Если не знаешь, смеяться тебе или плакать - смейся

— Я просто хочу сказать, что… ну это такая тяжёлая ситуация просто, — Жое покачала головой. — Я считаю, что если ты не готов вот так просто сейчас что-либо говорить или выяснять отношения, то ты не должен этого делать. — Может, звучит довольно требовательно, однако, думаю, если он и правда сказал про чувства, значит подождёт, сколько будет нужно. Если это, конечно, не его изначальный план. — Почему-то мне кажется, что он говорил правду. Может, я просто хочу теперь его оправдать, не знаю, но мне показалось, что он… ну, он боялся сказать что-то не так. Когда он делает что-то специально, то действует уверенно. Видно было, что он репетировал, что сказать, но он не умеет красиво объясняться, поэтому наравне с какими-то красивыми словами шли и те, что звучали невпопад. Я хорошо его знаю, думаю, он действительно говорил правду. — Слушай, но ты как? Видишь вас вместе? Думаешь, сможешь ответить на его чувства? — Я даже думать об этом не хочу, — Цинсюань уже звучал довольно спокойно — устало и слабо. — Просто это странно немного, мне казалось, что такие вещи могут происходить только в том случае, если есть хотя бы минимальная симпатия, — Баньюэ говорила тихо, так как в соседней комнате работал Пэй Су, а она не хотела говорить при нём о таких вещах, тем более, мешать ему, пока он работал, тоже не очень хотелось. — Я не говорю, что в тот момент у меня не было чувств. Если честно, после я даже понадеялся, что у нас что-то выйдет. Но после стольких вещей, что произошли, я не могу с чистой совестью сказать, что я готов встретить его с распростёртыми объятиями. Мне нужно ещё немного времени, чтобы перестать так сильно злиться, иначе в следующий раз действительно может дойти до того, что я ударю его. — Думаю, он тебя понял сейчас, поэтому не будет лезть раньше времени — это в его интересах, — Жое пожала плечами, ноготком указательного пальца рисуя на одеяле узоры. — Жое, а у тебя что? — после длинного вздоха, поинтересовался юноша. Девушка успела и позабыть о том, что вокруг неё благоухала сотня букетов. Увлёкшись рассказом Цинсюаня, она совершенно забыла о том, что хотела пожаловаться на свою горькую судьбу. — А, да, — она с каким-то недоверием осмотрела комнату. — Я скидывала фотку букета. — Он такой красивый! — поддержала Баньюэ. — Да, не поспоришь. Так вот, сразу, когда я получила этот букет, курьер тут же принёс огромную коробку, в который был ещё десяток букетов и пара вазонов. А потом ещё один курьер, и ещё. В итоге я насчитала полторы сотни букетов, представляете? У меня в палате негде повернуться! И этот конченный даже трубку не берёт. — Ого, чего это он так? Настолько сильно не терпится услышать твой ответ? — Да я не знаю, что с ним! Я сначала была просто в шоке, но сейчас я так злюсь из-за этого. И я даже толком рассказать не могу, почему… ну, типа, завянут же! Но этого недостаточно, чтобы вот так злиться, понимаете? — Так может он сейчас занят? — Мне кажется, что он заказал все цветы заранее. Было бы тупо сидеть полчаса и высчитывать время от звонка до доставки. А если он планировал, то, значит, специально меня игнорирует. — А если что-то непредвиденное случилось? — предположил Цинсюань. — Ему следует об этом помолиться, — сообщила Жое. — Помянем, — выдохнула Баньюэ. — Но вы приходите завтра, можете набрать себе цветов хоть для всех, кого вы знаете. Будет жалко, если они действительно завянут, — когда Цзыи говорила об увядших цветах, ей действительно становилось немного грустно и даже слегка неприятно, так что тон её голоса и решительность в нём значительно поубавились. — Ладно, я заскочу перед работой, — Баньюэ улыбнулась. — Я, кстати, тоже… хотя, стой, у меня же завтра утром суд. Я после заеду, окей? — Суд? Заседание с Мин И? — Нет, думаю, его разбирательства с братом будут ещё не скоро. — О, понятно, — протянула Жое. — Держись там, окей? Позвонишь, как закончишь всё? — Да, хорошо. — Такое впечатление, что у нас чёрные полосы в жизни как-то сошлись, честное слово, — Баньюэ громко выдохнула. — У меня вчера на работе один из стажёров снял кучу налички, пока я проводила собеседование, а после свалил под предлогом того, что заболел живот. Мне такой выговор устроили! Но, кажется, полиция приняла обращение и уже ищет его. И всё равно, даже если его поймают, деньги-то не вернут, скорее всего. — Я надеюсь, они не станут требовать их с тебя?! — Жое нахмурилась. — Нет, но о повышении зарплаты можно забыть. Жалко, но что поделать, — она тяжело вздохнула, а