Бажённый: сборник историй

Алессио 18-ти лет Алессио был старшим сыном в семье, а семья была небогатая, даже можно сказать, бедная, поэтому сразу после окончания школы ему пришлось искать работу, чтобы помогать родителям прокормить двух младших сестер и совсем маленького брата. В школе он учился плохо из-за вечных подработок и втиснуться в более приличное место не мог. Благо, от природы был наделен крепким здоровьем, и пристроиться куда-нибудь в качестве рабочей силы не составило бы труда. Лицо его не отличалось какой-то особенной красотой или уродством, но на лбу цвела слишком больших размеров родинка, которая сразу бросалась в глаза. Не то, чтобы она сильно портила его лицо, но выделяла его из массы других однообразных итальянских лиц. Алессио устроился на работу гондольером. Быстро научился управляться с гондолой, выучил байки для развлечения туристов и, в общем, поплыл по жизни. Кое-что ему очень даже нравилось в его работе: он мог петь. Из всех предметов в школе пение было его любимым, но уже тогда он понимал, что никакое великое будущее его не ждет, даже если у него и есть талант. Учиться сам музыке он не мог, хотя пытался, особенно после того, как школьная учительница пения сказала, что у него на редкость звучный голос и музыкальный слух, и их можно и нужно развивать. Однако стоило взглянуть ему на ноты, на эти непонятные иероглифы, как тут же становилось безоговорочно ясно, что без посторонней помощи он их не осилит. А где искать эту помощь? Книги, данные учительницей музыки по доброте душевной, были для него слишком сложными, а за бесплатно заниматься с ним никто бы не стал. И Алессио это очень хорошо понимал, но не расстраивался. Он как бы смирился, что это не его, что он не из избранных людей, что жить ему самой обычной жизнью, ничем не выдающейся. И вот он устроился гондольером. И развлекал туристов не только байками и рассказами о достопримечательностях, но и песнями. Больше песнями, потому что далеко не все туристы знали итальянский, а сам он скверно изъяснялся на английском. Да и петь ему нравилось больше, даже порой по-детски хотелось похвастать какой-то новой выученной песней, а туристы и не возражали, хотя по-итальянски не особо понимали. Хотя были и те, что понимали. За свой креатив Алессио получал неплохие чаевые для гондольера. За год работы повстречал он много разношерстных туристов и немало с ним приключилось не особо приятных историй, но это были истории личного характера и на работу его не влияли. Например, пару раз ему предлагали деньги за ночь… деньги куда большие, чем те, что он зарабатывал. Деньги нужны, а с Алессио ничего не случится, потому что он может за себя постоять. По крайней мере, так он думал, соглашаясь на столь щекотливые предложения. И хотя случается всякие, с Алессио ничего не случалось. Деньги были в кармане, гондола снова плыла по каналу под его песни, туристы заглядывались на вывески и в окна домов, и жизнь текла своим чередом. Алессио был не против, чтобы вся его жизнь так протекла. Он о большем даже не задумывался. Некоторые туристы по незнанию садились лицом к гондольеру, а не к каналу, так что Алессио приходилось на ломаном английском просить их развернуться. Однажды попался ему такой, который возразил на итальянском, хотя и с акцентом, что ему и так удобно. Удобно смотреть на Алессио. Алессио смекнул, что, должно быть, этот из Тех: одет щеголевато, холеный и смуглый лицом, хотя и немолодой, лет сорока на вид. Предложит известно что, подумал Алессио, но не смутился и не сконфузился. Плавно махнул веслом, затянул песню и повел гондолу по каналу. — Немного, верно, зарабатываете? — поинтересовался турист. Вопрос даже для Такого туриста довольно прямолинейный. Туристы обычно более сдержанные, этот был не таким. У Алессио мелькнула мысль, что