Mortis

Дорогой Мимозы назывался маршрут, соединяющий восемь прибрежных городков, начиная с Борм-ле-Мимозы и заканчивая Грасом. Часть пути пролегала через сельскую местность, живописный вулканический горный хребет Эстерель и Таннерон, славящийся самым обширным лесом мимоз. На французской Ривьере, там, где море сливалось своей голубизной с небом, их солнечный цвет создавал иллюзию круглогодичного лета. Трактир «Скрытый цветок Луизетт» располагался на восемьдесят седьмом километре дороги. Он не был защищён никакими чарами, но простому люду и в голову не приходило наведываться сюда, а для туристов местечко выглядело безинтересно. Даже местные бродяги не осмеливались пробраться внутрь, чтобы чем-нибудь поживиться, хотя среди маглов процветало воровство, и районы Лазурного берега преуспевали в этом поболее остальных. Тем не менее, трактир Луизетт ни разу не грабили, отдых гостей ничто не тревожило, и в чём был её секрет, не знал, пожалуй, ни один волшебник. Так она могла сказать до того дня, пока через гостевой камин не прошло пятеро подростков. На днях Луизетт пришло письмо с просьбой открыть доступ группе волшебников и совой уведомить об их прибытии некую таинственную madame G. К письму прилагалась нескромная по меркам Луизетт сумма, так что она ожидала увидеть важных и солидных людей и чувствовала лёгкое и приятное, давно позабытое волнение, вызванное осознанием, что гости по неведомой ей причине путешествовали инкогнито. Они прибыли ранним утром. Только завидев, как с дымохода засыпался нагар, Луизетт со всей ответственностью послала сову просительнице, обтёрла руки вафельным полотенцем и оправила на себе домашнее платье. Возможно, с наведением красоты она несколько перестаралась, потому что первый гость буквально пал к её ногам. Только природная живость спасла любопытную Луизетт от коварного нападения, и вот уже через мгновение ока она оглядывала шокированного, но лицеприятного юношу. Она добродушно сказала: — Спасибо, что вы решить помыть мне пол, но я бояться, ваша одежда стоит дорозже всего моего убранства. — Куда я попал? — гость придушённо закашлял, заозирался по сторонам, хлопая карими глазами в обрамлении пыльных ресниц. — Туда, куда нужьно, — ласково молвила женщина, помогая ему подняться. — Je m'appelle Louisette. — Теодор, — представился тот открыто, но скромно, нетривиальным жестом наискось утерев лицо джемпером. — Вам бы умываться, — Луизетт указала нужное направление. — Идти в подсобка, — и с ощущением некоего несоответствия поглядела вслед молодому человеку, что принялся на ходу отряхивать зад перепачканных светлых брюк и при этом чуть по-козлячьи отбрыкивать ногой. Вторым гостем, сильно отличным от первого, оказался юноша поведения строгого, что читалось и по его лицу, и по манере держаться, и по внешнему виду. Он явился в дорожном плаще, без лишней торопливости дождался, пока весь пепел, пыль и мелкая крошка кирпича ссыпятся на его склонённую, покрытую капюшоном голову. Крылья носа юноши раздулись, он шумно выдохнул и, по всей видимости, задержал дыхание. — Bienvenue à l'auberge de Louizette, — приветствовала его Луизетт. Он же исподлобья блеснул серыми глазами, переступил оградительную решётку. — Bonjour, — и довольно-таки сдержанно поздоровался. Парой пальцев подцепив капюшон, юноша откинул его назад, смахнув с себя всю грязь на пол. Он спросил: — Où puis-je me laver? J'ai une réunion ici, — вместе с тем невесомо пожав пальцы Луизетт так, точно в ней ещё где-то можно было углядеть леди. Она польщённо заулыбалась, на краткий миг снова ощутив себя молодой. — Là, jeune homme, — а затем указала уже известную дорогу полотенцем. Следующей прибыла гостья. Вот по кому Луизетт могла сказать, что перед ней стояла типичная представительница аристократии: одетая, наверное, по последнему слову моды, темноволосая и короткостриженная, острая на язык, готовая сразу же поморщить капризный носик и высказать своё «фи». И на таких, знала Луизетт, была управа, поэтому: — Ну и деревня… — она даже не дрогнула в лице, когда услышала это. Незнакомка приспустила солнцезащитные очки, придирчивым взором поверх тёмных стёклышек обдала обстановку и предпочла не видеть окружающей её действительности. Лазуревые глаза показались и скрылись за секунду. — Bienvenue à l'auberge «La Fleur Cachée de Louisette». Votre petit déjeuner est payé, avez-vous faim? — с преувеличенной вежливостью спросила Луизетт. — Что бы там ни было… — мадемуазель выдержала драматичную паузу, утомлённо вздохнула, — нет, — и сгрузила на протянутую для рукопожатия руку свой тонкий лакированный белый плащ. — Повесьте это куда-нибудь… — она поиграла пальцами, — где чисто. Вы же понимаете английский? Одеяние в руках Луизетт издало приятный поскрипывающий звук, независтливо родивший в голове ассоциацию со стопкой хрустящих магловских евро-купюр крупного номинала. Она улыбнулась и, несмотря на дерзость гостьи, огладила её драгоценный плащ. — Non. — Но вы же поняли, что я спросила, — в лёгком замешательстве, а оттого уже дружелюбнее, заметила гостья. Два тёмных стёклышка посмотрели прямо на Луизетт. Она кивнула: — Oui. — Значит, говорите? — уточнили у неё ещё раз. — Non, — но она качнула головой, не стирая с лица улыбки. Тут Теодор вышел из подсобки. Его лицо и воротник вязаного полосатого джемпера были мокрыми. — Я чувствую запах еды, — сказал он. — А поесть что-нибудь можно? — и неловко ухмыльнулся. Луизетт обрадовалась: — Завтрак быть включён! Я сейчас накрыть вам стол! — и, то и дело оглядываясь на вновь активизировавшийся камин, заторопилась к ряду крючков на стене у входа. — Сегодня у меня быть только вы одни, так что сидеть свободно! — она повесила верхнюю одежду гостьи, как с неё того и просили, а после исчезла за кухонным островком. Хозяйка плаща постояла посреди комнаты, а затем с некоторым промедлением приблизилась к Луизетт и перебрала пальцами по столу. — Скажите, пожалуйста, — пошевелила она красными губами, что дрогнули в несмелой ухмылке. — Долго ли нам тут ждать? Луизетт распахнула печь. Запахло свежим, только что испечённым пшеничным хлебом. Прихватив противень рукавицами, Луизетт поставила его на стол, обмахнулась от горячего душистого пара. — Письмо уже отправлено мадам, которая оплатить ваш переход сюда и туда, — сказала она, не привыкши держать обид, тем более на юных и невежественных мадемуазель. — Если она жить рядом, то скоро быть. — Потрясающе, — выдохнула девушка с толикой облегчения и, усвоив урок, который ей хотели преподать, поблагодарила Луизетт. Она взбила волосы интересным таким жестом — как кошка умывает уши, от затылка до шеи, — и, не расставаясь со своим чёрным саквояжем, наверняка набитым нарядами, на длинных ногах пошла к камину. Она как знала, что следующая гостья выскочит из него, словно пробка из шампанского, а потому заранее подала ей руку. Лёгкая и изящная, с такими блестящими, точно чёрное золото, волосами, каких Луизетт не видела никогда, и куда более высокая, чем её подруга, она с цокотом перебрала низкими каблучками по полу, ухватившись за протянутую ладонь, и тут же принялась снимать с себя накидку. — Вот это мы наследили! — счастливо воскликнула она в ответ подавшей голос Луизетт. — Вы сами прибираете или я могу взять метлу? — Бросьте, вы что! — Луизетт натурально возмутилась, но возмущение это было прямым следствием гостеприимства. Снеся поднос с завтраком на стол, она сказала: — Лучше чистить ваши туфли. Там щётки! — Хорошо, — новоприбывшая неловко улыбнулась и занялась уходом за обувью. Другая гостья зажато и смурно стояла рядом с ней, ревностно обняв свою дорожную сумку. Последним прибыл ещё один юноша. Он был темнокож и почти не имел волос, а те, что имелись, вились пушистыми горошинами. С виду он напоминал итальянца, и Луизетт убедилась в этом, когда спросила: — Parles-tu français? А ей белозубо ответили: — Parli italiano? — Английский? — предложила она тогда компромиссное решение. — Чай? Спасибо, не люблю молоко. А вот от ирландского кофе не отказался бы! Луизетт коротко посмеялась над шуткой, прикрыв рот ладонью. Так и остановившись на английском, они обменялись рукопожатиями, и юноша отошёл к компании друзей. За столом их собралось только трое. Одна девушка ни к чему не притрагивалась, другая с весёлым блеском в глазах обсуждала с итальянцем их первое совместное путешествие. Луизетт сервировала им нехитрый, но, как водится, деревенский и питательный завтрак: там были румяные мягкие пышки, малиновый джем, сливочное масло в маслёнке, свежие фрукты и овощи, яйца. — А я слышал, что французы начинают свой день с круассанов, — поднял голову итальянец, когда Луизетт поставила перед ним жестяную кружку с кофе. Разумеется, без виски. Он улыбнулся ей, а она ответила: — Так и есть! Но у меня быть разные люди, не все они быть сыты только croissant. Из-под руки Луизетт умыкнул розовый персик тот, что назвался Теодором, а другой, что был аристократично бледен и беловолос, прохаживался по трактиру. Луизетт знала, что её бедному дому уже давно требовался ремонт, но по лицу юноши не смогла прочесть ни единой эмоции — и ни хорошей, и ни плохой. Он окинул взором арочный потолок над лестницей, что вела на второй этаж и частично пряталась не за дверью, но шторой, рассмотрел врезанные в переходы и стены фигурные цветные камни и изразцы с росписью, что украшали часть стен. Те были неровными, местами бугристыми и почти всюду — пошарпанными. Луизетт немало сил затрачивала, предупреждая появление плесени, что во влажном климате развивалась стремительно, и вычищала её изо всех уголков, куда могла дотянуться рукой, а куда не могла — там помогала магия. Рассмотрев колдографии гостей, коим уделялась добрая часть стен, и зачитав благодарные отзывы, оставленные белыми чернилами, что чуть прятались за уголками рамок, юноша утолил своё любопытство. Бросив пару слов компании друзей, он решил выйти наружу. Там Теодор влажно надкусывал персик, отчего-то пространно уставившись в угол стены. Заслышав, как брякнул колокольчик, верёвочкой притянутый к двери, он повернулся: — Глянь, это древние руны? Чёт понять не могу. Драко взглянул на колокольчик — в ажурном стальном уголке рядом с ним была изображена чёрная кошка. Он подошёл к Теодору, проследил за направлением его взгляда. На изъетых временем кирпичах кто-то нацарапал несколько рисунков. Первый напоминал прямоугольник без одной широкой стороны, а внутри него был ещё один, цельный и с кругом внутри. Другой был похож на кусок железной дороги: три шпалы поперёк двух параллельных путей. — Это точно не древние руны, — нисколько не сомневаясь в этом, сказал Драко. Оба в задумчивой тишине поглядели на рисунки, но он быстро опомнился и качнул головой, будто не верил, что всерьёз заморочился над такой ерундой. — С чего ты взял? — спросил он и огляделся. Кругом была густая поросль, даже дороги не видать. Теодор пожал плечами. — Первое, что в голову пришло. А может, это наскальная живопись? Тут всё такое ветхое, кто знает, сколько веков этот дом стоит. История, — он благоговейно погладил разрисованный кирпич. Драко жалостно скривился. — Спасибо вам, кстати, — Теодор ещё раз надкусил персик. Сладкий сок потёк по его кисти, и он с сипом слизал то, что брызнуло мимо рта. — Я не на шутку перетрухнул, когда вы с Блейзом объявились. — Рад, что забрали? — с сочувственным пониманием, но всё же сухо, спросил Драко. План по вызволению Тео из дома был прост: позвонить Ноттам через камин и потребовать его для объяснений. Тибериус спросил бы, каких, а Драко рассказал бы, что они договорились на пару дней засесть у Блейза, чтобы плотно заняться подготовкой к экзаменам. По его версии, Тео тоже якобы изъявил желание присоединиться, чтобы кто-то мог проверить его работы, но в назначенное время не явился. Драко выразил недовольство сложившейся ситуацией: если Тео настолько легко плюёт на дружескую помощь, то на его щедрость он впредь может не рассчитывать. Отец и без того еле отпустил его, чтобы он вот так разменивался временем на людей, которые этого не ценят. А на Тибериуса, как и многих других, имя Люциуса Малфоя производило эффект. Так что он ожидаемо призвал к ответу сына, который не только не удосужился предупредить его о своих планах, но ещё и поставил его самого в неприятное положение. Как только ни о чём не подозревавший Тео появился в гостиной, Драко не дал ему сказать ни слова, чтобы он ничего не испортил. Он изложил все свои претензии, велел тотчас взять необходимые учебники и тетради, и заявил, что голова его из камина не вылезет, пока Тео не соберётся. Стоило сказать, что он оказался далеко не так туп: прочухал что-то неладное и отклоняться