Он не знал, что можно было найти таким образом, даже не знал есть ли что-нибудь, что стоит искать. Просто шарил по полу, просто надеялся.
— А… — вскрикнул мальчишка, хватаясь за пораненную руку.
Комок исчез. Дыхание более-менее пришло в норму.
Тео снова протянул руку к месту, где поранился, и наткнулся на острый камень. Не чудо, которое сулило ему великое спасение, но даже это вызвало в нем легкое ликование. Эдж закрыл глаза, пытаясь воспроизвести в памяти все, что он увидел, пока дверь еще была открыта, пока сюда проникал хоть какой-то свет. А ведь тогда еще можно было сбежать, но тело слишком ослабело, поэтому надежды не было.
— Обшарпанные стены, разбитая лампа, сгнившие трубы… — начал бубнить в пустоте Тео, но снова закашлялся.
Горло неприятно саднило. Голова разлеталась на части от мерного капания воды. Сосредоточиться и удержать какую-либо мысль становилось все сложнее. Сознание давало сбои. Мальчику стоило огромных усилий держать глаза открытыми. Главное было не потерять сознание, не дать себе отключиться.»
Тогда ему все же удалось выбраться. Кто все же пришёл и открыл дверь? Мать заметила отсутствие сына и пришла на выручку? Хорошо бы… Но ничего из этого не произошло. Тео просидел там сутки прежде, чем выбрался. Сделал это своими силами, не без помощи магии, хотя его странное чёрное и пугающее окружающих пламя слушалось плохо. Но… он смог. С того случая больше в обиду себя не давал…«На самом деле, то, что чужой локоть вжимался в шею Тео не было чем-то неожиданным. Это прекрасно вписывалось в схему из сотни вероятностей, находясь слишком далеко от первой десятки — не зря говорят, что, в принципе может произойти все что угодно, кроме того, что не может произойти никогда. Обычно напрямую не нападали, предпочитая бить исподтишка. Но важно ли это сейчас?
Чего-то такого следовало ожидать. Почему? Просто не надо иметь много ума, чтобы понять, что дети, особенно мальчишки, хотят быть героями. А, как известно, чтобы таковым стать, нужно победить злодея или монстра. И как-то так вышло, что и злодеем, и монстром в одном лице оказалась именно Теодор.
— Теперь ты понял, кто тут главный, урод? — прошипел местный задира Мибу, растягивая гласные.
Мибу. Он был старше Тео на год. Родился в обеспеченной семье, его отец был торговцем. Хотя ничего из этого лично для Эдж не было важным.
И прямо сейчас Мибу стоял, зажав Тео в угол, и наблюдал за своей «жертвой», такой забитой и испуганной, как ему казалось.
— Мне не придется объяснять тебе это дважды, так?
Ответом было молчание.
И тут Тео все же поднял голову. Но вопреки всем ожиданиям, на лице совсем не было страха, даже и тени испуга. Он смотрел вперед безразличным, даже немного скучающим взглядом с тлеющими искорками раздражения где-то внутри. Из разбитой губы тонкой струйкой сочилась кровь, тело и лицо все было в ссадинах. Однако мальчишка будто бы не чувствовал боли, по крайней мере, так казалось. А в его светло-серых, цвета зимнего неба, глазах читалось концентрированное разочарование — честно? …ожидал от него хотя бы чуть больше, чем простой мордобой, ведь этот чертов Мибу был старше, из обеспеченной семьи, не безродный, но на деле… слабак.
Мибу прорычал от недовольства. Его явно раздражала подобная реакция. Не этого он добивался. Видимо, желал услышать мольбу остановиться, увидеть слезы. Но эта чертов сопляк казался непробиваемым.
