Любовь двух святых узников (Альтернативная версия)

      Когда Консуэло наконец осталась одна, перед её внутренним взором вдруг живо предстали все эти картины… Она не сомневалась — этот человек воплотит свою угрозу. Такие как он злых слов на ветер не бросают — этот холодный, уверенный, прямой, пронзающий взгляд, проникающий насквозь… Он сделает для этого всё, преодолеет все препятствия. Да и какие препоны она может противопоставить ему — человеку, который почти в два раза выше и в несколько — сильнее её?.. Таким образом, нашей героине оставалось только молиться и надеяться на чудо. И ждать. Но чего? Неизбежности или чудесного спасения?.. Господи, и о чём она только думает? Кто здесь встанет на её защиту? Кто услышит её крики? Лишь такие же заключённые, как и она сама. Они ничем не смогут помочь ей. Да, они могут поднять шум, но кто будет слушать их, если все здесь в сговоре? А наша героиня не сомневалась — круговая порука в этих стенах начала править свой бал ещё за долгие годы до её появления здесь. Этот бунт будет подавлен самыми жестокими мерами, о которых Консуэло могла только догадываться. И вряд ли в этой тюрьме найдётся хоть один работник, отличающийся своим мировоззрением от этих несчастных и обозлившихся на весь мир людей. Иные не придут работать в такие места. А если таковые и сыщутся, то они даже не успеют попытаться что-либо сделать — так как будут выгнаны, а причина увольнения будет придумана молниеносно. Или их очень быстро склонят на свою сторону шантажом или подкупом. Но что, если всё это будет пыткой? Заговором против неё с целью выведать все тайны и узнать имена тех, кого власть именует её сообщниками? Но нет, даже если так, даже перед лицом самых страшных истязаний она не выдаст остальных своих братьев и сестёр — ещё не попавших в эти мрачные и зловещие застенки. Пусть даже ценой собственной жизни и жизни их с Альбертом первенца. Она стерпит всё. Но не просить же Всевышнего об упокоении собственной души, будучи ещё живой?.. Словом, полное смятение овладело нашей героиней.       «Господи, неужели же это и в самом деле только начало, если этот человек будет приходить сюда каждый день, воплощая все свои желания? Тогда я не выживу… Он способен на всё - я вижу это. Неужели же мне суждено закончить свой путь вот так, здесь — вместе с нашим неродившимся сыном? Неужели же я заслужила это, господи? И чем согрешило дитя, что ношу я под сердцем? Неужели же этому ребёнку суждено стать ангелом, что будет хранить нас с небес? А если я всё-таки выйду отсюда после всего, но всего прежде — после невосполнимой потери нашего первого ребёнка, смерть которого — если Альберта выпустят из каземата — мы будем оплакивать вечно — до конца наших дней — то какой я стану? Создатель, не дай моей душе ожесточиться — даже если у меня вследствие этой неимоверной бесчеловечности больше никогда не будет детей — и помоги Альберту простить этого изувера и принять меня такой, какой я буду и смириться с этим. Если же наш первенец выживет и появится на свет — я буду заботиться о нём более, чем о себе. Я воспитаю его так, как смогу. Я дам ему всё, что будет в моих силах. Убереги его от мученической смерти от голода и холода. Я сама буду недоедать — я привычна к этому — только чтобы он был жив. Я отдам ему всю свою одежду — только чтобы согреть его. Как бы ни сложилась моя судьба — дай мне сил принять свою участь без ропота и жалоб. Если же ему суждено умереть в этом каземате, не выдержав этого холода, скудного солнечного света и недостатка пищи — всего того, что так жизненно необходимо растущему организму — Альберт — коли господь помилует тебя — мы сможем жить вдвоём — я не знаю как, не знаю, где, не знаю, что мы будем делать, как станем добывать себе насущный хлеб — я не знаю ничего — но господь не оставит нас, коли мы приложим к этому все усилия наших рук, душ и сердец. Если этот человек сделает со мной то, чем угрожал мне — помоги мне забыть о том, что было со мной и, насколько возможно, сохрани мои здоровье и рассудок. И отплати ему за всё. Я же со своей стороны также приложу к этому все свои старания. И, если в результате одного из этих чудовищных актов во мне зародится новая жизнь — и пусть даже не однажды — я не стану даже думать об избавлении от этих божьих даров. Пусть все эти дети родятся здесь. Они будут так же святы, как и та душа, что живёт во мне сейчас и будут равны ей во всём, и потому удостоятся той же участи — моей беззаветной любви. Всё, что я смогу им дать — я стану делить меж ними поровну. Между нашим первым сыном и всеми последующими детьми не будет различий. Я выйду отсюда через пять лет — и, если тебя, Альберт, к этому времени уже не будет в живых, или же, если тебя уже подвергли казни — ибо твои деяния всяким судом будут сочтены несравнимо более преступными, нежели дела каждого из нас — твоих верных последователей, готовых во имя наших великих идей пойти за тобой в ад, в пекло, в преисподнюю — дай Всевышний, чтобы не одна, а за руку хотя бы с одним маленьким ангелом. Если же судьи оставят тебя в живых и когда-нибудь освободят, и хоть кто-то из детей, рождённых мной, останется в живых — пусть даже все они будут безнадёжно больны или истощены до полусмерти мучительными годами, проведёнными в этом плену — прошу тебя, прими всех этих безвинных существ. Мы сделаем всё, чтобы излечить их. Мы найдём самых лучших врачей. Среди наших братьев, оставшихся верными нашим идеалам, есть хорошие доктора, и мы обратимся к ним — коли хотя бы кто-то из них оставит стены тюрьмы, будучи живыми и в здравом разуме. Когда же все наши дети (да, я буду называть и считать и второго, и всех других — коим, быть может, суждено родиться в этих стенах — нашими — так как тому, кто будет являться их отцом по природе — они не будут нужны) подрастут и будут осознавать всё то, что происходит вокруг — мы расскажем им правду. Они поймут нас. Но я знаю, что истинным отцом они будут считать тебя — потому что если ты признаешь их — ты будешь им вторым и последним из всех родных людей на этой земле. Я, а потом и мы вместе научим их всем заветам и передадим служение нашей миссии. Мы не оставим никого из них на произвол судьбы — я и Альберт. Создатель, дай нам сил жить со всем этим и дальше нести наши святые заветы. Ну, а если этот изувер доведёт меня до того, что у меня случится выкидыш, или даже не однажды — если все мои дети погибнут, так и не родившись, и Альберту не суждено будет выйти из тюрьмы — то не оставляй меня жить — пусть этот повторяющийся ужас не вырвет мою душу из этой земной юдоли. Коли же один, или несколько, или все из моих детей — появятся на свет бездыханными или не проживут и дня на этой земле — что ж, это будет высшим благом для невинных душ — не видеть тяжкой доли и унизительных страданий собственной матери — только не посылай им физических испытаний, а я — если так начертано на скрижалях моей судьбы — выдержу всё… Не дай этому извергу причинить боль нашим детям, а если он решит уничтожить их — ему придётся сначала убить меня — и я не сдамся просто так. Но, боже мой, коли же я останусь живой и смогу сохранить ясный разум — Альберт, увидимся, встретимся ли мы когда-нибудь не на небесах, но здесь, на земле?.. Если же, миновав порог этого каземата, я останусь в этом мире совсем одна — помоги мне поскорее уйти вслед за Альбертом — прошу, не заставляй меня страдать ещё сильнее — ибо больше не будет смысла в моей жизни…».