он и не турист вовсе, а итальянец, но не местный. По загару сложно судить, некоторые туристы до того загорелые, что итальянцы рядом не стояли. — Немного, но для жизни хватает, — с улыбкой ответил Алессио, перейдя на родной язык. — И для жены и детей хватает? — Я не женат, и детей у меня нет, — снова отвечал Алессио с дружелюбной улыбкой. — Но у меня большая семья. — Которую надо кормить, — со знанием добавил турист. — Значит, вы не против подзаработать на стороне? — Смотря, что это за работа. Проституция? — Алессио не сдержал мрачной усмешки. — Нет, — турист рассмеялся вполне искренне, но его смех не понравился Алессио. Он считал, что не сказал ничего смешного. Учитывая, выходцем из какого класса он был, то панель в крайнем случае светила и ему. Но туристу, конечно, было этого не понять. На пальцах у него сверкали дорогие перстни, руки были ухоженными. Такой человек не знал труда и тяжелой жизни. — Вы умеете драться? — спросил вдруг турист, отсмеявшись. — Профессионально не умею, но постоять за себя могу. Вы что же, бои мне какие-то хотите предложить? — улыбнулся Аллесио. Все-таки работа требовала от него вежливости. Мало ли, что там он себе подумал, лицо его оставалось дружелюбным. — Профессионально и не нужно, нужно кое-кого сопроводить. Побыть телохранителем. — Побыть грушей для битья? — с улыбкой уточнил Алессио. Турист снова засмеялся. — Бить вас никто не будет. Но нельзя научиться драться, не будучи битым. Если вы понравитесь, то вас научат драться. И поверьте, вы будете зарабатывать намного больше, чем сейчас. — Почему вы предлагаете мне? — поинтересовался Алессио. — По параметрам подходите. Звучало так, словно отбирали какую-то вещь, но Алессио не обиделся, а раздумывал над предложением. Интуиция подсказывала ему, что дело мутное, хотя перспектива получить большие деньги привлекала. О том, чтобы сменить работу, он прежде не задумывался, а предложение ее поменять требовало от него серьезных размышлений, чтобы взвесить все за и против прежде, чем принять решение. — Кого и куда нужно сопровождать? — спросил он, помолчав. — Одну важную особу… в известных кругах… вас там будет четверо, вы нужны только для вида. Только для вида, — хмыкнул про себя Алессио. — Что же это за особа такая? — спросил он снова. — Юная особа… очень капризная… — лицо туриста исказилось гримасой пренебрежения. Видно было, что эта юная особа ему сильно не по душе, но по каким-то причинам он искал для нее сопроводителя. Наверное, был на побегушках. — Когда это нужно? — спросил Алессио, снова после паузы. — Семнадцатого числа. Это было через шесть дней, в субботу. — Куда прийти, во сколько? — спросил Алессио, решив, что раз побыть телохранителем можно, а там видно будет, вдруг он еще не понравится этой капризной юной особе. — До которого часу вы работаете? — До восьми. — Приходите сегодня к девяти в Гранд-Фарго, знаете, где это? — Знаю, — кивнул Алессио. Это был роскошный отель, можно сказать, самый престижный в окрестностях, с дорогим рестораном, баром и казино на первом этаже. Алессио волей-неволей выучил от туристов все местные отели. — На входе в ресторан скажите свое имя… как ваше имя? — Алессио. — Алессио, — турист довольно улыбнулся, словно ему очень понравилось имя, — назоветесь, вас проведут. Там я вам все расскажу. — Хорошо, — пообещал Алессио. — Аве Марию знаете? — Молитву? — Алессио немного удивился. — Споете? Кажется, вы неплохо поете, — улыбнулся турист. И Алессио на распев затянул Аве Марию. Впервые он пел молитву в своей гондоле. Как-то странно ему было от этого. На Венецию опускались сумерки, в окнах домов, прилегающих к каналу, зажигался свет. Турист продолжал смотреть на него, словно на какую-то местную достопримечательность. Словно оценивал. Алессио сделалось неуютно от этого пристального