Почему терпел? Почему не наносил удары в ответ? Просто ещё плохо контролировал своё чёрное пламя, но не только поэтому… Принято считать, что страшно тогда, когда атаки противника сильны. Но Тео… да, пожалуй, он не согласен. Гораздо страшнее, когда твой сильнейший удар не наносит вреда противнику — так считал Эдж. Именно поэтому до сих пор не дал сдачи, не ответил, а стойко терпел удары этого сопляка Мибу.
Сильный удар в живот.
Тео закашлялся и сплюнул сгусток крови на землю. Но даже после этого… Его лицо оставалось словно бы каменным. А во взгляде светло-серых глаз читалось упрямое безразличие к происходящему.
— И это все? — голос Тео звучал тихо, но даже с разбитой губой, он звучал словно бы весомее, значимее, а угроза в нем явно была реальнее или, по крайней мере, могла показаться таковой.
Все произошло слишком быстро. Заняло буквально мгновение.
Именно столько времени понадобилось Тео, чтобы в один рывок поменяться с напавшим местами. Теперь уже он прижимал Мибу к стене, а его нож, который умудрился ещё на прошлой неделе стащить из одной лавки, оказался опасно близко к шее придурка-Мибу, царапая остро заточенным лезвием в реальной угрозе.
Тот тяжело сглотнул. Его кадык судорожно дёрнулся под кожей — сейчас он явно был уже не таким смелым, особенно когда все пошло не по плану. Возможно, даже ответил бы, если бы все произошло не так резко и внезапно, выбивая его из колеи.
Смешно.
Тео подался вперёд, из-за чего Мибу получил уникальную возможность чётче ощутить лезвие на собственной шее.
— Угрожать следовало так, — шепотом проговорил Тео.
Бежал Мибу под звонкий смех — видимо, к родителям, чтобы поскорее спрятаться за юбку матери и с отчаянием вцепиться в брюки отца. Эдж знал, что он обязательно настучит обо всем своим родителям, и самому Тео попадёт. Но… это его нисколько не расстраивало.»
Впрочем… что вспоминать об этом сейчас? Для Эдж это был самый обычный день, мало чем отличающийся от многих других. Уборка, готовка, тренировки и, конечно же, подслушанные разговоры девушек о курьёзных случаях на «работе»: например, Нелл и ее вкусные игры, во время которых один из клиентов чуть не подавился, был и мужчина, который попросил отшлепать его, как плохого мальчика, хотя когда только вошел в заведение, строил из себя большого босса. В общем, самый обычный день. И ничего необычного или из ряда вон выходящего случиться было не должно. Тео как раз только вынес мусор и собирался возвращаться обратно, как практически на ступеньках у самого входа столкнулся с мужчиной. Конечно, мальчишка узнал его. Это был… К сожалению, имена, как правило, не звучали внутри дома. Поэтому как раз его имени он не знала, но это не помешало узнать его самого. Этот мужчина был довольно частым клиентом — заходил пару раз в неделю. Хотя случалось и чаще. Салли в свое время это объяснила так: «Иногда ему просто припекает». И учитывая, что это уже третий приход этого мужчины на этой неделе, то ему опять что-то и как-то «припекло». — Кого я вижу… — проговорил он. — Щенок Эдж весь в заботах? — Всего лишь помогаю матери… — голос мальчика звучал тихо, а после сказанного он и вовсе опустил взгляд. Он не любил разговаривать с клиентами. Наоборот, всячески пытался отдалиться от всего того, что происходило в этих стенах. Вот только сделать подобное не всегда получалось… Мужчина шагнул вперед, сократив расстояние между ними. А в следующее мгновение его пальцы — с массивным перстнем на указательном — сжали подбородок мальчика, вынуждая его поднять взгляд. Сам он напрягся. — Чист, как первый снег на церкви Святого Евграссия, — проговорил мужчина, склонившись, оказываясь еще ближе. — Интересно, какую цену заломит твоя мамаша за тебя… А то мне как раз не хватает