от сценария не стал. А пока шли торопливые сборы, в которых Тео на панике забыл о самом важном, Тибериус полюбопытствовал: точно ли правда всё то, что Драко говорил? Тот заверил, что он может переговорить с его отцом. Люциус бы подтвердил их алиби, потому что Драко покрывала мать. Она-то прекрасно понимала, что в Италии никакой подготовки к экзаменам не будет, но пообещала прикрыть Драко перед отцом, рассудив, что пара дней вдали от Мэнора ему не повредит. Сейчас где угодно было безопаснее, чем дома, да и Нарциссе не хотелось, чтобы сын её опекал. А на случай, если Тибериусу вдруг понадобится связаться с ними, он может позвонить в коттедж Забини. Там их прикроет ещё один осведомлённый человек, вплетённый в эту паутину лжи — Густаво. Казалось, всё было схвачено, но кое-что всё же пошло не по плану. Когда собранный Тео спустился к камину, Тибериус тяжёлой ладонью отвесил ему подзатыльник. Тео поспешил извиниться. Но не перед отцом, а перед Драко, и тот прозрел, как обстояли дела в доме Ноттов. Тибериус одарил его взглядом, сообщавшим, что справедливое возмездие совершено, а Драко только кивнул, точно одобрял подобные порядки. Он подумал, что все видели в нём копию отца, но не знали, что стращал его Люциус отнюдь не насилием, а взглядом и словом. То, что Тибериус так бесстрастно продемонстрировал при нём свою силу, говорило о его убеждённости, что и у Малфоев воспитание строилось на силе. Это заставило Драко хоть и мысленно, но поблагодарить отца — за то, что никогда не поднимал на него руки. А ещё это говорило о том, что либо Люциус Малфой не заводил друзей, потому что хоть сколько-нибудь приближённый к нему человек знал бы, как он презирает грубую силу, либо в его прошлом крылось что-то настолько тёмное, о чём знали все остальные, а Драко — не знал. Тео ушёл за ним по камину сразу же. В доме у Блейза все собравшиеся объяснили ему цель этого спектакля одного актёра, а он был благодарен, что Драко увиденное комментировать не стал. Тот же испытал вину, какую может испытывать соучастник преступления. Тео мелко покивал, призадумавшись, и искоса глянул на Драко, всё ещё вылизывая липкое запястье. — Типа того. Не рад, конечно, труханы Блейза носить эти пару дней, да и одежда его мне большевата будет, но на крайняк я и без трусов ходить могу. — Мы сходим в магазин, — поморщился Драко в ответ. — Салазар… — Я ни кната не взял! — Я дам тебе в долг, я-то наличку в отличие от некоторых додумался захватить. — А я вот как должен был догадаться? — обиженно воскликнул Тео. — Это же вы всё. — Ты поэтому с де Веллер сдружился? — перебил его Драко и на короткое мгновение замолчал, словно вопрос вырвался из него против воли. Постыдившись своей внезапной откровенности, обнажившей слабость, он спросил уже грубее. — Поэтому на её шрамы посмотреть хотел? — А ты их видел? — тихо ответил Тео вопросом на вопрос. Реакцией Драко стало тяжёлое молчание, слишком ощутимое, чтобы им пренебречь и не догадаться. Тео спокойно поинтересовался. — Почему тебя так злит, что мы с ней дружим? Если я не нравлюсь тебе, это не значит, что не должен нравиться ей. — Ты мне не не нравишься, — покривил губой Драко. — Я просто тебя не понимаю, — он дёрнул плечом и отвернулся. — И тебя слишком много. — Много? — Да. — Это как? — Ты доставучий, как ребёнок, — Драко бесцельно измерял расстояние от высокой травы до неба, выискивая спрятавшуюся линию горизонта. — И всегда озвучиваешь мысли, которые стоило бы держать при себе. — Например? — спросил Тео, а Драко подивился тому, как один простой вопрос способен спровоцировать головную боль. «А почему трава зелёная? А почему небо голубое?» — захотелось огрызнуться ему. Своего ответа Тео не получил. Драко вздохнул так, точно его крайне расстроил скудный пейзаж, расстилавшийся перед ним, и вернулся в трактир. — В детях нет зла, — без укоризны и обиды заметил Тео ему в спину. Остальное он сказал, уже не ища адресата. — Получается, тебя смущает моя прямота. Звучит парадоксально, учитывая, что я только и делаю, что скрываю свои мысли. Вот кто такой Теодор Нотт? — спросил он и сам же пожал плечами. Затем вошёл в трактир и обратился к Луизетт: — А что за символы у вас снаружи? В скором времени издалека послышался протяжный гудок. Компания переглянулась, когда зазвучал второй, явно объявляющий, что это приглашение на выход, и засобиралась. Ответственная Луизетт как мать-гусыня повела за собой колонну гостей к обочине дороги: там припарковался автомобиль, а перед ним были двое — девушка и женщина. Луизетт моргнула, точно пыталась разувериться в увиденном: они как сошли с картинки. Насколько было загадочно полученное ею письмо и цель визита юных магов во Францию, настолько была ошеломительна madame G и её спутница. Madame G присела на капот, и в позе её, в широко расставленных ногах в узких брюках и изысканных лодочках, чувствовалась уверенность и вызов. Руки она сложила на ручке трости, что не выполняла никакой практической функции, но к шафте которой крепилась дамская, строгой формы сумочка. С ней, подложив ладонь одной руки под локоть другой и расслабив кисть, стояла девушка в элегантном чёрном кейпе с вертикальными прорезями на длинных свободных рукавах. Под ним была лёгкая белая блуза с высоким, присборенным воротником. На указательном пальце девушки Луизетт заметила что-то тонкое и длинное, чему не сразу смогла дать название. Только подойдя ближе она догадалась, что это было кольцо-мундштук — от него тянулась и завивалась ниточка дыма. У Луизетт в голове не укладывалось, как такая юная мадемуазель могла курить, тем более в присутствии madame G, которая своим безразличием к происходящему только усиливала её чувство искажения реальности. После коротких и волнительных объятий с подругами, при которых она отводила кисть с сигаретой в сторону, девушка уделила внимание и юношам. Двое из них удостоились молодёжного жеста — прикосновения кулаками и короткого, непривычного слуху Луизетт «грузитесь», а третьему вместо приветствия она сказала: —Vous êtes ici après tout, — с лукавством, за которым крылась симпатия, задрав подбородок. — Plus de joie, — с невинным укором промолвил он, забрав руки за спину и лодочкой прихватив одну ладонь другой. —Je t'ai apporté un caniche. Луизетт не разумела, о каком пуделе шла речь, а вот девушка безотчётно оглянулась на Теодора. Он ни слова не разобрал из разговора тех двоих, но считал весь смысл без перевода и прокомментировал: — Предлагаю создать свой язык, чтобы оскорблять его. Пока он и остальные под руководством madame G погружали вещи в автомобиль, парень и девушка продолжили общение. Говорящие на другом языке — даже не на французском, а на языке любви, который существовал вне лингвистических форм и был одинаков на всех материках, — в воображении Луизетт они будто бы сделались единственными людьми на земле. По-крайней мере, друг для друга. — …Tu l'aimes bien? — она подняла руку с кольцом повыше, заметив интерес юноши к своему украшению. — C'est pour toi, — он чуть склонил голову, кивнув ей с лёгкой, но открытой улыбкой. — Ce n'est pas bon pour moi, — речь его была аккуратна и нетороплива и следовала повторяющимся плавным движениям большого пальца, которым он поглаживал внутреннюю сторону ладони другой руки. Жест этот указывал на его волнение или же увлечённость собеседницей, а, может, и то, и другое разом. У девушки на щеках обозначились ямочки. Она совершила круг глазами, опустила их и протянула: — J'espère que tu aimes le reste de ces trucs aussi,— вместе с этим освобождая дотлевшую до фильтра сигарету из колечка. Юноша издал весёлый смешок. — Vous ne le pensiez manifestement pas, — и сделал шаг к машине. Девушка посмотрела на него снизу вверх, а рука его на момент протянулась к ней по воздуху, будто стремилась приобнять её за талию, но не довершила своего действия. Юноша лишь неощутимо направил девушку вперёд, ненадолго заслонив её своей фигурой от взора Луизетт, и вновь убрал руки за спину. —Bien sûr que non. Mais peut-être que tu survivras au trajet en voiture, — ответила она. Луизетт не заметила, куда девушка бросила сигарету и бросила ли вообще, но руки её были пусты, а лицо невинно и улыбчиво, когда она, вспомнив о ней, обернулась и сказала: — Merci! Юноша же только сейчас заметил, что Луизетт всё ещё была здесь. Улыбка его переменилась, когда он посмотрел на неё, стала закрытой, но любезной. Он кивнул Луизетт в знак благодарности, чтобы через секунду снова о ней забыть. — Au moins, ce n'est pas comme l'épave des Weasley. J'étais heureux quand il s'est écrasé, — он тихо усмехнулся спутнице и намекнул. — Attention aux saules serpents à sonnettes… Луизетт не смогла объяснить себе, почему вышла за ними, молодыми и чувственными, к самой дороге, провожая оливковый Кадиллак де Вилль, словно бы созданный для этих мест. Она смотрела, как он неспешно катится по асфальтовому полотну и играет своими боками на солнце. Путь ему по обеим сторонам выстилали жёлтые мимозы. Сперва рука, а затем и голова, и половина туловища Теодора высунулась из окна машины, чтобы на лету потрогать её пушистые цветы, от тяжести ветвей клонившиеся к земле. Его кто-то потащил назад, и он схватился за ушибленную голову. Но затем из окон и спереди, и сзади показалось несколько других рук, точно так же ловящих цветы и ветер. У Луизетт на губах заиграла улыбка. Она мысленно пожелала гостям удачи, а ещё подумала, что теперь тот молодой человек знал её маленький секрет.

***

Уикенд Драко начался с сюрпризов, несмотря на то, что он настраивал себя ничему не удивляться. Он слабо представлял, какая из себя жизнь среди маглов, но полагал, что контактировать с ними ему не придётся. Однако контакт с маглами — меньшее из того, что его ждало. Сюрпризы начались с местного магазина, где он, Блейз и Тео высадились, чтобы прикупить последнему, как бы странно это ни звучало, трусы и домашнюю сменку. Тот понабрал одежды неглядя, сгрузил всё на кассу, а женщина за прилавком сказала: — Cela fera quarante-huit euros, — и подняла на него пустые, безразличные глаза. Тео хлопнул себя по карманам брюк, взглянул на Драко. Он же очень медленно, заливаясь изнутри холодом, достал портмоне. — Как вы сказали? — в лёгком неверии переспросил он и опустил глаза в кошелёк и без того зная, что такой валюты у него нет. Женщина, видимо, приняв их за туристов с другого континента, ровным тоном отмерила каждое предложение: — Quarante-huit euros. Les dollars ne sont pas acceptés. Il y a un bureau de change en bas de la rue. Драко знал, что такое евро и доллар, знал даже, что в Министерстве есть особый отдел, занимающийся конвертацией валюты, но не знал, по какому курсу она продаётся и понятия не имел, что именно ею придётся расплачиваться. Он испытал смутное чувство подвоха, когда входил в магазин — а он даже и звался так, до тупого по-магловски — «магазин одежды», — но отмёл его, предпочитая во время своего пребывания во Франции не обращать внимание на то, что не имело значения. — А вы… принимаете чеки? — безнадёжно спросил Драко. Женщина продолжила невыразительно смотреть на него и ничего не сказала. Усталым движением, за которым он прочёл тихую агрессию, она опустила целофановый пакет на столик под прилавком и снова равнодушно воззрилась на компанию. «Нет оплаты — нет покупок». Драко понимал, что вопрос его прозвучал глупо, но это была единственная ниточка, за которую он мог зацепиться. В волшебном мире, где его имя знали все, он легко закатил бы скандал, но в мире маглов у него не было имени. Он был никем, он был одним из миллиона прохожих, а она, эта женщина, приобрётшая в глазах Драко собирательный образ всех маглов, существовавшая от зарплаты до зарплаты без какой-либо цели и радости, одним взглядом размазывала его, как плевок по полу, точно это его жизнь была никчёмной, а не её. Вся напускная уверенность, говорящая, что он способен преодолеть всё, и с которой он вошёл в магазин, схлынула с Драко, как вода с лейки душа. Он изумлённо взглянул на Блейза, без гнева, но с выражением глаз человека, столкнувшегося с непредвиденным затруднением. Положение спасла Марта, скоро вбежавшая в магазин. Продавщица приняла у неё оплату, не задав ни единого вопроса — ей было плевать, кто платил, у неё хватало и своих важных насущных вопросов. Зачем она живёт вообще, например, так подумал Драко. — …совсем из головы вылетело! Бежала до вас от самого продуктового, — сказала Марта извиняющимся тоном, когда они все вместе вышли на улицу. Драко недоумённо поинтересовался: — Тут что, совсем нет нормальных магазинов? Она как-то быстро и странно посмотрела на него. — А что в твоём представлении нормальный