Mortis

Из него был неважный кавалер. Мать покинула их семью раньше, чем успела научить танцам, а отец не утруждал себя такими вещами. Тибериус хотел вырастить из своего сына настоящего мужчину, и от его моральных наставлений у Тео до сих пор ныла щека. Он привык к этому равно как и к тому, чтобы никогда не спорить с отцом. Кивнуть, согласиться, а про себя думать своё — эта стратегия была вполне рабочей. Пусть изгаляется, как хочет, но его мозги — крепость. В них не вложить чужое. Нотт повёл челюстью вбок, незаметно разминая её, и осмотрелся. Молодые пары выстроились в колонну в ожидании полонеза. Почти все взрослые расположились по краям просторного танцевального зала, слева и справа стояли длинные буфеты с прохладительными напитками и шампанским, от входа в обе стороны изгибались устланные коврами лестницы, ведущие на второй ярус. Там были накрыты круглые столики, чтобы гости могли передохнуть и поужинать. Хрустальные люстры спустили ниже, зачарованный потолок блестел и горстями сыпал снег, тающий ещё в воздухе. Величественными громадинами парили остроконечные звёзды, вырезанные гербы дома Малфоев, окольцованные серебром, украшали пространство у сцены. Темно-бирюзовые ели разных величин были понатыканы островками то тут, то там, так что в перерывах между танцами можно было прогуляться и при желании — затеряться. Это то, чего ему так хотелось сейчас. Тео чувствовал себя не в своей тарелке, стоя в хвосте колонны под руку с Дафной Гринграсс. Чёрт его попутал пригласить её на королевский марш… Чёрт его попутал при виде Пэнси Паркинсон. Он пришёл на бал точно ко времени, но уже пролетел. Ему хватило одного взгляда на её платье, чтобы растерять былую решимость. Оно напоминало жидкое золото. Сзади его юбка каскадными волнами ниспадала до самого пола, а спереди достигала лишь середины бедра. Длинноногая, с золотой лозой завязочек туфель на голенях, девушка кружилась у танцевальной залы, демонстрируя себя подруге. Она никогда ещё не носила чего-то столь яркого, и в своём новом амплуа смотрелась, как принцесса. Но он не был принцем. Тео тогда напомнил себе, что не пристало джентльмену так нагло и долго рассматривать даму, и с усилием отвёл глаза от обнажённых участков её кожи. От её хрупких плеч, линий лопаток и волнительных изгибов ключиц. Изяществом своим они могли посоревноваться разве что с рогами священного северного оленя. Две ветви его персонального дерева Жизни. Тео запереживал: не заметил ли кто его вольности? Быстро огляделся и… Обомлел. Множество юношей, в том числе с их факультета, завороженно глядели на Пэнси Паркинсон. Несмотря на трудный характер, о котором судачил весь Хогвартс, в этот вечер ни у кого не то, что язык не повернулся сказать — подумать! — о ней иначе, кроме как о девушке в золотом. Сегодня она выглядела поистине очаровательной и счастливой. Поэтому Тео не сомневался — будь у Пэнси веер, вся его обратная сторона была бы расписана именами кавалеров. И предпочтение она бы отдала если не Малфою, то точно кому-то другому. Словом, не ему. Так что выбор его внезапно пал на Дафну, но и здесь он подумал, что накосячил. — Прости за Ареса, — неловко шепнул ей Тео свои извинения. Он смотрел вперёд — туда, где за чередой белых бальных платьев золото мешалось с красным. Арес Розье, ученик Дурмстранга, пришёл на бал в парадной мантии, обитой мехом. Перед тем, как пригласить Пэнси, он предлагал свою кандидатуру Дафне, но ей пришлось отказаться. Тео проняла неловкость: с Аресом она могла бы шествовать в первой пятёрке, сразу после Малфоя с Асторией, а не в самой заднице. Ему стоило взять кого-то более под стать себе, такую же неповоротливую, с врожденной неуклюжестью. Хоть бы Миллисенту. А он замахнулся!.. — Такое ощущение, что ты ни разу не был на балу, — вежливо улыбнулась Дафна в ответ. — Ты пригласил меня первым, и в этом нет ничего страшного. Я пообещала ему медленный вальс. — Как интимно, — Тео с нервной усмешкой повел плечом. Левая рука уже затекла в одном положении — он держал её на весу перед собой, а Дафна, как и подобало, грациозно касалась его ладони кончиками пальцев. Он помнил, что свой медленный вальс Пэнси отдала Малфою. Его бы Тео осилил, в нем не было ничего особо сложного, бокс-стэп он знал. Остальные же варианты отпадали один за другим: кадриль (целых четыре вариации, следующих друг за другом) сразу нет, мазурка тем более… — Падэспань… — его Тео вчера наплясывал перед зеркалом и всего пару раз сбился. Успех, но… — …тоже мимо, — мрачно пробормотал он. Утраченных лет без совершенствования танцевальных навыков не вернуть за один вечер, как ни пытайся. Особенно страшно Нотту было браться за быстрые и массовые танцы, где нужно обмениваться партнершами. Конечно, ему в любом случае придётся их исполнить, но не в центре, а у края зала. По правилам, чтобы не мешать другим парам, неопытные кавалеры и дамы располагались во внешнем круге, но никак не во внутреннем. А он ведь Пэнси все настроение испортит своей кривоногостью… Ей самое место в центре. Поэтому пока Тео суматошно перебирал в голове варианты, помощь пришла, откуда не ждали: — Пригласи её на большой фигурный вальс, — произнесла Дафна. — Там не такой быстрый темп и меньше возможности запутаться. Вы даже сможете поговорить. Бляха, он вслух говорил?! Тео сглотнул ком в горле, кивнул и машинально поправил петельку с бутоном, которую пристроил в левом нагрудном кармашке. С обратной стороны пиджак жала прозрачная коробочка — он еле-еле её туда втиснул. Гринграсс искоса проследила за этим движением. — Ты выбрал потрясающие золотые каллы, Тео, — тише заговорила она. — Это сложнее, чем просто зачаровать пуговицы, — её ладонь на краткий миг ободряюще сжала его запястье. Он повернул голову. Дафна выглядела не менее завораживающе, чем сама Пэнси. Её шею венчало расшитое бусинами колье, к нему крепились серебрянные цепочки. Они симметричными кругами спускались до бюста, браслетами обнимали плечи, мерцающим водопадом стекали вдоль лопаток и удлинялись книзу. Длинные волосы Дафна собрала в низкий расслабленный пучок и украсила диадемой. Тео подумал, что у неё наверняка было досье на каждого. Она насквозь его видела. Поэтому ему стоило тотчас взять себя в руки — нытьём он точно не сделает чести своей даме. С этими мыслями он смахнул со лба кудрявый завиток и расправил плечи. Что там сложного в этом полонезе? Носок, носок, пятка, да импровизационная часть, фигуры которой будет задавать первая пара — Нарцисса и Феликс. Французское семейство из Бретани впервые посещало бал в Малфой-Мэноре, поэтому что Феликс, что Эстелла шествовали рядом с хозяйкой и хозяином бала на правах почётных гостей. — Если споткнёшься, я мастерски выйду из положения и тоже споткнусь, — шутливо пообещал Тео. — Таких подвигов для меня ещё никто не совершал, — удовлетворенно заметила Дафна, обрадованная тем, что ей удалось привести однокурсника в чувство. — А то! — с деланным энтузиазмом подхватил он. — Уже перехотела ехать в Италию? Такого кавалера грех упускать! — Боюсь, к концу вечера ты будешь занят, — многозначительно ответила она. Приятно, что Дафна так высоко оценивала его старания, но с Пэнси никогда не было просто. — Буду рассыпаться в извинениях за оттоптанные ноги, — кивнул Тео. — Кстати, — хитро ухмыльнулся он, — у Блейза появится повод поносить тебя на руках. Ты же сразу к нему или?.. — Я сейчас возьму все свои слова назад, — нахмурившись, оборвала его Дафна. — Понял, рот закрыл. Где-то там, на сцене, два молодых пианиста отдали честь залу. Раздались сдержанные, преисполненные достоинства, аплодисменты. Дафна поочерёдно коснулась разрумянившихся щек и вернула руку в прежнее положение. — И к Блейзу я после праздничного ужина с родителями. Я сказала им, что буду гостить у Пэнси пару дней, потом мы обратно ко мне до конца каникул, — поделилась она. Старый дирижер деловито подкрутил кончики седых усов и из-под миниатюрного пенсне оглядел оркестр. Первый пианист перелистнул ноты и плавно опустил ногу на педаль инструмента. Второй откинул полу своего фрачного костюма, располагаясь удобнее. — Тогда удачи тебе, — тихо пожелал Тео, не сводя глаз со сцены. — И тебе. В этот момент музыка начала свой ход. Из-под пальцев первого пианиста сорвалось несколько бодрых нот, Нарцисса и Феликс сделали шаг, приводя в движение колонну. Композицию подхватил второй музыкант. Он перебежкой дополнил мелодию, как бы парируя своего оппонента. У Тео от волнения засосало под ложечкой. — У меня ладонь вспотела, — от такого заявления Дафне резко захотелось рассмеяться. — Ничего, ты же в перчатках… — успокоила она своего кавалера, одновременно с этим неуверенно опуская взгляд на его руку. Спина Тео взмокла. Так вот, что он забыл! Первый пианист импульсивно ударил по клавишам, задрожал на них пальцами. Второй в плену музыки чуть наклонился, быстро перебрал клавишами слева направо, и композиция, призванная возвеличить момент, бойко помчалась наверх. Дафна как-то отстраненно поглядела перед собой и больше не сказала ни слова. Что она там себе подумала, Тео представить не мог и не хотел. Кавалеру без перчаток запросто могла отказать любая дама. Задуманная им авантюра по укреплению отношений с Пэнси повисла на волоске. Предстоящее шествие враз представилось ему ночным кошмаром. Огромный зал, объятый огнями и вспышками репортёрских камер, переменился, подобно боггарту, сузился и вытянулся в бесконечно длинный темный коридор. Маяк ложной надежды — лампочка — в такт музыке насмешливо подмигивала Тео с другой стороны. Он мрачно ухмыльнулся. Я в полной…