после попыталась перевести тему в хорошую сторону. — Когда всё это закончится, нам нужно будет собраться и хорошенько отдохнуть втроём. — Это даже не обсуждается, — Цинсюань тут же согласился. — Но разве что только у кого-то дома? — А почему не в клубе? — Жое удивлённо заморгала. — А Эмин тебя отпустит? — А когда это я спрашивала? Я попрошу Хуа Чэна порекомендовать хорошее местечко, уверена, проблем с этим не будет. Уговор был только на то, что мне не стоит ходить туда, где главные — наши враги. — Меня везде будут узнавать, поэтому я не очень хочу в клуб идти. Можем устроить стрим, если не захотите, будете вне камеры. Поиграем во что-то, закажем еды. — А господин Пэй не будет против? Он ведь сейчас очень много работает! — Баньюэ поджала губы от сожаления, ведь из-за этой работы пришлось отказаться от их частых семейных ужинов, так как мужчина, по приходу домой, тут же продолжал работать дальше, от силы съедая пару бутербродов. — Да, — Цинсюань почесал затылок. — Я не хочу ему мешать. Ладно, Жое, ты спроси у Хуа Чэна, а мы потом всё это решим. Тебе, кстати, долго ещё в больнице лежать? — Не знаю, я уже беруши не ношу, слышу нормально, патологий нет, но всё ещё голова немного шалит из-за сотрясения. Дагэ сказал, что где-то неделя, а может и больше. — Но у тебя много посетителей, так что тебе везёт, наверное, весело там с дагэ? — Баньюэ улыбнулась. — А как же, он ко мне приходит довольно редко, потому что я сплю. Они там с Хуа Чэном сидят вдвоём, хихикают. Но, знаете, что? Прямо перед нашим созвоном пришла Ша Хуалин! — Кто это? — Цинсюань звучал тихо, пытаясь вспомнить, слышал ли он её имя раньше. — Не знаю, она тоже в Триаде, говорят, она важная шишка и Хуа Чэн ей очень доверяет. — А где она была всё это время? Ты о ней не рассказывала… — Так я и не знала о ней! Тогда, когда дагэ ездил на интервью к моей маме и когда на Хуа Чэна напали, она пришла вместе с его людьми, кажется, Эмин говорил, что она типа местная представительница Хуа Чэна. Вот так. У неё есть свои люди, она отдаёт приказы, ну а во время этой драки, она тоже была одной из главных. — Наверное, она невероятно крутая! — Баньюэ улыбнулась. — Да, она хороша, когда дело касается драки. — Но что-то ты кисло звучишь, — Цинсюань цокнул языком. — Вы знаете, как я обожаю женщин, которые выделяются в какой-либо сфере. Особенно в Триаде, это же пиздец! Там же куча мужиков, они все уже взрослые, а она добилась уважения не только Хуа Чэна, но и своей команды. Типа, да, на это нужно много сил, абы-кто такого не сделает, она определённо талантлива, я это признаю. Она отлично владеет оружием, её даже Эмин учил… — Вот откуда ноги растут, — захихикала Баньюэ. — Да, это тоже сыграло роль, но… Блин! Она так ходит, с таким видом, будто бы ей всё позволено, ей все должны. Будто она всё знает, стоит и смотрит. Меня это невероятно бесит, и дело тут не только в Эмине, правда. Я могу назвать себя дочкой наследного принца, верно? Но я ведь не хожу с таким лицом, будто я снизошла к черни! Тем более, она так хвостом вертит перед всеми — и перед Хуа Чэном, и перед Эмином. Меня Эмин не так волнует, как Хуа Чэн. — Думаешь, он способен изменить свои взгляды? Мне кажется, кто-то вроде него выглядит как изменник, но именно эти люди любят крепче всего, — Цинсюань задумчиво потёр подбородок. — Я не сомневаюсь в нём, просто… не могу пройти мимо, если кто-то вот так откровенно ломится… да и никто вроде как не против. А сейчас она пришла сюда. Я сначала думала просто улыбнуться и попрощаться, потому что я должна была с вами поговорить, но она сказала, что у неё есть важный разговор ко мне, поэтому она ждёт в коридоре. Понятия не имею, что она хочет от меня, но особого желания с ней контактировать у меня нет. — В целом, очень неприятное описание, но ты же не можешь её просто так выкинуть, верно? — Баньюэ пыталась хоть как-то поддержать подругу. — Когда вы поговорите, расскажи нам, окей? Нам тоже интересно узнать. — Да, а потом уже будем что-то решать, — Цинсюань быстро закивал. — Ладно, — Жое вздохнула. — И всё равно, как-то мне не очень хочется это делать. И в тот же момент, понятно, что этого не избежать. — Именно! Поэтому мы держим за тебя кулачки, — Баньюэ улыбнулась. Весь разговор, казалось, был довольно неприятным, из-за различных новостей оставался осадок, ведь Цинсюань переживал не лучший период своей жизни, Баньюэ тоже натерпелась, да ещё и неизвестно, что сейчас случилось с Эмином, вдруг кто-то напал? А за дверью всё ещё ждала Ша Хуалин. Как мокрый песок, все её