О Данте. О Беатриче

Тема главы: Ludovico Einaudi — Primavera       Весь февраль и начало марта Виктор был дома. Он знал наперёд, что это спокойное время — лишь затишье, лишь крохотный островок посреди океана тревог. Что на свои плечи ещё придётся взвалить не один мешок. Но это всё потом. Потом…       В город пришла весна.       На этот вечер Виктор загадал многое. По его замыслу, ни о чём не подозревающая девушка должна была проснуться, полностью окружённая цветами. Они должны быть повсюду: вазы на тумбах и на полу, на ее туалетном столике и у камина. Даже на второй пустой половине кровати Виктор оставил букет нежнейших, едва ли тронутых розой, эустом. А рядом бархатную коробку и крохотную записку.

      «Первые две декады марта выдались тяжёлыми, удивительно облачными и серыми. Ни одна почка не породила и цветка. Так пусть хоть эти порадуют тебя. В.»

      И чуть ниже:       «Будь готова к девяти. Надеюсь, подарок тебе понравится и дополнит твой образ.»       Между ними многое стало. Многое было сказано, во многом они признались и многое отстояли. Между ними пролегли проливные дожди и трескучие морозы. Но в город пришла весна. И ему хотелось обратиться к их весне тоже, ведь… довольно мерзнуть. Довольно печали и тоски, довольно уныния, довольно застоя! Его старая душа поет, и тем более должна петь душа его прекрасной возлюбленной, такой юной, как первые ландыши. Нежной, как сами бутоны, проглядывающие из-под снега. Она должна цвести, ведь это Мия, его Мия. Его Венера и его Мадонна.       Виктор в который раз застегнул и расстегнул вторую пуговицу кипельно белой рубашки и сделал несколько скучающих шагов по первому этажу. Поправил запонки. Зеркальная копия вампира подошла ближе и проморгалась, дабы поправить цветную линзу, перекрывающую красный нечеловеческих радужек.       Карие. У его отца были точно такие же.       В сотый раз Виктор одёрнул брюки. Проверил на наличие ненужных светлых ворсинок свой пиджак. Поправил запонки и, услышав, наконец, звонкие удары каблуков о ступени, обернулся.       Мужчина поймал себя на мысли, что готов прождать ещё столько же, если будет ослеплён красотой женского тела вновь. Признаться честно, он ожидал увидеть ее другую. Но его Мия предстала собой. Настоящей собой. Никаких волн волос, струящихся по маленьким плечам, только высокая прическа. Белоснежная кожа, светящаяся ярким румянцем, бездонные океаны глаз за густым веером ресниц. Тонкая длинная шейка, обрамленная цветущей лозой фантазийных бриллиантов. Сахарные ключицы, длинный рукав платья в пол, тонкие запястья и щиколотки. И походка, и этот взгляд, и эта осанка!.. И губы! О Господь, эти губы! Пухлые лепестки алой розы. В голове тут же всплыл образ девушки, тогда… в его кабинете… Жаркая и страстная, смелая и открытая ему… Тогда ее губы тоже были окрашены красным. Ее кровью. Самым сладким нектаром из всех!.. Он почти задохнулся.       — Прости, я заставила тебя ждать, — едва ли пристыженно пролепетала она, вложив свою руку в его протянутую ладонь.       — Ты великолепна… Нет, не Весна и не Флора… Жизнь, сама жизнь передо мной.       Виктор почти испачкался в бордо помады, вовремя соскользнув на скулу. Эти губы… Так близко и так недосягаемо… Их мёд, их бархат… Его собственные загорчили яркими и сочными апельсиновыми брызгами, контрастирующими с ясными прозрачными аккордами жасмина и розы. Девушка, зацелованная в шею и плечи, разнеженная и улыбающаяся, напомнила:       — Вик, мы опаздываем.       — Не важно.       — Вик! — хохотнула Мия, почувствовав его чувства ожогом на ключице. Когда всё же тонкие ладошки уперлись в мужскую грудь, Виктор нехотя выпрямился.       Они мчали, обгоняя все красные светофоры и лавируя между попутными и встречными авто. Скорость была поднебесная, неон за стеклом превратился в бесконечные ленты. Мотор ревел, словно под капотом теснился разъярённый дракон. У Мии, всё ещё не привыкшей, замирало дыхание то ли от леденящего в жилах кровь ужаса, то ли от дикого восторга. Она сидела, вжавшись в кресло, с глупой улыбкой на губах, почти не дыша. И лишь когда вампир ободряюще переплёл их пальцы, она рвано выдохнула и уже без прежнего напряжения откинулась на спинку кресла. Не долго думая, даже отстегнулась и корпусом повернулась в его сторону.       — Ангел мой, пристегнись обратно.       — Зачем? — В голосе слишком много сладкой провокации. — Я полностью доверяю тебе. — А следом хитрая победная улыбка. — Хотя в твоих великолепных навыках экстремального вождения мне удостовериться так и удалось…       Ван Арт не смог сдержать смешка. Мотнув головой, он всё же немного сбросил скорость. Да и торопиться больше не стоило — пара подъехала к концертному залу как раз вовремя. Дождавшись традиционно открытой двери и протянутой ладони, Мия вышла из машины и подняла глаза на огромный, подсвечивающийся софитами, баннер. Людовико Эйнауди был у Рождённой Луной на слуху лишь благодаря фильму «1+1». С остальными же его произведениями ей предстояло познакомиться этим чудесным вечером.       Зал был огромен. Зал был богат. Места бессмертной пары располагались в портере, за небольшим столиком. Оркестр дарил затаившимся зрителям приветствующую волнительную «Night», всем известную «Fly». Ну а после, с выходом композитора под всеобщие аплодисменты, раздалась душа этого вечера. Ведь полилась она — «Experience».       Музыка переливалась звонкими ручьями и ударяла о скалы тяжелыми волнами. Дула горячим, но сырым восточным ветром. Совершенно тихие, едва слышимые ноты, словно ноты зарождающегося пламени, капли первой капели и трещащие почки. После — сильные плотные ленты их времени, их бескрайнего космоса бесконечности. Свежесть ветра в волосах. Вокруг расстилались равнины Бельгии, гудящие омытые росой травы. Мия была на лошади, которая одновременно с барабанами подорвалась с места и помчала в сторону свободы. Девушка скакала под куполом звёздного неба, где-то падала звезда. В груди кипела свобода. С тонкой шеи слетел белый шёлковый платок и улетел дымкой в прошлое. И вот, барабаны угасли. Остановился и верный скакун, позволяя запрокинуть голову к небесам. К мигающему Млечному Пути, к дымке галактик и всего невозможного. Недосягаемого. Того, что лишь один единственный мужчина положит ей на раскрытую ладонь. Вновь задребезжали барабаны, утопая в волнительной и волнующей скрипке. Снова погоня за мечтой. Он здесь. Он помог Мии спрыгнуть с лошади, взял за руку и осторожно, но уверенно повёл за собой. Они снова бегут, босиком по прохладной траве. Её белое струящееся платье развивается, бьёт по ногам. Но они бегут. За счастьем, за надеждой, за мечтой. Он бережно держит за хрупкое запястье. Он никогда не отпустит…       Мия сидела в зале с идеальной акустикой, прикрыв глаза, и улыбалась. Импульсивно сжимая прохладную ладонь в своей ладошке, когда становилось особенно хорошо. И лишь горячие слезы текли по её щекам. Звуки почти стихли, отрезвляя. Девушка осторожно открыла глаза, возвращаясь домой. Сердце дрожало в груди рвущейся на свободу птицей. Мия повернула голову к своему вампиру, тому, кто бережно держит за хрупкое запястье, кто никогда не отпустит, и прошептала одними лишь губами:       — Спасибо… За то, что я вижу тебя. Слышу тебя… Чувствую…       Пара ворвалась в дом искрящимся торнадо страсти, не включая свет и сметая все на своем пути. Он небрежно стягивал с себя этот чертов пиджак, а она трясущимися руками пыталась расстегнуть пуговицы на его рубашке. Поддались только две из них. Резкое движение рук в разные стороны, громкий треск белой хлопковой ткани, и все пуговицы разлетелись в разные стороны. Она довольно улыбнулась своей маленькой победе, не прерывая поцелуй. Один миг, и девушка оказалась прижата к стене его торсом, а ее руки крепко удерживались над головой.       — Какое рвение… — Его бархатный голос, раздавшийся, над ее ухом заставил девичьи ноги дрожать от еще большего возбуждения, а сбившееся дыхание опалило тонкую кожу шеи.       Женский крик, граничащий со стоном. На изящной шее появилась яркая багровая отметина. Она его. Только его. Ее сладкая кровь, что туманит разум, ее запах… Ее голос, ее касания… Все это принадлежит лишь ему одному. Его взгляд затуманился. Мия с наслаждением промычала, когда ее губа была прокушена до крови, а шея и ягодица сжаты до синяков. Полное подчинение, для которого не нужен даже гипноз. Идиллию нарушил звонок его телефона, который был беспардонно выключен Мией.       — А если это был кто-то важный?       — Неужели сейчас есть кто-то важнее меня?       — Ни в жизни, девочка моя…       Он снова припал губами к ее ключицам, подхватил на руки и через секунду мягко опустил на диван. Навис сверху. Вся женская одежда полетела на пол. Прохладные руки медленно касались каждого открытого участка горячей кожи, дразня. Виктор не спешил. Он не хотел причинить ей боль. Сегодня он чувствует себя особенно живым. Мия изгибалась и тихо просила о большем, впивалась ногтями в его плечи, притягивала к себе ближе для поцелуя. Но Виктор снова и снова оттягивал момент момент наслаждения, а потом и вовсе превращал поцелуй в нечто долгое, тягучее, сладкое и терпкое одновременно. От вожделения кружилась голова. Пульс отчетливо бил свой бит в ушах.       