послушных питомцев. Пальцы сдавили острый подбородок мальчика сильнее. Но тот все равно не отвел взгляд. Казалось, он даже старался не моргать, из-за чего меж бровей появилась морщинка. — Она та еще алчная сука… — продолжал мужчина. — Хотя, думаю, хватит и золотой монеты. Что думаешь? Сейчас Тео больше походил на загнанного в западню крохотного зверька. Но не перепуганного вусмерть зайца, у которого все тело от дрожи ходило ходуном… нет. Скорее, того зверька, который будет кусаться и царапаться до последнего, даже зная, что это его никак не спасет. Хотелось сбежать. Ударить между ног — «именно туда больнее всего», как говорила Салли — и сбежать. Можно было даже с силой наступить на ногу или ударить по коленке. Неизвестно, к чему бы привели эти путанные и хаотичные мысли, что носились в голове мальчика, подобно рою растревоженных ос, как вдруг… Дверь распахнулась. Из дома выглянула Нелл. — О! Заглядываете к нам все чаще и чаще! — улыбнулась она. — Это не может не радовать. Мужчина тем временем выпустил подбородок Эдж из капкана своих цепких пальцев, концентрируя внимание на Гвинн. Тео едва слышно облегченно выдохнул.…спустя несколько лет…
Тео всей душой ненавидел это место. Приторный аромат дешевых женских духов, казалось, пропитал все в этой комнате, въедаясь в слизистую носа, разъедая ее изнутри. Он буквально иссушал глотку, в желании хотя бы водой попытаться сбить эту дешевую сладость, которая уже начала пропитывать одежду Эдж. Аромат духов виртуозно смешивался с запахом такого же дешевого табака и пота. Этот причудливый коктейль запахов отбивал всякое желание задерживаться в этой комнате надолго. Казалось даже, что если бы тут вдруг объявились бы мухи, то каждый черный волосок на их маленьком хитиновом тельце подрагивал бы в волнах экстаза от этой вони. Взгляд Теодора невольно задержался на стеклянной пепельнице, что стояла на небольшом столе. В ней еще дымилась тонкая длинная сигарета, испачканная алой губной помадой. Рядом стояла початая бутылка вина. Привычно… — Эй, чертова бездельник! — прокуренный голос женщины идеально вписался в окружающую обстановку. — Принеси мне полотенце! Ее спина была мокрой от пота. Сама же женщина вытянула ногу вперед и стянула с нее драный черный чулок. Алая блузка чуть сползла, обнажая острое плечо со следами чьих-то пальцев, что отпечатались на коже синяками. Красная помада мелькнула точкой на ее переднем зубе, впрочем, она и на губах выглядела дешево и вульгарно. Лоб буквально лоснился от жира. Жуткое зрелище… И эта женщина его мать… Честно? Тео сам бы не хотел верить в это, но реальность изменить сложно — родителей не выбирают. Благо, внешне Тео был на мать совсем не похож, ведь, будь иначе, это стало бы лишним напоминанием о родстве для обоих. Нет, юноша и правда разительно отличался. Конечно, об осанке какого-нибудь там принца и речи быть не могло, да и хрупкость отсутствовала, но в отличии от тех же блаженных аристократов, ветерок Эдж не сдует, ведь он довольно крепок, жилист, но не перекачан. Ростом не слишком высок, но маленьким тоже не назвать. Чёрные, словно безлунная ночь, волосы локонами спадали на плечи, обрамляя тонкие черты лица, и ниже, достигая своими концами поясницы — Тео почти всегда стягивал их в высокий прямой хвост, позволяя чрезмерно длинной челке скрывать половину лица, концами щекоча подбородок. Черты лица, как уже говорилось, тонкие, кожа бледная, миндалевидные светло-серые глаза — аристократичные признаки ощущались насмешкой. Эдж и правда был самым настоящим красавцем, но это ровным счётом ничего не значило, ведь происхождение все равно оставалось во главу угла, обгоняя по своей значимости в глазах окружающих даже уровень маны, талант и все остальное