***

…заднице. Это не полонез, а массовые, блять, смотрины. Девушки в белых платьях уж больно схожи с невестами, а их родители того и гляди шеи себе посворачивают — вовсю глазеют на продвигающуюся процессию. Во время неспешного королевского марша пары демонстрируют всю свою грацию и достоинство, и нет лучше случая, чтобы присмотреть выгодную партию для своего чада. Может быть, ему это только кажется. Может быть, всему виной просьба матери. Сегодня она исполняла роль танцмейстера и следила за тем, чтобы ни одна дама не осталась без кавалера. Так Нарцисса могла тратить меньше сил на танцы. Она упросила его пригласить на королевский марш Асторию. Сам бы он выбрал кого попроще, чтобы при случае избежать лишних разговоров. И личных, и публичных. Драко ощущал себя грёбаным женихом под взором сотни глаз гостей, что сейчас перешёптывались, обсуждая их пару и тем самым грубо нарушая регламент мероприятия. Сраное лицемерие. Не было ничего сложнее, чем держать лицо и улыбаться, стоя на одном колене, пока Астория кружила вокруг него. В голове вертелось столько мата, столько злости… Этот чёртов бал был совсем некстати. Даже шампанским не напиться — подросткам дозволялся только безалкогольный пунш. Ему катастрофически не хватало здесь двух человек — Блейза и Марты. Друг бы обязательно пронес чего покрепче, а в паре с де Веллер у него бы нашёлся достойный повод свалить. «Даме подурнело от духоты. Матушка, я сопровожу её на свежий воздух и ворочусь, убедившись в её здравии»: сладкая ложь и великий соблазн. Мужская рука в белой перчатке сжимает каштановые волосы, пока их носительница самым непристойным образом блюет в унитаз одной из богато обставленных уборных Мэнора. Она — антипод женственности в здешней обстановке, но самое чистое и настоящее явление, своим откровенным жестом кладущее на мнение общественности огромный хрен. Запереться с ней в туалете, несмотря на антураж, приятно вдвойне: будучи пьяной, она не вспомнит, где и как он её касался. Тупейшее требование соблюдения пионерской дистанции забудется ею в одночасье. В мозгу закручиваются гайки. Астория завершает первый круг, второй — каждый раз, когда на периферии взгляда вновь появляется белое платье, ему хочется закрыть глаза. То ли чтобы прогнать приевшийся образ из головы, то ли чтобы в следующий миг обнаружить перед собой. Среди этой кучи однотипных тряпок у неё было бы самое красивое платье. Как в ту ночь, когда она пришла за ним и по его душу. — И как твой ручной цербер стерпит это? — с голосом Астории к нему возвращаются все прочие звуки. Драко необязательно вслушиваться музыку, его движения доведены до автоматизма, а Шопена он узнает из тысячи. — Не понимаю, о чем ты, — он делает шаг вправо, в то время как она — влево. Драко приветствует соседнюю даму лёгким поклоном, а его партнерша делает книксен перед другим кавалером. Оба синхронно возвращаются на свои места. — Брось, Драко, — бесхитростно улыбается Гринграсс. — Я говорю про Пэнси. Они повторяют фигуру в другую сторону, Драко сверкает вежливой улыбкой очередной даме. Скулы аж сводит от наигранности, всё его естество сопротивляется процессу. — Если беспокоишься на её счёт, могла не соглашаться на танец, — тихо, почти с укором произносит он, как только расстояние между ними сокращается. Маска доброжелательности спадает с его лица, знакомая хмурая морщинка ложится между бровей. Астория встревоженно мечет взглядом по сторонам, но не прерывает действа. Её ладонь замирает на уровне груди, в дюйме от его собственной, оба двигаются на месте по кругу. Она — по часовой стрелке, он — против. — Как я могу? — Астория сохраняет улыбку, но держится уже не так уверенно и весело. — Добиться твоего внимания непросто! — Ты ищешь моего внимания? — взгляд Драко беззастенчиво скатывается в ложбинку между её грудей. У Астории треугольный вырез, скромный такой, королевы Анны. Но глаз у него наметан. — У тебя поэтому бюст не по размеру? — Ты всё же заметил, — звучит несколько разочарованно. — Безвкусицу? Да, — хмыкает Малфой и меняет ладонь. — Это все мама, — Астория виновато поджимает губы, меняя направление и совершая с ним круг. — Она как всегда думает, что делает лучше. Наверное, поэтому у нас с тобой тогда ничего не получилось… Зря я рассказала ей, что мы встречаемся. — Ты рассказала об этом всем, кому не лень, — Драко неприятно скалится. — Рад, что ты наконец это поняла. Танцевать с ним, как руку тянуть неприрученному зверю. Драко ещё не понимает, как ему относиться к Астории, но на всякий случай демонстрирует зубы. А ей по натуре своей хочется его пригладить — так и мерещится, как на загривке у того шерсть дыбится. — Я поняла это ещё давно, — признается Астория осторожно. — И рассказала только подругам. — Толковые вышли подруги. Он помнил тот чудесный месяц февраль, когда весть о парне Астории облетела весь Хогвартс. Об этом пели из каждого утюга. Прямо-таки «тили-тили-тесто, жених и невеста»! Оказывается, поцелуй — весомый повод начать встречаться. Вот только с кем Астория встречалась — хрен её пойми. Его почему-то в известность решили не ставить. О своих так называемых отношениях Драко узнал в последнюю очередь. От его слов Астория несколько поникла, но тут же с достоинством улыбнулась, поворачиваясь лицом к центру зала. Две колонны начали схождение к центру, навстречу их паре шествовала другая. — Драко, я прошу прощения, — вежливо говорит Астория, не смотря на него. Она ведёт рукой в воздухе, как лебединым крылом, вся колонна синхронной волной качается в ответ. — Разве может человек не допускать ошибок? — Не может, — соглашается он. — Разве я обидел тебя тогда? Мы разошлись мирно. Я думал, ты давно оставила свои фантазии, раз даже ситуацию с Пэнси спустила на тормозах. — Наверное, мне самой нужен был повод закончить этот фарс? — Астория выходит вперёд, мельком взглянув на Драко. Правая её рука вынесена перед собой, левая чуть отведена назад. Дамы соприкасаются плечами, обмениваются кавалерами и вращаются вокруг них. Драко сжимает ладонь партнерши своего визави, но глаза его с мрачным интересом изучают Асторию. Ей знатно проехались по мозгам на прошлом курсе. С подачи матери она зацепилась за идею, что брак между ними может случиться по любви (подумать только, на всю жизнь со школьной скамейки!), и пыталась воплотить свои сказочные мечты в жизнь. Вообразила его суженым-ряженым, побоялась, что другой такой удачи не представится. Астория за двоих прониклась их «светлым будущим», так что ему можно было даже не стараться. В её представлении (а главное, в представлении её семьи) он уже сделал самое важное — просто однажды обратил на неё свой взор. Гринграссы, наверное, писались от восторга, что их деточке свезло так быстро охомутать его. Но Драко будто резиновую куклу в руки всучили и назвали девушкой. Он мог вертеть ей, как хотел, мол «пусть дитё тешится, только претензий не предъявляет». — Я все делала неправильно и слишком тебя торопила, — обеспокоенно лопочет Астория, вновь оказываясь рядом. Драко раздраженно дёргает губой, оба делают шаг в стороны, прочь друг от друга. Он движется вдоль их колонны, огибает партнёрш своих визави то слева, то справа, рисуя тем самым восьмёрку. На пути ему встречается Пэнси, и он едва не матерится вслух. Почему-то уверен, что и она захочет поговорить с ним по душам. Завершив перестановку и очутившись в другом конце колонны, Драко галантно подаёт руку Астории, что следует за ним, геометрически чётко лавируя между кавалерами. — Эти отношения были не ко времени, да и сейчас, я чувствую, мои слова не совсем уместны, но всё же остаётся одно большое «но»! — торопливо продолжает она, доверительно заглядывая ему в глаза. Как бы полонез не завершился раньше твоей драматичной каватины, Тори. Драко молчит, лишь бы не съязвить. Струны рояля — как его нервы, и Шопен уже сыграл по ним свой спринт. — Родители считают, что мы… Хорошо подходим. Рано или поздно нас все равно поженят, как бы мне того не хотелось. Я понимаю, сама, что ты — отличная партия… — Приятно осознавать, что я прекрасный витринный образец, — одобряет Драко, но чуткие уши Астории улавливают сарказм. — Я не то хотела сказать, Драко, — исправляется она. — Пойми меня правильно, мне страшно выйти замуж за мужчину, которого я совсем не знаю, а мы с тобой знакомы с детства. В будущем это может быть… комфортный союз. Лучший из возможных, за неимением большего. — У нас не получилось тогда, не получится и потом, ты понимаешь? — Но почему? — вопрос Астории повисает над ним, как лезвие гильотины. Драко умолкает и на мгновение прикрывает глаза. Улыбка, как приклеенная, тугой резиной тянет щёки. Сказать ей, что она всего-навсего ему наскучила? Вот ведь сюрприз! Объективно Астория была красивой, милой и обаятельной, потенциально всё с ней могло выйти складно. Без запиночки. Но незадача: общение у них не вязалось, и Драко предпочитал запихивать язык ей поглубже в рот, чтобы она не пытала ни его, ни себя своими нелепыми попытками найти между ними что-то общее. Мальчики интересуется девочками — это анатомия, но для отношений и уж тем более брака им нужно нечто большее, чем изучение микробиом рта друг друга. — Я больше не стану лезть к тебе без серьёзных намерений, я уважаю Дафну, — вместо длинных объяснений решает ответить он. — Вы джентльмен, Драко… — Астория пытается свести всё в шутку, но: — Не обманывайся на мой счёт. — И ужасный человек! — шустро переобувается она. — За счастье с вами дамы насмерть бьются! — Та змея не была ядовитой, Пэнси просто хотела тебя напугать, — сдержанно поясняет Драко. — А я говорю не за себя, — многозначительно отвечает Астория. — Ты не находишь свой выбор романтичным? Какой, блять, выбор?! У меня сейчас крыша поедет, Тори. Скулы на его лице становятся отчетливее. Аккомпанемент его злости, ёбаный, сука, полонез, играет настойчивее, музыканты конвульсивно скачут пальцами по клавишам, звуки становятся грозными, гремят, чтобы после вновь пуститься в задорный пляс. — Выбрать ту, о ком ходит столько слухов, когда сам их не выносишь, — краем уха слышит Драко. Он недовольно хмыкает и выходит вперёд, становясь лицом к своей даме. Подхватывает ладонь, которую она подаёт, сдерживается, чтобы даже на секунду его хватка не сделалась крепче. С завидным желанием, готовностью сбежать, касается тёплых костяшек губами. — Наш танец окончен, Астория. Торжественный финал случился, отгремела музыка. С последним драматичным аккордом ладонь дамы выскальзывает из его руки и безвольно повисает, как и заданный ею вопрос. Астория забывает сделать книксен, а каблуки Драко стучат, когда он чеканно разворачивается лицом к гостям и отвешивает глубокий, насмешливый поклон. Первый акт окончен. Зал рукоплещет.