магазин? — Явно не это… — без укоризны, с некоторым потрясением ответил он. Марта просто пожала плечами: — Других тут нет. Для волшебников тем более, иначе пришлось бы лететь до Тулона или Марселя, мы сейчас на юго-востоке. А каминами пользуемся только в случае крайней необходимости. Тео сделал глубокий вдох ртом, и Драко понял, что сейчас услышит очередное «почему», но тот всё же промолчал. По правде говоря, в этот раз вопрос был бы уместен, но и сам он тоже ничего не сказал. Ответ бродил у Драко перед глазами, так и не оформившись в цельную мысль, но это предчувствие скорой догадки не приносило ему никакого удовольствия. По сравнению с ним Блейз был куда более собран и серьёзен. — Габриэлла с девчонками в продуктовом? — только и спросил он, а Марта кивнула. — Мы можем подождать в машине, они сами справятся, — и пожалела их. Драко был благодарен. Его подмывало спросить, зачем им нужны продукты, если этим могут заняться эльфы и прислуга, но о первом он запретил себе говорить. Сел с остальными парнями в машину, в которой внезапно ощутил себя в безопасности, и с каменным лицом, что, по его мнению, превосходно справлялось с сокрытием истинных эмоций, уставился в окно. Однако один невзначай брошенный взгляд, призванный поторопить и отыскать снаружи металлического убежища знакомые лица, вскрыл всю правду. Драко обратил внимание, как рука Марты потянулась к зеркалу заднего вида и поправила его. Он, сидевший в её слепой зоне, был тут же обнаружен. Он видел только левую половину лица Марты и один глаз. Она не использовала заслонку от солнца, так что оно заливало передние сидения и ложилось на её лицо, выбеляя его своим светом и будто бы подсвечивая глаза изнутри. В голове Драко пронеслась неуместная моменту мысль о её глазах, связанная с этой заслонкой и с этим солнцем. У них был не просто карий ободок вокруг зрачка: у Марты были зелёные глаза с маленьким солнечным затмением внутри — так солнце рассеивает свой свет, встретившись с луной вблизи. Марта не улыбалась. Она вернула зеркальце, как было, лишив и его самого возможности подсматривать. Драко смятенно отвёл глаза, мысленно разделив чистый лист вертикальной полосой надвое и поставив в колонку Марты одно очко. А затем, воспротивившись такому итогу, решил подсесть к ней ближе. Благодаря чарам пространственного расширения в машине теперь было пять пассажирских мест сзади: один длинный кожаный диванчик на трёх персон и два одноместных сидения друг напротив друга, так что по салону можно было пригнувшись, но передвигаться. Он занял то, что было прямо за Мартой и негромко поинтересовался: — Cette voiture peut donc voler? Ему не было нужды говорить на французском языке, понятным только им двоим. В его словах не содержалось никакой ценности, и Марта, как и сам Драко, понимала, что это хитроумная уловка, невинная манипуляция, чтобы реабилитировать себя за проявленную слабость. — Oui… — протянула она, вместе с тем явив на лице лёгкую улыбку, которую он не видел, но слышал в её голосе. Марта заправила прядь волос с левой стороны за ухо, как бы давая понять, что внимает ему с предельным интересом. — Ne serait-il pas plus facile de voyager en avion? — подбирая слова, деликатно спросил Драко. — C'est beaucoup plus rapide. —Oui, — повторила Марта коротко. — Mais j'aime conduire, — и для него это прозвучало, как намёк: «я люблю ездить, и, раз ты на моей территории, тебе придётся принять это за правило». — Savez-vous conduire une voiture? — его примирительный, нежный смешок раздался над самым ухом. — Seulement dans l'air. Si tu veux, je peux t'apprendre, — ответила она с озорством. Драко с трудом мог представить себя за рулём магловского автомобиля и с таким же трудом ответил: — Je vais y réfléchir, — а Марта без труда считала между строк деликатное, но безоговорочное «нет». Настаивать она не стала. Уже через десять минут, придерживая ногами у сидений пакеты, набитые продуктами, они проехали мимо красного колпака маяка Бауметт, построенного из белого тёсаного камня, и вскоре свернули с трассы. Автомобиль зашуршал колёсами по гравийке, а Блейз поддался вперёд, выглядывая впереди поместье де Веллеров. Вдруг что-то вспомнив, он вытянул длинные ноги вперёд, упёрся ими в пол и приподнял задницу, чтобы достать из кармана записку. — Все, ознакомьтесь, — негромко велел он. Драко первым получил бумажку в руки. Это было официальное приглашение, в котором содержались полные имена их пятерых и точный адрес дома Марты. Только осознав, что перед ним — сообщение от Хранителя, он вскинул голову: доселе пустынная гористая местность перед ним разгладилась, а из ниоткуда возникло белокаменное трёхэтажное здание и неработающий садовый фонтанчик в центре подъездного дворика. Все принялись выгружаться из автомобиля, Блейз взял на себя заботу о сумках девушек, а Драко и Тео захватили пакеты с продуктами. Марта, тоже прихватив один и отказавшись от какой-либо помощи, повела их на знакомство с домом. Первое, что ощутил на себе Драко, когда очутился внутри — это низкие потолки. Несмотря на то, что целых пять лет он провёл в слизеринских подземельях, тут ему было тесно. В конце концов, в самом общежитии высота потолков хоть и не дотягивала до потолков Мэнора, где о их существовании за привычностью вещей можно попросту забыть, но она была для него более, чем приемлема. А в поместье де Веллеров он невольно подумал, что клаустрофобам тут не жить. Драко поймал себя на мысли, что слишком долго стоит с задранной головой, и приказал себе сосредоточить взгляд на чём-нибудь ещё. Дом Марты отличался удивительным контрастом с Мэнором, что он отметил как характеристику положительную, и чему сам обрадовался. Стены цвета зелёного Нила отображали берег реки с белым заборчиком, кустами белых роз и деревьев; винтовая лестница от прихожей вела на второй этаж, а в другие комнаты проходы заменяли не двери, а арки. Драко отметил некую схожесть настроения интерьера с коттеджем Забини, и понял, что это, наверное, особенность юга — жить в постоянном свете. Сами дома здесь напитывались светом и накапливали его подобно солнечным батареям, чтобы лучиться изнутри. Чего нельзя было сказать про Мэнор — там обстановка была величавой, строгой и при всём своим богатом освещении пасмурной, в любое время года навевая мысли о нескончаемой, меланхолично проливающей слёзы осени или об английском солидном сэре, что всегда держался непреклонно, и перед манерой речи которого люди радели, потому что каждое слово в его устах обретало мудрость и значимость. В поместье де Веллеров Драко понял то, до чего ни за что не додумался бы раньше — до такого ужасающего в своей романтичности вывода, что он сам — и есть капризная неумолимая осень, а Марта — цветущая, ранняя, радостно рыдающая весна, выбирающая жизнь во всех её проявлениях. Блейз же, без сомнений, был летом. Ему стоило родиться в июле для полного соответствия со своим домом. Когда Драко поделился с Мартой своими размышлениями, — не всеми, а только теми, что не касались их личностей, — она открыто и удивлённо улыбнулась. Он догадался: что бы она ни говорила, на самом деле ей было важно, чтобы ему здесь понравилось. Поэтому он решил, что ничего не скажет ей о потолках. К чёрту мелочность и эти низкие потолки. — Мне нравится, — заверил её Драко и, приободрённый, двинулся на экскурсию дальше. Его ждал ещё один сюрприз. В поместье де Веллеров было не так уж много комнат: Пэнси отвели отдельную на первом этаже рядом с единственной гостевой ванной, Дафну и Блейза поселили вместе на втором этаже, а его определили в одну спальню с Тео. Там стояла двухместная кровать и раскладушка с расчётом на то, что они сами решат, где кому спать. Драко не рассчитывал, что ему вновь придётся терпеть нежелательного соседа, но в одном ему всё же повезло — Тео за каким-то хреном сначала решил осмотреть дом снаружи, так что он успел застолбить за собой кровать на правах первого. Он представил, как предъявит Тео свой неоспоримый аргумент уровня первокурсника и как-то даже развеселился. — По сравнению с комнатами у тебя дома эта покажется кукольным домиком, но это всё, что есть, — услышал Драко за своей спиной. Он не обратил внимания на скромную обстановку и в очередной раз похвалил себя за то, что неплохо справлялся с поиском позитивных сторон в своём положении и уже преуспел по части компромиссов. — Не переживай за мой комфорт. Я уже освоился, — он сходу упал на постель, скрестил ноги, забросил за голову руки. Марта решила выждать ещё с минуту. Доброжелательно улыбаясь, она сложила на груди руки, а когда Драко неуютно поёрзал, невинно поинтересовалась: — Что-то не так? Драко несмело ухмыльнулся, перестал ворочаться. — Пружинка. С кем не бывает, — отмахнулся он, хотя лицо его на секунду характерно покривилось. — И правда, — согласилась Марта. — Здесь часто останавливаются гости, кровать не первой свежести. Дать тебе сменку? А Драко настолько хотел убедить её в том, что он человек взглядов простых, в частности на быт, что только безралично поглядел кругом и сказал: — Меня всё устраивает, — будто не ему эльфы на сон грядущий взбивали подушки, а поутру застилали за него постель. — Приятно слышать, — Марта лукаво прищурила глаза и развернулась к двери. — Я думала, тебя смутит то, что бабушка всё ещё водит сюда ухажёров и ведёт активную половую жизнь, но, оказывается, зря беспокоилась, — она вбросила эту реплику, как ничего не значащий факт, и вышла из спальни. До Драко смысл сказанного дошёл не сразу. А как дошёл, тело его среагировало фантастическим образом, прямо как у застанного врасплох кота. Нечеловеческой мощью мышц Драко подкинул себя на постели, чуть не сверзился прямо на пол, но всё же устоял на ногах. Глаза его были полны неподдельного ужаса и отвращения. Марта, к сожалению пропустившая этот невероятный акробатический трюк, заглянула в комнату. — Так тебе нужна сменка? — и коварно улыбнулась. Драко искоса поглядел на неё и приложил пальцы к внутренним уголкам глаз. Теперь даже прикасаться к себе было мерзко — страшно представить, каких только жидкостей и членов не перевидала эта постель. Он скорбно кивнул, принимая своё поражение, а Марта скользнула в спальню, к комоду с вещами. — Где мне… — начал Драко сконфуженно, попутно растёгивая рубашку, — найти вашу прислугу, чтобы она перестелила? — он аккуратно, за плечики повесил её на спинку стула, а как обернулся — перед ним уже стояла Марта со стопкой чистого белья. — У нас нет прислуги, Малфой, — озвучила она его страшное предположение. — Тебе помочь или ты сам? — …Сам, — с промедлением ответил он и явил нервную ухмылку. Доселе ему ни разу не приходилось самостоятельно перестилать постель, но он не нашёл в себе сил признаваться в этом Марте. Бой с пододеяльником Драко с горем пополам, но выиграл. Он провозился с ним с четверть часа и чуть не впал в истерику, пытаясь растолкать одеяло по уголкам. Он не понимал, как такой простой процесс смог его выбесить, поэтому думал, что Марта непременно прокомментирует его взъерошенный и раздражённый вид, когда внезапно влетела в комнату без стука. Но она даже не обратила на него внимания, была вся в себе и сразу же бросилась к прикроватной тумбе. — Что-то случилось? — настороженно поинтересовался Драко, оставив одеяло в покое. А Марта суетливо сунула руки в ящик, сжала что-то маленькое в ладони и задвинула его обратно. — Э… — она торопливо пошла к выходу из комнаты, отчего-то так и не взглянув на него, и, ища предлог, чтобы объяснить свой приход, предложила. — Хочешь пройтись? Я скоро спущусь. Драко недоумённо посмотрел, как за ней закрылась дверь. Такого странного приглашения он ещё не получал, но, покончил с постельным бельём и спустился на первый этаж. Из гостиной доносились негромкие голоса: судя по интонации, Марта о чём-то спорила с бабушкой. Его подмывало подслушать, чтобы выяснить, что стряслось, но он всё же остался стоять у входной двери. Марта вернулась быстро. Она едва ли не пролетела мимо него, лицо её выражало высшую степень озабоченности чем-то. Драко подал голос, чтобы обозначить себя. Она мазнула по нему рассеянным взглядом, в котором скользнула тень испуга. — О. Малфой, — невольно сорвалось с её губ. Марта изменила траекторию своего направления. — Уже успела забыть про меня? — спросил Драко с неловкой полуулыбкой человека, нежелающего отнимать чужое время, но жаждущего его. — Нет, — Марта качнула головой и по-хозяйски открыла перед ним дверь, пропуская вперёд. Драко остался стоять, жестом руки напомнив, что дама здесь она. Марта смутилась, выскользнула за дверь и повторила для убедительности. — Конечно, нет, — брови её нахмурились, она обернулась и с