и липкого взгляда, но виду он не подал. Когда он кончил Аве Марию, турист попросил высадить его на пристани неподалеку от Гранд-Фарго, а до того момента петь другие католические молитвы. Алессио не был слишком набожным, но тут ему сделалось не по себе. Не хватало только свечей по бортам гондолы… Он часто слышал пение в церкви, поэтому мог с легкостью подражать ему, словно птица-пересмешник. На пристани турист щедро с ним расплатился. — Дон Сальваторе!.. — позвал мужской голос с акцентом, как и у туриста, когда Алессио уже отчаливал. Алессио обернулся и среди гуляющих людей разглядел в небольшой компании мужчин Сальваторе, своего туриста. Тот словно почувствовал его взгляд и тоже обернулся. За ним обернулись вся компания, точно по команде. Алессио встретился с ним взглядом, зачем-то кивнул, отвернулся и махнул веслом. Ощущение, что он согласился на какую-то авантюру, не покидало его весь оставшийся вечер. *** Швейцар придирчиво оглядел Алессио, поколебался, но двери все же открыл и с натянутой улыбкой произнес «добро пожаловать». Алессио молча прошел в холл и остановился там, как вкопанный. Взгляд его рассеянно блуждал по золоченым люстрам, беломраморным колоннам, раскидистым пальмам в кадках и терялся в награждении роскоши и изящества. Однако оглядывался он не долго, к нему тут же подошла красивая женщина с голливудской улыбкой и спросила, что ему угодно. У нее он и выяснил, как пройти в ресторан. Швейцар на входе в ресторан указал ему куда-то вглубь залы и бросил короткое «за аквариумом». Алессио зашагал меж рядов столиков, накрытых белыми скатертями и украшенных свечами и пышными букетами каких-то экзотических цветов. Из оркестровой ямы в центре зала звучали флейта и скрипка. Вот ведь люди живут, думал он, разглядывая разодетую публику: дамы в платьях, мужчины во фраках, все как в лучшем и высшем обществе. И он в своей свободной цветастой рубашке, выцветших льняных брюках, с соломенной шляпой в руке, словно адресом ошибся. В самом конце залы располагались аквариумы, тянувшиеся до потолка. За ними Алессио и нашел своего туриста. Тот тоже был во фраке, а рядом с ним сидела смазливая белобрысая девушка лет пятнадцати на вид. Тарелки перед ними были пусты — они уже отужинали. — Это моя племянница, Карла, — представил Сальваторе ее. — А я, кстати, Витторио, — он знаком предложил алессио стул напротив. — Очень приятно, — Алессио улыбнулся, но и голос и улыбка его были натянутыми. Он положил шляпу на соседний свободный стул и уселся на указанное место, напротив Витторио. Чувствовал он себя, как не в своей тарелке. Или, лучше сказать, не в своей гондоле. — Я говорила, что хочу блондина, — капризно подала голос Карла. Она тоже звучала с акцентом, но не таким, как у дяди. — Думаю, Алессио пойдет на эту маленькую жертву, — дружелюбно улыбнулся Витторио. — Да, Алессио? — Если это все, что нужно, — Алессио тоже улыбнулся. — И что это у него на лбу? — продолжала возмущаться Карла. — Это родинка, — терпеливо пояснил Витторио. Но Алессио слышал в его голосе скрытое раздражение. — Я знаю, — Карла некрасиво сморщила курносый нос и скривила пухлые губы. В этот момент к ним подошел официант и осведомился, не желают ли они еще чего-нибудь. Витторио, в свою очередь, спросил это же у Алессио. — Я не голоден, — вежливо улыбнулся тот. — Я же вижу, что голодны, — недовольно цокнул Виттрио. Из всего им заказанного знакомым для Алессио было только «бутылка». И если щедрые чаевые в гондоле его не смущали, то сейчас он смутился, хотя и не показывал этого. Ему еще не доводилось бывать в подобным местах. Никто прежде не заказывал ему ужин и не платил за этот ужин, вероятно, его месячной, если не годовой зарплатой. — Покрасишься? — спросил Витторио, когда официант сгрузил на свой столик грязную посуду и отошел в