***

Эва крутит колёсико радиоприемника, который разрывает от аплодисментов. С последним бренчанием гитары мурчащий тембр Жоржа Брассанса, легендарного французского шансонье, исполнявшего «Le Père Noël et la petite fille», остаётся позади. — Passez de bonnes fête de fin d’année…! — задорный голос ведущего, ворвавшегося в эфир, стихает. Марта прижимает бокал к щеке, заинтересованно слушая Патрика. — А я гляжу, ба-а-а! — разрумяненный мужчина театрально хватается за голову. По бокам у него ещё осталась растительность, но в виду возраста он уже ходил с залысиной. — Девчонка сидит! Лет двадцать навскидку бы дал! — Да не п’геувеличивай, одного воз’гаста мы были! — громко заявляет Габриэлла. — Это я потом узнал уже, — бросает ей Патрик, возвращаясь к рассказу. — И она из-под очков на меня такая «зырк»! — он подаётся вперёд и резко сощуривается, отчего все дружно смеются. — Я, здоровый, уже тогда при массе, на месте чуть не обмер! Ведёт, значит, она собеседование, и я понимаю, ну всё, парень… — он поджимает губы и ладонью рассекает воздух, — …это твой последний шанс! Других вариантов у меня на тот момент не было, в кармане шаром покати, образования толком нет, — Патрик смыкает указательный и большой пальцы для большего драматизма и качает ими. — Я ей и говорю, «дома у меня три голодных рта, все, что угодно сделаю, вот увидите, в деле я настоящий зверь!» Марта с захмелевшей улыбкой косится на бабушку. Та настолько увлечена Патриком, что едва не проливает вино мимо своего бокала. — Да уж п’гямо зверь! Кабанина и только! — восклицает Габриэлла, не замечая, как внучка забирает из её рук бутылку и подливает ей сама. — Подкупил её, — Патрик шлёпает ладонью об ладонь. — На следующий же день взяла! — У вас несколько детей, Патрик? — обращается к нему Эва, аккуратно откусывая брускетту. Она сидит, с ногами забравшись на стул и притянув к себе колени. — Ха! Счас! — запальчиво рубит Габриэлла, и Эва, ойкнув, смахивает с платка осыпавшиеся крошки. — Сов’гал он с т’ги ко’гоба! Себя, ба’гмаглота, п’гоко’гмить пытался! Ты на пузо его посмот’ги, тот есчо п’гоглот! — Отчаянные времена требуют отчаянных мер! — разводит руками Патрик. — Но работник из меня же хороший вышел, Габи… — подкупающе мягко говорит он. — Я всего лишь тебя подтолкнул. — Да хо’гоший, хо’гоший! — отмахивается Габриэлла. — Так, а ты чего, хит’гюга, п’гитихла? — она пихает Марту в плечо, отчего та чуть не роняет бокал. — Оп, входим в зону лёгкой турбулентности! — грохочет со смеху Патрик. — Колись, ну-ка! — Габриэлла склоняется к ней ближе, весь стол замирает в тишине, обращая на них взгляды. — Габи, ты её смущаешь! — осаждает свою подругу Вивиан. — Поди скучно молодой девахе со стариками-то сидеть? — Мне не скучно, — неловко отвечает Марта, качая головой. — Моя внучька! — протестует Габриэлла. — И вы, может, и бабушки, а вот я человек! — объявляет она. — Ну что там? — Со стула не упади, — хмыкает Марта, ногой отодвигая от себя стул Габриэллы, что чуть ли не вскачь, как кобылка, придвигается на нем ближе. Вивиан утробно расхохоталась и зашлась в таком хриплом кашле, что Марта испугалась, как бы она не выхаркала свои лёгкие. Но эта говорливая бабка ей нравилась. — Языкастая! — восхитилась Вивиан и выставила перед собой кулак. — Так её, девочка! — Потом скажу! — меж тем с улыбкой шикает Марта, потому что бабушка начала надоедливо шептать. Она схватилась за бокал и прикусила его кромку, пряча глаза. Интересно, Патрик сегодня останется ночным гостем бабушки? Судя по тому, что она видела, отношения между ними не ограничивались дружбой. Разве что, может, сексом по дружбе? — Напомни, почему мы ждём на улице, а не у камина? — спросила Марта, с носом кутаясь в объемный цветастый платок — подарок тёти Эвы. От него пахло кокосом и кедром — она часто использовала крем с такой отдушкой. Габриэлла, уже поддавшая, прыснула. — Потому чьто в камин он не п’голезет! В этот момент появился один из гостей. Марта сперва услышала его и только потом увидела. — Габриэлла, золотце, ты меня встреча-а-аешь? — громко поинтересовался кто-то. Со стороны ворот к ним шагал лучащийся улыбкой мужчина. С добротным животом, в простом, без изысков, костюме. — Такова доля хозяйки! — хвастливо выкрикнула ему Габриэлла в ответ. — Ох, ох, ох! — драматично отозвался он, хватаясь за сердце. — Ещё и сама готовила, наверное? — Обойдешься! — глядя на приближающего гостя отвесила она. — Донателла пе’гедала фуа-г’га из своей… — женщина неопределённо повела рукой в воздухе. — …Эст’гемаду’гы. Гово’гит, отказались от гаважа. А Николай п’гинес какой-то штоллен! С менья только индейка и уст’гицы из… — А это кто тут у нас? — неожиданно прервал её гость. — Маленькая Мартини?! — удивился он. Марта покрылась румянцем, открыла рот. — Мартини? — шепнула она бабушке. — Уже наж’гался по до’гоге, — махнула рукой Габриэлла. — Это же Пат’гик… Тут мужчина лихо, невзирая на свой немалый вес, вспрыгнул на ступеньки поместья и сгрёб Марту в охапку. Она испуганно пискнула, бормоча неловкое «здравствуйте», когда её ноги оторвались от земли. — Отпусти мою внучку, ста’гый ты х’гыч! — в шутку возмутилась Габриэлла, хлопнув Патрика по плечу. — Не надо так дьелать! Или я 'гешу, что ты на молоденьких заглядываешься! — П’гошу п’гощения, начальница! — он с хохотом опустил Марту, и она поспешно поправила платье, подол которого разлетался от малейшего дуновения ветра. Бабушка по случаю праздника на скорую руку сшила два парных домашних наряда в чёрном цвете и в мелкий белый цветочек. Только у Габриэллы оно уходило в пол, а у Марты не прикрывало даже колени. Как она сказала, «к’гасоту в твоём воз’гасте г’гех п’гятать». — Женщина у меня только одна! — добродушно заверил Патрик, потянувшись к Габриэлле за поцелуем в щёку. — Работа! — шепнул он ей на ухо. Бабушка охнула и с широкой улыбкой оттолкнула от себя мужчину. — Хам! — заявила она. — Ну-ка в дом! Патрик рассмеялся, когда Габриэлла шлёпнула его по заду, толкая в проход. Размышляя о перспективах бабушкиных отношений, Марта делает глоток вина, Николай при этом незаметно салютует ей бокалом со своего места. Он вдвое старше неё, но она ловит на себе его взгляд чаще, чем полагается в приличном обществе. Марта знает, что бабушка не пригласила бы в дом сомнительных персон, но все равно чувствует неладное. Рядом с ним сидят ещё две женщины — Лия и Вивиан, однако его внимание почему-то скользит мимо них. Марта вспоминает слова Пэнси про трофейную жену и внутренне ужасается — а не имеют ли на неё видов? Из их короткого разговора она поняла лишь, что Николай был немцем с русскими корнями. На его лице на ПМЖ прописалась усталость и, походу, анорексия, но больше подозрений вызывали именно глаза. От того, как Николай смотрел, становилось не по себе. Он её изучал. — А вы чем занимаетесь, Николай? — Марта навостряет уши, когда Лия задаёт вопрос. Ей за пятьдесят, но она ещё пытается молодиться, накручивает на палец завитый локон. Бюлов нехотя отставляет бокал в сторону. — Я работаю с детьми, — скромно отвечает он, кладя руки на стол, ладонью на ладонь. — Николай — социальный работник в приюте, — подсказывает Габриэлла. Она тянется через весь стол, чтобы похлопать его по руке. — Не стесняйся, до’гогой, тут все свои. — Как благородно! — Вивиан утирает рот салфеткой. — Глядя на вас, ни за что бы не подумала! Вы молоды, — подмечает она. — Это правда, — выдохнув, отвечает Николай. — Но я не вижу возраст преградой. Тем более, что я сам из приёмной семьи, — на его признание гости удивленно ахают. — Не лучшее первое впечатление произвожу, — соглашается он с ними. — Поэтому я обычно избегаю говорить о себе в незнакомом обществе. — Ничего! — с энтузиазмом поддерживает его Вивиан. — Это совсем, нисколечки не проблема! Да, девочки? И мальчики? — она оглядывает всех и хватается за бокал. — Давайте выпьем! За свободу от статусов! Николай посмеивается, но делит с престарелой женщиной вино, которая упрашивающе двигает к нему бокал. Его подхватывают остальные и даже Марта, ведь хуже того, чтобы не выпить, было только пить воду, пока другие хлестали вино. Французы в этом плане суеверны. Пьёшь воду — впереди тебя ждёт семь лет плохого секса. В такой стране, как Франция, здоровый образ жизни почти моветон. Вода здесь для одного — чтобы мыться. А для питья, будь добра, каберне, мерло, гренаш, сенсо, пино нуар, шардоне, мурведр и сира… Поэтому любое утро, обед и вечер у бабушки Габриэллы обязательно сопровождался хотя бы одним бокальчиком среднекрепкого. — Вот молодчина! — хвалит Николая Вивиан. — Просто сокровище! Не стесняйтесь, молодой человек! Молвите слово! Мужчина задумывается и вдруг ближе придвигается к столу. — Честно, история у меня малоинтересная. Я сам из России, но с малолетства живу в приёмной немецкой семье. — Вы решили не менять имя? — спрашивает Лия и качает пальцем в воздухе. — Вы Николай, не Николас. — Обычно я представляюсь именно так, — кивает Николай. — Но многие зовут меня Николас, потому что это удобнее. Сами родители зовут Николаем, так они показывают, что одобряют мой выбор. Школа тоже была русской. — Вам тяжело было освоиться, да? — с пониманием дела спрашивает Вивиан. Николай улыбается. — Ну, дома я учил немецкий, пытался говорить на французском, в школе нужен был русский, для разговора с вами — английский, — неловко перечисляет он. — Поэтому да, иногда мне кажется, что нигде нет истинно моего, и я все ещё не адаптировался. — А ваши биологические… — осторожно начинает Вивиан. — Я их не знал, — открыто отвечает Николай. Он поджимает губы и оглядывает гостей, что с нескрываемым интересом слушают его историю. Марта постаралась не опускать глаз, когда взгляд мужчины вновь коснулся её. Даже позволила себе дерзость выгнуть бровь в ответ. Обсуждение продолжилось, Патрик спросил, как ему пришла в голову мысль стать соцработником и почему именно у магловских детей. — Вопрос не совсем корректный, наверное, дети везде одинаковые. За исключением того, что в жизни маглов