впридачу. Женщина неожиданно швырнула в него скрученным чулком, возвращая тем самым сына в реальность, из которой тот бы с радостью сбежал. «Снаряд» юноша поймал буквально у своего лица, сжимая его в кулак с такой силой, что костяшки пальцев побелели. — Так и знала, что эти твои «тренировки» ни к чему хорошему не приведут. Последние мозги растерял, что ли? — гаркнула женщина. — Ты вообще меня слышал? Я велела принести полотенце, черт тебя дери! Так что давай! Шевели своей тощей задницей! — она стянула и второй чулок. — Я, между прочим, работала всю ночь, пока ты дурью маялся! Так ты относишься к своей матери, неблагодарная тварь? — откинулась на спинку стула. — Надо было избавиться от тебя, когда ты еще был у меня в брюхе. Тогда бы мне уж точно не пришлось пахать за двоих… Тео ненавидел это место. И ждал… Чего ждал? Возможности. Когда ему уже не придется чувствовать эту удушающую какофонию запахов и видеть эту женщину, которая когда-то родила его на свет лишь для того, чтобы получить пару-тройку золотых монет в будущем, когда продаст сына первому же клиенту. Отец? Возможно, он бы спас Эдж из этого ада, но, похоже, даже его мать не знала, кто же это был и где он сейчас, да и не горела желанием выяснять. И… возможность появилась. Причём, тогда, когда Тео меньше всего на это рассчитывал. Бывают такие моменты, когда, сделав что-то, приходит понимание того, что вернуться обратно и все переиграть нельзя, уже не получится — такие моменты называются «точками невозврата». Если подумать, многое в жизни можно исправить: извиниться перед другом или возлюбленным и продолжить жить, словно ничего не было, переписать заваленный тест, склеить треснутую вазу, пришить оторванную пуговицу. Но иногда… случается такое, что дороги назад просто нет. Остаётся лишь шагать вперёд, деля свою жизнь на «до» и «после», на прошедшее и будущее. И Тео прекрасно помнил тот момент, перевернувший всю его жизнь, разделивший ее на «до» и «после»…«Тогда планировался самый обычный день за тренировками. И хоть Тео знал, что сегодня в бордель пожаловали какие-то «жирные клиенты», лично его это не касалось. К тому же, отработка сложной связки ударов была лично для него гораздо важнее, чем какие-то клиенты, учитывая, что именно эта связка у него никак не получалась. Так что, конкретно для Тео не ожидалось ничего неожиданного или из ряда вон выходящего, все вполне вписывалось в привычные ему дни. Юноша бы назвал подобное «затишьем», в котором прошло уже пару лет. Так что, это затишье даже комфортно для него. Только вот… он забыл, что затишье — всегда лишь короткая передышка перед бурей. И эта самая «буря» случилась. Неожиданности, нарушающие привычный уклад, происходят не случайно… Не по случайности, не по ошибке — тут не бывает осечек. В каждом из наших поступков, от обыденного до возвышенного: любая мелочь способна изменить привычный курс, запустить цепочку событий, которую не просчитать, не предугадать, как ни пытайся.
Так вот…
Что там было? Точно. Совершенно обычный день, ничего из ряда вон выходящего и все в таком духе. Но… Тут как раз подойдёт ещё одно весьма жизненное высказывание, которое бьет не в бровь, а в глаз. Какое? «То, чего меньше всего ждёшь, имеет все шансы произойти в самый неожиданный и неподходящий момент» — иначе говоря, судьба любит… сюрпризы.
Шумный и резкий выдох. Тео буквально с силой, с чудовищным нажимом вытолкнул воздух из своих легких после очередной неудачи.
Тео уже несколько дней приходит в лес, что не так уж и далеко от борделя, раз за разом рассекает покрытым чёрным пламенем клинком, который вытащил из собственного гримуара с пятью лепестками, воздух, перемещаясь по траве… но не выходит, по крайней мере, не так, как должно.