сторону. Карла с демонстративным безразличием разглядывала рыб в аквариуме. — Если Карла не против меня, — Алессио неловко улыбнулся. Карла молчала. — Она согласна, — отмахнулся Витторио, — просто вредничает. Как будто ей с этим блондином жить, — хмыкнул про себя Алессио, припоминая, что от него требовался только вид. — И пусть подстрижется, — буркнула Карла, все так же разглядывая рыб. — Мне не нравятся его патлы. — А мне нравятся, — возразил Витторио. Карла закатила глаза. Алессио не знал, кому вторить. Он смотрел то на Витторио, то на Карлу, но если Витторио смотрел на него в ответ, то Карла предпочитала разговаривать с рыбами. Или с его отражением стекле аквариума?.. — Так, мне подстричься? — учтиво уточнил он, видя, что пауза затянулась. — Да, — сказала Карла, как отрезала. — Хорошо, — покорно согласился Алессио, хотя командный тон ее ему совершенно не нравился. Витторио тяжко вздохнул и указал взглядом на Карлу, как бы говоря Алессио, как ему с ней тяжело. Тут как раз официант подкатил столик, с которого стал выгружать различные блюда. После расставил бокалы и разлил в них шампанское. Пусть в общении Карлы и Витторио проглядывало нечто семейное, для Алессио обстановка была слишком официальной. Взять одни руки официанта в белых перчатках, которые почему-то приковали его взгляд. — Значит, вы в деле? — спросил Витторио, берясь за налитое шампанское. — Да, — Алессио тоже взялся за бокал. — Мог бы найти кого-то получше, — проворчала Карла, подтягивая к себе вазочку с десертом. — Куда уж лучше, — фыркнул Витторио. — Алессио, — он улыбнулся ему, поднял свой бокал и отпил от него. Алессио даже смутился, последовав его примеру. Мелькнула мысль сказать «Витторио», но он не хотел звучать подхалимом и молча отпил из своего бокала. Вкус дорогого шампанского, по его мнению, ничем не отличался от обычного. — Угощайтесь, — Витторио указал ему взглядом на стол. — Спасибо. И Алессио принялся за еду, попутно слушая наставления Витторио, что ему нужно прийти завтра, нет, лучше послезавтра на обмерку в это же время, в его номер, а потом, желательно, шестнадцатого числа, чтобы подобрать костюм. Можно также к девяти. Алессио обещался сделать все, как сказано. — Семнадцатого нужно быть здесь к десяти утра при параде, — закончил Витторио. — Буду, — улыбнулся Алессио. Семнадцатого числа у него как раз был выходной, это он еще в гондоле прикинул. — Тогда мы с тобой обо всем договорились, — довольно улыбнулся Витторио и положил на стол конверт. — Здесь аванс. Остальное — после. Не подумай, что я тебе не доверяю, но мало ли, вдруг ты сбежишь со всей суммой, — Витторио усмехнулся. — Не сбегу, — заверил Алессио и спрятал конверт в карман брюк. Почему-то открывать его ему было неловко и даже стыдно. — За твое здоровье, Карла, — Витторио подлил себе еще шампанского и поднял бокал. — Спасибо, дядя, — кивнула ему Карла. Вышел из ресторана Алессио около одиннадцати, сытый и поддатый. Дома не переживали по поводу его поздних возвращений или отсутствия до самого утра, считали уже взрослым. В последующие дни не случилось ничего необычного, хотя сам факт обмерки для Алессио был необычным. Наверное, костюм будут шить на заказ. Он заранее попросил Луцию, старшую из сестер, помочь ему с покраской волос, и вечером пятнадцатого числа эта самая процедура состоялась. Луция не красила свои волосы, но Алессио решил, что она в этом должна разбираться. Ему хотелось сделать это без лишнего внимания. Впрочем, к тому времени каждый уже был дома и заинтересовался, почему Алессио решил покрасить волосы. — Нужно для роли, — с улыбкой объяснил Алессио. — Ты будешь актером? — удивился Антонио, младший брат, которому едва исполнилось шесть лет. — Тебя покажут по телеку? — Вряд ли меня покажут, но один день я точно буду актером, — улыбался