выражением оскорблённого достоинства посмотрела на него. — Я просто задумалась. Уверяю, ничего серьёзного. Драко ей поверил, но всё же спросил: — А что ты искала в моей комнате? Марта с облегчением улыбнулась. — Ах, в твоей,— подметила она. — Ты уже чувствуешь себя, как дома. — Что тебя удивляет? Все мои близкие люди здесь. Марта быстро повернулась и отвернулась, безуспешно пытаясь скрыть улыбку. Лицо её зацвело розовыми красками, и Драко не сомневался, что она всё поняла правильно. Поместье было построено у обрывистого берега, и они подошли к его краю, откуда к самой кромке воды изгибалась старенькая лестница. Марта указала в просвет между скрещённых ветвей платана и заметила: — Вон, кстати, и они, — не разрешив себе очаровываться сказанным. — Пойдём в другую сторону? — а Драко угадал в двух маленьких фигурках внизу Дафну и Блейза. Раздался счастливый возглас: друг схватил босоногую девушку на руки и куда-то потащил. — Подожди, я хочу их выбросить! — смеялась Дафна. Марта неторопливо шла впереди него, обходя камни на своём пути. Обувь на каблуках в этой местности была не совсем подходящей, поэтому она сняла их, как только взошла на небольшой каменный выступ, и с лёгкостью перепрыгнула на другой, с зелёным островком кустарника. Там они с Драко и сели, со всех сторон окружённые синей и безмятежной водой. Он тоже снял с себя обувь, опустив ступни на нагретый, но всё ещё прохладный камень. Вид отсюда открывался поразительный: безграничное голубое небо, под ним — тёмное море, и одно от другого отдеялось лишь слегка подсвечиваемой, молочной чертой горизонта. Мир казался слоёным, как мильфей, и ничто не мешало зрительно наслаждаться им. Глаза отдыхали, созерцая простоту и одновременно величие творения природы, а кожу согревал сухой ветер-побратим Мистраля — Сирокко. — Вам повезло попасть сюда в это время, — тихо и доверительно сказала Марта, уловив исходящее чувство покоя от Драко. — В марте такой красоте не порадуешься из-за песка. Он повернул голову — Марта полусидела с закрытыми глазами, оперевшись о локти и вытянув ноги. Волосы её колыхал ветер, пряди то и дело ложились на чуть напряжённое лицо, которое она подставляла солнцу, но не доставляли дискомфорта. — Вроде бы все заняты делом… — не совсем уверенно сказала Марта, как бы надеясь, что он подтвердит её слова. Драко подумал, что она чересчур переживает о комфорте других и зря себя накручивает. Он поднялся на ноги, отбросив на неё свою тень. — Я хочу искупаться. — Что? — переменившимся тоном спросила Марта, но без удивления, а так, будто не расслышала. Она открыла глаза, посмотрев сперва перед собой, на море, и только после вскинула голову. Драко азартно улыбнулся, повторил: — Искупаться, — и пальцы его отстегнули пряжку ремня. — Пойдёшь? Марта приняла сидячее положение, подобрала ноги, а взгляд её невольно упёрся ему в пах. С чувством, что смотрит туда, куда не дозволено, она быстро подняла глаза. — Ты не серьёзно, — и настороженно нахмурилась. — Вода ещё холодная! Драко вскинул брови в весёлом изумлении, поглядев на неё сверху вниз. — Это ты мне говоришь, — поразился он и стряс с себя штаны. Она застенчиво отвернулась. — Ты затащила меня на карниз Астрономической башни зимой. — Я не просила тебя, — возмутиться у неё не получилось, в голосе звучало недоумение. — Хочешь сказать, в это время тут никто не купается? — Да, сезон открывается в мае. — Подумаешь, разница, — хмыкнул Драко, избавляясь от рубашки. — Так ты пойдёшь или тебе слабо? — подначил он. Марта холодно улыбнулась в ответ на его неприкрытую манипуляцию. — Именно так. Я без купальника. — А я, по-твоему, в плавках? — широко улыбнулся Драко. Марта мельком на него глянула, торгуясь. Как кошка, подсматривающая одним глазом. — Тебя здесь никто не увидит, а я не буду смотреть. Поплыву первым. — Там глубоко, — качнула головой она. — И что? — Драко недоумённо изогнул бровь и пошёл к воде. — Море спокойное. Брось, ни за что не поверю, что ты не плавала здесь, — он окунул одну ступню в воду, попробовав воду. Она ужалила, по телу пробежала и растворилась лёгкая судорога. Холодновато, но терпимо. — Поверь, — Марта покривила лицом. — Ни разу. — Тогда пора это исправить, — не глядя на неё и очарованный морем, спокойно рассудил Драко. А как услышал: — Я не умею, Малфой, — резко повернулся. Марта так и осталась сидеть, обняв колени. Она смотрела на него со странным, болезненным беспокойством. Стоило ему открыть рот, она отрезала. — И учиться не хочу, — точно угадала, что он хотел сказать. Драко подумал, отчего же у Блейза с Дафной всё складывается так легко? Ему казалось, что Марта оценит его спонтанность — в конце концов, она всегда любила риск, а он в кои-то веки решил выйти из своей зоны комфорта. Теперь он стоял перед ней в одних трусах, не зная, войти ему в воду или же остаться. Радость, пришедшая к нему от собственной шаловливой затеи, испарилась. Драко со скрываемым разочарованием попросил: — Тогда просто подожди меня здесь, — и умело вошёл в воду, оттолкнувшись ногами от берега. Марта нервно сжала и разжала кулак, проглотив невысказанное «не надо», оглянулась назад, словно выискивая помощь, снова посмотрела на воду. Сердце её забилось быстрее, и она растёрла ладонью под грудью в желании его успокоить. Поднялась. Драко не вынырнул. Она не знала, сколько времени прошло, — в тревожном ожидании оно имело свойство замедляться и растягиваться, — и терзалась сомнениями. Море было безмятежным, а оттого казалось ей ещё более опасным. Тихого врага надлежало бояться больше. А она врага в нём и видела. За всю свою жизнь здесь Марта ни разу не осмелилась ступить на его территорию — предпочитала смотреть. Она подкралась к краю выступа, неосознанно сглотнула, взглянув на воду вниз. Очертания камня едва виднелись на поверхности, остальное пожрала тьма. Упади Марта с этого выступа, она пойдёт на дно, как маленький камушек, и неизвестно, сколько ещё будет падать. А вокруг неё останется только толща чёрной воды, что не поймать руками. Более безнадёжного положения не придумать. — Блейз… — должный обратиться в крик, её безотчётный зов о помощи стал тихим движением губ. Марта беспомощно обернулась назад, понимая, что они с Драко отошли слишком далеко, и вновь в страхе посмотрела на воду. Где-то в футах тридцати от берега она заметила пузыри. Они булькнули и лопнули на поверхности. Ноги Марты мелко затрясло. Ей нужно было, наверное, спуститься с этого чёртового выступа и взять и поплыть — дети ведь так и учились, и тайны в том, как им это удавалось, не было. Плавать — всё равно, что ходить, только в воде, однако мозг упрямо не хотел этого понимать. Марта стояла и осознавала свою беспомощность перед стихией. Её обуял первородный страх, губы задрожали, тело впало в ступор. Марта в ужасе вытаращила глаза на воду, из которой наконец показалась голова Драко. Ни о чём не подозревая, удерживаясь на плаву, он ладонью утёр лицо. Отдалённая фигура Марты на берегу как-то механически отвернулась и пошла прочь. Он нахмурился, погрёб обратно. Уже на суше, холодными руками торопливо натягивая на себя одежду, он окликнул её по фамилии, но она не обернулась. В походке Марты читалась непреклонная решимость и даже гнев, но он и вполовину не соответствовал тому, что она испытывала. На лице её застыла печать страшного потрясения, тело отрешимо неслось вперёд, а разум сделался безучастным, позволяя ей как бы наблюдать за собой со стороны. Марта не знала, как среагирует, если Драко вдруг её догонит. Незаслуженно сорвётся на него, ничего не знавшего о её фобии? Или сорвётся к нему и унизительно разрыдается в его объятиях, тем самым дав понять, насколько она им дорожит? Ни того, ни другого допустить было нельзя. Она не сумеет объяснить ему причин, она никогда не могла объяснить их даже себе. Ни разу не ступив в открытую воду, она сызмальства знала, что в ней таится большая опасность. Даже в моменты отчаяния, подумывая о невыносимости своего существования, она ни разу не рассматривала утопление как метод. Её не пугали фантазии о мифических левиафанах и других обитателях моря, её пугала сама мысль очутиться в водном пространстве, где она лишена какой-либо опоры, средств борьбы и контроля, пугала безграничность моря, чудовищные размеры его и малость её самой. Все прочие страхи она могла понять, а поняв, преодолеть, но Марта так и не предприняла ни единой попытки разрешить проблему, и кроме того — не имела желания. Она непоколебимо взошла по лестнице, игнорируя оклики Драко, и вернулась в дом. Движения Марты были лишены суетливости, она чётко осознавала только одно намерение — запереться в комнате. Драко влетел в прихожую почти сразу же. Он хотел было взбежать наверх, ступил одной ногой на лестницу, но замер. Вскинул голову, услышав, как в глубине дома закрылась дверь, и испустил бессильный выдох, стремившийся обрести форму слова — её имени. Габриэлла отвлеклась от чтения утренней газеты. С кресла в гостиной просматривалась прихожая, но для Драко она осталась незамеченной. В отчаянии от непонимания, что он сделал не так, какая на него ещё легла вина, он опустил голову на руку, — кисть его безжизненно свесилась с перил, — и замер в несовершенной позе. Он что-то сказал — безмолвно, одними губами, точно возносил молитву, а внутренний голос Габриэллы с потехой нашептал:

«Но что за блеск я вижу на балконе?

Там б’гезжит свет. Джульетта, ты как день!

Стань у окна, убей луну соседством»

Она мрачно вздохнула, про себя откликнувшись на мыслительные муки неудавшегося Ромео: «От’гинь отца, да имя измени». Брюки на его бёдрах приобрели влажный глянцевый цвет, со штанин капало на паркет. Габриэлла покачала головой, с громким шелестом страниц встряхнула газету, мигом оживив статую страдальца у лестницы. Она поверх очков сурово посмотрела прямо в перепуганные глаза Драко. В то мгновение, пойманный на некоем злодеянии, сути которого сам пока не понимал, он мысленно подвёл итог всех своих ещё не свершённых в этот уикенд достижений. Сколько бы схваток с пододельяником, магловской невежественностью и твердолобостью он не выиграл, эту войну он проиграл.

***

Сначала было слово. — Поверить не могу, что ты делала это в моей спальне! — и только после сама Марта появилась в гостиной. Но ещё раньше Габриэлла услышала её возмущённый топот, с которым она спускалась с третьего этажа. — Что делала? — спросила Габриэлла, в искреннем недоумении округлив глаза. Марта бросила на стол два квадратика латексных презервативов и нависла над ней, как грозная мать, узнавшая, что её дочь-подросток начала вести половую жизнь. — Ах, это! — Габриэлла облегчённо рассмеялась, приложив руку к груди. — Детка, это я тебье положила. Спасибо менопаузе, они мне уже давно бьез надобности. А вот вам небезопасно заниматься незасчисчённым сексом. — Кому нам?! — гневно воскликнула Марта. Габриэлла оторопело моргнула, перестав улыбаться. — Полон дом под’гостков, и ты сп’гашиваешь?! — Ты во все комнаты их положила?! — Не буду же я свечку над вами де’гжать, упаси Боже?! — удивилась Габриэлла. — Содом и гомора, да ты вообще в своём уме?! — с круглыми глазами вскинулась на неё Марта. — Они и так напуганы, как кролики, и я, между прочим, тоже! А ты тут устроила бордель! — Пока вы в моём доме, вы под моей опекой! — стала защищаться Габриэлла. Она вдруг ощутила силу в себе, встала изо стола, сделавшись выше. — И что за тон ты себье позволяешь… — она постаралась добавить голосу угрожающие нотки, но весь эффект сошёл на нет, когда она добавила: — Ду’гилка? — не совсем уверенная в том, правильное ли слово подобрала для разговора с внучкой, а оттого вопросительно. Марта мрачно поглядела на неё с выражением «ты попыталась, но не вышло» и вздохнула. Она потёрла лоб, взмахнула ладонью: — Просто… — и раздражённо ощерила зубы. — Не лезь, ладно? — последнее прозвучало почти с мольбой. Марта торопливо ушла наверх, собрала ей целую пачку презервативов, ещё раз наругалась и вытащила отпрыска Малфоев на улицу. Итог их прогулки Габриэлла видела своими глазами, поэтому чтобы «не лезть» и отвлечься от желания выяснить причину конфликта, она занялась делом, которое всегда её спасало — работой. Она сидела в своём кабинете, внося последние правки в макет майского выпуска. Выглядел он пухлым от обилия цветных ярлычков и закладок, странички издавали приятный слуху шелест, успев побывать уже во многих руках. Зажав длинный мундштук с сигаретой между губ, Габриэлла на вытянутой руке с сухим критичным выражением рассмотрела разворот с интервью парижской модели, задумчиво затянулась. Затем быстро положила сигарету в пепельницу, выдохнула дым, положила макет обратно на стол и палочкой