происходит гораздо меньше чудес, — улыбнулся Николай. — В магическом мире подобные социальные службы более развиты. А сам я не особо справлялся с учёбой, даже квиддич мне не давался. У меня есть фото с игры, и, честно, там одно бревно от другого не отличить. — Бревно? — не поняла Лия. — Простите, не пояснил. В Колдовстворце летают не на метлах, а на цельных деревьях. — О! Incroyable! — Габриэлла приложила руку к груди. — У менья внучька тоже п’гобовалась в команду по квиддичу! — И как? — спросил Николай, обращаясь к Марте. — Даже не в запасе, — коротко ответила она, все ещё пытаясь определиться со своим отношением к нему. Он понимающе улыбнулся. — Вот поэтому отец сказал, чтобы я не мучился и нашел что-нибудь по душе. Так я однажды заметил объявление о наборе волонтёров в дом престарелых. У нас в Германии… — Смот’ги-те-ка, «у нас»… — тихо сказала Габриэлла. — А гово’гит, не адапти’говался! Гости, включая Николая, рассмеялись. — У нас, — повторился он со смехом, — это дело очень востребовано, я вступил не глядя. Потом помогал в детских домах, и понял, что это, как бы ужасно не звучало, место, где мне нужно быть. Наверное, я закрывал какую-то свою старую рану. Правда, у таких, как я, она обычно не имеет тенденции заживать. Эва взгрустнула от его последних слов. — Как бы то ни было, вы творите настоящие чудеса. Никакая магия и рядом не стояла, Николай, — тронуто сказала она, выглянув из-за Патрика. — Спасибо, — засмущался тот. — Простите, плохая память… — Эва, — кивнула женщина. — Эванджелин. — Евангелин? — Пусть будет так, — легко согласилась она, потянувшись к бокалу вина. — А вот по вашему опыту, много ли детей благополучно адаптируется в новых семьях? — подала голос Лия. Николай на мгновение задумался, постучал пальцами по столу. — К сожалению, нет. За мной закреплено восемь детей, многие уже взрослые, и я не могу назвать ни одного такого случая. Некоторые уже более трёх раз меняли семьи. — Какой кошмар… — тихо ужаснулась Лия. — Да. Это отдельная история. Брошенные дети в целом живут с ощущением хрупкости мира, у них трагедия на лице написана, — начал объяснять Николай. — Некоторые аффективны, некоторые тревожны. Один малыш как-то поделился со мной, что его очень беспокоит, что выключатель в его комнате находится не с правой стороны стены, а с левой, как в прошлой семье… — он уставил глаза в стол, размышляя. Заговорил тише. — Они очень ранимы, многие из них работают с психологами и психиатрами, но даже это не помогает им восполнить утраченное. Формирование привязанности, чувство защищённости, эмоциональный фон — все эти вещи закладываются в первый год жизни на почве материнской заботы. Они этого лишены. В приюте никто матери не заменит, у детей есть только воспитатели и учителя, через которых проходит с десяток таких же детей. У них нет самоценности, нет чувства собственной важности, ведь это то, что могут дать только родители, для которых их ребёнок — самый великий дар. Поэтому я хоть и люблю свою работу, но всегда полон сомнений, а достаточно ли я делаю? — он усмехнулся и задумчиво качнул ножку бокала на столе. — Часто сталкиваюсь с агрессией… — Агрессией? — не понял Патрик. — У меня восемь подопечных, а каждому хочется быть для меня особенным, — пояснил Николай. — Отсюда у детей появляется эгоцентризм и ревность. — А вы, получается, занимаетесь тем, что… — начала Вивиан. — Я для них в первую очередь друг, — охотно поделился мужчина. — Дети доверяют мне больше, потому что знают, что я сам из приёмной семьи и могу понять их проблемы. Некоторым из них, кому не повезло обрести семью, мы даём кров под крышей приюта и ежегодно собираем пожертвования, чтобы обеспечить им переход в самостоятельную жизнь. По достижению совершеннолетия они с нашей помощью поступают в колледж, университеты, мы помогаем им с устройством на работу. Я со всеми остаюсь на связи, регулярно провожу с ними время, вожу в кафе, покупаю пиццу или мороженое… — он неловко улыбнулся, а Лия очарованно вздохнула. — …выслушиваю. Я им как старший брат, который никогда от них не откажется. Это узы на всю жизнь. Даже когда у них уже будут свои семьи и дети, я всегда буду поблизости. — Николай, это так… Глубоко! — восхищенно произнесла Лия, и Марта поперхнулась вином. — Простите, — она струйкой сцедила его обратно в бокал и, придушенно кашляя, закивала, когда Вивиан предложила ей салфетку. Обе, сверкая глазами, переглянулись. — Вот я вас слушаю и… В груди прямо, знаете… Поднимается… — женщина томно задышала, повела у своего полного бюста, придвигаясь к Николаю ближе. — Вы меня понимаете?.. — она опустила локоть на стол, приложила ладонь к щеке, заглядывая ему в глаза. — У тебья изжога, Лия, — насмешливо отозвалась Габриэлла. — Не пей пузы’гьковое. — Я хотела сказать… — с высокой интонацией начала женщина, глянув в сторону подруги. — Это, наверное, забирает все ваши силы? — замурлыкала она снова. — Всю мужскую силу, ага… — пробормотала Вивиан. Она поглядела на Марту, что спрятала улыбку за бокалом, и довольно хмыкнула. Но Николай держался достойно. — Из-за этого многие поначалу воспринимают меня, как Кощея, — согласился он. Вивиан, чтобы не мешать говорящим, шепнула: — Тебе положить? — и указала на индейку. Марта покачала головой. — Кого, кого? — хлопнула глазами Лия. — Давай чуть-чуть?.. — уговаривала женщина. — Хиленькая а то, рыбонька, — она втянула щеки. — Давайте только совсем немного, — согласилась Марта, чтобы не обидеть её. — Такой злобный колдун из русской сказки, страшный, костлявый и бессмертный, — объяснил Николай. — Мальчики любят, когда есть, за что подержаться, — Вивиан подмигнула Марте и положила ей самый мясистый кусок. — Во мне вот почти сто килограмм любви! — обе тихо посмеялись над шуткой. — Бросьте, уверена, это не так. Наши мысли не по-гре-ши-и-мы! — нежно пропела Лия. — Разумеется, — он украдкой посмотрел на Марту, что забирала из рук Вивиан блюдо. Заметив его взгляд, она несколько растерялась и медленно опустила тарелку перед собой. Кончики её ушей заалели, когда он улыбнулся уголками губ и отвёл глаза. — Это просто шутка. Наевшись и напившись, вся компания разбрелась по гостиной. Патрик уже успел предложить Николаю кубинскую сигару, которую тот из вежливости попробовал в полтяги. Сейчас Робеспьер заковыристо, как и подобает всякому мужчине за шестьдесят (в какой-то момент у них этот набор странных движений появляется сам по себе) выплясывал перед хохочущей во весь голос Вивиан. Безотказный Бюлов всё ещё страдал от покусительств со стороны Лии, бабушка умчала на кухню, чтобы принести новую бутылку вина (они распили уже 10), а Эва пребывала в своём мире и кружилась под мягко играющий винил. Она напоминала куколку из музыкальной шкатулки, у которой кто-то раз за разом проворачивал ключик, заставляя её неустанно вращаться. Марта отдыхала на диване в компании красного сухого, переживая за свой и тётушкин вестибулярные аппараты. В голову дало хорошо. — Все мальчики и девочки моих лет гуляют по улицам парами, Все мальчики и девочки — мои ровесники, Знают, что значит быть счастливыми, — напевала Франсуаза Арди. Эва, раскинув руки, как крылья, плывуче приблизилась к Марте. — Я не встану, — усмехнулась она, взглянув на её протянутую ладонь. — Тогда позолоти мне ручку, — улыбнулась Эва, забираясь к ней на диван. Марта развернулась полубоком и по-кошачьи прищурилась, запрокидывая голову. — Хочешь мне погадать? — довольно поинтересовалась она. — Почему бы и нет? Рождество — лучшее время для гаданий на любовь, — мечтательно сказала Эва, кладя голову на спинку дивана. — Но у меня нет никакой любви, тётушка, — пьяно усмехнулась Марта. — И глаза в глаза, и рука в руке, Они влюблены без страха о завтрашнем дне. — А те два мальчика? — удивилась Эва. — Давай, я посмотрю! Марта мысленно обругала длинный бабушкин язык и поморщилась. — Может, не надо?.. — слабо засопротивлялась она. — Мне и одной хорошо. — Да, но я, я брожу по улицам одна, и душа болит, Да, но я, я иду одна, и никто не любит меня, — в момент немилосердно извратила сказанное Франсуаза. Марта попыталась сфокусировать взгляд на проигрывателе, что, казалось, вслух зачитывал её потаенные мысли. — Любовь не попросит у тебя разрешения, она войдет беззвучно, — ласково упрашивала Эва. — Ну же, — она качнула пальцами в воздухе. — Как войдёт, так и выйдет… — под нос себе пробормотала Марта, нехотя подав ей руку. Эва обняла её ладонь своими, прижала к губам. Теплоё дыхание женщины завилось между пальцев. Марта тихо вздохнула, вновь пригубив вино. Женщина прикрыла глаза и сосредоточилась, впала в медитативное состояние, слегка покачиваясь в такт музыке. Марта смиренно молчала, мысли её уносились подальше от этой комнаты. Она старалась думать о чем-то кроме назойливой Франсуазы, что под градусом ещё сильнее въедалась в память и раздражала. В такой кондиции у человека обычно несколько опций: а) сентиментализм и разговоры по душам, б) агрессия, в) пьяные танцы. Марта не знала, что из этого предпочтительнее, но пока Эва держала её ладонь, песню было не переключить. — Мои дни, как мои ночи, Похожи один на другой. Нет в них радости, и полны они скуки, И никто не шепнет «люблю» на ушко… Покачивая в руке бокал, Марта хмуро размышляла. Малфой пока не прислал ей ни одного нового сообщения. Она не то, чтобы ждала его: всё, что их связывало сейчас — это работа. А работа прагматична. Безэмоциональна. На ней можно было сконцентрироваться, прояснить разум. Но сегодня у Малфоев бал, так что Драко, скорее всего, напишет ей только ночью. Марта постарается не отрубиться, чтобы в случае чего ответить и помочь. Нарциссе, конечно же, а не ему. С неё уже хватит. Вернее… Нет, ладно она, но какого чёрта он при бабушке свой язык развязал? Ещё бы «прости» потом написал, это Малфой, оказывается, всё же умеет. Мало того!.. Марта сделала ещё один глоток вина, начиная распаляться. …Эдриана он какого лешего сюда приплел? У него и с ним теперь проблемы? Иначе с чего вдруг эти требования