Алессио. Актер на один день, думал он про себя с усмешкой. — Реклама какая-то? — спрашивал отец. — Что-то вроде того, я и сам пока не знаю, — говорил Аллесио, пока Лу что-то проделывала с его волосами, — сказали, чтоб был блондином, а костюм подберут. — И когда это? — Семнадцатого числа. — Тебе не пойдут светлые волосы, — скривилась Сара, младшая из сестер. — Еще мне нужно подстричься, покороче, — напомнил Алессио, вдруг испугавшись, не перепутал ли он, что сперва решил краситься. Тут на помощь пришла мама. Бабушка тоже вышла из своей комнаты узнать, что происходит. Шестнадцатого числа на примерку Алессио прибыл с укороченными светлыми волосами. Отражение в зеркале казалось ему чужим и совершенно не нравилось, но Карла сказала «сойдет», и при этом ее слове Витторио выдохнул с таким облегчением, что Алессио невольно вздохнул вслед за ним. Костюм, как оказалось, не шили, а подбирали. В модных брендах Алессио не разбирался, но этикетки на одежде говорили сами за себя. Семнадцатого числа он был у Гранд-Фарго в назначенное время. Ехал он в компании трех накаченных блондинов европейской наружности, причем во время поездки в машине стояла полная тишина. Алессио чувствовал, что они молчат из-за него, и из-за этого невольно напрягался. Витторио со своей племянницей ехал в другой машине. Все последующее прошло для Алессио как в немом кино, поскольку он не понимал, о чем говорят. Он мог только рассматривать исполненные в восточном стиле комнаты и подражать трем другим телохранителям, стоя с важной и непроницаемой физиономией, пока Карла на превосходном английском изъяснялась с азиатом. Происходило это в помещении, похожем на тронный зал, по углам которого стояли терракотовые статуи драконов, а на стенах висели полотна китайской живописи. Впрочем, может, и японской. Алессио в этом не разбирался. Азиат восседал в кресле в центре залы, за его спиной стояло двое телохранителей, правда, азиатской наружности, а не европейской, как у Карлы. Королям, видно, нельзя без свиты, думал Алессио. Он ощущал себя в их числе какой-то халтурой, скорее даже туристом, но виду не подавал. Чем все закончилось, он не понял, но насколько он мог судить по тону голосов Карлы и азиата, то все прошло благополучно. Назад он ехал в компании Витторио и Карлы, причем сидел между ними на заднем сидении. Но говорили они так, словно его там не было, хотя Витторио сам позвал его к ним. — Как тебе Алессио? — спросил Витторио у Карлы. — Мне он не нравится, — возмущалась та, словно Алессио сделал что-то не так, хотя он даже не мог понять, что. Разве что ей в принципе не нравилось его лицо? — Зато мне нравится, — парировал Витторио. — Вот и забирай его! — Вот и заберу! За этим последовала пауза. — Зайдешь ко мне, — проговорил Витторио серьезно, — за оставшейся суммой. Алессио молча кивнул. Оставшуюся дорогу Карла молча пыхтела от недовольства и демонстративно смотрела в окно. Витторио, казалось, о чем-то задумался. Обманчиво вежливо звучали голоса Карлы и азиата. Алессио напрягался и думал, что в машине с телохранителями ему было хотя бы не так неловко, а тут и не спросишь ничего, ведь не его ума дело. У отеля их встретила группа мужчин радостных и встревоженных, звавших Витторио на разный лад и наперебой спрашивающих, как все прошло. — За обедом объясню, — ответил им Витторио, — Алессио, — он кивнул ему и повел за собой в уже знакомый номер. — Как тебе сегодня? — спросил он уже в номере, небрежно кидая пиджак на спинку стула и усаживаясь на диван. Жестом он предложил Алессио сесть в кресло напротив. — Впечатляет, — Алессио улыбнулся. — Только я не понял, о чем речь. Чувствовал себя какой-то декорацией… извините… Он резко замолчал, думая, что сказал лишнего. — Декорация, — Витторио довольно усмехнулся, — так оно, собственно, и было, не