поманила к себе личный файл из картотеки. Пролистав помещённые в плёнку отпечатанные глянцевые колдо, она нашла ту, что, на её взгляд, смотрелась уместнее, и сделала пометку в макете: «заменить на #4» В кабинет тихо постучали. — Я на тебья обижена, — не отвлекаясь от дела, громко сказала Габрилла. Дверь приоткрылась. Габриэлла исподлобья глянула в её сторону, ожидая увидеть в проёме Марту, но там оказалась одна из её подруг. — Пэнси? — собственный голос прозвучал недоверчиво. Девушка чуть клонила голову, будто бы кралась, и повинилась: — Простите, вы работаете? Я просто осматривала дом. Глаза Габриэллы расширились. — Нет, — она засуетилась, сняла с себя очки, оставив их висеть на цепочке на шее, отправила файл обратно в картотеку. — Нет, заходи! — Правда можно? — усомнилась Пэнси, на цыпочках, точно пришла в храм, входя в комнату. — Не помешаю? — Конечно. В моём доме нет зак’гытых комнат, к’гоме подвала, — при этих словах девушка вопросительно на неё посмотрела, а Габриэлла намекнула. — Я веду учёт выпивки. Они обменялись неловкими улыбками, а Пэнси в тишине стала прохаживаться по кабинету. Шторы в нём были раздвинуты, впуская дневной свет, вечерами его заменяли гирлянды с круглыми лампочками, протянутые вдоль и поперёк стён. Длинный прямоугольный стол стоял в самом центре, за ним же была двусторонняя передвижная доска с заметками и эскизами Габриэллы, а между ними — коврик. Из приоткрытой двери шкафа выглядывали рулоны ткани. У дальней стены против окна расположились два портновских манекена и швейная машинка, — из-под чехла выглядывало и блестело её стальное маховое колесо, — у другой на вешалке-каталке столпились наряды в прозрачных чехлах. Пэнси сразу их приметила, но изучала комнату, затаив свои эмоции, и неторопливо перемещалась от угла к углу, будто бы проверяя границы дозволенного. Она остановилась напротив обложки «Глэма» 74-го года, помещённой в подвесную рамку. Вещами подобного рода обычно подчёркивали значимость какого-то момента. — Не знаю, 'гассказывала ли Ма’гта, чьем я занимаюсь… — раздался учтивый голос Габриэллы за спиной. Она присела на краешек стола, сложив ладони между бёдер, а Пэнси обернулась через плечо. — Не рассказывала, но я знаю. Я читаю вас с одиннадцати лет. Габриэлла кивнула и улыбнулась, любезно, но с лёгкой печалью, словно что-то для себя поняла. — Это показатель, что моя 'габота п’гиносит пользу. Мне лестно, когда леди п’гививают себье хо’гоший вкус с юных лет, — она намётанным глазом оценила внешний вид девушки, помолчала, а после, не сумев побороть интерес, спросила. — А как вы под’гужились с Ма’гтой? Фигура Пэнси скрылась за доской, остались видны только её туфельки понизу. Они словно сами по себе шагали по шву деревянного пола. — Я староста факультета, — представились туфельки. — Я была первой, кто с ней познакомился. — О! — Габриэлла понимающе округлила рот. — Тепье’гь мне ясно. Ты помогала ей освоиться. А как… — она чуть сдвинулась бёдрами вправо, чтобы увидеть девушку. Та показалась из-за доски, коснулась её рамы, рассмотрела содержимое. — Как у неё идут дьела в школе? Пэнси чуть присомкнула губы, разомкнула их, ступила по диагонали, почти невесомо вальсируя между предметами. Она взглянула на Габриэллу с вопросом: — А она вам не рассказывала? — и отвернулась к вешалке с нарядами. — 'Газбе’гёшь 'газве, где там п’гавда, а где п’гидумки? Она очьень самостоятельная девачка, и никогда не поп’госит помосчи, даже если сильно в ней нуждается. Это у неё с детства, — Габриэлла скорбно помолчала, глядя в пространство перед собой, а потом сбросила с себя видение и сказала со странной лаской в голосе. — Но у вас, под’гостков, наве’гное, всё иначе. Вам п’гоще делиться д’гуг с д’гужкой. Медленно, тая свой страх и стараясь не издать ни единого звука, Пэнси вдохнула через рот так, словно ей стало не хватать воздуха. Не поворачиваясь к Габриэлле, она перебирала чехол за чехлом, но должного удовольствия от прикосновения к дорогим вещам не испытывала. — Сейчас в школе многим тяжело, — избегая прямых формулировок, заговорила Пэнси, — из-за появления генерального инспектора. Но мы научились с ней уживаться. А Марта хорошо показывает себя на зельеварении, она лучшая в классе. — Это у неё от менья, ты знаешь? — в голосе Габриэллы прозвучало скромное довольство. — Я в своё в’гемя тоже была блестьясчей ученицей именно по этому п’гедмету. Пэнси натянуто улыбнулась ей. — Это с мартовской недели моды? — невзначай спросила она, прихватив один из чехлов за самый край. Габриэлла встрепенулась, встала с элегантной быстротой и молитвенно сложила ладони. — Да, п’гет-а-по’гте, — почти с материнской любовью молвила она. — Я нашла её очьень любопытной весчицей, купила для Ма’гты, но она в плане одежды ужасный консе’гвато’г, — последнее Габриэлла неодобрительно пробурчала. Она высвободила из чехла объёмную чёрную куртку и приложила её к девушке. — На-ка, п’гимегь, мне кажется, вы одного 'госта! По лицу Пэнси пробежал шок, но эту эмоцию быстро вытеснила другая, и совсем не та, какую стоило ожидать в случаях, когда тебе предлагают примерить вещь с парижского подиума. Она спрятала провинившиеся глаза, губы её явили неловкую улыбку совестливого человека, который знал, что не заслужил подобной чести. — Извините, — вином случае Пэнси могла добавить «очень хотелось бы», тем самым подвергнув Габриэллу де Веллер испытанию тонкой манипуляцией и позволив ей навязать себе подарок, при этом сохранив свой образ скромницы, но не добавила. — Я не могу. — Глупости какие! — Габриэлла пренебрежительно фыркнула. Не став её слушать, она сама принялась надевать куртку на Пэнси, не замечая, как та в своей безжизненности и безропотном согласии уподобилась манекенам, стоящим напротив. — Ну п’гямо па’гижские ст’гит-стайл х’гоники! — с восторгом расхваливала Габриэлла. — И п’гичёска твоя удивительно подходит! — она погляделась в застывшее лицо девушки, как в зеркало, и растрепала её чёлку, придав ей небрежности. От этого простого в своём значении жеста Пэнси испытала прилив жалости к себе: оказалось приятным получить ласку и одобрение от взрослого человека. — Ох, тебье бы сьюда шляпку на манер cowgirl, с козы’гьком! — Габриэлла аж волнительно передёрнула плечами. — Надо посмотреть, есть ли у менья что-то… — Не надо! — беспокойно воскликнула Пэнси, резко повернувшись к Габриэлле, что уже побежала ревизировать содержимое шкафа. — Пожалуйста. Это лишнее. Габриэлла замерла на месте, как вставшие часы. Ей показалось, она услышала крик ребёнка, разносящийся в её голове и свидетельствующий о страшной беде, но не могла разгадать его причины. Чтобы не совершить ошибку, она покорилась и осторожно протянула: — Хо’гошо… — а затем в согласии, но не без разочарования, всплеснула руками. — Остановимся на ку’гтке. Пэнси повесила голову, молчаливо кутаясь в ворот, и спрятала руки в карманы куртки. Она дарила ощущение объятий — как пуховое одеяло или облако, ставшее осязаемым и фактурно лёгшим вокруг её тела. Только в одежде, созданной лучшими умами искусства, — а мода, несомненно, была искусством, — она понимала значение фразы «нести себя в мир». Габриэлла не нарушала тишины, этого важного момента знакомства с вещью, ценность которого способен понять не каждый. Она вернулась за стол, придвинула к себе макет майского выпуска и с пониманием спросила: — Думала когда-нибудь о том, чтобы стать моделью? — а после кивнула, зная, что не услышит никакого ответа, кроме: — Думала. — В качестве оплаты за мате’гиал п’гимешь эту ку’гтку? — с беспристрастием начальника поинтересовалась Габриэлла. — 'Гечь идёт, 'газумеется, не о показах, а о 'габоте колдомоделью. Я могу уст’гоить тебье вст’гечу с фотог’гафом английского филиала и погово’гить с 'гедакто’гами. Тебья увидят и, если п’гоявишь достаточно компетенций… — ей не нужно было заканчивать фразу, чтобы донести смысл. Пэнси зашуршала курткой, отодвинула второй стул. Она не вполне села — просто ноги будто надломились в коленях. Габриэлла собранно, без лишних эмоций посмотрела на неё, сложив ладони под подбородком. Пэнси вдруг поняла, что она не ждёт от неё согласия — она ждала чего-то совсем иного. Причины. Объяснения своего эмоционального всплеска. — Вы должны знать, что мы с Мартой не друзья, — решилась сказать Пэнси. Голос её звучал понуро. — Я не знаю, зачем она меня пригласила, мы никогда не ладили, но я воспользовалась случаем, чтобы быть подальше от дома и не расставаться с подругой. — Дафной, — Габриэлла кивнула, голос её не выдал ни осуждения, ни удивления. — А ещё увидеть вас, — многозначительно добавила Пэнси, но Габриэлла невосприимчиво сжала губы, пожала плечами и сообщила: — Ты менья увидела, — а затем спросила. — И что же? Д’гужба вт’гоём часто ст’гоится на п’гинуждении и комп’гомиссах. Что вы не поделили? Пэнси опустила глаза, не смея проявить непокорность характера перед человеком, которого заочно уважала. — Я была инициатором конфликта, потому что парень, который мне нравился, обратил на неё внимание, — она смотрела на собственные ладони, сжатые в плотный замок. — Сейчас он тут. С ответом Габриэллы не последовало ни секунды промедления. — Я знаю, кто он, — голос её был полон холодного спокойствия. На уровне подсознания чувствуя, что будет права в своей догадке, она полюбопытствовала. — И ты сделала что-нибудь, что даёт мне п’гаво выставить тебья из моего дома? Пэнси помедлила, но кивнула. — Но если я это сделаю, как от’геаги’гует Ма’гта? — в той же манере продолжила допрос Габриэлла. Пэнси задумалась и неопределённо пожала плечами. Она всё не поднимала головы, замерев на стуле в неудобном положении на самом его краю, но с ровной осанкой. Габриэлла на мгновение прикрыла глаза, повернулась к столу, посадила очки на переносицу и с хмурым лицом человека, обречённого иметь дело с трудным подростком, сказала себе под нос: — Ве’гоятнее всего, уст’гоит скандал, — она взяла один листочек из стопки заметок, обмакнула в чернильницу перо. — Сколько тебье полных лет? Пэнси нерешительно поглядела на Габриэллу из-под бровей. — Пятнадцать. — Нужно будьет согласие твоих 'годителей на съёмку. Было неясно, что из сказанного взволновало Пэнси больше: что, несмотря на всплывшие обстоятельства, Габриэлла всё же не отказала ей в помощи, или что для получения работы ей требовался подписанный родителями документ. — Согласие нужно от обоих родителей?.. — несмело уточнила Пэнси. — Желатьельно. Подпись может быть одна, но уведомлены о твоём участии в съёмках должны быть оба родителя. Мы не хотим иметь проблем с законом, если один из них решит написать на нас заявление за использование твоих колдог’гафий. Пэнси прикусила губу, подумав, что мать вполне могла бы так поступить. Это усложняло ситуацию. — И вы правда это сделаете?.. Организуете мне съёмки? Разве вы… Не хотите хотя бы узнать, что я сделала? Габриэлла сдержала тихий усталый вздох, в уголках её рта залегла печаль. Она на секунду зависла над заметкой перед собой, а после открыла ежедневник и вложила её между страниц, чтобы не забыть отправить послание совой. Ответ дался ей с усилием: — Не хочу, — но это не значило, что кара минует хотя бы одного из этого злосчастного любовного треугольника. — Но ты пообесчаешь мне, что это был последний раз. — Конечно, — у Пэнси не было иных вариантов кроме как согласиться. — П’гове’гить это я никак не смогу, так что понадеюсь, что ты умеешь де’гжать слово, — с этим Габриэлла поставила на разговоре точку. До следующего раза. Пэнси поняла намёк, что ей пора уходить, и безмолвно поднялась. Когда она хотела снять с себя куртку, чтобы вернуть её на вешалку, Габриэлла коротко велела: — Оставь себье в напоминание. Пэнси неподвижно замерла за её спиной. «О том, что стоит на кону» осталось неозвученным, но она ясно уловила смысл. Он отпечатался в сознании оскорблением. Габриэлла де Веллер хотела выторговать у неё дружбу для своей внучки, хотя Пэнси уже давно отказалась от вражды с ней. Внутри неё плескалось два чувства: вины за содеянное в прошлом и унижения в настоящем за то, что осталась для Габриэллы непонятой. — Я больше не стану вредить Марте, — собственный голос прозвучал на удивление твёрдо. — И не потому, что вы можете отказать мне в работе. Мы с ней не друзья, и я не уверена, что когда-то ими станем. Я не могу исправить того, что сделала, и не стану оправдываться, что, будь у меня возможность, я бы поступила иначе. Но вы должны знать, что я не питаю к ней ненависти и не желаю зла. Пэнси не стала дожидаться ответа. Она повесила куртку на предплечье и, почувствовав прилив уверенности в себе от того, что сумела высказаться, покинула кабинет с гордо поднятой головой.