переживания тут же опустились на дно, чтобы дать ей хоть немного вздохнуть с чистым разумом. Перед тем, как впускать гостью, она открыла оба окна настежь — морозный вечерний воздух практически сразу убрал все уже надоевшие запахи цветов. Её маленький цветочный рай будто поддался нападению снежной королевы. Красные щёки, обдуваемые холодным ветром, который то и дело рассекал её кожу снежинками, острее лезвия, будто бы становились менее уязвимыми для её эмоций. Подышав всего несколько секунд, она немного подуспокоилась, снова закрыла окна и решительным шагом отправилась в коридор, кулаками слегка сжимая рубашку пижамы. Ша Хуалин сидела на диване, закинув ногу на ногу, написывая кому-то смс. Её вид, как и всегда, так и кричал о её достатке и хорошем вкусе. Даже её жесты и улыбка под контролем выглядели так, словно она прямо сейчас снимается для журнала. Наверняка, будь она действительно знаменита, её бы назвали национальной феей, олицетворением красоты и юной силы. Что ж, Жое действительно находила девушку красивой, но не могла же она просто так пялиться на неё. Кашлянув, она только сообщила, что уже закончила разговор, а после ушла обратно в палату, усаживаясь в кресло. Она даже не пригласила девушку войти, просто ставя её перед фактом, будто делала одолжение. Жое только недавно проснулась, но уже так устала, что готова была прямо сейчас снова идти спать, но у неё всё ещё было много работы. Но Ша Хуалин не очень-то и спешила. Держа свою маленькую сумочку в руке, она аккуратно рассекала по тропинке, стараясь не задеть ни один из букетов неаккуратным движением. Аккуратно усевшись на диван, она отложила клатч и положила руки на колени, демонстрируя сдержанность и зрелость, что только разозлило Жое ещё больше. — Как твои друзья? — поинтересовалась девушка. — Ты сюда за этим пришла? — Так мне действительно нельзя спросить? — Я же не спрашиваю у тебя про то, стыдно ли твоей матери за то, какую жизнь ты ведёшь, верно? Мы с тобой не подружки, чтобы вести праздные беседы. Просто скажи, чего ты от меня хочешь? — Ах, ну, — Ша Хуалин была предупреждена об остром языке Жое, но не думала, что это будет настолько ярко проявляться. — Я хотела поговорить об Эмине, ну и о ситуации в целом. — Я тебя слушаю, — Жое закинула ногу на ногу и упёрлась спиной в кресло. — Думаю, я могу быть с тобой откровенна — почти с самого начала я заметила, что у вас Эмином складываются довольно… интересные отношения. — И? — Он спрашивал у меня несколько советов, так как не очень хорошо понимает женщин в целом, так что я немного знаю ситуацию. Просто сложилось впечатление, знаешь, что ты играешь с ним… — Даже если бы я играла, почему об этом говоришь ты? — Это неправильно. Я знаю Эмина уже давно, он неплохой парень, таких сейчас найти сложно. — Так ты пришла попросить, чтобы я ему отказала? Вовремя, как раз хотела закатить ему скандал. — Нет-нет, я не об этом, — Хуалин улыбнулась. — Мне сначала так показалось, что ты пытаешься играть с его чувствами, но сейчас я почти уверена в том, что ты на самом деле и сама бы не прочь ответить взаимностью, но что-то тебя останавливает. Я не пришла давать любовные советы, не подумай ничего такого. Просто сразу заметно твою ревность. — Это не ревность. — Это ревность. — Меня не волнует, что ты делаешь с Эмином. Для меня важнее всего, чтобы ты не делала ничего лишнего с Хуа Чэном. — А? Так у тебя на него планы? — Да, планы. Я в них непосредственно не участвую. Не думаю, что ты помешаешь, но видеть тебя рядом с ним — тот ещё цирк, если честно. — Так, я не поняла. Ты имеешь чувства к Хуа Чэну?! — Нет, — Жое даже закатила глаза. — Нет, и ещё раз нет! У меня на него другой план, я берегу его для другого человека. Именно поэтому ты мне мешаешь. — А, понятно, — Ша Хуалин выглядела так, будто только-только начала разбираться в выдуманном мирке маленького незнакомого ребёнка. — Но я не пытаюсь как-то его… очаровать? У меня нет цели соблазнить его или Эмина. Я знаю, что выглядит как ложь, но я серьёзно. Мне многие подруги запрещают даже на общих встречах говорить с их парнями, так что я знаю, в чём дело, но это просто мой стиль общения, понимаешь? Привычка. Но я не испытываю никаких чувств ни к одному, ни ко второму. Вот поэтому я пришла, чтобы всё уладить. Ты показалась мне довольно интересной, и я не хотела бы ссор между нами, тем более, мне кажется, я могла бы помочь тебе в некоторых вопросах. — Но почему я должна тебе верить? — Ладно, окей. Пойду с козырей, хорошо? Как думаешь, сколько мне лет? — Это имеет