Монолог грешной души

— Зачем бы ему это понадобилось?! — Взъерошенный Энджел стоял перед поникшим на диване Аластором, решительно подбоченившись и бросая на Еву яростные взгляды. Мда, шоу удалось на славу. Постояльцы отеля, сбежавшись на шум, застали картину настолько же живописную, насколько очевидную. Нападение внутри отеля — единственное правило, нарушение которого юная принцесса не смогла бы перетерпеть. Впрочем, сейчас ее мучили тягостные сомнения. — Я не знаю… — Ева, вытирая слезы испачканной ладошкой, только больше размазывала по лицу кровь, пока Вэгги заботливо обрабатывала ее крыло, помогая регенерации. Они всей толпой собрались в холле, рассевшись кто где. Не то, чтобы первая грешница не могла исцелиться мгновенно, но тогда драмы бы не случилось. Аластор молчал. Обдумывал. Не сказал ни слова с тех пор, как его силком оттащили от женщины и отняли нож, да и оправдываться в принципе нечем. Приказ все еще не позволяет поведать правду, а лгать в попытке извернуться попросту нет смысла, уже нет. Хотя уставшее от жизни сознание все же порядком изумилось, когда Энджел с Хаском на буксире вдруг стал на его сторону, да еще и защищал так, будто имел какие-то личные мотивы. Стало ясно, что очарование Евы действует не на всех — Даст был готов самолично броситься на нее после каждого обвинения, и только Хаск мягко останавливал порывы. — Что ты ему сделала? — Продолжал настаивать паук, медленно подходя к жертве кровавой расправы и нависая над ней. — Ничего. — Слезы вновь потекли из ее глаз, будто первая женщина и правда испугалась нападок какого-то грешника. Глупость. — Эй, Даст, может, своего дружка спросишь, что с ним нахуй не так?! — Вэгги, вызверившись на Энджела, обогнула его по дуге, нависая теперь уже над Аластором. Что ж, угрозы действовали ровно так же, как и все остальное — никак. Он вообще слышал разборки разве что самым краем уха, с трудом и большим опозданием осознавая, что речь вообще-то шла о нем. Судьба решалась, но, как бы Оверлорд не старался, ничего больше не ощущалось важным. Маленькое радио, до того исправно шумящее внутри, отбивая ритмы сердца, выключилось, сгорело вместе с тем, что называлось душой, хоть она давно ему не принадлежала. К сожалению, старания Энджела уходили в воду — Аластор не был способен даже пальцем пошевелить, а уж бороться за собственную невиновность подавно. — Я знала, что ты псих, но чтобы настолько! Какого хрена?! — Вэгги, тряхнув за плечи, гневно уставилась прямо в лицо. Ничего не добилась, впрочем, грешник бы не сдвинулся с места, даже достань она копье. — Эй, не нападай! — Хаск, коротко рыкнув, дернул бывшую экзорцистку за руку. — Аластор хороший. — Взобравшись на диван, Ниффти уселась на колени и обняла. Удивительно, раньше за ней подобного не водилось. — Ева плохая. Компания разделилась на три лагеря. Вэгги была не столько за бабочку, сколько против Аластора, памятуя, каким хитрым мудаком он порой бывал, Хаск с Энджелом и Ниффти же наоборот — плевали двум не совсем адским леди в лицо, настаивая на его невиновности, а оба Морнингстара так вообще пока хранили нейтральное молчание. — Она нормальная, Ниф. Ты что, этого идиота не знаешь? — Вэгги махнула рукой в сторону равнодушно уставившегося в одну точку грешника. — А ты, значит, отлично сучку знаешь, да? Никаких провокаций? — Отбрил Энджел. — Я не виновата. — Ева. — Да чтоб тебя черти толпой ебали, дорогая. — Сам нахуй пошел, Энджел! — Подруга, тормозни. — Вышел вперед Хаск. — Мы эту дамочку реально неделю знаем, а Аластор наш друг. — Друг? Это с каких интересно пор? — С этих самых. — Да он вас всех в гробу видал. — Если твоя экзорцистская задница не заметила, мы в Аду. Добро пожаловать, нахуй! — Энджел эмоционально всплеснул руками. — Аргх, я не могу! — Тряхнув длинными волосами, хостес повернулась к затихшей в уголке девушке. — Чарли, скажи им! Что ж, состояние принцессы заслуживало отдельного упоминания. Тогда, имея честь лицезреть постановку из первого ряда, она смотрела на Аластора с таким отчаянным разочарованием, что стало сразу ясно — что-то внутри, до того незыблемое, треснуло, надломалось, и склеить это что-то уже не выйдет. Происходящее угнетало ее больше всех, сгорбившись в кресле, Чарли словно воды в рот набрала, подтянула к груди колени, закрыла глаза, да так и сидела, кажется, вообще