А время все тянулось бесконечной запутанной кривой — если бы у Тео сейчас спросили: «Который час?»… он бы не ответил, ибо не считал, не следил, слишком глубоко ушёл в себя, заплутав в собственных мыслях, воспоминаниях, разбирая на мелкие частицы свои ошибки. Удар следовал за ударом. Кожа блестела от пота. Несколько прядей давно выбились из хвоста и прилипли к вискам. Учащенный пульс, смешанный с размеренным дыханием набатом, звучал где-то в ушах, оглушая, отрезая от всех остальных звуков, погружая парня словно в свой собственный вакуум. Руки и колени уже едва ощутимо ломило от нагрузки. Но Тео все продолжал беспощадно вспарывать воздух своими ударами. На износ. До изнеможения. Пока ноги не перестанут держать.
Именно в этот момент…
— На третьем шаге слишком сильный замах. Торс не под тем углом.
Сначала был голос. Голос неизвестного оказался неожиданностью, почему-то выбивая из колеи, стоило тому только зазвучать, невольно сбивая дыхание ещё сильнее, чем то уже было сбито от тренировки, заставляя глаза на миг расшириться. А потом шипение зажженной спички — запах тлеющей сигареты тут же смешался с ночной прохладой. Что тут говорить? Тео даже сбился с шага, едва не упав и не пропахав носом землю, буквально в последний момент удержав равновесие.
Обернулся Тео быстро, практически мгновенно, тихо выругавшись себе под нос.
Цепкий взгляд позволил отметить совершенно незнакомое лицо — один из клиентов забрёл так далеко, какой-нибудь проходимец или ещё кто? Только потом оказался отмечен довольно высокий рост и крепкое телосложение, даже тяжеловесное. Чёрные волосы небрежно зачёсанные назад. Глаза чёрные. Черты лица ровные, даже резкие. Ещё была щетина, дополняемая усами и бородкой.
Тео понял, что смотрел непозволительно долго, слишком поздно.
Светлые глаза схлестнулись с чёрными.
Благо, взял себя в руки довольно-таки быстро. Правда, дыхание восстановить не удалось, да и сердце грохотало в груди. Пришлось даже гулко сглотнуть, лишь бы хоть как-то смочить пересохшее от частых вдохов и выдохов горло.
— Если ты такой умный, то выйди сюда… — указал остриём черно-пламенного клинка на землю рядом. — …и покажи, как надо.
Прозвучало с вызовом. Раздраженно. Обычно Тео себе подобного не позволял, предпочитая молчать и лишний раз не провоцировать односельчан в последнее время, но именно сегодня он и без того был взвинчен: у него ничего не получалось, а тут ещё какой-то странный тип с дурацкой щетиной и самодовольной, именно такой та ему казалась, усмешкой смел указывать ему на ошибки, причём с таким видом, словно те были настолько очевидными и элементарными, что заметил бы и слепой.
С опозданием понял, что совершил ошибку со своей «непочтительностью», точнее, с откровенной грубостью — он наивно считал, что научился сдерживаться, но сегодня… не получилось.
А ведь Тео не просил этой помощи в виде совета. Ему она была не нужна. Привык справляться сам. И справился бы. А если все-таки не справляется сама, значит… юноша был слаб.
Зловоние слабости и бессилия было недопустимо. И Тео не терпел слабость, особенно свою собственную. Она затягивала, уничтожала.
Но…
— Не-е, прости уж. Не тот настрой, — стало ответом, после которого мужчина затянулся. — Кстати… тут вопрос есть. Мы, конечно, знакомы не близко для таких откровений. Но ты случаем не думал стать рыцарем-магом?»