значение? — Да. — А, ну… двадцать? Хотя ты выглядишь моложе. — Чуть больше тридцати пяти. — Сколько? Но как?! — Жое открыла глаза пошире, уставившись на собеседницу. — Просто я хорошо сохранилась. Шучу. Я провожу в салоне больше часов, чем сплю. Так вот. Я имею ввиду, что мне попросту не интересны эти двое, я застала то время, когда Хуа Чэн ещё был молод и неопытен! Я воспринимаю его не ближе, чем моего друга, хотя и друзьями нас сложно назвать. Всё дело в том, что я была девушкой прошлого главы, который и взял к себе под опеку Хуа Чэна. Я была одной из последних, и именно мне он доверял больше всего. Ему тогда было лет тринадцать-четырнадцать, я пыталась с ним подружиться, поговорить, так как он выглядел, как брошенный ребёнок. Знаешь, эти материнские инстинкты иногда покоя не дают. Но Хуа Чэн каждый раз отвергал все мои попытки просто поболтать, упрекал меня и спрашивал, когда же меня выгонят, как и всех прошлых пассий. — Он действительно может быть грубым, — Жое закивала. — В тот момент он просто не хотел мне верить, потому что, как я позже узнала, его родители продали его Триаде. Думаю, поэтому он отталкивал меня, потому что больше не хотел никому верить, — Ша Хуалин даже обрадовалась, когда от шока Жое закрыла рот обеими руками, ведь от прежней напыщенной уверенности не было и следа. — Меня всё-таки выгнали спустя какое-то время. Обычно так и происходит, мужчинам быстро надоедают женщины, и они ищут новых приключений. И, хотя я была готова к этому, в момент расставания было довольно сложно. Я была с ним больше всех остальных, он многому меня научил, я действительно думала, что он учит меня, потому что хочет, чтобы я осталась. А когда его не стало, Хуа Чэн нашёл меня. Думаю, ему было немного стыдно за своё поведение, так что он предложил мне работать у себя. Это если коротко, но суть в целом понятна. Сложно воспринимать его уже как взрослого мужчину, который умеет принимать сложные решения и нести ответственность. По какой-то причине я всё ещё вижу его не более чем раненым птенцом, который пытается защититься. — А Эмин? — А что с ним? — Ну, ты же сюда пришла не о Хуа Чэне говорить. — А, ну Хуа Чэн попросил меня заниматься некоторое время, а Эмин помогал мне овладеть огнестрельным оружием. Вот и всё. Это было не так давно, но всё же. У меня правда нет никаких намерений на их счёт. Сейчас я слишком богата и успешна, чтобы искать себе проблемы, понимаешь? Разве от мужчин что-то ещё можно ожидать? — Ша Хуалин оглянулась вокруг, указывая на цветы. — Одни расстройства, — Жое тяжело выдохнула, снова взглянув на экран телефона. — Не позвонил? — Нет. Наверное, празднует, да? — У него очень много работы, но не исключено, что трубку он не берёт именно из-за этого. Хочешь, я помогу тебе немного? — Каким образом? — Он сегодня ночью поедет к себе домой, чтобы отдохнуть. Я могу дать своим людям одежду специального подразделения, чтобы они вломились к нему и немного его напугали, а? Как тебе? — Довольно жестоко, — Жое нахмурилась. — Нет, слишком жестоко. Не нужно, он ведь и так устал. На нём сегодня и так лица не было. Как тебе вообще удаётся работать как он, но выглядеть так спокойно и ухоженно?! — Мой секрет прост, — Ша Хуалин улыбнулась, — Я не работаю. Жое несколько секунд просто смотрела на девушку перед собой, а после засмеялась так громко, что даже она не ожидала от себя такого. Её тело полностью расслабилось, даже несмотря на то, что всего несколько минут назад она пыталась контролировать каждую мышцу своего тела, будто бы от этого зависела её жизнь. — В любом случае, я всё ещё думаю, что мы можем подружиться, и я очень рада, что не принесла с собой цветы, — Ша Хуалин улыбнулась довольно сдержанно. — Спасибо, что ты пришла, — Жое тоже улыбнулась. — Думаю, это то, чего мне хватало — осознавать, что в Триаде есть девушка, с которой я на одной стороне. Так что… я, пожалуй, возьму свои слова обратно? Я была довольно груба с тобой. — Я понимаю, почему. Но, знаешь, позволь дать тебе дружеский совет? Думаю, тебе и правда не стоит оттягивать момент разговора с Эмином, по тебе сразу заметно, что ты к нему неравнодушна. Было бы тебе всё равно, ты бы проигнорировала бы любую его выходку, а раз злишься, значит, хочешь решения проблемы. — Так-то оно так, но… есть некоторые причины, которые вынуждают меня не говорить с ним настолько откровенно, как он заслуживает. — Ты боишься? Думаешь, не готова к серьёзным отношениям? — Не совсем, это довольно сложно объяснить, но… — А, ой, ты не одна, — голос Се Ляня тут же заставил