держаться от него подальше? О-о-о, только не говорите, что из-за секса с ним она теперь непереходящий трофей! В таком случае она сама перетрахает всё, что движется! Нет. Вот это явно лишнее… Марта уставилась в потолок, рассматривая люстру, которая никак не хотела оставаться на месте и плыла. Она прикрыла один глаз, заставив её перестать двигаться. Может быть, Малфой попросту беспокоится, что отношения с Эдрианом могут её отвлечь? Блять, а он вообще умеет пользоваться языком по назначению в таком случае? Учитель, мать его, «французского», почему она должна разгадывать эти шарады?! — Все мальчики и девочки моих лет Строят вместе планы на будущее, Все мальчики и девочки моих лет Отлично знают, что такое любовь… — О ком ты сейчас думаешь? — донёсся до неё далёкий голос Эвы. — Э… — Марта села ровнее, проморгалась, пытаясь собрать мысли в кучу. О ком она сейчас думает? О Малфое или об Эдриане? — Кудряшка, у тебя… — тётя надула щеки, выдохнула, встряхнула руки, будто они были грязными, и взялась за её ладонь снова. — Так много… Ненависти… — она сочувствующе нахмурилась, не открывая глаз. — Кто-то причинил тебе сильную обиду… «Малфой», — безошибочно определила для себя Марта, на секунду задумавшись о том, что сама никогда бы не назвала свои чувства по отношению к нему ненавистью. — Причинит, — вдруг исправилась Эва. — Ты знаешь этого человека, ты влюблена. Я вижу твою нежность по отношению к нему, вижу, как ты его ищешь. — Ищу? — не поняла Марта. — Ты говоришь о настоящем или о будущем? — Все мальчики и девочки моих лет Гуляют по улицам парами, Все мальчики и девочки — мои ровесники, Они влюблены без страха о завтрашнем дне… — Глазами. Он всегда рядом. Тебе с ним комфортно, — объяснила Эва, определившись в своих ощущениях. На последний вопрос она не ответила. Веки женщины задрожали, как в фазе быстрого сна — магия вела её дальше. У Эвы не было возможности свернуть с выстеленной тропы, перед ней расступался туман чужих эмоций. Она не могла сфокусироваться на одном видении надолго, старалась уловить больше и шагала вперёд. Марта же пребывала в замешательстве. Как ей может быть комфортно с человеком, если он её обидел? — Тебя ждёт судьбоносный подарок, и совсем скоро, — расплываясь в широкой улыбке, произнесла Эва. — А «судьбоносный» — это что значит?.. — тихо спросила Марта, чтобы не сбить тётю с пути. — Да, но я, я брожу по улицам одна, и душа болит, Да, но я, я иду одна, и никто не любит меня… — Он невероятно красив… — с таким видом, будто подарок вручали ей, почти прошептала Эва. Она умиленно изогнула брови и надула губы, в то время как Марта заинтересованно придвинулась ближе. — Я чувствую твою радость и… Сомнение…? Ты не захочешь его принимать, твоё сердце будет закрыто! — Эва резко разорвала контакт и распахнула глаза. — Кудряшка, нельзя отказываться от любви! — воскликнула она. — Судьбоносный подарок — это то, что повлияет на твою жизнь на высшем уровне! — Ну… — Марта пристыдилась и покраснела. — Это хотя бы хорошо или плохо? — робко спросила она. — Мои дни, как мои ночи, Похожи один на другой. Нет в них радости, и полны они скуки, И никто не шепнет «люблю» на ушко… Тётя промолчала, пытливо уставившись на неё, затем поднялась с места и помчалась в другую комнату, по дороге чуть не споткнувшись об полосатый коврик. Не прошло и минуты, как она вернулась в гостиную, держа в руках магический шар. За ней с бутылкой и бокалом неторопливо шла удивлённая Габриэлла. — Судьбоносный — это и не плохой, и не хороший, — на ходу взбудораженно объясняла Эва. — Я могу только передать тебе свои ощущения и показать направление пути, — она вернулась на своё место и села в позу лотоса. — Но любовь… Она ведь не только про мальчиков! Она повсюду… Это твоё отношение к миру и людям, — женщина приложила свою ладонь к груди Марты. — Закрывая своё сердце, ты лишаешь себя жизни. — Мои дни, как мои ночи Похожи один на другой. Нет в них радости и полны они скуки, О, когда же наконец для меня засветит солнце? — Она хиппи, к’гошка, не слушай, — бабушка встала за спинкой дивана, наблюдая за происходящим. Эва очнулась и, не обратив внимания на комментарий, с готовностью расположила ладони у шара. — Хиппи? Кто это? — спросила Марта, задрав голову. — Самая большая катаст’гофа для ми’га моды… — драматично произнесла Габриэлла, отпив вино. — Семидесятые… Наша Лия оттуда так и не выб’галась, — она хмыкнула и незаметно ткнула пальцем в сторону подруги, что в танце пыталась опустить руки Николая со своих плеч на талию. — Если ты подпалишь ей хотья бы один волосок, заго’гится вся голова, столько лака туда вбухано! Марта пригляделась к высокой, начесанной шевелюре женщины. После слов Габриэллы невольно захотелось убедиться или разувериться в её правоте, поэтому она постаралась не представлять, как загорается голова Лии. Мало ли что. — А есчо хиппи… — тихо продолжила Габриэлла, опустив взгляд на Эву, что их уже не слышала. — Это ми’г во всем ми’ге и цветы… — Марта распознала в её интонации нежность и… грусть? — Как мальчики и девочки моих лет Скоро ли я узнаю, что такое любовь? Как мальчики и девочки моих лет, Спрашиваю себя, когда же настанет день… — Ст’гашно, когда она так делает… — Габриэлла кивнула на Эву. В этот раз женщина не закрыла глаз, зрачки их закатились, видимым сделался только белок. Её ресницы мелко подрагивали, рот был слегка приоткрыт, а дыхание стало до того тихим и размеренным, что Марта осторожно повела ладонью перед лицом тётушки — проверить, дышит она или нет. — Что именно она пытается сделать? — осторожно спросила Марта. — Заглянуть в твоё будусчее, наве’гное, — пожала плечами Габриэлла. От её ответа сердце враз прихватило. — И насколько далекое? — начиная беспокоиться, уточнила Марта. — Не знаю, детка. Марта перебрала пальцами подол платья и, сглотнув, уставилась на магический шар. Что увидит тётушка? Это будет что-то хорошее? Почему-то от Эвы, как ей казалось, не может быть дурных предсказаний. Но даже если что-то пойдёт не так, у неё хватит тактичности не говорить об этом. Правда ведь?.. — Когда глаза в глаза И рука в руке, И в сердце моем будет счастье без страха о будущем… — словами надежды завершила свою песню Франсуаза. — Счастье без страха о будущем, — мысленно повторила Марта, чтобы успокоить себя. Внутри шара расползалась белая дымка. Она росла, обтекала стены сосуда, медленно кружилась, но Марта ничего не могла в ней разглядеть, как бы не пыталась. Ей мерещилось, что она видит свой силуэт, но он был так переменчив и неуловим, что казался иллюзией. Счастье без страха о будущем. Пожалуйста. Несмотря на опьянение, Марта чётко фиксировала любое движение Эвы, боясь, что вот-вот услышит своё пророчество. Завороженная, она наблюдала за тем, как один кудрявый локон, упавший на лицо тётушки, покачнулся… Женщина громко втянула ртом воздух. — Ну что? — взволнованно спросила Марта. — Я вижу… — Эва поводила удивленными глазами перед собой. — Ничего. При этих словах всё внутри опустилось. Марта выдохнула, не заметив, что всё это время задерживала дыхание. Ничего. — В смысле, видишь «ничьего»? — не поняла Габриэлла. — Ты хотьела сказать, «ничьего не видишь»? — Нет, я хотела сказать, что вижу ничего… — медленно проговорила Эва. — Ты видишь своё «ничьего», потому что уже ослепла! — недовольная её ответом, вспыхнула Габриэлла. — Допилась! Ничего. Марта отвела глаза и медленно отпила вино из бокала. — Габи! — обиделась Эва. — Видения не всегда приходят чёткими, но это точно что-то значит! Кудряшка… — она опомнилась и перевела взгляд на племянницу. — М? — неохотно отозвалась та, накинув на себя безразличие. — Вот не надо мне лапши твоей! — бунтовалась Габриэлла. — Это не лапша! — спорила Эва. — Всё хорошо? — поинтересовалась она у Марты. — Тётушка, это же просто гадания… — отмахнулась она со усмешкой. — Знаешь, сколько таких «пророчеств» на уроках профессора Трелони можно услышать? Глупо верить во все. — Хорошо… — осторожно промолвила Эва и принялась растирать веки. — Глаза пересохли… — П’гинесу капли! — всплеснула руками Габриэлла. — Лучше возьми Эву с собой, у тебя все дороги ведут к алкоголю, — улыбнулась Марта. — Она своих капель не дождётся. Габриэлла под руку увела Эву. Марта проследила за тем, как они исчезли в коридоре, и поднялась с дивана. Ей нужно куда-нибудь… В другое место. Она подхватывает оставленную Габриэллой бутылку и бредет на лоджию на втором этаже. В голове — ничего. Гадское ничего. Вот и всё её будущее, о котором она и так знала. Марта глотает вино из бутылки, пока несмело поднимается по лестнице. Как же хреново быть Франсуазой… Все мальчики и девочки её лет сейчас танцевали парами на балу. Все мальчики и девочки — её ровесники, влюблялись без страха о завтрашнем дне. И глаза в глаза, и рука в руке…