Только позже Тео узнал, что повстречал тогда Ями Сукехиро, капитана ордена «Чёрный Бык». И в своём вопросе: «Кстати… тут вопрос есть. Мы, конечно, знакомы не близко для таких откровений. Но ты случаем не думал стать рыцарем-магом?», он был серьёзен. Ведь после они встретились ещё раз. Как оказалось, тогда ночью тот не шутил. И не просто спрашивал о его желаниях, мыслях и целях со скуки. На второй встрече без каких-либо расшаркиваний просто взял и позвал в свой отряд. Именно после этого момента внутри появились первые ростки надежды на то, что все ещё может измениться, что все может стать хоть немного лучше. От одного этого что-то внутри ощутимо потряхивало от волнения, смешанного с нетерпением, превращая Тео в сжатую до звучного металла пружину. У него был шанс на достойную жизнь, на светлое будущее. И упускать его Эдж был не намерен. Тео принес полотенце, как и велела мать. — Я… я через час… Заветные слова «ухожу из деревни» никак не слетали с языка. И вроде Тео был не из робкого десятка, но не… с матерью. Так и не рассказал ей ни о чем. Наверное, юношу можно понять. Ведь для его матери деньги были всем. И юноша уверен, что если бы той, кто произвела его на свет, предложили много денег за него, то она бы и сына продала, не задумываясь, что, собственно, и планировала сделать. — Я… Тео неловко и даже как-то растерянно топтался на месте, протягивая полотенце. В его голосе полностью отсутствовала какая-либо уверенность — казалось, юноша и вовсе с трудом подбирал слова, словно бы опасаясь сказать что-то не то и получить за это, хотя он попросту не знал, как подвести все к тому, что ему уже пора. На мать он вообще не смотрел, останавливаясь взглядом то на бутылке, то на дешевом абажуре лампы с барахолки. — Что ты там мямлишь, а? — женщина перебила его на полуслове, так и не дав договорить. — Лучше бы девку родила, чес-слово! Уж она-то точно ловчее языком бы ворочала. Да и толку от неё было бы больше… — выхватила полотенце. Тео опустил голову, уставившись взглядом в пол. Ему нужно было собраться. И снова попробовать попрощаться уже. Но собственный язык, словно бы назло, совершенно отказывался подчиняться. Юноша все продолжал отчаянно скрести зубами нижнюю губу. В какой-то момент он даже почувствовал привкус металла на кончике языка. Однако даже так… не вышло выдавить из себя ни единого звука. — Проваливай отсюда! — гаркнула мать, швырнув в сына полотенце. — Я собираюсь поспать. И надеюсь, тебе хватит мозгов не будить меня до вечера. Это и вернуло Тео в реальность. Полотенце стало черной стеной, что скрыла за собой эту ненавистную комнату перед глазами юноши. И несмотря на запах пота и дешевого парфюма, идущего от шершавой чуть влажной ткани, он издал едва слышный вздох облегчения, хотя бы от того, что не видел мать. Именно поэтому он не стал стягивать с головы полотенце — вышел из комнаты вместе с ним. Может, к черту это прощание? Все равно он больше не планировал сюда когда-либо возвращаться, да и семьей их назвать было сложно… И стоило ему выйти из «дома», как… — Ты слышал? — Что? — Да, сын той шлюхи опять отличился… — И это разве новость? — Погоди… А что там с ним? С этим мальцом… как его? — Теодор, вроде. — Да, точно. Он опять что-то натворил? — В том-то и дело, что нет. Слышал, что его орден рыцарей-магов пригласили! — Правда что-ли? — На кой им сдался сын какой-то шлюхи? — Враньё все это! — Да! Не может такого быть! — Говорю вам! Его правда позвали в орден где-то с неделю назад… один из капитанов приходил! — А может, он просто… ну, это… — Что? — Ну, просто развлечься с местными прелестницами приходил… почему нет? Молва о нашем борделе громкая! — Нет. За мальчишкой приходил. И вроде как ждёт его у входа в деревню! — Дела-а-а-а… Не прошло и дня с произошедшего, как весть будто на крыльях, разлетелась по