***

— Твоя бабушка — очень милая женщина, — шепнула Дафна Марте за обедом. Марта флегматично повела бровями, сказала в бокал: — Ещё не вечер, — и отпила вина. — Много колдо сделали? Дафна заёрзала на стуле, с довольным видом приткнулась к её плечу и стала показывать кадры с привезённого колдоаппарата. Из них можно было сложить целый трэвел-дневник Дафны и Блейза. Оба почти не показывались в доме, весь солнечный день посвятив романтичным прогулкам. — А это Тео снимал, — прокомментировала Дафна их общее колдо. Оно было засвеченным, но выглядело самым удачным. На нём Блейз подсадил Дафну себе на плечи, крепко схватился за её бёдра и встал во весь рост. Она запрокинула голову и попыталась словить солнце руками, затем рассмеялась в камеру, поправила длинные волосы, облепившие лицо, и потолкала пространство над их головами, точно солнце было волейбольным мячиком, который она подбрасывала. Тут Блейз побежал прямо на Тео и споткнулся. Съёмка оборвалась. Дафна заверила, что никто не пострадал и перелистнула кадр. На следующем был снимок стены со странным рисунком. На лицах Дафны и Марты отразилось одинаковое выражение, и они с недоумением подняли глаза на Тео напротив. Дафна повернула к нему колдоаппарат. — О, это ваш дом! — подтвердил своё авторство тот, отчего-то сильно довольный. Он помолчал, будто объяснения здесь были излишни, но потом вспомнил. — А, я ж не рассказал! Мне хозяйка трактира дала объявление, которое нашла в городе. Магловское! — Тео выдержал паузу, важно воздев указательный палец, а потом вытащил смятую бумажку из кармана и передал её через весь стол. — Извините, — сказал он Габриэлле, когда обнаружил, что его футболка угодила в тарелку с ужином. Марта прочла надпись вверху объявления — «МЕТКИ ДОМУШНИКОВ. БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ!», — и хмуро свела брови к переносице. Дафна принялась сравнивать картинки с листа со снимком. — К ней поэтому никто не суётся. Она на стене трактира написала знаки «опасное место» и «тебя здесь проклянут», — Тео хмыкнул. — Вот ведь маглы: ничего о магии не знают, но до чёртиков суеверны, да? — он поглядел по сторонам, ища отклик у аудитории, а после не по случаю весело сказал. — Короче, ваш рисунок означает, что у вас богатый дом! Габриэлла сочла это за комплимент. Она польщённо, но пренебрежительно отмахнулась. — Скажут тозже, не такой уж он и богатый! — Ты что, радуешься? — Марта обратила листок картинками к ней и ткнула пальцем в надпись. — А чьего тут г’густить? — Ничего, что наш дом — привлекательная цель для воров?! — изумилась Марта. Она вернула объявление Тео и мрачно добавила. — Не зря я заставила тебя поставить Фиделиус. — Это как посмот’геть. Ну стоит себье эта метка, и что? — Габриэлла расслабленно повела бокалом с гранатовым соком. — Нас ни 'газу так и не ог’габили… — Это могло случиться когда-угодно, тебе просто повезло! Но везение — штука ненадёжная, — урезонила её Марта, однако Габриэлла ещё не закончила говорить. Её слова легли поверх слов внучки: — …но я могу показать тебье главную во’гишку. Из-за кое-кого, — Габриэлла отлепила указательный палец от бокала, нацелив его на Марту, — я тепье’гь не могу пользоваться услугами доставки. — Это сделано для безопасности! — шокированно произнесла Марта. — Толку от Фиделиуса, если ты каждому встречному будешь давать свой адрес?! Мы и так по твоему требованию создали огромный список разрешений! — Этот ваш список как мё’гтвому п’гипа’гка! — Да ладно? — сухо вопросила Марта. — Пройдёмся по всем строчкам виноделен? Габриэлла замолчала. Она выпрямилась на стуле, отвела ноги вправо, будто не знала, какую позу принять, откинулась на спинку, сев как-то по диагонали и свесив руку с бокалом. Она неоднозначно покрутила свободной ладонью и гордо заявила: — Нет. Марта изогнула губы в снисходительной улыбке. — И кстати, никто не запрещает тебе пить вино, — напомнила она, смягчившись. — Но после этого ты с’газу же побежишь за похмельным зельем, — но Габриэлла из вредности отказывалась сотрудничать с ней в этом вопросе и разыгрывала жертву. — А это всё 'гавно, что чистить зубы, только встав изо стола! — Инициатива наказуема, — констатировала Марта, разведя ладонями. Бабушка сама предложила ей позвать друзей в гости, а теперь жаловалась, что ей, видите ли, нельзя выпить, потому что она единственный взрослый человек в доме, который умеет водить автомобиль! Габриэлла в ответ по-детски перекливляла её и пригубила бокал с соком. Марта привалилась лбом к ладоням, сцепленным в замок, и вздохнула. — Что мы всьё об энтой е’гунде! — всполошилась Габриэлла. — Давай уже погово’гим с твоими д’гузьями! Дафна, Блейз, — она с предвкущающей подробности улыбкой взглянула на парня и девушку. — Как давно вы вместе? Гово’гят, па’гы, кото’гые долго вст’гечаются, об’гетают схожие че’гты, а у вас таки-и-ие губы! — и обрисовала пальцем круг в воздухе. Марта тотчас схватилась за бокал. Она отчаянно не знала, сможет ли пережить этот день, и мысленно молила бабушку, чтобы та вновь не сказала чего-нибудь лишнего. Блейз ответил за двоих: — Мы вместе всего полгода, — при этом взглянув на Дафну. — До этого учились и тусили в одной компании… — Тусили! — с энтузиазмом повторила Габриэлла и кивнула, занося это слово в свой словарь сленговых выражений молодёжи. — …но у меня есть ощущение, что я знаю её гораздо дольше. Это как связь с прошлой жизнью — своего человека чуешь. Просто иногда требуется время, чтобы его вспомнить, — Блейз не сводил глаз с зарумянившейся Дафны, точно говорил именно с ней. Марта рядом старалась не издавать лишних звуков, даже не двигалась, и завороженно наблюдала за ними. Все знали о чувствах Блейза, но никто ни разу не слышал, чтобы он говорил о любви так проникновенно и серьёзно. Габриэлла глубоко вдохнула, задохнувшись эмоциями, и внезапно заявила: — У вас будут такие к’гасивые дьети! — с чувством отчаянного восторга и умиления. — Темнокожий итальянец, к’говь с молоком англичанка и оба — такие губосчлёпики! Марта прижмурила один глаз, как от громкого хлопка, и виновато втянула губы. А вот и вечер, подумала она, но затянувшуюся тишину прорезал весёлый смех Блейза. — Звучит, как тост! — он потянулся к Дафне, предлагая ей поднять бокал, и многозначительно взглянул на Марту. — Спасибо, — одними губами поблагодарила его та. Тот незаметно махнул ладонью над столом, мол «не бери в голову, всё отлично». В момент, когда бокалы Марты и Пэнси соприкоснулись, Габриэлла словно что-то вспомнила. — Кстати, ma chérie, — она поставила локоть на стол, потёрла подушечкой большого пальца остальные, как деньги приманивала. — У меня для тебья сю’гп’гиз! Мы тут с Пэнси поболтали днём, и она сказала мне, что всьегда мечтала оп’гобовать себья в модельном бизнесе. — Пра-авда?.. — подозревая, что здесь крылся какой-то подвох, Марта натянуто улыбнулась Пэнси напротив. — Да, — ответила Габриэлла. — Поэтому я уже п’гедложила ей сняться для июньского выпуска «Глэма»! На Марту эта новость оказала ошеломительный эффект. Она во все глаза уставилась на Пэнси, а мысли в шокированном сознании не проскочило ни одной. Застыв, как примороженная, Марта не могла объяснить, что чувствует. Только когда Габриэлла, словно не замечая её состояния, в бодрой манере продолжила: — Так что колдог’гафии твоей под’гуги увидьят все наши английские читатели! Ну 'газве это не здо’гово? — она поняла, что не могла найти название своему чувству только потому, что раньше никогда его не испытывала. Ревность к бабушке. Марту никогда всерьёз не интересовала мода, она и не думала о том, чтобы сняться для журнала, хотя со своими связями вполне могла. Но то, что бабушка обратила внимание на Пэнси, а та ещё и решила воспользоваться ею, никак не поставив её саму в известность… Хотя чему удивляться? Пэнси есть Пэнси. Она из всего умела извлечь выгоду, не брезгуя никакими способами. — Такой шанс войти в индуст’гию выпадает нечасто. Я бы не п’гедложила его никому д’гугому, но 'газ Пэнси входит в к’гуг твоего дове’гия, я нисколечки не сомневаюсь в п’гавильности своего выбо’га. А к’гоме того, у неё есть все данные! — последняя фраза бабушки отозвалась болезненным уколом в сердце. —Это… — Марта с трудом проглотила незнакомое, но неприятное ощущение, и неуверенно, цепляясь за надежду, спросила. — Разве это не кумовство? Габриэлла махнула рукой и сунула в рот закуску. — Нисколько. Ну ты чьего так побледнела, к’гошка? — она обратила к ней удивлённые глаза. — Я сейчас подумаю, что ты не 'гада! — и деланно обиделась. Марта встрепенулась: — Нет! — и быстро, высоким голосом соврала. — Это потрясающе, — губы её дрогнули в неискренней улыбке. Она подняла бокал и, как бы признавая победу за Пэнси, сказала. — За выпавший шанс, — а пока остальные пили, лишённые возможности прекословить и неповиноваться за чужим столом, она опустила глаза. Когда бокалы вернулись на стол, Марта отставила свой, не сделав ни глотка, но всё же притворно облизнув губы. — Мне кажется, Малфоя долго нет, — сказала она и с этими словами поднялась. Не сказать, что она искала его компании после того, что произошло утром, но это было лучше, чем оставаться здесь. — Вы не знаете, где он? Тео не знал, но решительно захотел пойти с ней, потому что не мог продолжать сидеть рядом с Пэнси. Однако та не позволила: впилась ногтями в его бедро под столом. — Я видьела! И больсче того, знаю, где он, — с готовностью ответила Габриэлла. — Он на заднем дво’ге, над кое-чем 'габотает. Марта недоумённо нахмурила брови, но спрашивать бабушку ни о чём не стала — сама узнает. Она направилась прочь из гостиной, Тео меж тем в упор смотрел на Пэнси, а та — в пустое пространство над стулом Марты. Ладонь её всё ещё сжимала его бедро, она безмолвно просила его не уходить, то ли чтобы удержать на своей стороне, то ли чтобы он не вмешивался в конфликт, где ему не было места. Лицо Пэнси не выражало ни единой эмоции, в том числе торжества от одержанной победы, поэтому только из веры, что в ней есть хорошее и что она непременно разрешит ситуацию сама, Тео не стал поднимать шума и остался на месте. Марта прошла через весь первый этаж до конца коридора, распахнула дверь, ведущую на задний двор и застыла на месте. Она не предполагала, что, говоря, что Драко «над кое-чем работает», бабушка имела в виду настоящую работу. Но он действительно работал! Встав коленями на нижние ступени лестницы, он наждачкой проходился по доске, счищая старую бугристую краску. — Что ты делаешь? — шокированно спросила Марта. Она не была уверена, что зрение её не подводит, поэтому могла позволить себе этот глупый вопрос. Драко с суровым отчуждением взглянул её ноги, красовавшиеся у него перед лицом. — А на что похоже? — и вернулся к своему занятию. — На то, что ты чинишь лестницу! — сказала Марта и удивилась от того, как возмущённо прозвучала. — Значит, я чиню лестницу, — ответил Драко сухо. Голос его был подобен наждачке, которой он орудовал, засучив рукава водолазки. — Но зачем? — искренне недоумевала Марта, за своим потрясением не замечая его дурного настроения. А он предпочёл не замечать её. Драко скрёб доску, полируя поверхность, и некоторое время Марта слышала только этот звук. Потом включилось рациональное мышление, и она, осознав, что Драко страшно безмолвен и никак не реагирует на её присутствие, догадалась. Лицо Марты помрачнело, когда она сказала: — Она тебя заставила, — и не было никакой нужды уточнять, кто именно. Драко подал голос ровно в тот миг, когда Марта решительно развернулась: — Нет, — лишь ради того, чтобы она не устраивала из-за него сцен. Марта снова повернулась к нему в ожидании более подробных объяснений, но вид Драко, занятого работой, дал понять, что это всё, что она получит. Он не хочет, чтобы я за него заступалась? Марта не была уверена, что мыслит в верном направлении. Возможно, она была права лишь отчасти, потому что ей на секунду показалось, что Драко злится именно на неё, а не на Габриэллу. В конце концов, у него был для этого повод. — Малфой, на что ты злишься? — спросила Марта, чтобы не приходилось самой искать причину, но Драко ответил ей, как и прежде, молчанием. Тогда она села на площадку и спустила ноги на ступени — одну пониже, другую повыше. Рука Драко остановилась у её туфли, встретив неожиданное препятствие. Он склонил голову, не издав ни вздоха, хотя Марте отчего-то подумалось, что он борется с собой, чтобы не посмотреть на неё, потому что выражение его лица могло выдать то… чего видеть ей не нужно? Не изменяя положения головы, он неторопливо положил наждачку на край ступени у перил, даже в таком деле придерживаясь порядка, переставил левую ногу на ступень ниже Марты, оставшись на одном колене и скрестив на нём руки, и подался вперёд. Драко открыто посмотрел на неё. Выражение его лица свидетельствовало о том, что он знает, в какой позе перед ней стоит, и что это не беспокоит его ничуть. Марта не увидела в нём отпечатка той борьбы, которую себе придумала, только кристальную уверенность и брошенный с холодной учтивостью вызов: «Ты хотела поговорить. Говори.» Марта оказалась к этому не готова. Драко безлично смотрел ей прямо в глаза, за последние несколько часов успев не единожды прокрутить произошедшую ситуацию и прийти к выводу, что никакой вины за ним не было. Он попросту не мог спровоцировать тот поступок, который Марта позволила себе по отношению к нему. Он не ждал от неё подлости, удара исподтишка, а потому понял, что если проблема и была, то она заключалась в ней самой. Драко изучал лицо этой проблемы, ничего не домысливая и не пытаясь понять, пока Марта сама открыто не признается, в чём же дело. Она вздохнула с лёгким беспокойством и тоской и бессильно уронила руки на колени. — Я боюсь плавать. Драко остался безмолвен. Её слова не вызвали в нём ни удивления, ни осуждения, ни любопытства. Боязнь воды относилась к ней, но не касалась его самого, и только этой части рассказа он ждал. Марта заломила руки, чувствуя себя как на исповеди, где непременно нужно было покаяться в своих прегрешениях. И удерживало её на месте не присутствие некоего слушателя, а понимание, что она сама к нему пришла. Она чувствовала — Драко больше не станет дозываться её, если она решит уйти. Он вернётся к своей работе, выбросив из головы этот неслучившийся разговор до следующего раза, когда он потребуется ей вновь. И чем дольше она будет оттягивать этот момент, тем больше измучается сама. Марта не стала говорить оправданиями, давно определив, что в её страхе нет места рациональному, а потому: — Я не смогла заставить себя остаться там и дожидаться тебя. Это сильнее меня. Всё моё тело объявляет забастовку, когда я думаю о том, чтобы зайти в воду. Поэтому я стояла там, — она махнула рукой куда-то вбок, обозначая