***

Пэнси подает ему руку, даже не пытаясь скрыть своей счастливой улыбки. Затворы колдоаппаратов щёлкают, вспышки ослепляют, когда она двигается с ним в расчищенный центр танцевальной залы. Её внимание обращено ко всем сразу: «смотрите, это я!» — безмолвно кричит девушка в золотом. И приковывает к себе взгляды. — Хоть кому-то по вкусу это дерьмо, — хмуро думает Драко, ещё не отойдя от разговора с Асторией. Настроение было ниже плинтуса. Она хоть понимала, о чём его просила? Ипанема в край ёбнулась, раз довела свою дочь до состояния, когда она готова переспать даже с Грэхемом, если бы это могло спасти её от брака по расчёту. Драко помнил, как шар загорелся зелёным в руках Астории накануне первого учебного дня. Она не соврала. Но магии в их мире не существует, потому она и прибежала к нему, поджав хвост, с мольбой о помощи. Всё ради того, чтобы хоть как-то обезопасить своё будущее, которое уже было расписано за неё. Допустим, станет он ей мужем, но что дальше? Они станут спать в раздельных комнатах, на публике притворяться счастливой парой, а втихомолку снимать кольца и трахаться с другими? Их детям, наверное, будет просто заебись с такими родителями. Жизнь, пропитанная фальшью. Это только Люциусу и Нарциссе повезло полюбить друг друга — оттого они и думают, что всё между ними стерпится-сгладится. Драко разворачивает Пэнси, рука его механически ложится на её оголенную лопатку, чтобы больше ни на дюйм не сдвинуться. Она даже не краснеет — нет такой привычки. Только очарованно смотрит, думая, что этот интимный момент они разделят на двоих. У них совсем нет времени разрешить ситуацию на берегу. Скрипач режет смычком по струнам, и Драко увлекает Пэнси за собой под тонкий плач инструмента. Их дуэт танцует профессиональнее многих пар. Паркинсон тренировалась и ради себя, и ради него. Она самоучка, дождавшаяся своего звёздного часа. Драко мягко кружит её, в моменте ведёт по дуге, и Пэнси неторопливо отклоняется назад с сияющей улыбкой. Он склоняется ниже и ближе к ней, а она поднимает ногу в золоченной туфельке, коленом прижимается к его бедру, и медленно вытягивает её ввысь. Звучат одобрительные аплодисменты. Выдержав паузу, Драко вихрем подхватывает свою партнершу. Маленькими стремительными шагами они кружатся на месте, чтобы затем сорваться в плавный, раскачивающийся вальс. Их индивидуальная часть отыграна, из первых рядов выплывает пара Люциуса и Нарциссы. Отец в чёрном камзоле, его длинные волосы повязаны лентой. Он едва уловимо улыбается, любуясь супругой в облегающем платье цвета шампань. Его ладонь лежит на её талии, что противоречит традициям танца, но подтверждает чувства. Нарцисса отклоняется назад, кремовая блестящая лента на её шее бежит к зеркальному полу. Люциус нежно прижимается губами к женскому плечу, ведёт свою даму по дуге. Она сгибает одну ногу в колене, подкручивает её, резво ударяя носком по пятке другой и уводит в сторону под следующий шаг мужа. Он движется вовнутрь, увлекает её, подобно волне, и их пара устремляется следом за Драко и Пэнси. В кругу появляются другие кавалеры и дамы. Они возникают из разных уголков, при взгляде на них сверху покажется, что зал затопило цветами. Юбки дам кружатся, распускаются белоснежными бутонами. Пары, подхватываемые потоком вальса, мчатся по залу. — Твои родители — самая красивая пара, что я видела. Они одно целое, — говорит Пэнси, и глаза её сверкают от удовольствия. — Как мы, верно? — напрягаясь, подмечает Драко. — Я этого не говорила, но раз ты сам начал… — Я вижу это по твоим глазам, — самоуверенно заявляет Малфой, выбрасывая руку в сторону. Пэнси тянется за ней без малейшего усилия и кружится балериной рядом. — Ты же помнишь, что непозволительно отдавать предпочтение одному партнёру? — спрашивает он, возвращая её к себе. Паркинсон выглядит завороженной происходящим, грудь вздымается, причёска несколько растрепана. Она не отводит от него глаз, вся мыслями в мечтах и возвращаться к реальности не хочет. — Я вспоминаю наш Святочный Бал, — она эйфорически улыбается, зрачки расширены. — У нас всё могло быть хорошо, ты не видишь? — Пэнси оглядывает зал с видом восторженного ребёнка. Она словно мчится на крыльях Пегаса, рассекает ветер, ощущение полёта кружит голову. Более чувственного танца, чем вальс, нельзя и придумать. Особенно, когда рядом Драко. Всё это напоминает ей о безоблачных временах, дарит надежду на лучший для них исход. Плохое вмиг забывается. — Иначе зачем бы ты согласился быть моей парой? — спрашивает она и несдержанно, заливисто смеётся, когда Драко подхватывает её за талию и кружит вполоборота. Она бы хотела раскинуть руки, чтобы поймать и запечатлеть этот момент навсегда, но крепко держится за его плечи, наслаждаясь невесомостью. — Я согласился, как друг, Пэнс. Ты путаешь понятия, — его слова должны были подействовать отрезвляюще, но: — Я не верю тебе, — ни на секунду не задумавшись, легкомысленно отвечает она. — Ты не хочешь верить, — исправляет Драко. — А я тогда не хотел искать себе пару. Пэнси растерянно моргает, её улыбка застывает, как примороженная. Она хмурит брови, целых несколько тактов непонимающе водит по его лицу глазами, на автомате переставляя ноги. А когда осознание грузом валится на плечи, очарование девушки в золотом пропадает. Пэнси откатывается до заводских настроек и уже привычно резко бросает: — Пару ты быстро себе нашёл, и месяца не прошло. Драко круто ведёт её в другую сторону, она же недовольно смотрит на него. — Целых два прошло, — из вредности вставляет он. — И твоими усилиями разбежался. Она открывает рот, чтобы ответить, но Малфой чувствует, как очередная колкая фраза желчью разливается по горлу. Он насилу себя тормозит, выдыхает, сжимает челюсти. Его дурной характер, как тошнота, рвётся наружу. — Пэнс, я не Дафна, — старается сдерживаться Драко. — Не испытывай терпение, пожалуйста. Не сегодня, — он надеется, что Пэнси проявит несвойственное ей понимание и не станет развивать тему дальше. — Но ты сделал пуговицы золотыми, как я просила! — будто это невесть, что значит, настаивает она. — Да, — легко соглашается Драко. — И? Ему не было сложно попросить домовика наложить чары, чтобы Пэнси понравились колдографии. Разве своим поступком он даёт ей повод мечтать о большем? Она недовольно выдыхает, не может понять этой простой истины. Его грубое «И?» вводит в ступор. Для неё эти глупые пуговицы говорят о многом, но между ними — непреодолимая преграда, ощущаемая физически. Драко по-прежнему держит ладонь строго на её лопатке, локти смотрят четко в стороны под прямым углом. Позволь он себе вольность, имей он желание, она бы посмела ласково прильнуть к его руке хотя бы на мгновение. Но нет. Её реальность — карета из Золушки, в полночь обернувшаяся тыквой. — Спасибо, Драко… — тихо говорит она спустя несколько тактов. — Тебе не за что меня благодарить, — произносит Малфой, чтобы она не начала придумывать новые причины держаться за него. — На фоне твоего платья без разницы, во что я одет. — Считаешь, оно красивое? — Так считает каждый, кто сейчас смотрит в нашу сторону, — здесь он даже не лукавит. Пэнси польщенно улыбается, осмеливается вновь поднять на него глаза. — А что ты думаешь обо мне? В нём. Блять. Драко вздыхает. — Ты красива, — вынужденный и дважды правильный ответ за сегодняшний вечер. — Но?.. — задирает подбородок она. — Но не в моём вкусе. Ты не хуже меня знаешь, почему, — ровно отвечает Малфой. — Перестань так делать, я правда устал. Это всё. Больше Пэнси не проронила ни слова. Улыбка её померкла, но глазами она всё ещё цеплялась за него. Мысленно прокладывала мосты, а Драко их сжигал. Перекладины срывались в пропасть под её ногами. Она продолжала следовать за каждым его шагом, давно обученная этому танцу. Этот танец Пэнси знала лучше, чем вальс. Но всегда отставала. Завершили они так же, как и начали — достойно. Скрипач в последний раз резанул по струнам. Драко в последний раз резанул по верёвкам, удерживающий мост над пропастью.

***

Гроздья воска стыли на истлевших свечах. Корсеты, ленты, меха, серьги, подтянутые холёные лица проносились перед глазами калейдоскопом. Драко оставил душу на четвертой кадрили, щёки ныли от показного добродушия. Впрочем, не он один пытался казаться лучше, чем есть на самом деле. Этот бал всё больше напоминал ему грёбаную встречу выпускников, где каждый хотел выщеголять чем-то эдаким. Малолетнее светское общество, тайком от родителей пробухивающее своё здоровье в слизеринской гостиной. Какой смрад там творился — родителям лучше не знать. Подумать только, Драко впервые завидовал Винсенту и Грегори! В своих смокингах они смотрелись, как два неуклюжих пингвина, но даже здесь старались не покидать компании друг друга надолго. На них почти не обращали внимания, поэтому они обычно улучали минутку, чтобы по старинке подурачиться. Он такой роскоши лишен. Ему по статусу было не положено прохлаждаться, за его плечами около десятка дам. Про таких, как он, взрослые говорили: «дарование». Редкий мужчина может исполнить такое количество танцев подряд и «не испугать даму диковинным ароматом». Ёбнуться, как мерзко и поэтично. Но мать была жутко горда, получая от гостей комплименты в его адрес. Драко торопился пригласить каждую даму, что скучающе стояла в стороне, прежде, чем она его попросит. Нарцисса была до того благодарна, что в один момент чуть ли не на лету поймала его за руку и поинтересовалась, не найдётся ли у её занятого сына минутка. Они вместе отошли в сторону хвойных островков и медленно, совсем не в такт музыке, покачивались в танце. — Быть в центре внимания всегда отнимает много сил, — с нежной улыбкой сказала Нарцисса. — Я ещё не устал, — ответил ей Драко. — Мне ты можешь не врать. Я всё-таки, надеюсь, не такая плохая мать, которая не может распознать, что происходит с её ребёнком. — Ты прекрасная мать, мам. — Прекрасная матьмам… — посмеялась Нарцисса. — Какое чудесное словосочетание ты подобрал, — мягко подколола она его. Драко виновато усмехнулся, лбом утыкаясь в её плечо. — Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил он, прикрывая глаза и вдыхая лёгкий, ненавязчивый парфюм матери. — Всё хорошо, дорогой, — заверила Нарцисса, пригладив его волосы. — Тебе не о чем беспокоиться. Как же, мама. Но её слова напомнили ему о другой незакрытой теме. — Кстати, что за дело у отца с Розье? — Драко выпрямился, поискал глазами Люциуса. Отец часто мелькал в компании Феликса и Тибериуса, мужчины отлучались в игральную комнату и проявляли малый интерес в празднестве. Может быть, у него на фоне стресса уже разыгралась паранойя, а может… Мать обхватила его лицо ладонями, повернула к себе. — Не думай об этом сейчас. …не разыгралась. Он в замешательстве посмотрел в глаза матери, а она только поцеловала его в щёку. — Совсем взрослый, — со вздохом сказала Нарцисса. — У тебя появилась щетина, — её палец мазнул по подбородку. — Мам, — требовательно произнес Драко, поняв, что она увиливает от ответа. Но Нарцисса пресекла все вопросы до конца вечера и отлучилась для исполнения обязанностей танцмейстера. Уходя, она несколько раз обернулась, чтобы убедиться, что он чётко понял её наставления. Пиздец. Этот вечер просто не мог быть хуже.