селению, ничуть не уступая в скорости лесному пожару. Всюду оживлённо обсуждали происшествие. Впрочем, люди всегда любили почесать языками вне зависимости от своего статуса, положения и достатка. А что до их неверия… в нем не было ничего удивительного. В конце концов, так уж повелось, что обычному человеку из «Забытых земель» никак не стать рыцарем, а с репутацией мальчишки, это было и вовсе невозможно. Недостижимо высоко застыло сияющее солнце того же «Золотого Рассвета», слишком опасно и безжалостно было к тем, кто рисковал подойти слишком близко без положенного почтения. Да и не только этот орден, в другие тоже вряд ли можно было попасть без знатного происхождения. — Наконец-то мы избавимся от этого ненормального! — Ты это… раньше времени не радовался бы что-ли, а… — А что? — Вот увидят, какой он, ещё и вернут обратно с позором. Тогда тень и на нас ляжет! В какой-то момент выдержки не хватило. Пройдя до середины пути, юноша остановился. Нет, не так. Он буквально оцепенел. Спина выпрямилась так, словно позвоночник окаменел от основания и до самого конца — потребовалась секунда, чтобы все внутри скрепилось затвердело так, что Тео и шага больше сделать не смог. Руки сжались в кулаки с такой силой, что он почувствовал боль в ладонях, от впечатавшихся в них ногтей, которые будто планировали не просто оставить след, а вспороть кожу, пустив кровь. Но он ничего не сказал, не крикнул этим жалким бездельникам, которые так любили пустую болтовню, прямо в лицо все то, что о них думал. Просто, сделав глубокий вдох, а затем выдох, пошёл вперёд. И дело было не в том, что ему нравилось унижаться или терпеть, молчать в ответ на оскорбления. Совершенно точно не нравилось. Концентрированная ярость вставала комком в горле, который не проглотить, каждый раз, когда вынужден был молчать. Но он не мог по-другому. Это виделось рабочей схемой, проверенной с десяток раз — все сложилось будто бы само собой после того года, что по какой-то неясной причине стерся из памяти. Если перед тобой тот, у кого больше власти, кто умнее или сильнее, то лучше промолчать. Все просто. Но мало кто знал, как тяжело Тео это давалось из раза в раз лишь с видимостью естественности и поразительной легкости. Внутри юноша каждый такой раз задыхался в собственном бессилии. Нехватка воздуха — вот, что ощущал юноша. Это когда делаешь вдох, но живительный воздух не поступает внутрь, легкие будто бы сдавлены и горят изнутри. Подобное состояние можно было оправдать внешними причинами, но… нет. Оно уходило корнями глубже, в само его естество. Что чувствует человек, когда его душат? Сначала ощущаешь, как сдавливает горло. Глаза слезятся. И во рту появляется очень… очень кислый привкус. А потом будто кто-то зажигает спичку, прямо у тебя в груди — все тело горит. Пламя заполняет легкие, горло и проникает в глаза. И, наконец, огонь превращается в лед. Будто сотня маленьких иголок пронзает твои пальцы. Сначала видишь звезды, затем темнота. Скажи Тео кто-то еще тогда, как именно сложится его жизнь дальше, юноша бы одарил этого глупого человека нечитаемым взглядом, а после для верности ещё бы пальцем у виска покрутил, может быть, даже разразился бы целой лекцией на тему невозможности подобного. Когда все это началось? Наверное, правильным ответом будет… вот с того момента, когда он покинул комнату матери с тканью на голове. Но это не совсем так. Хотя тут, пожалуй, сам вопрос не совсем верен. Когда все пошло не так, неправильно? Да, так точнее. Ближе к сути. Казалось, что все началось гораздо раньше, чем это можно было заметить, от того Тео и не обратил внимание, и все пришло к тому, что происходило прямо сейчас, как к некому закономерному итогу той цепочке событий, которую толком даже не удавалось отследить, разобрать ту на звенья и все понять хотя бы для самого себя.