это «там», — и думала, что если что-нибудь случится, я ничем не смогу помочь — мне останется только смотреть, — договорив, Марта поставила ноги на одну ступень и приобняла себя за колени. Глаза её смотрели в сторону моря, без злобы, но с признанием его, как обладателя силы, непостижимой для человека. Драко поднялся с колена и присел рядом с Мартой. Некоторое время он сохранял молчание, а потом она услышала его смешок, сперва недоверчивый, но после переменившийся. Драко издал последовательность из нескольких смешков, и с каждым новым паузы между ними становились всё короче, а эмоции, наполнявшие их, сменялись по градации — от ощущения ясности понимания до облегчения, от облегчения до веселья, от веселья до нежности, от нежности до снисхождения, от снисхождения до печали осознания неизбывности чувств Марты. Она смотрела на него во все глаза, наверняка решив, что он тронулся умом, но Драко отсмеялся, чуть склонил к ней голову, преднамеренно скрыв глаза за чёлкой, и спросил: — Так боялась, что я утону?.. — с разоружающей лаской, не имеющей намерения подразнить или уличить её в слабости. У неё не получилось даже съязвить. — Боялась, что сама прибью тебя, если не утонешь, — сказала Марта тихо, будто смирившись с неизбежным. С губ Драко не сходила понимающая полуулыбка. Он помолчал, о чём-то раздумывая, а после с ноткой беспечности сказал: — Или, что хуже, не сможешь даже разозлиться на меня. Марта опустила голову на сложенные на коленях руки и теперь могла беспрепятственно рассматривать его лицо. Она не улыбалась и ответила безмятежно: — На тебя невозможно не злиться, Малфой. Он хмыкнул, выразив подобие согласия, и избегать её взгляда не стал. Прошло не одно мгновение, прежде чем кто-то из них заговорил вновь, и Драко не мог припомнить ни одного случая, когда им выпадал шанс вот так, в согласии, смотреть друг на друга. Обычно это всегда сопровождалось бурей чувств, но сейчас его сердце было спокойно, а дыхание — мирным. Каждый вдох и выдох был подобен волне, то прибывающей к берегу, то отбывающей от него. — Как получилось, что ты не умеешь плавать? — в какой-то момент спросил Драко, утратив чувство времени. Плечи Марты приподнялись и опустились — она не изменяла своего положения. — Некому было учить, да и случая не подворачивалось. А при бабушке я не оголялась, она бы всё поняла, — глаза Марты с ненавязчивым интересом изучали его лицо. Брови её были чуть сведены к переносице, точно она размышляла над каким-то вопросом, но не преследовала цели найти ответ. — С самого детства была уверена, что справишься со всем сама?.. — едва скрывая свой восторг от любования ею, тихо поинтересовался Драко. — Нет, — ответила Марта легко, прикрывая глаза, точно взгляд его был осязаем и гладил её по лицу. — Просто боялась разгневать отца. Но, наверное, была уверена она. Бабушка. — В каком плане? — Ну… — Марта выдержала паузу, колеблясь. — Я как-то разговаривала с ней о нём. Я узнала, что он стирал ей память о наших встречах, но заклинал неважно, и однажды она всё-таки поймала его за руку. Она хотела защитить меня, а он стал угрожать ей палочкой. Она испугалась, что он применит Аваду, и согласилась на его условия, чтобы продолжать видеться со мной. Он не трогает её, она — его. Поэтому я и говорю, что, наверное, она верила в мои силы больше, чем в свои. В конце концов, я правда оказалась сильней. То, как Марта спокойно призналась в преступлении своей бабушки против человека, — неё, — в угоду собственного эгоизма, поразило Драко разрядом тока. Интонация произнесённых слов и их смысл расходились в сознании, и мозг не сразу сообразил, какую эмоцию должен выдать. Марта заполнила короткую паузу вопросом: — А как получилось, что ты стал плотником? — она посмотрела на него и при этом мягко улыбнулась, ясно дав ему понять, что предпочла бы сменить тему. Драко в ответ не улыбнулся. Ему пришлось отвести взгляд в сторону, чтобы глазами не выдать всё то, что он думал о Габриэлле. Он сделал над собой усилие и таинственно пожал плечами, точно ему ещё было дело до таких беспечных разговоров. Тело его налилось тяжестью, аккумулировав все силы на то, чтобы держать эмоции в узде. — Присоединишься к обеду? — услышал он сбоку голос Марты, до того нежный, что пришлось напоминать себе: вот ради чего стоит притворяться. — Наверное, нет, — брови Драко на мгновение грозно нахмурились, а уголок губы дёрнулся, как у собаки, готовой оскалить зубы на недоброжелателя, но голос прозвучал скорее расстроенно, чем недовольно. Марта отвернулась от него, положив подбородок на руки. Поглядела на горизонт, а Драко, точно предчувствуя её скорейший уход, взял наждачку. Он как бы говорил: «у меня тоже есть дела» и этим жестом давал понять, что не будет нуждаться в ней больше, чем она сама нуждается в нём. Когда Марта поднялась и без лишних слов воротилась в дом, Драко остался неподвижен. Он прислушивался к своим чувствам и понимал, какую пытку себе устроил, заявившись во Францию. Он намеревался её пережить, но не мог перестать думать о Марте, как о недосягаемой мечте, и мысли о ней причиняли и наслаждение, и боль. Вдобавок теперь он думал о поступке Габриэллы, который мог уничтожить то, что стало ему дорого. Он приехал сюда, горящий желанием завоевать её расположение, но из-за услышанного испытываемое ранее без ясной причины отвращение и презрение к ней обрело под собой твёрдое основание и переросло в ненависть. Он думал, что теперь это она должна была приложить все силы снискать его расположения, а не наоборот. Марта застала Драко в той же позе, что и несколько минут назад, за безделием и брошенным на неё взглядом разгадав всё то, что он пытался скрыть. Он взглянул на тарелку с обедом в её руках и отвернулся, снова бросил наждачку на ступень. Марта улыбнулась застенчиво, с толикой вины, присела с ним рядом и передала ему тарелку. Она не знала, что именно произошло между ним и бабушкой, но со стопроцентной уверенностью могла сказать, что Драко и в голову бы не пришло помогать ей по дому, и уж тем более приводить в порядок лестницу.Скорее всего, это было попыткой перевоспитания того, кого Габриэлла не жаловала, но кому давала шанс. Именно по этой причине, думала Марта, он и не пришёл на обед, а теперь его туда и силой не затащишь. Поэтому она сказала: — Закончи работу, если хочешь, но сперва поешь. Или… — она повела рукой вдоль лестницы. — Я растянусь тут во всю длину.Не может быть, что ты совсем не голоден. — Ты неприкрыто мной манипулируешь, — озвучил Драко, как факт. Он слабо ухмыльнулся, но в уголках его губ залегла горечь. — Да, — Марта легкомысленно пожала плечами. — И у нас в запасе всего несколько часов, потому что вечером мы летим гулять по Парижу. У нас в запасе несколько часов, а потом мы будем гулять по Парижу, невесело повторил про себя Драко, но его внутренний голос добавил — по городу любви. Как такое избитое выражение пришло ему в голову, он не знал. Смотрел на Марту, что уже потягивала руки, всерьёз готовая исполнить свою смешную угрозу, и отстранённо думал о том, что если Париж — город любви, то лететь куда-либо ему уже не нужно. Он выполнил задание Габриэллы и закончил работу в срок, но сделал это не ради неё. Марта составляла ему компанию, пока он обчищал ступени, а после они в четыре руки нанесли краску. Он не отказывался от помощи. Она её и не предлагала. Когда друзья застали их за этим делом, Тео вызвался добровольцем, но Дафна ему не позволила. Чуть позднее Пэнси вынесла напитки. Она присела у лестницы, поставила рядом графин с лимонадом и звёздочками аниса, и выразительно посмотрела на Марту. Та стояла на четвереньках, в рабочей позе и с кистью, и в момент, когда их лица оказались почти на одном уровне, распознала в её глазах просьбу, почти мольбу. Марта поняла, что она хочет с ней поговорить, но не настаивает на разговоре прямо сейчас. Так же безмолвно, как и пришла, Пэнси их покинула, прихватив с собой пустую тарелку. Драко тогда поблагодарил её вдогонку; их странный обмен взглядами не остался для него незамеченным, но Марта не дала ему никаких пояснений. Она сама не до конца понимала, что испытывает, и углубилась в работу, заработав кистью с таким рвением, словно лестница под её руками скрывала от неё какой-то секрет. — Знаешь, есть более лёгкий способ приобщиться к магловской культуре, чем это, — сказала Марта, когда они закончили. Уставшая, с повязанным в узел хвостом, она присосалась губами к указательному пальцу, на который успела подцепить занозу. Посмотрев на то, как она с тихим раздражением выплюнула её в сторону, Драко подумал, что сам плевать хотел на маглов и их сранную культуру, но всё же позволил ей отвести себя в библиотеку. Это была небольшая комната с шестью стеллажами, столом и одним глубоким креслом, намекающим на уединение. Марта уверенным шагом рассекала пространство между стеллажей, точно зная, что ищет, а как нашла искомое, развернулась к Драко. Во внезапной медлительности, с которой она протянула ему книгу, угадывался смутный намёк на торжественность момента. Книга была в твёрдом переплёте, выполнена в строгом чёрном цвете, а называлась «Над пропастью во ржи» авторства Джерома Д. Сэлинджера — так было выбито буквами на корешке. — Могу поспорить, ты ни разу не читал ничего подобного, — заметив, как скисло лицо Драко, полувопросительно сказала Марта. Он взглянул на неё поверх раскрытой на страницах аннотации и короткого посвящения, — «моей матери», — книги. Марта смотрела на него со странной полуулыбкой, лицо её выражало настороженный интерес, а в глазах пряталось нечто, напоминающее предвкушение и сомнение. — Я не успею прочесть это за оставшееся время, — не совсем уверенный в том, что видит, аккуратно сказал Драко. Марта опустила глаза на книгу, словно бы размышляя, прикрыла их, а потом сказала, враз набравшись решимости: — Ты можешь забрать её домой, — и снова посмотрела на него. Драко подумал, что явно упускает из виду какую-то важную деталь, которая раскрыла бы ему весь смысл происходящего. Он издал лёгкий смешок и скептически прищурил один глаз: — В таком виде? Марта сцепила ладони в замок перед собой, осмотрела книги на полках поверх его головы, огляделась кругом и двинулась к другому стеллажу. Драко посмотрел ей вслед, оставшись на месте. Он боролся с желанием отказаться от нежеланной магловской книги, но обратил внимание на еле заметный, отпечатавшийся рельеф рукописных букв на самом верху страницы с посвящением. Тогда он вернулся на страницу назад, к самому форзацу, и прочёл: «Собственность Марты де Веллер, 1993 год» с улыбающейся рожицей на конце. Любопытство сподвигло его пролистать книгу до самого конца — кое-где обрывки фраз были подчёркнуты, как важные, а на некоторые из них Марта даже отвечала, общаясь с несуществующим литературным героем. Тут ему в голову ударило осознанием. Он поднял глаза на Марту, что возвращалась к нему с клатчевой обложкой в руках, призванной скрыть истинное содержимое книги, и в движениях её разгадал не навязчивое желание познакомить его с «культурой маглов», а нечто большее — словно действия, которые она совершала, предписывало ей ощущение какого-то морального долга перед ним. Он наконец понял, в чём было дело, и, испытывая лёгкое чувство вины за свою несообразительность, спросил: — Это подарок? Марта поджала губы, ещё по его первой реакции поняв, что выбор был неудачным, но затем посмотрела ему в лицо и улыбнулась, тем не менее радостная оттого, что он правильно её понял. — И ты можешь пользоваться им по своему разумению. — То есть, могу даже выбросить? — с хитрецой спросил Драко. Закрыв книгу, он держал её одной рукой, чуть присогнув ту в локте, а как услышал: — Эта книга появилась на свет раньше тебя и ещё тебя переживёт! — предусмотрительно увёл её вбок, за спину и воздел над головой с лёгкостью мастера. Плутовато улыбаясь, он потешался над тем, как каждая попытка Марты отобрать у него драгоценную книгу оборачивалась неудачей. Она опустилась на пятки, схлестнула руки на груди и возмущённо уставилась на него снизу вверх. — Лучше отдай, Малфой. — Вот ещё, — Драко вскинул брови, дразняще держа книгу над собой, вне зоны её досягаемости, будто бы рассчитывая, что она поскачет перед ним зайчиком, но затем указал подбородком на обложку у неё в руке. — Это же твой подарок. Всё ещё не доверяя ему, Марта сощурила глаза. Понимая, что сам дал ей право подумать о себе худшее, Драко мягко улыбнулся и поманил обложку. Марта нерешительно отдала её. — Не могу обещать, что прочту, — промолвил он, неторопливо оборачивая книгу. — Не люблю художественную литературу, — и с той же улыбкой взглянул на Марту исподлобья. — Эта отличается от того, что ты читал раньше, — негромко, но уверенно сказала она, при этом слегка зарумянившись. — Она умеет разговаривать… Драко изломил брови, лицо его приняло принимающее снисходительное выражение, какое бывает у родителя, выслушивающего детские фантастические рассказы. — Не в том смысле, о котором ты подумал, конечно, — быстро сказала Марта, чуть закатив глаза и усмехнувшись. — И там главный герой — подросток. Его зовут Холден Колфилд. Он кивнул, как бы приняв её слова к сведению, выпрямился и: — Спасибо, — коротко поблагодарил. — А-га, — Марта непринуждённо пожала плечами, очертила глазами пол под их ногами, мимолётно поджала губы, и качнула рукой в сторону, мол «пошли». Из библиотеки они вышли в тишине. Она располагалась на третьем этаже, поэтому Марта сопроводила Драко до лестницы, но сама спускаться не стала. — Моя комната здесь, — она указала пальцем себе за спину в ответ на его немой вопрос. — Надо успеть привести себя в порядок. Увидимся в машине. Драко, помедлив, снова кивнул. Она тоже — в знак прощания. Он остался стоять у лестницы, пока Марта шла к своей комнате, раз обернулся, посмотрев вниз, — одну руку он держал в кармане брюк, сгибом локтя прижав книгу к бедру, — а потом сказал: — Свой день рождения, — и оборвал фразу на середине предложения из-за показавшейся непозволительной громкости голоса. Марта остановилась, уже положив ладонь на ручку двери. — Я буду праздновать в Хогвартсе, — и чуть нахмурилась, не совсем его поняв. Драко добавил: — Он пятого июня. Последовало молчание, которое Марта прервала, чуть ли не прыснув со смеху: у Драко был такой серьёзный, почти суровый вид, будто он посвятил её в государственную тайну, а перед этим долго решался. Но оттого значимее казались его слова, которые она расценила, как персональное приглашение. — Я знаю, Малфой, — сказала Марта, и на губах её, как тлеющий огонёк, забрежила слабая светлая улыбка, несущая в себе и печаль, и признание. Она толкнула дверь и скрылась за нею. Ну конечно же, ты это знаешь, подумал тогда Драко. «Ты знаешь это уже очень давно».