не прислушиваясь к происходящему. Теперь же, разбуженная от своего болезненного полусна, беспомощно озиралась по сторонам без малейшего понятия, что делать, и в итоге, совсем по-детски шмыгнув носом, повернулась к наблюдающему за этим цирком со стороны Люциферу. — Пап? Аластор едва заметно вздрогнул — внимание его было рассеяно настолько, что замечать удавалось только тех, кто говорил, Владыка же предпочитал хранить молчание. По крайней мере, до тех пор, пока дочери помощь не понадобилась. Лучше бы его вообще не было. — Дорогая, ты уверена, что хочешь, чтобы я принял решение? — Вздохнув, Люцифер устало сжал переносицу. Растрепанный ото сна, как и все остальные, он не выглядел настроенным решать какие-либо проблемы вообще, но Радио-демон не брался судить — он старался взглядов Морнингстара избегать, даже настойчиво игнорировать. — Пожалуйста. — Тихо протянула Чарли, метафорически давая отцу карт-бланш на любые решения. Ну, и ладно, уже было все равно, лишь бы тот его не трогал. Люцифер протяжно вздохнул, с тревогой глядя на поникшую дочь. Узы, существовавшие между ними, были крепче, чем когда бы то ни было, и в какой-то еще живой, теплой части души Аластор был рад за принцессу. Она заслуживала любящей семьи, той, что наконец воссоединилась после ухода Лилит. — Хорошо. — Владыка ада, оттолкнувшись от барной стойки, неспешно направился к ним. — Прежде всего, Ева, исцеляйся уже, весь пол кровью залила. Хватит ломать комедию. Хоть слова достигли затуманенного измученного сознания Аластора с небольшой задержкой, он даже немного удивился — бабочка же с падшим были друзьями, разве нет? В голосе Морнингстара же не звучало ничего, кроме презрительной насмешки, он приказывал Еве, как и любому другому грешнику в Аду, рассчитывая на немедленное беспрекословное повиновение. Приятный папочка Чарли по щелчку пальцев стал Повелителем преисподней, тем, кого стоило опасаться. Оверлорд сжался на диване, уповая, чтобы никто не увидел, уставился на собственные колени, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на маячившей на периферии Ниффти, однако тон Владыки вызывал в нем больную тошноту, тот самый глубинный страх, что он раз за разом заставлял испытывать. — Мне больно, Люци. — Ева картинно вытерла слезу, заставив Энджела поморщиться и закатить глаза. Уж кто-кто, а он умел отличить постановку от искренности. — Убирать будешь сама. Хватит рыдать. Бабочка заткнулась на полувсхлипе. Когда Владыка ада обращался к тебе таким тоном, то прислушаться стоило, очень даже, да и Вэгги притихла — спорить с отцом своей девушки как-то не с руки. — Эй… — Послышалось над головой. Теплее, чем когда он разговаривал с Евой, казалось даже, что Люцифер прикладывает усилия, чтобы быть мягким. Аластор не обманывался на этот счет. — Олененок. Морнингстар плавно опустился на пол, его угольно-черные когтистые пальцы появились в поле зрения по обе стороны от бедер Аластора, пока он всеми силами старался не отводить взгляда от коленей. В принципе, уже плевать, насколько жалким это выглядит со стороны, все равно при такой растрате сил едва ли пару дней протянет. Морнингстару должно быстро надоесть разговаривать с пустотой. — Аластор. — Еще тише, так, словно разговаривал только с ним одним, позвал Люцифер, но тот, хоть и не видел, буквально ощущал чужие взгляды, забирающиеся под кожу. Судящие, подозрительные, недоверчивые, сочувствующие — он хотел обратиться пылинкой в бесконечном вечном и больше никогда не попадаться никому на глаза. Падший, однако, отставать не собирался, по крайней мере, не так просто. Осторожно обняв подбородок Аластора ладонями, поднял его лицо, побуждая смотреть на себя, однако только лишь ощутив прикосновение, грешник перестал видеть что-либо вообще. Алая пелена встала перед глазами, он был здесь же, только вечером, безвольной куклой стоя на коленях, пока эти же ласковые руки беспощадно вспарывали когтями щеки, заставляя делать то, о чем вспоминать не хотелось. Фантомная боль прошила позвоночник, заставив вздрогнуть и в ужасе распахнуть глаза — мелькнувшее перед внутренним взором искаженное садистским наслаждением лицо Люцифера заменило на мгновение настоящее, и Аластор, сам того не желая, дернулся назад. Теперь происходящее уж точно насторожило всех поголовно, даже Чарли, нахмурившуюся и склонившую голову в