извиняйся. Тут он поднялся с дивана, скрылся в соседней комнате, вернулся с бумажным конвертом в руках и протянул его Алессио. — Спасибо, — Алессио принял конверт и сунул его в карман брюк. — Костюм… — Костюм твой, — Витторио сел напротив него обратно на диван. — Мне, признаться, даже как-то неловко… — Это с непривычки, — отмахнулся Витторио. — Послушай, Алессио, я хочу предложить тебе работать на меня. Что скажешь? — И в чем будет заключаться моя работа? — Алессио недоверчиво улыбнулся. — Сперва придется научиться драться и обращаться с оружием. В нашем деле без этого никак. Понимаешь, о чем я? Ты не выглядишь глупым, Алессио, но я на всякий случай скажу, что полиция на нашей стороне. Хотя ты, верно, не разобрал ничего, слышал я твой английский…так, что скажешь, Алессио? — Я… должен подумать, — пробормотал Алессио. С самого начала дело показалось ему мутным, но теперь в этом не оставалось никаких сомнений. Мафия. Он связался с мафией. — Думай до завтрашнего вечера, потому что послезавтра мы отплываем на Сицилию. Никакая Карла докучать тебе там не будет, хотя, верно, ты не особо таких боишься. — Не боюсь, но… как-то все это очень… — Очень? — подбодрил его Витторио. — Очень неожиданно в моей жизни, — улыбнулся Алессио. — Жизнь полна неожиданностей, — усмехнулся Витторио. — Или ты хочешь до конца дней плавать по каналам Венеции? — Не знаю… Никогда не думал об этом прежде, — Алессио волновался, голос его трепетал, и он ничего не мог с собой поделать. Один вопрос не давал ему покоя. — Если я откажусь, меня убьют? — спросил он тревожно. Витторио прыснул со смеху. — Вот еще, нужен ты кому! Даже если скажешь, что прокатил меня в лодке, а потом ездил на переговоры к Якудзе, тебе никто не поверит! Мало ли на свете одинаковых фамилий и выдумщиков! И Витторио рассмеялся то ли глупости Алессио, то ли своим собственным словам, но Алессио чувствовал себя неловко и стесненно. Мафия. Он связался с мафией. Впрочем, еще не связался… — Да что с тобой? — спросил Витторио с улыбкой. На губах его все еще дрожал смех. — Я просто поражен, — улыбнулся Алессио. — Чему? Что же ты себе думал? — Я ничего не думал. Даже конверт не открывал. — Открывай сейчас же! Алессио послушно распечатал конверт. Там лежала тысячедолларовая купюра. — И в другом столько же. Неплохо для подработки? — Неплохо, — сухо согласился Алессио, убирая конверт обратно в карман. На самом же деле он был в шоке. — Я бы предложил тебе пообедать с нами, но знаю, что ты откажешься, поэтому и не предлагаю. Витторио поднялся. — Смотри, до завтрашнего вечера жду тебя. — Теперь мне будет совестно не прийти, — заметил Алессио с вялой улыбкой. — Совестно ему! Было бы совестно, сейчас бы и согласился. Впрочем, я не настаиваю… но знай, ты мне понравился, и мне будет жаль, если ты не придешь. Уж не знаю, почему, Алессио… а теперь мне пора, к обеду еще надо переодеться, дурацкие правила!.. — Я тоже рад, что встретил вас… это самая необычная встреча в моей жизни. Витторио чему-то усмехнулся, кивнул ему и скрылся в соседней комнате, на ходу расстегивая рубашку. Алессио ушел от него в смятенных чувствах. Суббота была в самом разгаре, и дома были все. Как раз обедали. Алессио прошел сперва в свою комнату, затем вернулся и положил на стол две тысячи долларов. Сел за стол на свое обычное место, облокотился на столешницу обеими руками и проговорил задумчиво, словно до сих пор не мог прийти в себя и поверить в происходящее: — Мне предложили работу на Сицилии. — Лессо будет актером! — обрадовался Антонио. Алессио в костюме от кутюрье ощущал себя декорацией среди домочадцев. — Ого, — в один голос протянули Лу и Сара, глядя то на брата, то на брошенные деньги. Но папа быстро выгнал малышню в другую комнату. — Такие деньги не могут быть честными, — мрачно проговорил