***

— Этот вечер просто не мог быть хуже… — недовольно бормочет Пэнси. Она отворачивается от матери, что снова докучает ей своими лекциями. — …совсем не считаешься с нами. И как Ипанема ещё не выставила тебя за порог? — Матильда поджимает тонкие губы. — Почти живёшь у Гринграссов, когда у самой есть дом! Заявляешься только за вещами! — громким шёпотом возмущается она. — Не стыдно? — Ни капли, — сквозь стиснутые зубы цедит Пэнси, глядя на пары, что готовились к большому фигурному вальсу. Кавалеры приглашали дам, но к ней пока никто не подошёл. Девушек было больше, выносливых парней меньше. Поэтому она вынужденно стояла рядом с отцом, что нёс за неё ответственность. По правилам, кавалер сперва должен спросить дозволения ангажировать её у родителя или же мужчины, в компании которого она находилась. — Ты станешь менее строптива, — надменно заявляет мать. Она опускает глаза и поправляет крупную, безвкусную, по мнению самой Пэнси, брошь на груди. — Раз ты такая взрослая и в нас уже не нуждаешься… Отец заморозит твой счёт. — Матильда, — вмешивается Освальд. — Это лишнее, — он смотрит на супругу с явным неодобрением, но старается говорить как можно более деликатно. — Нет, не лишнее, — стервозно отвечает Матильда. Она смотрит на дочь и продолжает: — Когда она поймёт, что никому не нужна и никто не станет ей прислуживать, тотчас прибежит к нам, как миленькая. Что у неё есть? Любовь к броским нарядам — только и всего. Пэнси давится воздухом от возмущения. — Да подавись ты своими деньгами! — озлобленно шипит она, подаваясь ближе. — Поняла?! Мама, — её губы презрительно кривятся. Матильда гордо задирает подбородок, венка на её шее бухнет от сдерживаемого гнева. За спиной Пэнси кто-то неловко кашляет. — Прошу прощения, что прерываю беседу… — она медленно оборачивается, натыкаясь взглядом на Тео. Мать признаёт в нём того самого мальчишку, что однажды уже застукал их за подобным разговором. — А, Теодор… — пренебрежительно бросает она вместо приветствия и холодно улыбается. Тео же обращается к Освальду: — Позвольте пригласить вашу… — Не разговаривай с ними! — Пэнси резко хватает его за предплечье и поворачивается к матери. — Не забывай, мама, — она невинно хлопает ресницами. — Твоя хмурая рожа противоречит дресс-коду. Улыбайся естественнее, — и демонстрирует ей белозубую улыбку. Губы женщины сводит дрожью, она крепко сцепляет ладони перед собой, чтобы не прибегнуть к рукоприкладству. Пэнси срывается к центру зала, таща за собой Тео, что в замешательстве двигается следом, позабыв о своих обязанностях кавалера. Сейчас ей было плевать на всё, даже на отсутствие у него перчаток. — Ты зря её третируешь, — комментирует поступок супруги Освальд. Он смотрит удаляющимся в спины. — Так она только сильнее отдалиться от семьи. — Замолчи, Освальд! — одёргивает его Матильда. — Ещё бы я спрашивала мнение человека, разбазаривающего деньги на проституток. У тебя от мужчины одно название! — она суетливо подбирает подол платья и, истерично цокая каблуками, покидает мужа. Освальд натруженно вздыхает, прячет руки в карманы брюк и неторопливо, неловко удаляется в противоположную сторону. Пэнси с Тео торопливо занимают место среди других пар. Он приветствует её кивком головы, она приседает в книксене. Ладони их правых рук соприкасаются, левые раскинуты в стороны. Под музыку оба коротко покачиваются из стороны в сторону, чтобы после раскрыться и двинуться по направлению вытянутых рук. Они шагают пару тактов, медленно оборачиваются на триста шестьдесят, и вот уже рука Тео ложится на лопатку Пэнси, туда, где часом ранее её касался Драко. — На талию, — требует Паркинсон, и Нотт покорно спускает ладонь ниже. Краснеет. Она не смотрит на него — взгляд её блуждает по залу. Он думает, как бы ему помягче начать разговор, но: — Не спрашивай, — тут же прилетает предупреждение. Тео поджимает губы, так и не сказав ни слова. Решает направить все свои силы на то, чтобы не накосячить в танце. Пусть они и молчат, но он хотя бы будет рядом с Пэнси эти ничтожные шесть или семь минут. Уже не так плохо, если не считать того, что по его плану их пара не должна была очутиться в центре. Они двигаются по кругу, Тео на всякий случай поглядывает на других танцующих, чтобы не прогадать с движениями. Раскрытие рук, взгляд вперёд, сомкнуть объятия, снова раскрыть. — За спину, — неожиданно подсказывает Пэнси. Она заводит руку за спину, Тео быстро проделывает то же самое и перехватывает её ладонь. Ловит взгляд своей дамы, когда они оказываются боком друг к другу, и несмело улыбается. Она непрошибаема, но несколько мгновений, что длится их зрительный контакт, Тео чувствует себя почти счастливым. Так Пэнси и ведёт его по основам фигурного вальса, постепенно оттаивая — с подсказками он всё делает верно и радуется своим успехам. Наверное, его возросшая самоуверенность отразилась на лице, потому что Пэнси вдруг стала пристальнее в него всматриваться. Тео не рассчитывал получить от неё похвалы, но и не ожидал, что она спросит: — Ты нервничаешь?.. — Что? Нет, — быстро отвечает Тео, отводя глаза в сторону и отступаясь. Пэнси не успевает сделать шаг назад, и он наступает на длинный подол её платья. Их и без того хрупкий песочный замок начинает сыпаться. — Соберись, это не сложнее бокс-степа! Боже! — сквозь натянутую улыбку разгневанно шипит Пэнси. Тео чувствует, как её пальцы крепче сжимают плечо — она перенимает инициативу и вместе с ним продолжает движение, чтобы не столкнуться с другой парой. — Прости меня, я… — торопится он, но: — Не смотри под ноги! — пресекает его извинения Пэнси. — В глаза! — она тянет Тео на себя, ловко лавируя между танцующими, и уводит его в сторону, подальше от зорких глаз толпы. Ему ничего не остаётся, кроме как повиноваться и признать свое поражение. Умолкнуть, с красной от стыда физиономией уставиться в голубые глаза напротив, браня себя последними словами, из которых «тупоголовый осел» были самыми мягкими. Тео понять не мог, что за мысли сейчас занимали Пэнси. Она с толикой недовольства колко всмотрелась в его правую щеку и принялась выискивать кого-то в толпе. Внимательно, исподлобья, при этом совсем не теряясь в движениях. Для неё танцевать было так же просто, как ходить. — С кем ты пришёл? — подала голос она спустя пару секунд раздумий. — С отцом, — тихо ответил Тео, побоявшись даже заговорить громче положенного. — Твои чары спали, — не смотря на него, мрачно сообщила Пэнси. — Нам нужно выйти, у тебя знатный синяк. Нотт прикрыл глаза. — Это не мои чары… — обречённо и виновато прошептал он. Пэнси непонимающе нахмурила брови. — Я бы не смог наложить их сам, не так хорошо умею, и танца бы не выдержал… — сбивчиво заговорил Тео, снова от волнения начав следить за ногами. — На меня, Тео, — тотчас поправила его Пэнси. Она коснулась ладонью его щеки, фиксируя положение, и быстро её убрала. — Музыка скоро закончится, и я отведу тебя в уборную. Не верти головой, а то увидят. Он только согласно кивнул. Ему стало жарко. Пэнси рассматривала его без стеснения и неловкости, контролировала обстановку в зале, да ещё и сохраняла на лице улыбку. Такую, будто действительно была счастлива танцевать с ним. Она уверенно вела его по залу, и, стоило вальсу стихнуть, выплыла за границы круга. У дверей стоял швейцар. Тео опустил голову, чтобы скрыть след на своей щеке, но его дама в очередной раз проявила находчивость. Пэнси негромко рассмеялась, притянула Тео к себе, полюбовно заглянула в глаза и ладонью накрыла его щёку. Актриса. Швейцар добродушно хмыкнул и, ничего не заподозрив, раскрыл перед ними двери. Гостевая уборная Мэнора, в которую их привела Пэнси, стоила больше, чем целый пентхаус в Лондоне. Тео не сомневался, что она раньше часто гостила у Малфоев — сразу нашла нужное направление. Он глядел на её руку, что точно красной нитью опоясала его запястье, и пытался унять зудящее от тревоги и волнения сердце. Маскировочная магия коварна — для неё нужна отличная концентрация и холодный рассудок. Если чары спали, значит, отца что-то серьёзно встревожило. Но что? Будто ты не знаешь. Почти все его приспешники в одном месте. — Сюда, — Тео поднял голову и, поторопившись, чуть не вписался головой в дверной косяк. Пэнси отпустила его руку и прошла в уборную, закрыла за ними дверь на замок. Нотт огляделся. Если это уборная, то он балерина. Перед ним раскинулась целая купальня: одна ванна была размером с бассейн, который свободно вмещал более десяти человек, другая находилась на мраморном пьедестале и скрывалась за полупрозрачной шторой на золотых кольцах. Рядом с ней стоял чайный столик. У правой стены уборной были развешаны широкие зеркала, здесь же находились туалетные столики со множеством всяких аромабаночек, масел, коробок и изящных органайзеров. — А сам туалет где? — усмехнувшись, спросил Тео. Пэнси шебуршила чем-то у туалетного столика, и не глядя указала пальцем в сторону входа. Там была ещё одна дверь. — Мм… — промычал он и неловко почесал затылок. Поумнее ничего спросить не додумался? Он встал посреди комнаты, не зная, куда ему податься, и украдкой посмотрел на Пэнси. Она взглянула на него через зеркало и ткнула туфлей в рядом стоящий пуф. — Садись. Тео, помявшись, неспешно подошёл. Пэнси повернулась к нему, потрясла какой-то миниатюрной баночкой и критично, с видом мастера, оглядела его лицо. Ему было некомфортно смотреть на неё снизу вверх, но стоило признаться себе, что он всегда только с такой позиции на неё и смотрел. — Выбор у нас невелик, — сообщила Пэнси, сняв с баночки колпачок и одним нажатием выдавив на ямку между большим и указательным пальцем её содержимое. — Ты что, хочешь меня накрасить?! — Тео чуть не подорвался с места, когда она стала размазывать на небольшом участке кожи тональный крем и прицениваться к оттенку. — Это люкс! — в ответ удивлённо развела руками Пэнси. Люкс-хуюкс, ему-то какая разница?! Он же… — Нарцисса всегда прикупает немного косметики на случай разных казусов. Представь, каково часами трястись на танцах в тяжёлых платьях? — Пэнси подняла ладонь на уровне его лица. — Ты смуглее, — скорее себе, чем ему, сказала она. — Но я мужчина… — неуверенно усмехнулся Тео, осторожно уводя голову вбок. — Мужчина, ага, — фыркнула Пэнси. — Наличие члена между ног тебя ещё мужчиной не делает, — заявила она. Тео оскорблённо замолчал. И секс их тоже парой не делает. Это он помнил. Пэнси закатила глаза и тяжело вздохнула. — Слушай, — она присела на второй пуф рядом. — Мужчины… Красятся с восемнадцатого века. Я не вижу здесь никакой проблемы. Тео смерил флакон недоверчивым взглядом. — И я хорошо крашу, — непринуждённо добавила Пэнси, пожав плечами. — Я помню, как ты делала это палочкой… — в ответ тихо произнес он. — Чары — это другое. И