недоумении. В желтых, почти светящихся глазах Владыки мелькнуло болезненное, неожиданное понимание. Или окончательно спекшемуся рассудку это просто привиделось. — Аластор. — Осторожно начал Люцифер, внимательно следя за его реакцией снизу вверх, все еще стоя на коленях. — Давай выйдем, нужно поговорить. Выйти? Радио-демон скосил глаза, окинув быстрым взглядом глазеющую толпу. Остаться наедине? Панический, отчаянный страх затопил сознание, заставляя равнодушное ко всему сердце стучать быстрее, а воздух вокруг вдруг нагреться. Еще чуть-чуть, и дышать станет затруднительно. Вот уж нет, он не пойдет на это самостоятельно, Морнингстару придется сломать ему ноги, если хочет разговора наедине, потому как Аластор, не будь глупцом, отлично выучил его методы ведения допроса, и скорее бы собственноручно вытащил больной с прошлого раза позвоночник через рот, чем повелся на это. — Я не… — Оверлорд прокашлялся. Голос его при отсутствии белого шума звучал не так внушительно, к тому же, очень показательно дрожал. — Я напал на Еву, потому что она сильна. Какой бред он несет, в это только ребенок поверит, однако Аластор готов был выдать что угодно, все, что хотели услышать Вэгги и первая женщина, лишь бы отвадить от себя внимание Люцифера. Его близкое присутствие почти физически обжигало, мешало дышать, обманчивая мягкость наводила на мысль о скорой жестокой расправе. Хоть падший и приструнил Еву, он должен быть в ярости от того, что кто-то вроде Радио-демона посмел на нее покуситься. Идея пришла в голову сама собой. Смотря на ошарашенные лица Хаска и Энджела, вытянувшиеся после признания, он мысленно извинился перед ними. За то, что собирается предать доверие прямо сейчас, однако ни сил, ни желания лавировать между Евой и Люцифером больше не осталось. Все исчезло, до самого последнего огонька, не осталось ничего, что Владыка мог бы втоптать в грязь. — Не поймите меня неправильно, но о грызне за власть можно было бы забыть, получи я такую сильную душу. — Аластор криво изломанно усмехнулся. — Увы, не успел. — Он поднялся, всеми силами стараясь сохранять внешнее спокойствие, пока даже кости дрожали от нервного перенапряжения. Обвел медленным, насквозь лживым взглядом присутствующих. Они все смотрели с отчаянным непониманием. Даже Вэгги при всей неприязни не могла бы предположить таких масштабов подставу. В глазах же Евы, в противовес, читалось мстительное удовлетворение, обещание даже, и Аластор знал наверняка — они скоро вновь встретятся. В последний раз. Стало ясно, что первая женщина имела ввиду, сказав об участи хуже смерти. И правда, собственноручно сломать все, что было с таким трудом построено, предать тех единственных, кому не наплевать… Оверлорд никогда не был счастлив. Гнетущее одиночество при жизни, оно же, следующее по пятам в посмертии. Никто и никогда не мог оставаться рядом долго, терпеть маниакальные сдвиги и тяжелый характер, только легкий шум радио сопровождал год за годом неизменно. Никого не было и не будет. Ни семьи, ни друзей, ни близких. Такова участь великого и ужасного Радио-демона, скрывающего эмоции под улыбкой, такова участь грешника Аластора, труса, скулящего от одной мысли о том, чтобы кому-то по-настоящему открыться. Впрочем, сожалеть поздно, мелодия сыграна, пластинка подошла к концу, а тоскливого, наполненного внутренней болью взгляда Люцифера он вообще не видел. — Я ухожу. И куда же? Никто не останавливал. Не успели, не хотели, кто знает, однако хлопок двери был единственным звуком, проводившим его. Больше не существовало Отеля Хазбин, не было Хаска и Энджела, готовых выслушать внутреннюю боль, Ниффти, заставляющей гнетущую тоску отступить хотя бы на время, все понимающей Чарли и даже ворчливой Вэгги. Он должен был уйти сам, избавить их от необходимости тяжелого выбора, сомнений и недоверия, медленно пожирающих душу. Пусть мечта принцессы останется чиста и наивна, положа руку на сердце — Аластор изначально не подходил отелю, словно грязный таракан забрался в буфет со сладостями в ярких обертках. Теперь он хотя бы мог самостоятельно выбрать место собственной кончины. Вон оно — изломанным остовом возвышается над Пентаграмм-сити, почерневшее от времени и забвения. У него не так много сил, но на последний марш-бросок хватит. Старая Радио-студия. Место, где Ева с легкостью найдет его.