он, глядя на сына. — Где ты их взял? — Лессо? — тревожно позвала мама, пересаживаясь к ближе к нему и заглядывая ему глаза. — Мы не бедствуем. У нас есть крыша над головой, есть еда на столе. Нам не нужно большего. — Но этого мало, — сдавленно пробормотал Алессио. Перед его глазами тут же поплыли интерьеры Гранд-Фарго, в сравнении с которыми их квартира выглядела жалко. — И бабушке нужно на операцию… — добавил он словно в свое оправдание. — Я мог бы заработать… — Я уже пожила свое, Лессо, — прошамкала та. — А у тебя впереди вся жизнь. Не загуби ее. Не в деньгах счастье. — Что ты скажешь?.. — обратилась мать к отцу. — Не знаю, это его жизнь, его выбор. Пусть сам решает. Алессио поймал его сумрачный взгляд и уставился в столешницу. — Что это за актер такой? — недоверчиво спросила мама после повисшей паузы. — Не актер, а телохранитель, — буркнул Алессио. — Меня всему научат. Хотя сегодня был актер, декорация, — он горько усмехнулся. — И кого же ты будешь охранять? — осведомился папа. — Важного человека. — Настолько важного, что знать его имя нам не положено? — хмыкнул он. — Его зовут Витторио Сальваторе. Он бизнесмен. — Дурно этот Сальваторе наживает свои деньги, раз ему нужна охрана. Казалось, что в бизнесмена никто не поверил, однако больше его о нем не расспрашивали. Поняли, что Алессио сам толком ничего не знает об этом Сальваторе или не хочет говорить. В конце концов, сошлись на том, что Алессио сам должен выбрать, потому что это его жизнь, а он уже взрослый и сам может принимать решения. Хотя мама вдогонку бабушке переживала, как бы он не загубил свою жизнь и не случилось с ним чего на этой работе. Но Алессио принял решение. И через день отбыл на Сицилию. *** Так называемая семья Сальваторе жила на просторной вилле, расположенной в отдалении и уединении. Витторио показал ему его комнату, провел по главным залам, но выглядел озабоченным, рассказывал быстро и лихорадочно, словно торопился, а как только увидел Бена, как тут же и сплавил ему Алессио. Бенджамин, которого Витторио звал Беном, был напыщенного вида, европейской наружности, говорил тоже с акцентом. Беном его прозвал про себя и Алессио. Он был высокого роста, лет сорока на вид, а из-за того поджарого телосложения и впалых щек можно было предположить, что ему все шестьдесят. Алессио никак не мог на глаз определить его возраст, разглядывал его слишком пристально, думая про себя, что Бен может быть и американцем. В какой-то момент Бен глянул на него слишком уж сердито, и Алессио понял, что его рассматривания замечены давно и уже надоели. — Завтра в семь тренировка, — осведомил Бен, когда показывал живописно озелененные стадион с беговыми дорожками, воротами и кольцами в противоположных концах. Алессио хотел было уточнить, в каком виде приходить на тренировку, вдруг к спорту здесь особые требования, но Бен выглядел таким недружелюбным, таким колючим, что спрашивать у него что-либо быстро расхотелось. Алессио проникся к нему мгновенной антипатией. На следующий день без десяти семь он отворял калитку, ведущую на стадион. В пальмах где-то высоко перекликались птицы, в остальном царила тишина и безветрие. Вдыхая солнечный утренний воздух, Алессио вошел на стадион и тут же согнулся пополам. Он даже не успел сообразить, что произошло. Кто-то ударил его под дых так сильно, так резко, что у него потемнело перед глазами. — Никакой реакции, — ледяной голос Бена звучал словно через слой воды. — За что? — пробормотал Алессио, наконец выпрямившись. Но разогнуться полностью не мог: какой-то дикий, животный страх шептал, что Бен может ударить снова. И он не сможет увернуться. — Двадцать кругов, — проигнорировал Бен его вопрос. Алессио был рад оказаться от него как можно дальше, так что пустился бегом с облегчением. Пока он бегал, на стадион