её замолчать. — Здравствуйте, — Ша Хуалин улыбнулась. — Здравствуйте, — повторил он, слегка поклонившись. — Ты хотел что-то спросить? — Да, но, наверное, зайду позже, ладно? — Нет-нет, мы как раз закончили наш разговор! — Жое взглянула на девушку напротив, давая тем самым понять, что сейчас не время говорить о подобном. — Да, я как раз собиралась навестить господина Хуа. Как он себя чувствует? — Он в порядке, думаю, ты можешь к нему зайти, — Се Лянь улыбнулся, отойдя от двери, чтобы дать возможность девушке покинуть комнату. — Я вам не помешал? — Нет, дагэ, всё хорошо. Так что ты хотел? — Ты уже связалась с Эмином? — Нет, он не берет трубку, — Жое пожала плечами. — Думаю, завтра он приедет, так что не переживай, — мужчина улыбнулся, усевшись на подлокотник кресла. — А что будешь делать с цветами? — Может, стоит раздать их? Будет жалко, если они просто завянут. — Тебе помочь с этим? — А шиди хорошо себя чувствует, будет нормально, если ты просто его оставишь? — С ним всё хорошо, — Се Лянь улыбнулся. — Тем более, у него посетитель есть, так что я могу тебе помочь. — Ладно, тогда давай побыстрее начнём? Жое с радостью снова принялась за букеты. Она выбрала около десяти штук, чтобы оставить их в ванной на ночь, так как завтра Цинсюань и Баньюэ собирались прийти за ними. Се Лянь уже начал собирать несколько букетов, чтобы раздать их персоналу и другим пациентам, когда Жое стала расспрашивать его о том, почему он всё время сидит с шиди, а к ней так редко захаживает. Но правда была в том, что приходил он к ней довольно часто, просто она много спит. Но Се Лянь понимал, что вопрос довольно честный — он действительно больше времени проводит с ним. Так уж получалось. Они полгода уже сознательно знакомы, так много общались и часто встречались даже без особых причин, но сейчас их разговоры были совершенно иными! Они могли болтать хоть весь день, расспрашивать друг друга о разных вещах, а как только Сань Лан засыпал от усталости, Се Лянь даже немного расстраивался, но с терпением ждал его пробуждения, прогуливался, заходил к Жое. Казалось, всё это время он словно был отрезан от мира. И это удивляло. Не то чтобы он забросил Жое, не интересовался ею, нет. Просто раньше он бы не отходил от её кровати, а сейчас просто проведывает и приглашает поесть вместе. Но больше всего он молчал из-за того, что понимал, что обязан сказать о своих чувствах к Сань Лану, но не знал как. То ли она могла бы расценить это как хорошую новость, то ли как предательство.

***

— Это предательство! — громко заявил Ши Уду, держа уверенный и тонкий взгляд на судье. — Я уверен в том, что мой брат знал об изначальном плане этого Хэ Сюаня, поэтому и помогал ему. Как только я это понял, я пришёл в ярость. Да, может, я был слишком груб, но и меня можно понять, ведь я сделал всё, чтобы он жил спокойно, а в ответ получил предательство! — Это ваше последнее слово перед оглашением вердикта? — судья снова задала вопрос. — Да, ваша честь, у меня всё. — Хорошо, суд услышал вас, садитесь. Обвинитель, если вы желаете высказаться, то можете сделать это прямо сейчас. — Спасибо, — Цинсюань уже до дрожи в суставах устал от всего цирка, что происходил тут, так что хотел просто побыстрее всё закончить. — Я хочу напомнить вам о том, что наши личные отношения, хотя они и были абьюзивными, были сосредоточены на том, чтобы взрастить во мне чувство долга, которое станет толчком в сторону безоговорочного послушания. Но я считаю, перед законом это не имеет никакой силы, ведь он не контролирует подобные слова и действия. У моего оппонента нет никаких доказательств того, что я был причастен к обвинениям Хэ Сюаня. Как я говорил ранее, для меня это было таким же потрясением, как и для всех остальных. Мой брат, господин Ши, пытается добиться смягчения наказания, но я ещё раз повторюсь, что я не хочу серьёзных последствий. Мне не нужно возмещение морального ущерба, чтобы его посадили или дали общественные работы. Мне ничего не нужно, кроме того, чтобы закон обязывал его не приближаться ко мне, что будет включать в себя любые связи коммуникации. Спасибо, у меня всё, — Цинсюань звучал довольно тихо и спокойно, из-за чего в зале стало тише, чем обычно. Судья сообщила о том, что слушание окончено, а после удалилась из зала в личный кабинет, чтобы обдумать решение. Цинсюань снова упёрся руками в стол и медленно опустился в кресло. От споров адвоката и Ши Уду голова шла кругом, казалось, ранее сдержанный брат сейчас просто слетел с катушек и почти что потерял любой рассудок. Он