ты обещал забыть, — напомнила Пэнси. — Уже забыл! — мигом сориентировался Тео и лихо развернулся на пуфе. Он шире расставил ноги, чтобы Пэнси уместила между ними свои. Коленями она упёрлась в его пуф. — Только не улыбайся так дебильно, — поморщилась Пэнси. Тео послушался и постарался принять серьёзное выражение лица. Она всмотрелась в его лицо и поджала губы. — Что? — не понял Тео, пытаясь скосить глаза на свою щеку, на которую Пэнси стала наносить крем. — Тут уже ничего не исправить, — выдохнув, пробормотала она. — В смысле, оно не мажется или что? — испугался он. — Всё тут мажется! — огрызнулась Пэнси. — А что тогда… — Да заткнись ты уже! — вспылила она. Тео резко замолчал и насупился. Она про твоё лицо говорила, влюблённый дебил. Но раз он так непривлекателен для неё со всех сторон, то почему… — Почему ты это делаешь? — тихо спросил Тео. — Потому что ты кривляешься, — незамедлительно ответила Пэнси, лёгкими прикосновениями вбивая крем в повреждённый участок кожи. — Я не об этом, — прикрыл глаза он. — Зачем ты помогаешь мне?.. Пэнси нанесла на свою кисть ещё немного крема. Помолчала. — Не хочу портить праздник Нарциссе, — ровно ответила она, вновь принявшись за работу. Тео не сдержался и фыркнул. — Понятно, — на разговоре можно было поставить точку. Нарцисса = Драко. Всё один к одному. Пэнси вопросительно изогнула бровь, а Тео молча уставился в сторону двери. — Кто сделал это с тобой? — решила спросить она. — Синяк совсем свежий. Тео провёл костяшкой по кончику носа, шмыгнул и ничего не ответил. Ему не по духу играть в молчанку, но что он мог ей сказать? «Меня бьёт отец, потому что я не хочу становиться Пожирателем»? Пэнси выпрямилась, недовольно поглядев на него. — Ты хотя бы дал ему сдачи? — нахмурившись, напористо спросила она. Тео усмехнулся, его этот неожиданный вопрос развеселил. — Я?! Нет, — он хмыкнул и покачал головой. — Почему? — недоумевала Пэнси. — Я не такой… — Тео жалко улыбнулся и потёр шею. — Не такой храбрый, как ты. Что-то внутри неё ломко треснуло и замерло. — Ты уже давно… Не появляешься дома? — аккуратно поинтересовался Тео. — Я бы тоже хотел не возвращаться, но не могу. Я слабый. Дальше всё происходит в полной тишине. Пэнси делает последние похлопывающие движения подушечками пальцев и больше не касается его лица. — Накрась мне губы, — негромко просит она. Тео озадаченно смотрит на врученный ему футляр с помадой. Но все, что видит — то, как она приоткрывает рот и закрывает глаза. Руки начинают трястись. Он не может сказать ей «я не умею», в лёгких перекрыт кислород. Пальцы дрожат, когда Тео подносит к губам помаду и неуверенным движениями, точечно, оставляет розовые пятнышки то тут, то там. Старается соблюдать контур. Собраться тяжело. Дыхание Пэнси такое горячее, что непонятно, от чего у него потеют ладони — то ли от волнения, то ли от близости. Мазок. Ещё один. Тео боится нажимать на её губы сильнее, придерживает Пэнси за подбородок и возится долго. Увлечённый процессом и желанием угодить, он не обращает внимания на то, что Пэнси уже некоторое время наблюдает за ним. Когда же Тео осмеливается поднять глаза, синева захлестывает его с головой. Пэнси аккуратно отстраняется, чувственно растирает помаду губами. — Нужно возвращаться, пока нас не хватились, — она поднимается с места и, не дожидаясь его, направляется в сторону выхода. Тео ошеломленно смотрит ей вслед, заторможенно касается своей щеки, поворачивается к зеркалу. Синяка уже не видно. — Пэнси! — опомнившись, окликает он. И ляпает первое, что приходит в голову: — Если нужны будут деньги… — Чёрт возьми, Тео! — Пэнси порывисто оборачивается. — Ты тоже думаешь, что я ни с чем не способна справиться?! — Я не это имел в виду, я просто предложил… — срывается с места Тео. — Лучше думай о себе! — вспыхивает она, вновь приближаясь к нему. — Если позволяешь отцу бить по своей башке, позаботься, чтобы мозги не пострадали! Понятно тебе, идиот?! Он сглатывает и старается не отводить от неё глаз. — А подарок хотя бы прим… — Какой?! — грозно обрывает его Пэнси. Тео начинает копошиться во внутреннем кармане пиджака, пытается вытянуть из тугого вместилища коробку. — Вот, это… — не успевает он объясниться, как Пэнси вырывает из его рук подарок, придирчиво вертит. Тео с трепетом и страхом ожидает реакции. Она некоторое время молчит. Ей даже не нужно открывать коробку, чтобы увидеть — внутри лежит подвязка с золотым цветком. Калла. Такая же, как у Тео в бутоньерке. Это парные украшения. — У нас не выпускной, Тео… — медленно проговаривает Пэнси. — Я не надену его на руку. Вот и всё. Тео разочарованно поджимает губы. Тело само, против воли, опускается на пуф. Он накрывает лицо ладонью и не знает, что теперь делать. Сказать, чтобы выбросила? И его сердце тоже — прямиком в помойку. Он рассчитывает, что Пэнси просто уйдёт, но в этот раз всё складывается иначе. Щёлкает замок, слышится шорох платья. Тео поднимает глаза, чтобы увидеть, как Пэнси ставит носок туфли на его пуф и протягивает ему подвязку. — Она эластичная, — говорит она в ответ на его удивлённый взгляд. — Налезет на ногу. И прежде, чем Тео успевает понять, что всё это значит, Пэнси сама вкладывает украшение в его ладонь. — Ты хочешь, чтобы я… — Да. Ты же подарил, — она произносит это с таким выражением лица, будто хочет добавить «или не ты?». — Но ведь так невесты надевают… — неуверенно начинает Тео. — Ты наденешь или нет?! — перебивает его Пэнси. Нотт медлит, но всё же осторожно продевает ленту через носок туфли, натягивает её у шпильки и крепит на щиколотке. Так она хотела? — Выше, — следует команда. Он вытирает вспотевшие ладони о брюки, и покорно надевает подвязку выше. У колена она смотрится совсем не к месту, поэтому Тео несмело ведёт её до самого бедра. Он старается не смотреть вверх — спереди юбка Пэнси короткая, а поза, в которой она стоит… Ему рукой подать до… Чёрт, а если ей захочется заняться сексом прямо здесь? Но только он об этом думает, как Пэнси убирает ногу с пуфа и самостоятельно подтягивает подвязку. — Неплохо смотрится. Спасибо, — говорит она сдержанно и быстро отворачивается. Тео не видит её лица, но… Ей нравится? Он глупо улыбается ей в спину, как самый счастливый в мире дурак. Пусть Пэнси надела подвязку так, чтобы никто её не увидел, он-то знает, что она там есть. — Ты станцуешь со мной ещё раз? — не помня себя от радости, спрашивает Тео. — Непозволительно танцевать с одним кавалером несколько раз подряд, — с ухмылкой отвечает ему Пэнси. — Но я подумаю. Дверь за ней закрылась. Тео провёл ладонью по своему лицу и с широченной улыбкой победно взмахнул кулаком. Подумает. Он с облегчённым вздохом откинулся назад, совсем позабыв о том, что сидел на пуфе. Тот накренился, нога полетела вверх. За спиной, благо, не оказалось бассейна. Только кафель. — Блять…!

***

— Блять… — и как ему прикурить без палочки? Двери балкона скрипнули, и Драко спешно спрятал пачку сигарет. Но снаружи на удивление показался не невесть какой важный гость, а семнадцатилетний Арес Розье. Он сперва не заметил его, остановился посреди балкона и глубоко вдохнул свежий воздух. Малфой из любопытства не стал заявлять о своем присутствии, только склонил голову вбок, пристально сощурившись. Он специально выбрал самый дальний балкон и был уверен, что здесь его никто не потревожит. На вопрос, почему Арес появился именно тут, было только два варианта ответа: либо он любитель одиночества, либо он искал его целенаправленно. — Проследил, — подумал про себя Драко. Арес повернулся вполоборота, моментально обозначая местонахождение Драко. На его лице не скользнуло и тени удивления. — В моей школе за курение стегают по рукам, — буднично произнес он и ухмыльнулся. Пробивающийся из залы свет очертил его профиль. У Розье нос с горбинкой, чёлка дивным массивным гребнем, как грива, зачёсана на левую сторону. Макушка гладкая, но у самого затылка волосы вьются крупными кудрями. Шатен. Драко промолчал. Арес же прошёл к перилам и неспешно снял с правой руки перчатку. В глаза бросилась пара красных, почти сошедших полос. — Но никому до этого нет дела, — хмыкнул он, вытаскивая из брюк зажигалку. Розье чиркнул пальцем по колёсику, выставил руку в сторону. Маленькое пламя взвилось, треснуло искорками и затрепетало. Малфою этот жест не понравился: он читался, как приказ. «Подойди». Драко нарочито расслабленно оттолкнулся от стены, в то время как разум его вмиг прояснился. Он не знал, чего ждать от незнакомца, и на всякий случай прислушивался к тому, что происходило внутри залы. Недавние слова матери его встревожили. — Замечательный вечер выдался, — отстраненно сказал Арес, передав ему зажигалку. Драко сощурил один глаз, прикуривая, и двумя пальцами протянул пачку. Собеседник забросил между губ сигарету. — Ни разу не был на таких торжествах. — В Дурмстранге не проводят балов? — безучастно поинтересовался Драко, облокотившись о перила. — Проводят, — легко отозвался Арес и, о чем-то задумавшись, улыбнулся. — Но там совсем другой настрой. Малфой перевёл на него взгляд. — Никакой магии момента, — пояснил Розье и выдохнул дым. — В школе нет девушек — есть атлеты. Странно приглашать хоть одну из них, зная, что завтра любая может стать той, кто уложит тебя на лопатки. Между нами… — он покосился на Драко, — …черта равенства. — Из тебя такой неважный фехтовальщик? — Малфой выпустил облако дыма в сторону. Арес белозубо улыбнулся. Помолчал несколько мгновений, смакуя сигарету. — То ли дело бал в Малфой-Мэноре... Столько очаровательных девушек… — непринужденно заговорил он. — Особенно примечательна Дафна Гринграсс. Драко от упоминания подруги напрягся в плечах, но более ничем своей тревоги не выдал. — Что тебе нужно? — ровно спросил он, глядя перед собой. — Я всего лишь мечтаю о добрососедстве, — таинственно ответил Арес. — Поясни, — Малфой стряхнул с кончика сигареты пепел. — О каком добрососедстве говорит сын Эвана Розье? — Понятия не имею, к чему этот комментарий, — усмехнулся Арес. — Я живу с матерью и дядей, что младше неё на добрых тринадцать лет. Полагаю, они трахаются, но делают вид, что нет. Так что ни отца, ни отчима у меня нет. — Душещипательная история, — без тени сочувствия ответил Драко. Арес шумно выдохнул дым. — Не нужно агрессии, Драко. Я тебе не враг, — он повертел в руке сигарету, рассматривая её. — Хотя признаться, мне даже нравится твой характер. Осторожность в наши дни не бывает излишней. Розье развернулся, снисходительно улыбнулся ему и покинул балкон. Малфой не сдвинулся с места, даже когда услышал брошенное в спину «приятно было познакомиться». Так я тебе и поверил. Серые глаза плавно скользнули левее, мрачно изучили примятый след от сигареты. Этот ублюдок потушил её о перила и бросил ему под ноги.