подтягивались новые лица. Всех он их видел в компании Витторио, все они были частью семьи Сальваторе, всех их Алессио уже запомнил по именам. Бен «приветствовал» всех одинаково, разве что метил каждый раз по-разному. Кто блокировал удары, кто уклонялся, но только Никола попытался контратаковать. Безуспешно. — Как тебе мастер? — нагнал его Никола. — Своеобразный, — неохотно отозвался Алессио. В области солнечного сплетения саднило. — Как тебе его приветствие? — улыбался Никола. — Приветствие?.. — живот скрутило от воспоминания удара. Казалось, Бен бил пальцами*, словно хотел проткнуть Алессио насквозь. — Разговоры! — рявкнул Бен, оказавшись вдруг рядом с ними. Никола закатил глаза на замечание, улыбнулся Алессио и прибавил скорости прежде, чем Бен успел ударить его по голени. Вместо Николы Бен изловчился и снова ударил Алессио. Снова в солнечное сплетение. Пока Алессио снова сгибался пополам и охреневал от боли, Бен ругался над ним — Алессио понял, что ругаются, хотя и на английском. Американец, — тупо повторял он про себя, прикрывая обеими руками грудь, словно так мог уменьшить боль. — Зачем ты с ним так? — прозвучал сочувствующий голос. Какой красивый у него голос, — думал Алессио, — точно плач. В глазах было темно, он не видел говорившего и не мог вспомнить его имени. — Тор хочет, чтобы я сделал из него человека! Как я сделаю человека из этой бестолковой груды мышц?! Еще и по вечерам с ним заниматься! — захлебывался Бен уже на итальянском. Дальше Алессио слушал его уже в одиночестве. Тором между собой звали Витторио. Так вот оно что. Еще и по вечерам. Алессио скривил губы в подобии улыбке. Вот почему Бен так злится. Обуза на плечи мастера. — Будто сами с пеленок драться научились, — выдохнул он и посмотрел на Бенджамина с вызовом. Но ответный острый взгляд тут же осадил его. Он нутром ощутил опасность. Каким бы щуплым ни казался Бен на вид, его не схватишь и не ударишь. Мало того, лучше на него не замахиваться. Вообще. Бенджамин смотрел на него пристально и молча, словно о чем-то думал или пытался сдержать очередной поток ругани. — Я начал учиться с трех лет, — холодно произнес он наконец. Алессио содрогнулся от тона его голоса и пожалел, что оказался почти прав в своем предположении. — Что ты согнулся? Распрямись, — Бен больно сжал его плечо и потянул наверх. Алессио выпрямился и нехотя опустил руки, открывая грудь. Он чувствовал, что Бен может ударить снова. А тот смотрел на него насмешливо, словно ощущал его страх. — Напряг мышцы? — Бен еще крепче сжал его плечо. — Напряг, — буркнул Алессио, напрягая все тело и особенно мышцы пресса. — Молодец, — с издевательской улыбкой протянул Бен, — а теперь бегом марш! — и он толкнул его в плечо, словно хотел придать скорости. Ненормальный, — подумал Алессио, догоняя остальную компанию. Но спустя несколько лет упорных тренировок он был благодарен Бенджамину за каждый его удар, за каждый прием, даже если поначалу ненавидел его и боялся до жути. Семья Сальваторе стала и его семьей, хотя вошел он в эту семью не просто и не сразу: не все его приняли, не всех принимал и Алессио. Но Витторио принял. А с главой семейства не спорят. Через несколько месяцев в доме, где жила семья Алессио в Венеции, случился пожар — от старости загорелась проводка. Люди умирали не от огня, а задыхались от угарного газа. Погибло около дюжины человек, в том числе вся семья Алессио, кроме бабушки, которая находилась в то время в больнице после операции и которую потом он перевез на Сицилию. Около двадцати лет Алессио провел в семье Сальваторе, творил и множил несправедливость. Но все однажды заканчивается: и несправедливость, и Сальваторе, и жизнь. Дождливый, грязный Рим — последнее, что, как он думал, видит перед смертью. Но внезапно взошло на его небо английское солнце.