Его лед плавился под жаром ее тела.       — Что ты делаешь со мной? — Бархатным шёпотом опалило её губы.       — Люблю тебя… люблю…       Мия нежно коснулась его волос. Он остановил ее руки, поочередно целуя каждое запястье. Виктор уже без какой-либо опаски обхватил ее лицо руками и мягко коснулся этих весь день зовущие его губ. На тонкой шее появились новые красные поцелуи от ее же помады. Ледяное касание осталось в ямке меж ключиц, на солнечном сплетении.       Глаза вновь опустились на белье.       — Очаровательно… Но совершенно излишне…       Ловкие длинные пальцы поддели два незаметных крючка у лопаток, после чего еще одна преграда меж ними рухнула. Шелковые прикосновения его пальцев, вновь присвоение старого, примирение с новым. Мие нравилось видеть его пьяный, напоенный желанием взгляд. Ей нравилось быть обожаемой, нравилось быть только его. Каждый толчок отдавался в сердце его извеченной жадностью. И она отдавалась. Была готова отдать все, что у нее было… Тема: Anton Belov — Grandmother       Мягкое и нежное после близости тело возлюбленной Виктор перенес в их спальню, заведомо затопив в ней камин. Девушка задремала под укачивающие строки «Рая».       — И в душу мне проникла Беатриче с такой улыбкой, что из-за нее, я б счастлив был хоть стать огня добычей…       Виктор оставил ее, когда убедился, что Мия крепко спит. Осторожно вынырнув из ее объятий, нагой вампир набросил на плечи лишь халат и, не завязывая его, двинулся в студию. Он принялся писать тут же — весенняя композиция родилась в его сердце задолго до того, как он вкусил свою женщину. Эта мелодия, эти стихи были частью упоенной счастьем души. Виктор не мог больше держать этих райских птиц в неволе.       Мия отыскала его спустя два часа. Такая же нагая и чуть заспанная, с припухшими губами и темным взглядом, она увела своего мужчину за собой. В их кровать. В их Эдем.       — Никогда не думал полежать на мне? — Мия повернула в сторону возлюбленного голову. Его живот казался самой мягкой подушкой из всех.       — Нет.       — Почему?       — Я тяжелый, Мия, — усмехнулся Виктор, намотав на палец белокурый локон.       — А вот и нет.       — Ты не переубедишь меня.       — Ты упрямишься, потому что не знаешь насколько мне это приятно.       — Приятно «что»?       — Ощущать тяжесть твоего тела на себе, — выпалила Мия, быстро пересев Виктору на бедра. — Мне нравится обнимать тебя, когда ты на мне. Нравится обхватывать твой торс своими ногами. Ужасно нравится...       Последние слова она прошептала вампиру в губы, прежде чем еще раз его поцеловать. Прикосновение вышло почти целомудренным, но оттого еще более распаляющим. Виктор запустил пятерню в девичьи локоны и подмял хохочущую красавицу под себя. А Мия и рада была. Чуть позже она скрестит свои тонкие лодыжки за его поясницей и пригрозится никуда не отпускать.       Виктору ничего не останется, кроме как смириться наконец.       — Ты всё еще не отпустил, Вик. Поддерживаешь себя на локтях, чтобы не лечь полностью. Не надо.       — Мия.       — Пожалуйста…       И он сдался перед ее чарами. Расслабился… в этот раз полностью… Не обратился к сил даже здесь… Позволил и себе быть слабым. Что-то в голове разжалось, тело приятно завибрировало… И только Ее тепло, Ее запах и нежные касания к шее, к волосам… И с каждой секундой Виктор отпускал все больше. Он позволил себе…       — Иногда я чувствую себя чертовски уставшим. — зашептал он вдруг, не открывая глаз. — От всего. Мне осточертело наблюдать за тем, как рушатся стены этого гнилого мира. Я слаб от этого. От того, что мне рассказывают и что я наблюдаю сам. Что я знаю. Но потом я вспоминаю море. Безумно старое, бесконечно древнее. Оно видело больше. Знает больше и больше спасло. И по сей день сильное, могучее. Оно все так же продолжает одаривать мир, спасать от голодной смерти селения и города. И тогда я понимаю, что в сравнении с ним я крохотный. Беспомощный и уязвимый. Тот, кому еще стареть и стареть. Я узнаю, что еще многому могу научиться и многое дать. Я снова верю, что прошло слишком мало времени для конца...       — Мы никогда не сломаемся. Пройдем вечность, и краски угаснут. Рутина опостылеет. Наше бесконечное время канет за оный век, но любовь… Моя любовь останется с тобой навсегда. Вспоминай об этом всегда, когда станет особо плохо, хорошо?       Но Виктор не ответил. Он спал. Впервые за долгие-долгие годы.