всегда был таким? Или Цинсюань просто открыл глаза? Чем дальше заходила ситуация, тем яростнее он бегал из угла в угол, понимая, что находится в ловушке, а углы всё ближе и ближе подбираются к нему, пока вскоре не сожмут в тисках, чтобы полностью уничтожить. Для мужчины это слушание было своего рода тренировкой перед предстоящими разбирательствами по поводу его намеренной халатности. Он понимал, что его репутации пришёл конец, что он уже потерял работу, но хотя бы стареть он будет в достатке. Если, конечно, его не посадят в тюрьму. Оставалось только надеяться, что режим истерики поможет ему в этом. Почти все свидетели и просто наблюдатели вышли из зала, чтобы развеяться и отдохнуть. Цинсюань же остался на своём месте, также, как и его охрана предусмотрительно осталась здесь. Казалось бы, это место, где его интересы должны были защищать, но по итогу почему-то юноша чувствовал себя очень уязвимым. Дядя Пэй и тётя Цзэ были вынуждены уйти сразу после дачи показаний, так как у обоих работы невпроворот. Он больше ни с кем не мог поговорить откровенно. Жое и Баньюэ ещё утром написали ему слова поддержки, от которых действительно становилось легче, ведь он знал, что эти двое, хоть и столкнулись со своими проблемами, всё равно прямо сейчас переживают о нём. Представитель Цинсюаня поинтересовался, нужно ли принести ему кофе, а после ушёл покурить. Удивительно, но Ши Уду тоже ушёл, так что Цинсюань остался один в целом зале, не считая, конечно, охрану. Минуты тянулись одна за другой, будто знали, что Цинсюань хочет побыстрее уйти отсюда. Казалось, прошло четыре часа, но на деле, лишь тридцать минут. В зал стали возвращаться люди, вскоре женщина в чёрной мантии тоже вошла в зал. Её длинная речь казалась бессвязной, Цинсюань и слова не понял, ведь она использовала столь много терминов, едва ли ему знакомых. Он устал, хотелось просто поспать, так что в какой-то момент он даже перестал стараться и просто углубился в собственные мысли. «Стоит ли прийти на заседание по делу Мин И? Наверное, оно будет тянуться бесконечно… Надеюсь, мне кто-нибудь потом объяснит приговор?» Он думал, и думал, пока не услышал шорох вокруг — все снова поднялись и Цинсюань поспешил последовать примеру большинства. Судья ушла из зала, оставляя за собой немую тишину. Даже люди, которые уходили из зала, были такими тихими, что Цинсюань не сразу понял, что всё уже было окончено. — Поздравляю вас с победой, — сказал мужчина рядом юноше. — А какой был приговор? — не постеснялся спросить тот. — Запрет на приближение в радиусе двухсот пятидесяти метров, двести часов административных работ и одна сотня исправительных работ в присутствии психотерапевта, назначенного представителем закона. — О, они должны были делать так? Я же говорил, что мне это не нужно. — Одно дело — ваше желание, а второе — закон. Это ещё большая поблажка, учитывая то, что обвиняемый не признаёт вины за содеянное. В случае, если он нарушит предписания или снова совершит нападение, суд может не принять ваши пожелания к сведению. Это покушение на убийство, хоть и не преднамеренное, однако это так. — Понимаю, — Цинсюань кивнул, опустив голову. От него это не зависело, так что он просто смирился. Бросив короткий взгляд на брата, он понял, что тот действительно разозлился, услышав приговор. Видимо, и правда надеялся, что суд прислушается к Цинсюаню и не станет давить на справедливость. Юноша только захватил свой телефон и поспешил уйти из зала. В коридоре была давка, и, Боже, как же хорошо, что сюда не пропускали репортёров. Он только представлял себе, сколько камер ждёт его снаружи. Юноша остановился обдумать свой выбор — заказать такси на подземную парковку или на улицу? Выбор был очевиден, так что он отошёл к стене, чтобы не мешать прохожим. Используя своё приложение, он не сразу ощутил чьё-то присутствие. Но как только услышал тихое дыхание, тут же насторожился, боясь, что это брат. Но знакомое безэмоционально лицо выглядело не так устрашающе. Цинсюань даже не сразу подумал о том, что должен его прогнать, когда Мин И тут же извинился. — Прости, я просто хотел услышать приговор. Уже ухожу, — он чуть наклонил голову, будто и сам понимал, что не должен тут быть, но, глядя на потрясение в глазах Цинсюаня, он без зазрений совести решил немного помедлить, остановиться рядом, чтобы убедиться, что с ним всё хорошо и его помощь не потребуется. — Тебе нельзя было приходить сюда, а если брат увидит?! Он ведь пытается доказать, что я тебе помогал. — Боишься обвинений? — Боюсь, что это