***

Вернувшись из Парижа ближе к ночи и умотавшись до смерти, Тео тем не менее гнал от себя усталость прочь. Ему не хватало слов, чтобы описать всё, что он испытывает, поэтому рот его не закрывался ни на минуту, словно если это сделать, его тело не выдержит и разорвётся от скопившихся эмоций. Сегодня он прожил насыщенный день обычного туриста, ощущавщийся, как отдельная маленькая жизнь, не тянувшая за собой прошлого и не обременённая переживаниями о будущем. Целое сегодня для него составляло тот самый миг, которые люди именовали настоящим, и в окружении друзей, ставших такими же лёгкими в своём мышлении, обретшими способность на день вернуться в беззаботное детство, он испытал истинную свободу. Вечерний Париж полюбился ему с первого взгляда, хотя само слово «любовь» слабо походило на то, что он почувствовал, когда увидел живые артерии города с высоты птичьего полёта. Пульсирующие огнями дороги стекались к площади Шарля де Голля, точно именно там билось сердце, которое они питали. Центр площади занимала арка, и на вопрос «что за арка?», Марта ответила «триумфальная». Триумф, торжественно повторил про себя Тео. Это произнесённое вслух слово охарактеризовало то, что он ощущал в себе при взгляде на архитектурное солнце Парижа, которое сами французы звали просто — восьмой округ. Триумфальная Арка была возвездена как символ воинских достижений и славы императора Наполеона Бонапарта, и Тео подумал, что все французы просто обязаны быть патриотами своей страны. А если нет, то лично он готов был им стать. Компанией они поднялись даже на смотровую площадку Эйфелевой башни, по лестнице, в обход магловской очереди. Тео поспорил с Мартой, что безошибочно сосчитает все ступени, но ни по пути ни верх, ни вниз так и не сумел назвать ей правильного числа — их оказалось 1792. На самой вершине друзья заставили Драко достать свои часы: всего на пять минут в начале каждого часа башня вспыхивала, как огромный ведьминский костёр, и им хотелось застать ту самую особенную секунду. Время протекало в трепетном волнении, как перед боем курантов на Новый Год, и это было воздаянием Тео за все праздники, которые он пропустил. В какой-то момент, не стерпев, Драко снял свои часы и отдал их ему. Тео не понял, почему именно: то ли потому, что он до жути задрал стоять у него над душой, и отцовские часы стали необходимой жертвой, то ли потому, что утрата их была несоизмерима с тем, что он внезапно обрёл. К Драко обратилась одна женщина и попросила его сфотографировать её вместе с супругом. Неуверенно взглянув на Марту в поиске поддержки и одобрения, он согласился. Женщина обняла своего супруга, оба с неподдельной искренностью улыбались в объектив. — Так хорошо? — поинтересовалась она, заметив замешательство Драко. — Да, — он же старательно держал аппаратуру, пытаясь сделать снимок, но чудо магловской техники не хотело ему подчиняться. — Сейчас… — он протёр ладонью лицо, ему показалось, что он весь вспрел, потому что время шло, а ему всё не удавалось разобраться с фотоаппаратом. — Помоги мне, — стиснув зубы, чуть ли не взмолился он выглядывающей из-за его плеча Марте. Камера почему-то не фокусировалась. — Там нужно нажать дважды! — подсказала женщина, уже было собравшись к ним подойти, но Марта жестом её остановила и взялась за камеру сама. Она нацелила объектив на супругов, выждав, пока дама снова прильнёт в объятии к своему мужчине, и неуверенно нажала на кнопку вполсилы. Что-то пикнуло, и Марта втопила её до конца. Глазок объектива моргнул, среагировав на правильное действие. Марта сделала несколько снимков, испортив один своим пальцем в объективе, и с неловкими извинениями вернула фотоаппарат владелице. Та добродушно отмахнулась, сердечно поблагодарила обоих за помощь. — Поздравляю, ты справилась, — с горечью признавая своё поражение, Драко слабо улыбнулся Марте. — Не скромничай, ты тоже старался, — она повела локтём вбок, чтобы подбадривающе пихнуть его, но в последний момент сообразила, что делает, и остановила себя. То, как она сунула руки в карманы, будто так и планировала изначально, выглядело неубедительно. С нарастающим чувством неловкости Марта скривила рот в подобии улыбки и отвернулась, надеясь, что Драко ничего не заметил. Тут кто-то тронул его за плечо. Тело Драко по инерции качнулось вполоборота. —Простите, — это была та женщина. — А хотите, я вас тоже сфотографирую? — она качнула камерой в направлении Марты. — С девушкой. Марта от неожиданности вопроса застыла, а Драко отступил на шаг назад, точно запутавшись в своих ногах и попытавшись удержать равновесие. Оба непроизвольно обменялись взглядами. Марта отошла от потрясения первой и спасла его, как ему показалось она думала, от унижения. — Нет, спасибо, — она изобразила улыбку и простилась с женщиной, что не стала им навязываться, но с видимым непониманием и скрытым осуждением покосилась на Драко. Когда Марта вновь повернулась к нему, то не смогла расшифровать его эмоций. Взгляд Драко отдалился, будто бы стремясь охватить её всю и увидеть в новом статусе, но ей это было неведомо. Марта нерешительно потопталась на месте, а потом поняла, что совсем не хочет, — и, более того, не обязана! — разбираться в чувствах Драко. Она вдруг осознала, что находится здесь не ради него и даже не ради всех остальных, а в первую очередь для себя, и поэтому не станет портить себе этот прекрасный вечер. Отвернуться от Драко и пойти прочь было удивительно легко. Марта отмахнулась от мыслей о нём так же, как отмахнулась от мыслей о разговоре с Пэнси, но Драко всё же её нагнал. — Это не то, о чём ты подумала, — напряжённо сказал он, не позволяя себе перейти на извинения. Марта безразлично пожала плечами. По башне прокатился звук, напоминающий вспышку громадного фотоаппарата. Голоса людей слились в один восторженный гул: Эйфелева башня озарилась ярким светом, рассеяв вокруг себя сумерки. Дафна тут же активно замахала Марте, подзывая её к себе. — А о чём я подумала? — спросила Марта, не глядя на Драко, и с расцветшей улыбкой бросилась к подруге, впервые в жизни испытав жгучее желание её обнять. Она втиснулась между нею и Блейзом, повисла на них, а затем опустилась на пятки. Блейз такого манёвра не ожидал и по инерции подался вперёд. — Сбросить нас отсюда вздумала? — спросил он, удивлённо вытаращившись на Марту. — Что это с тобой? — Дафна с хитрым любопытством оглядела лицо подруги, оказавшееся почти впритирку с её собственным. Марта с улыбкой закатила глаза и объявила: — Париж! Все трое расхохотались. Пэнси и Тео подтянулись следом. Они встали по обе стороны друг от друга, Пэнси обернулась, ища Драко. Он пристроился рядом с ней, не найдя лучшего места, но признался себе, что ощущать её руку на своём плече было приятно. Так они и стояли вшестером, обнявшись. По дороге домой Драко был молчалив, а по приезду в Сен-Рафаэль сразу удалился в спальню, сославшись на усталость. Тео застал его читающим книгу. — Душ освободился? — спросил Драко, скрывая за ней лицо. — Нет, Пэнси ещё купается, — в голосе Тео слышалась мечтательная улыбка, но предназначалась она вовсе не ей. Он думал о том, как ему нравится бродить по этому дому, который ощущался настоящим. Блейз сидел в гостиной, отписываясь Густаво, Габриэлла поставила крутиться пластинку, наконец откупорив вино и освободившись от обязанностей взрослой, Эм и Дафна, так и оставшись в своих нарядах, спешно и тайно кулинарили на кухне, взяв с него, — Тео, — обещание держать их ночную деятельность в секрете, а из общей ванной доносился шум воды, в которой плескалась Пэнси. — А остальные где? — Драко повёл плечами, неуютно поёрзал, подбивая за спиной подушку. Не дождавшись ответа, он выглянул из-за книги. Тео озадаченно хлопнул глазами, вынырнув из своих мыслей. — А? — переспросил он, но потом догадался. — А! — он-то решил, что уже ответил на его вопрос, а оказалось, что только подумал! — Блейз пишет письмо Густаво, Эм и Дафна на кухне… Заняты чем-то, — Тео сел на скрипучую раскладушку, положил рядом добытый у девчонок маникюрный набор. — Чем? — лицо Драко вновь скрылось за книгой, а Тео пожал плечами. — Поди узнай, они меня к себе не пустили, — он подтянул к груди одно колено и щёлкнул ножницами: срез ногтя улетел куда-то на пол. Тео задавил в себе ругательства и осторожно взглянул на Драко исподлобья: у того был нюх на подобные вещи. — Что ты читаешь? — Не твоё дело. — Да ладно, брось ты, — удивился Тео так, точно одного вечера для него было достаточно, чтобы забыть все конфликты. — Кстати, часы, — он отстегнул с правой руки малфоевские часы, которые под рукавом рубашки ещё нормально сидели, но сейчас были заметно большеваты в обхвате и мешались. Драко опустил книгу на грудь, когда те упали перед ним на кровать. Он в моменте нахмурил брови, опасным голосом произнёс: — Аккуратнее, — но поглядел, чем Тео занят, занавесился книгой и добавил странно. — Экли, детка. — Что? — Тео непонятливо подался вперёд, будто не расслышал его, и близоруко сощурился. — Экли, детка, — невозмутимо ответили ему. — Твоё новое прозвище. — Что? — неразумно повторил Тео, а после воскликнул. — Эй, не называй меня никакой деткой! — А ты «стриги ногти над столом», — сказал Драко. — «Я не желаю ходить босиком по твоим гнусным ногтям», — и хмыкнул. Тео с интересом повернулся к нему правым ухом, борясь с желанием спросить, не магловскую ли книгу он там читает и с ним ли говорит вообще. Но Драко более не отвлекался на него, поэтому он вернулся к своему занятию и сказал: — Я бы стриг над столом, будь тут стол. Но если хочешь, я могу пойти в ванную… — Да, пожалуйста, — с ноткой высокомерия откликнулся Драко. — …но общая ванная занята, так что придётся попроситься к Эм… — Тео деланно вздохнул, раскладушка скрипнула, когда он поднялся. Драко тут же отнял от лица книгу, наверняка только ради того, чтобы уберечь её и случайно не прожечь взглядом, как лазером. — Расслабься, — Тео усмехнулся ему и пошёл на выход. — Постригу в гостиной. Драко проследил за ним, не поворачивая головы, и, помедлив, недоверчиво спросил: — Знаешь, что такое метро? Тео потупился с нелепой улыбкой. — Понятия не имею. — Ты же читаешь маг… — Драко осёкся, — всякие книги. — Метро мне там не попадалось, — а Тео развеселился. Он указал пальцем на дверь и с самым невинным видом произнёс. — Но я иду в гостиную, могу заскочить на кухню и спросить у Эм! Это же её книжка? Драко взорвался моментально. Гневно поджав губы, он рывком сел на постели, а взгляд его заметался в поисках чего-нибудь, что можно было швырнуть в Тео, но под рукой оказалась только книга да отцовские часы. Секунда сомнений и промедления стоила ему того, что найденный ботинок грохнул уже по закрывшейся двери. Тео похлопал по её раме с обратной стороны, проронил: — Дом, милый дом! — и решил, что не против поспать сегодня где-нибудь в другом месте. Драко упал обратно на постель, положил руку на грудь. С выражением хмурого усердия на лице, будто биение сердца причиняло ему боль, он прикрыл глаза. Мысли его устремились к Марте и Холдене Колдфилде. Мальчишке шестнадцати лет из богатой семьи, капитану «вонючей» команды фехтовальщиков, числанутому, но не глупому двоечнику, ростом подстать Эдриану и с проседью на правой стороне. Он завирается, курит, ругается матом подобно самому Драко, а с Экли становится «настоящим садистом». Он жутко не хочет взрослеть и балагурит совсем как Тео, а ещё думает, что познал жизнь лучше остальных… Драко размышлял о том, что книга не может быть такой — больно простой у неё, не претендующий на гениальность, слог. Но Холден Колфилд разговаривал с ним со страниц, как со старым добрым другом, не стесняясь своих рассуждений. Он опускал комментарии даже о понравившихся девчонках или девчонках, подкладывающих что-то в лифчик, которых и хотелось только, что пожалеть, как, например, Асторию. Драко повернулся набок, посмотрев на раскрытую книгу. Он привык к литературе обезличенной и прикладной, а эта так и норовила залезть ему в душу или, того хуже… Драко мысленно закатил глаза в ответ на свои нелепые страхи и закрыл книгу. …вырваться в реальный мир?