помешает тебе добиться возмездия, — Цинсюань снова обратил внимание на приложение, где всё ещё не успел заказать машину. — Ещё скажи, что я был не прав, — голос позади заставил юношу немного напрячься. — Тебе нельзя подходить ко мне, — юноша повернулся к брату. — Это суд, я должен был пройти по коридору рядом с тобой, чтобы уйти. Ты сам здесь остановился. — Но никто не просил останавливаться тебя, — Цинсюань точно знал своё место, но ещё лучше он понимал, где место окружающих. — Я не мог не остановиться. И ты так и продолжишь говорить всем о своей тяжкой судьбе, если за моей спиной даже сейчас продолжаешь строить козни? — Это тебя не касается, уходи! — Цинсюань не хотел затевать ссору, поэтому просто повторял одно и то же, надеясь, что Ши Уду это надоест. — Мне просто жаль, знаешь, видеть это. Это как с кошкой, которую ты любишь, кормишь и заботишься о ней, не выпускаешь на улицу, заботишься о её рационе и шерсти, а потом эта кошка уходит куда-то на несколько дней и возвращается с обшарпанным и вшивым котом. Примерно такие чувства я испытываю по отношению к тебе, не могу поверить до сих пор, что некто, ради кого я сделал столько вещей, сейчас вооружён против меня. Суть такова, что, кажется, я действительно убийца, но всё это я сделал ради твоего спокойствия. — Не приплетай меня к этому, я — лишь оправдание для твоих мерзких интересов! — Но ведь правды не изменить — ты имеешь всё, что у тебя есть, только потому что этот ублюдок остался без родителей, таковы законы природы, — мужчина пожал плечами. — Вспомни, кто дал тебе деньги на твою первую камеру и микрофон, кто простил тебе разбитую машину, ради твоего видео? Такова цена их жизней, его жизни. Тебе самому, наверное, так неприятно даже находиться рядом с ним? Ты ведь такой совестливый, неужели не видишь и себя тоже? Ты же ел и пил за его счёт всё это время. Пускай он и использовал тебя как пушечное мясо, но… — Я не использовал его, — голос Мин И прозвучал так же спокойно, как и всегда. — Твоя задумка не возымеет места, ты просто пытаешься утащить за собой на дно как можно больше душ. — Ох, какой ты сговорчивый, оказывается, не только в Сети! — Ши Уду поднял брови, обходя Цинсюаня, он направился к Мин И. — Я не единственный изверг здесь и не один заслуживаю быть на дне. — Не переживай, я уже давно там. Опускайся быстрее, я с радостью тебя встречу. — Ублюдок, — выплюнул Ши Уду. — Думаешь, сосунок, что теперь ты контролируешь ситуацию, да? Считаешь, я не дам тебе отпор и просто сдамся?! Он крепко схватился за ворот пальто Мин И, притягивая его к себе. Его озверевший взгляд не напугал никого, кроме Цинсюаня. Для него это было потрясением, ведь даже в момент, когда он сам поддался избиению, его взгляд не был настолько жестоким. Юноша только оттолкнул брата от Мин И и встал между ними, хорошо заметив, что Мин И отлично держал себя в руках и даже не пытался защищаться. Оттолкнув мужчину подальше, он расправил плечи и ткнул пальцем в его сторону: — Убирайся, ты, чудовище! Я не хочу тебя больше знать, ты мне никто, ты не мой брат, подавись наследством, оставь всё себе! Не смей приближаться ко мне и к нему, иначе я не стану больше думать о нашем родстве, понятно?! Ты жалок, ублюдок здесь ты, опомнись наконец! Мин И удивлённо хлопал глазами, наблюдая за тем, как яростно Цинсюань его защищал. Жаль только, что это не было так искренне, как ему бы хотелось, он лишь пытается вразумить своего брата, но никак не защитить его. Просто так вышло, что цели совпали. Ши Уду выругался, заметив, что привлекает внимание полиции. Они стали о чём-то перешептываться, так что он принял решение уйти, не нарываться на проблемы, тем более, Цинсюань был не в себе и продолжил бы кричать, если бы он не ушёл. И здесь он действительно был прав — юноше хотелось кричать до тех пор, пока горло не будет болеть от ран, пока не охрипнет, а от приятного голоса останется только сухой надрывистый кашель. Он злился, очень злился, поэтому и пытался уйти как можно дальше. Такси всё ещё не вызвал, но уже шёл на парковку, даже не замечая за пеленой слёз, что рядом шагает уж слишком знакомая фигура. Остановившись на парковке, он упёрся спиной в бетонную колонну, сразу напротив остановился и Мин И, внимательно смотря на юношу. Опять его стеклянный взгляд, который невозможно прочитать, невозможно понять, что происходит в его дурной голове! — Ну почему вы так себя ведёте? Чем я заслужил то, что вы со мной делаете? Почему каждый из вас так груб со мной? Почему, а? Ты объяснишь? — отчаяние было очень хорошо заметно в его шёпоте. — Я больше не могу, у меня нет сил сражаться с вами. Я ни при чём! Я не виноват! Пожалуйста, хватит быть грубым со мной! Я не хочу жить из-за вас! Мне больно не меньше, чем тебе, так почему ты такой злой?! Сдерживаемые слёзы, ручьём полились по щекам, будто так было и нужно. Цинсюань то и дело вытирал их, без стеснения плакал и от горечи его сердце пропустило не один удар. Некогда красивое и привлекательное лицо исказилось в нежелании жить, в страдании и муках, которые никто не мог исчерпать и понять до конца. Ему даже казалось, что для Мин И это развлечение какое-то, за слезами он попросту не видел того, что Мин И был именно тем, кто хотел исчерпать все слёзы, чтобы понять его, хоть ему было чертовски сложно с этим управиться. Его лицо ни о чём не говорит, жестов совершенно не было. Глаза были на мокром месте, но кто это увидит? Единственное, что оставалось, что действительно могло хоть как-то помочь, что могло бы сработать… Но Мин И боялся, что Цинсюань зол, что действительно оттолкнёт и скажет, что ненавидит его, а раньше сдерживался только из-за нежелания раздувать конфликт. И всё же руки сами потянулись вперёд, маленький шаг и дрожащее тело уже жмётся к крепкой груди, руки хватают одежду на спине и плач становится только сильнее. Он всё повторял, почему все так жестоки с ним, он всегда пытался быть хорошим, но все снова и снова его ненавидят. Но Мин И просто слушал, крепко прижимая к себе горячее и податливое тело — он знал, что в гневе тот говорит то, что может и считать неверным, так что не слишком сильно принимал его обвинения к сердцу, ведь точно знал, что больше никогда не позволит себе грубости, не позволит дать хоть одного повода, чтобы заслужить ненависть. Всё, что он понимал, что то, ради чего он действительно готов был жить, всё время было здесь, Цинсюань сам лез к нему снова и снова, а он в упор не видел его, отталкивал и вновь позволял залезать себе на шею. Ему нравились разделённые на двоих сигареты, его враньё брату, что он не курил на самом деле, то, как Цинсюань берёт у него стакан виски и отпивает, зная, что будет горько, но всё равно каждый раз делает это и, скривившись, возвращает обратно. Как же часто Цинсюань засыпал у него на руках? Как часто он просто часами мог сидеть и смотреть на то, как Мин И работал, приговаривая, что он очень красивый? Разве ему это не нравилось? Но он не мог принять это как должное, не мог ответить, как нужно. Поэтому появился Черновод, который хотел принимать участие в каждой части его жизни, который говорил с ним, поддерживал и затыкал обидчиков. Он был тем, кем Хэ Сюань не мог себе позволить быть. Прижавшись щекой к шелковистым волосам, Мин И только так ощутил, что это то, что он должен был сделать. Единственное, ради чего он выжил. Этот запах, мягкое тело и нежность, которую нельзя было объяснить словами. Казалось, рядом с ним он становился другим, совершенно иным человеком, лёгким и податливым, готовым стерпеть всё, а не кровожадным чудовищем, каким он был на самом деле. — Я хочу украсть тебя, — прошептал низкий голос где-то сверху, тяжело выдыхая горячий воздух, будто хоть как-то хотел убрать то напряжение, что так и нарастало в груди. — Хочу спрятать от всех. Цинсюань точно слышал, он всё понял, но всё ещё не был готов ответить, как хотел. Даже вырвать тихий и короткий звук из его горящего огнём горла, казалось, было невозможно. Словно кто-то душил его, заставлял молчать, поэтому он плакал сильнее, боялся, что так и есть — стоит ему открыть глаза, как увидит на своей шее две руки, а напротив обезумевший от злобы и желания отомстить взгляд. Но голос всё повторял «Тише, всё хорошо», будто и не убить собирался. Это внушение не действовало поначалу, казалось, что чувство надвигающегося ужаса становится всё сильнее с каждой минутой. Но терпкий запах, который можно было описать чем-то между самым горьким шоколадом и крепким коньяком, был так ему знаком. Прямо сейчас он словно возвращался назад, пытался вспомнить, почему этот запах ему так нравился? Юноша успокаивался, плечи дрожали уже меньше, но всё ещё заметно — и это не слабость, не то, чего нужно стыдиться. Спокойный голос и запах окутывали, как шерстяной плед в зимний вечер, он хотел укутаться в эти объятия сильнее, но куда же ещё? Эгоистично хотелось больше и больше, будто он был голоден, не мог понять, чего ему хочется, поэтому собирался взять всё. Сжимая ткань пальто в кулаках, юноша даже не отрывался от груди, но всё же тихо попросил: — Укради, спрячь меня.